Жаколио Луи - Парии человечества

мне в ответ только хохочут, да спрашивают: "3ачем тебе полотно? Чтоб изодрать его в клочья?"

   Когда он закончил рассказ, один из присутствовавших сказал ему:

   - Ты, должно быть, мастер бегать на четвереньках?

   - О, да, - отвечал брамин, - и сейчас же продемонстрировал это.

   - Ну, довольно, - сказал председатель. - То, что слышали от тебя, а потом и видели, конечно, говорит в твою пользу. Но все же мы не можем решить, пока не выслушаем других. Рассказывай теперь ты, - обратился он к другому брамину.

   - Для того, чтобы предстать в приличном виде на смарадану, куда мы идем, - начал второй брамин, - я позвал цирюльника и велел ему обрить мою голову и подбородок.

   Когда он окончил свое дело, я сказал жене, чтоб она дала ему кашу *[*Каша - монетка ценностью около четверти копейки], но она, по рассеянности выдала ему две каши. Я стал требовать, чтобы он отдал одну кашу назад, он ни за что не хотел отдать. Спорили, спорили мы, разозлились оба, начали уже переругиваться, но тут цирюльник вдруг смягчился и сказал мне:

   - Мы можем поладить миром. За лишнюю кашу, коли хочешь, я обрею голову твоей жене.

   - Ты прав, - сказал я, поразмыслив. - Это разрешит наш спор, так что ни тому, ни другому не будет обидно.

   Жена моя, слыша наш разговор и предчувствуя, что может произойти *[*В Индии обрезка волос - как наказание за нарушение супружеской верности - считается колоссальным бесчестьем для женщины], хотела было бежать, но я ее поймал, посадил на пол, придержал, а цирюльник обрил ее наголо.

   Жена тем временем кричала во весь голос и разражалась страшными проклятьями, но я дал ей волю браниться, сколько душе угодно, предпочитая видеть ее бритою, нежели уступить мошеннику цирюльнику ни за что ни про что лишнюю кашу.

   Жена, лишившаяся своих чудных волос, от стыда спряталась и не хотела показываться. Цирюльник ушел и, встретив на улице мою мать, первым долгом поспешил рассказать ей всю эту историю. Она немедленно прибежала к нам. Увидав свою невестку бритою, она была так поражена, что некоторое время не могла вымолвить ни слова, а потом осыпала меня градом упреков и брани, на которые я не отвечал ни слова. Я уже начинал понимать, что вполне этого заслужил. А плут цирюльник тем временем всюду разболтал о происшествии, так что в скором времени я сделался предметом всеобщих насмешек. Злые языки стали даже намекать, что коли я так поступил со своею женою, так уж значит не даром, что я уличил ее в неверности. У моего дома собралась толпа, привели осла, чтобы на нем возить по деревне мою жену, как принято делать с женщинами, преступившими супружескую верность. Потом молва обо всем этом дошла и до родителей жены. Они нагрянули к нам, и можете сами судить какой шум и гам они подняли, когда увидали свою дочь бритою. Они увезли ее к себе, конечно, ночью, чтобы избавить ее от позора. Четыре года мне пришлось молить их, пока они согласились отдать мне ее обратно.

   Надеюсь, что такая глупость покажется вам гораздо значительнее, чем та, о которой вам рассказал мой спутник Собрание согласилось, что трудно придумать более солидную глупость, но все же решило выслушать остальных двух соискателей. Настала очередь третьего брамина, и он начал свой рассказ так:

   - Мое имя - Анантайя, но меня зовут Бетель-Анантайя, и вот по какому именно случаю.

   Моя жена по причине малолетства долго жила в доме своих родителей, пока была отдана ко мне в дом. Спустя месяц после ее переезда ко мне как-то вечером, перед сном, не помню уж по какому случаю, сказал, что все женщины болтуньи.

   Она мне на это возразила, что знает мужчин, которые в этом не уступят никакой бабе. Это она на меня намекала. Я был задет за живое и сказал ей:

   - А вот посмотрим, кто заговорит первый.

   - Отлично, - ответила она. - И кто заговорит первый должен дать другому лист бетеля *[*Бетельарековая пальма (Areca Catechu).Его листья индусы жуют, чтоб окрасить себе зубы в черный цвет. Соль рассказа состоит в том, что целый пук этих листьев продается чуть не за грош]. Пари было принято, и мы заснули. Мы решили не вставать с ложа, пока наш спор не будет решен, т. е. пока кто-нибудь из нас не заговорит первый. И вот настал день, взошло солнце, а мы все не показываемся из дома. Соседи заметили это, стали звать нас, а мы, конечно, молчим. Сбегали к нашим родственникам, известили их об этом. Те, перепуганные, прибежали к нам, послали за плотниками, чтобы разломать двери. Когда же наконец все вломились к нам, то были несказанно изумлены, видя нас проснувшимися, на вид живыми и здоровыми, но совершенно лишившимися языка..

   Дом наш был битком набит людьми, и так как все были убеждены, что мы околдованы, то сейчас же сбегали за колдуном, чтобы снять с нас чары.

   Колдун прежде всего заломил страшную цену за свою работу. Он было собрался начать заклинания, но в это время один наш знакомый брамин начал всех убеждать, что мы вовсе не заколдованы, а больны, от этого онемели, и что он знает верное средство, как нам помочь, и сделает это без всякой платы.

   Он раскалил добела золотой слиток, схватил его щипцами и приложил его сначала снизу к моим ступням, потом к локтям, потом ко лбу. Я вытерпел эту ужасную пытку, не издав ни единого звука.

   - Ну, теперь попытаем это на жене, - сказал дошлый лекарь. Но едва коснулся он ее ноги каленым золотом, как она не вытерпела и вскричала: - "Аппа, аппа!".

   И вслед за тем, повернувшись ко мне, она сказала:

   - Я проиграла, вот тебе лист бетеля! Разумеется, все были изумлены, а я тотчас же сказал ей:

   - Я так и знал, что ты заговоришь первая! Ты видишь теперь, я был прав, когда сказал тебе вчера вечером перед сном, что все бабы - болтуньи!

   Когда все собравшиеся узнали о нашем пари, они в один голос вскричали: "Вот глупость-то! Поднять на ноги всех соседей, вытерпеть прижигание каленым золотом из-за листа бетеля! Кажется, весь свет изойди, не найдешь других таких пустых голов".

   Вот с тех пор меня и начали звать "Бетель-Анантайя".

   Суд единогласно признал и эту глупость не хуже прежних, но предстояло выслушать еще четвертого соискателя. Он начал свою повесть:

   - Когда я женился, моя жена была еще совсем молода и продолжала жить в доме отца еще лет шесть или семь. Когда же она достигла брачного возраста, ее родители известили моих, что она отныне может нести свои супружеские обязанности.

   Дом моего тестя отстоял от нашего на шесть или семь миль. Моя"мать в то время хворала и не могла отправиться за моею женою. Поэтому она поручила мне самому съездить за нею, причем все учила меня и наставляла, как себя вести, чтоб не сказать или не сделать чего-нибудь такого, что обнаружило бы мою глупость.

   - Ведь я тебя знаю, - говорила она. - Ума у тебя немного, и ты, того и гляди, выкинешь какую-нибудь штуку.

   Я обещал ей во всем поступать по ее наставлениям, быть осмотрительным и пустился в дорогу.

   В доме тестя меня хорошо приняли, устроили в мою честь пиршество, созвали всех соседних браминов. Наступил час отъезда, и меня отпустили вместе с женою.

   Тесть проводил нас благословениями и благопожеланиями, и когда мы тронулись в путь, залился слезами, слоено предчувствуя беду, которая стряслась над его дочерью.

   Происходило это как раз в самый разгар летнего зноя, и в день нашего отъезда стояла самая несносная жара. А нам надо было переходить через бесплодную равнину, которая тянулась мили на две. Раскаленный песок опалил ноги моей жене, которая под родительским кровом получила очень нежное воспитание и не привыкла к таким странствованиям. Она принялась плакать и скоро, выбившись из сил, упала на землю.

   Я был в ужасном затруднении. В это время к нам подошел караван купца, состоявший из множества волов, нагруженных товарами. Я со слезами на глазах рассказал ему о своем горе и просил его помочь мне добрым советом.

   Купец подошел к моей жене, внимательно осмотрел ее, и сказал, что жизни несчастной женщины грозит опасность, останется она тут сидеть или пойдет дальше.

   - Чем видеть, как она умрет у тебя на глазах, - продолжал он, - ты бы уступил ее мне. Я ее посажу на лучшего вола и она избавится от верной смерти. Ты лишишься ее, это правда, но ведь лучше же лишиться ее, зная, что она осталась жива, чем видеть, как она умрет. Ее одежда и украшения стоят, примерно, двадцать пять пагод, вот тебе тридцать пагод, и отдай мне свою жену.

   Рассуждения этого человека мне показались верными и вполне убедительными. Я взял деньги, которые он мне предложил, а он поднял мою жену, посадил ее на одного из волов и поспешил уехать.

   Я тоже пошел своим путем и добрался до дома уже поздно вечером, с обожженными ногами, так как весь день шел по раскаленному песку.

   - А где же твоя жена? - спросила меня мать.

   Я ей рассказал со всеми подробностями обо всем, что произошло, как я рассудил, что лучше продать ее купцу, который мне встретился, чем быть свидетелем ее неминуемой смерти, да еще подпасть под подозрение, что я сам и был ее убийцею.

   Мать моя, задыхавшаяся от негодования при этом рассказе, некоторое время и слова не могла вымолвить. Но потом ее гнев прорвался с неудержимою силою. Она не находила достаточно сильных слов, чтобы высказать мне свое чувство.

   - Безумец, дурак, презренный! - кричала она. - Продать жену! Отдать ее чужому человеку! Жена брамина, проданная подлому торгашу! Да что теперь о нас подумают, что скажут люди нашей касты! Что скажут родители этой несчастной, когда узнают о такой гнусности! Кто поверит такой глупости, такому неслыханному безумию!

   Печальная участь, постигшая мою жену, не замедлила дойти до сведения ее родителей. Они кинулись к нам взбешенные, с дубинами в руках, решив забить меня насмерть. Так бы и случилось со мной, и с бедною моею, ни в чем не повинною матерью, если бы мы, заслышав о том, что они идут на нас, не поспешили спастись бегством.

   Не успев расправиться с нами, родители обратились в наш кастовый суд, который единогласно постановил взыскать с меня пеню в двести пагод за бесчестье. Сверх того было объявлено, чтобы никто не смел выдавать за меня замуж дочь под страхом исключения из касты. Так я и был осужден на вечное одиночество. Хорошо еще, что меня не изгнали из касты, этим я был обязан доброму имени, заслуженному моим отцом, которого многие еще помнили.

   Можете теперь сами судить, насколько эта глупость превышает все, что рассказывали мои спутники, и насколько основательная моя претензия на первенство.

   После зрелого обсуждения всех обстоятельств дела почтенные судьи решили, что все четыре брамина дали непреложные доказательства своей глупости, и что все они имеют одинаковое право на первенство в этом отношении. Посему каждый из них смело может считать себя самым глупым из всех четырех и приписывать привет воина себе одному исключительно.

   - Каждый из вас выиграет тяжбу, - сказал им председатель. - Идите с миром и продолжайте ваш путь, если можно, без ссоры и драки. Смотрите, как-нибудь не перепутайтесь между собою, не примите себя за другого, а другого за себя, да берегитесь, чтоб с вами чего не случилось дорогою, потому что страшно было бы подумать, чтоб ваша каста лишилась хоть одного из таких ценных своих представителей.

   Все собрание хохотало, слушая его напутствие, а четверо браминов, вполне довольные таким мудрым решением их распри, вышли из залы судилища, громко восклицая:

   - Я выиграл тяжбу, привет воина - мой!

  

  

   Среди париев есть труппы странствующих комедиантов, так называемых домбару, которые чаще всего сами же и сочиняют весь свой репертуар. Но есть у них и древние драматические произведения, есть и списки этих произведений. Об их общем характере мы уже говорили: они нестерпимо неприличны. Из множества этих образчиков ярко порнографической литературы, мы выбираем один, который после некоторой цензуры еще может предстать перед европейской публикою. Правда, в нем волей-неволей пришлось оставить некоторую "смелость" мысли, но читатель не должен забывать, что перед ним развертывается картина совсем особенных нравов, склада жизни, и что если он хочет ближе рассмотреть эту картину, то ему надо кое с чем мириться.

  

  

   Супрайя - старый, скупой и распутный брамин. Рангин - музыкант при погребальных шествиях, бродяга, обычно шатающийся по площадям и торжищам. Марьям а - баядерка (танцовщица). Котуал - смотритель базарной полиции. Маттар - деревенский староста.

   Тотти - деревенский стражник, исполнитель приговоров. Толпа купцов и торговок, нищих, факиров.

  

   Супрайя (выбегает из своего дома). Айо, айо! Меня обокрали, унесли мои деньги!

   Рангин (в отдалении поет).

   Красавицы-девицы. Не закрывайте волосами ваших прелестей, когда на вас смотрят юноши...

   Супрайя. Мои деньги, мои деньги, мои деньги!!! Мои сокровища!.. Десять коп *[* Копа - маленькая мера жидкости, около 1/100 ведра] святой воды тому, кто вернет мне мои сокровища!

   Рангин (выходя на сцену). Что это за старый дурень кривляется и орет на улице?

   Супрайя. Сто менгани *[*Менгани - мера сыпучих, около четверти фунта] риса тому, кто мне укажет вора!

   Рангин. Э, да это почтенный Супрайя. Как это он до сих пор не пьян!

   Супрайя. Кто мой вор, кто мой вор, кто мой вор?!.

   Рангин. Привет тебе, честный служитель Шивы!

   Супрайя. Ты не видал его?

   Рангин. Кого?

   Супрайя. Не знаешь ли ты, кто он?

   Рангин. О ком ты говоришь?

   Супрайя. Да уж не ты ли пособлял ему?

   Рангин. Я думал, он еще трезв, а он уже насосался каллу *[* Спиртной напиток из сока кокоса]по горло!

   Супрайя (хватает его за руку). Караул, караул! Я поймал вора!

   Толпа (вбегая на сцену). Кого это схватил почтенный брамин?

   Торговка. А, это Рангин, беспутный малый из Пунеара, тот, что играет на похоронах.

   Один из толпы. И который по вечерам водит приезжих по веселым местам.

   Супрайя. Хватайте его!.. Он меня обокрал!

   Рангин. Первого, кто меня тронет, я тресну вот этим башмаком *[*Удар обувью считается у индусов самым тяжким оскорблением]!

   Хор пьяниц. Когда наше чрево налито араком, песни сами собой выливаются из нас... Здравствуй, Супрайя! Ты сегодня еще не пьян?

   Супрайя. Помогите мне отвести его к Котуалу, он меня обокрал!

   Пьяницы. Твоя казна, Супрайя, ведь это тот сок, который разливают по бродильным посудам. Так ты, Рангин, выпил его казну?..

   Рангин. Как его обокрадешь, этого старого дурака?.. У него не найдется ни гроша во всем доме!

   Толпа. Ай, ай! Можно ли так отзываться о брамине? Пьяницы. Пойдем к торговцу каллу, Супрайя! Там ты найдешь свое пропавшее сокровище! (поют).

   Когда наша утроба налита араком, песни сами собою льются из нас. И все девушки кажутся красавицами. Боги променяли бы свой бессмертный напиток на божественный арак!

   Толпа. Зачем тут шатаются эти бродяги? Ведь они едва на ногах держатся!

   Супрайя (со слезами). Не давайте убежать вору!

   Пьяницы (поют). Мы только что отпраздновали Сакти-Пуджа *[* Нечто вроде сатурналий]!.. Мы орошали красавиц, возлежавших на цветах шафранною водою с примесью пяти ароматов!

   Толпа. Берись за дубины, братцы! Выгоним отсюда эту сволочь, чтобы она не шумела на улице!

   Супрайя! Мой вор, мой вор!

   Пьяницы. Не трогайте дубин, почтеннейшие торговцы бетелем, медом и маслом, если не хотите, чтоб вас самих здорово отдули на глазах у ваших целомудренных супружниц.

   К о т у ал (выходя на сцену). Что за шум? Что за крики?

   Супрайя. Господин Котуал, прикажите схватить вора!

   Толпа. Господин Котуал, прикажите отвести в кутузку всех этих шалопаев, нарушающих наш покой.

   Пьяницы. Господин Котуал, заставьте молчать всех этих ревунов, мы шли своей дорогою, а они нас оскорбляют!

   Котуал. Ну-ну! Нечего разговаривать, вы, пьяницы!

   Все разом. Господин Котуал, задержите вора!.. Господин Котуал, отведите в кутузку!.. Господин Котуал, заставьте молчать!

   Котуал. Замолчите все! Пусть первый говорит этот почтенный брамин!

   Супрайя. Господин Котуал, я зарыл двадцать пять пагод, дома, в углу, а сегодня утром, когда вернулся домой после омовения, смотрю - нет ничего!

   Котуал. Двадцать пять пагод - сумма крупная... Да не осталось ли там чего, в ямке-то?..

   Супрайя. Только три монеты!

   Котуал. Дай их мне, честный подвижник! Надо их тщательно осмотреть.

   Пьяницы. Вот это самое лучшее помещение для твоих капиталов, Супрайя- Теперь уж у тебя ничего не украдут, будь спокоен!

   Котуал. Что это значит?

   Пьяницы. Передайте нам эти пагоды, господин Котуал, мы их тоже тщательно осмотрим!

   Котуал. Молчать! Я вас уморю под палками!

   Пьяницы. Эти деньги будут целее в наших руках, чем в ваших, глубокочтимый Котуал. Вы теперь натощак, а мы уже готовы!

   Котуал. Вы дорого заплатите за вашу дерзость! Эй, Тотти!

   Тотти(входя). Здесь я, господин Котуал

   Котуал. Отведи всех этих людей в кутузку!

   Пьяница. Пусть-ка этот дурень попробует дотронуться до коммути *[* Каста купцов в Малабарской области]! Мы ему все ребра пересчитаем, да и тебе заодно, Котуал!

   Котуал. Вы коммути? А я вас и не распознал под слоем шафрана, покрывающим ваши лица... Привет вам, господа коммути!

   Толпа. Привет, привет вам, господа коммути!

   Котуал. Ну, значит, этот молодец у нас за все и поплатится!

   Супрайя. Это вор. Он меня обокрал!

   Котуал. Я уже давно слежу за тобой, Рангин, и сегодня ты получишь за все!

   Рангин. Как? Вы слушаете этого старого дурака?

   Котуал. За эти слова ты получишь лишний десяток дубин.

   Супрайя. Это вор! Это вор!

   Котуал. Зачем ты очутился на улице в такой ранний час? Что может тут делать в такое время человек твоей презренной касты?

   Рангин. Я возвращался с похорон, а этот пьяница вдруг на меня напал и начал орать, будто я обокрал его.

   Котуал. Ты опять за то же?

   Рангин. Ты сам видишь, что он сейчас пьянее, чем ты бываешь к вечеру!

   Пьяницы. Браво, Рангин!

   Толпа. Неужели его нельзя заставить замолчать?

   Котуал. Он осмеливается оскорблять смотрителя базарной полиции!

   Рангин. Ты иди, лучше, да будь смотрителем собственного дома. Там ты усмотришь, что все серьги, браслеты, кольца, ожерелья у твоей жены, сестер и дочерей добыты от гульбы с молодыми и богатыми коммути.

   Котуал. Ну, Тотти, нечего зевать, бери этого человека и веди его...

   Маттар (выходит на сцену в сопровождении полицейских). Что тут такое, Котуал? Что тут за шум, из-за которого я не доспал сегодня несколько часов?

   Котуал. Да вот, тут разбушевался Рангин...

   Маттар. А, Рангин?.. Дать ему десять палок!

   Рангин. Господин Маттар! Маттар. Пятнадцать палок!!.

   Котуал. Он осмелился...

   Маттар. Двадцать палок!!. И сейчас же, немедленно!.. (Уходит. Полицейские хватают Рангина и уводят).

   Котуал. Ага, теперь ты примолк, Рангин, прикусил язычок!

   Рангин (уводимый полицейскими). Это пока только дождь, а вот погоди, придет и гроза, тогда поглядим, на кого упадет град. (Полицейские уводят его).

   Супрайя. А мои три пагоды, господин Котуал? Вы их еще не подвергли осмотру?

   Котуал. Я их беру в возмещение расходов по задержанию преступника.

   Пьяницы. Пойдем с нами пить, Супрайя! Утешь свое горе араком, Супрайя! (Уходят с пением).

   Супрайя. Айо, айо!.. Кто теперь защитит меня от двух воров!

  

  

   Рангин. Так, смотри же, Марьяма, если хорошо разыграешь всю эту штуку, получишь от меня пять пагод, как мы уговорились.

   Марьяма Хорошо, будь спокоен.

   Рангин. Вот и Супрайя! Я теперь спрячусь.

   Супрайя (выходя на сцену). Это что за красавица? А какие у ней губки! Точно цветочки!.. Куда это ты спешишь, красавица, со своею посудиною?

   Марьяма. Иду за водою к Неллорскому ручью.

   Супрайя. Да зачем же так далеко ходить? Ведь тут недалеко отличный источник.

   Марьяма. Разве ты не видишь, господин брамин, что говоришь с девушкою отверженной касты, которая не имеет права брать воду из источника?

   Супрайя. Твои очи прелестнее лепестков голубого лотоса! Из уст твоих источается сладостное благовоние! Такая красавица, как ты, достойна быть дочерью брамина.

   Марьяма. Отойди от меня, достопочтенный брамин! Ведь если увидят, что ты со мною разговариваешь, тебя изгонят из твоей касты, ты сам это знаешь.

   Супрайя. Не бойся ничего. Тут место пустынное, никто не увидит.

   Марьяма Я не могу терять время. Моя мать ждет воду, готовит ужин.

   Супрайя. Пойдем-ка лучше вот в эту рощицу, побеседуем там, проведем время!

   Марьям а. Я не могу. Меня не будут ждать. Брат придет за мной сюда, увидит...

   Супрайя. Я понимаю, тебе больше нравятся молодые. Но не пренебрегай стариками! За ними опыт жизни!

   Марьям а. А чем ты меня вознаградишь?

   Супрайя. О, красавица! Знай, что брамины умеют так награждать, что Боги завидуют.

   Рангин (из своей засады). Ах ты, старый мошенник!!

   Марьяма. У нас дома часто и рису не бывает.

   Супрайя. У меня есть немного мелочи, я тебе отдам ее. Да еще дам тебе ладонку, которая была погружена в священную воду Ганга и исцеляет от лихорадки.

   Марьяма. Дай мне также твою одежду.

   Супрайя. Как же я вернусь домой без одежды?

   Марьяма. Ну, как хочешь. Дашь - пойду с тобою, а нет - не пойду. (Супрайя дает ей одежду. Она быстро ее комкает и с хохотом убегает).

   Рангин (выходя на сцену). Доброго здоровья, Супрайя! О-о, да в каком чудесном костюме ты прогуливаешься!

   Супрайя (прячась за кокосовый лист). Ты зачем тут, бродяга?

   Рангин. Пришел отдать тебе долг, - двадцать палок, которые получил сегодня утром.

   Супрайя. Как, ты осмелишься поднять руку на брамина? Рангин. Подниму на самого Вишну, коли он меня ударит. А кроме того, я дам тебе еще лишних двадцать палок за то, что ты обидел мою сестру Марьяму.

   Супрайя. Ты смеешься надо мною? Бить брамина за девку презренного племени париев!

   Рангин. А я сам кто? Разве не пария?

   Супрайя. Пусти меня, Рангин. Я тебе подарю лучшую козу из моего стада.

   Рангин (бьет его). А пока что, получи-ка вот это! У меня, брат, разговаривать времени нет!

   Супрайя. Айо, айо, айо!.. (Убегает. Рангин бежит за ним и все время колотит его).

   Пьяницы. Что это за крики? Кто бы мог подумать, что в этом месте, где слышны лишь поцелуи, вдруг раздадутся крики!

   Супрайя. Ко мне! Помогите! Подлый пария осмеливается бить брамина!

   Пьяницы. Э, да это старый Супрайя! Что это ты вздумал прогуливаться без всякой одежды?

   Супрайя. Защитите меня от парии!

   Пьяницы. Рангин не пария. Он из касты ядаваль *[* Рангин нарочно сказал Супрайе, что он пария, чтоб усилить оскорбление].

   Рангин. Я вернул ему те палочные удары, которые он мне удружил сегодня утром, да добавил еще два десятка за то, что он приставал к моей сестре.

   Пьяницы. Радуйся же, Супрайя! Ведь он тебе вернул твое сокровище! (Уходят с песнями. Брамин пользуется случаем, что никого нет и быстро убегает).

   Котуал (выходя на сцену). Что это тут за шум?

   Рангин (спрятавшийся за деревом). О, Шива! Это ты мне посылаешь его! Я принесу на твой жертвенник десять чаш душистого масла!

   К о ту ал. Наверное безобразничают богатые коммути! Все еще не могут опомниться после своего праздника! (Входит Марьяма с кувшином на голове). - Что это за красавица? Можно подумать, что это дева-танцовщица из обители Индры! Куда это ты так спешишь, словно испуганная лань?

   Марьяма. Поздно уже, тороплюсь домой, несу воду.

   Котуал. Глаза твои пустили в меня стрелу любви. Сам Кама *[* Бог любви, индусский Купидон] прельстился бы твоею красою.

   Марьяма. Не говори мне таких непристойных слов.

   Котуал. Дай мне цветок из твоих черных волос!

   Марьяма. Что скажут мои подруги, если увидят, что я говорю с мужчиною в таком пустынном месте?

   Котуал. Скажут, что напрасно ты бежишь от любви, которую внушила...

   Марьяма. Я не понимаю твоих слов. Котуал. Скажут, что ты должна погасить огонь, который зажгла.

   Марьяма. Скоро наступит ночь. Пусти меня, мне надо идти домой.

   Котуал. Пущу, но сначала ответь мне на мою любовь!

   Марьяма. Что мне делать?

   Котуал. Уступи моим мольбам!

   Марьяма. Одних слов мало, чтобы доказать любовь.

   Котуал. Вот, возьми этот перстень! На нем вырезаны буквы моего имени. Завтра ты мне его вернешь, и я его выкуплю у тебя за двадцать пагод.

   Марьяма. Нет, я лучше оставлю его у себя.

   Котуал. Нельзя, это мой должностной знак, я не могу его отдать тебе.

   Марьяма. Ну, дай мне его, и я согласна... (Котуал отдает ей перстень, а Марьяма с хохотом убегает).

   Рангин (выходит из засады). Здравия желаю, господин Котуал.

   Котуал. Ты тут зачем очутился, бездельник?

   Рангин. Да вот, пришел вам отдать эту дубинку, которую вы забыли сегодня утром на базарной площади.

   Котуал. Я с тобой балагурить не желаю, и если ты осмелишься со мной так разговаривать, так я тебя вздую еще покрепче, чем утром!

   Ранги н. Я и не думаю балагурить, а говорю очень серьезно. И я вам верну не только дубинку, но и двадцать ударов, да накину еще столько за то, что вы приставали к моей сестре.

   Котуал. Я тебя завтра уморю под дубинками.

   Рангин. Завтра ты дорого мне заплатишь за то, чтоб я тебе вернул твой перстень. Ну, а теперь, вот тебе старый долг, получай! (Бьет его дубинкою).

   Котуал. Айо! Айо! Айо!..

   Пьяницы (выходя на сцену). Что за шум? Что за крики?.. Ах, да это сам господин Котуал! Здравствуйте, господин Котуал!

   Котуал. Господа коммути! Помогите мне, защитите меня от этого бродяги!

   Пьяницы. Рангин вовсе не бродяга. Он добрый малый. Он аккуратно платит свои долги и трубит на трубе для мертвых и для живых.

   Котуал. Сейчас же пойду прямо к судье!

   Пьяницы. Иди, иди, да торопись, господин Котуал! Скажи ему, кстати, что мы сидели тут и видели, как ты отдал свой перстень красавице Марьяме.

   Котуал. Пропала моя голова!

   Рангин. Ничуть! Можно все это дело покончить по хорошему. Ты примешь полным числом палочные удары, а я от тебя приму завтра полсотни пагод и отдам тебе твой перстень.

   Пьяницы. Вот это так! Никому не обидно. Пойдем с нами, Рангин, повеселимся вместе!

   Рангин. Прощайте, господин Котуал! Дождь прошел, пошел град! (Пьяницы уходят с песнями). Ну, Марьяма, получай свои пять пагод, ты ловко обделала дело! А теперь пойдем в рощу. Там все твои подруги с коммути и у них, золото, арак и каллу! Идем!

  

  

   OCR: Ustas PocketLib

   Spellcheck: Serge

  

   Издатель:

   Харьков: Фирмы "Интербук-Украина" и "Лианда"

   1992 г.

   Переводчик: не указан

   (предположительно - по изданию П. П. Сойкина (прим. OCR))