Козлов Петр Кузьмич - Северная Монголия

и в мертвом городе Хара-хото.

   В начале июня я решил посетить свое детище в далекой пустыне и возобновить добрые отношения с торгоутскими властями, от которых в большой мере зависела успешность работ экспедиции. С бивака на озере Орок-нор, где я некоторое время жил в отряде Е. В. Козловой, я снарядился налегке, взяв с собою только бурята-переводчика и монгола-проводника. С нами шло пять-семь верблюдов: два вьючных, три верховых и два заводных.

   3 июня мы выступили перед самым восходом солнца. Заря румянила ясное небо и тихие воды Орок-нора. Печальными трубными звуками неслись голоса лебедей, над водою раздавались клекот орлана-рыболова и гоготание гусей, покидавших мокрые луга - место своего ночлега. Перед нами вздымался суровой стеною Монгольский Алтай. Пустынная каменистая дорога вела нас на его перевал. День выдался жаркий, и верблюды подвигались медленно, слегка раскрывая рты. Уже высоко в горах нам встретился лама-богомолец. Древний старец, с котомкой за плечами, одиноко плелся к далеким святыням Хангая, опираясь на корявую палку. На самой вершине перевала беспорядочным стадом шли домашние яки, подгоняемые маленькой девочкой 10-11 лет. Она вела своих животных на северный склон гор и с улыбкой приветствовала нас. "Заходите к нам!" - проронила она мимоходом, держа во рту данную мною карамель. На перевале мы простились с голубым Орок-нором и с силуэтами Хангайских высот. Весь юг, куда мы теперь должны были углубиться, представлял из себя дикую, безбрежную пустыню, слегка всхолмленную поперечными грядами высот. Воздух, насыщенный пылью, был мутный и серый, а дали казались сумрачными. Только в долине речки Легэн-гол, вблизи ключей, питающих эту речку, мы встретили островки изумрудной зелени и жалкие, тощие пашни монголов. Здесь сеют исключительно ячмень. Поле обрабатывается примитивной деревянной сохой, которую везет верблюд. Вокруг полей выкопаны, по примеру китайцев, маленькие канавы.

   Солнце садилось за соседние высоты, когда мы остановились на ночлег в бедной юрте местных монголов. Старушка хозяйка угостила нас чаем и приняла очень приветливо. Увидев на моей руке обручальное кольцо, она тихо спросила, золотое ли оно, выразила желание подержать его в руках. Получив согласие, она взяла кольцо в обе руки и, полузакрыв глаза, приложила ко лбу, прошептала молитву, а затем с благоговением возвратила его мне.

   Каждый день мы вставали около двух часов ночи, а то и раньше, для того чтобы сделать возможно больший переход в прохладное время раннего утра, так как днем невыносимый зной сильно затруднял движение. Песок нагревался до того, что было горячо ступать по нему в больших сапогах, а если случайно на остановке кому-либо из нас приходилось дотронуться до песчаной поверхности мокрой холодной рукой, то на коже сразу получался сильный ожог. Частые овраги, пересекавшие наш путь, особенно утомляли нас, так как верблюды вообще не умеют спускаться с горы шагом, а их и без того утомительное покачивание превращается здесь в тягостную и с трудом переносимую тряску. По мере того как мы углублялись к югу, пустыня становилась ровнее, безжизненнее; по ней, словно какие-то демоны, бегали затейливые по очертаниям вихри, а вдали дрожал мираж.

   Правда, от речки Леган-гол до озер Эцзин-гола пустыня преграждается тремя цепями тор: Халтэрэ-нуру, Нэмэгэтэ и Ноин-богдо, расположенными в широтном направлении параллельно друг другу. У подножий этих гор довольно нередки колодцы с хорошею прохладною водою, питающею окрестных кочевников и их стада, ежедневно пригоняемые к колодцам на водопой. Глубина колодцев в большинстве случаев незначительная - около 2 м, реже больше. Между этими горами залегают глубокие, широкие долины, по песчаному дну которых часто стелется саксаул, в котором пасутся верблюды, Простираясь в ширину на несколько десятков верст, долины эти уходят к востоку и западу за горизонт и кажутся совершенно беспредельными.

   Первая богатая растительность, которую мы увидели на пятнадцатый день своего томительного путешествия, были высокие тополя и пышные тамариски долины Эцзин-гол. От реки до мертвого города Хара-хото всего 12 км, и на всем этом протяжении тянутся бугры с бледно-зеленым тамариском и видны следы древних пашен и водных артерий. Путник, поднявшийся на высокий песчаный бархан, сразу видит мертвый город, как на ладони. С северо-северо-востока могучей волной надвинулись на город сыпучие пески, засыпали стены и даже вошли внутрь города. Все здесь тихо и мертво, и следы человеческой жизни с каждым годом поглощаются серой однообразной массой беспредельных песков.

   Мертвый город в глубине пустыни за время нашего пребывания в нем оживился. Исследуя его тихие заглохшие улицы и угадывая значение тех или иных когда-то, видимо, богатых зданий, мы как бы воскрешали к новой жизни древнюю столицу вымершего племени си-ся.

   Мертвый город Хара-хото, столица тангутского царства Си-ся, был открыт мною еще в 1908 г. и вновь теперь посещен нашей последней Монголо-Тибетской экспедицией Государственного Русского географического общества 1923-1926 гг., которая произвела в нем археологические раскопки и сняла детальные планы всех его развалин.

   Хара-хото расположен в центре Гобйиской пустыни, в 12 км от ближайшего восточного рукава р. Эцзин-гол. Пышная растительность могучих вековых тополей и кустарниковых зарослей долины Эцзин-гола резко обрывается у последней к востоку водной артерии, сменяясь безжизненной щебнево-галечной пустыней, прорезанной сухими руслами и загроможденной местами песчаными буграми, покрытыми тамариском. Кругом все тихо и безжизненно. Вдоль сухих канав разбросаны гранитные жернова, молотилки, валяются обломки керамики, а из-под песка видны неясные очертания уцелевших построек. В прежние, давно минувшие времена Хара-хото был цветущим оазисом, раскинувшимся среди рукавов усыхающей ныне на сотни верст реки. Здесь расстилались богатые пашни, по которым были проведены канавы с проточной водой, и со всех сторон, кроме юго-западной, пестрели фанзы местного населения. Самый город, его центральная часть, обнесен глинобитной стеной в 9-10 м высотою и занимает площадь 385 х 325 м.

   Стены укреплены многочисленными башнями, выступающими как по углам, так и вдоль стен. В город ведут двое ворот - западные и восточные. Каждые ворота защищены особой коленчатой стеною, с массивной башней, в верхней площадке которой устроена целая система амбразур, приспособленных для более удобного метания снарядов в осаждающих врагов. Остатки этих снарядов - камни, кирпичи, жернова и крупная галька - насыпаны на всех стенах, беспорядочными грудами или правильной тонкой струей, то непрерывной, то с большими или меньшими промежутками. Местами со стен ведут на землю, внутрь города, более или менее широкие лестницы, а на южной стене они заканчиваются около двух келий, выдолбленных в стене и носящих явные следы муровки. Надо полагать, что это были келы отшельников.

   На северо-западной угловой башне вздымается огромный субурган, около 12 м в высоту; вокруг него устроено подобие балкона с барьером, приспособленным для стрелков. В северной стене, недалеко от лестницы, зияет брешь, шириною около 2 м. По преданию, именно через эту брешь осажденные жители Хара-хото сделали вылазку, в которой и погибли.

   Вся внутренняя площадь города покрыта невысокими буграми с мягкими очертаниями, с первого взгляда песчаными и галечными, с массой осколков глиняной и фарфоровой посуды. Но при раскопках под тонким слоем мелкой гальки и песку всегда обнаруживается тростник, которым, по-видимому, покрывались крыши построек, обломки кирпичей, глина и обугленные куски бревен. Это - остатки глинобитных фанз, которые и служили большинству населения жилищами. Кое-где из таких бугров выдвигаются на незначительную высоту остатки глиняных или кирпичных стен. Обычно подобные остатки, соединяясь в группы, занимают довольно значительную площадь. Это - развалины домов более состоятельных горожан. В тринадцати местах города возвышаются, иногда на большую высоту над землею, развалины зданий, сохранившихся лучше других, благодаря тщательности, массивности и богатству постройки. Это - кумирни китайской и тангутской стройки, с полами, вымощенными голубовато-серыми кирпичами, субурганы, какое-то управление в центре города, большой дом по "Главной" улице, по-видимому, принадлежавший крупному землевладельцу, очень большая кладовая для зерна и двор, где жили магометане.

   Торговые помещения в восточной части города носят такой же характер постройки, что и современные китайские лавки. Непосредственно на улицу выходит собственно лавка, по-видимому, не отделенная от улицы стеной, а за лавкой находится крошечная комната с каном, занимающим большую часть ее. Сзади всей этой постройки всегда бывает маленький дворик, окруженный незначительными строениями. Узкие улицы прорезают кучи мусора и обломков, в виде неглубоких желобов, и идут в широтном или меридиональном направлении, не делая никаких изгибов. Можно отметить "Главную" улицу, протянувшуюся от западных ворот города к восточным, "Торговую", соединяющую управление, или "ямунь", с восточными воротами, и третью - "Главную" улицу, пролегающую в меридиане буддийской кумирни, или храма. Северо-западная часть города, по-видимому, считалась наилучшей, так как здесь располагались две группы нарядных храмов китайского типа, дом богатого землевладельца и, наконец, дворец, по преданию, самого Хара-цзянь-цзюна, с двумя кумирнями. Этот дворец занимает почти всю северо-западую чатверть крепости и представляет собою большую площадь, перегороженную сложной системой полуразрушенных стен, дворов и переходов. Угол, образованный северной и западной стенами города, занят в настоящее время большой ямой, с пологим, узким выходом на юго-восток и с отвалами по сторонам. Это раскопки, произведенные в 1941 г. английским археологом, сэром А. Стейном.

   Непосредственно к восточной стене города примыкают развалины предместья. Все постройки его принадлежат к типу глинобитных фанз. От ворот города к востоку проходит большая улица, пересекаемая несколькими, теперь уже мало заметными, переулками. У юго-западного угла крепостных стен, за пределами города, возвышается большая и хорошо сохранившаяся мечеть, а на расстоянии четверти километра от западной стены находятся остатки грандиозного "Знаменитого" субургана, подарившего мне в свое время столь богатые археологические сокровища {О "Знаменитом" субургане или вообще о Хара-хото см. мой труд "Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото". Государственное изд-во, 1923 г. [второе издание. M., Географгиз, 1947].}.

   Основное население Хара-хото состояло из представителей ныне вымершего тангутского племени си-ся, исповедывавшего буддийскую религию, и из мусульман.

   В 1908-1909 гг. в Хара-хото, в "Знаменитом" субургане мною была найдена целая библиотека - около двух тысяч томов книг, множество рукописей и свитков на языках монгольском, китайском, тибетском, уйгурском, тюркском, персидском, тангутском и, наконец, на неведомом языке си-ся. До трехсот образцов буддийской иконописи, исполненной на холсте, тонкой шелковой ткани и на бумаге, также украсили нашу коллекцию. Среди книг и живописи в субургане попадались металлические и деревянные статуи, клише, модели и многое другое. Особенно великолепен и ценен гобелен как образчик превосходного ткацкого искусства.

   В субургане, вероятно, было похоронено духовное лицо, костяк которого покоился в сидячем положении, несколько выше пьедестала, у северной стены надгробия. Череп хорошей сохранности принадлежал женщине в возрасте свыше пятидесяти лет.

   Среди многих статуй в субургане выделялась одна с двумя головами Будды. Пантеон хара-хотоского собрания вообще велик: из будд мы имеем "Алмазнопрестольного", "Владыку врачевания", "Будду, вращающего колесо закона", "Будду учащего", "Будду созерцающего", стоящего Будду и многих других. Композиция образов та же, что и в современной тибетской живописи.

   Среди монгольских документов, найденных в Хара-хото, имеется около десятка небольших фрагментов, обнаружена также книжка в 34 листа, остальные документы: в 10-12 строк. При незначительности по объему этой коллекции, она разнообразна по содержанию. Книжка для гаданий, особенно при определении счастливых и несчастливых дней, составлена по китайским образцам. Владетель книжки обладал знанием китайского языка, и в ней повсюду встречаются китайские слова, переданные китайскими иероглифами или монгольскими буквами, а в конце даже помещены целые рецепты на китайском языке для приготовления лекарства от болезней, которыми страдают лошади. Для монгола-скотовода эти рецепты представляли особый интерес, и потому они были записаны в гадательную книжку, находившуюся в постоянном употреблении, так как она изношена. Один фрагмент в 14 строк носит дидактический характер и, насколько можно заключить по разобранной части, представляет собою отрывок из поучений Чингис-хана.

   Большая часть документов - деловая переписка: письма с поднесением подарков, жалоба по случаю похищения лошади, два долговых акта о получении взаймы пшеницы, с именами, печатями, или "знаменами", должников, поручителя и свидетелей. Оба последних документа написаны по одной трафаретной форме, которая принята в уйгурских долговых расписках, найденных в Восточном Туркестане, и, очевидно, была заимствована монголами, вместе с письмом, у уйгуров.

   Среди находок 1908-1909 гг. видное место занимает отрывок персидского текста знаменитой книги "Семи мудрецов" - Китаб и Синдбад. Книга эта, известная на Востоке и на Западе, ведет свое начало из Индии и была чрезвычайно популярна у арабов и у персов. Сочинение это распространилось в турецком и монгольском мире, но до сих пор не имелось прямых указаний на пути распространения "Семи мудрецов". Теперь же становится ясным, что среди тангутов жили персы, которые занесли сюда персидскую версию этой книги.

   Среди книг библиотеки нами был обнаружен словарь, заключавший в себе между прочим, и язык си-ся. Это обстоятельство дает специалистам возможность читать книги на неведомом языке.

   В большинстве книг, письмен, иконописи, а также и в предметах обихода Хара-хото отразилась полностью культура XI-XII вв. нашей эры. При раскопках домов внутри города в развалинах лавок, между прочим, были найдены и образцы бумажных денег Юаньской династии, на которых есть надпись: "Подделывателям будут отрублены головы".

   В последнюю экспедицию 1923-1926 гг. мои сотрудники прожили в мертвом городе около двух месяцев. Через сохранившийся пьедестал "Знаменитого" субургана С. А. Глаголевым было прорыто два хода в поисках научных ценностей под сторонами надгробия. Раскопки дали многочисленные обрывки письмен, лепные глиняные украшения, отдельные кости человеческого скелета и обломок плиты с надписью и рисунком. Внутри города мои спутники раскопали несколько фанз, из которых извлекли монеты, медные украшения, бусы, земледельческие орудия (сохи), топоры и пр. Для детального описания и составления чертежей другим моим сотрудником, К. К. Даниленко, были освобождены от песка части построек-кумирен, среди которых обнаружены тончайшие прекрасные фрески на глине, которыми были украшены все стены. В красках преобладают зеленовато-голубые тона, а рисунок по большей части изображает фантастических птиц, как например, двухголового попугая, павлина и т. п.

   В одной из ниш северной стены нам посчастливилось найти целую серию глиняных головок, с необыкновенно сильно и ярко выраженной экспрессией лиц. Это, по-повидимому, в большинстве случаев обломки статуеток учеников Будды. Очень ценной находкой я считаю также большую глиняную цветную статую Будды и отдельную голову Будды {Отдельная голова Будды покоилась самостоятельно, вне стен крепости.}, открытые случайно под небольшим слоем песка. Богатая керамика послужила прекрасным и разнообразным украшением нашей коллекции. В настоящее время удалось уже реставрировать большой несложный по работе сосуд для хранения воды, средней величины, вазу с орнаментом и некоторые другие предметы из обожженной глины. Обломки тонкого фарфора также были обнаружены во многих местах города в изобилии.

   Неподалеку от западной стены Хара-хото оказался погребенным в песке полный человеческий скелет отличной сохранности, что, в связи с нахождением в прошлую экспедицию человеческого черепа, дает возможность сделать антропологическую оценку жившего здесь народа.

   Обрывки письмен на бумаге, а также лоскутки шелковых тканей с цветными рисунками найдены в различных местах города в большом количестве.

   Изучив самым детальным образом остатки построек мертвого города в течение прошлого лета 1926 г., я могу констатировать факт, что Хара-хото продолжает довольно быстро разрушаться. Почти ежедневные летние и весенние бури, резкая смена температур, редкие, но необычайно сильные ливни из года в год изменяют облик развалин. В 1909 г., в северо-западной части городской стены, я наблюдал лестницу, которую в 1914 т. археолог Стейн еще сфотографировал и показал, что на ней ясно видны ступени и парапет. В настоящее время лестницы уже не существует; вместо нее на стену ведет узкий, круто поднимающийся желоб. Медленное изменение общей картины мертвого оазиса происходит также благодаря передвижению участков песка. Через несколько сот лет, а может быть и десятков лет, песчаные барханы надвинутся на одни развалины и обнажат другие, никем еще не исследованные. В самом городе с каждым годом песков скапливается все большее количество, и можно думать, что со временем вся крепость будет погребена под ними.

   Местные торгоутские власти, в лице моего старого друга Торгоут-Гуна и его взрослого сына - фактического начальника торгоутов, приняли меня торжественно и искренне. Они оба сделали все, что от них зависело, чтобы обеспечить успех работ экспедиции и благополучное следование каравана, нагруженного научными сокровищами, к родным пределам.

   В течение всего моего десятидневного пребывания в мертвом городе ко мне являлись мои прежние работники, проводники и друзья, помнившие русских со времен открытия Хара-хото в 1908 г. В конце июня я простился со своим детищем, подарившем мне столько прекрасного, и, оставив его досыпать свой сон в глубине песков, вновь повел караван на север.

   При новом пересечении Монгольского Алтая, на одной из плоских вершин священного массива Ихэ-богдо, на его восточном крыле, на высоте 2900 м над уровнем моря, совершенно случайно я открыл величественную могилу - ханский мавзолей. К северу и югу уходят дали на сотни километров, а с востока и запада глядят сюда вершины Ихэ-богдо и Бага-богдо, Вот где нашел себе упокоение один из великих вождей древних времен Монголии!

   Наличие большого количества историко-археологических памятников в Монголии дает надежду, что науке удастся восстановить быт того замечательного народа, который оставил нам несомненные следы своего существования в Северной Монголии и в южных предгорьях Монгольского, или Гобийского, Алтая.

   Решение этой задачи выпадает на долю русской науки.

   Подведем итоги общим научным достижениям экспедиции:

   Прежде всего, в Северной Монголии, в Кэнтэе, открыты и исследованы глубокие могилы, относящиеся ко времени Ханьской династии - к III-IV в. до н. э., с культурой Китая, с одной стороны, и античными влияниями, с другой.

   В дальнейшем, с продвижением экспедиции в глубь Монголии, пройдено маршрутно-глазомерной съемкой (пяти или десятиверстного масштаба) около 3500 км, опирающихся на астрономические пункты и многочисленные гипсометрические определения.

   Изучен Южный Хангай, степные и пустынные части Монголии вплоть до мертвого города Хара-хото.

   Исследованы большие и малые озера, с измерением глубин и сбором водных флоры и фауны, причем отмечены незначительная глубина бассейнов и наличие процессов усыхания.

   Как на месте в Кэнтэе, так и на всем пути экспедиции непрерывно производились метеорологические наблюдения. Долгие стоянки в различных местах Гоби, зимовки в Хангае и низовье Эцзин-гола будут служить опорными пунктами для общих выводов о климате Монголии.

   Во время всего путешествия велись естественноисторические наблюдения и собирались коллекции в областях геологии, ботаники, зоологии.

   Образцов горных пород собрано около 500 номеров.

   Растений - 750 видов в количестве до 3000 гербарных листов. Кроме того, имеется порядочное количество семян, наиболее характерные образцы которых уже посеяны в Ботаническом саду Республики {Ныне Ботанический сад АН СССР в Ленинграде.}.

   Зоология: крупных и мелких млекопитающих добыто более 60 видов, в количестве около 600 экземпляров. Отдел млекопитающих обогащен, между прочим, редким дорогим экземпляром грызуна - замечательного тушканчика, Salpingotus Kozlovi, изловленного в Хара-хото. Надо заметить, что этот своеобразный тушканчик до сего времени имелся (и тоже из Хара-хото) лишь в одном экземпляре, и только в Зоологическом музее Академии наук СССР.

   Птиц - 300 видов или 2000 экземпляров. Наиболее интересные птицы, подобно грызунам, положены в спирт.

   Гнезд с яйцами - 40. Среди гнезд впервые добыты гнезда пустынно-горных обитательниц - завирушки, Prunella kozlovi, и Sylvia папа.

   Рыб - немного и количеством особей и разнообразием.

   Пресмыкающихся и земноводных (змеи, дневные "сумеречные ящерицы, лягушки, жабы) - свыше 100 экземпляров.

   Отдел насекомых и богат и очень разнообразен: общее количество их свыше 20 000 экземпляров. Конечно, среди этого отдела находится более новых форм, нежели среди других.

   В северной Гоби найден непосещенный европейцами район, богатый ископаемыми остатками позвоночных: носороги, жирафа, трехпалая лошадь, Hipparion, козы, олень, крупные и мелкие грызуны и гиены.

   Этнографические наблюдения над монголами и торгоутами Эцзин-гола велись экспедицией систематически.

   Открыты и фотографически сняты многочисленные древние погребения, их памятники, нередко с любопытными орнаментами.

   Найдены исключительные по своему содержанию монгольские и китайские письмена, или надписи, а также рисунки на скалах, плитах и отдельных камнях. Лирическое стихотворение Coy-tu-taiiji, приводимое в первой надписи, построено по образцу монгольских лирических песен. Как и большинство последних, оно разделяется на четверостишия, причем каждое четверостишие, отмеченное формальными признаками, представляет собою одно законченное предложение, лирическое и грамматическое. В общем стихотворение Цокту-тайджи напоминает нам один определенный тип произведений монгольской письменности: народную песнь, попавшую в книгу и получившую поэтому книжный, письменно-монгольский облик. Со стихотворным произведением Цокту-тайджи, действительно, произошло то же, что происходит иногда с песнями: автор его произнес, а потом оно было записано слышавшими. Обе рассматриваемые надписи написаны простым и легким языком. Первая, большая, надпись, содержащая стихотворение Цокту-тайджи, отличается от огромного большинства произведений монгольской письменности тем, что А. Н. Веселовский называл "аромат степи". Это тем более любопытно, что стихи нашего тайджи вполне проникнуты буддийским настроением" {Б. Я. Владимиров. Надписи на скалах халхасского Цокту-тайджи.- см. сноску на стр. 392 данного сборника.}.

   Исследованы развалины обширного монастыря Олун-сумэ, залегающего у восточной подошвы Южного Хангая. В одном переходе к северо-востоку отмечены другие развалины Ламэн-гэгэн.

   В верховье Орхона открыт могучий водопад - "Водопад экспедиции Козлова", сливающий пенистые воды в глубокий каньон.

   Произведены дополнительные раскопки мертвого города Хара-хото, давшие немало нового материала, относящегося преимущественно к культу и обиходу исчезнувшего с лица земли племени си-ся. Сняты детальные планы не только внутри города, но и по всей площади обширного оазиса, окружность которого простирается до 50 км. Наблюдения 1909 г. и только что произведенные дают наглядное представление об интенсивном засыпании песком развалин этого города.

   На одной из вершин Монгольского Алтая, его священном массиве Ихэ-богдо, открыт богатый древний мавзолей хана, с видом вокруг на сотни километров, вызвавший в последнее время огромный интерес не только у нас и в Европе, но и В отдаленной Америке; а в Хангае, у восточной подошвы Хан-кокшун-ула обнаружены развалины, китайского города Шюа-уй-чжэн; каменная плита с китайским письмом гласит о том, что город этот был построен в 1275 г. войсками Хубилай-хана, захватившего трон китайского императора.

   На гребне восточного Хангая, среди суровых камней, экспедиция нашла усыпальницу тринадцати поколений Сай-ноин-ханов - прямых потомков Чингис-хана.

   В горах и долинах того же Хангая нередки горячие целительные источники, с температурой у места выхода их на дневную поверхность от 15,5° до 55,5° С. На одном таком целительном источнике, в 25 км к северо-западу от монастыря Уйцзэн-ван-курэ, имеются ванны для больных монголов, страдающих преимущественно ревматизмом и желудочными болями.

   Для иллюстрирования предстоящих печатных трудов экспедиции заснято до трехсот фотографических пластинок.

   Научные ценности экспедиции, доставленные своевременно в Ленинград и выставленные на обозрение в здании Русского географического общества, ныне находятся в музеях, преимущественно Академии наук и в Русском музее, где уже работают специалисты с целью определения и изучения.

   В заключение прежде всего приношу мою глубокую благодарность и признательность Географическому обществу, Академии наук и управляющему делами Совета Народных Комиссаров Николаю Петровичу Горбунову за проведение экспедиции, затем такую же благодарность и признательность выражаю Монгольскому Правительству и Монгольскому Ученому комитету за содействие и, наконец, товарищеское спасибо всем моим спутникам - старшим и младшим сотрудникам, с любовью, беззаветно отдававшим делу экспедиции свои силы и уменье и тем самым в большой мере способствовавшим успеху ответственной задачи.

  

  

   ¹ В настоящее время коллекции экспедиции находятся в соответствующих институтах АН СССР и в Гос. Эрмитаже.

  

   Записи и съемки

   П. К. Козлов. Дневник путешествия, пять книжек - 1099 страниц

   Дневник метеорологический, гипсометрия и маршрут экспедиции, две книжки - 200 "

   Журнал астрономический, пять пунктов: Улан-Батор-хото, урочище Улхуин-булун, Битютэн-ама, урочище Холт, Хара-хото. Археологические заметки, частью в дневнике путешествия, частью в отдельной тетради до - 100 "

   Заметки о млекопитающих, одна книжка - 75 "

   Е. В. Козлова. Дневник орнитологический, две книжки - 250 "

   План и чертежи развалин Олун-сумэ.

   План и чертежи раскопок остатков позвоночных в урочище Холт, в Северной Гоби.

   С. А. Глаголев. Общий дневник, три тетради - 220 "

   Метеорологический дневник - 90 "

   Элементы съемки - 87 "

   Данные высот и профилей - 50 "

   Дневник работ в Хара-хото - 50 "

   К. К. Даниленко. Материал к познанию развалин Хара-хото: таблицы, 37 чертежей и планов и рукопись около - 70 "

   А. Д. Симуков. В гольцах Кэнтэя: карта, планы, чертежи и рукопись - 60 "

   П. К. Козлов. Маршрутно-глазомерная съемка 10-верстного масштаба:

   1) по Хангаю и Орхону - 200 верст

   2) от Монгольского Алтая до Хара-хото - 400 "

   Е. В. Козлова. Маршрутно-глазомерная съемка 5 и 10-верстного масштаба:

   1) от Улан-Батор-хото до Юго-Восточного Хангая и Орхона, около - 650 "

   2) через урочище Холт в Монгольский Алтай, около - 250 "

   С. А. Глаголев. Маршрутно-глазомерная съемка 10-верстного масштаба: от Улан-Батор-хото через Хурху в Хара-хото; отсюда в Ноин-богдо, опять в Хара-хото, и обратный путь через Арца-богдо, Холт, Уйцзэн-ван, Мишик-гун в столицу Монголии - 2060 "

   П. К. Козловым снято до 300 с лишком фотографических пластинок, с наиболее характерных из которых приготовлено 150 диапозитивов.

  

   Археологические научные ценности (их большое собрание) распределены следующим образом:

   I. Все находки, добытые в Ноин-ула, в курганах: Первом, или "Мокром" (ткани, нефрит, неповрежденная урна и пр.), Шестом, или "Верхнем",- самом глубоком и самом богатом (гобелен "Всадники", ковер с грифоном, ковер с черепахами и рыбами, костюм покойника, лаковые чашечки "шан-линь", металлическая рельефная бляха, деревянное орудие для добывания огня и многое другое). Двадцать третьем (золотые женские украшения), Двадцать четвертом (ткань с птицами на скалах, нефритовая, с драконом, пластинка), Двадцать пятом (бронза),- впредь до окончании определения и изучения сосредоточены в Академии истории материальной культуры.

   II. Из раскопок в Хара-хото: 152 номера (статуя и до 30 голов будд или бодисатв, глиняные золоченые украшения, фрески, медные, железные и бронзовые изделия, предметы домашнего обихода, монеты, керамика, кирпич, скелеты и пр.) переданы в Русский музей, его этнографический отдел, в общее пополнение коллекции "Хара-хото". Туда же пошли и археологические сборы: Улхуин-булун, Цзэгэстэ, Олун-сумэ, усыпальницы Сайн-ноин-ханов, каменная баба "Хара-ушхай" и так называемый "подъемный" материал (в Северной Гоби и по Орхону).

   III. Все письмена, рисунки, найденные в Хара-хото, а также листы книг с санскритом, письмена на бересте, остатки клише из Олун-сумэ и дощечки с рисунками и письмом с усыпальницы Сайн-ноин-ханов переданы в Азиатский музей Академии наук СССР, где уже хранится вся хара-хотоская библиотека со времени открытия и первых раскопок П. К. Козловым мертвого города Хара-хото.

   Этнография - буддийские статуэтки, китайские бронзовые вазы и курильницы, монгольские музыкальные инструменты, золоченые с цветными камнями убранства головы монгольской сановной женщины и многое другое - традиционно поступили в Этнографический отдел Русского музея.

   Геологическая коллекция экспедиции, около 500 образцов, поступила в Геологический музей Академии наук для тщательного изучения и определения. Все ископаемые позвоночные, остатки носорогов, жирафы, трехпалой лошади (Hipparion), остатки коз, оленя, крупных и мелких грызунов, гиен, сданы в Палеонтологический музей Академии наук, в ведение проф. А. А. Борисяка.

   Гербарий экспедиции - 750 видов растений или 3000 листов и 50 пакетов семян - передан в Главный ботанический сад на определение и изучение.

   С тою же целью сдана вся зоологическая коллекция экспедиции в Зоологический музей Академии наук.

   Млекопитающих - 65 видов или около 600 экземпляров (большинство с черепами и скелетами); над ними работают: А. А. Бялыницкий-Бируля, но главным образом Б. С. Виноградов, имеющий намерение приготовить специальный том в общее издание трудов Монголо-Тибетской экспедиции Государственного Русского географического общества.

   Сборы птиц - 300 видов, в количестве 2000 экземпляров - описываются орнитологом экспедиции Е. В. Козловой, под руководством академика П. П. Сушкина.

   После обработки млекопитающих и птиц дневники этих обоих отделов традиционно перейдут в архивы Зоологического музея.

   Небольшое собрание рыб поступает на определение проф. Л. С. Берга. Пресмыкающиеся и земноводные - змеи, дневные и сумеречные ящерицы, лягушки, жабы, общим числом около сотни экземпляров - находятся на изучении зоолога С. Ф. Царевского.

   Над многочисленными насекомыми, коих свыше 20 000 экземпляров, работают зоологи-энтомологи: А. П. Семенов-Тян-Шанский, В. В. Боровский, Ф. Д. Плеске, А. А. Штакельберг, А. С. Скориков, А. Н. Кириченко, Н. Я. Кузнецов и др.

   Весь энтомологический сбор экспедиции можно подразделить таким образом:

  

   Coleoptera - 5 434 экземпляров

   Diptera - 9119 "

   Hymenoptera - 1847 "

   Lepidoptera - 2173 "

   Neuroptera - 80 "

   Trichoptera - 21 "

   Ockmata - 18 "

   Agnatha - 9 "

   Plecoptera - 19 "

   Dermaitopitera - 3 "

   Orthoptera¹ - 757 "

   Thysanoptera - 24 "

   Heteroptera - 2223 "

   Homoptera - 106 "

   Aphicliodea - 15 "

   Всего: 21 848 экземпляров.

   ¹ В том числе Larvae - 400.

  

   Ученый хранитель Зоологического музея Академии наук Б. С. Виноградов говорит: "Экспедицией П. К. Козлова, между прочим, собрана коллекция грызунов из третичных и послетретичных отложений Монголии. Среди собранных третичных форм обращает на себя внимание несколько остатков интересного олигоценового грызуна Tsaganomys, недавно описанного по материалам американской экспедиции Эндрюса. В собранной коллекции есть также обломки резцов какого-то гигантского грызуна, значительно превосходящего по размерам бобра, не поддающегося точному определению по недостатку материала. Исследование ископаемой фауны Монголии представляет очень большой интерес, и проделанную в этом отношении работу экспедиции следует признать важной рекогносцировкой, дающей возможность в дальнейшем приступить в определенных пунктах к планомерным раскопкам в широком масштабе".

   Зоолог Зоологического музея Академии наук П. В. Серебровский, между прочим, пишет: "Коллекция птиц несомненно велика. Удивляет то, что она пришла в таком свежем виде, как будто только что собрана. Сборы производились со знанием дела, весьма толково - обращено внимание в первую очередь на выяснение состава гнездовой и пролетной фауны птиц. В научном отношении коллекция представляет богатый материал к почти детальному обзору орнитофауны большого, обследованного экспедицией района. Найден целый ряд еще неизвестных форм птиц. Границы многих видов теперь становятся более или менее ясны. В этом отношении обнаруживается целый ряд неожиданностей. Сборы Козлова позволяют также сильно отодвинуть на восток известные до сего времени границы распространения целого ряда птиц. Добыт целый ряд птиц, малоизвестных из тех местностей или, вообще редких в коллекциях. Попадаются и необыкновенно редкие и ценные формы: помесь между двумя видами снегирей, выродки ворон, глухарей и различных других видов".

   Старший зоолог Зоологического музея Академии наук А. П. Семенов-Тян-Шанский, сообщает: "Собрание жесткокрылых насекомых, жуков, привезенное экспедицией П. К. Козлова из Монголии, представляет большую научную ценность. Оно не только дает общее представление о зоогеографическом характере фауны северной и центральной Гоби, но и содержит многочисленные и весьма интересные прибавки к фауне Монголии вообще. Только благодаря тщательным полевым изысканиям экспедиции Козлова выясняется, что некоторые роды жуков, считавшиеся до сих пор исключительно туранскими или даже средиземноморскими, имеют своих представителей в фауне Монголии. Богатый и разнообразный сбор жесткокрылых экспедиции Козлова обогащает науку рядом совершенно новых для нее форм жуков, среди которых имеются не только новые виды, но и представитель по крайней мере одного нового рода. Особенно хорошо освещена сборами экспедиции фауна Хангая и центральной Гоби, что очень важно после того, как сборы той же экспедиции за предшествовавшие годы хорошо осветили фауну Ургинского района. Детальное обследование фауны центральных частей Гоби, в связи с изысканиями прежних экспедиций Козлова, Потанина, Пржевальского в южных частях Монголии, именно в Алаша и Ордосе, дает нам впервые прочное основание для суждения о зоогеографическом характере фауны внутренней Монголии вообще, об ее происхождении и истории развития".

   Заведующий отделением двухкрылых зоолог Ф. Д. Плеске говорит. "Двухкрылые, собранные экспедицией П. К. Козлова в 1926 г., отличаются весьма большим разнообразием форм. Особенный научный интерес представляет нахождение следующих форм: 1 вид рода Pterodontia, единственный палеарктический вид которого был известен из Крыма, 1 вид Oestromyia, крайне редкого рода оводов, паразитирующих на пищухах, 1 вид рода Gastrophilus, по всей вероятности относящийся к редчайшей форме G. negricornis, хороший подбор представителей рода Nemestrina, многочисленных форм сем. Bombyliidae, особенно из родов Systoechus, Anastoechus и Exoprosopa, несколько экземпляров мухи Cynomyiomima Rhoch, представленной в Музее одним экземпляром, а также некоторые другие".

   Старший зоолог Зоологического музея Академии наук Н. Я. Кузнецов пишет: "Материалы по чешуекрылым насекомым (Lepidoptera), собранные в 1926 г. П. К. Козловым в области системы Хангая и северо-восточной части Гоби, представляют выдающийся интерес. Они собраны в большом обилии, с полным знанием дела, равномерно по всем группам отряда, со включением ночных форм, и дают, в общем, вполне выразительную картину фауны чешуекрылых исследованной местности, позволяя определить и ее общую характеристику и состав входящих в нее элементов. В этой своеобразной "монгольской" фауне отсутствуют элементы манджурской подобласти, ослаблено влияние фауны сибирской, замечается некоторое проникание элементов восточнотуркестанских и еще отсутствуют формы, характерные для Тибета. Впрочем, нужно сказать, что эти материалы по Lepidoptera, собранные П. К. Козловым, являются первыми во времени в науке, так как посещенные им в этом году места в энтомологическом отношении до сего времени совершенно не изучались и были неизвестными. Поэтому и попытка к полной их характеристике до их подробной разработки преждевременна".

   Директор Зоологического музея Академии наук А. А. Бялыницкий-Бируля уже напечатал статью: "Zooiogische Ergebnisse der von P. К. Kozlov in den Jahren 1925-1926 ausgeführten Expedition nach der Mongolei. 1. Skorpione und Solifugen".- Ежегодник Зоологического музея, 1927, т. XXVIII, вып. 2, стр. 201-218.

  

   Северная Монголия.- Впервые опубликовано под названием "Северная Монголия, III. Краткий отчет о Монголо-Тибетской экспедиции Гос. Русского географического об-ва 1923-1926 гг." Л., 1928.