Чертков Владимир Григорьевич - Финляндский разгром

   "Финляндский разгром"

   Сборник под редакцией В. Черткова

  

   Date: 18 июля 2009

   Изд: "Финляндский разгром", Издание "Свободного слова", No 35. A.Tchertkoff, Maldon, Essex, England, 1900.

   OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)

  

   Rem: Тираж 2.500 экз. Издание русского зарубежья. Издание было запрещено цензурой к ввозу и обращению в России

  

  

  

  

   В августе 1898 г. был обнародован рескрипт царя о мире; в октябре того же года русское правительство осведомило финский сенат о царском предложении относительно нового военного законопроекта, согласно которому, между прочим, количество военных сил Великого Княжества Финляндского должно быть увеличено с 5.600 человек до 35.000 человек. 15-го февраля текущего года обнародован указ, главной целью которого является уничтожение конституции Финляндии, - конституции, основанной на древних, освященных временем скандинавских традициях, и которую торжественно клялись поддерживать поочередно все русские властители Финляндии, не исключая и теперешняго царя. Эти события, по мнению многих, имеющие лишь местное значение, несомненно заслуживают быть занесенными на страницы истории. Они знаменуют торжество автократических принципов Востока над конституционными началами Запада и, хотя бы уже но одному этому, они должны привлечь на себя внимание публики.

  

  

   "Страна тысячи озер", как поэтически называют Финляндию, появляется на сцене мировой истории, по сравнению с другими нациями, довольно поздно.

   Скандинавские народы, согласно археологическим данным, поселились на южных и юго-западных берегах Финляндии и близ лежащих островах приблизительно за 1000 лет до начала христианской эры. Несколько позднее Финляндия начинает заселяться финскими племенами, а вслед за ними - лапландскими.

   Начало шведского влияния относится к XII столетию, когда король Эрик Едвардсон предпринял (в 1156 или 1157 гг.) крестовый поход на Финляндию. После недолгого, хотя упорного, сопротивления, финны подчинились и приняли христианство.

  

  

   По договору 1323 г. восточная часть Финляндии была присоединена к Швеции. С этого времени судьбы Финляндии были тесно связаны с этой страной. С течением времени Финляндия сделалась нераздельной частью королевства шведского и получила права на участие в законодательстве страны. Представители Финляндии заседали в "Riksdag"-е, и уже в 1362 г. Финляндия получила право принимать участие в избрании шведских королей. Образование, всегда занимавшее почетное место в скандинавских странах, не было заброшено и в Финляндии. В ней было основано несколько школ, построены церкви и монастыри, и, пока в Швеции не был открыт университет, многие молодые финляндцы были посылаемы для обучения в заграничные университеты. На финском языке появились переводы различных книг, в большинстве случаев религиозного характера. Так, Новый Завет появился в финском переводе в 1548 г., а вся Библия в 1642. Наконец, в 1640 г. в Або был открыт университет, и, вместе с тем, духовенство было облечено известною властью для распространения элементарного образования, так как никакое лицо, не обладавшее знанием начатков религии и не умевшее более или менее бегло читать, не допускалось до причастия. Благодаря этому, еще задолго до появления в Финляндии целой сети школ, громадное большинство населения уже обладало известной степенью грамотности.

   Взамен за благодеяния культуры, полученные, благодаря союзу с Швецией, Финляндии приходилось делить с ней и государственную тяготу. Финляндия, благодаря своему географическому положению, должна была принимать на себя первые удары всякий раз, когда, как это часто бывало, Россия нападала на свою соседку, и очень часто все военные действия происходили лишь на финляндской территории.

   Но, принимая, таким образом, участие в скорбях и радостях Швеции, Финляндия в то же самое время выработала собственную индивидуальность. Пространство, отделявшее ее от Швеции, а еще более - расовые отличия являлись причиной известного расхождения и помогли Финляндии приобресть ее собственный национальный характер. Необходимо помнить, что, как в древности, так даже и до настоящего времени, в Финляндии существуют две национальности. Когда Финлян-

  

  

   дия сделалась частью государственного организма Швеции, шведы, конечно, явились в ней правящим классом. Шведский язык был языком науки и администрации, и финны, желавшие выделиться из общей массы народа, должны были обладать знанием этого языка, благодаря чему он был в Финляндии еще до недавнего времени языком высшей культуры. С течением времени, вследствие браков между представителями обеих национальностей, культурные классы перестали носить на себе признак одной национальности. В низших классах происходило то же самое, и деятельный, предприимчивый скандинавский ум слился с созерцательностью и положительностью, свойственными финнам.

   В 1581 г. Иоанн III, как бы официально признавая индивидуальную особенность Финляндии, дал ей титул "Великого Княжества", а Густав Адольф в 1616 г. даже созвал отдельный финский "Landtag".

   Благодаря всем вышеприведенным обстоятельствам, в финляндцах пробудилось сильное чувство национального самосознания.

  

  

   Рост национального самосознания среди финляндцев не остался незамеченным со стороны России. Мысль о завоевании Финляндии всегда занимала умы русских правителей, особенно со времени перенесения Петром Великим столицы из Москвы на берега Невы. Но упорное сопротивление, которое Россия постоянно встречала в Финляндии, навело русскую императрицу Елизавету на новую мысль. В 1742 г., во время одной из многочисленных войн России со Швецией, Елизавета обнародовала манифест к финскому народу, в котором предлагала создать независимое финляндское государство, под протекторатом России, долженствовавшее служить барьером между Россией и Швецией. Императрица решила, что, в случае непризнания ее предложения, она "с прискорбием" должна будет позволить своим войскам опустошать Финлянцию.

   Хотя этот манифест не произвел в свое время особенного впечатления на финляндцев, тем не менее он повел к образованию в Финляндии небольшой политической группы,

  

  

   поддерживавшей идею, выраженную в манифесте Елизаветы, Групна эта, когда в 1787 г. началась новая война между Швецией и Россией, вступила в переговоры с русским правительством. Но эта конспирация, вызванная, в сущности, патриотическим желанием избавить Финляндию от тяжелых последствий войн, которые велись на ее территории, не имела никакой поддержки со стороны населения и была вскоре подавлена.

   Вслед за этим Финляндия в течение 18 лет наслаждалась полным миром, вплоть до новой войны, вызванной Наполеоном, который во время Тильзитского свидания успел убедить Александра I побудить своего зятя, шведского короля Густава IV-го, присоединиться к "континентальной системе", причем Александр I, в награду за это, получал Финляндию. В выполнении этой задачи Александра I поддерживал главный участник конспирации, о которой мы говорили выше, генерал Спренгпортен, находившийся в это время на русской службе. Спренгпортен уверял Александра, что русское нашествие на Финляндию будет, в сущности, чем-то в роде "прогулки", так как финляндцы сами будут рады сдаться. Но дело оказалось далеко не таким простым, и Александру пришлось разочароваться. Он встретил упорное сопротивление со стороны Финляндии, хотя Швеция в это время почти не оказывала ей никакой поддержки. Кажется, что слабоумный Густав IV заранее решил отказаться от Финляндии. Уже в 1807 г. шведский государственный деятель Нильс фон Розенштейн сказал одному из высокопоставленных финляндцев, барону Роберту Ребиндеру: "наш король имеет свои собственные принципы, он никогда не откажется от них, и то, чтС было предсказано 50 лет тому назад, должно теперь совершиться - ваша родина должна подчиниться господству России".

   Сопротивление, оказанное финляндцами, и их лойяльность по отношению к Швеции не могли не оказать сильного впечатления на русского царя, и он издал манифест, в котором, упомянув об успехах русского оружия и о незначительных средствах обороны, которыми располагает Финляндия, он просил финнов выслать к нему для дальнейших переговоров депутацию от четырех сословий, составлявших шведский "Riksdag". Некоторые избирательные округи Финляндии отка-

  

  

   зались выслать своих представителей, другие же выслали, но с оговоркой, что эти представители не имеют легального права вступать в договор с царем. Но, наконец, вследствие нового манифеста царя, а также вследствие полного отсутствия помощи со стороны Швеции, были выбраны легальные депутаты, которые и отправились в Петербург.

   Глава депутации, барон Карл Эрин Маннергейм, вручил в Петербурге Александру I докладную записку, в которой было указано, что явившиеся депутаты, согласно основным законам, не имеют права вступать в переговоры и что, вследствие этого, они просят императора о созыве сейма. 20-го января 1809 года Александром I-ым был издан указ о созыве финляндского сейма, который должен был собраться "согласно законам страны".

   25 марта 1809 г. произошло открытие сейма в Борго, при чем Александр I возсел "на трон Финляндии" и произнес речь, из которой мы приводим следующую выдержку:

   "Я желал видеть вас, чтобы дать вам еще раз доказательство того, что мои стремления направлепы ко благу родной вам страны. Я обещал поддерживать вашу конституцию и ваши основные законы; ручательством истинности моих обещаний служит настоящее ваше собрание. Это собрание сословных представителей будет отправным пунктом вашего политического существования".

   Приводим также "Доверительный акт" императора, опубликованный 15 марта:

   "Мы, Александр Первый, и пр. и пр. сообщаем во всеобщее сведение:

   "Вступив по воле Провидения в обладание Великим Княжеством Финляндским, мы за благо сочли утвердить и санкционировать религию и конституцию края, а равным образом права и привилегии, которыми до сих пор пользовались, согласно конституции, как каждое сословие сказанного Великого Княжества вообще, так и в отдельности все население его - высших и низших сословий. Настоящим актом мы обещаем поддерживать и хранить крепко и нерушимо все эти привилегии и статуты в полной их силе, в удостоверение чего мы и приложили нашу руку к настоящему доверительному акту, данному 15 марта 1809 года в г. Борго".

  

  

   28 мая сословия принесли присягу на верность, и Александр I обратился к представителям сословий с речью, в которой, между прочим, сказал:

   "Я принимаю с глубоким чувством клятву верности, принесенную мне населением Финляндии в лице ее представителей. Узы, соединяющия меня с ней, еще более укрепились, благодаря этому добровольному доказательству ее привязанности; освященные этим торжественным актом союза, они сделались более близкими моему сердду и более соответственными моим принципам.

   "Обещанием поддерживать религию и основные законы страны я хотел показать значение, которое я придаю искренним выражениям любви и доверия. Молю Всемогущого Бога, чтобы он даровал мне силу и мудрость управлять этим достойным народом, согласно его законам и непоколебимым началам Вечной Справедливости".

   Вскоре после этой торжественной церемонии, происходившей в стенах древнего собора в Борго, император Александр, уже в качестве Великого Князя Финляндии, издал новый манифест, в котором говорилось о присяге, принесенной представителями сословий:

   . . . "Созывая сословия Финляндии присутствовать в занятиях сейма и приняв их присягу на верность, мы желали при этом случае, посредством торжественного акта, приготовленного в присутствии представителей сословий и обнародованного в святилище Всевышнего, подтвердить и обеспечить сохранение религии страны и ее основных законов, а равно привиллегий и прав, которыми, как каждое сословие в отдельности, так и все население Финляндии вообще, до сего времени пользовались".

   Таковы главные документы, освящающие национальную автономию Финляндии под верховной властью русских императоров. Таким образом, идея основания независимого финского государства была оставлена, но Александр I, повинуясь влечениям своего благородного и гуманного характера и благодаря своему политическому такту, нашел вполне целесообразным создать из Финляндии счастливую нацию, искренно привязанную к своим новым правителям.

   Распуская парламент в Борго, Александр I сказал между прочим:

  

  

   "Этот храбрый и верноподданный народ возблагодарит пути Провидения, приведшие его к настоящему положению дел. Поставленный, с настоящего времени, в первые ряды наций, управляемый согласно своим законам, он будет вспоминать о своих прежних правителях разве лишь с целью укрепить дружеские отношения, когда они, благодаря миру, будут восстановлены".

   Император, конечно, вполне ясно сознавал, что, являясь в России самодержцем, в Финляндии он обладал лишь правами конституционного монарха. Значение основных законов страны, ограничивающих власть правителя, было еще раз указано императору, прежде чем он подписал "Доверительный акт", и в обнародованных затем при Александре I государственных актах он явственно упоминает о "конституции". Приведем для примера цитату из императорского указа 15 марта 1810 г.:

   "С того момента, как судьбы Финляндии, по воле Провидения, были вручены нам, нашим стремлением было управлять этой страной, согласно с привилегиями и правами, гарантированными ей ее конституцией. . . Все, чтС бы мы ни предпринимали с настоящего времени по отношению внутренней администрации страны, будет являться следствием или дополнением этой основной идеи. Поддержание религии и законов, созыв сословий на сейм, учреждение государственного совета из среды нации и неприкосновенность судебной и административной власти представляют достаточные доказательства признания политического существования финской нации и прав, отсюда вытекающих".

   Очевидно также, что император считал такое отношение к Финляндии обязательным не только для себя, но и для своих наследников, как в этом можно убедиться из указа, вышедшего в 1816 году, в котором, между прочим, говорится:

   "Настоящим мы желали как, с одной стороны, выяснить принципы, которыми мы будем руководиться по отношению к нашим финским подданным, так равно, с другой стороны, подтвердить на веки данную нами гарантию, относительно сохранения их отдельной конституции, как во время царствования нашего, так и наших наследников".

  

  

   Не останавливаясь, за недостатком места, подробно на политических учреждениях Финляндии, мы лишь вкратце отметим их наиболее характерные черты.

   Главным правительственным органом является сенат, члены которого назначаются императором из числа финляндских подданных. Сенат имеет право издавать от имени императора административные циркуляры по вопросам меньшей важности; сенату же принадлежит право подвергать на рассмотрение сейма меры, предлагаемыя императором, и высказывать свое мнение относительно законопроектов, одобренных сеймом. Сенат имеет двух вице-президентов. Президентом сената является генерал-губернатор, русский по происхождению, который в то же время и главнокомандующий финляндской армией.

   Все вопросы, требующие утверждения императора, представляются ему через посредство особого министра-секретаря Финляндии, финляндского подданного и имеющего резиденцию в Петербурге.

   Финляндский сейм, согласно старым шведским традициям, состоит из представителей четырех сословий - дворянства_г духовенства, горожан и крестьянства. Дела сейма ведутся, таким образом, в четырех палатах, при чем представители каждого сословия обладают равной властью и авторитетом. Для того, чтобы какой-либо законопроект прошел, он должен получить одобрение трех палат, за исключением случая изменения основных законов, когда необходимо согласие всех четырех палат сейма. Право созвания сейма, согласно шведской конституции во время уступки Финляндии России, зависит исключительно от воли государя, и Александр I созывал сейм лишь однажды в Борго в 1809 г. Его наследник, Николай I, совсем не созывал сейма, но, тем не менее, добросовестно поддерживал автономию страны и с почтением относился к учреждениям, хранить которые он поклялся.

   Со вступлением на престол в 1855 года Александра II начинается новая эра финляндской истории. Этот монарх созвал в 1863 г. сословный сейм, который был открыт

  

  

   им лично. Уломянув в своей речи о "поддержании принципов конституционной монархии, столь согласных с древними обычаями финского народа, все законы и учреждения которого носят отпечаток этих принципов", император заявил о своем намерении даровать сейму права более обширные, по сравнению с теми, которыми последний обладал до сих пор. Обещание это было выполнено изданием "Закона о сейме", который был обнародован в качестве основного закона в 1869 г. и главной основной чертой которого является то, что созыв сейма не зависит от доброй воли монарха, а должен происходить периодически, так чтобы сословия собирались по крайней мере 1 раз в 5 лет. С 1882 г. сейм фактически собирается каждые три года. Компетенция сейма была еще более расширена Александром III, даровавшим ему права законодательной инициативы. Прежде сейм мог обсуждать лишь законопроекты, предложенные правительством, хотя, впрочем, каждый член сейма обладал правом подавать петиции, которые сейм рекомендовал правительству, как основание для дальнейших предложений.

   Первый толчек развитию национального самосознания, о котором мы говорили выше, был в сущности дан еще самим императором Александром I, точнее - его фразой о том, что Финляндия является страной "placИ dИsormais au rang des nations". И, действительно, финляндцы, сохраняя дружественные чувства к своим бывшим соотечественникам шведам, поняли, что они должны сконцентрировать свои усилия на развитии рессурсов собственной страны. "Мы более не шведы", - сказал один молодой финляндский политик в начале текущего столетия, - "русскими мы не можем быть, следовательно, мы должны быть финляндцами".

   Значительно также способствовали развитию национального самосознания патриотические произведения поэта Рунеберга и быстрый рост национальной финской литературы, выразившийся в размножении финской прессы и официального признания финского языка равноправным со шведским. В средине настоящего столетия финский язык, на котором собственно говорили лишь низшие классы, приобрел себе защитников и сторонников среди образованных классов. Этому, в особенности, способствовало опубликование Калевалы, вызвавшей

  

  

   удивление всего ученого мира. С этих пор открываются гимназии, в которых преподавание происходит на финском языке; их теперь столько, сколько и тех гимназий, где преподавание совершается по-шведски. Является периодическая пресса (теперь издается около 120 газет на финском языке), много лекций в университете читается по-фински, - одним словом, финский язык принимает то же значение, чтС и шведский. В движении этом, надо иметь в виду, участвовали не одни финны, но - что очень важно - весьма влиятельные, образованные люди шведского происхождения. Правда, это уравнение не обошлось без некоторой борьбы, поведшей даже к образованию двух политических партий: финноманов и шведоманов, но, тем не менее, борьба этих партий носила чисто культурный характер и послужила лишь на благо стране, побуждая к благородному соревнованию на поле народного образования, при чем правительственные мероприятия в области народного образования никогда не были диктуемы партийной борьбой и отличались строго беспристрастным характером.

   Движение в пользу народного образования может служить прекрасным образчиком господствующего в Финляндии духа, а также того демократического направления, которое привело к таким прекрасным результатам. Теперь вы не найдете в Финляндии прихода, в котором бы не было одной или более школ, и хотя обязательное образование не введено, в силу некоторых географических условий страны, но тем не менее всякая сельская община обязана иметь школу.

   Приведенные нами факты могут служить ясным доказательством того, какие тесные узы связывают высшие классы финляндского общества с так называемыми низшими классами. Эти же факты вместе с тем могут служить наглядным опровержением обвинений, часто появляющихся в русской реакционной прессе и заключающихся в том, что автономное положение Финляндии поддерживается якобы лишь кликой сепаратистов, "шведских баронов". Несомненно, что шведская часть населения Финляндии, представляя из себя высшую интеллигенцию страны, сражается в первых рядах, отражая нападения русского правительства; справедливо также и то, что шведская пресса в Финляндии говорит более смелым

  

  

   языком, чем финская, но это можно объяснить большей степенью отважности, свойственной шведам, как и вообще всем скандинавским народам. Из этого, однако, вовсе не следует, что финны согласны безропотно подчиняться ярму руссификации, так как все финны, кончая последним крестьянином, совместно с своими шведскими братьями, чрезвычайно высоко ценят связывающие их узы гражданства, их родную обеим нациям страну и конституционные права, которые равно принадлежат всем классам общества, "как высшим, так и низшим". Сравнение, часто проводимое в тех же реакционных органах, между прибалтийскими провинциями и Финляндией, также лишено всякого основания. В Финляндии совершенно отсутствуют те феодальныя условия, которые господствуют в вышеназванных провинциях, так как Финляндия, подобно Швеции и Норвегии, может похвалиться свободным, независимым и интеллигентным классом крестьян-собственников, обработывающих собственную землю. Финляндская статистика показывает, что в то время как дворянство владеет 406.246 гектарами поземельной собственности, а духовенство лишь 245.246 гектарами церковных земель, - 21.653.871 гектар принадлежит остальному населению, незначительное количество которого представляют фермеры - дворные, а громадное большинство - крестьяне. В Финляндии нет крупных богачей, но за то там неизвестна и вопиющая нищета. Народонаселение трудолюбиво и поощряется в своем трудолюбии правительством; торговля, промыслы и земледелие делают Финляндию процветающей страной, насколько, конечно, это позволяет суровый климат и бесплодная почва. Но мы, финляндцы, по горькому опыту, знаем, что самый многообещающий урожай может погибнуть, благодаря одной морозной ночи.

  

  

   Около пятнадцати лет тому назад реакционная партия в России начала, при помощи целого ряда газетных и журнальных статей, брошюр и книг, ожесточенную атаку против автономии и привилегий Финляндии. Трудно сказать, какими именно мотивами руководились враги свободы Финляндии, а всякого рода предположения мы считаем излишними в настоящей

  

  

   статье, посвященной изложению действительных фактов. Как бы то ни было, эта партия начала отрицать существование конституционных прав в Финляндии и подстрекать русское правительство - уничтожить финляндския привилегии. Некоторыя меры в этом направлении были уже предприняты в царствование Александра III, но они не коснулись существенных частей финляндских учреждений, и лишь зима текущего года принесла с собой холодное дыхание, грозящее уничтожить благополучие страны.

   Первым ударом, обрушившимся на страну, было царское предложение о новом военном законе, которое было предложено на обсуждение сословий, созванных в январе текущего года на экстраординарный сейм. Предложение о созыве сейма было сделано в июле 1898 г., т. е. прежде чем царский манифест о мире сделался известным. В октябре предложение было послано в сенат и вскоре после этого сделалось известным в общих чертах публике.

   Согласно военному закону 1878 г., воинская повинность была введена в крае с целью образования финляндской армии, предназначенной для защиты страны и долженствующей находиться под командой финляндских офицеров, с своим собственным штабом и подчиняющейся в последней инстанции генерал-губернатору, который, "командуя русскими войсками, могущими быть расположенными в Финляндии, является главнокомандующим финляндской армией". Количество постоянного войска ограничивается 5.600 чел. Чтобы пополнить это число, 1920 чел. назначается из общего количества 8.000 чел. призываемых молодых людей, годных к отбытию воинской повинности. Назначение происходит посредством баллотировки, вслед за которой попавшие в число 1920 душ немедленно приступают к отбыванию воинской повинности и служат на действительной службе три года, по истечении которых они перечисляются на два года в резерв, а вслед за тем, до достижения сорокалетнего возраста, числятся в милиции. Остальные (из общего числа 8.000 всех призываемых) зачисляются на пять лет в резерв и в течение трех лет подвергаются военному обучению, срок которого не превышает в общей сложности девяноста дней.

   В проекте нового военного закона предлагается, чтобы не

  

  

   менее 7.200 чел. (из общего числа 8.000 чел.) подвергались отбытию в течение пяти лет действительной военной службы, вслед за тем они должны будут в течение тринадцати лет числиться в резерве и, наконец, попрежнему, до сорокалетнего возраста в милиции. Тем не менее, армия в самой Финляндии не будет увеличена, так как 5.280 чел. (из 7.200) поступающих, согласно новому закону, к отбытию действительной службы, будут посылаемы за границы своей родной страны, в Россию, на 5 лет. В общей сложности (1920 чел. местной финляндской армии и 5280 чел., посылаемых в Россию) количество армии *) должно быть исчислено в 36.000 человек. Это громадное увеличение финляндской армии, конечно, потребует соответственного увеличения расходов и в то же время непосредственно лишит страну громадного количества рабочих рук, так необходимых в стране, где земля приносит плоды лишь после затраты тяжкого труда на ее обработку. Кроме того, новый закон побудит молодых людей к эмиграции в Америку, что не может не отозваться на экономическом положении страны.

   Далее, - в новом военном законе предлагается, чтобы русские офицеры с настоящего времени имели равное с финляндцами право на службу в рядах финляндской армии, чтС противоречит основным законам страны (См. ¿ 10-й "Формы правительства" 1772 г., ¿ 1-й "Акта союза" 1789 г., и ¿ 120-й "Военного закона" 1878 г., составляющего один из тех 14-ти параграфов этого закона, которые признаны в качестве "основных законов"). Финляндский военный штаб должен быть уничтожен, и армия фактически переходит в заведывание русских военных властей.

   Когда содержание нового закона сделалось известным в Финляндии, громадное большинство населения еще не теряло надежды. Оно видело во всем этом лишь новую попытку со стороны русского правительства отменить "финляндские привилегии" и считало эту попытку результатом давно известной по отношению к финляндской автономии ненависти, питаемой такими людьми, как Победоносцев, военный министр Куропаткин и новый финляндский генерал-губернатор генерал Боб-

  

   *) За пятилетний период действительной службы.

  

  

   риков. Но население верило, что сам царь, посылая законопроект на рассмотрение сейма, лишь поддался давлению своих советников и отнесется с уважением к резолюции сейма относительно этого законопроекта. Это доверие к императору и великому князю имело двойное основание. Во-первых, финляндский народ не мог поверить, чтобы царь решился на громадное увеличение армии в Финляндии в то самое время, когда им был издан манифест о мире, в котором он убеждал другие державы приступить к уменьшению расходов на вооружение. Во-вторых, так как некоторые статьи законопроекта угрожали автономии Финляндии, вера финляндского народа в царя была непоколебима, - ведь он клялся "поддерживать и признавать религию, основные законы и те права и привилегии, как каждого сословия великого княжества в отдельности, так и всех его обитателей, как высших так и низших классов вообще, которыми они пользовались, согласно конституции этой страны".

   Поэтому гораздо более гнетущее впечатление было вызвано манифестом царя от 3 февраля, сущность которого заключается в следующей выдержке:

   "Вместе с тем, оставляя в силе существующия правила об издании местных узаконений, исключительно до нужд финляндского края относящихся, Мы почли необходимым предоставить Нашему усмотрению ближайшее указание предметов общегосударственного законодательства".

   Все подобные вопросы, о которых упомянуто в манифесте, будут впредь, как это видно из документа, обнародованного одновременно с манифестом и озаглавленного: "Основные положения о составлении, разсмотрении и обнародовании законов, издаваемых для Империи со включением Великого Княжества Финляндского", разрешаться русским государственным советом, после сообщения о них финляндским властям "с целью узнать их мнение". Таким образом сейм, обладавший до настоящого времени действительной законодательной властью, теперь унолномочивается лишь высказывать свое мнение, и его значение низведено до степени совещательного учреждения.

   Эти громадной важности документы были обнародованы с нарушением порядка, предписываемого основными законами, говорящими, что "король" (т. е. после 1809 г. "Император и

  

  

   Великий Князь) "не должен обнародовать новый закон или отменять прежний без ведома и согласия сейма" и далее: "основные законы могут быть обнародованы, изменены, интерпретированы или отменены лишь по предложению Императора и Великого Князя и с согласия всех сословий". Таким образом уже самое появление их является нарушением конституции, а введение их отнимает у финляндского народа права, обладание которыми было торжественно признано за ним. Ведь в сущности говоря, мало найдется вопросов, которые не могли бы быть причислены к вопросам, "касающимся общегосударственных потребностей" или "находящихся в связи с законодательством империи" (см. "Основные положения о составлении" и т. д., ¿ 2). В то же время эти вопросы могут представлять громадную важность для национальной жизни Финляндии и для характерной культуры этой страны, культуры, оспованной на идеях Запада, которой население Финляндии пользовалось в течение многих столетий и которая всосалась в плоть и кровь народа.

   Тщетно Финляндский народ аппелировал к своему властелину, которого он привык считать верховным охранителем своих законных прав.

   Финляндский сенат, решительно отказавшийся обнародовать новые акты, так как они были составлены внезаконным путем, подал царю чрез статс-секретаря Финляндии почтительный протест, в котором просил пояснения, что манифест царя не имеет в виду ограничения конституционных прав финляндского народа. Царь ответил на это, что протест не будет принят во внимание, и не будет сделано никаких новых пояснений. Вице-президент сената и генерал-прокурор, в качестве высших юридических авторитетов Финляндии, отправились от имени сената в Петербург, но царь отказался принять их. Та же участь постигла председателей четырех палат сейма. Наконец, народ, видя, что попытки его высших чиновников безуспешны, решился послать в Петербург грандиозную депутацию. Каждая община Финляндии избрала одного представителя. Представители всех общин должны были вручить царю адрес, покрытый 500.000 подписей, т. е. ¹/₅ части всего населения Финляндии, иди, точнее, ¹/₂ всего взрослого населения страны. В газетах уже сообщено

  

  

   о судьбе этой гигантской петиции к самодержцу и о том, как генерал-губернатор применил к депутации статут 1826 г., по которому депутации к императору должны получить предварительное разрешение финляндского губернатора. Между тем, этот статут относится лишь к местным депутациям по поводу общинных дел, но даже и в нем ясно сказано, что император может принять любую депутацию, раз он признает ее заслуживающей этого. Так что это обстоятельство не могло служить действительным препятствием для приема депутации, но теперешний финляндский генерал-губернатор, генерал Бобриков, по тем или другим причинам, употребляет все свои силы, чтобы затруднить непосредственное общение финляндского народа с его монархом. Этот чиновник, ранее принимавший деятельное участие в руссификации Прибалтийских губерний, занял свой пост лишь прошлой осенью, но, несмотря на такой короткий срок, он уже успел приобресть в Финляндии известность, которой едва ли кто-либо позавидует. Он, между прочим, пытался заставить финляндский сенат издать циркуляр ко всем губернаторам провинций с пояснением, что манифест царя не содержит в себе ничего нарушающого конституционные права Финляндии. Сенат, конечно, отказался сделать это, и генерал-губернатор был принужден послать циркуляр губернаторам от своего имени (папечатав его в официальной финляндской газете от 12 апреля); в циркуляре этом он ограничился указанием на то, что манифест никоим образом не нарушает прав финляндского народа, которые признаны за ним "Всемилостивейшим манифестом 25 октября 1894 г.", сославшись таким образом на клятвенное обещание императора. Этому генерал-губернаторскому циркуляру, также уже опубликованному в английской прессе, в Финляндии не придают никакого значения, так как он не заключает никаких пояснений и лишь повторяет выражение манифеста, значение которого может быть изменено лишь прямым заявлением самого царя.

   Циркуляр генерал-губернатора предназначался для успокоения взволнованного населения Финляндии. Но подобная мера, конечно, не может принести никакой пользы, и генерал-губернатор сделал бы гораздо лучше, если бы он позаботился об устранении некоторых гнусных приемов, практикуемых теперь

  

  

   в различных местностях Финляндии. Так напр., когда собирались подписи для массового адреса царю, русские и татарские разносчики, появившиеся в Финляндии, убеждали население не подписываться под адресом, угрожая, что, в противном случае, виновные рискуют понести жестокое наказание. Что эта угроза имела некоторое основание, лучше всего убеждает тот факт, что генерал-губернатор действительно пытался через русских жандармов узнать имена лиц, ведших агитацию в пользу адреса, с целью подвергнуть их наказанию, как смутьянов, нарушающих спокойствие страны.

   Конечно, все эти махинации оказались совершенно бесполезными. Тогда русские агенты изобрели новый способ. "Разносчики" обратили свое внимание на беднейшие классы населения (тщательно избегая крестьян-землевладельцев) и стали рисовать пред бедняками картины того благополучия, которое их ожидает, если будут введены "русские законы", так как тогда, дескать, вся земельная собственность и другое имущество будут разделены между всеми поровну. Одновременно с этим, они убеждали народ подписываться под какой-то бумогой, содержание которой они, впрочем, колебались читать, предлагая за подписание этой "неудобочитаемой" бумаги деньги и не останавливаясь даже перед тем, чтобы заставлять детей подписывать под бумагой их имена и имена их родителей. Сенат разослал циркуляр ко всем провинциальным губернаторам, в котором предписывал им тщательно следить за подобными "разносчиками", в сущности даже не имеющими законного права на разносную торговлю в Финляндии и для которых торговля является лишь фальшивым предлогом. Некоторые из этих разносчиков уже посажены в тюрьму; другие тяжко пострадали от рук тех, к кому они обращались с своими предложениями. Но генерал-губернатором до сих пор не сдедано никакой попытки прекратить эти гнусные проделки.

   Одно из первых последствий манифеста касается занятий настоящего сейма. В половине апреля сейму было сообщено, что император одобрил предложение военного министра, заключающееся в том, что военный законопроект, находящийся на рассмотрении сейма, должен быть признан "имеющим общегосударственное значение" и, согласно этому, должен быть кодифицирован в порядке, указанном в манифесте 15-го фев-

  

  

   раля 1899 г., т. е. что финляндский сейм может лишь высказать свое мнение о нем.

   Остается лишь положиться на благоразумие и добрую волю царя, от которого зависит согласиться с мнением финляндского сейма или с советами его русских министров. Даже в настоящее время доверие к царю настолько сильно, что у финляндцев еще не исчезла надежда на то, что царь выберет первый из этих выходов; по общему мнению, если бы царю было известно действительное положение дел, он бы восстановил конституционные права Финляндии.

  

  

  

   Недавняя попытка царя лишить финляндцев их освященных временем прав, которые он, подобно своим предшественникам, торжественно клялся, при восшествии на престол, хранить и защищать, вызвала бурю негодования у всех друзей свободы в Англии и болезненно смутила тех наивных энтузиастов, которые, увлекшись царским манифестом о разоружении, ублажали себя мыслью, будто в лице самодержца всея России они, наконец, обрели долгожданного миротворца вселенной. История финского coup d'Иtat уже передана ежедневной прессой. Я - ни руссофоб, ни финноман. Тем не менее нельзя одобрить стремления России искоренить, во имя будто бы цивилизации, систему более высокой политической культуры, до которой она сама еще не доросла, - как она это старается теперь сделать в Великом Княжестве Финляндском - этом скудно одаренном, но энергическом рассаднике Западных идей и Западной культуры, который вполне заслуженно пользуется репутацией самой интеллигентной и прогрессивной части обширной Империи, в состав которой он входит.

   В течение более двух столетий (с 1587 г.) финляндцы пользовались политической свободой. За все долгое время своего дружественного союза со шведами они регулярно посылали своих

  

  

   представителей в Шведский Риксдаг, или Имперский Парламент; после же занятия Финляндии русскими войсками в 1808 г. царь Алекандр I оставил за финляндцами их старую конституцию. Еще до того, как был заключен со шведами мир, императорским указом от 1-го февраля 1809 г. созван был в Борго на утро 22-го марта Сейм, или Национальный Парламент, "согласно конституции страны", и 27-го марта в Борго явился сам царь и тут же подписал Гарантию прав, обращенную ко всем жителям Финляндии.

   На следующий день (28-го марта) была формально открыта первая сессия первого финского Сейма. Весь ход делопроизводства в Сейме был точно скопирован со Шведского Риксдага, и все четыре сословия (дворянство, духовенство, горожане и крестьяне) принесли должную присягу на подданство Александру I-му, как своему законному Великому Князю. Затем был выслушан и утвержден всеми сословиями вышеупомянутый Акт, и таким образом политическое соединение Финляндии с Россией получило окончательную санкцию сейма. Два года спустя (в 1811 г.) великому княжеству были возвращены принадлежавшия ему некогда юго-восточные части старой Финляндии, уступленные России Швецией в 1721 г. и вторично в 1743 г., и входившия до 1811 г. в состав других русских губерний, и они с тех пор стали пользоваться всеми конституционными привилегиями прочего Великого Княжества. Этот акт возвращения, или воссоединения, был сам по себе красноречивым косвенным признанием за финляндцами права обладать Финляндией и управлять ею по-своему.

   Без сомнения, многим мыслящим русским этот опыт прививки нежного отпрыска чужеземного либерализма к грубому стволу древнего самодержавия казался рискованным. Даже многим из нас самих может казаться на первый взгляд, что абсолютизм и конституционное правительство в одной и той же стране взаимно исключают друг друга. Но нужно помнить, что парламентарная система Финляндии далеко не то, что представляют из себя парламентарные системы Западной Европы. Она основана, в сущности, на конституционном компромиссе, придуманном в 1789 г. Густавом III шведским, который сделал тогда попытку сочетать строго монархический образ правления с подчиненным, но тем не менее свобод-

  

  

   ным и независимым (в известных, точно определенных пределах) парламентом. Равнодействующая сил повсюду заметно склонялась в сторону монарха. Он был источником почестей и правосудия, главнокомандующим войсками, единственным посредником в сношениях с иностранными державами и главой исполнительной власти в государстве. Сейм мог собираться только тогда, когда он созывался Великим Князем, и последний мог распустить его, когда считал это нужным. Занятия сейма ограничивались большею частью обсуждением предложений, которые Великий Князь считал нужным подвергнуть его обсуждению, и в его ведение не входил ни разбор общегосударственных мероприятий, ни так называемого экономического и административного законодательства. Но, с другой стороны, без предварительного согласия сословий не мог быть издан ни один новый закон, ни отменен старый, и основные статуты не могли подвергаться, без их разрешения, изменениям или поправкам. Кроме того, сейму принадлежало право участия в выработке всех законодательных мероприятий, в собственном смысле этого слова, включая сюда все вопросы, относящиеся к основным законам, привилегиям сословий, гражданскому и уголовному, морскому и церковному праву. Сейм также имел голос в законодательстве по вопросам о денежном обращении, по делам национального банка, по организации армии и флота и т. п., хотя, как уже сказано было выше, инициатива во всем этом оставалась за Великим Князем. Кроме того, хотя регулирование таможенных пошлин считалось исключительным правом Короны, сословия удержали за собой право облагать себя налогами. Из этого уже можно видеть, что финская конституция была вещь довольно таки невинная. Даже самый ярый самодержец не подвергался никакому риску, поднося такой подарок одной части своих подданных. Пр