Короленко Владимир Галактионович - Переписка А. П. Чехова и В. Г. Короленко

. Короленко.)}. Таким образом начало, провозглашенное в объявлении от имени Академии, проведенное последовательно, должно было бы закрыть доступ в Академию первому поэту России. Этов прошлом. В настоящем же прямым его следствием является то, что звание почетного академика может быть также и отнимаемо внесудебным порядком, по простому подозрению административного учреждения, постановляющего свои решения без всяких гарантий для заподозренного, без права защиты и апелляции, часто даже без всяких объяснений.

   Таково принципиальное значение начала, провозглашенного от имени Академии. Я не считаю уместным касаться здесь общего и юридического значения статьи 1035 и тех, лежащих за пределами литературы соображений, которыми вызвано на этот раз ее применение. Во всяком случае, однако, представляется далеко не безразличным - вводится ли то или другое начало категорическим распоряжением власти или же оно возлагается на инициативу и нравственную ответственность учено-просветителыюго учреждения, призванного руководиться лишь высшими интересами литературы и мысли.

   Ввиду всего изложенного,- то есть:

   что сделанным от имени Академии объявлением затронут вопрос, очень существенный для русской литературы и жизни,

   что ему придан вид коллективного акта,

   что моя совесть, как писателя, не может примириться с молчаливым признанием принадлежности мне взгляда, противоположного моему действительному убеждению,

   что, наконец, я не нахожу выхода из этого положения в пределах деятельности Академии,-

   я вижу себя вынужденным сложить с себя нравственную ответственность за "объявление", оглашенное от имени Академии, в единственной доступной мне форме, то есть вместе с званием Почетного Академика.

   Поэтому, принося искреннюю признательность уважаемому учреждению, почтившему меня своим выбором, я прошу вместе с тем исключить меня из списков и более Почетным Академиком не числить.

  

   Недавно у меня был Ф. Д. Батюшков (которого Вы тоже знаете). Он указал мне неправильность в форме этого письма: нужно было направить его не во II отделение, а к президенту. Это совершенно верно и объясняется полным моим невежеством в области "форм сношений". Ну, это, конечно, простительно, и II отделение, разумеется, должно уже само направить к президенту. Федор Дмитриевич осуждает также и мое прибавление к первому письму, то есть то, что я пустился в рассуждения о внесудебном воздействии и его значении в литературе, не ограничившись первоначальным мотивом, то есть бесцеремонным обращением с нашим мнением и нашими именами. Это объясняется уже моими личными чувствами в отношении "административного порядка". К тому же - дело ясное, о чем тут идет речь, и я не вижу, почему бы мне и не сказать этого. Во всяком случае - факт совершился, и я теперь уже "бывший".

   Очень жалею, что Вы не исполнили своего (правда, проблематического) предположения и не завернули к нам, в Джанхот. Теперь здесь очень хорошо и, главное,- тихо. Кричат только сверчки и цикады (и то совсем не так разнузданно, как в Крыму), да шумят деревья. Людей в нашей щели почти нет. Уезжаем мы отсюда (с сожалением) 17 августа.

   Ольге Леонардовне мой поклон. Жму руку. Всего хорошего.

  

   Чехов и Короленко, с. 63-66.

   ¹ Чехов жил с больной женой в подмосковном имении К. С. Станиславского Любимовке. 14 августа уехал в Ялту.

   ² Короленко готовил III книгу "Очерков и рассказов", вышедшую в 1903 г. (изд. журнала "Русское богатство").

  

  

   25 августа 1902 г. Ялта

  

   Дорогой Владимир Галактионович; где Вы? Дома ли? Как бы ни было, адресую это письмо в Полтаву. Вот что я написал в Академию:

   "Ваше императорское высочество! В декабре прошлого года я получил извещение об избрании А. М. Пешкова в почетные академики; и я не замедлил повидаться с А. М. Пешковым, который тогда находился в Крыму, первый принес ему известие об избрании и первый поздравил его. Затем, немного погодя, в газетах было напечатано, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию по 1035 ст. выборы признаются недействительными; причем было точно указано, что это извещение исходит от Академии наук, а так как я состою почетным академиком, то это извещение частью исходило и от меня. Я поздравлял сердечно и я же признавал выборы недействительными - такое противоречие не укладывалось в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. Знакомство с 1035 ст. ничего не объяснило мне. И после долгого размышления я мог прийти только к одному решению, крайне для меня тяжелому и прискорбному, а именно, почтительнейше просить Ваше императорское высочество о сложении с меня звания почетного академика".

   Вот Вам. Сочинял долго, в очень жаркую погоду и лучше сочинить не мог и, вероятно, не могу.

   Приехать было нельзя. Хотелось с женой проехаться по Волге и по Дону, но в Москве она, т. о. жена, тяжело заболела опять; и мы так намучились, что было не до путешествия. Ну, ничего, авось будем живы в будущем году, и тогда я проедусь в Геленджик, о котором, кстати сказать, на днях читал статью в "Историческом вестнике"¹.

   Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Будьте здоровы и веселы.

  

   Письма, собр. Бочкаревым, с. 40-41; Акад., т. 11, No 3812.

   ¹ Статья С. И. Васюкова "Геленджик" ("Исторический вестник", 1902, No 8). Джанхот, в котором жил Короленко, расположен недалеко от Геленджика.

  

  

   15 июля 1903 г. Ялта

  

   Дорогой, любимый товарищ, превосходный человек, сегодня с особенным чувством вспоминаю Вас. Я обязан Вам многим. Большое спасибо.

  

   "Голос минувшего", 1914, No 7, с. 127; Акад., т. 11, No 4142. Приветственная телеграмма в связи с 50-летием Короленко.

  

  

   29 июля 1903 г. Полтава

  

   Дорогой Антон Павлович. Вернувшись в Полтаву, я нашел среди других две телеграммы с Вашим именем. Одну - вместе с редакцией "Русской мысли", другую - просто от Чехова. Эта вторая мне особенно дорога, потому что я отношу ее не к пятидесятилетию и не к юбиляру, а просто к Короленку, который Чехова любит давно (с Садовой Кудриной!) и искренно. Крепко Вас обнимаю. Вы тоже, пожалуйста, примите это не как "ответ на приветствие". Мы как-то мало встречаемся, но мне не раз хотелось сказать Вам то, что говорю теперь. Всего Вам хорошего.

  

   Передайте мой привет Вашей жене и сестре.- Я только что вернулся от Серафима Саровского¹. Провонял, бедняга, как Зосима у Достоевского, а старик был хороший. Ехал я в поездах, битком набитых богомольцами, потом три дня шел пешком и наконец ночевал в Саровском лесу, в толпе (где нажил изрядный насморк). Много есть умилительного в этом потоке темной веры, и, несомненно, было немало "исцелений". Но меня все время не оставляла мысль о том, что наука не только умнее, но и добрее: требует меньше, дает больше. В Рузаевке одно из первых моих впечатлений было: отец истомленный и исстрадавшийся несет на руках довольно большую девочку в поезд. Это они ехали за исцелением. Последнее мое впечатление была такая же группа в Арзамасе: муж, среднего возраста, выносил с поезда на руках больную жену. Это они возвращались, после страшных трудов и усилий - без всякого результата. Я никогда не забуду их лиц. Сколько таких страданий и отчаяний приходится на несколько "распубликованных" исцелений... А сколько ухудшений болезни от усталости и лишений, наконец, сколько прямо преждевременных смертей...

   Ну, еще обнимаю.

  

   Чехов и Короленко, с. 74-75.

   ¹ 19 июля в Тамбовской губернии происходило торжественное открытие мощей Серафима Саровского. Короленко поехал туда, чтобы уклониться от чествования в Полтаве по случаю его 50-летия.