Минаев Иван Павлович - Алморские певцы

ни и длинныхъ вечеровъ канаонцы любятъ потѣшаться разсказыван³емъ сказокъ и мѣстныхъ побывальщинъ. Толпа слушателей собирается или у кого-нибудь въ домѣ, или же, всего чаще на базарѣ, у какой-нибудь лавки. Купцы (банья) славятся здѣсь умѣньемъ разсказывать сказки комическаго содержан³я и всякаго рода мѣстные скандалы. Цѣлыя ночи проводятся за такою потѣхою, если разсказчикъ съумѣетъ овладѣть вниман³емъ своихъ слушателей. Одного изъ мастеровъ сказывать сказки мнѣ пришлось узнать здѣсь. Онъ былъ банья, т.-е. купецъ. Лавки своей не имѣлъ, по занимался розничною торговлею; хаживалъ по домамъ европейцевъ и умѣлъ добывать всякаго рода вещи: кожи, ножи, шали, камня, птицъ, рукописи, все у него было, или все онъ умѣлъ добыть. За все запрашивалъ въ-три-дорога и очень легко сдавался. Видомъ, цвѣтомъ лица, онъ напоминалъ итальянца, носилъ постоянно плисовую куртку, европейскаго покроя и на голомъ тѣлѣ. Старины, пѣсенъ о дѣян³яхъ древнихъ царей и силачей онъ не зналъ, но сказки комическаго содержан³я умѣлъ разсказывать мастерски; въ большинствѣ его сказокъ дѣло шло о купцахъ и купеческихъ женахъ, и послѣднихъ онъ не щадилъ; женскую лживость рисовалъ самыми мрачными красками. Зналъ онъ также пѣсни, но пѣсни нѣжнаго содержан³я, и пытался сажъ сочинять. Одну изъ своихъ эпиграммъ "Красный Хари" (такъ его звали) особенно цѣнилъ; она была сочинена на одного писца изъ бенгальцевъ; писецъ этотъ до сихъ поръ существуетъ въ Найни-Талѣ. На этой эпиграммѣ поэтъ говорить: "ты извѣстенъ, Гаварданъ; у тебя, на кашмирскихъ шальварахъ, полотняныя заплати. Будь же милостивъ къ намъ, или дѣла ты оставь, или подругу покинь!" Какъ пѣвецъ и комикъ, Красный Хари принималъ большое участ³е въ драматическихъ представлен³яхъ, въ праздникъ Хари. Здѣсь народъ вѣритъ, что въ этотъ праздникъ женск³й демонъ, Жвара, получаетъ необыкновенную силу и старается вредить младенцамъ; драматическ³я представлен³я, особенно съ нескромными выходками, умилостивляютъ демона и предотвращаютъ зло, какое демонъ въ состоян³и сдѣлать. Большинство драматическихъ представлен³й, импровизируемыхъ на базарѣ, подъ открытымъ небомъ, полны циническихъ выходокъ; но, среди разгара необузданной веселости и нескромныхъ шутокъ, народъ весьма часто откровенно высказываетъ, какъ онъ смотритъ на разныя явлен³я своей жизни, а потому эти представлен³я въ извѣстной степени любопытны. Красный Хари игралъ обыкновенно или факира, или англичанина. По-англ³йски онъ не говорилъ, хотя и пытался, но кромѣ: Yes! или I go! у него ничего не выходило. Но публика не требовала глубокихъ познан³й англ³йскаго языка или англ³йской жизни. Если англичане мало знаютъ народъ, то народъ еще менѣе знаетъ и понимаетъ ихъ; мног³е, по деревнямъ, до сихъ поръ убѣждены, что принадлежать не королевѣ Виктор³и, а какой-то баснословной, непонятной компан³и. Монета (рупи) съ изображен³емъ ея величества до сихъ поръ зовется во многихъ мѣстахъ "компанейской". Народъ знаетъ англичанъ по тѣмъ податямъ, которыя они наложили на землю, и врядъ-ли подозрѣваетъ, что англичане пришли сюда, для его же блага, завести въ Инд³и порядокъ, пр³учить инд³йцевъ къ самоуправлен³ю; игнорируя гуманную цѣль своихъ предпр³имчивыхъ господъ, онъ кое-гдѣ ропщетъ на эти подати. Бѣдняга знаетъ англичанина въ судѣ и твердо убѣжденъ, что сагибъ душою не кривитъ, взятокъ не беретъ, судъ и расправу творить по-своему справедливо, весьма часто не зная ни народныхъ обычаевъ, ни народнаго м³ровоззрѣн³я; знаетъ также бѣдняга, что въ судѣ, около сагиба, много ему родственнаго, чернокожаго народа, голодныхъ писцовъ, бабу, мунши и т. д., и коль хочешь не кривого суда, каждому дай; туземецъ подаркомъ не гнушается. Сагибъ говоритъ на родномъ языкѣ; всѣ сагибы изъясняются на ломаномъ урду, и рѣдк³й умѣетъ читать какой-либо восточный алфавитъ, но зато у каждаго сагиба большой запасъ ругательствъ на чистѣйшемъ урду; это народъ, конечно, понимаетъ, особенно если такое краснорѣч³е сопровождается толчкомъ, пинкомъ. Англичане, гордые, свободолюбивые, преисполненные собственнаго достоинства,- англичане въ Инд³и зачастую прибѣгаютъ въ ручной расправѣ. Сколько разъ мнѣ приходилось улыбаться, когда какой-нибудь поживш³й въ Инд³и англичанинъ характеризовалъ жителей Пенджаба или сѣверо-западныхъ провинц³й такъ: "тутъ народъ совсѣмъ иной. Попробуйте ударить кого-нибудь тамъ; всяк³й сдачи дастъ!" Слушающ³й могъ заключить изъ этого, что въ иныхъ мѣстахъ Инд³и драться можно, если и не безнаказанно, то съ нѣкоторою свободою; и кто, наслушавшись такого рода этнологическихъ характеристикъ, побывалъ на различныхъ плантац³яхъ, тотъ собственными главами могъ убѣдиться, что заключен³е его вѣрно. Видитъ народъ, какъ сагибы, ихъ жены, дочери по вечерамъ играютъ въ крикэтъ, бадмингтонъ, какъ тѣ и друг³я ѣздятъ верхомъ, смѣются и разговариваютъ между собою, совершенно свободно. Конечно, все это непонятно коренному инд³йцу, и далъ онъ своему просвѣтителю и господину кличку - бандара, т.-е. обезьяна, и говоритъ, что на головѣ у сагиба дала (т.-е. корзина, въ которой скотинѣ приносятъ траву и всяк³й кормъ), а на плечахъ рубище. Выводить сагиба въ импровизированнихъ драматическихъ представлен³яхъ - общелюбимая потѣха. Глубокой сатиры тутъ, конечно, нельзя ожидать, но самый фарсъ поясняетъ отлично, каково взаимное пониман³е между побѣдителями и побѣжденными, и какъ они другъ друга любятъ. Актеры обыкновенно натираютъ мѣломъ лицо и руки, и предъ публику выходятъ: сагибъ, мэмъ-сагибъ (его жена) и беби. Сначала, при громкомъ хохотѣ зрителей, сагибъ начинаетъ разговаривать съ мэмъ-сагибомъ; говоритъ онъ безсмысленный наборъ звуковъ: есъ, но, деисъ, нештъ, готъ, готъ, топъ, топъ! Затѣмъ сагибъ и мэмъ-сагибъ начинаютъ танцовать по-англ³йски, а беби въ это время поетъ: "папа, мама енгири (english); мама, папа жолли (joly)". Представлен³е заключается уродливымъ изображен³емъ англ³йскаго обѣда; башмаки на блюдѣ изображаютъ бифштексъ, является и необходимая бранди и, какъ финалъ, драка сагиба съ поваромъ, при звукахъ пѣсни: "Ренъ комъ инъ, (rain come in) на базарѣ воды много! Полисъ сойдъ (police saide), нога поскользнулась доромъ-домъ!" Поваръ въ концѣ-концовъ повергаетъ сагиба на землю.

   Такого сагиба игралъ Красный Хари на базарѣ города Алморы, потѣшая алморскую публику, и самъ говорилъ, что игралъ хорошо; всѣ, кто ни былъ на базарѣ, много смѣялись. Игралъ онъ также факира. Факиромъ или ²оги въ Инд³и называютъ монаховъ различныхъ орденовъ. Начало этихъ странствующихъ, монашествующихъ, безстрастныхъ, нищенствующихъ, словомъ, подвизающихся святыхъ людей теряется въ глубокой древности. Въ Инд³и ихъ всегда было обил³е, болѣе, нежели нужно было такой роскоши. Ихъ существован³е объясняется глубоко религ³ознымъ настроен³емъ массы инд³йцевъ, какъ въ древности, тамъ и понынѣ. До сихъ поръ множество людей здѣсь уважаютъ всякаго факира, относятся къ нему съ подобострастнымъ почтен³емъ и считаютъ голаго, вымазаннаго пепломъ шатуна, невѣжественнаго и глупаго, за святого человѣка. Въ святость факира вѣрятъ не только женщины, живущ³я взаперти и внѣ всякаго вл³ян³я европейской цивилизац³и, но весьма часто люди, знающ³е по-англ³йски, читающ³е англ³йск³я газеты и находящ³еся въ постоянныхъ сношен³яхъ съ англичанами.

   - Какъ не святой? какъ обманщикъ? - говорилъ мнѣ горячась одинъ изъ такихъ туземцевъ. - Представьте, что онъ еще сдѣлалъ: сижу я въ своей палаткѣ и пишу письма. Входитъ онъ (т.-е. факиръ) и садится на землю, у моего стола. "Что ты дѣлаешь?" спрашиваетъ онъ меня. "Письма пишу!" говорю я ему. Помолчалъ онъ, и говоритъ опять: "дай мнѣ бумаяжку!" Далъ я ему чистый листовъ почтовой бумаги. Взялъ онъ этотъ листовъ, развернулъ его на свѣтъ, и показываетъ мнѣ. Вижу, чистый листовъ, ничего на немъ не написано. Сталъ онъ складывать этотъ листовъ тутъ же при мнѣ, не отходя отъ стола. Сложилъ его въ маленьк³й пакетъ, потеръ пакетикомъ лобъ и отдаетъ мнѣ: "Разверни и читай!" говоритъ. Развернулъ я пакетикъ, и вижу - тамъ молитва записана. И это не чудо?

   Но, рядомъ съ вѣрующими есть и невѣрующ³е или колеблющ³яся въ вѣрѣ. Уже въ древности поэтъ съ отрицательнымъ направлен³емъ нарисовалъ не совсѣмъ лестный образъ нищенствующаго: "святые тексты онъ громко распѣваетъ, много старинныхъ побывальшинъ помнитъ. Онъ съ женами болтливъ, ребятъ ихъ ласкаетъ, мужей восхваляетъ и въ восторгѣ отъ ихъ стряпни... Умеръ ли кто, или народился, гдѣ поминки справляютъ, сто радостей ему во дню, и такъ онъ бѣгаетъ... Онъ первый за обѣдомъ, и послѣдн³й на молитвѣ. Придетъ ли на кухню, онъ ораторъ, лишь-бы кухарю угодить"... Живетъ большинство факировъ не особнякомъ отъ народа и не всяк³й изъ нихъ умѣетъ хоронить свои слабости отъ зоркихъ глазъ невѣрующихъ или колеблющихся въ вѣрѣ. Ихъ жадность до денегъ и слабость къ прекрасному поду современная сатира уловила отлично. Не трудно было народу разглядѣть, что безстрастный не навсегда уморилъ въ себѣ страсти; въ его низкую, душную келью, гдѣ-нибудь въ сторонѣ отъ житейскаго шума, у святого храма знаютъ дорогу въ сумерки не одни богомольцы или богомолки; не всегда святой человѣкъ соблюдаетъ здѣсь, у святого храма, обѣты уединенной и цѣломудренной жизни. И не диво! стоитъ только взглянуть на этихъ подвижниковъ по вечерамъ, въ часъ молитвы, когда они собираются у какого-нибудь храма, напр. въ Бенаресѣ, у храма богини Плодород³я. Здоровый, рослый народъ; иной хотя и вымазанъ пепломъ, и нагъ, и волосы упряталъ подъ мочалки, а все-таки не лишенъ нѣкоторой мужественной красоты; идетъ, тяжело ступая и громко бормоча священные тексты. У столькихъ святыхъ мѣстъ перебывалъ иной, тамъ сладко умѣетъ поразсказать о видѣнномъ,- какъ тутъ устоять противъ обаян³я святости!

   Красный Хари не чтилъ факировъ; во что онъ вѣрилъ, я не умѣлъ ни разспросить, ни разгадать, онъ не боялся даже чертей, которыхъ всѣ алморцы бояться и чтутъ. Игралъ онъ факира отлично: маленьк³й, худенькой, въ факирскомъ дезабилье, онъ походилъ на факира болѣе, нежели другой откормленный безстрастный, настоящ³й факиръ. Игра въ факира самая длинная; факиръ поетъ нѣсколько пѣсенъ съ циническими выходками противъ чтимыхъ въ Инд³и боговъ; народъ смѣется, хотя на другой день послѣ того идетъ въ храмы чтить тѣхъ же боговъ. Во все продолжен³е игры факиръ предается самому необузданному цинизму; въ его пѣсняхъ, въ д³алогахъ съ публикою осмѣивается народная святыня, религ³озные обряды, семейныя отношен³я, и все это дѣлается передъ лицомъ всего народа, при громкомъ, одобрительномъ смѣхѣ всѣхъ. Его спрашиваютъ, какъ его зовутъ? "Дѣдушка всѣхъ!" отвѣчаетъ онъ, и тутъ же поясняетъ, какого рода недуховное родство онъ понимаетъ. Онъ, чтимый массами, живущ³й общественными подаян³ями, эксплуатирующ³й религ³озное чувство тысячъ и тысячъ, выводится на сцену, при слѣдующемъ пѣн³и хора:

   "О! матушка! пришелъ факиръ! съ востока пришелъ плутъ въ красномъ плащѣ! Пришелъ факиръ!

   "Что-же принесъ плутъ въ красномъ плащѣ?

   "Трость да чашу принесъ веселый факиръ отъ Кедара-ната!".- Кедара-натъ одна изъ святынь Инд³и, въ сѣверу отъ Алноры.

   Такъ инд³йцы смѣются надъ своими сагибами (господами) и надъ своею святынею. Смѣясь надъ тѣмъ, что обожаютъ, и надъ своими религ³озными обрядами, они не подпускаютъ въ то же время въ своимъ храмамъ европейца; не пускаютъ его туда, куда впускается и корова, и обезьяна, и даже собака; считаютъ европейца не чище собаки, но кланяются ему въ поясъ; безъ башмаковъ входятъ въ нему въ комнату, т.-е. разуваются предъ его дверьми, такъ же, какъ и предъ дверьми храма.

   Алмора, 1875.

   ²юня 30-го.