Горький Максим - Советская литература

же не можем вполне освоить все то, что создано нами и для нас. Наша трудовая масса все еще плохо понимает, что она трудится только на себя, для себя. Это сознание всюду тлеет, однако еще не вспыхнуло мощным и радостным огнем. Но ничто не может вспыхнуть раньше, чем достигнет определенной температуры, и никто никогда не умел так великолепно повышать температуру трудовой энергии, как это умеют делать партия, организованная гением Владимира Ленина, и современный нам вождь этой партии.

   Основным героем наших книг мы должны избрать труд, то есть человека, организуемого процессами труда, который у нас вооружен всей :мощью современной техники, - человека, в свою очередь организующего труд более легким, продуктивным, возводя его на степень искусства. Мы должны выучиться понимать труд как творчество. Творчество - понятие, которым мы, литераторы, пользуемся слишком часто, едва ли имея право на это. Творчество - это та степень напряжения работы памяти, когда быстрота ее работы извлекает из запаса знаний, впечатлений наиболее выпуклые и характерные факты, картины, детали и включает их в наиболее точные, яркие, общепонятные слова. Молодая наша литература не может похвастаться этим качеством. Запас впечатлений, количество знаний наших литераторов не велики, и особенной заботы о расширении, углублении их не чувствуется.

   Основная тема европейской и русской литературы XIX столетия - личность в ее противопоставлении обществу, государству, природе. Главной причиной, которая побуждала личность ставить себя против буржуазного общества, - своеобразная, противоречащая классовым идеям и традициям быта организация обилия отрицательных впечатлений. Личность хорошо чувствовала, что эти впечатления подавляют ее, задерживают процесс ее роста, но слабо понимала свою ответственность за пошлость, подлость, за преступность основ буржуазного общества. Джонатан Свифт - один на всю Европу, но буржуазия Европы считала, что его сатира бьет только Англию. А вообще бунтующая личность, критикуя жизнь своего общества, редко и очень плохо сознавала свою ответственность за постыдную практику общества. И еще более редко основным мотивом ее критики существующего порядка действовало глубокое и правильное понимание значения социально-экономических причин, чаще же всего критика вызывалась или ощущением безнадежности своего бытия в тесной железной клетке капитализма, или же стремлением отомстить за неудачи жизни своей, за унизительность ее. И можно сказать, что, когда личность обращалась к рабочей массе, она делала это не ради интересов массы, а в надежде, что рабочий класс, разрушив буржуазное общество, обеспечит ей свободу мысли, своеволие действий. Повторяю: основной и главной темою дореволюционной литературы служит драма человека, которому жизнь кажется тесной, который чувствует себя лишним в обществе, ищет в нем для себя удобного места, не находит его - и страдает, погибает, или примиряясь с обществом, враждебным ему, или же опускаясь до пьянства, до самоубийства.

   У нас, в Союзе Социалистических Советов, не должно, не может быть лишних людей. Каждому гражданину предоставлена широкая свобода развития его способностей, дарований, талантов. От личности требуется только одно: будь честной в своем отношении к героической работе создания бесклассового общества.

   В Союзе Социалистических Советов рабоче-крестьянской властью призвана к строительству новой культуры вся масса народонаселения, - отсюда следует, что ответственность за ошибки, неполадки, за брак работы, за все проявления мещанской пошлости, подлости, двоедушия, беспринципности возлагается на всех нас и каждого. И значит - наша критика должна быть действительно самокритикой, и значит, что мы должны выработать систему социалистической морали, регулятора нашей работы, наших взаимоотношений.

   Рассказывая о фактах, которые знаменуют интеллектуальный рост рабочего фабрик и превращение векового собственника в коллективиста-колхозника, мы, литераторы, именно только рассказываем, очень плохо изображая эмоциональный процесс этих превращений.

   Мы всё еще плохо видим действительность. Даже пейзаж страны резко изменился, исчезла его нищенская пестрота, голубоватая полоска овса, рядом с нею - черный клочок вспаханной земли, золотистая лента ржи, зеленоватая - пшеницы, полосы земли, заросшей сорными травами, а в общем - разноцветная печаль всеобщего раздробления, разорванности. В наши дни огромные пространства земли окрашены могуче, одноцветно, над селом и уездным городом возвышается не церковь, а огромные здания общественного назначения, и гигантские фабрики сверкают обилием стекла, и маленькие язычески разнообразные, как бы игрушечные, древние церкви убедительно говорят нам о талантливости нашего народа, выраженной в церковном зодчестве. В литературе нет нового пейзажа, резко изменившего лицо нашей земли.

   Мы живем в эпоху коренной ломки старого быта, в эпоху пробуждения в человеке его чувства собственного достоинства, в эпоху сознания им самого себя как силы, действительно изменяющей мир. Многим смешно читать, что люди изменяют фамилии Свинухин, Собакин, Кутейников, Попов, Свищев и т. д. на фамилии Ленский, Новый, Партизанов, Дедов, Столяров и т. д. Это не смешно, ибо это говорит именно о росте человеческого достоинства, об отказе человека носить фамилию или прозвище, которое унижает его, напоминая о тяжелом рабском прошлом дедов и отцов.

   Наша литература не так внимательно относится к мелким внешне, но внутренне весьма ценным показателям изменения самооценки людей, к процессам развития нового, советского гражданина. Возможно, что Свинухин взял фамилию Ленского не у Пушкина, а по связи с массовым убийством рабочих на Ленских приисках в 1912 году, а Кутейников действительно был партизаном, а Собакин, дед которого, крепостной раб, быть может, был выменян на собаку, - действительно чувствует себя "новым". До революции для того, чтобы изменить фамилию, нужно было подать об этом прошение "на высочайшее имя" царя, и когда некто Певцов попросил изменить его фамилию по именам матери и бабушки - Авдотьин, на прошении была "начертана" резолюция: "душевнобольной".

   А недавно мне сообщили такой факт: матрос германского флота, человек с исторической фамилией, потомок декабриста, Волконский, стал фашистом.

   "Почему?" - спросили его.

   "Потому, что офицерам запретили бить нас", - ответил он. Вот яркий пример утраты чувства собственного достоинства наследственным аристократом, человеком "голубой крови".

   Рост нового человека особенно ярко заметен на детях, а они - совершенно вне круга внимания литературы; наши сочинители как будто считают ниже своего достоинства писать о детях и для детей.

   Мне кажется, что я не ошибаюсь, замечая, что отцы начинают всё более заботливо и нежно относиться к детям, и, на мой взгляд, это вполне естественно, ибо впервые за всю жизнь человечества дети являются наследниками не денег, домов и мебели родителей, а наследниками действительной и могущественной ценности - социалистического государства, созданного трудом отцов и матерей. Никогда еще дети не входили в жизнь такими сознательными и строгими судьями прошлого, и я вполне верю в факт, рассказанный мне: одиннадцатилетняя туберкулезная девочка сказала доктору в присутствии своего отца и указывая пальцем на него: "Это вот он виноват, что я больная, до сорока лет тратился здоровьем на всяких дряней, а потом женился на маме, ей еще только двадцать семь, она здоровая, он, видите, какой несчастный, вот я и вышла в него".

   Есть все причины ожидать, что такие суждения детей не будут редкостью.

   Действительность дает нам все больше "сырого материала" для художественных обобщений. Но ни драма, ни роман еще не дали достаточно яркого образа советской женщины, свободно и отлично действующей во всех областях строительства социалистической жизни. Заметно даже, что драматурги стараются писать как можно меньше женских ролей. Трудно и объяснить - почему это? А между тем, хотя у нас женщина социально равноправна с мужчиной и хотя она успешно доказывает разнообразие своих дарований и широту своей трудоспособности, - равноправие это весьма часто и во многом является внешним, формальным. Мужчина все еще не забыл или уже преждевременно забыл, что в течение десятков веков женщина воспитывалась для чувственных забав и как домашнее животное, способное играть роль "хозяйки". Этот старый и гнусный должок истории половине народонаселения земли следовало бы оплатить мужчинам нашей страны в первую очередь и в пример всем прочим мужчинам. И здесь литературе следует попытаться изобразить работу и психику женщины так, чтоб отношение к ней приподнялось над общепринятым, мещанским отношением, заимствованным у петухов.

   Далее, я считаю необходимым указать, что советская литература не является только литературой русского языка, это - всесоюзная литература. Так как литераторы братских нам республик, отличаясь от нас только языком, живут и работают при свете и под благотворным влиянием той же идеи, объединяющей весь раздробленный капитализмом мир трудящихся, - ясно, что мы не имеем права игнорировать литературное творчество нацменьшинств только потому, что нас больше. Ценность искусства измеряется не количеством, а качеством. Если у нас в прошлом - гигант Пушкин, отсюда еще не значит, что армяне, грузины, татары, украинцы и прочие племена не способны дать величайших мастеров литературы, музыки, живописи, зодчества. Не следует забывать, что на всем пространстве Союза Социалистических Республик быстро развивается процесс возрождения всей массы трудового народа "к жизни честной - человеческой", к свободному творчеству новой истории, к творчеству социалистической культуры. Мы уже видим, что чем дальше вперед, тем более мощно этот процесс выявляет скрытые в 170-миллионной массе способности и таланты.

   Я нахожу нужным сообщить вам, товарищи, письмо, полученное мною от одного татарского литератора:

  

   Великая Октябрьская революция дала нам, писателям из угнетенных и отсталых народов, неограниченные возможности, в том числе и возможность выступить в русской литературе со своими, правда еще далеко не совершенными, произведениями. Нас, писателей-националов, печатающихся на русском языке, как вам известно, уже десятки и даже сотни. Это - с одной стороны. С другой - советскую литературу на русском языке читают теперь не только русские массы, но и трудящиеся всех народов нашего Советского Союза; на ней воспитываются миллионы подрастающего поколения всех национальностей. Таким образом, советско-пролетарская художественная литература на русском языке уже перестает быть литературой исключительно людей, говорящих на русском языке и имеющих русское происхождение, а постепенно приобретает интернациональный характер и по своей форме. Этот важный исторический процесс выдвигает на первый план совершенно неожиданные новые задачи и новые требования.

   К величайшему сожалению, это понимают не все писатели, критики и редакторы. Поэтому так называемая апробированная литературная общественность в центре продолжает смотреть на нас как на "этнографический экспонат". Не все издательства принимают нас к изданию с охотой. Некоторые частенько дают понять при приеме рукописи, что мы являемся для них "накладным расходом" или "принудительным ассортиментом", что они "сознательно делают скидку национальной политике партии". Эти "мины благородства" вполне справедливо оскорбляют в нас чувство интернационального единства и сознание полноценного человека. Критика же, по выходе произведения из печати, в лучшем случае обмолвится парой "тепленьких словечек" по адресу автора и книги, опять-таки не столько по заслугам, сколько из "уважения" к ленинско-сталинской национальной политике. Это также не воспитывает нас, а наоборот - на некоторых мало искушенных товарищей действует демобилизующе и разлагающе. Затем, после однократного и обычно пятитысячного тиража, который целиком раскупается любителями экзотики и редкостей в больших городах, нас сдают в архив. Такая практика, помимо того, что оказывает на нас морально и материально плохое действие, - преграждает наш путь к массовому читателю и ведет нас к неминуемой национальной ограниченности. Нам же весьма естественно хотелось бы услышать о своих достижениях, если таковые имеются, о недочетах и ошибках (которых у нас больше, чем у других), чтобы их изжить их дальнейшем, хотелось бы стать доступными массовому читателю.

  

   Вероятно, под этим письмом готовы подписаться представители литературы всех союзных республик и автономных областей. Историки и критики нашей литературы должны обратить внимание на это письмо и начать работу, которая внушила бы людям нашей страны, что хотя они разноплеменны, разноязычны, но все и каждый из них - граждане первого в мире социалистического отечества. Упрек, адресованный нашей критике, мы должны признать справедливым упреком. Критика, особенно газетная, наиболее читаемая писателями, - критика наша неталантлива, схоластична и малограмотна по отношению к текущей действительности. Ничтожество книжно-газетного знания особенно ярко обнажается в наши дни быстрого изменения действительности, обилия разнообразных деяний. Не имея, не выработав единой руководящей критико-философской идеи, пользуясь все одними и теми же цитатами из Маркса, Энгельса, Ленина, критика почти никогда не исходит в оценке тем, характероз и взаимоотношений людей из фактов, которые дает непосредственное наблюдение над бурным ходом жизни. В нашей стране и работе есть много такого, чего, конечно, не могли предусмотреть Маркс и Энгельс. Критика говорит автору: "Это сделано неверно, потому что наши учителя говорят по этому поводу так-то". Но она не может сказать: "Это - неверно, потому что факты действительности противоречат показаниям автора". Из всех чужих мыслей, которыми пользуются критики, они, видимо, совершенно забыли ценнейшую мысль Энгельса: "Наше учение - не догма, а руководство к действию". Критика недостаточно действенна, гибка, жива, и, наконец, критик не может научить автора писать просто, ярко, экономно, ибо сам он пишет многословно, тускло и - что еще хуже - или равнодушно, или же слишком горячо, - последнее в том случае, если он связан с автором личными симпатиями, а также интересами группки людей, заболевших "вождизмом", прилипчивой болезнью мещанства.

   "Вождизм" - это болезнь эпохи, она вызвана пониженной жизнеспособностью мелкого мещанства, ощущением его неизбежной гибели в борьбе капиталиста с пролетарием и страхом пред гибелью, - страхом, который гонит мещанина на ту сторону, которую он издавна привык считать наиболее физически сильной,- в сторону работодателя - эксплуататора чужого труда, грабителя мира. Внутренне "вождизм" - результат изжитости, бессилия и нищеты индивидуализма, внешне он выражается в формах таких гнойных нарывов, каковы, например, Эберт, Носке, Гитлер и подобные герои капиталистической действительности. У нас, где создается действительность социалистическая, такие нарывы, конечно, невозможны. Но у нас в качестве наследия мещанства еще остались кое-какие прыщи, не способные понять существенного различия между "вождизмом" и руководством, хотя различие совершенно ясно: руководство, высоко оценивая энергию людей, указывает пути к достижению наилучших практических результатов при наименьшей затрате сил, а "вождизм" - индивидуалистическое стремление мещанина встать на голову выше товарища, что и удается весьма легко при наличии механической ловкости, пустой головы и пустого сердца.

   Критика уступает слишком много места полуграмотным рецензентам, которые вызывают только недоумение и обиды авторов, но не способны чему-либо научить. Не замечают попыток воскресить и ввести в жизнь некоторые идеи народнической литературы и, наконец, - что очень важно - не интересуются ростом литературы областной, не говоря о союзной. Следует еще сказать, что критика не касается публичных сообщений литераторов о том, "как они пишут", а эти сообщения очень требуют внимания критики.

   Самокритика необходима, товарищи. Мы работаем пред лицом пролетариата, который, становясь все более грамотным, непрерывно повышает свои требования к нашему искусству, да. вместе с этим и к нашему социальному поведению.

   Коммунизм идей не совпадает с характером наших действий и взаимоотношений в нашей среде, - взаимоотношений, в коих весьма серьезную роль играет мещанство, выраженное в зависти, в жадности, в пошлых сплетнях и взаимной хуле друг на друга.

   О мещанстве мы писали и пишем много, но воплощения мещанства в одном лице, в одном образе - не дано. А его необходимо изобразить именно в одном лице и так крупно, как сделаны мировые типы Фауста, Гамлета и др.

   Напомню, что мещанство - многочисленный класс паразитов, которые, ничего не производя, стремятся потреблять-поглощать как можно больше - и поглощают. Паразитируя на крестьянстве и рабочем классе, тяготея всегда в лапы крупной буржуазии, а иногда, по силе требования извне, переходя на сторону пролетариата и внося в его среду анархизм, эгоцентризм и всю исторически присущую мещанину пошлость, - пошлость мысли, питающейся исключительно фактами быта, а не внушениями труда, - мещанство - насколько оно мыслило и мыслит - всегда пропагандировало и укрепляло философию индивидуального роста, по линии наименьшего сопротивления искало более или менее устойчивого равновесия между двумя силами. Отношение мещанства к пролетариату особенно ярко характеризуется тем фактом, что даже полунищий крестьянин, собственник ничтожнейшего клочка земли, презирал рабочего фабрики, лишенного всякой собственности, кроме рук. Что у пролетария есть еще и голова, мещанин замечал лишь тогда, когда руки пролетария начинали действовать революционно, вне фабрики.

   Не все сорные травы вредны или бесполезны, ибо из многих сорных трав добываются целительные яды. Мещанство вырабатывает только яд разрушающий. Если б мещанин не чувствовал себя ничтожной деталью в машине капитализма, - он не стремился бы так упорно и так бесплодно доказывать свою значительность и свободу своей мысли, воли, свое право на бытие и не создал бы на протяжении XIX-XX веков такое количество "лишних людей", "кающихся дворян", "героев безвременья", людей типа "ни павы, ни вороны".

   В Союзе Советов мещанство сдвинуто с места, выгнано из его гнезд, из сотен уездных городов, развеялось всюду и, как мы знаем, просачивается даже в партию Ленина, откуда его вышибают при каждой партийной чистке. Все-таки оно остается и действует, как микроб, вызывающий постыдные заболевания.

   Партийное руководство литературой должно быть строго очищено от всяких влияний мещанства. Партийцы в литературе обязаны явиться не только учителями идеологии, организующей энергию пролетариата всех стран на последний бой за его свободу, - партийное руководство должно явить всем своим поведением морально авторитетную силу. Эта сила должна внести в среду литераторов прежде всего сознание ими коллективной их ответственности за все явления в их среде. Советская литература, при всем разнообразии ее талантов и непрерывно растущем количестве новых даровитых писателей, должна быть организована как единое коллективное целое, как мощное орудие социалистической культуры.

   Союз писателей создается не для того, чтоб только физически объединить художников слова, но чтобы профессиональное объединение позволило им понять свою коллективную силу, определить с возможной ясностью разнообразие направлений ее творчества, ее целевые установки и гармонически соединить все цели в том единстве, которое руководит всею трудотворческой энергией страны.

   Речь идет, конечно, не о том, чтобы ограничить индивидуальное творчество, но чтобы предоставить для него широчайшие возможности дальнейшего мощного развития.

   Надо усвоить, что критический реализм возник как индивидуальное творчество "лишних людей", которые, будучи не способны к борьбе за жизнь, не находя себе места в ней и более или менее отчетливо сознавая бесцельность личного бытия, понимали эту бесцельность только как бессмыслие всех явлений социальной жизни и всего исторического процесса.

   Отнюдь не отрицая широкой огромной работы критического реализма, высоко оценивая его формальные достижения в искусстве живописи словом, мы должны понять, что этот реализм необходим нам только для освещения пережитков прошлого, для борьбы с ними, вытравливания их.

   Но эта форма реализма не послужила и не может служить воспитанию социалистической индивидуальности, ибо - все критикуя - ничего не утверждала или же - в худших случаях - возвращалась к утверждению того, что ею же отрицалось.

   Социалистическая индивидуальность, как мы видим на примере наших героев труда, которые являются цветением рабочей массы, - социалистическая индивидуальность может развиваться только в условиях коллективного труда, поставившего перед собою высочайшую и мудрую цель освобождения трудящихся всего мира из-под искажающей людей власти капитализма.

   Социалистический реализм утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого - непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей человека ради победы его над силами природы, ради его здоровья и долголетия, ради великого счастья жить на земле, которую он сообразно непрерывному росту его потребностей хочет обработать всю как прекрасное жилище человечества, объединенного в одну семью.

  

   Сказав так много о недостатках литературы нашей, я обязан отметить ее достоинства и завоевания. Здесь у меня нет места и времени указать на резкое различие нашей и западной литературы... Скажу только, что для всякого беспристрастного ценителя совершенно ясно: наша литература обогнала западную новизною тем, и напомню, что многие из литераторов наших оценены на Западе еще более высоко, чем у себя на родине. О завоеваниях литературы нашей я уже говорил полным голосом и с великой радостью в 1930 году в статье, напечатанной в книге "О литературе" (стр. 52-54), и во многих других статьях этой книги. С той поры прошло четыре года напряженной работы. Дает ли эта работа мне право повысить оценку достижений нашей литературы? Право это мне дает высокая оценка многих книг основным нашим читателем - рабочим и колхозником. Вам известны эти книги, а потому я не буду называть их, скажу только, что у нас уже есть солидная группа живописцев словом, - группа, которую мы можем признать "ведущей" в процессе развития художественной литературы.

   Эта группа объединяет наиболее талантливых партийцев-литераторов с беспартийными, и последние становятся "советскими" не на словах, а на деле, усваивая все более глубоко общий и общечеловеческий смысл героической работы партии и рабоче-крестьянской, Советской власти. Не надо забывать, что русской буржуазной литературе потребовалось - считая с конца XVIII века - почти сто лет для того, чтоб властно войти в жизнь и оказать на нее известное влияние. Советская революционная литература достигла этого влияния за пятнадцать лет.

   Высота требований, которые предъявляются к художественной литературе, быстро обновляемой действительностью и культурно-революционной работой партии Ленина, - высота этих требований объясняется высотою оценки значения, которое придается партией искусству живописи словом. Не было и нет в мире государства, в котором наука и литература пользовались бы такой товарищеской помощью, такими заботами о повышении профессиональной квалификации работников искусства и науки. Об этой помощи, об этой работе говорят нам не только организации ВИЭМ и литвуз.

   Государство пролетариев должно воспитать тысячи отличных "мастеров культуры", "инженеров душ". Это необходимо для того, чтобы возвратить всей массе рабочего народа отнятое у нее всюду в мире право на развитие разума, талантов, способностей. Это намерение, практически осуществимое, возлагает на нас, литераторов, необходимость строгой ответственности за нашу работу и за наше социальное поведение. Это ставит нас не только в традиционную для реалистической литературы позицию "судей мира и людей", "критиков жизни", но предоставляет нам право -непосредственного участия в строительстве новой жизни, в процессе "изменения мира".

   Обладание правом и должно внушить каждому литератору сознание его обязанности и ответственности за всю литературу, за все явления, которых в ней не должно быть.

   Союз советских литераторов объединяет 1500 литераторов; в расчете на массу мы получаем одного литератора на 100 тысяч читателей. Это - не много, ибо жители Скандинавского полуострова в начале этого столетия имели одного литератора на 230 читателей. Население Союза Социалистических Республик непрерывно и почти ежедневно демонстрирует свою талантливость, однако не следует думать, что мы скоро будем иметь 1500 гениальных писателей. Будем мечтать о 50. А чтобы не обманываться - наметим 5 гениальных и 45 очень талантливых. Я думаю, что для начала хватит и этого количества. В остатке мы получим людей, которые все еще недостаточно внимательно относятся к действительности, плохо организуют свой материал и небрежно обрабатывают его. К этому остатку нужно присоединить многие сотни кандидатов в союз и затем - сотни "начинающих" писателей во всех республиках и областях. Сотни из них пишут, десятки уже печатаются. За 1933-1934 годы в различных городах - от Хабаровска и Комсомольска до Ростова и Сталинграда, Ташкента, Воронежа, Кабардино-Балкарии, Тифлиса и т. д. - вышло около тридцати сборников и альманахов, наполненных произведениями местных начинающих литераторов.

   Оценивать эту работу - обязанность критики, которая все еще не замечает ее, хотя пора заметить. Эта работа, какова бы она ни была, говорит все-таки о глубине культурного процесса в массе народа. Читая эти книжки, чувствуешь, что авторы стихов, рассказов, пьес - рабкоры, селькоры. Я думаю, что мы имеем добрый десяток тысяч молодежи, которая стремится работать в литературе. Разумеется, будущий литвуз не в состоянии поглотить и десятую часть этой армии.

   Теперь я спрошу: зачем организован съезд литераторов, и какие цели ставит перед собой будущий союз? Если только цели профессионального благоустройства работников литературы, тогда едва ли следовало городить столь грандиозный огород. Мне кажется, что союз должен поставить целью своей не только профессиональные интересы литераторов, но интересы литературы в ее целом. Союз должен в какой-то мере взять на себя руководство армией начинающих писателей, должен организовать ее, распределить ее силы по различным работам и учить работать с материалом прошлого и настоящего.

   В стране нашей идет работа над "Историей фабрик и заводов". Оказалось, что привлечь к этой работе высококвалифицированных литераторов весьма трудно. Покамест из них отлично работают только поэтесса Шкапская и Мария Левберг, другие же не только не касаются сырого материала, но не находят времени для редактирования обработанного.

   Мы не знаем истории нашего прошлого. Предполагается и частью уже начата работа над историей удельно-княжеских и порубежных городов от времени их основания до наших дней. Эта работа должна осветить нам в очерках и рассказах жизнь феодальной России, колониальную политику московских князей и царей, развитие торговли и промышленности, - картину эксплуатации крестьянства князем, воеводой, купцом, мелким мещанином, церковью, - и заключить все это организацией колхозов - актом подлинного и полного освобождения крестьянства от "власти земли", из-под гнета собственности.

   Нам нужно знать историю прошлого союзных республик. К этим и многим другим коллективным работам можно привлечь сотни начинающих писателей, тг эта работа предоставит им широчайшую возможность самообразования, повышения квалификации путем коллективной работы над сырым материалом и взаимной самокритики.

   Нам необходимо знать все, что было в прошлом, но не так, как об этом уже рассказано, а так, как все это освещается учением Маркса - Ленина - Сталина и как это реализуется трудом на фабриках и на полях, - трудом, который организует, которым руководит новая сила истории - воля и разум пролетариата Союза Социалистических Республик.

   Вот какова, на мой взгляд, задача союза литераторов. Наш съезд должен быть не только отчетом пред читателями, не только парадом наших дарований, но он должен взять на себя организацию литературы, воспитание молодых литераторов на работе, имеющей всесоюзное значение всестороннего познания прошлого и настоящего нашей родины.

  

  

   В двадцать седьмой том вошли статьи, доклады, речи, приветствия, написанные и произнесенные М. Горьким в 1933-1936 годах. Некоторые из них входили в авторизованные сборники публицистических и литературно-критических произведений ("Публицистические статьи", издание 2-е - 1933; "О литературе", издание 1-е - 1933, издание 2-е - 1935, а также в издание 3-е - 1937, подготавливавшееся к печати при жизни автора) и неоднократно редактировались М. Горьким. Большинство же включенных в том статей, докладов, речей, приветствий были опубликованы в периодический печати и в авторизованные сборники не входили. В собрание сочинений статьи, доклады, речи, приветствия М. Горького включаются впервые.

  

  

   Впервые напечатано в газетах "Правда", 1934, No 228, 19 августа, "Известия ЦИК СССР и ВЦИК", 1934, No 193, 19 августа, "Литературная газета", 1934, No 106, 20 августа, "Литературный Ленинград", 1934, No 41, 20 августа, а также в изданиях: "Первый всесоюзный съезд советских писателей", Стенографический отчет, М. 1934; М. Горький, Советская литература, Гослитиздат, М. 1934, и М. Горький, О советской литературе, М. 1934.

   Включалось во второе и третье издания сборника статей М. Горького "О литературе".

   Печатается с незначительным сокращением по тексту второго издания указанного сборника, сверенному с рукописями и машинописями (Архив А. М. Горького).

  

   ...идеалистическая философия епископа Беркли, реакционное значение которой освещено В. И. Лениным в его боевой книге против идеализма. - Имеется в виду книга В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии" (см. В. И. Ленин, Сочинения, изд. 4-е, т. 14). - 301-302.

   Тиль Уленшпигель - герой немецких и голландских народных преданий позднего средневековья. - 306.

   Симплициссимус - герой одноименного романа немецкого писателя XVIII века Гриммельсгаузена (1668). - 306.

   Лазарильо из Тормес - герой одноименного анонимного испанского романа, вышедшего в 1554 году. - 306.

   Жиль Блаз - герой романа французского писателя А.-Р. Лесажа "История Жиль Блаза де-Сантильяна". Роман впервые был издан в 1715-1735 годах. -306.

   Арсен Люпен - сыщик, герой авантюрных романов французского буржуазного писателя М. Леблана. - 306.

   Санчо Панса - персонаж романа испанского писателя М. Сервантеса "Дон-Кихот". - 306.

   Тиль Уленшпигель де-Костера - герой романа бельгийского писателя Шарля де-Костера "Легенда об Уленшпигеле", вышедшего в 1867 году. - 306.

   Шерлок Холмс - герой ряда рассказов английского буржуазного писателя Конан-Дойля. - 307.

   Терсит - один из персонажей "Илиады" Гомера. - 308.

   Тимон Афинский - герой одноименной трагедии английского драматурга В. Шекспира. - 308.

   ...ростовщик Шейлок - герой комедии В. Шекспира "Венецианский купец". - 308.

   "Фауст" - трагедия немецкого поэта В. Гёте. - 311. "Приключения барона Мюнхаузена". - Имеются в виду книги немецких писателей: Р.-Э. Распе, "Удивительные приключения, путешествия и военные подвиги барона Мюнхаузена" (1785); Г.-А. Бюргер, "Приключения барона Мюнхаузена" (1786-1788); К. Иммерман, "Мюнхаузен" (1838). - 311.

   "Пантагрюэль и Гаргантюа" - "Гаргантюа и Пантагрюэль", произведение французского писателя Ф. Рабле. - 311.

   Петр Шлемиль - герой повести немецкого романтика А. Шамиссо "Необыкновенная история Петера Шлемиля". - 312.

   ...Бориса Савинкова, автора и героя его сочинения... - Имеется в виду роман Б. Н. Савинкова (псевдоним В. Ропшин) "То, чего не было". - 313.

   Санин - герой одноименного бульварного романа М. П. Арцыбашева. - 313.

   По рассказу Веры Н. Фигнер... - См. Вера Фигнер, Полное собрание сочинений в семи томах, том третий, М. 1932, стр. 176. - 313.

   Увлечение идеями Достоевского началось тотчас после его речи о Пушкине... - Имеется в виду речь Ф. М. Достоевского на заседании Общества любителей российской словесности (Москва) 8 июля 1880 года в связи с открытием памятника А. С. Пушкину. - 315.

   ...в 1907 году... вышел сборник "Вехи"... - Сборник "Вехи" вышел в 1909 году. - 315.

   "Будь, что будет..." - из стихотворения поэта-декадента Д. С. Мережковского "Парки". - 316.

   "Наше учение - не догма, а руководство к действию". - См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные письма, 1947, стр. 396. - 326.

   ...людей типа "ни павы, ни вороны". - М. Горький имеет в виду героя произведения писателя-народника Осиповича (А. О. Новодворской)) "Эпизод из жизни ни павы, ни вороны". - 328.

   О завоеваниях литературы нашей я уже говорил... - в статье "О литературе" (см. том 25 настоящего издания). - 330.

   ВИЭМ - Всесоюзный институт экспериментальной медицины.- 331.