Елисеев Александр Васильевич - Мусульманские паломники

  

  

   Было еще довольно рано, и пустыня не успѣла сдѣлаться раскаленною печью, а потому я, чтобы разсѣять непр³ятное впечатлѣн³е, оставленное похоронами Хафиза, отправился вмѣстѣ съ моимъ Юзою вдоль ручья по ущелью, въ надеждѣ развлечься охотою. На утренней зарѣ въ камняхъ я слышалъ верещанье куропатокъ и перепеловъ и крикъ каменнаго козла (carpa sinaitica), а потому надежда встрѣтить какое-нибудь живое существо не была невозможною, тѣмъ болѣе, что Абдъ-Алла увѣрялъ, будто въ ближайшихъ въ намъ горахъ очень многочисленны еще даманы или жиряки (hyrax siriacus), которыхъ онъ называлъ "уерберами", часто встрѣчающ³еся въ горахъ Каменистой Арав³и.

   Вскинувъ свои ружья на плечи и захвативъ еще по длинному ножу съ веревкою, всегда необходимыми въ горахъ, мы вступили въ самое сердце каменной громады, разсѣдающейся вдоль ручья. Скоро насъ охватили со всѣхъ сторонъ холодныя стѣны ущелья, и мы были уже такъ далеко отъ каравана, что оттуда не доносилось въ намъ ни одного звука.

   Торжественно, спокойно и дико было въ мрачномъ ущельѣ. Огромныя каменныя тѣснины, выдвинувш³яся впередъ черными утесами, и кругомъ, разбросанные какъ бы гигантскимъ наводнен³емъ, не только чудовищной формы и величины камни, но и цѣлыя скалы - вотъ и все, что было въ ущельѣ. Ни откуда - ни звука, ни движен³я, ни признака жизни на этихъ обожженныхъ склонахъ, ни признака растительности на огромномъ выжженномъ арав³йскимъ солнцемъ пространствѣ. Жизнь и немыслима среди этихъ камней, хотя бы они были облиты плодоноснѣйшею влагою въ м³рѣ. "Изъ камня родится огонь", говоритъ арабское изречен³е,- но изъ камня не родится никогда жизнь... Мы поднялись по камнямъ на ближайш³е утесы; оттуда, помогая другъ другу и прибѣгая жъ помощи ружей, ножей и веревки, мы взобрались на такую высь, что въ началѣ казалось даже невозможнымъ подняться такъ высоко. Вездѣ, гдѣ мы пробирались, особенно на мѣстахъ подъемовъ и спусковъ, мы оставляли небольш³я кучки камней - необходимая предосторожность, чтобы не заблудиться въ этомъ хаосѣ скалъ, утесовъ и горныхъ склоновъ.

   Пробираясь трудною стезею вокругъ подошвы одного изъ гранд³ознѣйшихъ утесовъ, мы замѣтили свѣж³й характерный пометъ козла... Охотничье сердце заговорило во мнѣ... Я забылъ обо всемъ, и о недавно пережитыхъ минутахъ, и о трудности пути, и о спускахъ съ отвѣсно стоящихъ высотъ, и о палящемъ немилосердно наши головы арав³йскомъ солнцѣ... Одна мысль, одно желан³е было - скорѣе настигнуть дорогую добычу... Храня полное молчан³е, лишь изрѣдка перемигиваясь и держа на готовѣ ружья, мы съ Юзою начали цѣпляться дальше по кромкѣ, которая неправильною спиралью восходила на вершину одного изъ высочайшихъ утесовъ въ этой группѣ горъ. Стараясь не заглядываться внизъ, мы стремились все выше и выше, такъ какъ очевидно, что козлу невозможно никуда спрятаться на обнаженной скалѣ, если мы застигнемъ его по возможности ближе къ вершинѣ. Эта увѣренность и поддерживала наши, начинавш³я уже падать, силы...

   Солнце уже поднялось высоко и немилосердно жарило наши затылки, хорошо, впрочемъ, прикрытые покрышками и полотенцами. Въ глазахъ чувствовался жаръ и колотье; они начали слезиться, что всегда бываетъ, когда приходится долго смотрѣть на блистающ³е предметы. Потъ градомъ катился съ насъ; ни одна нитка нашей легкой одежды не оставалась не смоченной, хотя и быстро высыхала на ужасающей жарѣ отъ лучей палящаго солнца.

   Около часу мы поднимались такимъ образомъ. Я уже начиналъ терять вмѣстѣ съ силами и терпѣн³е. Вершина утеса, казалось, была такъ близка, что еще нѣсколько саженей кверху - и мы тамъ; но на самомъ дѣлѣ, такъ какъ подъемъ шелъ зигзагами, то путь еще былъ далеко не оконченъ и намъ постоянно приходилось прибѣгать къ помощи веревокъ, ружей и другъ друга... А свѣж³й пометъ козла, какъ Ар³аднина нить, завлекалъ насъ все выше и выше... Еще два или три поворота, и мы услыхали надъ головою шумъ отъ сильнаго движен³я. Несомнѣнно, наша добыча попалась, потому что бѣжать ей было некуда; единственная возможность спастись для животнаго - вернуться по той же кромкѣ, по которой шли и мы, но на это едва ли бы рѣшился осторожный козелъ, вѣроятно почуявш³й врага. Вершина же, куда онъ попалъ по своей неосторожности, была совершенно уединенна, и спрыгнуть оттуда куда-либо, что иногда дѣлаютъ эти животныя въ минуты крайней опасности, не представлялось никакой возможности, потому что прыжокъ съ высоты саженей полутораста былъ бы salta mortale даже для альп³йскаго козла. Неминуемая смерть отовсюду грозила бѣдному животному... Интересно было, на что оно рѣшится...

   Немного еще поднялись мы, двигаясь шагомъ съ берданками наготовѣ,- какъ увидѣли свою добычу. То былъ великолѣпный матерой козелъ съ прекрасными рогами. Увидя насъ, онъ опустилъ голову, наклонилъ рога и сталъ въ боевое положен³е; глаза его сверкнули огнемъ, голова слегка тряслась. Немного онъ постоялъ въ такомъ грозномъ положен³и, а потомъ началъ смѣло, но тихо спускаться прямо на насъ... Было что-то трогающее сердце въ этой отчаянной самозащитѣ бѣднаго животнаго противъ неумолимаго, грознаго врага; въ эти минуты хотѣлось бы даже его пощадить, если бы къ выстрѣлу не вынуждала собственная опасность. Я выждалъ немного, чтобы подпустить ближе взбѣшенное животное и выцѣлить вѣрнѣе; Юза тоже былъ насторожѣ. Палецъ готовился спустить собачку, какъ вдругъ козелъ, какъ бы испугавшись своей смѣлости, великолѣпнымъ прыжкомъ, который надо было видѣть, чтобы оцѣнить, отбросился на другую сторону утеса.

   Послѣ этого изумительнаго скачка начался рядъ бѣшеныхъ, изумительно грац³озныхъ прыжковъ, знакомыхъ только горному охотнику. Животное перебрасывало себя на нѣсколько саженей съ такого же легкостью, съ какою отскакиваетъ резиновый шаръ отъ стѣны или пола. Его ноги, казалось, были сдѣланы изъ крѣпкихъ пружинъ, а тѣло - изъ упругаго каучука. Минуть десять безпрерывно прыгало это великолѣпное животное, не давая возможности даже прицѣлиться, и какъ будто понимая, что одна минута его покоя равносильна смерти. Мы, пораженные чуднымъ зрѣлищемъ, которое рѣдкому охотнику приходится видѣть, съ ружьями въ рукахъ наготовѣ, смотрѣли и просто любовались отчаянными прыжками своей жертвы.

   Вдругъ животное сдѣлало чудовищный прыжокъ, какимъ-то волшебнымъ образомъ пошло цѣпляться по отвѣсу и очутилось на самой вершинѣ утеса, а оттуда спустилось осторожно и куда-то исчезло за выступомъ скалы... Дорогая добыча, казалось, ушла... Не предпочелъ ли козелъ броситься съ огромной высоты и разбить свою могучую грудь о камни - постыдной смерти отъ руки охотника. Для охотничьяго сердца это были болѣзненныя минуты. Съ понятнымъ волнен³емъ я поползъ на верхъ, оставивъ Юзу на всяк³й случай внизу для того, чтобы пересѣчь единственную тропинку, возможную для спуска. Когда я всползъ на самый конечный выступъ гранитнаго утеса,- отъ сердца у меня отошло, и оно опять забылось ровнѣе. Выступъ скрывалъ небольшую трещину или пещерку, куда въ смертельномъ страхѣ и забился козелъ. Я видѣлъ, какъ сверкали не то отчаян³емъ, не то злобою и яростью его глаза, какъ грозно моталась могучая голова, вооруженная огромными рогами, выставившимися изъ трещины скалы, и вся фигура прекраснаго животнаго слегка дрожала, выражая вызовъ на послѣдн³й, смертный бой. Шансы на побѣду все еще колебались; не для одного козла то были рѣшительныя минуты, и я тотчасъ же понялъ это, когда мы сошлись лицомъ другъ съ другомъ - охотникъ и его добыча. Насталъ послѣдн³й моментъ борьбы. Животное было готово на все...

   Я обошелъ выступъ скалы и очутился шагахъ въ пяти отъ разъяреннаго козла. Каждый моментъ можно было ожидать, что онъ выпрыгнетъ, какъ резиновый шаръ, изъ расщелины скалы и нанесетъ ужасный ударъ своими могучими рогами. Полулежа на кромкѣ обрыва ужасающей высоты, я видѣлъ, что наши шансы на успѣхъ борьбы были почти одинаковы, и я въ случаѣ неудачи могу такъ же вѣрно погибнуть какъ до сей минуты предполагалъ вѣроятною гибель козла. Каменный выступъ, на которомъ я находился, былъ всего фута два съ половиною шириною; я не могъ даже встать на немъ, чтобы свободно владѣть руками, а въ противномъ случаѣ я рисковалъ потерять равновѣс³е и свергнуться внизъ о камни саженей съ полутораста вышины. Впереди за трещиною, гдѣ притаилась моя добыча, былъ также ужасающ³й обрывъ, отвѣсный, какъ стѣна. Впереди торчали могуч³е рога моего противника, а сзади - узенькая кромка для отступлен³я, теперь уже невозможнаго...

   Медлить было поздно, иначе - значило рисковать жизнью. Кто первый изъ насъ начнетъ, тотъ я побѣдить... Такъ какъ козелъ не догадался первымъ напасть на своего врага и сбросить его съ утеса, что было сдѣлать легко въ первые моменты моей нерѣшительности, когда я, понявъ свое незавидное положен³е, на минуту лишился самообладан³я,- то и началъ я... Еще нѣсколько мгновен³й помедливъ, чтобы лучше выцѣлить свою жертву, я спустилъ курокъ. Раздался выстрѣлъ. Эхо громко отдало его нѣсколько разъ съ долгими перекатами; облава дыма скрыли отъ меня козла. Не зная о результатахъ своего выстрѣла, я быстро отступилъ я очутился внѣ уступа на болѣе широкомъ мѣстѣ. Едва я это успѣлъ сдѣлать, какъ изъ разсѣявшагося дыма показался козелъ, облитый кровью. Пуля угодила ему въ лобъ. Онъ выскочилъ за уступъ, и пригнувъ аршина два впередъ, зашатался. Вторая пуля, пущенная Юзою, окончила его страдан³я. Успѣхъ охоты нашей былъ полнѣвш³й.

   Утомленные, мы растянулись съ Юзою на гладкомъ каменномъ плато, и слегка обдуваемые SW-омъ, прилегли отдохнуть въ нѣсколькихъ шагахъ отъ своей дорогой добычи. Болѣе получаса мы лежали почти безъ движен³я, измученные тяжелымъ подъемомъ. Совсѣмъ оправившись, мы сняли шкуру съ еще теплаго козла, вырѣзали лучш³е куски мяса и рога, которые, какъ трофей, я взялъ съ собою, чтобы отвезти на далекую родину. Затѣмъ, прежде чѣмъ начать спускъ, мы стали осматриваться вокругъ. Высоко мы однако забрались съ Юзою. Подъ нами лежалъ цѣлый хаосъ нагроможденныхъ другъ на друга скалъ, утесовъ и камней. Мы, казалось, царили надъ всѣмъ. Къ юго-востоку шла широкою грядою горная страна, но зато на сѣверо-западъ отъ насъ тянулось одно безбрежное море пустыни, замыкаемое только кое-гдѣ на горизонтѣ зубчатою лин³ею отдаленныхъ горъ. Прямо на югъ, между горными вершинами, виднѣлась узкая лента Акабинскаго залива; свѣтло-голубою съ серебромъ полоскою шла она далеко, извиваясь между окаймлявшими ее желтоватыми песками да темно-голубыми силуэтами береговыхъ альпъ. Внизъ - страшно и посмотрѣть; такъ обрывисто и круто спускалась вершина утеса, на который мы взобрались въ пылу охотничьяго увлечен³я. Выше былъ одинъ безграничный просторъ свѣтло-голубого неба, гдѣ царило во всемъ своемъ велич³и "око м³ра, глазъ Аллаха", какъ поэтически зовутъ арабы пустыни свѣтозарное свѣтило дня. Въ этомъ выражен³и кроется доля сабеистическаго м³ровозрѣн³я, но арабъ и теперь еще сабеистъ въ душѣ, хотя и пропитанъ насквозь исламомъ. "Велик³й пророкъ" все-таки не могъ искоренить сабеистическаго начала въ поэтическомъ воззрѣн³и араба на м³ръ.

   Труденъ былъ нашъ подъемъ, но въ десять разъ труднѣе былъ спускъ. Правда, благодаря мѣткамъ, оставленнымъ нами на пути, мы легко различали тропу, по которой взобрались, но при подъемѣ наши трудности были совсѣмъ иного характера. Поднимаясь, мы изнемогали физически, а спускаясь - психически, если такъ можно выразиться. Нагруженные дорогою и не легкою добычею, сильно измученные, мы должны были испытывать головокружен³е при каждомъ спускѣ. Сколько разъ вамъ приходило въ голову оставить мясо, добытое съ такимъ трудомъ, какъ лишнюю тяжесть, но такая мѣра намъ казалась крайнею, и мы предпочитали рисковать спусками, прибѣгать къ помощи веревокъ, ножей и плечъ товарища, чѣмъ оставить что-нибудь изъ добычи. Сколько разъ кружилась голова при видѣ обрывистыхъ спусковъ и узкихъ кромокъ, по которымъ приходилось спускаться... Достаточно было поскользнуться, оступиться, сдѣлать невѣрный шагъ, или лопнуть нетолстой веревкѣ, чтобы полетѣть головою внизъ и удариться о камни, выставивш³е свои острыя верхушки и ребра внизу. Рядъ успѣшно преодолѣваемыхъ препятств³й и постоянное, настороженное вниман³е при каждомъ шагѣ скоро мнѣ вернули все хладнокров³е, такъ что я могъ даже подкрѣплять Юзу, несмотря на то, что нѣсколько разъ судорожно замирало и трепетало сердце, когда приходилось дѣлать шагъ или движен³е, отъ котораго могла зависѣть жизнь или смерть обоихъ изъ насъ. Юза безпрестанно шепталъ молитвы...

   Около двухъ съ половиною часовъ сходили мы по этому головоломному спуску, пока не вошли опять въ русло потока, въ мрачное ущелье, которое теперь намъ казалось пр³ятно, какъ домъ. И жизнь, и честь, и добыча наши были спасены; я отъ души могъ бы присоединиться къ Юзѣ, когда онъ, сойдя съ "проклятой скалы козла", какъ онъ успѣлъ уже прозвать гору, на которой мы столько промучились, упалъ ницъ и, погружая свое чело въ песокъ, произнесъ: "Эль хамди Лиллахи"!

   Еще четверть часа, и мы были уже въ лагерѣ, гдѣ насъ встрѣтили какъ побѣдителей. Самъ Абдъ-Алла произнесъ длинное привѣтств³е, прибавивъ однако, что пророкъ намъ послалъ богатую добычу, потому что сегодня счастливый день - благословенный четвергъ (ель мубаракъ). Едва сбросилъ я съ себя оруж³е и добычу, какъ поспѣшилъ къ ручейку и сотворилъ тамъ не только умовен³е, но и омовен³е всѣхъ частей тѣла, пострадавшихъ при спускѣ. Мы съ Юзою очутились въ лагерѣ за полдень, когда благочестивые мусульмане уже совершили свою полдневную молитву - тохиръ, и четыре уставныхъ колѣнопреклонен³я; спасаясь отъ нестерпимой жары, они валялись въ своихъ шатрахъ, занимаясь богомысл³емъ, или, если не благочестивыми размышлен³ями, то кейфомъ - занят³емъ тоже угоднымъ Богу и Великому пророку, потому что, кейфуя, человѣкъ-молъ не можетъ погрѣшить. Даже верблюды на такой жарѣ не розыскивали свой жалк³й кормъ, а тоже кейфовали съ полузакрытыми глазами, испекаясь на солнцѣ и пережевывая комочки бурьяну.

   Къ обѣду у насъ сегодня было свѣжее мясо - дичина, не виданная нами послѣ перепелокъ, убитыхъ во время стоянки на берегу Краснаго моря. Къ обѣду нашему приглашены всѣ вчерашн³е собесѣдники: Абдъ-Алла, Букч³евъ и еще одинъ хаджа, котораго ташкентск³й купецъ называлъ казанскимъ татариномъ, хотя этотъ послѣдн³й упорно скрывалъ свое знан³е русскаго языка, по глазамъ же и каждому жесту, съ какимъ онъ прислушивался къ разговору Букч³ева со мною, можно было догадаться, что этотъ плутъ хорошо понимаетъ по-русски. Сегодня Юза попытался сварить настоящ³й супъ изъ козлятины, прибавивъ туда кусочки хлѣба, замѣсто крупы и клоцекъ, и оствокъ замѣсто зелени. Вышло нѣчто вкусное, разумѣется, для обѣда въ выжженной пустынѣ. Жаркое же, финики и послѣ всего чай съ краснымъ виномъ - все это была такая роскошь, которой мы не видали послѣ выѣзда изъ Египта. Немудрено поэтому, что даже старый Абдъ-Алла, распинавш³й свою плотъ, чмокнулъ нѣсколько разъ и обливался, когда куски жаренаго мяса, правда, сильно припахивавшаго козломъ, одинъ за другимъ исчезали во рту. Когда же насытился вполнѣ старый хаджа, и запивъ обѣдъ калашниковскимъ чаемъ, взялъ двѣ трубки (изъ которыхъ одну покрасивѣе предложилъ мнѣ) и затянулся душистымъ наргилэ,- то, не разъ прикладывая руку то къ груди, то къ правому плечу, онъ обращался ко мнѣ, повторяя: "Раббэна-шаликъ-эффендина" (Господь да сохранитъ тебя, господинъ!).

   Между тѣмъ солнце палило невыносимо; мы забрались подъ навѣсъ палатки, какъ и друг³е члены каравана, и тамъ за душистымъ наргиле и кофе, который внезапно проявился у паломниковъ,- полулежа на тюкахъ, предались кейфу и бездѣлью, пока не задремали. Юза заснулъ первымъ, что было не мудрено послѣ такого похода, за нимъ - Букч³евъ и послѣ всѣхъ Абдъ-Алла, еще долго тянувш³й свой узорчатый чубукъ. Такъ какъ въ палаткѣ было нестерпимо душно, то я вышелъ вонъ и направился снова къ ручейку, чтобы освѣжиться хотя немного его животворною влагою.

   То было время ужасающаго зноя, невыносимой жары, когда пустыня пышетъ огнемъ, и чувствуешь, что идешь по горячему песку, прожигающему ногу черезъ подошву, какъ по накаленной плитѣ, и когда не можетъ работать ни одна мысль въ мозгу, переполненномъ кровью. Ужасно въ это время быть безъ крова, безъ капли води въ пустынѣ. Глаза сильно ломятъ и слезятся, въ вискахъ стучитъ невыносимо, голова трещитъ, губы сохнутъ и трескаются, жажда нестерпимая палитъ внутренности, сколько бы ни было выпито воды. Нѣтъ нигдѣ прохлады, нѣтъ и намека на тѣнь... Вездѣ, куда ни посмотришь, одинъ раскаленный песокъ, отражающ³й пламенные лучи палящаго солнца, ослѣпляющ³й глаза, или горяч³й обожженный камень, или воздухъ, пронизанный зноемъ и огнемъ. Горе путнику, если онъ не пристроится вовремя къ источнику или въ тѣнь!.. Горяч³й воздухъ весь трепещетъ отъ зноя, и это колебан³е легкой стих³и, обжигающей тѣло горячими струями, можетъ высосать послѣднюю воду изъ кожаныхъ мѣшковъ; они сожмутся, изсохнутъ, и влага улетитъ въ пространство, разумѣется, утонувъ въ немъ и не освѣживъ ни одного кубическаго дюйма горячей стих³и... И когда нестерпимый внутренн³й жаръ начнетъ изсушать мозгъ и тѣло, когда одинъ глотокъ воды былъ бы драгоцѣннѣйшимъ подаркомъ для путника,- тогда у него останется одинъ пустой, покоробивш³йся мѣхъ. Напрасно тогда онъ будетъ молить небо послать ему хотя одну освѣжающую струю воздуха, напрасно онъ будетъ тогда проглатывать свою собственную слюну и ею утолять на мгновен³е нестерпимый внутренн³й жаръ,- напрасны всѣ его движен³я, потому что часы его тогда сочтены, и человѣка хватитъ уже не на долго. Губы и десны скоро совсѣмъ засохнутъ и истрескаются, запекшаяся кровь вмѣстѣ съ мелкимъ пескомъ наполнитъ эти трещины и образуетъ язвы; въ головѣ, переполненной кровью, перестаетъ работать мозгъ, инстинктъ самосохранен³я подавляется; глаза туманятся, сознан³е пропадаетъ, хотя и не вполнѣ. А между тѣмъ, изнеможенный верблюдъ тоже начинаетъ приставать и уменьшаетъ свой бѣгъ. Путникъ сознаетъ свою гибель, онъ видитъ, что ему нѣтъ спасен³я... Сначала набѣгаетъ легк³й туманъ на его зрѣн³е, зрачки съуживаются до минимума; въ глазахъ начинаютъ появляться багровыя и зеленоватыя пятна, которыя, сливаясь между собою въ невозможномъ сочетан³и, застилаютъ зрѣн³е. Затѣмъ все ярче и ярче становятся эти пятна; ихъ смѣняютъ ф³олетовые и темно-зеленые съ голубымъ круги, за которыми въ глазахъ уже не видно ничего, кромѣ чего-то неопредѣленнаго, темно-краснаго или зеленовато-голубого. Но вотъ на нѣсколько мгновен³й опять проясняется зрѣн³е, и сквозь багрово-красный раскаленный воздухъ, который тогда наполняетъ пустыню, онъ видитъ чудное зрѣлище, преисполняющее на нѣсколько минутъ свѣтлою надеждою сердце несчастнаго... Не вдалекѣ на горизонтѣ передъ нимъ колеблятся свѣтло-голубыя струи чистой воды; высок³я пальмы, тихо помахивая своими вѣнцами, склонились надъ водою и словно манятъ къ себѣ умирающаго путника.- "И-я-раббэна-аалейна" (помилуй меня Господи!) восклицаетъ онъ и торопитъ своего измученнаго верблюда. И чѣмъ больше спѣшитъ онъ, тратя свои послѣдн³я силы и силы полуиздыхающаго верблюда, тѣмъ дальше отодвигается чудное видѣн³е... Оно колеблется слегка, и то поднимаясь, то опускаясь, въ далекой перспективѣ, какъ въ волшебномъ калейдоскопѣ, показываетъ все новыя и новыя картины - одна прекраснѣе другой. И голубыя небеса, и серебристыя струи, и пальмовые лѣса, и подоб³я цѣлыхъ городовъ, глядящихся въ трепещущую поверхность далекаго озера - все это манитъ путника въ таинственную даль, ближе въ чудному видѣн³ю. Но вотъ все болѣе и болѣе трепещутъ воздушные образы, какъ бы расплываясь, улетая кверху или утопая въ багровой дымкѣ горизонта, ярк³я краски блѣднѣютъ, голубоватыя полосы, походивш³я на водную поверхность, на краяхъ перемѣшиваются съ неопредѣленными цвѣтами отдаленной перспективы, и изъ этого смѣшен³я опять выходитъ багрово-красное небо, желтовато-бѣлый песокъ раскаленной пустыни, и горизонтъ, облитый огнемъ и пурпурово-красною мглою. Чудное видѣн³е было только волшебною иллюз³ею, чудною галлюцинац³ею, "моремъ дьявола", какъ его называютъ арабы; дьяволъ хочетъ надсмѣяться надъ правовѣрнымъ въ послѣдн³я минуты, говорятъ они, когда Аллахъ оставитъ его!

   Пропалъ миражъ - это дивное видѣн³е - эта лучшая оптическая иллюз³я, и съ нимъ пропала и послѣдняя надежда. Путникъ истомилъ свои послѣдн³я силы; его животное припадаетъ на колѣни. И если дождется такой несчастный, когда солнце склонится къ закату, и лучи его не будутъ такъ жгучи и горячи, и повѣетъ откуда-то легкою прохладою, онъ можетъ тогда вздохнуть свободнѣе - но это еще не спасен³е; мучительная смерть только отдалена до другого дня, и можно сказать, она сдѣлалась еще продолжительнѣе и ужаснѣй... Что ждетъ путника впереди, если пустыни еще не конецъ, если нѣтъ вблизи источника или зеленѣющей уади? Въ мѣхахъ его - ни капли воды; благодатной росы не бываетъ въ пустынѣ, дождей также; источники же до того рѣдки въ песчаныхъ степяхъ, что можно ѣхать недѣли, и не встрѣтить ни одного, особенно, если не знаешь мѣста ихъ нахожден³я. А переживетъ несчастный ночь, не затушивъ палящей жажды, не прохладившись глоткомъ воды, то другой день едва ли принесетъ съ собою что-нибудь иное кромѣ смерти. Грозная участь только отсрочена жестоко, чтобы въ физическимъ страдан³ямъ присоединить еще душевныя.

   Верблюдь уже, вѣроятно, больше не поднимется и не побѣжитъ, и его хозяину останется только зарѣзать своего спутника и насладиться кровью, если только это можетъ облегчить его послѣдн³е часы. Но и это средство не поможетъ, если Аллахъ отступился отъ правовѣрнаго и счелъ дни его. Тогда, потерявъ свои послѣдн³я силы и сознан³е, получивъ отъ уб³йственной жары солнечный ударъ, онъ падаетъ на песокъ и умираетъ въ страшныхъ, вѣдомыхъ одному Богу да пустынѣ, мучен³яхъ. Изсохнетъ его трупъ, обожженный арав³йскимъ солнцемъ, какъ высыхаетъ финикъ или бобъ; песокъ горяч³й занесетъ эту мум³ю, какъ заноситъ часто даже заживо многихъ несчастныхъ, если только звѣри пустыни - г³ены и шакалы - расхитители падалей, или коршуны-стервятники не обглодаютъ раньше трупъ и не разнесутъ костей по пустынѣ. Бѣлѣющ³е остовы, которыми усѣяна пустыня, разсказываютъ не одну ужасную повѣсть людскихъ страдан³й, подобную той, какую я разсказалъ.

   А что бываетъ въ пустынѣ, когда задуетъ самумъ - этотъ "ядъ", это "дыхан³е шайтана?" Я этого не испыталъ, къ счастью, и потому не могу описать. Знаю только, что тогда не спастись ни одному путнику, что тогда гибнутъ цѣлые караваны. Кому извѣстны всѣ прелести и ужасы пустыни, кто терзался голодомъ и былъ палимъ жаждою, кто получалъ солнечный ударъ, кто трясся цѣлыя недѣли на "кораблѣ пустыни", и пережилъ страшный обманъ, какой представляетъ миражъ,- тотъ только и пойметъ вполнѣ меня и представитъ себѣ, что значитъ быть въ пустынѣ, когда задуетъ самумъ - песчаный жгуч³й вѣтеръ, изсушающ³й кожу на живомъ человѣкѣ, убивающ³й всякое живое существо своимъ смертоноснымъ ядомъ, своею всепроницающею горячею пылью.

   Въ тотъ день, когда мы отдыхали, были около полдня именно так³е часы, когда гибнутъ сотни людей въ пустынѣ; небо приняло уже багрово-красный цвѣтъ, на горизонтѣ появлялась даже дымка, подобная предвѣстницѣ самума, и мы ожидали его - "дыхан³я злого духа", но страшная чаша миновала насъ, и намъ, сытымъ и здоровымъ, у горнаго потока все-таки жилось сравнительно легко. Когда я подходилъ въ ручейку, чтобы вновь умыться и освѣжить горячую голову, вдали на востокѣ показалась легкая синеватая дымка; въ воздухѣ какъ будто промелькнули тончайш³е, почти незримые, абрисы пальмъ и строен³й въ трепещущей отъ зноя атмосферѣ; казалось, готова была создаться чудная картина "фата-морганы", и былъ готовъ весь матер³алъ для этого призрачнаго творен³я,- но легкая зыбь въ воздухѣ, едва замѣтная, вырвавшаяся изъ ущелья, какъ послѣдн³й вздохъ, Богъ вѣсть, откуда прилетѣвшаго вѣтерка, разсѣяла волшебную фантасмагор³ю. Я зналъ эти миражи; я ихъ видалъ не разъ въ пустынѣ, и "море дьявола" не обмануло бы меня.

   Когда я освѣжилъ наконецъ свою пылающую голову и разгоряченное тѣло въ прохладной водѣ ручейка, то какъ-то невольно вырвалось у меня самого, по-арабски - эль хамди лиллахи! Такъ благотворно подѣйствовало омовен³е. Освѣженный, я вернулся подъ свой самодѣльный импровизированный шатеръ; омочивъ еще разъ голову водою и обложивъ ее намоченными платками, я легъ на тюки и уснулъ богатырскимъ сномъ, стараясь наверстать время безсонной ночи и потери организма за сегодняшнюю трудную экскурс³ю.

   Проснулся я около шести часовъ вечера. Весь лагерь былъ уже на ногахъ и копошился. Солнце давно перешло зенитъ и спускалось ближе въ западу; въ воздухѣ не чувствовалось уже страшнаго зноя, дышалось легче и свободнѣе. Наступило лучшее время въ пустынѣ - вечеръ и ночь. Мои пац³енты были по прежнему въ полубезсознательномъ положен³и; всѣ холерные припадки увеличились еще сильнѣе; не сегодня, такъ завтра несчастнымъ угрожала смерть. Тутъ уже была безсильна всякая помощь, и я вполнѣ соглашался съ Абдъ-Аллою, что чтен³е корана и молитвы были для умирающихъ полезнѣе, чѣмъ вмѣшательство врача, неимѣющаго подъ руками никакихъ пособ³й. Утолен³е жажды, теплые компрессы и обтиран³я производились еще, по моему настоян³ю, импровизированными сестрами милосерд³я изъ хаджей, но по временамъ даже и этотъ палл³ативъ доставлялъ мучен³е страдальцамъ. Вездѣ страшна холера, но всего страшнѣе она въ пустынѣ, гдѣ и безъ нея вокругъ все безмолвно и мертво, гдѣ и въ природѣ царитъ одна смерть.

   Старый шейхъ, то шепталъ как³я-то слова изъ корана, особенно, вѣроятно, помогающ³я въ подобныхъ случаяхъ, то приказывалъ ихъ начитывать по очереди передъ умирающими хаджами. Монотонное, заунывное чтен³е среди тишины пустыни напоминало мнѣ чтен³е псалтыря надъ умершими у насъ, съ той только разницей, что здѣсь оно производилось еще надъ живыми - вѣрнѣе сказать - живыми мертвецами. Только изрѣдка среди однообразнаго начета корана вырывалось вмѣстѣ со стономъ изъ груди несчастнаго - "вах³ати-эль-расуль-атина-шуэйта-этъ-маа" (во имя пророка дайте мнѣ воды!) И когда прохладная влага орошала его изсохш³я уста, онъ снова умолкалъ.

   Мы опять собрались вмѣстѣ, я съ своими проводниками. Абдъ-Алла и Букч³евъ. Закуривъ наргилэ и по временамъ освѣжая свои губы душистымъ кофе въ мин³атюрныхъ, почти игрушечныхъ чашечкахъ, которыхъ мы испили не мало, мы разсѣлись на тюкахъ около костра и мирно бесѣдовали. Приказавъ другимъ хаджамъ читать коранъ - эти "сладостнѣйш³е стихи въ м³рѣ", надъ умирающими, старый шейхъ былъ спокоенъ, какъ бы совершивъ все то, что составляло его долгъ и священную обязанность. Отступился на время и я отъ своихъ пац³ентовъ, предоставивъ молитвамъ корана цѣлить неисцѣлимыхъ, вырывать жертвы изъ когтей смерти. За трубкою наргилэ и чашкою кофе, послѣ хорошаго отдыха среди уже набѣгавшей вечерней прохлады, пр³ятно бесѣдовалось намъ. Абдъ-Алла и Букч³евъ разсказывали о своемъ паломничествѣ, хотя, повидимому, скрывали многое, пожалуй самое интересное, вѣроятно, потому что не хотѣли повѣдать всѣхъ тайнъ московскому гяуру.

   И все-таки много они поразсказали мнѣ, сидя у нашего костра, въ долг³й вечеръ и еще болѣе долгую ночь. Только за полчаса до заката солнца они сошли со своихъ мѣстъ, чтобы совершить молитву - аасръ, и четыре уставныхъ колѣнопрекло³ен³я, да въ минуту заката еще два, съ произнесен³емъ молитвы - аймэ, съ тѣмъ, чтобы ангелы тѣхъ часовъ не преминули ихъ записать въ книгу правовѣрныхъ, исполняющихъ велѣн³е пророка.

   И чѣмъ больше смотрѣлъ я на эту смѣсь народностей, соединившихся въ одинъ караванъ человѣкъ въ шестьдесятъ, подъ предводительствомъ бывалаго шейха, котораго они навѣрное считали святымъ, тѣмъ болѣе я задумывался надъ этими странными пилигримами. Вотъ, что я узналъ, и что мнѣ удалось слышать объ этомъ интересномъ хожден³и мусульманъ къ своимъ завѣтнымъ святымъ мѣстамъ и преимущественно въ благословеннымъ городамъ Геджаса - Меккѣ и Мединѣ, гдѣ зачался исламъ, гдѣ совершалось служен³е основателя религ³и, пророка Магомета, "ниспосланнаго Аллахомъ въ м³ръ для наставлен³я человѣчества".

  

  

   Но кромѣ Мекки и Медины, этихъ, по преимуществу, мусульманскихъ паломническихъ мѣстъ магометанскаго м³ра, есть еще и друг³е религ³озные центры, притягивающ³е массу паломниковъ. Эль-Будсъ (²ерусалимъ), который они уважаютъ, какъ мѣсто поклонен³я Христу - "великому пророку"; Эль-Халиль (Хевронъ), гдѣ находятся гробницы патр³арховъ Авраама, Исаака, ²акова, ²осифа и др., чрезвычайно уважаемыхъ мусульманами; и наконецъ, Эль-Масръ-Бахира (Каиръ) - гдѣ находится чуть не "сорокъ-сороковъ" мечетей (между ними мечеть Амру - одна изъ величайшихъ святынь ислама); вотъ тѣ центры поклонен³я, куда стекаются богомольцы со всѣхъ концовъ магометанскаго м³ра. Не всѣ паломники однако носятъ почетное имя хаджей; для того, чтобы получить его и вмѣстѣ съ нимъ внѣшнее отлич³е въ зеленомъ цвѣтѣ, надо непремѣнно пойти въ Арав³ю, въ святынямъ Геджаса, поклониться гробу Магометову. Хотя кораномъ и положено каждому мусульманину сходить, по крайней мѣрѣ, разъ въ жизни въ Мекку, но большинство, конечно, не исполняетъ этого предписан³я, ссылаясь на всевозможныя препятств³я; между ними, впрочемъ, есть и законныя, дозволенныя кораномъ, исключен³я - бѣдность и болѣзнь; на женщинъ не распространяется вовсе предписан³е корана относительно посѣщен³я Мекки, хотя и имъ не возбраняется поклоняться на мѣстѣ величайшимъ святынямъ ислама.

   Желающ³е отправиться въ далекое и трудное богомолье собираются въ извѣстные пункты, гдѣ и устраиваются настоящ³е паломническ³е караваны. Жители аз³атскаго мусульманскаго м³ра - индусы, персы, малоаз³атск³е турки, среднеаз³атцы, собираются въ Дамаскѣ, тогда какъ мусульмане Африки, турки изъ европейской Турц³и, албанцы и др.- въ Каирѣ. Хотя караваны нѣсколько разъ въ годъ выступаютъ изъ этихъ пунктовъ, но главный сезонъ хаджей - это конецъ мѣсяца "шеваля", когда караванъ, вышедш³й изъ Каира или Дамаска, можетъ въ первыхъ числахъ мѣсяца "зельхаджи", въ самому празднику курбатъ-байраму быть въ Меккѣ.

   Изъ Дамаска богомольцы идутъ на Мцерибъ, Балатъ-Эфтемъ, Балатъ-Церка, черезъ Петру и Моав³ю; друг³е же, оставляя въ сторонѣ сир³йскую и моав³йскую пустыни, направляются черезъ ²ерусалимъ, Хевронъ и Акабу, чтобы по дорогѣ помолиться въ Эль-Кудсѣ и въ Эль-Халилѣ. Путешествующ³е тѣмъ или другимъ путемъ сходятся въ Акабѣ, черезъ которую проходитъ также и путь хаджей - дербъ-эль-хадж³аджъ, идущ³й отъ Каира и пересѣкающ³й весь Синайск³й полуостровъ по прямой лин³и отъ Суеца до Акаби. Только немног³е аз³атск³е паломники и, по преимуществу, перс³ане и кавказцы, собираются въ Багдадѣ, и оттуда по Уади-Неджедъ, идущему поперегъ черезъ весь Арав³йск³й полуостровъ, спускаются въ Мединѣ. Изъ Каира - главнѣйшаго мѣста отправлен³я хаджей, эти послѣдн³е могутъ пробраться въ Геджасъ двумя способами: сухопутьемъ черезъ всю Каменистую и Собственную Арав³ю, по пути хаджей, или изъ портовъ Египта по Красному морю до Джедды, откуда недалека и Мекка. Индусы тоже обыкновенно прямо моремъ, изъ Калькутты въ Джедду, совершаютъ свое паломничество; нѣкоторые, впрочемъ, предпочитаютъ высаживаться въ Оманѣ, откуда имъ приходится пробираться труднымъ путемъ поперегъ Арав³йскаго полуострова, далеко не безопаснымъ.

   Дербъ-эль-хадж³аджъ - путь хаджей, по преимуществу, идетъ изъ Каира на Суецъ, черезъ весь Синайск³й полуостровъ на Нахель и Акабу, гдѣ сходятся всѣ караванные пути, отсюда идущ³е въ югу по одному тракту хаджей. Этотъ послѣдн³й по Арав³и идетъ круто въ югу, придерживаясь ближе восточнаго берега Краснаго моря; пунктами, защищающими богомольцевъ на этомъ пути отъ насил³й полудикихъ бедуинскихъ племенъ, служатъ на западномъ берегу Арав³и небольш³я укрѣплен³я съ египетскимъ, гарнизономъ, въ родѣ Мойлахъ, Мун³ахъ, Сомавъ, аль-Акра, эль-Хаура и т. п., въ которыя, впрочемъ, очень рѣдко заглядываютъ хаджи. На весь путь до Мекки богомольцы употребляютъ около пятидесяти дней, считая отъ Каира.

   Въ настоящее время развит³я пароходства на Чермномъ морѣ, сравнительно немног³е путешествуютъ по пустынѣ, придерживаясь описаннаго дербъ-эль-хадж³аджа; огромное же большинство отправляющихся изъ Каира предпочитаетъ морской путь трудному долгому и опасному пути по прежнему паломническому тракту. Этого рода богомольцы отправляются изъ Каира по желѣзной дорогѣ въ Суецъ, или С³утъ, а оттуда черезъ пустыню въ нѣсколько переходовъ достигаютъ Коссейра - гавани на берегу Краснаго моря. Изъ Суеца же и Коссейра, на спец³альныхъ паломническихъ или обыкновенно содержащихъ правильные рейсы, пароходахъ отправляются въ Джедду - гавань Мекки. Пробираясь въ Коссейру, хаджи останавливаются въ Кеннехъ, въ которомъ, по словамъ одного путешественника, "для удовлетворен³я земныхъ потребностей святыхъ хадж³аджъ имѣется множество шинковъ, кофеенъ и публичныхъ домовъ съ черными, коричневыми, желтыми и бѣлыми женщинами; эти красавицы въ огромномъ большинствѣ такъ безобразны и возбуждаютъ такое отвращен³е, что никакимъ образомъ не могутъ олицетворять собою небесныхъ гур³й". Объ этихъ послѣднихъ пилигриммахъ и говорить нечего, тѣмъ болѣе, что я ихъ самъ не наблюдалъ. Я буду говорить только о тѣхъ паломникахъ, которыхъ я видѣлъ, съ которыми провелъ нѣкоторое время и сблизился настолько, насколько можно сблизиться гяуру съ правовѣрнымъ. Хаджи, описываемые мною, все-таки настоящ³е хаджи; они составляютъ значительное меньшинство, и число ихъ ежегодно убываетъ, тогда какъ паломниковъ, идущихъ въ Мекку для прогулки или для виду, съ каждымъ годомъ прибываетъ столько, что на паломническихъ пароходахъ иногда не хватаетъ мѣста. Очевидно, что паломничество мусульманъ отживаетъ также свой вѣкъ. Золотая пора для него давно уже прошла; изъ паломничества вырабатывается прогулка и спекуляц³я, и изъ богомольца, или хаджи, выходить бездомный бродяга въ родѣ русскаго, знакомаго намъ типа странника, или нѣчто еще худшее.

   Гдѣ бы ни собрались мусульманск³е паломники, но разъ они очутились въ одномъ городѣ, что обыкновенно дѣлается на дворѣ какой-нибудь мечети, они долго сговариваются и толкуютъ о предстоящемъ путешеств³и. Первымъ дѣломъ, оно требуетъ не мало денежныхъ расходовъ, а потому финансовый вопросъ - одинъ изъ важнѣйшихъ. Сообразившись съ деньгами, паломники прежде всего избираютъ изъ своей среды или приглашаютъ человѣка опытнаго, бывалаго, часто посѣщавшаго Мекку и носящаго уже почетный титулъ хаджи съ его отличительнымъ зеленымъ цвѣтомъ. Обыкновенно это бываетъ шейхъ, которому всѣ паломники, по выборѣ его, уже безусловно подчиняются съ мусульманскою покорностью. Съ той поры всѣ частные крупные и мелк³е вопросы рѣшаются избраннымъ вожакомъ или главою каравана. Онъ даетъ совѣты, чѣмъ запастись на дорогу, какъ одѣться удобнѣе для путешеств³я, гдѣ взять верблюдовъ, такъ какъ большинство не имѣетъ своихъ собственныхъ. При наймѣ животныхъ и покупкѣ ихъ бываютъ еще больш³е торги; верблюдохозяева наперерывъ предлагаютъ своихъ верблюдовъ. Нанявъ извѣстное число ихъ за нѣсколько п³астровъ поденно и прихвативъ еще нѣсколько лишнихъ на случай несчастья, на что расходы падаютъ одинаково на всѣхъ членовъ каравана, выбираютъ еще шейха-эль-джемали - начальника погонщиковъ, и хабира - проводника или вожака, если глава экспедиц³и самъ не берется вести хаджей, что бываетъ, впрочемъ, очень рѣдко, особенно, если выбираются бывалые шейхи.

   Нанявъ верблюдовъ, начинаютъ снаряжен³е и нагрузку. Кромѣ верблюдовъ верховыхъ хеджиновъ, которые везутъ богомольцевъ и ихъ небольшую поклажу, въ караванѣ еще имѣется нѣсколько вьючныхъ верблюдовъ-джемель, несущихъ на себѣ провиз³ю и въ особенности воду. Верблюды-водоносы выбираются самые здоровые, такъ какъ ихъ ноша, особенно въ началѣ пути, чрезвычайно тяжела. Воду несутъ они въ особыхъ кожаныхъ мѣшкахъ, сдѣланныхъ изъ цѣлыхъ шкуръ различныхъ животныхъ; эти мѣшки носятъ различныя наименован³я. Такъ, раихъ называются больш³е мѣшки, сдѣланные изъ бычачьей шкуры, а кирба - самые маленьк³е изъ козьей или овечьей; высушенная кожа пропитана, для прочности и непроницаемости для воды, особенною скверно пахучею смолою или дегтемъ, имѣющимъ проносное свойство, благодаря которой вода, правда, сохраняется долѣе, но за то скоро получаетъ ужасающ³й вкусъ и запахъ, скоро портится, загниваетъ и производитъ настоящ³е желудочно-кишечные катарры, скоро, впрочемъ, проходящ³е при употреблен³и чистой води. Гораздо лучше раихъ и кирба, мѣшки зимзем³э, выдѣлываемые, какъ говорятъ, въ ²еменѣ; въ нихъ вода сохраняется относительно порядочною гораздо долѣе. Мнѣ самому, на опытѣ, пришлось испытать все преимущество этихъ мѣшковъ передъ раихъ. Недостатокъ матер³альныхъ средствъ не позволилъ мнѣ купить ни одного хорошаго зимзем³э, сдѣланнаго изъ прочной кожи съ ручкою и съ однимъ или двумя отверст³ями для рта. Въ мѣшкахъ послѣдняго рода вода, особенно на вѣтру, даже немного охлаждается. Ничего хорошаго зато я не могу сказать про тѣ бурдюки, которыми пользовался я при переходѣ чрезъ пустыни. Наши хирбана другой день уже содержали горьковатую, начинавшую портиться, воду, тогда какъ въ зимзем³э вода была еще вкусна и во всякомъ случаѣ не отвратительна. Забота о снабжен³и каравана водою - главная забота шейха или хабира.

   Кромѣ воды - хлѣбъ, сыръ, оливки, финики, ячмень, дурра - вотъ и все, что берутъ изъ съѣстного съ собою паломники; дорогою мѣстами у полуосѣдлыхъ бедуиновъ они покупаютъ еще молоко, зелень и изрѣдка мясо. Окончивъ снаряжен³е каравана, что часто продолжается цѣлыя недѣли, богомольцы, прихвативъ еще походные шатры и оруж³е на всяк³й случай, наконецъ, выступаютъ въ путь. Передъ тѣмъ они долго молятся, постятся и просятъ благословен³я на дальн³й путь у шейховъ уважаемыхъ мечетей. Такъ отправляются въ Мекку караваны небольш³е, путешествующ³е въ разное время года, по мѣрѣ того, какъ соберется парт³я богомольцевъ.

   Но такъ какъ чаще всего караваны собираются въ Каирѣ около конца мѣсяца шеваля, когда отправляется въ Мекку цѣлая религ³озная процесс³я, то всѣ они собираются въ одинъ общ³й большой караванъ, надъ которымъ принимаетъ начальство эмиръ-эль-хаджи - начальникъ надъ паломниками. Абдъ-Алла три раза удостоивался чести предводительствовать хаджами. Такой огромный караванъ несетъ съ собою сокровище пророку, вслѣдств³е чего отправлен³е его совершается съ большею торжественностью. Праздникъ перенесен³я священнаго ковра въ Каирѣ - одинъ изъ торжественнѣйшихъ дней въ году, для котораго собираются сотни тысячъ паломниковъ со всѣхъ концовъ мусульманскаго м³ра; на этомъ праздникѣ обязательно присутствуютъ всѣ отправляющ³еся въ путь богомольцы со всѣмъ своимъ скарбомъ, вполнѣ снарядившись въ дальн³й путь, потому что имъ, какъ членамъ религ³ознаго каравана, ввѣряются дары, отсылаемые въ Мекку ко гробу пророка.

   При огромномъ стечен³и народа, масса духовенства всѣхъ разрядовъ и сектъ открываетъ шеств³е. Тутъ можно видѣть всѣ степени ³ерарх³и мусульманъ. Священники (фукера), назиры, улемы, имамы, шейхи, ватифы, моэззины, каины, даже амара (потомки пророка) и халифы (духовные князья, въ родѣ патр³арховъ) идутъ въ великолѣпныхъ разноцвѣтныхъ одеждахъ и распѣваютъ священные гимны. За ними слѣдуютъ всевозможные святоши и юродивые - сантоны и уэли, оборванные, полусумасшедш³е, часто совершенно обнаженные, или едва прикрытые лохмотьями, а также дервиши всевозможныхъ братствъ, въ родѣ западныхъ монашескихъ орденовъ; всѣ они отличаются другъ отъ друга цвѣтомъ своихъ знаменъ, чалмъ и одеждъ. За духовенствомъ слѣдуютъ факиры - настоящ³е изступленные фанатики; они поютъ, ревутъ, бѣснуются и истязаютъ себя; за ними заклинатели змѣй и представители всѣхъ сектъ ислама: Ханафи, Шарехъ, Мельхи и Гамбалэхъ. Плуты-дерввши и тутъ продѣлываютъ свои удивительныя штуки; они ѣдятъ стекло, огонь, горяч³е угли, рѣжутъ себя, царапаютъ, бросаются подъ колесницу, какъ индѣйск³е факиры; друг³е пляшутъ религ³озный танецъ - сикръ, особенно пр³ятный Аллаху и его посланнику.

   Вся эта разношерстная толпа предшествуетъ махмилю - деревянному ящику, гдѣ хранятся сокровища, посылаемыя султаномъ-повелителемъ правовѣрныхъ, тѣнью Аллаха на землѣ, ко гробу Магомета. Эти сокровища составляютъ два экземпляра корана, одежда изъ чернаго шелка, вышитая серебромъ и золотомъ для покрова святой Каабы, и друг³е дары. Этотъ махмиль несется черезъ весь Каиръ на равнину Хаши на городъ къ озеру Бирветъ-эль-хаджъ. Тутъ это сокровище вручается эмиру-эль-хаджи, и отсюда уже паломники, принявъ дорогую ношу, отдѣляются отъ толпы и начинаютъ выступлен³е, настоящее паломничество въ завѣтной Меккѣ.

   Описывая пустыню, я уже вмѣстѣ съ тѣмъ описалъ часть тѣхъ трудностей, которыя предстоитъ перенести богомольцамъ, пробирающимся сухимъ путемъ черезъ пустыню, но это еще не все, потому что слишкомъ непредвидѣнны случайности въ пути. Только тотъ, кто самъ испыталъ всѣ трудности путешеств³я черезъ пустыни, тотъ согласится со мною, что велик³й и многотрудный подвигъ во имя религ³и предпринимаютъ мусульманск³е паломники. Кромѣ затраты значительныхъ матер³альныхъ средствъ, голода, жажды, ужасающаго зноя, опасности во всѣхъ видахъ, бѣдный хаджа всегда еще можетъ ожидать нападен³я со стороны полудикихъ арабовъ пустыни и страшныхъ насил³й съ ихъ стороны. Какъ ни священно имя хаджи для правовѣрнаго, не мало все-таки ихъ на пути къ завѣтной Меккѣ или Масръ-ел-Бахиру прострѣлено пулями бедуиновъ, изрублено ятаганами такихъ же мусульманъ, проколото копьями единовѣрцевъ. Спросите вы любого паломника, и онъ вамъ разскажетъ скорбную повѣсть всего переиспытаннаго и пережитаго въ дорогѣ. Часто, часто приходится бѣдному богомольцу въ неисходной скорби и лишен³яхъ падать ницъ лицомъ въ пылающ³й песокъ и взывать въ небу;- и если пройдетъ чаша смерти или скорби сегодня, то впереди его ожидаетъ не мало. Не даромъ не возвращается добрая четверть, иногда и половина изъ каравана, отправившагося сухимъ путемъ ко гробу Магометову. Абдъ-Алла далъ въ этомъ отношен³и поучительныя цифры. Разъ онъ повелъ изъ Каира въ Мекву 110, и изъ нихъ привелъ 63; другой разъ отправился съ 88, и вернулся всего съ 34 паломниками. Этихъ примѣровъ, болѣе чѣмъ достаточно.

   - Гдѣ же остальные?- спросилъ я стараго шейха.

   - Они погибли. Иншаллахъ (такъ угодно Богу)!- отвѣчалъ сѣдовласый старецъ.

   Если же не посчастливится каравану, и его гдѣ-нибудь застанетъ песчаный вихрь или самумъ, когда пустыня дѣлается адомъ, когда воздухъ навалится и пронижется огнемъ, когда столбы раскаленнаго песку пойдутъ кружиться и своею страшною силою сметать все на пути, когда солнце будетъ горѣть кровавымъ огнемъ - тогда нѣтъ спасенья каравану... Спасется только развѣ счастливецъ какимъ-нибудь чудеснымъ образомъ, и Абдъ-Алла былъ одинъ изъ такихъ - эль-хамддлидлахи!

   Въ дорогѣ дни идутъ однообразно. Днемъ, во время жаровъ, караваны по большей части стоятъ, стараясь спрятаться гдѣ-нибудь подъ навѣсомъ скалы или пр³ютиться у колодца, по ночамъ же они пробираются черезъ самыя безводныя ужасныя мѣста, черезъ которыя днемъ они идти не рѣшаются. Пять ежедневныхъ молитвъ своихъ твердо помнятъ правовѣрные и въ пути, хотя омовен³е за недостаткомъ воды совершается иногда пескомъ. Этими фэтхами (молитвами) паломники раздѣляютъ день; онѣ же служатъ имъ и нравственною поддержкою во всѣхъ скорбяхъ и лишен³яхъ.

   Такъ проходятъ хаджи цѣлыя сотни верстъ, терпя все, что только можетъ вытерпѣть человѣкъ... и все потому, что - схокхи-эль-расуль (его страстное ожидан³е - пророкъ). А не дойдетъ правовѣрный до завѣтной цѣли, погибнетъ онъ въ пустынѣ во славу пророка, то - Аллахъ-веримъ (Богъ милосердъ)!- Онъ поставитъ въ счетъ доброе дѣло,- и двери рая отворятся передъ нимъ, черноок³я гур³и заключатъ его въ свои горяч³я объят³я...