Корнилович Александр Осипович - Записки, 1828—1832

  

   Записки, 1828-1832 // Корнилович А. О. Записки из Алексеевского равелина: [Записки, письма, роман]. - М.: Рос. фонд культуры: ГАФР: Гос. истор. музей: Рос. Архив, 2004. - С. 51-308. - (Рос. архив).

   http://next.feb-web.ru/feb/rosarc/kor/kor-051-.htm

  

  

  

   Махиявель¹ говорит, что История есть магазин опытов, которые должны руководствовать людьми в их частной и общественной жизни. Но странно довольно, что люди никогда почти или весьма редко заглядывают в сей магазин, редко вопрошают прошедшее и таким образом самопроизвольно лишают себя помощи, какую могли бы им подать минувшие века. Россия, поставленная Петром Первым в ряд первостепенных держав мира, уже почти полтора века берет деятельное участие во всех великих происшествиях Европы. Весь XVIII и нынешний XIX век представляют ряд войн, внутренних поста[но]влений, сношений дипломатических, которые невольно обращают на себя внимание наблюдателя. Но видя великих Государей, Полководцев, Министров; пользуясь их трудами, мы не знаем, какие способы, какие пути они избирали для достижения своей цели, и потому не можем руководствоваться советами, которые они нам оставили. Я приведу здесь примеры, кои лучше объяснят мою мысль.

   В 1808 году в Турецкую войну² по проекту Адмирала Чичагова отправлена была из Севастополя экспедиция для нечаянного нападения на Константинополь. Эскадра долженствовала бросить якорь в бухте, лежащей верстах в 20 к северу от города и высадить тут войско на том самом месте, где сошел на берег Магомет II перед взятием Царяграда в 1453 году³. Город сей совершенно открыт с той стороны; а так как все Турецкие войска были употреблены против нашей армии, и Порта совсем не ожидала нападения оттуда; то предполагали с некоторою справедливостию, что десант займет его без большого затруднения, и знамена Русские будут развеваться на стенах Истамбула. Экспедиция сия не удалась оттого, что связали ее с побочными действиями; что десанту вместо 20/т набралось только 13, и что, наконец, поручили ее Контр-адмиралу Пустошкину⁴, который, при всех своих достоинствах не имеет ни смелости, ни решительности, потребных для столь важного дела. В 1821 году, когда полагали, что будет война с Турками⁵, мне случилось говорить о сей экспедиции с несколькими Государственными людьми; и к удивлению своему я нашел, что ни один из них не имел об ней понятия, тогда как не прошло этому более 12 лет. Теперь случиться может, последствием Наваринской битвы⁶ будет совершенный разрыв с Портою. Я полагаю, что весьма важно для Правительства иметь в виду сие предположение, знать, почему оно не исполнилось и впредь избегать ошибок, которые неразлучны были с первым опытом.

   2. В 1812 году при отправлении Адмирала Чичагова к Турецкой армии поручено ему было заключить с Портою оборонительный и наступательный союз и, взяв у нее часть войск, через Валлахию вступить в Австрийские владения, дабы восставить Трансильванию и Венгрию, всегда готовые к возмущению против Австрии, которая тогда была с нами в войне; а флоту нашему испросить позволение пройти через Дарданеллы в Италию⁷. Проект сей не исполнился: во-первых, потому что Турки со времен Франциска I-го⁸ ни с одною из Европейских держав не заключают наступательных союзов, и, во-вторых, что двор наш получил уверение о принужденном согласии Венского Кабинета действовать за одно с Французами. Но не менее того полезно иметь в виду сие предначертание. Австрийская Империя, как известно, имеет в своих пределах множество разноплеменных народов, которые нетерпеливо переносят свою зависимость: они спокойны потому только, что еще сильнее ненавидят друг друга, и Правительство для своей безопасности ревностно старается поддерживать сию ненависть. В случае войны с нею, можно воспользоваться сим расположением умов, и тогда не бесполезно иметь в виду путь, о котором сказано выше. Он важен, ибо Австрия не ожидает с этой стороны нападения, и потому что тут подкрепят нас Сербы, всегдашние наши союзники, которые ненавидят Австрийцев более, может быть, нежели Турок. Порту же можно всегда принудить к согласию на проход наших войск.

   Вот два примера: можно их насчитать множество, которые забыты, и на кои не обращают внимания. Для отвращения сего, кажется, полезно было бы иметь для личного употребления Государя и приближенных к Его Величеству особ род Истории России со времен Петра I-го, в которой были бы изложены систематически и кратко вместе с ходом дел все меры, какие были предполагаемые по разным частям управления с означением тех, кои исполнились и последствием оных, и тех, кои не приведены были в действие и причинами, почему сего не случилось. Наполеон, с которого, кажется, можно брать пример, имел в своей библиотеке сочинение такого рода; но оно касалось только военных дел и заграничных сношений. Я думаю, что можно бы распространить это на финансы, торговлю, внутреннее управление и пр. Сколько начертаний бессмертного Петра, которые не исполнились по причине его преждевременной кончины, или были остановлены, потому что противились личным выгодам царедворцев, правивших Россиею при его наследниках! Сколько предположений Остермана⁹, Отца нашей Дипломатики, величайшего Министра, какого Россия имела в XVIII веке, оставленных без внимания, потому что сам он попал в несчастие при перевороте, поставившем Елисавету на престол¹⁰! И сии произведения величайших умов своего времени, плод долговременного размышления и опытности, гниют, забытые в архивах, без всякой пользы для потомства.

   Исполнение сего не так трудно, как оно кажется с первого взгляда. Можно предписать каждому Министерству составить сочинение этого [рода] по его части из сведений, какие в нем находятся и тех, кои представят Архивы: Сенатский, Инспекторского Департамента¹¹, Адмиралтейский и Архивы Иностранной Коллегии Санктпетербургский и Московский. Для однообразия дать им общие правила, которыми все обязаны руководствоваться. Главные при сем условия должны быть:

   1-е. Чтоб приставленные к сему особы знали хорошо сей предмет¹².

   2. Чтоб они имели свободный доступ ко всем делам без исключения, касающимся до их предмета. Я по опыту знаю, что сие представляет затруднения.

   3. В изложении соблюдать краткость, ясность и точность. Под сим последним я разумею сколько можно вернее передавать мысль того, кто писал предположение, особенно в дипломатических бумагах, где часто каждое слово имеет вес.

   4. От своих рассуждений сколько можно удерживаться, излагать только причины и последствия, которые видны из самого дела, и менее предаваться своим умствованиям, часто ошибочным.

   5. Кроме последствий, происходящих от принятия какой-либо меры, означать, как она была принята в народе, какие затруднения предстояли при ее исполнении, что понудило ее отменить и пр.

   И, наконец, 6, так как сия Книга сочиняется не для света, то писать ее с полною свободою, ибо Правительству нужно знать истину без покрова.

  

   Я слышал в изгнании о неутомимой ревности и благотворных мерах Государя Императора для искоренения злоупотреблений; о деятельности, какая показалась во всех отраслях управления; о покровительстве, какое Его Величество оказывает Наукам и Искусствам, и от искреннего сердца молил Бога, да подаст Он Его особе крепость и силу, дабы шествуя по стопам Великого Предка Своего, довершить многотрудный подвиг переобразования России. Но ни Государю, ни приближенным к нему невозможно видеть всех зол, которые таятся в обширной Его Империи. Вот почему я осмеливаюсь упомянуть об одном, кроющемся в таком сословии, на коем основывается некоторым образом благосостояние прочих. Это зло есть разврат и совершенная безнравственность в простом народе.

   Отправляясь в Сибирь, я прислушивался к разговорам ямщиков с провожавшим меня жандармом, и вот что слышал между прочим на пути от Тихвина до Вятки, и чему почти видел примеры в Сибири.

   1-е. В крестьянском быту есть обыкновение в каждой семье женить сыновей как можно ранее, чтоб иметь в доме помощницу для хозяйства. Таким образом 12-летний мальчик женится на 18 или 20-летней девке. Весьма часто бывает, что отец мальчика, если он вдовец или хозяйка его в летах, живет со снохою; а не то она сама, не получая законного удовлетворения от мужа, бросается в объятия первого, который ей приглядится. Муж, пришедши в возраст, делает то же самое. Называли при мне несколько деревень, которых имен теперь не упомню, где все так живут, без всякого уважения к брачным союзам.

   2-е. В длинные зимние вечера крестьянские девки и молодые бабы имеют обыкновение собираться в избу, особенно для сего нанимаемую, прясть и петь песни; приходят также туда молодые парни, числом столько, сколько женщин. Эти собрания называются посиделками или вечорками. Часто бывает, сии вечорки, продолжившись за полночь, оканчиваются тем, что погасят свечи или лучины, и происходят тут до свету разные бесчинства.

   3-е. В некоторых местах, напр[имер] около Тихвина и Костромы стыд совершенно потерян, так что девки рожают и имеют при себе детей без зазору; но где еще сохранилось некоторое приличие, там они прибегают к некоторым старухам, которые промышляют приискиванием трав, уничтожающих зародыш в самом начале и которые за небольшую плату доставляют им ужасные способы скрывать свое положение.

   Ямщики рассказывали об этом, как о вещах весьма обыкновенных, не полагая в сем ничего дурного. Я не вступал в разговоры, дабы расспросами не подать повода к неуместным подозрениям и не навлечь себе неприятностей от жандарма, и потому привожу Вам только сии три примера; но я думаю, что и этих достаточно.

   Сия безнравственность невероятным образом распространяется и, Ваше Превосходительство согласитесь, может иметь наконец весьма пагубные следствия. Не говоря уже, что зло сие совершенно противно Християнской вере, какой вред от него в политическом отношении! Замечено, что наш народ мелеет; что при Петре I-м Русские были гораздо рослее нынешнего; я думаю, что сие обстоятельство, что бедность наших крестьян во многих губерниях, равно как и то, что у нас с каждым годом умножалось до сих пор число преступников, ссылаемых в Сибирь, главнейше происходит от сего разврата. Он тем гибельнее, что гражданской власти невозможно прекратить оного. Если б Правительство могло поставить в каждой крестьянской семье надзирателя за нравами, то и тогда нельзя будет предупредить сего зла. Духовенству предлежит обязанность исправить нравы народа, но при теперешнем положении дел оно не может сего сделать и не заботится об этом. Бедность сего сословия в деревнях ставит его в зависимость от прихожан. Сельский священник имеет для содержания себя и своей семьи выделенную ему землю и исправляемые им требы, за которые плата производится произвольно от крестьян. И в том и в другом случае он прибегает к ним; ибо редкий сам занимается хлебопашеством, а от сего происходит: во-первых, что хорошие ученики в Семинариях бегают от мест сельских священников, а особенно в странах глухих, и на сии важные места назначаются или самые дурные, или неученые из дьячков, которых все знание состоит в беглом чтении церковных книг и выучении наизусть нескольких молитв, но кои по большей части не имеют понятия о нравственности и воздержании, а потому и не пользуются тем уважением, которого требует их звание; во-вторых, что хороший даже священник, опасаясь строгостию взыскания отдалить от себя прихожан и уменьшить для себя выгоды, от них получаемые, и от коих зависит его существование, смотрит сквозь пальцы на то, что между ними происходит.

   Я долго размышлял о сем предмете и вот, думаю, меры, какие можно принять для предупреждения сих зол.

   1-е. Сельским священникам, вместо даваемой им земли, положить от казны жалованье, которое было бы достаточно для обеспечения их содержания. По дешевости припасов в деревнях, потребная на сие сумма составит немного. Также определить законом, что они должны получать за различные требы. Польза от сего будет двоякая: во-первых, пользуясь некоторою независимостию, они будут рачительнее наблюдать за поведением своей паствы, и отвратятся случаи к корыстолюбивым требованиям, которые они иногда позволяют себе в рассуждении прихожан; во-вторых, обеспеченные в содержании своем и своих семей, они посвятят время досуга на продолжение своего учения и усовершения себя в Богословских науках, которые столь нужны для их звания.

   2-е. Вменить в обязанность Епархияльным Архиереям¹, чтоб посвящать в сельские священники Семинаристов образованных и особенно людей с нравственностию. Самое красноречивое поучение не подействует, если сам наставник не будет служить примером превосходства проповедуемых им правил. Сие, мне кажется, гораздо нужнее в селах, а особливо в дальних местах, нежели в городах; ибо в последних более просвещения, и потому народ имеет чище понятия о религии.

   3-е. Завести, чтоб в каждое Воскресенье и праздник читаны были в церквах, после обедни, проповеди: но надлежит приспособить сии проповеди к состоянию слушателей; писать их языком, понятным для крестьян; чтоб в них не столько толковали о догматах веры, сколько об обязанностях, основанных на правилах Християнской веры; и требуемой от нее нравственности. Так как по нынешнему просвещению сельских священников нельзя предоставить им сочинение оных, то можно составить в Синоде собрание сельских проповедей на все Воскресные и праздничные дни в году и разослать оное по Епархиям для раздачи в приходы. Русский народ вообще набожен; но его набожность дурно направлена. Он считает обязанностию поставить свечку к образу, ни за что не нарушит поста, а между тем не ставит себе в грех обмануть, обидеть своего брата. Лучшее средство для искоренения сих предрассудков и подобных тому, и для направления его на правый путь, если служители Слова Божия, сходно с своим назначением будут наставлять его, в чем состоят истинные обязанности Християн.

   4-е. Завести для малолетных обоего пола во всяком приходе училища, в которых священники обучали бы чтению, письму и Закону Божию, а если сие найдено будет неудобным, то по крайней мере, чтоб в известные дни в неделю мальчики и девочки от 8 до 12 лет собирались в церквах, и священники изустно толковали им Закон Божий и вливали в юные их умы правила нравственности, которые должны ими руководить на пути жизни. Полупросвещение опасно; но истинное просвещение, состоящее в познании требуемых от нас верою обязанностей, ведет людей к честной жизни, к трудолюбию и, наконец, к довольству, которое, конечно, есть цель нашего Государя. Лучшее доказательство пользы проповедей и первоначального учения Закону представляют Протестантские земли. Там в деревнях Пастор есть отец своего стада; народ воздержан, честен, привязан к своим властям и с благодарностию к Творцу пользуется избытками своего трудолюбия.

   Вот некоторые общие меры, которые, думаю, можно будет со временем без большого труда привести в исполнение, а особенно в казенных имениях. К сему легко присоединить частные, как, напр[имер], запрещение неравных браков при малолетстве одной из сторон и другие постановления, требующие познания местных обстоятельств.

   В заключение скажу: я весьма чувствую, что мне, в моем положении, неприлично говорить о неустройствах: но мои намерения чисты. Я не мог равнодушно слышать изложенного здесь и почел обязанностию довести об этом до сведения Вашего Превосходительства. Счастливым почту себя, если сей важный предмет обратит на себя внимание высшего Правительства.

   Примите при сем уверение в совершенном высокопочитании и преданности, с которыми честь имею быть

  

   В исполнение Высочайшей воли Государя Императора, объявленной мне Вашим Превосходительством, знать подробности нашего положения в Чите, я разделю для большей ясности свое описание на четыре части, изложив: 1-е меры, принятые местным Начальством для нашего жительства и для нашей стражи; 2-е содержание; 3-е общественные работы и, наконец, 4-е обращение с нами.

   1-е. Помещение и караулы. По прибытии нашем в Читу за малостию тамошнего острога поместили нас в двух крестьянских избах, которые оградили частоколом; окошки заколотили на две трети досками, приставив снаружи железные решетки, а внутри кругом по стенам сделали нары. В одной из сих изб находилось в трех горенках 25, а в другой 22 человека. В каждой комнате по часовому; кроме того, двое подчасовых для конвоя выходивших за нуждою; два на дворе и один снаружи у ворот. На ночь с пробитием зари¹ нас запирали до 7 часов утра, и, как мы слышали, посты удвоивались. С наступившим летом из опасения, чтоб духота от спершегося воздуха не произвела тюремных лихорадок, Генерал Лепарский² позволил нам проводить время на дворе, который мы с согласия Его Превосходительства обратили в сад, посвятив на это досужное от работы время.

   В Сентябре прошлого года перевели всех нас 55 человек в построенный вновь большой острог. Он состоит из 5 комнат, кроме сеней. В четырех помещаются преступники, а пятая дежурная, в которой находится два унтер-офицера. Тут вместо нар сделаны двойные кровати, и между ними столько расстояния, что можно пройти свободно одному человеку; а для воздуха прорезаны в потолке продушины. Старый большой острог был назначен под лазарет, но с прибытием последних 14 человек лазарет помещен в меньшой острог, а тут помещены вновь приехавшие. Посты в соразмерности умножились. В лазарете содержат караул Казаки, а в прочих местах солдаты Читинской инвалидной команды³.

   2-е. Содержание. Для сего отпускается нам в сутки по положению по шести копеек, с вычетом четырех в неработные дни. Так как сей суммы за мытьем белья и топкою бани недостаточно, не взирая на низкие цены в тамошних местах, и к тому нельзя нам было, по примеру прочих каторжных, прокормлять себя своею работою в свободные часы, то Г. Комендант объявил нам, что Государь Император Высочайше благоволил позволить употреблять на пищу и одежду свои деньги тем, которые получали оные от родных. На сем основании, поелику большая часть не получают ничего, составили общую артель, из которой до сих пор все кормились и одевались. Месяца три тому назад Генерал Лепарский, вероятно, заметив или подозревая, что в доставке припасов происходили злоупотребления от приставленных к тому горных нижних чинов, позволил нам выбрать из среди себя хозяина, который в сопровождении унтер-офицера ходит ежедневно на кухню и присутствует при приеме провизии. Обед наш состоит из щей, гречневой каши и куска говядины. Сверх того по утру и вечером пьем чай. В конце недели ходим в баню, и тут снимают на это время кандалы, обыкновенно бывающие на ногах день и ночь.

   3-е. Работа. В Чите два рода Начальства: военное, состоящее из Коменданта, Плац-Адъютантов и гарнизонных Унтер-Офицеров, и горное, которое заведывает деньгами, продовольствием и смотрит за работою. Работают в сутки под надлежащим конвоем 5 часов: летом от 6 до 9 по утру и от 5 до 7 по полудни; зимою от 9 до 12 и от 3 до 5. По прибытии нас заставили мести улицы, чистить казенные конюшни и вывозить оттуда навоз, потом рубить мерзлую землю для фундамента под новый острог и рыть каналы для ограды. Последние работы были довольно утомительны, и потому требовали иногда отдыха, особенно для тех, которые сложением или от ран слабее. Сие навлекало нам иногда от приставленных к смотрению горных Унтер-Офицеров неприятные понуждения, к которым, разумеется, мы как можно реже себя доводили. Генерал Лепарский ездил тогда в Нерчинские горные заводы. По возвращении своем в Читу Его Превосходительство изволил приказать слабых, которые найдутся таковыми по засвидетельствовании Доктором, не высылать на работу и позволять отдыхи. В течение прошедшего лета мы занимались расширением и уравнением большой дороги: носили землю, камни, щепы; в нынешнюю зиму, по невозможности производства земляных работ, трудились над мукомолотьем. В тамошней стороне мельниц не знают, а употребляются ручные жернова. К каждому жернову приставлено было по два человека, и хотя сия работа несколько утомительна, но, сменяясь, успевали вымолачивать заданные уроки.

   4-е. Обращение. В рассуждении Генерала Лепарского, нам остается только благодарить от искреннего сердца Его Величество за то, что избрал на сие место человека, который, строго соблюдая все, что по службе, старается, кажется, снисходительным своим обхождением не давать нам чувствовать всей тягости нашего положения. Касательно приставленных к нам Г. Г. Офицеров, так как большая часть из них происходит из солдатского звания и не получили никакого образования, если и случалось видеть иногда некоторые поступки, слышать от них слова и выражения, которые весьма больно было переносить, мы не могли за то негодовать на них, ибо они едва ли сами понимали всю силу и значение того, что делали и говорили; да и нельзя требовать от их обращения той деликатности, на которую могло бы надеяться несчастие. Впрочем, мы всеми мерами избегали неприятностей, в точности стараясь исполнять предписанное.

   Вот в немногих строках подробный отчет о Читинской нашей жизни. Я не упоминаю о трехчасовых свиданиях жен с мужьями в каждый третий день; о наших частных занятиях, каким образом мы в Воскресные и праздничные дни, не имея позволения ходить в церковь, собираемся для чтений из Св. Писания и избранных проповедей; как сокращаем длинные зимние вечера, изустно передавая друг другу те познания, в которых кто сильнее, и как подкрепляем ослабевающих, внушая им по возможности терпение и кротость, которых требует от нас вера. Эти обстоятельства, как произвольные и касающиеся до некоторых из нас, не входят, думаю, в состав сих замечаний.

  

   Благосклонность, коей удостоились прежние мои замечания, подает мне смелость обратить внимание Ваше на другой предмет, не менее важный, а именно, на участь крестьян-посельщиков в Сибири и на удобнейшие способы к ее поправлению.

   Сибирских крестьян можно разделить на три разряда: на старожилов, кои все почти довольно зажиточны, - у редкого найдете во дворе менее 4 или 6 лошадей; у иных до 30 или 40, и в изобилии всего, что принадлежит к сельскому хозяйству; на переселенцев, переходящих в Сибирь из разных Русских Губерний целыми семьями с домашним скарбом, которые, будучи народом промышленным, довольно скоро разживаются, и, наконец, на так называемых посельщиков, отправляемых туда за разные проступки. Сие постановление, по которому преступники, вместо того чтоб томиться в тюрьмах, получают способы загладить прежние вины своею деятельностию и, возделывая страну необработанную, сделаться опять полезными подданными, есть, без сомнения, одна из самых благодетельных мер нашего Правительства; но при теперешних обстоятельствах она едва ли может принести ту пользу, какой должно бы ожидать от нее. Преступники приходят партиями в Тобольск, где их распределяют: ремесленников или тех, кои побогатее, оставляют в городах, а прочих посылают на житье в деревни. Прибыв в волость на место своего назначения, посельщик для прокормления своего должен искать работы. Редкий делается вдруг хозяином, ибо для сего нужны способы, а смело можно положить, что из 50 человек один приходит с каким-нибудь достатком; большая же часть поступает в работники к богатым крестьянам. Годовая плата деревенскому работнику в Сибири - лучшему, мастеровому человеку, которого верность изведана долговременною службою, 30 и 40 рублей; обыкновенная же 15, 12 и 10 рублей. После шестимесячной льготы, посельщик поступает в оклад и, едва добывая в год столько, сколько ему нужно для прикрытия наготы, должен непременно быть в недоборе. Пока писались указы о сборе недоимок, но на самое действие смотрели сквозь пальцы, это кое-как сходило с рук; но при деятельности, какая теперь появилась в Государственном управлении, родятся при сем большие неудобства. Посельщику предстоит или не доплатить, и за недоимку подвергнуться по законам кнуту, или войти в долги. Первое, Ваше Превосходительство согласитесь, несколько жестоко - наказывать человека за то, что не в состоянии исполнить делаемых ему требований. От накопления вторых родится кабала, то есть: что должник, не имея возможности удовлетворить заимодавца, такого же крестьянина как он сам, продает ему себя в рабство - зло, весьма распространившееся в Сибири. Правительство, усмотрев вред, происходящий от кабалы, повелело местному Начальству стараться об ее истреблении, а дабы не прибегать к мерам насильственным, предписало взыскивать недоимки с волостей, предоставив оным ведаться с несостоятельными плательщиками. Но сия мера, оградив казну от убытка, нимало не улучшила участи посельщиков; ибо они вырабатывают втрое более, нежели сколько за них заплочено, и таким образом делаются невольниками целой волости. От сего происходит: 1-е. Те, кои решительнее, уходят и шалят по большим дорогам или бегут в Россию и принимаются за прежнее бродяжничество, так что бывали примеры, что одни и те же лица возвращаемы были по три раза на место своего назначения, - обстоятельство, приводящее казну к лишним издержкам и поставляющее Начальство в необходимость прибегать к строгим мерам. Те же, коих страх или совесть удерживают на месте, переносят судьбу свою; но при всех стараниях своих, не видя способов выйти из жалкого своего положения, питают в душе негодование к месту, в котором поселены; ненавидят труд, почитаемый ими тягостию и орудием для обогащения своих притеснителей, богатых крестьян; и готовы воспользоваться первым удобным случаем, дабы от оного избавиться. Заметьте, Ваше Превосходительство, что число таковых людей немаловажно, что оно ежегодно увеличивается несколькими тысячами, и предоставляю Вам судить, выгодно ли Правительству, чтоб в отдаленной области столь значительная часть народонаселения была в таком расположении духа; расположении почти общем между ними и к которому, нельзя не сознаться, они приведены некоторым образом своим положением. 2-е. Таковой порядок вещей, сосредоточивая всю деятельность большого числа на пользу немногих богатых семейств, удерживает неравенство состояний, осуждая многочисленнейшее сословие на всегдашнюю бедность, обстоятельство, также весьма противное выгодам Правительства.

   Для отвращения сих зол всего лучше было бы посельщиков при самом прибытии на место назначения делать хозяевами, чтоб они непосредственно сами пользовались своими трудами; но для сего непременно нужно от казны пособие. Весьма достаточно крестьянину в Сибири для первого обзаведения от 30 до 50 рублей. Сия небольшая сумма, доставив посельщику возможность пользоваться оседлостию, привяжет его к месту поселения, заставит его полюбить работу, если он будет пожинать ее плоды и увидит в ней средство к обогащению себя; с приращением же имущества необходимо поселится в нем дух трудолюбия и порядка, на которых основывается спокойствие и благо Государства. Не думайте, Ваше Превосходительство, что это мечты, воображения или догадки, основанные на умствованиях. Сотни примеров подтверждают это в самой Сибири. Нигде, может быть, труд не вознаграждается столько, сколько в сей стране, где земля дает сам-десять, сам-двадцать и сам-сорок, где Природа, кажется, истощила все дары свои для того, чтоб промышленному человеку доставить безбедное содержание; но для начала сей промышленности нужны средства, нужна соха, лошадь, топор. Дабы означенное пособие не было в тягость казне, можно выдавать оное в виде ссуды, взымая, однако же, не более 2-х или 3-х процентов, платимых при подати. Главное только дело, чтоб отпускаемая сумма употреблена была сходно со своим назначением. Местному Начальству предлежит приискание удобнейших к тому способов. Я думаю, что можно возложить на волостные Правления снабжение посельщиков первыми необходимостями для начатия хозяйства, предоставив последним право жалобы в случае злоупотреблений.

   Впрочем, и сия мера, как она ни благодетельна, едва ли принесет ту пользу, какой Правительство вправе от нее ожидать, если при этом не отстранятся препятствия, которые в нынешних обстоятельствах предстоят промышленности посельщиков, и если они не освободятся от зависимости у богатых крестьян, основывающих свои выгоды на притеснении беднейших; а достигнуть до сего иначе нельзя, по моему мнению, как изменив несколько для Сибирских крестьян существующую систему налогов, а именно: сбавить третью часть или половину с подушного оклада и дополнить недостаток податью с имуществ, то есть: с лошадей, крупного и мелкого рогатого скота и с посевов разного рода хлеба.

   Для лучшего объяснения моей мысли да позволено мне будет войти в некоторые необходимые подробности:

   Выгоды от прямого налога, каков подушный оклад, суть те, что Правительство от ревизии до ревизии получает постоянный доход и что сбор оного весьма прост; но главное его неудобство, что люди всех состояний плотят одно. Пока требуемая налогом сумма не значительна, большого зла в этом нет; но когда с расширением деятельности Правительства нужды оного умножаются, и оно находится в необходимости возвысить сию подать, тогда вся тягость оной падает на беднейший класс народа. Сие особенно заметно в Сибири: там промышленность в детстве; от того денег в обращении мало, и цена на них очень высока; притом неравенство между состояниями старожилов и посельщиков так велико, что, платя тот же оклад, одни дают 5 и 6 процентов со своего капитала, другие 50, 80 и более, от чего промышленность сих последних совершенно подавлена; ибо, отделяя на подать большую часть вырабатываемого ими, они не имеют способов поправиться и осуждены всегда терпеть недостаток.

   Налоги с имуществ, соразмеряя тягости по состоянию каждого, отвращают сие неудобство. Преимущество оных доказывается уже тем, что сия система податей принята почти во всех Европейских Государствах. Все делаемые против оной возражения можно заключить в следующем: 1-е опасение нововведения; 2-е трудность перемены; 3-е опасение утайки при объявлении имуществ и 4-е издержки и злоупотребления при сборе.

   Отвечаю:

   На 1-е. Нет человеческого постановления, которое не имело бы своих несовершенств. Нововведения тогда только опасны, когда, сопряженные с оным неудобства превосходят вред, происходящий от существующего постановления; но сего нет в предложенном мною случае, а потому и возражение не может иметь места.

   На 2-е. В России, где есть крестьяне казенные и помещичьи, где сии последние делятся на оброчных, пашенных и на состоящих на особенных правах, как-то в Ост-Зейских и Польских Губерниях¹; в России, говорю, сия перемена трудна и, может быть, теперь невозможна; но в Сибири все поселяне принадлежат казне и пользуются одинаким управлением, которое так хорошо устроено, что не только не предстоит большого затруднения в предлагаемом нововведении, но и все прочие неудобства могут быть отвращены, если только принять надлежащие против того меры.

   Приступить к сему можно, думаю, следующим образом:

   Первое. Всем волостным правлениям велеть составить по данным формам именные списки крестьянам с означением имущества каждого, т. е. числа лошадей, крупного и мелкого рогатого скота и высеваемого хлеба: ржи, пшеницы, овса, ячменя, льну и коноплей. Списков сих, за подписью всех Членов Правления с приложением волостной печати, будет заготовлено три экземпляра: один для оставления в волости, другой для Губернского Начальства, а третий для Министерства финансов.

   NB. Так как перепись сия будет составляться в Правлении публично, самими крестьянами, кои заседают в оном и знают лучше всякого другого состояние своих собратий, других крестьян, то нельзя опасаться утайки, особенно если за оную положены будут надлежащие пени.

   Второе. Губернаторам предписать собрать по Губернии сведения о ценах на статьи крестьянского имущества, подверженные налогу, и, выбрав средние, представить в Министерство финансов.

   Третье. Министерство, имея, таким образом, перед глазами оценку всего имущества поселян в Губернии, наложит известные на нее проценты и по этому сообразит сбавку с подушного оклада. Чтоб объяснить это примером, полагаю, что 10 душ крестьян разных состояний платят теперь 75 рублей подушных. Имущество их простирается на 800 рублей. Налагая 4 процента на сию сумму, выйдет 32 рубля. Вычтя их из 75, останется 43 рубля. Подушный оклад убавится до 4-х 30 коп., а прочее взыматься будет с имений.

   Четвертое. Таковое постановление Министерства, Высочайше утвержденное, сообщится Губернскому Начальству, которое от себя уже обнародует оное по волостям.

   Пятое. Поелику издержки и злоупотребления при сборе родятся от содержания Чиновников и соприкосновения их с платящими, то предоставить сбор самим крестьянам, возложив оный на волостные же правления. Собранную подать Правление от себя будет посылать в Уездное Казначейство, которому предписать под опасением штрафа не задерживать присылаемых с оною лиц выдачею квитанций.

   Шестое. Поелику как народное имущество, так и цены подвержены перемене, то в конце каждого пятого года возобновлять вышеозначенные списки и известия о ценах. Основываясь на оных, Правительство по истечении пяти лет будет взымать положенные однажды проценты с новых цен, обнародовав необходимые по сему перемены.

   Неоспоримо, что сей род налога сложнее ныне существующего, но весь вред от сей сложности ограничивается тем только, что некоторые Чиновники получат более занятий; зато какие несомненные выгоды от сего постановления! Исчислю некоторые:

   1-е. Не отягощая богатых, оно существенным образом облегчит сословие беднейших крестьян, которые, употребив часть того, что теперь отдают в число подати, на приращение своего имущества, получат более способов к развитию своей промышленности и, делаясь достаточнее, будут со временем более платить казне.

   2-е. Богатые, отдавая в наличности более других, лишатся способов, какие ныне имеют, для притеснения бедных.

   3-е. Недоимки должны прекратиться, ибо тягость налога нести будут те, коим легче заплатить его.

   4-е. Поелику дознано опытами и принято почти аксиомою в Политической Экономии, что во всяком благоустроенном Государстве масса народного богатства беспрестанно умножается, то смело можно положить, что с каждою переписью налог сей будет приносить казне более, и таким образом Правительство, не прибегая к мере, всегда неприятной, возвышать подать, а напротив того, строго держась изданных однажды постановлений, будет каждые пять лет увеличивать свой доход.

   Посему-то я сказал выше, чтоб с суммы, выдаваемой в пособие посельщикам на первое обзаведение, взымать не более 2-х или 3-х процентов. Сия умеренная плата будет продолжаться весьма недолго. При первой переписи посельщик, получив лошадь, которую обратит летом на обрабатывание пашни, а зимою пустит в извоз; собирая хлеб, которого избыток будет продавать в свою пользу, непременно поступит из разряда просто окладных в число тех, кои сверх того будут платить подать с имуществ, и, следовательно, будут отдавать казне 5, 6 процентов и более, смотря по приумножению своего достатка.

   Ваше Превосходительство! Я основывал свои предположения на том, что видел и слышал в двукратный проезд через Сибирь. Положение мое не позволяло мне входить во все подробности сего дела, а потому, зная, что финансовые операции требуют большого благоразумия, осторожности и точнейшего знания положения тех лиц, над которыми производятся, не смею выдавать изложенной здесь меры за непреложную, хотя уверен в самом себе, что, сохраняя пользы казны, она существенным образом облегчит значительную часть народа в Сибири и послужит источником многих других выгод. Главная цель моя была показать, что поселения в теперешнем положении вещей не оправдывают ожиданий Правительства; что посельщики без каких-нибудь чрезвычайных обстоятельств не в состоянии выполнить делаемых им требований; что, если Правительство хочет видеть в них полезных граждан, то им необходимо нужно пособие, дабы вырвать их из нищеты, в которой большая часть находятся; и что кроме того надлежит каким-нибудь образом стараться отстранить препятствия, предстоящие их промышленности.

   В заключение не могу не повторить опасения, чтоб Ваше Превосходительство не изволили приписать сих откровенных суждений привычке смотреть на вещи с дурной стороны или другим-либо побудительным причинам. Руководимый бескорыстным желанием, чтоб управление России доведено было в царствование Государя Императора до возможного совершенства, я пренебрег приличием, которое повелевает мне молчать. Впрочем, покорнейше прошу, выпустив из виду лице, которое осмеливается представить Вам сии замечания, удостоить высоким вниманием Своим предмет оных и, если найдете их достойными уважения, благоволить поднести оные на Высочайшее благоусмотрение.

   Примите, Милостивый Государь, уверение в глубочайшем почтении и совершенной преданности, с которыми честь имею быть

  

   Из журналов, которые Вы по благосклонности Своей изволили мне сообщить, я между прочим усмотрел, с какою попечительностию Правительство наше заботится о распространении народной промышленности. Сие подает мне смелость представить на благоусмотрение Вашего Превосходительства некоторые замечания о препятствиях, предстоящих развитию оной в Польских наших областях¹.

   Я провел в 1825 году восемь месяцев в Подольской Губернии. Страна сия соединяет в себе все, что только можно желать для доставления жителям безбедного содержания: климат, в котором созревают виноград и шелковица; почву земли плодородную; изобилие рек; достаточное количество лесу, и при всем том, не взирая на трудолюбие крестьянина, с удивлением увидишь повсеместный недостаток и совершенную мертвенность промышленности. Я старался, быв на месте, постигнуть причины сего необыкновенного явления; входил для сего в сношения с разными лицами и собрал некоторые сведения с тем, чтоб при удобном случае представить оные Начальству. Последовавшие со мною перемены разрушили сие предположение. Излагая здесь, что упомню, прошу наперед извинения, если Ваше Превосходительство не найдете в сем представлении той полноты и удовлетворительности, какие можно бы было соблюсти при благоприятнейших обстоятельствах. Смею однако же думать, что, не взирая на сей недостаток, сии замечания, которые с маловажными переменами можно приспособить ко всем присоединенным от Польши областям, по важности предмета, заслужат Ваше внимание.

   Два обстоятельства подавляют совершенно промышленность в Польских Губерниях: конкурсовое право и Евреи. Каждое заслуживает особенного рассмотрения.

   1-е. Конкурсовое право.

   Присоединенные от Польши области состоят из Великого Княжества Литовского и части владений бывшей Польской Республики², а посему управляются Литовским Статутом и Польским Коронным правом³ с дополнениями, в коих заключаются уставы Варшавских Сеймов. Не взирая на беспутную вольность, какая господствовала на сих Сеймах, постановления их, относившиеся до внутреннего управления, делались по влиянию небольшого числа Магнатов⁴, которые имели в своей зависимости прочих членов, состоявших из мелких дворян. Вся власть и влияние Магнатов основывались на их поместьях: посредством поместий они содержали многочисленные толпы клиентов, кои доставляли им господство в Республике, а потому все их старания обращены были на то, чтоб при неблагоприятных случаях удерживать за собою сколько можно долее сии имения. От сей-то необходимости иметь в своей зависимости мелких дворян и от опасения расстаться с поместьями произошли те многочисленные, запутанные сделки имениями, кои освящаются Польским поместным правом; родились права арендное, заставное⁵ и, наконец, конкурсовое, о пагубных последствиях которого я намерен сказать несколько слов.

   Конкурсовое право состоит в том, что, если помещик, наделав долгов, объявит себя несостоятельным, то имение его, вместо того, чтоб его продать и удовлетворить вырученною суммою кредиторов, оценивается и разделяется между должниками по соразмерности их долга. Помещику предоставляется в течение 10 лет право выкупить все или часть своего имения; по окончании же сего срока временный владелец (коллиокатор) делается вотчинником той части, которая во время разбора досталась ему в удел. До уничтожения Польши вред от сего права не так был чувствителен; ибо Магнатам редко представлялись случаи к издержкам необыкновенным, которые принудили бы их наконец к отдаче имений в разбор; а если таковые случаи бывали, то Вельможи, продавая свое благоволение Двору, получали от него выгодные места, подававшие им способы к поправлению домашних обстоятельств. Но перевороты, вследствие коих Польша утратила свое существование⁶, изменили ход дел. Все знатные дворяне, более или менее участвуя в оных, употребили необыкновенные усилия. Необходимым последствием сих усилий были долги. Между тем Двора не стало, иссяк источник милостей, и с подданством России начались разборы имений, которые продолжаются до сих пор.

   От сего рождаются следующие неудобства:

   1-е. От злоупотреблений при оценке и от неизбежных неудовольствий помещика и кредиторов при разделе имений беспрестанные тяжбы, так что в Подольской Губернии едва ли из 20 человек дворян один не имеет процесса. Есть уезды, напр[имер], Каменецкий и Ушицкий, где нет помещика, который бы не тягался. А из сего следует, что:

   a) Разоряются помещики.

   b) Разоряются имения, переходя из рук в руки как монета. Так, напр[имер], есть деревни, которые в 10 лет переменили по шести или по семи владельцев.

   c) Молодые дворяне, вместо того, чтоб вступать в Государственную службу или посвящать время на усовершение себя в науках, обращают все усилия и способности на то, чтоб сделаться Стряпчими⁷ или попасть на выборах в Суды, где их ожидают большие выгоды и уважение.

   d) Наконец, сей порядок вещей имеет весьма пагубное влияние на нравственность, питая лихоимство, которого никакая бдительность остановить не может, и пораждая ябеду и сутяжничество.

   2-е. Имения раздробляются до невероятности. В некоторых деревнях находится по 10 и 12 помещиков, из коих у иного не более двух или трех семей во владении. Судите, каково должно быть положение последних.

   3-е. Размножается число помещиков (до присоединения Подолии было их в ней не более 150; теперь число сие возросло до 2000, кроме временных владельцев), и в числе их находятся такие, кои не имеют на то никакого права. Ибо заметить должно, что во время Республики Польские дворяне делились на три разряда: на Магнатов или Знатных дворян; на помещиков (obywatele) и Чиновных, которые за службу получали от Королей поместья и почетные звания, и, наконец, на мелкую шляхту⁸. Сии последние были точно то же, что у нас в старину Боярские дети⁹, которые после переименованы однодворцами¹⁰ и считаются теперь наравне с казенными крестьянами. Шляхтичи были люди свободные, носили сабли и составляли двор и домовые войска Магнатов; иногда, по влиянию последних, заседали на провинцияльных Сеймиках¹¹, на коих избирались Депутаты Главного Сейма. Вельможи, смотря по своим выгодам, умножали их число, действуя в этом случае совершенно произвольно, и часто по злоупотреблению, так что, наконец, почти всякий свободный человек в Польше сделался шляхтичем. Сие обстоятельство не укрылось от нашего Правительства, и при Императрице Екатерине, помнится, в 1775 или 1776 году издан был указ¹², по которому Польским дворянам предоставляются права Российских, если они представят на свое дворянство надлежащие доказательства: но со вступлением Императора Павла на престол, когда Польским областям возвращены были их права¹³, все сие многочисленное сословие шляхтичей попало в дворяне. Таким образом служители Любомирских, Чарторижских, Потоцких¹⁴ и многих других стали помещиками; таким образом и теперь еще шляхтич, обрабатывающий землю у помещика за известную плату (чинш, czynsz¹⁵), который ни по образованию, ни по занятиям ни чем не лучше простого крестьянина, может, если благоприятные обстоятельства позволят ему собрать несколько денег, сделаться его владельцем.

   4-е. Временные владения вообще влекут за собою