Иванчин-Писарев Николай Дмитриевич - Речь в память Историографу Российской Империи

  

   Милостивые Государи!

   Что остается утѣшительнаго въ чувствѣ, внушаемомъ смерт³ю великихъ людей? - воззрѣн³е на полноту ихъ славы. Изъ сего плачевнаго мрака восходитъ для нихъ заря безсмерт³я; и въ слезахъ на гробъ великаго Писателя, истиннаго ревнителя о нашемъ благъ, совершается торжество дарован³я. Но сколь поразительнымъ должно быть с³е торжество тамъ, гдѣ Писатель сей былъ единственнымъ; гдѣ юный питомецъ Музъ, выходящ³й на пространное поле Словесности, озирая окрестъ себя, видитъ обширныя пустыни, и возводитъ печальный взоръ на отлетающаго Ген³я!

   Одинъ изъ Росс³янъ покрылся нынѣ симъ полнымъ с³ян³емъ славы: Почтенный нашъ Истор³ографъ, Николай Михайловичь Карамзинъ окончалъ дни на 61 году своей жизни (1), доведя безцѣнный трудъ свой, Истор³ю Росс³йскаго Государства, до начала XVII столѣт³я.

   Въ то время, какъ лишились въ немъ: Престолъ - слуги вѣрнаго, Отечество - достойнаго сына, Музы - своего любимца, все человѣчество - друга, Общество наше лишилось члена знаменитаго. Безпрерывные труды, и отдаленность его мѣстопребыван³я прешли его собесѣдничеству съ нами, но мы, съ восторгомъ удовлетвореннаго честолюб³я, видѣли въ спискѣ имянъ своихъ его славное имя.

   Въ первый разъ обращая къ Вамъ слово какъ сочленъ, какъ товарищъ Вашъ, Почтенные Собрат³я! требую снизхожден³я къ слабости моего таланта. Я говорю о Карамзинъ - говорю о Карамзинъ усопшемъ! - я смущаюсь важност³ю предмета столько же, сколько и печал³ю о сей невозвратной потерѣ. Но благодарность гражданина, который дорожитъ славою Отечества, кому священны звуки языка роднаго, да будетъ замѣною его способностей, и да укрѣпитъ сердце его къ принесен³ю толь тягостной жертвы.

   Судьбамъ Вышняго угодно было означишь наше время истинною славою для Росс³янъ, славою, о которой едваль когда мечтали Владыки, народы и граждане, и которая въ первый разъ явилась предъ очами Мудраго не въ видъ суетнаго блеска: мы завоевали миръ у вселенной, и ей даровали его. Но среди толикихъ чудесъ на попрпщѣ воинскихъ, гражданскихъ и политическихъ дѣйств³й, ужели ли не прославились мы въ народахъ могуществомъ слова? Не многое принесемъ на судъ просвѣщенныхъ современниковъ; но с³е немногое есть превосходнѣйшее творен³е нашего вѣка. Смѣло выступимъ, держа безцѣнный свитокъ, гдѣ начертались для вѣковъ слава и бѣдств³я, погрѣшности и мудрость, заблужден³я и добродѣтели отцовъ нашихъ; гдѣ разумъ, внеся свѣтильникъ свой въ предѣлы минувшаго, озарилъ будущее для Царей и народовъ; гдѣ истина изреклась твердо; гдѣ умъ и сердце отозвались въ очаровательномъ благозвуч³и слога, гдѣ, наконецъ, совершился одинъ изъ великихъ обѣтовъ великаго Просвѣтителя Росс³и (2). Смѣло выступимъ на с³е новое поле состязан³й, - и вторично изумленный западъ узритъ новое торжество наше; ибо въ семъ творен³и живость образовъ, оттѣнки личнаго свойства Героевъ, смѣлость выражен³й, увлекательный жаръ повѣствован³я, всѣ достоинства, отличающ³я древнихъ, въ первый разъ соединились съ вѣрнѣйшимъ наблюден³емъ народныхъ характеровъ; съ обозрѣн³емъ взаимной ихъ сходственности и самобытнаго свойства, ихъ различающаго; съ неуклоннымъ за ними слѣдован³емъ на пути къ велич³ю или къ паден³ю, къ нравственной зрѣлости, или къ новому младенчеству; съ изыскан³емъ причинъ въ самыхъ слѣдств³яхъ, добра въ самой слабости и унижен³и; съ указан³емъ на трудныя усил³я человѣческаго разума, и на медленное его шеств³е къ успѣхамъ просвещен³я; однимъ словомъ, съ высокою критикою, неизвѣстною древнимъ, и недавно появившеюся у новѣйшихъ Дѣеписателей. Умъ, богатый обширными свѣден³ями, а сердце любов³ю къ отечеству, могли только произвесть с³е дивное соединен³е. Сограждане! сей умъ возросъ и созрѣлъ на глазахъ вашихъ; с³е сердце любило - Росс³ю!

   Не уступая другимъ просвѣщеннымъ народамъ въ исполнен³и всѣхъ добродѣтелей, останемся ли непослушными одной изъ первыхъ, признательности? Намъ ли ожидать упрека въ неблагодарности къ столь знаменитому соотечественнику? Не ему ли обязаны мног³е изъ насъ за тѣ отрадные часы, которыхъ не считаетъ смертный? Сколько разъ погасающая лампада заставала наши слезы надъ страницами, гдѣ изображалось его прекрасное сердце! Сколько разъ умъ нашъ дружился съ его умомъ, плѣняясь истиннымъ краснорѣч³емъ, зависящимъ отъ красоты идей, а слухъ былъ очарованъ сладкозвуч³емъ его слова! Не онъ ли первый пришелъ въ пустыни наши проповѣдывать вкусъ и любовь къ Изящному? Не онъ ли, отвергнувъ рабское подражан³е иноземцамъ, подалъ намъ примѣръ мыслить, чувствовать и писать самимъ собою, и, оградивъ рѣчь непреложными законами размѣра, далъ ей надлежащую стройность, означилъ ея разрывы и паден³я? Кто болѣе, кто лучше его говорилъ намъ о нашихъ врожденныхъ способностяхъ, о нашемъ просвѣщен³и, о нашемъ счаст³и? Кто болѣе желалъ намъ добра? Кто достойнѣе произносилъ имя человѣка и святое имя Отечества?... И мы не повторимъ нынѣ о дѣйств³и, которое произвели въ умѣ и сердцѣ нашемъ его высок³я думы, его пламенныя чувствован³я; между тѣмъ, какъ безсмертныя страницы его переносятся изъ страны въ страну, и во всей ученой Европѣ славятся всенародно (3)! Я слышу гласъ потомства, насъ уличающ³й: "Современники великаго Писателя! мног³е изъ васъ его понимали и чувствовали; немног³е, при жизни его, доставили ему счаст³е быть въ томъ увѣреннымъ (4), и, можетъ быть, перо выпадало изъ рукъ его съ горестною мысл³ю: "Я опередилъ свой вѣкъ!" Онъ посвятилъ лучш³е дни свои вашей пользѣ, вашей славѣ, вашимъ удовольств³ямъ: и никто не принесъ цвѣтовъ на свѣжую могилу его!"

   Нѣтъ! избѣгнемъ такихъ упрековъ, и оправдаемъ себя предъ судилищемъ потомства. Принесемъ, по мѣрѣ силъ нашихъ, памяти сего Мужа, рано похищеннаго у насъ вѣчност³ю, дань удивлен³я и признательности.

   Слѣдуя стезею, означенною имъ на словесномъ поприщѣ, сначала замѣтимъ его вступлен³е на оное съ полнымъ предвидѣн³емъ всѣхъ преградъ, имъ испытанныхъ. Изумясь неколебимой твердости его въ семъ подвигѣ, откроемъ главный источникъ оной. Обозрѣвъ въ Писателѣ Человѣка, обозримъ и плоды трудовъ его, и украсимъ дань хвалы одною справедливост³ю.

   Велик³й Ломоносовъ, сей истинный отецъ языка нашего, первый указатель его богатства и звучности, подобно всѣмъ преобразователямъ, не могъ дѣйствовать непосредственно, то есть, одною силою собственнаго ген³я, и воспользоваться вдругъ самобытност³ю красотъ нашего слова; не успѣлъ перейти отъ подражан³я въ образцовому, самостоятельному, и, преждевременно же отнятый у насъ судьбою, оставилъ путь едва проложенный, оставилъ его въ добычу терн³ямъ. Но домъ, въ которомъ умеръ Ломоносовъ, ознаменованъ рожден³емъ Карамзина! Прошло четверть вѣка, и явился тотъ, кому завѣщалъ онъ навсегда изторгнуть с³и терн³я, разширить сей путь, и внести по немъ письмена Отечества во храмъ безсмертной славы. Сколь важна была с³я обязанность! сколь велик³е труды предстояли исполнителю оной!

   Соображая заслуги его съ тяжест³ю подъятыхъ имъ трудовъ, мы должны вспомнить и испытанный имъ недостатокъ въ постороннихъ способахъ, которые обыкновенно содѣйствуютъ Писателямъ при появлен³и ихъ на ѳеатръ ученаго свѣта, и сопутствуютъ имъ при самой зрѣлости ихъ талантовъ. С³и отношен³я весьма важны для автора; онъ имѣютъ сильное вл³ян³е на его способности, а нерѣдко опредѣляютъ участь и всей жизни его. Что ободряло Карамзина, когда вознамѣрился онъ поравнять съ другими Словесность нашу на ристалищѣ народовъ, отъ коихъ мы отстали многими вѣками? Что укрѣпляло его въ терпѣн³и, когда готовился онъ писать о различныхъ предметахъ на языкѣ, еще необработанномъ предварительно, (ибо созидать красоту слога, давать языку приличнѣйш³е обороты, изобрѣтать свойственную ему гармон³ю, во время соображен³й о самомъ существѣ предмета, есть подвигъ Геркулесовъ)? Не переносился ли онъ одною только мечтою въ лучш³е вѣки, въ общества болѣе образованныя; среди судей Римскаго Вит³и, изъ коихъ каждый былъ самъ ораторъ знаменитый, или среди Фенелоновъ, отдающихъ пальму Демосѳену, и Лагарповъ, предпочитающихъ ему Цицерона? Кто у насъ говорилъ о немъ, какъ говорилъ о Цицеронѣ Плин³й? Кто писалъ къ нему, какъ писалъ Плин³й къ Тациту? Какой Буало вѣщалъ ему: "пиши, я ручаюсь за потомство" (5)! Не принужденъ ли онъ былъ сосредоточивать всѣ способы въ одномъ сладостномъ вл³ян³и труда, слѣдовательно въ самомъ себѣ почерпать оные?

   Замѣтимъ въ добавокъ, что первое впечатлѣн³е, которое производитъ на толпу всякой изобрѣтатель, всякой вводитель новаго, въ какой бы сѳерѣ человѣческихъ дѣйств³й ни было, есть недоумѣн³е, и даже невольный ропотъ. Его начатки бываютъ всегда жертвою оныхъ; и только одними образцами превосходнаго успѣетъ онъ согласить мнѣн³я. Слѣды, напечатлѣнные стопами Гиганта, противны вѣроят³ю, и мысль наша угадываетъ въ немъ одни недостатки: появился онъ самъ - и всѣ въ восторгѣ удивлен³я. Карамзину надлежало начать сими образцами, или сносить укоризны.

   Скажу ли о зависти? Если она и не вредила Писателю, обыкшему находишь лучшую награду въ одной пользѣ своихъ занят³й; но бываютъ минуты, въ которыя и велик³е Мужи слабѣютъ духомъ; не всегда и они могутъ сказать:

  

  

   Поклонники сей нелѣпообразной богини, отвращаясь отъ примѣровъ славныхъ совмѣстниковъ; не внимая безсмертному громителю Катилины и защитнику Арх³я, всегда съ восторгомъ упоминавшему о знаменитомъ противникѣ Филиппа; не внимая лучшему трагическому пѣвцу XVIII столѣт³я, почти безпрестанно восклицавшему: "Великъ творецъ Гоѳол³и!" забывъ, съ какимъ благоговѣйнымъ восторгомъ самъ Карамзинъ возвѣщалъ намъ о ген³и Ломоносова; отвергнувъ столь поучительныя воспоминан³я, с³и жалк³е Пигмеи,- хотя и безсильные у твердаго поднож³я,на коемъ возносится талантъ - искушая душу великаго Писателя, нерѣдко и его заставляли имѣть нужду въ стоической твердости.

   Отступаю на время отъ изчислен³я литературныхъ заслугѣ его, и спѣшу къ изображен³ю его характера, истиннаго источника сей твердости на пути многотрудномъ, истинной замѣны постороннихъ способовъ, которыхъ онъ былъ лишенъ при началъ и даже на срединѣ своего поприща.

   Рожденный съ умомъ пылкимъ и сердцемъ чувствительнымъ, образованный къ живѣйшему чувству изящнаго, одаренный силами души и тѣла, онъ радостно встрѣтилъ утро казни. Обогатившись познан³ями, онъ избралъ сферу возможнаго, позволеннаго и прямо нужнаго для ума и сердца человѣческаго. Хотѣлъ ли плѣняться красотами Природы, и наслаждаться чистѣйшими ея дарами: онъ подружился съ нею среди долинъ роднаго края, гдѣ принося ей жертвы первыхъ восторговъ своихъ, заимствовалъ для нихъ живость и величественную простоту ея прелестей. Скоро, въ благословенныхъ климатахъ, среди цвѣтущихъ ея садовъ, онъ обнялъ восхищенными взорами ея красоты вѣчноюныя, и на Альпахъ преклонилъ колѣна предъ ея Зиждителемъ. Хотѣлъ ли удивляться ей въ благороднѣйшемъ, выспреннѣйшемъ дѣлѣ творческаго Разума: и ясное чело Мудраго, озаренное святыми думами о тайнахъ нравственваго м³ра, еще болѣе украсило дивную въ очахъ созерцателя. Тамъ бесѣды Гердеровъ, Вейсе, Лафатеровъ, Боннетовъ дали ему вкусишь радости неизъяснимыя; тамъ Виланды научили его срѣтать блаженство и въ самой пустынѣ. Ощутила ли юная душа его сладкую потребность любви и дружбы: онъ изобразилъ с³и чувства, какъ только душа возвышенная, постигшая всю чистоту ихъ пламени, можетъ ихъ выразишь.

   Дружба и любовь застали его съ Музами, и въ немъ увѣнчали ихъ любимца. Но онъ созрѣвалъ для славы. Мы помнимъ (и кто забудетъ его?) тотъ невольный вздохъ, вылетѣвш³й изъ глубины его сердца въ бесѣдѣ его съ Морицомъ: сей вздохъ грядущаго обновителя нашей Словесности былъ первымъ вѣстникомъ ея возрожден³я. Важность сей цѣли, объятая всею его душею; мысль, быть исполнителемъ ея, заняли весь кругъ его дѣятельности. Надлежало дать имъ направлен³е, избрать стезю, которая бы заключала въ себѣ независимый, самобытный источникъ пользы: и памятники Отечества остановили взоръ, искавш³й предметовъ наблюден³я; а въ сердцѣ, жадномъ къ сильнымъ чувствован³ямъ, отозвался священный гласъ его. Жреб³й брошенъ: счастливецъ готовится къ безсмерт³ю! Отнынѣ каждый шагъ близь могилъ отцовъ нашихъ откроетъ ему хранилище новыхъ впечатлѣн³й, новыхъ восторговъ, извѣстныхъ одному Ген³ю. Явились строг³е, но благонамѣренные критики: онъ искренно благодарилъ ихъ; ибо скромность и недовѣрчивость къ полнотѣ своихъ познан³й суть неразлучныя спутницы превосходнаго ума и здраваго разсудка. Примѣръ Ломоносова, любовь къ Отечеству и внутреннее сознан³е пользы, образовавш³е столь рѣдк³й характеръ, ограждали его отъ прочихъ. Онъ никогда не говорилъ о нихъ дурно, даже и съ друзьями своими. Какъ Мудрый, извинялъ ихъ слабости, и старался дѣлать имъ добро; какъ Писатель, довольствовался наказывать

  

   Вит³йственный ихъ гнѣвъ уб³йственнымъ молчаньемъ.

  

   Если бы люди, и послѣ толикихъ заслугъ, не почтили его достойнымъ уважен³емъ, они узнали бы, что источникъ его счаст³я - собственное его сердце, награда - самый трудъ, собесѣдники - Музы.

   Юные товарищи, идущ³е по стезямъ Наукъ и Словесности! желаете ли достигнуть прочной славы, и ею прямо наслаждаться? - затвердите Академическую Рѣчь его. Измѣнитъ ли вамъ с³я слава? - вспомните послѣднее вѣщан³е его къ вамъ, въ той же харт³и заключенное: и вы утѣшитесь, и вы непрестанете быть полезными человѣчеству. Тамъ хранится великая тайна для Писателя - быть счастливымъ вопреки самаго Рока.

   Склоняясь къ западу дней, онъ не охладилъ души своей къ потребностямъ духовныхъ и умственныхъ наслажден³й. Она устремилась къ тихимъ радостямъ семейной жизни, и къ трудамъ славнымъ для Отечества. Изъ святѣйшихъ обязанностей человѣка и гражданина составить свое блаженство, значитъ достигнуть высочайшихъ понят³й о возможномъ благѣ, разгадать важнѣйшую проблему земнаго быт³я нашего. Патр³архальная простота въ домашнемъ быту, и самая привлекательная откровенность въ обращен³и съ другими, непреставали обнаруживать въ немъ истинно великаго человѣка. Онъ не умѣлъ говоришь съ юношею безъ пламеннаго участ³я въ его надеждахъ; съ старцемъ - безъ отношен³я къ торжеству добродѣтели. Никогда не хотѣлъ казаться умнѣе того, съ кѣмъ говорилъ. Сею великодушною чертою скромности онъ щадилъ застѣнчивость, смиренную подругу возникающаго дарован³я; симъ же средствомъ дѣйствуя, какъ примѣромъ, укрощалъ дерзкую самонадѣянность; и с³е не было однимъ навыкомъ общежит³я, простою уловкою свѣтскаго обхожден³я; нѣтъ, онъ боялся удерживать первые порывы юнаго таланта, и тѣмъ лишишь общество, можетъ быть, полезнаго члена; боялся сего какъ преступлен³я противъ блага отечественнаго. Не было человѣка безкорыстнѣе, благонамѣреннѣе, болѣе преданнаго общей пользѣ; и въ вѣкѣ, зараженномъ личною разсчетливост³ю, онъ могъ казаться рѣдкимъ явлен³емъ нравственнаго м³ра. Счастливѣйш³й супругъ и отецъ семейства; уже чтимый среди мужей знаменитыхъ ученост³ю, но скромный, избѣгающ³й похвалъ, какъ приманчивой и вредоносной отравы; благословляемый добрыми согражданами, которымъ непреставалъ вѣщать о спасительныхъ, но строгихъ истинахъ, отдаляя отъ нихъ вѣтротлѣнныя думы политическаго суемудр³я; внимаемый своимъ Государемъ, но неиспрашивающ³й ни наградъ, ни милостей, онъ ждалъ спокойнаго вечера своей прекрасной жизни. Внезапно мрачное облако отуманило свѣтлый горизонтъ ея, сокрывъ кумиръ его души: онъ не могъ пережить Александра. Послѣдн³я минуты его были услаждены уважительнымъ вниман³емъ достойнаго Преемника сего великаго Монарха. Милостивый Рескриптъ и Указъ, обезпечивш³й судьбу его семейства, с³и вѣчные памятники, орошаемые слезами умилен³я всѣхъ добрыхъ Росс³янъ, не могли воскресить обреченнаго могилѣ. Ведомый безкорыст³емъ на пути жизненномъ, онъ освятилъ имъ и торжественную минуту своего отбыт³я въ вѣчность: забывъ о собственномъ благъ, онъ благословлялъ имя и обѣты НИКОЛАЯ жить для славы и просвѣщен³я Росс³и.

   Отечество! къ тебѣ, въ часы болѣзни и смертнаго томлен³я, стремилась его послѣдняя мысль; до послѣдняго издыхан³я не разставалось съ тобою его сердце. Влекомый недугомъ подъ небо цвѣтущей Итал³и (6), онъ въ с³ю классическую страну всем³рнаго Царства уносилъ твои святыя воспоминан³я, и гордымъ высотамъ ея хотѣлъ вѣщать о твоей славѣ. "У подошвы Аппенина допишу Истор³ю", говорилъ страдалецъ: и взоръ его прояснялся, и радостная улыбка являла борьбу жизни съ ужасами смерти... Нѣтъ! онъ не зналъ ихъ. Смерть должна устрашать того, кто весь умираетъ: сердце боится отжить въ памяти другаго сердца. Она не была ужасна тому, кто и здѣсь увѣковѣченъ признательност³ю согражданъ, чье имя сл³янно съ воспоминан³ями Отечества, чья слава есть народная! Шестьдесятъ лѣтъ, освященныя всѣми добродѣтелями гражданина, семьянина, истинно Христ³янскаго Философа, готовили ему путь еъ блаженной вѣчности. Исполнилось святое желан³е, излившееся однажды изъ сердца юноши, когда съ восторгомъ созерцателя смотрѣлъ онъ на закатъ солнца: "Такъ - говорилъ онъ - мудрый и добродѣтельный мужъ, котораго жизнь была благотворнымъ свѣтиломъ для нравственныхъ существъ, собрат³й его, тихо и великолѣпно приближается къ цѣли своего течен³я. Спокойное величество блистаетъ на челѣ его и въ самое то время, когда мрачная могила передъ нимъ разверзается; послѣдн³й ясный взоръ его есть послѣднее благодѣян³е для человѣчества. Онъ скрывается, но память его с³яетъ въ м³рѣ какъ заря вечерняя. Всемогущ³й! сердце мое тебѣ открыто: исполни его желан³е, достойное человѣка"!... И Всемогущ³й услышалъ с³ю молитву, и на одръ умирающаго послалъ совершен³е сихъ обѣтовъ. Лишенный тѣлесныхъ силъ, онъ не могъ благословишь дѣтей своихъ наружными знаками; "но - писалъ одинъ изъ свидѣтелей его кончины - вся жизнь его была для нихъ благословен³емъ." Повторивъ с³и слова, я долженъ остановиться, ибо ничего не скажемъ сильнѣе, говоря о человѣкѣ,- справедливѣе, говоря о Карамзинѣ.

   Вотъ изображен³е того характера, который, во все время своего пребыван³я на землѣ, неизмѣнился ни въ чувствахъ, ни въ словахъ, ни въ дѣйств³яхъ! Въ такой душѣ не долженъ ли храниться источникъ того чистаго самодовольств³я, которое ставитъ насъ - въ дѣлахъ - выше всякой преграды, въ жизни - выше Фортуны!

   Обратимся къ безцѣннымъ его трудамъ; послѣдуемъ за нимъ на пространствѣ тридцати шести лѣтъ, усѣянномъ цвѣтами неувядаемыми.

   Заставъ Словесность нашу въ худшемъ состоян³и, нежели въ какомъ оставилъ ее Ломоносовъ, новый Исократъ, онъ изумилъ современниковъ первыми строками своими; изумилъ такъ, что сначала мног³е думали (не основывая мыслей своихъ на опытѣ), что онъ подражалъ образцамъ иностранной прозы. Вѣрнѣйш³е наблюдатели, болѣе вникнувш³е въ размѣръ его пер³одовъ, въ устроен³е его фразъ, и тогда еще видѣли въ нихъ одно глубокое знан³е, или лучше сказать, чувство коренныхъ красотъ языка нашего, и ему свойственнаго благозвуч³я. Но сей предметъ, покорный дѣйств³ю всеизмѣняющаго времени, здѣсь не долженъ быть главнымъ предметомъ нашимъ. Свойство Слога опредѣлено знаменитѣйшими Писателями древнихъ и новѣйшихъ временъ. Сказавъ, что его составляютъ идеи; что уродливость или бѣдность ихъ означаютъ дурной Слогъ, ихъ обил³е и красота хорош³й, - мы конечно ничего не скажемъ новаго. Но въ нашей Литературѣ, богатой одними противоположностями, и гдѣ изящный слогъ еще не сдѣлался общимъ, удобнѣе испытать правильность сего опредѣлен³я. Изберемъ слова, которыхъ не употреблялъ еще Карамзинъ; сдѣлаемъ болѣе, изобрѣтемъ другое благозвуч³е, и по немъ устроимъ фразы свои: мы дадимъ лишь другую форму, другой видъ механической части Искусства. Но если мы не научились лучше мыслить; если мы не превзошли Карамзина въ красотѣ образовъ, въ которые онъ облекалъ мысли свои, то мы не обогатили, не украсили Слога. Всегдашняя возвышенность идей, распространяя сферу оныхъ, доставила слогу Карамзина важность и ровную полновѣсность; участ³е сердца во всѣхъ излагаемыхъ предметахъ придало ему живость и быстроту; привычка размышлять вѣрно, соображать основательно, открыла сему Писателю вѣрнѣйш³я отношен³я словъ, ближайшее ихъ родство съ мыслями; произвела наконецъ ясность сихъ послѣднихъ, которая составляетъ главную прелесть его слога. Скажемъ здѣсь о нѣкоторыхъ отличительныхъ свойствахъ онаго: извѣстно, что мног³я слова, и даже самыя простыя, въ устахъ великаго Боссюэта, имѣютъ какое-то особенное, исключительное вл³ян³е на умы и сердца. Причина сего чудеснаго впечатлѣн³я происходитъ отъ искусства принаравливать с³и слова уже къ настроенному имъ расположен³ю души нашей. Подобно сему нельзя не замѣтить, что мног³я таковыя, не смотря на всю общенародность ихъ, подъ перомъ Карамзина особенно дѣйствуютъ на наше воображен³е. Нѣкоторыя мгновенно оживляютъ въ памяти нашей славу или бѣдств³я Отечества; друг³я трогаютъ вѣрнымъ изображен³емъ нравовъ и обычаевъ нашихъ предковъ. "Есть звуки сердца Рускаго", сказалъ онъ въ Академической Рѣчи своей; но одинъ только онъ умѣлъ принаровить ихъ, выказать отличительный ихъ характеръ, означить имъ мѣсто, гдѣ удвоятъ они свою силу и потрясутъ душу читателя.

   Здѣсь видимъ дѣйств³е и той бережливости, которая есть удѣлъ великаго таланта. С³я вѣрная наперсница вкуса и хранительница его тайнъ, означила въ творен³яхъ Карамзина, какъ далеко отстоитъ высокое отъ напыщеннаго, ужасное отъ страшилищнаго, нѣжное отъ изнѣженнаго или жеманнаго, естественное отъ простонароднаго. Неудачные опыты безчисленнаго множества его подражателей въ разныхъ родахъ удостовѣряютъ насъ, сколь важно, и въ то же время трудно для Писателя, соблюсти с³ю бережливость, дающую столько вѣсу какъ словамъ, такъ и малѣйшимъ ихъ оттѣнкамъ, и до какой степени Карамзинъ обладалъ симъ качествомъ. Не будемъ говоришь уже о тѣхъ, которые составили свою особенную школу, и основали ее на мнимой точности въ изображен³яхъ; - ибо тѣ нерѣдко въ самыхъ благородныхъ предметахъ старались выискивать и описывать неблагородное; - но обратимъ замѣчан³я свои на нѣкоторыхъ изъ вѣрнѣйшихъ его подражателей. С³и, можетъ быть, на одинъ шагъ, для нихъ самихъ непримѣтный, переступили границы, означенныя вкусомъ Карамзина, - и уже слогъ ихъ романовъ отзывается чѣмъ то противнымъ ихъ собственной цѣли, - и въ повѣстяхъ отечественныхъ звучатъ безъ умолку не только слова, но и самый размѣръ старинныхъ пѣсенъ или народныхъ сказокъ. - Однако же, спросятъ, не употреблялъ ли Карамзинъ и то и другое? - Употреблялъ, какъ уже и сказано мною, но съ большою осторожност³ю, по временемъ, кстати; употреблялъ единственно какъ способы къ достижен³ю обдуманной мѣты; и если оригинальност³ю идеи и выражен³й онъ приведетъ въ отчаян³е своего переводчика, за то и въ восторгъ самаго строгаго коментатора благоразумною осмотрительност³ю.

   Нѣкоторые предполагали, будто бы, для большаго удовольств³я читателей, ему надлежало позднѣе издать свои Письма Рускаго Путешественника, ибо онѣ, по мнѣн³ю ихъ, исполнены лишней чувствительности. Нѣтъ, Милостивые Государи! таковое заключен³е несправедливо. Пр³ятно знать въ Писателѣ всего человѣка: и такъ мы должны наблюдать его во всѣхъ возрастахъ; читать его начатки; видѣть въ нихъ всё, каковымъ оно было, ибо тамъ видна вся душа его. Прочитавъ с³и первые плоды его таланта, мы скажемъ: "Пылкость пройдетъ съ лѣтами: но пламенное стремлен³е ко всему великому, возвышенному, изящному останется въ сей благородной душѣ; останется примѣтный даръ слова, отличающ³й его отъ предшественниковъ, и обогатится зрѣлост³ю. Если сей другъ Природы и Добродѣтели когда нибудь возметъ перо Историка, тогда вострепещите, Нероны! онъ выкажетъ васъ, и огненною чертою отдѣлитъ отъ Траяновъ; а вы, благодѣтельные Ген³и народовъ, украсивш³е нить вѣковъ минувшихъ! ожидайте вѣнцовъ достойныхъ: онъ усладитъ сердца изображен³емъ вашихъ подвиговъ! - Читая письма изъ Базеля, Женевы и Виндзора, правда, мы находимъ такъ называемый романизмъ; но согласимся, что тамъ же блистаетъ и вся ясность души непорочной, души юнаго пришельца въ м³ръ, готоваго вступить на чреду людей необыкновенныхъ. Какая чистая радость сердца, неуязвленнаго страстями, не зараженнаго корыстолюб³емъ, завист³ю и злобою! Какое изобил³е чувствъ и мыслей! Не такъ начинали писать блѣдные Зоилы, враги ген³я, гонители дарован³й. О Добродѣтель! ты единственный вожатый нашъ по храму Безсмерт³я. Если въ первыхъ опытахъ возникающаго таланта не ты управляла перомъ нашимъ, напрасно мы будемъ взывать въ потомству: оно не отзовется ни звуку нашихъ лиръ, ни вит³йственному вѣщан³ю къ современникамъ. Я согласенъ, что оттѣнки меланхол³и неприличны слогу возмужалаго автора; за то, когда она бываетъ спутницей въ лѣтахъ юности, всегда много обѣщаетъ. Она есть избытокъ внутренней силы. Въ послѣдств³и не оправдалъ ли сихъ предзнаменован³й авторъ Писемъ Русскаго Путешественника? Но тамъ, гдѣ онъ разсуждаетъ о народныхъ характерахъ, о правлен³яхъ, о революц³и; тамъ, гдѣ изображаетъ Петра Перваго и Фридриха Вильгельма, лучь Ген³я уже горитъ въ его мысляхъ, уже освѣщаетъ намъ великаго человѣка.

   Мног³я его Стихотворен³я дышатъ глубокимъ чувствомъ; всѣ могутъ служить образцами вкуса; и если бы не писалъ въ одно время съ нимъ почтенный другъ его, Пѣвецъ Ветхаго деньми, Волги и Ермака. Пѣвецъ покоривш³й нашъ языкъ и нѣжнымъ отзывамъ Тибулла и свободному разсказу Лафонтена, то и с³и плоды вдохновен³я могли бы назваться единственными въ томъ отношен³и, въ которомъ здѣсь говорится о нихъ.

   Кому онъ не былъ наставникомъ, не столько словомъ, сколько примѣромъ и образцами? - Совѣтуемъ каждому соотечественному и иностранному Журналисту иногда перечитывать издан³е его Журнала 1802 и 1803 годовъ. Тамъ писатель никогда не совращался съ двухъ благороднѣйшихъ, и, можемъ сказать, единственныхъ цѣлей всѣхъ пер³одическихъ сочинен³й. Пр³ятное и полезное наполняютъ каждую страницу. Въ обоихъ сихъ отношен³яхъ Журналъ его, не уступаетъ современному издан³ю Виландова Германскаго Меркур³я; въ обоихъ сихъ отношен³яхъ онъ сохранилъ достоинство Литератора и характеръ Патр³ота, замѣнивъ бранныя статьи образцами Изящнаго, колкую критику - живымъ участ³емъ въ усовершенствован³и вкуса, и желан³емъ лучшаго въ нашей Словесности. "Пиши, кто умѣетъ писать хорошо, говорилъ онъ; вотъ самая лучшая критика на дурныя книги." Онъ говорилъ такъ, ибо зналъ челоѣка; зналъ, что къ благородной цѣли, излагать свои мысли въ поучен³е молодымъ Писателямъ, всегда присоединяется желан³е блеснуть своею - нерѣдко суетною - ученост³ю, а вмѣстѣ и желан³е блеснуть остроум³емъ, которое не всегда можетъ удержаться въ предѣлахъ благоразумной умѣренности. Немного Лагарповъ, Шлегелей, Мерзляковыхъ; но сколько примѣровъ, оправдывающихъ мнѣн³е Карамзина! Критикъ неблаговоспитанный знаменуетъ мысли свои рѣзкою грубост³ю; благовоспитанный колкою остротою, равно мертвительною: а онъ хотѣлъ оживлять таланты. Если иногда и шутилъ надъ странными явлен³ями въ своей и чужой Литературѣ; но прямодуш³е, доброта сердца и чистыя намѣрен³я всегда проглядывали сквозь улыбку осмѣян³я. Для всѣхъ остались памятными слѣдующ³я статьи: Что нужно Автору?- Отъ чего въ Росс³и мало Авторскихъ талантовъ?- О Рускихъ комед³яхъ.- О книжной торговлѣ и о любви ко чтен³ю въ Росс³и. - О способахъ имѣть въ Росс³и довольно хорошихъ учителей.- Пр³ятные виды, надежды и желан³я нынѣшняго времени.- О новыхъ благородныхъ училищахъ въ Росс³и. - О Богдановичѣ и его сочинен³яхъ. - Несравненное послан³е къ Эмил³и, и мног³я друг³я.

   Въ самыхъ, такъ названныхъ, бездѣлкахъ его находимъ выражен³я, реторическ³я фигуры, обороты, одному ему принадлежащ³е: вездѣ копье Ахиллеса, слишкомъ тяжелое для совмѣстниковъ - подражателей! Въ Лизѣ и Натальи Боярской дочери, въ сихъ игрушкахъ юнаго воображен³я, мы увидѣли у себя первыя красоты романическаго и описательнаго слога. (7) Въ письмѣ Филалета, въ Разговорѣ о счастьи, въ размышлен³яхъ о лучшемъ времени жизни, объ уединен³и, о любви къ отечеству и народной гордости, въ разсужден³яхъ о новомъ образован³и просвѣщен³я въ Росс³и, въ письмѣ Сельскаго жителя, въ сихъ малыхъ, но безцѣнныхъ подаркахъ человѣчеству и согражданамъ, и въ другихъ прозаическихъ отрывкахъ, внимательный наблюдатель укажетъ на мѣста, въ которыхъ торжествуетъ Ген³й надъ талантомъ обыкновеннымъ. Каждый пер³одъ Марѳы Посадницы есть образецъ или ораторскаго, или повѣствовательнаго слога. Похвальное слово ЕКАТЕРИНѢ II писано, какъ долженъ писать философъ, пораженный истиннымъ велич³емъ, украшающимъ порфиру, Посѣщен³е Троицкой Лавры, и повѣствован³е о народномъ мятежѣ при Царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ, суть шаги исполинск³е на пути во храмъ Истор³и.

   Изображать быт³е царствъ отъ самаго ихъ начала; открывать, слѣдуя связи произшеств³й, тайныя пружины государственныхъ переворотовъ; въ образѣ правлен³й находишь источники силы и благоденств³я Державъ; опредѣлять вл³ян³е законодательства, нравственности и всего, что способствуетъ просвѣщен³ю или развращен³ю народовъ; выводить слѣдств³я изъ ихъ началъ, а изъ слѣдств³й поучен³я; преподавать науку царствовать, повиноваться, жить: вотъ предметы Истор³и, и они суть важнѣйш³е для ума и сердца человѣческаго.

   Есть и друг³е, которые непосредственнѣе общнѣе дѣйствуютъ на людей.

   Ненасытимое желан³е знать есть врожденное побужден³е человѣка. Оно возрастаетъ въ немъ по мѣрѣ умножен³я его познан³й. Мы всѣ испытали, какъ рано умъ дѣлается любопытнымъ, какъ рано заботится о томъ, чтобы скорѣе вырваться изъ младенчества, то есть изъ невѣжества и неопытности. Прежде, нежели озарился свѣтомъ здраваго разума, онъ, по какому-то естественному влечен³ю, уже стремится обогатить себя свѣдѣн³ями. Истор³я, отъ разнообраз³я ли предметовъ, ею обнимаемыхъ, или отъ того, что человѣкъ болѣе всего желаетъ знать человѣка, полнѣе всѣхъ другихъ удовлетворяетъ нашему любопытству. Но знать, что было и прошло, мало для существа разумнаго: заманчивость сей науки состоитъ въ удовольств³и сличать времена и обстоятельства. Проходя страницы, изображающ³я вѣки варварства, мы благословляемъ Провидѣн³е, благоволившее распространишь область просвѣщен³я, котораго ни двадцатилѣтнее изступлен³е развратившагося народа, ни новый, ужаснѣйш³й древнихъ, поработитель не въ силахъ были разрушить. Сердце наше, сей болящ³й, всегда требующ³й врачеван³я, перестаетъ скорбѣть и разтравлять раны свои, познавъ, что бѣдств³я неразлучны съ судьбою смертнаго. Содрогаясь при изображен³и тирановъ, оно молитъ Того, Кѣмъ зиждутся Престолы и падаютъ, да продлитъ Онъ правлен³е мудраго и кроткаго Владыки. Объятое восторгомъ при имени героевъ, законодателей, друзей человѣчества, при имени вашемъ, велик³е сподвижники истины и добродѣтели! оно, такъ сказать, дѣлается родникомъ слезъ, и ими блажитъ память незабвенныхъ. Если же въ сихъ именахъ сердце наше слышитъ звуки ему знакомые, родные; если с³и безсмертные Мужи были отцы отцовъ нашихъ; если ихъ кров³ю искуплена слава нашего Отечества: о! тогда мы не должны полагать мѣры своей признательности къ тому, кого утренняя заря заставала въ трудахъ и бдѣн³яхъ, сими чувствами благословляемыхъ!

   Вотъ славное позорище, гдѣ Писатель исторгаетъ пальму изъ рукъ своихъ собрат³й на разновидномъ полѣ Словесности; вотъ заслуга всякаго Дѣеписателя, оправдавшаго вполнѣ достоинство сего важнаго титла.

   Издан³е Истор³и нашего Государства есть неимовѣрный трудъ, въ прославлен³е и пользу его совершенный. У древнихъ слово Истор³я значило прилѣжное изслѣдован³е истины; новѣйш³е не уклонились отъ сей цѣли; и потому правдивость событ³й, связь, расположен³е, болѣе всего должны занимать умъ Писателя. Преодолѣнное Карамзинымъ извѣстно многимъ, испытавтимъ камни преткновен³я на семъ пути трудномъ и опасномъ. Не подобно ли Аннибалу или Суворову прошелъ онъ по немъ? Безъ вымысловъ (отъ которыхъ Истор³я перестаетъ быть Истор³ей), связывать разрывы, столь нерѣдк³е въ нашихъ лѣтописяхъ; не наполнять с³и разрывы извлечен³емъ изъ источниковъ сомнительныхъ въ своей достовѣрности; безпрестанно повѣрять хронологической порядокъ своихъ и иностранныхъ лѣтописцевъ (8); приводить въ единство всѣ части посредствомъ обозрѣн³я каждаго вѣка; сличать насъ съ иноплеменными народами посредствомъ сравнен³я нравовъ, обычаевъ и законовъ; означать степени образован³я, внутренняго порядка и государственной силы по сношен³ямъ нашимъ съ другими Державами, и опредѣлять настоящ³я причины могущества и славы Царства Рускаго, выводя ихъ изъ самаго характера народа и его Властителей; присоединимъ къ сему вездѣ соблюдаемое имъ строгое правило, коему Историкъ внимать обязанъ: сохранять жаръ въ одномъ лишь повѣствован³й, но быть краткимъ въ сужден³яхъ; удерживаться отъ продолжительныхъ восторговъ сердца, вѣщая о высокихъ доблестяхъ предковъ; не щадить слабостей и пороковъ ихъ; быть Рускимъ, но иногда писать какъ гражданинъ вселенной, писать для всѣхъ вѣковъ и народовъ: вотъ что озаряетъ лучемъ безсмерт³я творен³е Карамзина, и что ускользаетъ отъ наблюден³я обыкновенныхъ читателей.

   Скажемъ нѣчто о благотворномъ вл³ян³и сего великаго подвига. Вамъ извѣстно, почтенные товарищи! съ котораго времени Журналы наши стали наполняться розысками, доводами, открыт³ями касательно нашей Истор³и: не съ тѣхъ ли поръ, какъ, разбудивъ въ умахъ с³е любопытство, въ сердцахъ с³ю охоту, Карамзинъ заставилъ насъ уважать собственное, сдѣлалъ для насъ пр³ятнымъ и самый дымъ Отечества? Съ котораго времяни появились среди насъ юные Археологи, уже увѣренные въ признательномъ вниман³и нашемъ въ ихъ трудамъ? Съ тѣхъ поръ, какъ онъ пр³училъ насъ цѣнить оные. Остановивъ ученаго надъ истлѣвшими харт³ями, онъ привелъ и простолюдина къ монументамъ священнымъ, къ мѣстамъ великихъ событ³й, и ими еще болѣе привязалъ сердце его къ любезной родинѣ. Онъ оживилъ признательность нашу къ памяти героевъ. Уже готовятся обелиски, ихъ достойные: и удивленный земледѣлецъ узнаетъ, что холмъ, близь котораго онъ очищалъ плугъ свой, есть мѣсто святое. - Вотъ заслуги нашего Историка.

   Извѣдавъ опытомъ, что время, забвенные памятники и старан³я другихъ сыновъ Росс³и, могутъ открыть еще новыя историческ³я истины, туманомъ давности утаенныя, онъ всегда былъ готовъ, внушаемый тою же любов³ю къ Отечеству, которая благословляла его подвигъ, и отвергнувъ всѣ посторонн³е и низк³е для него виды, (ибо долгъ Писателя-Историка превыше славы обыкновенной), всегда, говорю, былъ готовъ принять новыя сокровища, и пополнить ими свое творен³е. Но таковая скромность да послужитъ примѣромъ для его послѣдователей въ семъ великомъ дѣлѣ. Смиренные и признательные, да памятуютъ они всегда, что Карамзинъ, бросивъ первый взоръ наблюдателя на дѣян³я нашихъ предковъ, рѣшивъ для Европы и для насъ самихъ мног³я историческ³я задачи, преодолѣвъ что было труднѣйшаго въ составѣ вашей Истор³и, прошедъ, такъ сказать, горы и вертепы, и выбравшись на чистое поле достовѣрныхъ извѣст³й, оставилъ своему преемнику путь, несравнено легчайш³й; источники непресѣкаемые, уже ясные въ предан³яхъ письменныхъ и изустныхъ; оставилъ и образцы расположен³я и образцы слога.

   Здѣсь ли умолчимъ о слогъ той книги, которая доставила намъ торжествующее соперничество съ образованнѣйшими народами? Мы уже замѣтили главное достоинство онаго, достоинство, которое состоитъ въ чудесномъ соединен³и способовъ древнихъ и новѣйшихъ Дѣеписателей. Избравъ средину между сухост³ю Лѣтописцевъ и Миллеровыми поэмами, онъ доказалъ, что с³я средина есть удѣлъ Ген³я. Скажемъ смѣло, что едва ли кто употреблялъ столько искусства въ повѣствован³и. По крайней мѣрѣ ничто болѣе его не обладалъ симъ рѣдкимъ даромъ, предпочтительнымъ всякой иной вѣтви краснорѣч³я - всякой: ибо всѣ проч³е роды письмянъ, содержащ³е въ себѣ одно описательное или умозрительное, оставляя болѣе свободы въ изложен³и, требуютъ менѣе дарован³я. Повѣствовательный же, дѣйствуя на насъ непосредственнѣе, будучи связанъ съ предметами ближайшими къ нашей чувственности, слѣдственно ближайшими къ примѣнен³ю и къ повѣркамъ, долженъ соблюсти болѣе услов³й изображательной истины, дабы читатель могъ не только понимать или чувствовать, воображать или угадывать, но видѣть и слышать давно преставшее, давно умолкшее; познакомишься съ предметами не по однѣмъ ихъ формамъ или качествамъ, но и по жизненной ихъ дѣятельности. Карамзинъ исполнилъ всѣ с³и услов³я: перо его движетъ массы народовъ; успѣваетъ за произшеств³ями; то слѣдуетъ ихъ ровному течен³ю, то ловитъ ихъ мгновенность. Присоединимъ, что онъ не далъ намъ замѣтить ни песковъ безплодныхъ, ни степей унылыхъ, о которыхъ сказалъ въ предислов³и. Гдѣ нѣтъ важныхъ событ³й, тамъ плавность, сила, ясность изложен³й и ровный жаръ повѣствован³я увлекаютъ читателя. Вездѣ искуство, но вездѣ та неподражаемая простота, которая у великихъ Писателей составляетъ выспреннее въ слогъ. Вездѣ вкусъ и порядокъ общ³й, но вездѣ сердце слышитъ Росс³ю. Историческ³я лица говорятъ новымъ языкомъ, но вездѣ сохранены сила и характеръ ихъ подлинныхъ рѣчей, вездѣ отпечатокъ вѣка и нравовъ. Литераторы не престанутъ удивляться его преложен³ямъ Духовной Мономаха, Васс³анова Послан³я, нѣкоторыхъ договоровъ, рѣчей воинственныхъ и поучительныхъ, гдѣ съ разборчивост³ю употребляя выражен³я подлинника, онъ плѣняетъ насъ какимъ-то отзывомъ прямодуш³я тѣхъ временъ: тамъ живетъ первобытное чувство патр³отизма и благочест³я; тамъ Вѣра и Вѣрность предковъ нашихъ. Но въ семъ не заключалось одно суетное требован³е отличиться новизною, или домогательство тронуть читателя. С³е средство никогда не было цѣл³ю, но всегда средствомъ, всегда оруж³емъ, помощ³ю котораго Истор³ографъ вѣрнѣе означалъ постепенность нашего государственнаго возрастан³я, усыплен³я подъ гнетомъ рока, и грознаго пробужден³я. По немъ яснѣе видимъ, какъ рождались Единовласт³е съ Самодержав³емъ; яснѣе видимъ, въ какое время какой вѣсъ имѣла Росс³я въ Европейской политикѣ. Симъ же средствомъ отмѣнилъ онъ и свойства двухъ народныхъ Державъ и ихъ относительное къ намъ положен³е (9). Иногда онъ кажется современникомъ произшеств³й, съ важност³ю говоря о тѣхъ подробностяхъ, которыхъ не уважилъ бы или еще осмѣялъ Писатель менѣе прозорливый. Не знаемъ, одинак³я ли съ нимъ причины имѣлъ просвѣщенный Титъ-Лив³й, съ уважен³емъ повѣствовавш³й о многихъ подробностяхъ баснослов³я; но знаемъ, что Карамзинъ былъ свободенъ сказать или не сказать о нѣкоторыхъ метеорахъ, о нѣкоторыхъ обрядахъ: и не умолчалъ о нихъ, ибо хотѣлъ изобразишь ясно и живо вѣкъ, нравы, весь древн³й бытъ нашъ, перенеся къ нимъ воображен³е читателя. Нашеств³е Батыя, Походъ Донскаго и Взят³е Казани достойны золотыхъ буквъ на скрижаляхъ славы нашей. Обозрѣн³е эпохи Могольскаго ига, сокровеннаго вл³ян³я его на могущество Монарх³и, и описан³е характеровъ ²оанна III и Годунова, суть образцы для Историковъ всѣхъ царствъ и всѣхъ столѣт³й. "Вотъ краснорѣч³е не словъ, но идей, некоторыя безпрестанно встрѣчаются и смѣняютъ одна другую," вторично сказалъ бы Томасъ, если бы дождался Карамзина, и увидѣлъ его подарокъ Царямъ, Законодавцамъ и народамъ. - Говоря собственно о слогѣ, мы можемъ сравнивать: когда читаемъ описан³е кончины В. И. Васил³я ²оанновича, мы слышимъ Тита-Лив³я; въ повѣствован³и о кончинѣ Царя ²оанна мы слышимъ Тацита. Ксенофонъ и Квинтъ-Курц³и не блистательнѣе въ изображен³и ратныхъ подвиговъ. Сравнивая прилѣжнѣе, мы нигдѣ не находимъ подражан³я: вездѣ свое, вездѣ красоты самобытныя. Замѣтимъ черту, похвальную въ Историкѣ: не уступая Тациту въ силѣ, когда бросаетъ громъ въ тирановъ, онъ превосходитъ его добротою сердца. Какъ сладостно отдыхаетъ оно при малѣйшемъ просвѣтъ гражданскихъ или царственныхъ добродѣтелей, но чрезъ минуту, исполнившись праведнаго негодован³я при новой измѣнѣ онымъ, при новыхъ ужасахъ, онъ еще сильнѣе, еще мрачнѣйшими выставляетъ тѣни въ своихъ образахъ, - и мнится намъ, что сама Добродѣтель пишетъ Истор³ю порока!

   Все, что относится къ описательному слогу, не только не охлаждаетъ живости повѣствован³я, но соревнуетъ красотѣ онаго. Обнимая связь дѣйств³й на пространствѣ почти необозримомъ, и на быстромъ пути своемъ живописуя то дикихъ завоевателей, питомцевъ восточныхъ пустынь, то народы запада, уже гордые своею образованност³ю, то безчисленныя племена, неизмѣримую Росс³ю населяющ³я, съ ихъ Вѣрою, правлен³емъ, законами, обычаемъ, промышленност³ю, торговлею, военнымъ искусствомъ и Словесност³ю, онъ согласилъ обширнѣйш³я свѣден³я съ необыкновеннымъ даромъ слова.

   Чѣмъ болѣе поучаемся въ творен³и Истор³ографа, тѣмъ болѣе находимъ особеннаго въ характерѣ его слога. Приступаетъ ли онъ къ описан³ю какого нибудь произшеств³я, или историческаго лица, долженствующихъ въ послѣдств³и имѣть сильное вл³ян³е на судьбу народовъ, слогъ его облекается въ какую то важную торжественность, таинственную мрачность, которыя приготовляютъ душу читателя къ событ³ю необыкновенному. Такъ заключаетъ онъ параграфъ, гдѣ хочетъ поразишь насъ первымъ слухомъ о Татарахъ; такъ говоритъ онъ о Святомъ Серг³ѣ; о кончинѣ Анастас³и, въ которой народъ оплакивалъ Царицу, но еще не зналъ, что съ нею оплакивалъ; о Сильвестрѣ, о Филиппѣ Митрополитѣ, Годуновъ, и пр. У древнихъ и новѣйшихъ немного найдемъ подобныхъ примѣровъ слога. Такъ Флоръ возвѣстилъ о Сцип³онѣ младенцѣ (10); такъ приступалъ Боссюетъ, когда готовился показать намъ какого нибудь Исполина-Кромвеля (11). Кто еще не проливалъ слезъ благоговѣйнаго умилен³я, внимая о подвигахъ Добродѣтели и Патр³отизма, тотъ прочти о паден³и Рязани, Владим³ра и Козельска; о героѣ Василькѣ; о Михаилъ Черниговскомъ; о походѣ Донскаго; о нашеств³и Саипъ-Гирея; о исправлен³и ²оанна; о возвратномъ его пути изъ Казани; о великодушныхъ жертвахъ угнѣтен³я, и о спасительномъ для Росс³и терпѣн³и народа. Одна добродѣтель была имъ превозносима: и въ слогѣ его видѣнъ отблескъ ея красоты. Одно внутреннее убѣжден³е, основанное на свидѣтельствѣ вѣковъ и опытъ собственнаго сердца, водило перомъ его: отсюда мужественность и неизмѣняемая ровность его слога. Никакое земное могущество, никак³е расчеты житейск³е не могли бы дать другой образъ его мыслямъ и выражен³ямъ, и тѣмъ затруднить его какъ въ повѣствован³и, такъ и въ сужден³яхъ. Поборникъ Православ³я и благотворной Власти, когда говорилъ онъ о сихъ предметахъ, тогда устами его говорила любовь къ порядку и общему благу. Квинтил³анъ, упоминая о славномъ Юпитеръ Олимп³йскомъ, сказалъ, что с³е дивное изваян³е умножило набожность народовъ: скажемъ смѣло, что творен³е Карамзина способно, въ сердцахъ благонравныхъ гражданъ, умножить привязанность къ Отечеству: и с³е дѣйств³е мы должны приписать слогу сего творен³я.

   Мы удивлялись замѣчан³ю нѣкоторыхъ Космополитовъ Словесности, будто бы Истор³я Государства должна быть писана такъ, чтобы читатели не могли узнать, въ какой странѣ родился и живетъ сочинитель оной. Слѣдовательно мы должны винишь Историка на то, что книга его, вмѣсто одной пользы, приноситъ двѣ: удовлетворяетъ нашему и другихъ народовъ любопытству, и въ то же время питаетъ въ насъ любовь къ Отечеству, дѣйствуя на сердце наше отзывомъ чувства. Нѣтъ, онъ бываетъ виновенъ тогда только, когда, внушаемый пристраст³емъ къ нѣкоторымъ историческимъ лицамъ; или ложною привязанност³ю къ странѣ своей, погрѣшаетъ противу истины; направляетъ в