Чернов Виктор Михайлович - Переписка Горького с В. М. Черновым

  

   Литературное наследство. Том девяносто пятый

   М., "Наука" 1988

   Ответственные редакторы И. С. Зильберштейн, Н. И. Дикушина

   Том подготовлен совместно с Архивом А. М. Горького

   OCR Ловецкая Т.Ю.

  

  

   1911

   1. Чернов - Горькому. Около 19 апреля

   2. Чернов - Горькому. 21 или 22 мая

   3. Чернов - Горькому. Около 17 июня

   4. Горький - Чернову. 10 или 11 ноября

   5. Чернов - Горькому. 11 или 12 ноября

   6. Горький - Чернову. Около 18 ноября

   7. Чернов - Горькому. Около 20 ноября

   8. Чернов - Горькому. Ноябрь, после 20

   9. Чернов - Горькому. Конец декабря

  

   1912

   10. Горький - Чернову. 1 или 2 января

   11. Чернов - Горькому. Около 20 января

   12. Горький - Чернову. Около 25 января

   13. Горький - Чернову и Миролюбову. 26 января

   14. Чернов - Горькому. Около 28 января

   15. Горький - Чернову. 29 января

  

   1913

   16. Горький - Чернову. 13 марта

   17. Чернов - Горькому. Март, после 13

  

   В литературной биографии Горького особое место занимают последние годы каприйского периода, отмеченные острой и напряженной борьбой писателя за боевую, жизнеутверждающую, демократическую литературу. Эту борьбу в тяжелых условиях роста общественного индифферентизма, идейного разброда и политического ренегатства, начавшегося после поражения первой русской революции, Горький вел и как художник, и как публицист, и как общественный деятель, организатор литературы, демократических органов печати.

   Особенно трудно и драматически сложно складывалась в то время литературно-организаторская, журналистско-издательская деятельность Горького. Все эти годы (1910-1912) писатель упорно пытался создать новое книгоиздательство, демократический общественно-литературный журнал, дешевую демократическую газету. Не жалея времени и сил, в ущерб собственной литературной работе, он с присущей ему энергией развертывает интенсивную деятельность по организации социалистической и общедемократической печати, которая бы объединила прогрессивные силы страны. Но одни его начинания так и не выходят за пределы замыслов - на осуществление их он не может найти ни издателей, ни средств, другие, - с которыми он связывает свое имя, очень скоро обнаруживают свою несостоятельность, с третьими, - не оправдавшими его надежд, он вынужден порвать из-за литературных и идейных расхождений.

   Эти усилия Горького, его литературно-издательская работа и связанные с нею поиски и надежды, сомнения и разочарования отчетливо раскрываются в публикуемой здесь переписке писателя с Черновым. Проблематикой и кругом своих тем она входит составной частью в огромную переписку Горького той поры, ярко отражающую многотрудную деятельность его по созданию общедемократической, прогрессивной печати.

   Виктор Михайлович Чернов (1873-1952) - один из основателей партии эсеров, член ее ЦК. В революционном движении участвовал с конца 1880-х годов. В 1892-1894 гг. учился в Московском университете. В 1894 г. был арестован по делу партии "Народное право" и выслан на три года в Тамбовскую губернию. В 1899 г. уехал за границу, возглавлял заграничную организацию социалистов-революционеров, был главным теоретиком партии, автором ее программы и редактором центрального органа эсеров - газеты "Революционная Россия". Для взглядов Чернова характерно эклектическое смешение идей народнического социализма, теории и практики народовольчества и европейского оппортунизма (ревизионизм, бернштейнианство). В политике представлял левое крыло мелкобуржуазной демократии.

   В. И. Ленин называл Чернова "самым "левым" народником" и причислял к тем "краснобаям", которые "хотят лечить социализм полным отречением от его единственной общественно-исторической основы, классовой борьбы пролетариата, и окончательным разбавлением марксизма филистерской, интеллигентски-народнической водицей"¹.

   После разоблачения в 1908 г. одного из руководителей партии эсеров Азефа как провокатора Чернов, долгое время упорно защищавший его и вследствие этого разошедшийся с Центральным комитетом своей партии (деморализованная, она фактически распалась на отдельные организации), на время отошел от активной партийной деятельности и занялся исключительно литературной работой, главным образом в журналах "Современник" и "Заветы".

   В годы первой мировой войны в отличие от большинства лидеров эсеров, занявших социал-шовинистические позиции, Чернов, хотя и не последовательно, выступал как интернационалист, участвовал в Циммервальдской и Кинтальской конференциях. После Февральской революции вернулся в Россию, в 1917 г. - министр земледелия в первом и втором составах коалиционного Временного правительства. Октябрьскую революцию встретил враждебно, в январе 1918 г. был председателем Учредительного собрания, принимая активное участие в организации выступлений против Советской власти. С 1920 г. находился в эмиграции. Во время второй мировой войны - участник движения Сопротивления во Франции², позднее жил в США. Помимо статей в газетах и журналах и вышедших в разное время книг и брошюр за границей, были изданы воспоминания Чернова: "Записки социалиста-революционера" (1922, т. 1), "Перед бурей" (1953) и др.

   Видимо, по поводу первой из этих книг, познакомившись с нею еще в рукописи, Горький писал 26 июня 1920 г. Ленину: "...произведение В. Чернова хотя и рисует его отчаянным болтуном и хвастуном, но изобилует очень ценными фактами и дает достаточно ясное представление о жизни эпохи" ³. А в своей рецензии, приложенной к этому письму, Горький дал более подробную оценку книги: "Это - автобиография <...> Несмотря на неприятно хвастливый тон по отношению к себе самому и назойливое подчеркивание своих талантов - научной эрудиции, политической прозорливости и т. д., - Чернов дает в этой рукописи множество интересных сведений о росте революционной мысли в 80-х годах, о быте остатков народовольчества, о жизни молодежи того времени, о приемах пропаганды в деревне, особенно интересны страницы, посвященные спорам народников с представителями возникшего в то время марксизма, ибо - несмотря на известную диалектическую ловкость автора - споры эти убедительно вскрывают политическую несостоятельность и внутреннюю дряблость народничества. Интересны встречи и беседы автора с такими людьми, как М. Натансон, Н. К. Михайловский и др." И, рекомендуя рукопись к изданию, Горький заключал: "В общем книга Чернова является ценным - фактически - материалом для ознакомления с историей роста революционной мысли в эпоху 80-90-х годов и для современной молодежи, совершенно незнакомой с прошлым, будет очень полезна" ⁴.

   Вскоре Горький вновь встретился с Черновым как с автором. В январе 1923 г. он получил на заключение от Б. И. Николаевского - одного из основателей в Берлине журнала "Летопись революции" и одноименной издательской серии мемуаров - рукопись Чернова (Горький называет ее "Зап[иски] революционера"; по-видимому, это был очерк "За фронтом Учредительного собрания", объявленный во втором номере журнала). Ознакомившись с рукописью, он писал Николаевскому: "Органический, неисправимый недостаток автора - многословие. У него нет ни одной мысли, которая не была бы загружена словами, задавлена ими. Человек осторожный, он хитрит довольно наивно, полагая, видимо, что лишние слова могут придать изложению внешнюю объективность, скрыть от читателя противоречия фактов и мысли. Но ум, односторонне развитой, он не умеет скрыть тенденций, излюбленных им с достаточной ловкостью.

   Как история - его воспоминания не солидны, но, конечно, они имеют весьма значительный интерес для характеристики самого автора как лидера партии и Председателя Учр[едительного] собр[ания].

   Сокращать его писания необходимо по отдельным словам, а таких слов на каждой странице найдется строк 15-20".

   Приведя примеры и соответствующие страницы сокращений, Горький заключал: "В общем же - на мой взгляд - все это будет прочитано не без интереса и вызовет по адресу автора множество нападок и ругани и справа и слева. Но - это едва ли увлечет "широкую публику", ибо - боюсь - покажется ей скучным"⁵.

   Личные контакты и знакомство Горького с Черновым относятся к периоду его участия в журналах "Современник" и "Заветы".

   Вопрос о привлечении Чернова к работе в "Современнике" возник весной 1911 г., когда Горький занялся реорганизацией журнала. В апреле 1911 г. писатель встретился с Черновым в Шатильоне, под Парижем, на квартире Е. П. Пешковой, где и было достигнуто соглашение о его участии в редакции "Современника" (см. в наст. томе сообщение Л. С. Пустильник "Журнал "Современник" по документам Департамента полиции").

   Горький никогда не разделял утопических теорий эсеров, критически относился к их авантюристической тактике индивидуального террора. Но, учитывая, что эсеры участвуют в общенародной борьбе против царизма, считал возможным при определенных условиях сотрудничество с ними.

   В то же время обращение Горького к "Современнику", возглавляемому Амфитеатровым, было вынужденным в связи с тем, что планы создания социалистической печати не увенчались успехом. Дав согласие на участие в "Современнике", Горький надеялся через него хотя бы отчасти осуществить свои идеи объединения демократии. Но, не считая Амфитеатрова способным единолично вести "Современник", неудовлетворенный его расплывчатой программой, Горький попытался создать коллективное руководство журналом. С этой целью в мае 1911 г. в редакционный совет и были введены Чернов и В. С. Миролюбов.

   Однако идея "демократического блока", вдохновителем которого был Горький, оказалась неосуществимой. Очень скоро обнаружились разногласия Чернова с Водовозовым (см., напр., п. 3) и особенно - Амфитеатрова с Миролюбовым, о чем писал Чернов Горькому уже в конце мая 1911 г. (п. 2). Постепенно противоречия внутри редакции все более обострялись, к тому же члены ее были разобщены даже территориально, что также мешало нормальной работе журнала. Амфитеатров, договорившись с приехавшим в Париж Певиным, решил отказаться от коллективного руководства и снова взять журнал "всецело в свои руки" (подробнее см.: А-Г, п. от 1 ноября 1911 г.).

   Таким образом, опыт совместного руководства продлился недолго, "союзная редакция" распалась, просуществовав всего полгода. 29 октября/11 ноября 1911 г. Горький писал Е. П. Пешковой: "Далее - "инцидент" с "Современником": Амф[итеатров] желает вести его единолично, сам, своими талантами. Чернов и Миролюбов уходят, я, конечно, тоже" ⁶.

   Чернов с недоумением писал Горькому по поводу "диктата" Амфитеатрова (п. 5); очень был удивлен "этим развалом, и вредным, и несвоевременным", и сам Горький. Но он был поставлен перед совершившимся фактом, и это "небрежное отношение" к нему также глубоко огорчило его, хотя Амфитеатров всячески пытался объяснить мотивы своих действий. То он писал, что, по его убеждению, принцип "коллективного управления журналом" является "фиктивным", "недейственным", "недействительным", то ставил в известность, что "уходит в отставку" и предлагает Горькому возглавить "Современник" вместе с Черновым и Миролюбовым, то, объясняясь Горькому в любви, сожалел, что остается непонятым и поэтому вынужден работать в гордом одиночестве (см.: А-Г, п. от 9 и 14 ноября 1911 г.).

   Попытку предотвратить этот "развал" предприняла Е. П. Пешкова. В эти дни (не ранее 18 ноября/1 декабря 1911 г.) она писала Горькому из Парижа, побуждая его примирить Чернова с Амфитеатровым: "Был у меня к[а]к-то Чернов. О тебе рассказывал. Рассказал историю с "Совр[еменником]". По всему, что от него и от Амф[итеатрова] об этом инциденте слышала, думаю, что оба они неправы. И, думается мне, ты бы мог свести снова Черн. с Амф. Ведь расхождение Амф. с Черн. плохо для них обоих. Черн. мечтает о своем журнале, но, б. м., этот "свой" журнал лишь в мечтах и останется. А тут уже есть журнал, где можно работать и надо лишь выработать точные условия прав и обязанностей участников. Для Амф. же уход тебя и Черн. ясно невыгоден. Ведь некрасиво было бы на место Черн. привлечь лидера другого направления, а без имени, с которым ассоциировалось бы известное направление мысли,- неудобно к[а]к-то быть журналу. О невыгодности же потери тебя уж я и не говорю. Так что, мне кажется, все данные налицо, чтобы выработать с Амф. условия, при кот[орых] могла бы быть возобновлена работа.

   Через день после того, к[а]к был у меня Чернов, получаю письмо от Иллар[ии] Вл[адимировны], где она, объясняя инцид[ент с] "Совр.", говорит, что все произошло из-за Мирол[юбова], с кот[орым] А. В. [Амфитеатрову] трудно было вместе работать и за которого вступился Черн. <...> Мне кажется, что, к[а]к и всегда во всех инцидентах, - тут много непонятного др[уг] у друга и неверного <...>

   Так что, думаю, что если ты захочешь вмешаться, все данные налицо для возобновления совместн[ой] работы" (АГ).

   Однако Е. П. Пешкова недооценивала, насколько далеко зашел раскол "блока", и не только из-за деловых разногласий, но и в силу амбициозных столкновений, борьбы самолюбий, сыгравших во всем этом немаловажную роль. "Нет, примирить - нельзя, я пробовал",- ответил ей Горький (ноябрь после 21/декабрь после 14 1911 г.) И далее писатель дает суровую критическую оценку всем членам редакции, их личным качествам и способностям, их стремлению к "вождизму", с горечью констатируя то, что у него давно наболело, но о чем он воздерживался говорить, до самого конца надеясь, что "журнал наладится":

   "Гг. А. Б. В.- и т. д. - весь алфавит - люди не столько талантливые, сколько самолюбивые; их главнейшее стремление - выскочить вперед, на позиции "вождей" общественного мнения. Их отношения друг к другу - отношение лихачей-кучеров: катай вперед во всю мочь и во что бы то ни стало дави встречных, опрокидывай друг друга - лишь бы обогнать! Их лошадки - их дарованьица: они нахлестывают свои талантики безжалостно, кормят их не овсом серьезных знаний, а газетной трухой и быстро истощают. Очень жалкий народ".

   "Наиболее потерпевшим и материально и морально в этой истории - являюсь я,- заканчивает Горький.- Обе стороны относились ко мне так небрежно, как только могут" ⁷.

   Таким образом, это "небрежное отношение" к себе Горький увидел не только в поведении Амфитеатрова, но и в решительных действиях Чернова и Миролюбова, которые тоже поставили его перед совершившимся фактом. Тем не менее по отношению к "диктату" Амфитеатрова он солидаризировался с ними.

   Вместе с этими явными, было много и других, скрытых факторов, приведших "Современник" к кризису, а Горького - к выходу из журнала. Принимая участие в "Современнике" и оказывая ему всемерную помощь, Горький имел основание быть недовольным работой редакции. Излишним он считал публикацию "манифеста", написанного Черновым, полагая, что "смешно" повторяться, ибо в январском номере один манифест уже был напечатан. Горький считал, что нужны не слова, а дела, и предупреждал: "Зададут вам за них, если вы не поспеете оправдать заявлений ваших громогласных..." (Г-А, п. 4 или 5 сентября 1911 г.). Не выполнены были настойчивые напоминания Горького, что "надо строить дело на молодых, новых силах". Неудовлетворен был Горький и работой Чернова, на которого возлагал надежды реорганизовать критический и общественно-политический отделы "Современника". Сам Чернов впервые выступил в журнале в роли литературного критика, напечатав статью о романе З. Гиппиус "Чертова кукла", одобренную Амфитеатровым. Дважды Чернов интересовался мнением Горького об этом первом своем критическом опыте, но ответа так и не получил, что вряд ли было случайно. Никак не откликнулся Горький и на статью Чернова по поводу книжки А. Морского о Витте, вызвавшую полемику в марксистской печати (п. 3, прим. 8). Даже по признанию Амфитеатрова, статья Чернова о С. Т. Семенове (А-Г, п. от 19 мая 1911 г.) была написана "средне". С иронией, не понятой Амфитеатровым, Горький писал ему, прочитав июльскую книжку "Современника": "Рад <...> Михайловым, Романовым, Антоновым, Тараканово-Тимофеевым и Вечевым [Вечев - псевдоним Чернова] - ура!" (Г-А, п. от 4 или 5 сентября 1911 г.). В этом же письме Горький предложил Чернову "заняться" Гершензоном, а Амфитеатрову - Шестовым. "Сии двое очень достойны внимания вредоносностью своей, особенно Шестов", - писал Горький, подчеркивая, что оправдать громогласные манифесты можно "хотя бы критикой шестовского нигилизма и гершензоновского идеализма".

   Словом, Горький расходился с обеими сторонами в понимании целей и задач современного журнала.

   О тяжелом положении, в котором оказался Горький, уйдя из "Современника", помимо уже приведенных фактов, свидетельствует также более позднее (от 3/16 января 1912 г.) его признание Е. П. Пешковой: "Я принужден работать в журналах, что мне очень не по душе. Да и - негде работать! Буду, вероятно, печататься в "Совр[еменном] мире" и "Вест[нике] Европы" - подумай - в "В[естнике] Ев[ропы]"! "Русское бог[атство]" - кладбище, все остальное - жульничество, вроде "Рус[ской] мысли"" ⁸.

   Но организовать "свой" журнал или "свою" газету Горькому не удается из-за отсутствия средств, хотя он продолжает вести усиленные переговоры по этому вопросу с рядом лиц и издателей. Вскоре после "инцидента" в редакции "Современника", 7 или 8 ноября 1911 г., Чернов приехал к Горькому на Капри для обсуждения создавшегося положения. Вероятно, при этой встрече возникла идея создания нового журнала, и тотчас же Чернов и Миролюбов начали энергичную работу по организации материально-финансовой базы собственного издания, получившего затем название "Заветы". Не имея никаких других издательских перспектив в данный момент, Горький решает поддержать черновское начинание.

   Вместе с тем обращает на себя внимание двойственное отношение Горького к редактору нового журнала. С одной стороны, он возлагает на него "большие надежды", ценит его талант и способности организатора (см. п. 15), с другой - отчетливо видит слабость, ограниченность его как руководителя. В самый разгар переговоров о новом журнале, 29 октября/11 ноября 1911 г., Горький писал Б. П. Пешковой: "Третий или четвертый день живет у меня Чернов, разговариваем, ничего хорошо". И в тот же день, проводив его, в конце письма добавляет: "Он - не дурной, видимо, человек, и - даровит, а все-таки птица невысокого полета, не такие "руководители" нужны теперь, не такие!" ⁹.

   Эту характеристику Горький повторил и в начале 20-х годов, в набросках к портрету Чернова: "Человек неширокого ума, детализатор, а не синтетик" ¹⁰.

   Надежды и сомнения Горького, связанные с журналом "Заветы", нашли отражение в его письме Е. П. Пешковой от 3/16 января 1912 г.: "Зачинаем новый журнал,- писал он,- <...> что выйдет - не знаю. Чернов - парень легкомысленный". Поэтому тут же добавляет: "Затеваю также другой журнал или периодические сборники, не в "Знании", конечно"¹¹.

   Сомнения не покидали Горького на протяжении всего организационного периода "Заветов", хотя он в трудное для него время и согласился принять участие в этом новом литературном начинании. 7/20 января 1912 г. он писал Д. Н. Овсянико-Куликовскому: "Как попытка объединения литераторов всех народностей зачинается журнал в России; что будет не знаю, многого - не жду" (XXIX, 214). Не закрывал Горький глаза и на то, какое направление получит журнал Чернова. "Написал небольшую повесть для нового с.-р. журнала,- сообщал он 12/25 января 1912 г. Е. П. Пешковой; - то-то будут меня лаять за участие в нем. Мне самому участие это не по душе <...>" Однако писатель надеется достигнуть свои собственные цели, и он тут же поясняет: "<...> но - м. б., удастся, хоть отчасти, осуществить мою мечту о создании общероссийского журнала, который ознакомил бы общеимперскую интеллигенцию друг с другом и культурной деятельностью всех племен государства. Пора; это - очень пора <...> если мы не найдем модуса для общекультурной деятельности в ближайшем будущем,- позднее бесконечное количество энергии уйдет на борьбу междуплеменную внутри государства" ¹².

   Надежды Горького на "Заветы" как на общедемократический российский журнал оказались неоправданными, но оправдались все его сомнения. "Журнал "Заветы",- писал Ленин,- самый народнический, лево-народнический журнал с самим г. Черновым" ¹³. В острой идейной и политической борьбе того времени, выступая против всех видов оппортунизма, ликвидаторства, бойкотизма, Ленин беспощадно критиковал и "Заветы", каждый отход Чернова от демократизма в сторону либерализма. Считая народническое и левонародническое движение главными вдохновителями "бойкотистских групп", Ленин отмечал, что "в эпоху контрреволюции" "виднейшие литераторы их направления скатывались к либеральным и ренегатским речам (г. В. Чернов в "Заветах" ) и т. п." ¹⁴.

   "Заветы" начали выходить в апреле 1912 г., руководимые Черновым и Миролюбовым; издавала журнал С. А. Иванчина-Писарева, официальным редактором считался П. П. Инфантьев. Мало того что в общественно-политическом отделе тон задавали эсеровские публицисты (очень много печатался сам Чернов, помещая по нескольку статей в номере, - например, в первом - их у него было пять), с первой же книги в "Заветах", несмотря на протест Горького, стал публиковаться роман В. Ропшина (Б. В. Савинкова) "То, чего не было. (Три брата)". Основанный на материале первой русской революции, роман этот объективно показал распад партии эсеров и крушение ее тактики индивидуального террора. Но в условиях нового революционного подъема он мог быть воспринят и воспринимался как ренегатский, дискредитирующий самоотверженную деятельность революционеров. К сочинению Ропшина полностью относится оценка, данная Горьким роману В. Винниченко "На весах жизни" (см.: Г-А, п. от 11 или 12 сентября 1911 г., прим. 2).

   В. И. Ленин назвал романы Ропшина "Конь бледный", "То, чего не было" "позорными произведениями" ¹⁵. Он ставил автора "Того, чего не было" и редактора, напечатавшего этот роман, на одну доску, называя Чернова революционером "вроде Ропшина"¹⁶ и отмечая "ликвидаторские речи" "гг. Савинкова-Ропшина и Чернова в "Заветах"" ¹⁷. Во имя "объективности" на страницах самих же "Заветов" было помещено письмо в редакцию ряда эсеров левого течения во главе с М. А. Натансоном с протестом против романа Ропшина, и в этом же номере журнала редакция предоставила автору возможность выступить в защиту своего произведения во имя "свободы мысли и критики" ¹⁸. В связи с этим Ленин писал Горькому 22 или 23 декабря 1912 г.: "Ведь это хуже всякого ликвидаторства,- ренегатство запутанное, трусливое, увертливое и тем не менее систематическое!"¹⁹.

   Сотрудничество Горького с "Заветами", в сущности, не состоялось. Посланную в редакцию рукопись своей повести "Три дня" он потребовал вернуть. Участие его в журнале ограничилось публикацией одного единственного рассказа - "Рождение человека". ""Заветы" - весьма огорчили меня, и я с ними больше не танцую. Так что - ограничимся одним па",- писал Горький 23 мая/15 июня 1912 г. М. М. Коцюбинскому (XXIX, 240). Бескомпромиссностью отличается его письмо Миролюбову этих же дней (26 мая/8 июня), объясняющее причины разрыва с "Заветами" не выполнившими своих обязательств. "Да, Виктор Сергеевич,- писал Горький,- мне очень неприятно было видеть роман Ропшина в первой же книжке, я считаю, что, сделав это, Вы нарушили данное мне обещание. Мне кажется, что нарушено также и еще одно "обещание" - не привлечены к сотрудничеству иноплеменные литераторы, о чем говорилось и с необходимостью чего Вы были согласны. Эти нарушения дают мне право считать и себя свободным от обещания сотрудничать в "Заветах"" (XXIX, 241-242).

   Не изменил своего отношения к "Заветам" Горький и впоследствии. В середине лета он сообщал И. А. Бунину: "Я - свободен и могу отдать "Сказки" в Ваше издательство <...> Из "Заветов" я уже ушел, потому что Чернов и Миролюбов не исполнили ни одного из обещаний, данных мне, и поставленных мною условий сотрудничества не соблюли. Я думаю, что, если Чернов будет так много писать, как теперь пишет,- это плохо для журнала и затруднит его успех. Пока я не вижу с их стороны желания придать журналу хоть немного оригинальности". И когда Бунин выразил сожаление в связи с тем, что Горький покинул "Заветы", Алексей Максимович вновь объяснил: "О "Заветах" не жалейте, - книжка за книжкой все хуже. Слишком много Чернова, а он всегда неудачен. В четвертой рецензия о "Ночном разговоре" (рассказ Бунина) с дрянными экивоками. Статья о Струве [Вечева-Чернова] - сомнительного достоинства. Роман Ропшина - в непримиримом противоречии с каждой страницей впереди и сзади его" ²⁰.

  

   Участие Чернова в работе редакции "Современника" и в организации журнала "Заветы" послужило поводом к переписке (и личному общению) его с Горьким. В настоящей публикации переписка охватывает непродолжительный период - с середины апреля 1911 г. по 29 января 1912 г. (последнее письмо Горького и ответ Чернова относятся к 1913 г.). Переписка эта отражает острый кризис, переживавшийся "Современником" в то время, и воссоздает историю организации журнала "Заветы".

   Ниже публикуются 7 писем Горького к Чернову и 10 писем Чернова к Горькому.

   Письма Горького (за исключением No 13 и 16) хранятся в ЦГАОР и печатаются по подлинникам; впервые опубликованы в журн.: "Советские архивы", 1969. No 1. С. 98-101. Письма Чернова, хранящиеся в АГ, печатаются впервые.

  

   ¹ В. И. Ленин. Т. 24. С. 335; Т. 26. С. 157.

   ² См.: Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 1500.

   ³ Ленин и Горький. С. 183.

   ⁴ Там же. С. 183-184.

   ⁵ Русский Берлин. 1921-1923 / Под ред. Л. Флейшмана, Р. Хьюза, О. Раевской-Хьюз. Париж, 1983. С. 384-385; см. также: 5 (Варианты), 680-681.

   ⁶ Арх. Г. Т. IX. С. 127.

   ⁷ Там же.

   ⁸ Арх. Г. Т. IX. С. 132.

   ⁹ Там же. С. 127, 128.

   ¹⁰ 5 (Варианты), 680.

   ¹¹ Арх. Г. Т. IX. С. 132.

   ¹² Там же. С. 133.

   ¹³ В. И. Ленин. Т. 24. С. 62.

   ¹⁴ Там же. С. 251.

   ¹⁵ Там же. Т. 22. С. 306.

   ¹⁶ Там же. Т. 26. С. 226.

   ¹⁷ Там же. Т. 25. С. 120.

   ¹⁸ Заветы. 1912. Кн. 8.

   ¹⁹ В. И. Ленин Т. 48. С. 137.

   ²⁰ Горьк. чт. 1961. С. 64, 67.

  

  

   Дорогой Алексей Максимович.

   Вы, в самых общих чертах, вероятно, уже знаете от Бунакова ¹, что товарищи мои² отнеслись вполне сочувственно ко всему тому до чего мы с Вами договорились³.

   У нас, наконец, наши заседания кончились. Я теперь относительно свободен, т. е. на крайний случай мог бы сдвинуться с места хотя бы даже немедленно⁴. Однако предпочел бы я иметь хоть два-три дня для ликвидации кое-каких литературных недоимок. Остается сговориться, когда Вам удобнее двинуться в путь, и - "плыви, мой конь, чрез Рубикон!".

   Сегодня вечером и завтра почти весь день, за исключением нескольких послеобеденных часов, я свободен и, таким образом, можно сговориться о свидании.

   Крепко жму руку.

  

   Датируется предположительно, по содержанию и времени отъезда Горького из Парижа. См. ниже, прим. 4.

  

   ¹ Бунаков (псевдоним Ильи Исидоровича Фундаминского; 1881-1942) - один из лидеров партии эсеров, затем - один из организаторов группы "Почин" (дек. 1911 г.), представлявшей собой правое ликвидаторское течение в партии социалистов-революционеров. Группа "Почин" была против отказа эсеров участвовать в Государственной думе, выступала за прекращение террора и за широкое развертывание легальной работы, которой придавала основное значение. Октябрьскую революцию Бунаков встретил враждебно, боролся против Советской власти, после гражданской войны находился в эмиграции. С Горьким Бунаков (вместе с Авксентьевым и Натансоном) встречался весной 1911 г. в Шатильоне (под Парижем) на квартире Е. П. Пешковой. Там же велись переговоры Горького с Черновым о реорганизации журн. "Современник".

   ² Имеются в виду члены и руководители заграничной организации партии социалистов-революционеров - Н. Д. Авксентьев (о нем см. п. 11, прим. 15), М. А. Натансон (псевдоним Бобров) и др.

   ³ Имеется в виду договоренность с Черновым о его участии в работе редакции "Современника".

   ⁴ Речь идет об отъезде из Парижа на Капри. Горький и Чернов уехали из Парижа 22 апреля 1911 г. После непродолжительной остановки в Риме Горький вернулся на Капри 25 апреля. Чернов прибыл на Капри из Феццано 1 мая 1911 г. (Дн. Пятницкого).

  

   Дорогой Алексей Максимович.

   Я обещал Вам написать, как обстоят здесь редакционные дела, и до сих пор не мог собраться. Дело в том, что надо было спешить окончить статью о "Чертовой кукле"¹, которая - статья, а не кукла - уже и отослана теперь в Питер; а потом пришлось взяться написать и внутреннее обозрение², ибо его не было, а не взяться за это дело - значило бы предоставить его Водовозову, который бы написал либо сам, либо поручил бы кому-нибудь, а кому - неизвестно. Этому прыжку в неизвестность я предпочел собственноручное писанье внутреннего обозрения, по крайней мере пока - ибо, опять-таки, дело спешное, и списываться, искать на это дело охочего человека - слишком долго. Теперь кончаю внутреннее обозрение, поэтому немного стало посвободнее, и я могу написать Вам.

   Инцидент с Мир[олюбовым] я считаю улаженным. Но, улаженный в принципе, поднятый им вопрос практически почти неразрешим. Ал[ександр] Валент[инович] пишет свой роман от книжки к книжке⁸, едва успевая кончать к крайнему сроку. Между тем посылка рукописи на Капри и, может быть, переписка по ее поводу - вещь длинная. Будь Мир[олюбов] здесь, все разрешалось бы просто. Но теперь дело обстоит иначе - и возможны новые трения, новые инциденты. Как быть - я не знаю.

   В кн[иге] пятой, кроме моих двух статей⁴, будет еще статья Ал[ексан]дра Вал[ентиновича] - "Ферреро и его критики"⁵. Предполагалась еще ст[атья] Колосова "Толстой и Михайловский" - но с ней сейчас осложнения (я ее не видел, она принята раньше). Водовозов предлагает настойчиво не помещать ее вовсе. Между тем Колосову уже обещано. Статья, говорят, чересчур велика. Может быть, дело кончится компромиссом, и статья будет помещена, но мне будет поручено взять ножницы и безжалостно укоротить ее. Впрочем, для статей Колосова такие операции бывают только полезны⁶.

   По белл[етристике] - должна еще идти в 2 книгах, пятой и шестой, "Карьера" Тихонова⁷. Затем идет Семенов, первая половина в No 5, вторая - вместе с моим послесловием - в No 6⁸. Затем в No 5 идут: "Остров Надежда" Зиновья Пешкова, "Тени" Ширяева, продолжение восп[оминаний] Водовозовой и Анни Виванти, должны подоспеть и "Жалобы"⁹.

   В No 6, кроме названных, пойдут: "Скрывной" Милициной, "Старый дом" Нежданова¹⁰.

   Как видите, часть материала - "наследство" предыдущего времени. Вообще, обе книжки будут носить еще в значительной мере переходный характер.

   Певин, согласно Вашему предложению, пока не вызывается - эти переговоры отсрочиваем и лишь входим в дело фактически, чтобы улучшить ход дела; вопрос о коренной реформе, быть может, легче разрешится, когда за нами будет уже некоторая произведенная работа. Да и без нового основательного обсуждения денежного вопроса говорить о реформе очень трудно.

   Очень печалит меня географическое расстояние, разделяющее нас с Вами¹¹. Трудно держать по-настоящему au courant {в курсе (фр.).} издали. Бумажное осведомление - это совсем не то, что свой собственный, непосредственный "глазок-смотрок" или живая речь.

   Не теряю надежды, что впоследствии нам удастся съехаться всем вместе.

   Здесь были Прокопович и Кускова. Говорили... и поспорили малым делом о разных текущих вопросах, хотя я первоначально хотел уклониться от дебатов с ними по существу: и некогда, и бесполезно. Но - не воздержался. Русский человек, что поделаешь.

   Они - неизменны. Гимн будням. Все вопросы растворяют в мелкой, повседневной работе, в развитии культуры российской и т. д. Говорят тысячи святых, бесспорных истин, и говорят их с такой настойчивостью, что они перестают быть бесспорными и перестают быть истинами, а становятся упразднением всего сложного, его закланием на алтаре мелкого и элементарного.

   Впрочем, Вам, вероятно, об их посещении напишет Ал-др Валентинович...¹²

   Крепко жму руку. Привет Марии Федоровне.

   P. S. Как дела с Вашей предполагавшейся поездкой на юг? ¹³

  

   Датируется по упоминанию п. Амфитеатрова Горькому от 21-24 мая 1911 г. и по времени пребывания Е. Д. Кусковой и С. Н. Прокоповича в Феццано.

  

   ¹ Речь идет о статье, посвященной роману З. Гиппиус "Чертова кукла".

   ² О круге поднятых вопросов в этой статье и о своих расхождениях с Водовозовым Чернов писал Горькому около 17 июня 1911 г. В кн. 5 "Современника" статья не была напечатана; появилась в кн. 7. См. п. 3, прим. 4.

   ³ Речь идет о романе Амфитеатрова "Закат старого века" (Часть 1. "Взболтанные мозги").

   ⁴ Т. е. кроме предполагавшегося внутреннего обозрения и статьи о романе З. Гиппиус "Чертова кукла".

   ⁵ О ст. Амфитеатрова "Гульельмо Ферреро и его критики". См.: А-Г, п. oт 19 мая 1911 г., прим. 7.

   ⁶ Упоминаемая ст. Колосова в "Современнике" напечатана не была.

   ⁷ В кн. 5 и 6 "Современника печаталось продолжение и окончание романа В. А. Тихонова "Карьера".

   ⁸ В документальном рассказе С. Т. Семенова "Легко ли у нас выделяться из общины?" автор, приветствуя новую правительственную аграрную политику (см. п. 3, прим. 6), с сожалением писал о многочисленных фактах, когда община препятствовала, мешала, а то и просто запрещала "передовым хозяевам" выделяться на хутора и вести самостоятельное хозяйство. Ст. Чернова "В хаосе современной деревни", отмечая ложность той дороги, на которую вступил С. Т. Семенов, критиковала столыпинскую аграрную политику насаждения кулацких хозяйств, направленную на разрушение общинного землепользования.

   ⁹ Очерк Зиновия Пешкова назывался "Страна Надежд" (Современник. 1911. Кн. 5). Рассказ П. Ширяева "Тени" был напечатан в кн. 6 "Современника". Продолжение воспоминаний Е. Водовозовой "Среди петербургской молодежи шестидесятых годов. Из личных переживаний" (Современник. 1911. Кн. 3, 4) в кн. 5 не последовало; появилось в кн. 6. Роман Анни Виванти "Поглотители" (пер. с итал.) см.: Современник. 1911. Кн. 4-11. "Жалобы. III" Горького были напечатаны в. кн. 5 "Современника".

   ¹⁰ Рассказ Е. Милицыной "Скрывной" не был напечатан в кн. 6 "Современника". В этой книге была опубликована повесть Андрея Нежданова "Старый дом".

   ¹¹ Чернов находился в то время в Феццано.

   ¹² Амфитеатров написал Горькому 21-24 мая 1911 г.

   ¹³ Предполагавшаяся поездка Горького на юг Италии в то время не состоялась.

  

   Дорогой Алексей Максимович.

   Как и можно было ожидать, с Водовозовым у меня конфликт, и в редакционном деле - кризис.

   Как он произошел? Очень просто.

   Сговариваясь об идее социалистического блока, мы изложили Кусковой, приехавшей с программой от Водовозова, следующее: в крестьянском деле журнал 1) стремится связать органически движение трудового крестьянства с движением пролетариата, 2) ведет энергическую борьбу против правит[ельственного] аграрного законодательства с его "ставкой на сильных" ¹ и 3) в щекотливом вопросе о Думе² (являющейся яблоком раздора между бойкотирующими ее -P.P.S.³ в Польше, с.-ры и с.-д. отзовисты - и не бойкотирующими) занять позицию вне этих споров: это значит, предоставить полемику по этим вопросам чисто партийной литературе, тем более что бойкотистскую позицию легально защищать невозможно, а стало быть, и нападать на нее легально представляется вряд ли удобным; итак, журнал в этом вопросе ограничивается тем, что разоблачает нашу quasi-конституцию и беспощадно относится ко всякому примиренчеству с ней, ко всякому направлению, сворачивающему с революционного пути на поприще выращивания баобаба - демократ[ического] строя - в третьедумском горшке из-под резеды.

   Что же сделал Водовозов? Он, пользуясь своим пребыванием на месте, у типографии, снял из майского No мою статью⁴, намечавшую именно эту позицию, и поместил другую⁵, которая 1) совершенно определенно высказывается в духе антибойкотизма и не только для настоящего, но и для прошлого, т. е. ангажирует журнал в духе "беззаглавной" догмы, для которой бойкотизм всегда и принципиально отвергается; и 2) поспешил в той же статье, ни к селу, ни к городу, ангажировать журнал и в другом вопросе,- заявив, что интересы крестьянства и пролетариата в дальнейшем должны разойтись; что же касается до статьи моей по поводу Семенова, которая, по нашим уговорам, должна была носить редакционный характер, так она в примечании разжалована как бы на степень статьи, печатаемой на равных основаниях со статьей Семенова⁶...

   Таковы наши "необыкновенные приключения". Журнал, поистине, "шел в комнату, попал в другую"⁷. Где же выход? Очевидно, в выходе... или моем с товарищами, или Водовозова - из журнала.

   Таково положение. А к 22 числу приезжает сюда Певин, и нужно будет решить все дела.

   Пока Ал[ексан]др Вал[ентинович] принял экстренные меры, чтобы взять в наши руки по крайней мере выпуск июньской книжки. Для нее мною, между прочим, написана и статья, в которой проводится идея социалистического единства, как условия гегемонии социализма в общественном движении, охвата социализмом всей трудовой демократии и установления политического руководительства трудовой демократии над демократией вообще. Статья эта связана с событиями 1905 года, она написана по поводу книжечки Морского (Витте?) об "Исходе русск[ой] рев[олюции] и правит[ельст]ве Носаря" ⁸. Кроме того, осталась от прошлой книжки отложенная Водовозовым статья о нашем отношении к "конституции",- да еще статья о С. Т. Семенове! Немножко много одного и того же, не правда ли? ("Ну, ударь раз, ударь другой - да не до бесчувствия же!"⁹). Но что делать...

   Кстати, не поленились [бы] черкнуть, как Вы нашли мой первый опыт литературной критики - о "Чертовой кукле" Гиппиус. Так как для меня это - новое амплуа, то я побаиваюсь. Очень не хотелось бы сесть не в свои сани.

   Ну, пока до свиданья. Ждем Вас к приезду Певина, когда господь разрешит судьбы наши и развяжет все узлы Гордиевы.

   Привет Марии Федоровне.

   Крепко жму руку.

  

   Датируется по сопоставлению с п. Амфитеатрова Горькому от 17 июня 1911 г.

  

   ¹ Речь идет о политике насаждения кулацких хуторских хозяйств, начатой столыпинской аграрной реформой, которая получила силу закона указом 9 ноября 1906 г. Позже появился еще целый ряд постановлений, узаконивших обязательность выделения личных крестьянских хозяйств из общины (закон 14 июня 1910 г.). 29 мая 1911 г. было выпущено правительственное "Положение о землеустройстве", которое открыто провозглашало принцип насильственного проведения землеустройства в интересах "столыпинских помещиков". Правительственное аграрное законодательство имело целью ликвидацию малоземелья при сохранении помещичьего землевладения, ускорение расслоения деревни, создание в лице кулачества дополнительной опоры самодержавию. Большевики, Ленин вели борьбу против новой аграрной политики самодержавия, считая, что она носит антинародный характер, защищает интересы крепостников-помещиков. Эсерами, идеализировавшими мелкое крестьянское хозяйство и общинное землепользование, новая аграрная политика царизма воспринималась как удар по их утопическим идеям о социалистическом характере сельской общины, разрушаемой столыпинской реформой.

   ² 3 июня 1907 г. царское правительство разогнало II Государственную думу, арестовало и сослало членов думской социал-демократической фракции и издало новый закон о выборах в III Государственную думу. Третьеиюньский государственный переворот обеспечивал безраздельное господство в Думе крепостников-помещиков и представителей крупной буржуазии и положил начало столыпинской реакции. В этих условиях большевистский центр РСДРП считал необходимым использовать III Думу прежде всего как трибуну для разоблачения царского самодержавия, соглашательской политики буржуазных партий и пропаганды своих идей. Однако левые группы в организациях эсеров и социал-демократов, в том числе фракционная группа бывших большевиков - "отзовисты", требовали бойкота Думы, отзыва из нее своих депутатов и вообще прекращ