§ 18, в отделении 1-м), что и наученные грамоте люди в праздности не только без ползы, но и на вредные дела во употребление себя праздностию побуждаемы быть могут. В рассуждении сего, дабы таковому неустройству или несчастию их предупредить, предрассуждено мною и предприята для всех тех, кои в моих школах читать научатся, подобно как некоторая учености пища, то есть из моего собственного разных всяких книг чтения к сочинению бесконечная книга под названием "Лес лесов" {Плана сего том 3-й.}9, которую всяк, читав, может к скорейшему и наилучшему доводить себя познанию и делать чрез нее как себе самому, так и всему человеческому состоянию в жизни пользу. А как сей учености пищи для беспрестанно заготовлением продолжение весьма нужно иметь мне достаточную библиотеку, то паче потребно и к тому всемилостивейше императорское позволение входить мне в библиотеки государственные для чтения всякого рода книг, для ежедневного увеличивания оного повсеместного, для пользы государственной бесконечного под именем "Леса лесов" давно уже предприятого моего сочинения.
Итак, за сим рассуждением ясно есть, сколь нужно мне прибегнуть с изъяснением моего о распространении наук словесных предприятого желания, ибо естьли на все сие получу я силы и могущество от высочайшего благоволения монаршего и тому соответствующих патриотов, то, конечно, много в деле своем предуспеть могу, почему надеюся и ожидаю благоволения, что, как высочайшая власть и сила императорская, так и все российское попечителное о добре общем благоумствующее ученых людей общество о мне и всех оных для государства экономических предприятиях моих, войдя в патриотическое рассуждение, не премипет учинить благопотребное к пользе общей определение.
Всяк благоразумный посему разуметь может, что я не без неудовольствия продолжил оное в моем предприятии девятилетнее время, ибо, познав великие от просвещения народного пользы и нашед способ к тому их распространению, но для того желаемой привилегии доныне получить за неимением о сем к императорскому величеству руководца не могши, конечно, имел и огорчения. Однако на желание мое, противуборствующему времени повинуясь, на сей неуспех вовсе не огорчился и оного предприятия моего вовсе не оставил, ибо знаю, что ежели российский природный язык распространен не будет, то (как выше сказано под § 18) всех во оном государстве патриотствующих людей труды и умствования не будут приносить желаемой пользы, ежели книг, читателей, следовательно, и покупателей их будет мало. И сие желание мое продолжал я до 1783 года, пока некоторый российский чиноначальник план сей сочинить мне одобрил и в благоупотребление от меня принять его обещал. Но сего не исполнил.
Препятствии моему о словесных науках предприятию были следующие: иные говорили мне, ты-(де) того сделать не можешь; иные - не должно-де просвещать народ, из того-(де) будет вред {Но объявлять их, кто они таковы именно, как и выше я сказал, никакой теперь надобности не состоит.}. А как я нарочно сделал выписку из разных писателей, чрез кую то их ложное возражение опровергнул...
Изъявление польз, существующих в распространении словесных наук.
...Сего для и употребил я мои труды на сочинение краткого и из разных писателей о содержимых в словесных науках пользах (доказательства, отнюдь не для тех, кои в науках пользу знают, но для тех, кои о пользах в них по неведению в небрежении или и в нелюблении наук находятся. И сие нимало не из тщеславия, но чтоб в незнающих оных полз возбудить к наукам желание, к тому ж кажется мне лучше хотя понести себе нарекание званием тщеславного, да сделать обществу ползу, нежели, опасаясь тщеславием (нарекания, ничего не делать. А чтоб сие сочинение могло во умах народа нашего подействовать болше, то за наилучшее почитаю, ежели сии мои доказательства подтверждены будут или от высокого правительства, или от силнейших чиновных людей, илот от Волного экономического общества,- словом, как бы то ни было, токмо и к наивящшему в том споспешествованию веема за нужно почитаю не знающим еще в науках полз для ревностнейшего к ним побуждения дать о существующих в распространении словесных наук пользах достаточнейшее изъяснение в рассуждении, что большая часть народа нашего есть безграмотных, следовательно, потому и пользы от наук не знающих, а не знающие в науках пользы не могут иметь к ним и желания.., ибо благоденство человеческое как в гаусном суеверии гнездящиеся невежество и уныние, так и в пагубном неверии или безбожии обитающие наглость и отчаянность по частям рвут. Известно, что (законоучение и законопознание целость нашего благоденства содержат, что в невежестве погруженными людми удобнее действовали бунтовщики, а просвещенные, вред от себя отвращая, жить могут честно и благоденственно, что науки российскому победоносному оружию доволно споспешествовали и ныне споспешествуют и во многом Россию украшают, что чрез просвещение и разные о законах толки умолкнут, все истине присоединится и тем скорее спокойства достигнуть надежно, ибо естьли, как выше сказано, положим, что ныне вообще и во сте человеках одного грамоте умеющего числить сумнително, то не увидим ли от сего явную и великую трудность в том, чтоб возможно было всех удовольствовать правосудием? А как всякому смыслящему понятию, что естьли нужен слушателям проповедатель, то потребны и проповедателю слушатели. Естьли нужны читателям книги, то бесполезны и книги без читателей. Итак, естьли положим вкачало основание, устроение, утверждение "и крепость благоденства общественного - правосудие и увидим, что оно требует установления или закона, коим бы объяснено было однократно, что кто в обществе яко добро делать и что яко зло не делать должны, и как злых наказанием от зла исправлять, и как же добрых награждением за добро прославлять, к восстановлению наилучшего в благоразумно управляемом государстве спокойства и благоденства,- то в заключение сего самая необходимость доказывает за потребность иметь, чтоб человеки доведены были до совершенного законопознания, ибо без познания сего ни от погрешностей их ухранить, ни без воздаяния им те оставить, а потому и спокойства с благоустройством достигнуть не есть возможно. Следователно, для общественного благоденства потребно правосудие, для правосудия потребен закон, для законоизобретения и для законознания и потому право суда производства потребна юриспруденция, а для удобнейшего ко всему тому вникновения и всего того исполнения потребно всем государственным жителям знать природный свой язык, читать и писать правилно и разумно. И мню я, что в рассуждении разных наук множества и века человеческого (краткости науки словесные всем другим наукам и художествам споспешествовать и каждой из них памятствование содержать и путь в них показывать могущие всяк здравомыслящий почтет для общего блага за нужные, ибо многие о сем изъяснили.
Всемилостивейшая государыня! Возрите благоснисходительно на все подданническое мое к службе вашему императорскому величеству принадлежащее изъяснение и прошение.
По моему прошению Правителствующим Сенатом к определению к делам быв я назначен, но никуда еще не определен, рассуждая, чтоб время тщетно не иметь и службу принять, силам моим согласнейшую и для государства полезнейшую, желаю вечно служить вашему императорскому величеству и отечеству моему в приобретении успехов к скорейшему российский народ природного языка читать и писать обучению. В коем бы доныне имеемую года по два, по три и больше да еще и то иногда в неправилном научении медленность наукам и вашего величества благонамерения совершенному исполнению наносящую препятствие вовсе отвратить и по всей возможности доводить ело до кратчайшей скорости, чтоб сие впредь не только в год, но в несколко месяцев производить было возможно, да и не только тем, кои в юношестве, но и тем, кои уже в совершенном возрасте учится пожелают, и производить его без ущерба казенного и народу без наималейшей тягости. А каким то образом учредить, в приложенном при сем плане явствует, дабы чрез сие как вечно благославной памяти государя императора Петра Великого в духовном регламенте изъявленное желание, так и вашего императорского величества учреждением народных школ яко многожелательное, которое доказательно много употребляемыми на то денежными суммами, народа российского о (просвещении благоволение поспешнее наполнять, ибо учреждено: "Духовным регламентом избирать учителей так, как в Париже повелением короля Людовика XIV заключена кратко грамматика, что в год обучить остроумного человека можно". Учреждением наместничеств, что "приказ общественного призрения долг имеет старатся школы установить но всем городам и во многолюдных селениях для всех тех, кои доброволно пожелают обучатся во оных, и, буде частный человек захочет, установить, таковое учреждение или к установленному прибавить", то не чинить "в том никому препятствия". Духовного ж регламента части 3-й, в должности под числом 2-м, изъявлено, что "всякому воляо доносить Сенату о правилных прибылях государственных". А понеже я но присяжной должности мню из сего предприятия моего иметь правилные прибыли (государственные следующие: 1-е, знание читать посредством своим будет каждого предуготовлять к удобнейшему всяких наук слушанию и понятию, а знание писать послужит оных и к памятствованию и к действу; 2-е, скорость учения соделает к себе больше привлечения, потому что каждый к словесной науке прилежать будет надежнее, нежели как тогда, когда за медленность времени в ней упражнятся было отвратително, ибо совершеннолетние и возымев иногда к наукам охоту, но мня, якоб им за протечением юношеских лет никакого же способа к наукам не осталось, вовсе обучения отчаиваются, а я и сих желание исполнить приемлю, чрез что число обученых умножится; 3-е, чтение же и писание каждому по склонностям откроет удобнейший путь, а скорость обучения сбережет им доволно времени к упражнению в разных полезных, какие толко вообразить можно, науках, художествах, рукоделиях, изобретениях, действиях и сочинениях, к познанию состояния человечества, к сбережению его целости, здоровья и (гражданского спокойства и ко уважению любви к ближнему и отечеству; 4-е, наученых будет в каждый год выходить умножительное количество, ибо и ученики мои скорое ж учение по моим наставлениям производить будут, равно и в другой, какой кто похочет, язык для науки за своим уже к тому помогающим вступать и в том понятие иметь могут свободное и успешнейшее. Следовательно, в каждый год Россия учительми и полезных разных упражнений познательми и описательми вдруг и непрерывно умножаясь, вскоре правительству для российского языка на таковые, какие мною предприемлемы, школы о денежных притяжаниях и употреблениях без затруднения самоизволное денег в народе циркуляциею, то есть вольным сбором и платежом, по одному толко языка своего распространению веема много воспользуется в рассуждении, что к разным наукам или языкам способности или склонности не имеющие, вместо того что заниматся одной вещи на разных языках наименованиями многими, свое время, стремление, понятие и память употреби, могут познать на своем языке тысячи слов, разных вещей названия знающих, таких, кои к их склонностям соответственны, следователно, вскорости ими в краткую человеческую жизнь к пользе общей и употребителны, и посему больше будет пользы на одном языке многими людьми из многих дел, нежели на многих языках из познания только языков и дел. Тако ж обращающимися в государстве нашем иноверцами от времени до времени чрез скорейшее российского языка и с чтением богослужения познания, так как бы без меча завоеванием их, и народа в России приумножится, ибо по опытам известно, что таковые и в подданства преклонятся и в нем с природными уравнятся могут, а потому и всех вышеименованных действ распространение и лучшее их совершенство из многих людей разнородных знания воспоследует. К тому ж уповаю я, что таковым читать и писать во учении труда и попечения на себя мною принятием как приказам общественных призрении в рассуждении много еще и кроме сего на них возложенной должности (яко-то: о сиротских домах, о болницах, о богаделнях, о неизлечимых болных, о сумасшедших, о работных и о смирителных домах в попечении), так и все благонравия и прочих наук и судебных правительных и писмоводительных дел учителям может последовать облегчение и споспешествование. А сверх того, уповаю ж я, что как из таких школ вдруг может явится много чтецов и писцов, то от сего воспоследует многая покупка, а чрез ту - побуждение сочинителей и переводчиков книг, из сих книгокупщиков и чтецов всякий город, или дворянский дом, или кто бы то ни был добрый гражданин (могут сочинить города своего, или дворянства, или какого-либо в том городе достопамятного дела истории; из них способнейше может быть сочинена полная российская история, из той - полная география (которой без истории бывший похвалный муж господин Татищев10, сочинять не могши, принужден был взятся писать историю), по сей полная экономия со умножением земледельческих и всяких в жизни дел знаний, от сей полная система коммерции, а из всех полная юриспруденция к общему благоденству российскому.
Итак, из сего довольно ясно, сколь веема нужно и полезно России распространение природного языка, ибо ежели он распространен не будет, то все о разных науках, художествах, рукоделиях и о всем о чем бы то ни было наилучших и полезнейших книг множество и самая святейшая чистота и ясность законов не принесет обществу желаемой пользы, ежели книг читателей, следователно, и покупателей будет мало. Тако ж понеже новейшие писатели полагают, а именно Г. Юсти, что "кроме вышних училищ нужны еще и другие учреждения, такие, посредством тсоих приготовлялось бы юношество к слушанию вышних наук", а г. Ренат - что "начертание наук предоставляется прозорливости и благоизобретению монарха и что самая нужнейшая статья есть порядок учения, который должен быть предписан государем", то по всем вышеписанным резонам и присяге, коего каждый россианин обязан по крайней мере старатися, споспешествовать все, что к верной императорскому величеству службе и ползе государственной во всяких случаях касатися может. Оное мое к учению желание объявил я в учрежденной при императорской Академии Наук комиссии и, от оной получив достойное к тому свидетельство, уведав, что нижегородское наместничество призывает к себе в приказные чины вольных 120 человек, и потому разумея в грамоте умеющих людях недостаток, тем и более признав предприятие мое за нужное, дабы его с наилучшим успехом в действо произвести, со всеподданнейшим благоговением ваше императорское величество всенижайше прошу: в рассуждении, что ваше величество о пользе нашего отечества попечение имеете верховнейшее и пред всеми наибольшее и законное, что мое предприятие можете пред всеми равнострастнейше и справедливейше ценить и уважить, что наиревностнейше и наисильнейше можете привесть оное во исполнение к бессмертной славе вашего великого имени и что вашему благонамеренному о школах началу принадлежит благое и окончание, по оному предприятию моему к произведению практики (для вышеписанных всенародных польз и с теми сопряженно снискания мне вечного продовольствия на сию службу вместо бываемого жалованья) для учреждения на основании приложенного при сем плана самонижайшего класса народных волных школ пожаловать мне привилегию, которая бы памянутый план для далнейшего наук распространения за единственный контракт в ненарушимости утверждала иметь со всеми теми, кои по нем со мною в дело вступать будут. К большему в учении успеху всемилостивейше повелеть в губерниях или городах, где большее число к наукам желающих откроется, давать от кого надлежит особые казенные порозжие по числу учеников домы, и к тому ж в пристойнейшем для того месте завести мне типографию для печатания из практики в науках времени к сокращению будущих и прочих к тому книг. И со оными школами и типографиею вечно принять меня так, как состоящая при немецкой святого Петра церкви школа в 1764 году принята, в особенное вашего императорского величества и всепросветлейших вашего величества наследников покровительство, дабы оную привилегию (яко есть высочайшим от всяких моему произведению помешательств или притеснений защищением, предприятия сего высочайшею рукою вящше восстановлением и во многом к тому подкреплением) болше мог я содействовать к достодолжному вашего императорского величества царствования прославлению в рассуждении, (что ваше величество, по высочайшей своей прозорливости зная, что ничто не происходит у нас столь благоуспешно, как то, что предприемлем мы доброволно и по собственной своей склонности, и что не может человек столько подействовать, имея душевные свои силы стиснуты, сколько действует, имея оные в чистом распространении. 1765-го и 1779-го годов в указах всемилостивейшее изъявили позволение каждому служить по силе и склонности своей; по коему позволению, познав я, что в сем предприятии моем всякой другой службы больше и полезнее предуспеть чувствую себя способна (но без привилегии, вспомоществования, а теми купно и народа к наукам побуждения совершенно подействовать не силен и начать того не могу), сего для об оном к государственной пользе предприятии моем всподданнейше изъясня, по присяжной должности ваше императорское величество сей привилегии мне о пожаловании и прошу, свято уповая на высокомонаршее ваше правосудие и уважение сего моего предприятия, которое вашему императорскому величеству яко чистейшую от сердца моего верноподданническую жертву в посвящение приношу и с достодолжным благоговением ожидаю от вашего императорского величества на сие всемилостивейшего благоволения...
...Итак, но всем вышеписанным изъяснениям можно мне ласкатся упованием, что российское патриотическое собрание, разных до экономии принадлежащих вещей о приобретении и соблюдении пекущееся, конечно, меня на пользу общественную соблюдать и в предприятии моем наивозможнейшую помощь подавать благоволит. Можно надеятся, что оно похочет и меня наблюсти, и подобных мне приумножить, когда оно в напрасной от небрежения общего гибели скотов, и всяких произрастаний, и всего того, что в трех царствах натуры производимо есть, о разумном употреблении пишет свои определения, когда о всем напрасно гиблющем сожалеет и когда всякий в государстве вред всячески во всем отвращает и всему полезному в произведениях умножения иметь желает. Посему, конечно, заключать можно, что читать и писать скороучение всяк почтет за экономию, всякого рода науки, художества и рукоделия по склонности в каждом заготовляющую, и соблюдающую, и ко всему тому первое основание подающую...
...Ежели российские жители из разных "состояний объявят согласие и волю свою по моему плану школ к составлению или владельцы, каждый от себя или с селения хотя по одному или по нескольку человек у меня читать и писать учить и по моему "Лесу лесов" пользоватся отдавать согласуясь, в плане моем подпишутся (когда им все то, что мною выше к экономии о потребных грамотных людех писано (§ 18), покажется ненужным), то, сколь скоро пристойное число учеников открыто будет, школы мои учреждать начну там, где больше учеников открыто быть может или где императорское величество повелеть изволит.
...К тому же мое о помянутой отчине изъявление последовало и потому, что по рассуждению господина де Беарде11 о собственности крестьян опыт учинить собственными крестьянами редкий приступить осмелится в рассуждении сумнения, чтоб подданные не устремились выходить из подчинения и послушания господина своего и чрез то не могли бы, от него отбывая и сему противяся, яко безумные невежды за противность свою по закону гражданскому гибнуть. Сего всякому помещику по справедливости в таком случае сожалеть можно. А сии тихоновские отчины12 мне для опытов наук и экономии отдача никакого бы сумнения от сущего крестьян просвещения не составляла.
В противном случае всуе марать бумагу на прожекты, ежели благоразумие не поможет нам делать опыты, ибо без опыта ничего за верно совершенное познать не можно. К тому ж ежели б крестьяне в подчиненности моей быть и не похотели, то без всякого затруднения тотчас их сделать можно по-прежнему или в иные какие государственные жители правительство по благорассуждению переименовать, ибо т. фон Клингштет {Вольного экономического общества, части 6-й на стран. 239-й.} о истреблении порока лености говорил: "Беспорядок такого рода, который не только столь силно распространился, но и по важности своей великое имеет участие во общем государства благоденствии, заслуживает по крайней мере то, чтоб, размышляя об нем, приступили к опытам для точного изведания: подлинно ли все краткие средства недействительны к совершенному истреблению сего порока или хотя к некоторому оного со временем уменшению".
Вследствие сего всяк благоразумный рассудить может, что помянутой отчины для изъявленных опытов во власть мою препоручения желание отнюдь не было наклонением ко выспрашиванию мне ею во владычествование. Мое желание не на такой страсти основано, чтоб что-либо просить от прозорливейшей монархини без заслуг моих. Сему я не подвержен. Доказывает то обширность моих предметов, коих, конечно, ко исполнению приводить ни сил, ни жигани моей недостанет. Знаю, что, кто берется за дела или науки многие, ни в чем совершенно успевать не может. Того для я желаю в делах, мною предпринимаемых, упражнятся не один, но возбуждаю и прошу всех и каждого, чтоб мои предприятии со мною производить изволили многие любезные мои соотечественники и сограждане. Воя важность в моем сочинении состоит единственно во изъявлении моего желания и в возбуждении и наклонении и других к службе и пользе нашему отечеству. Сам я к действованию но всем моим предметам склонность имею (равную, кроме что к обучению словесных наук и склонность и способ имею большие. Впрочем, мое пристрастие одно, и есть оно все целое делать что-нибудь такое, чем бы была польза моему отечеству. Делать то, на что высочайшей власти и всех благоразумных людей благоволение к моим предметам воспоследует. Всяк знает, что я смертен, а по смерти ничего не надо. Я в предприятиях моих ни искусства, ни трудов не уважаю и за то никаких награждений не прошу, но все предаю прозорливейшему благораосмотрению и благоволению монаршему и всех людей благоразумных в заключение. Я полагаю: отечеству всевозможно служить и быть чести и награждений достойным - принадлежит к должности и чести гражданина, а заслуги награждать и пользу общественную и славу монархии умножать принадлежит к должности, чести и прославлению высочайшего правления и всех людей благоразумных заключения.
От имени благоразумия посредством полиции вопросить каждого во обществе живущего, желает ли он добра и чести и отвращается ли от зла и бесчестия? То, как весма надежно есть, что всяк человек сказать может: "Добра и чести желаю, а зла и бесчестия отвращаюся". В таком случае предложить каждому, чтоб он для снискания ему и потомкам его добра и чести и отвращения от "зла и бесчестия в общественной жизни на благоустроение дал по своей возможности в законохранилище своего города или селения с каждой души столко, сколько он может, на учреждение школ и учителей общенародных, которые, денги от каждого приемля, с верною запискою в шнуровую, на то особливо от правления учиненную книгу, от кого сколько принято, отдать в хранение тем людям города или селения, кои имеют у себя имения против данного им на соблюдение вчетверо больше, с тем дабы оное денег число никогда, кроме школ учения сего, ни на что употреблено не было, а ежели на что иное употреблено будет, то во всякое время, когда оное востребованное налицо не явится, продав сберегателево имение с публичного торгу, возвратить денги школьные в казну общественную школ, то ость отдать другому гражданину капиталистому на таком же основании. И принять сие в сбережение никто отрицатся не должен под страхом от всего общества презрения, так как бы он обществу блага не желающим являтся хотел. А как сей сбор или подаяния прошение у каждого просимого раждать будет в мыслях род некоего подаяния возвратительного, ибо давать всяк будет, подобно как бы самому себе, яко есть на пользу общую, то веема довольного можно надеятся чрез сие денежного сбора без наималейшего народного отягощения...
1-е, 1763-го года в "Московских ведомостях" под No 55-м изъявлено: "В Оксфорде некоторые ученые люди согласились и учинили между собою общество, которого намерение в том состоит, чтоб английский язык от всех несвойственных выражений очистить и яснее сделать".
2-е, 1765-го года в московских же "Ведомостях" под No 66-м от Германии из Миньхеня объявлено: "Известно, что в Баварии до сего времени немецким языком не весьма чисто говорили и писали, чего ради намерение его светлости нашего государя почитаемо быть должно веема достохвалным, до которому он указом повелел сочиненную три здепгнеи академии наук немецкую граматику принять во всех баварских училищах, дабы везде введен был чистый и исправный слог немецкого языка".
Равно тому 1766-го года в "Московских ведомостях" под No 66 от Польши из Варшавы объявлено: "Здесь учреждают академию для поправления польского языка точно на таком основании, на каком учреждена кардиналом Ришельем парижская".
Сему подобно и в российском языке учинить можно, ежели мои соотечественники со мною согласиться и к сему приступить желают.
Итак, все сие соображая, достойно ль много упоминаемые Экономического общества труды и наставлении, беспрестанно во многих ежегодно причисляя книгах, на нашем языке в переводах и сочинениях состоящие, оставить вотще без употребления в пользу каждого частную, а с тою купно и во всеобщее обогащение государственное! Можно ли истинному сыну отечества, любящему славу и честь истинную, которая и по смерти его не умирает, о всем вышеписанном не иметь рачения! Должны ли всех оных предназначенных полз предприятии коснеть в небрежении! И разумно ли не приводить их к совершенному на пользы исполнению! И не сожалетельно ли патриотам все то, что великий Петр и по нем бывшие государи, а особливо ныне царствующая великая Екатерина и по ее высочайшей воле и апробовайному уставу Экономическое общество и все ученые люди собирают и сочиняют оставлять втуне, так чтоб никто их трудами не пользовался, не читал и не исполнял! Конечно, всяк благомыслящий скажет: всякое полезное предприятие добрый гражданин для ползы общественной во исполнение приводить должен. А когда так, то сие-то и меня побуждало к предприятию заведения школ, сие-то побуждало и к предприятию писать юриспруденцию, так как и сего на скакание во всем для государственного благосостояния успехов генерального плана со всеми сими подробностьми к сочинению принудило.
Г. Ломоносов {Собраний его в книге 3-й на странице 309: в изъяснениях о физике и химии.} говорил:
"Для чего толь великих мужей были труды и жизни опасные испытания? Для того ли только, чтобы, собрав великое множество разных вещей в беспорядочную кучу, глядеть и удивлятся их множеству, не размышляя о их расположении и приведении в порядок"...13
Напоследок изъявляю я во всю жизнь предприятия моего полное положение следующее:
Я желаю, когда высочайшая власть благоволит, по издании сего тома распространить во всю Россию науки словесны, так чтоб великая Екатерина царствованием Россию со всеми европейскими государствами в знании словесных наук точно уравнить. Во втором плане сего тома, ежели высочайшая власть благоволит же, изъявлю мысли мои, чрез какие средства должно и удобно будет, взимая основание вначале из Евангелия Иисуса Христа и всяких книг священных, а потом из данного от великой Екатерины, императрицы российской, для уложения Наказа14 сочинить скорейшим образом юриспруденцию, мною предпринимаемую, чрез умы и труды всех просвещенных людей. В томе третием по благоволению же власти высочайшей изъявлю мысли мои, как чрез многие же просвещенных людей умы и труды, того же правила держась, можно будет поспешно сочинить обстоятелно все должности государственные, ибо, на то собрав из моих заготовлений по всей возможности, всем открою способы и документы, каждому что кому принадлежит, чрез много лет мною заготовляемые. А в четвертом томе плана сего тако ж, ежели высочайшая власть благоволит, изъявлю мои мысли и способы чрез всех же людей благоразумных умы и труды на том же основании к сочинению вечного уложения. А "напоследок, ежели воля всемогущего благоволит и поспешит и совершит, заключу рассуждением, как достигать должно и всем людям вообще вожделенного спокойства и благоденства своего.
Я надеюсь, что благоразумно рассуждать склонные люди не будут и удивлятся всему оному пожеланию к предприятию моему, к соделанию всего вышеписанного чрез многие умы, когда представят себе в рассуждение Францыска Бакана, канцлера английского, о котором в жизни его {С французского на российском языке печатанный при императорском Московском университете 1766-го года на стран. 5-й.} явствует следующее:
"Николай Бакон имел меньшего сына, который хотя и был тем счастлив, что родился в таком веке, в коем вельможи чтили художества и науки столько, сколько они презирают их ныне, однако присовокупил к тому еще от себя способность и дивную понятность во всяких полезных и приятных познаниях, разум его был подлинно образцовый, как отличный во всем от обыкновенных ученых людей, смыслящих и умствующих токмо, взирая на прежде бывших, да и казался он родившимся к положению меры и закона в правительстве наук, также и к тому, чтоб ему быть учителем своего веку и временам будущих родов".
{Там же, на стран. 6-й.} "Вступил он в коллегию тринитетскую 1573-го года, имея двенадцать лет от рождения, в ней произшел успехами толь быстро, что окончил круг своих наук, каковы тогда преподавались, прежде шестого на десять года, но более еще то долженствует приводить в удивление, что того самого времени начал он усматривать пустоту и бесполезность (тогда (господствовавшей) философии да и выразумел, что здание полезных знаний долженствует быть построено на других основаниях и из других материалов, нежели кои употребляемы были от давних уже времен. Сим узнанием одолжен он природному токмо смыслу и особливому своему рассмотрению" {На стран. 8-й.} "Разум его, с природы склонный к изысканиям и рассуждению, не позволил ему употребить свое время на изучение языков; он рассуждал: лучше препровождать оное в прилежном исследовании нравов да обыкновений народных, характера государей их и разных установлений правительства".
{На стран. 35-й.} "В 1605-го годе Бакон издал в свет сочинение свое, названное "О приращении наук".
{На стран. 36-й.} "В сем сочинении, коего как расположение новое, так и совершение счастливое, автор намерился особливо исследовать прилежно состояние и степень познаний, в котором и на которой в его время находился разумный мир, так же какие суть мира сего части, кои прежде его производимы были без успеха и какие были пренебрежены или и все, конечно, неведомы. Наконец, какие способы могут довесть до новых изысканий и какими средствами можно привесть в совершенство приобретенные уже познания. Сим, без сомнения, делать великую услугу человекам, когда им подавать уведомления о том, в чем они обманывались толь от многих веков и чего им недоставало, а притом и указывать всеобщие способы к исправлению их погрешностей, к совершению их же знаний и к получению тех, которых они не имели!" Сочинение сие выдано сперва на аглинском языке, но автор, когда уединился от двора, пересмотрел свой труд, исправил оный и дополнил многим, а при помощи некоторых приятелей и перевел его на латинский язык. Сие издание есть 1623-го года первые части большого труда, наименованного "Возобновление наук"".
{На стран. 43-й.} "Бакон, не хотя следовать по стезям, "прежде бывшим, проложенным от людей, как то он сам говорил, учения обыкновенно многим общего, пролагает себе новый путь и углубляется один и без проводника в самые густые дебри мрачные сей страны и покровенные тьмою. Сие содержание, толь мало ведомое, а толь многажды описанное, восприемлет себе вид весь новый в его руках".
{На стран. 201-й.} "He мог "он употребить в свою пользу труд предваривших его, ни получить себе помощь от сочинений древних философов. Все удалились всемерно от правого пути, а буде кои несколько усмотрели оный, то, боясь трудностей и скуки, случающихся в проложении новые стези, оставили его устремительно. Бакон одолжен своему уразумению и проницанию оным лучом живого света, показавшего ему вскоре и в единовоззрение, что утаивалось чрез время двух тысяч лет слишком от многотрудных исканий, бывших ему предварителями".
Биографические сведения о Федоре Васильевиче Кречетове (1740 - после 1801) очень скудны. Родился он, по-видимому, в мелкодворянской семье. Судя по обилию церковнославянских слов и оборотов в его произведениях и религиозной окраске его воззрений, можно предполагать, что он получил духовное образование. Свою служебную деятельность Кречетов начал в 1761 г. писцом в Карачевской воеводской канцелярии. Неуживчивый характер, плохой почерк и тяжелый слог послужили серьезным препятствием для его продвижения по службе. В августе 1778 г. Кречетов был вовсе отстранен от служебных дел. Однако вскоре он возобновил свою служебную деятельность и в 1779 г. был пожалован чином поручика. Но его дела шли плохо, и, чтобы прокормить себя, ему приходилось заниматься писанием для разных лиц жалоб и прошений, вести тяжбы и пр. Несколько лет Кречетов служил библиотекарем и секретарем разных лиц. Одновременно он занимался и литературным трудом. В 1787 г. ему удалось издать два своих перевода: "О размножении цветов" (перевод с немецкого) и "Сокращенное предложение королевского плана к поправлению правосудия, сочиненное господином Формеем". Обе книги были напечатаны в Петербурге: первая - и типографии Вильковского и Гальченкова, вторая - в типографии Матвея Овчинникова.
Свою деятельность, приведшую его в Тайную экспедицию, Кречетов начал еще с середины 1780-х годов. Осознав порочность современного ему самодержавно-крепостнического строя, обветшалость царского законодательства, ничтожество и лицемерив высшей дворянской и церковной знати, Кречетов задался целью изменить существующий порядок посредством мирных, просветительских мероприятий. В связи с этим он организовал общество под весьма замысловатым названием - "Всенародновольно к благодействованию составляемое общество". В общество вступило примерно 50 человек, преимущественно из чиновничьей и купеческой среды. Женщины принимались в общество наравне с мужчинами.
Из программы "Общества благодействования", составленной Кречетовым, видно, что оно ставило перед собой далеко идущие политические и просветительские задачи. Кречетов требовал установления полного равноправия граждан в государстве, ограничения власти самодержавия, реформы суда, отмены сословных привилегий дворянства и высшего духовенства, свободы слова и печати, равноправия женщин, всемерного распространения знаний и просвещения в народе и т. д. Особое значение он придавал распространению юридических знаний, им был разработан план организации широкой сети юридических школ. "Общество благодействования" намеревалось широко развить книгоиздательское дело и книжную торговлю. В 1786 г. Кречетов начал издание специального печатного органа общества - журнала "Не все и не ничего".
В мае 1793 г. по доносу члена общества Осипа Малевинского Кречетов был арестован. В своем доносе Малевинский писал, что деятельность Кречетова и рассеиваемые им "скариотские плевелы" крайне опасны для самодержавного строя, что "он, негодуя на необузданность власти, восстав на злоупотребления, возвращает право народу. Довольно уже слышно народного ропота на неправосудие и не возжечь бы попустительством еще большего пламени". К доносу Малевинский приложил специальное прошение на имя Екатерины II, в котором указывал, что Кречетов произносил "непристойные и укорительные слова" по адресу императрицы и членов царской семьи, "весь сенат ругал, яко воры и разбойники, и сама же она (императрица.- Л. С.) потакает им и делает заодно. И так все то чинил он, Федор Кречетов, великую противность к святым церквам, яко идолослужение производящие, и называл всех правоверных идолопоклонниками... и пророчествует к величайшему бунту такому, которого еще не бывало". Малевинский писал, что Кречетов задался целью избавить народ "от ига царского, в котором ныне по слепоте своей страдает", крепостным крестьянам хочет дать свободу, а солдат убеждает, "чтобы всем офицерам и штатским перевязали бы руки". Изобличающие Кречетова в антиправительственных настроениях и деятельности показания дали в процессе следствия и другие члены общества.
На допросе на многие вопросы следователей Тайной экспедиции Кречетов отвечал уклончиво, однако почти ничего но существу не отрицал в главных пунктах обвинения, возводимого на него доносчиком и свидетелями, да и не мог отрицать, так как его "крамольные" мысли были весьма обстоятельно изложены в многочисленных сочинениях и записках, попавших в руки Тайной экспедиции. Кречетов был признан чрезвычайно опасным государственным преступником, и 18 июля 1793 г. ему был объявлен приговор:
"Во исполнение высочайшего ее императорского величества повеления правящий должность генерал-прокурора генерал-поручик Самойлов о содержащемся под стражею отставном поручике Федоре Кречетове приказал учинить следующее: Кречетов, как все его деяния обнаруживают его, что он самого злого нрава и гнусная душа его наполнена прямым злом против государя и государства, ибо он именно открывал злое свое намерение в том, чтоб сделать в России правление такое, которое бы разрушило все благоустроенное в нынешнем положении государства, посему, хотя он, яко совершенный бунтовщик и обличенный в сем зле, по законам государственным, яко изверг рода человеческого, и достоин казни, но по человеколюбию и милосердию ее величества и что с твердостью заключить можно, что сей его богомерзкий умысел по подлому души его расположению никаким образом не нашелся бы в состоянии поколебать верноподданных сынов отечества, но привязанности к священной ее величества особе и человеколюбивейшему ее правлению ко благу верноподданных, от оной его избавить, а чтоб сей изверг о описанном им зле принес всевышнему покаяние, а тем паче, чтоб впредь не мог своими злыми плевелами заразить малоосмысленных людей, то запереть его в здешней [Петропавловской] крепости до высочайшего указа под крепчайшею стражею, не допуская к нему никого, так и писать ему не давая, потому паче, что иногда но откроется ль еще какого на него здесь извещения" (М. Корольков. Поручик Федор Кречетов. "Былое", апрель, 1906, стр. 49). Этот жестокий приговор был вынесен без судебного разбирательства, одним решением генерал-прокурора Сената Самойлова, утвержденным Екатериной II. Мытарства осужденного на этом далеко еще не закончились. Тайная экспедиция и в тюрьме продолжала допросы. В конце декабря 1794 г. по новому повелению Екатерины II он был переведен в Шлиссельбургскую крепость с предписанием содержать его в еще более суровых условиях, нежели прежде, "так чтоб он никаких разговоров и сообщения ни с кем не имел и содержан был наикрепчайше". На пропитание осужденного была отпущена самая минимальная даже по тому времени сумма - он был попросту обречен царским правительством на медленную голодную смерть. Следует отметить, что даже в этих ужасных условиях Кречетов каким-то образом все же ухитрился достать бумагу и делал на ней записи, накалывая слова булавкой. При осмотре камеры, в которой он сидел, эти бумаги, зашитые в постель, были обнаружены тюремщиками и отосланы в Тайную экспедицию.
С подорванным здоровьем Кречетов был освобожден в марте 1801 г. при воцарении Александра I. Дальнейшая судьба его неизвестна.
Воспроизводится в извлечениях по архивной рукописи, хранящейся в Центральном государственном архиве древних актов (ОФВУ, ф. 7, д. 2812, ч. 1, л. 332-426). Опущены многие цитаты, приводимые автором.
"План" представляет собой одно из многочисленных сочинений Кречетова, сохранившихся в рукописи в его следственном деле в Тайной экспедиции. Полное название - "План, или Предначертание к сочинению российской юриспруденции, объемлющей всего общежительного благосостояния сословий целость и утверждение, то есть всех совместных и к пользе рода человеческого в действие быть желаемых намерений, и полезно-изображений положение, предпринятое во исполнение российских законов и великих к благотворению желаний и благоволений всемилостивейшия государыни великий Екатерины второй императрицы и самодержицы всероссийския и прочая, и прочая, и прочая",
1 Кречетов выступал за то, чтобы государство имело твердые и нерушимые законы, не зависящие от капризов и своеволия самодержца.
2 Вольное экономическое общество было создано в 1765 г. с целью изучения и изыскания новых рациональных методов хозяйства, а также "распространения в государстве полезных для земледелия и промышленности сведений". Просуществовало до 1917 г. Материалы общества публиковались в "Трудах ВЭО" и других органах.
3 Имеется в виду журнал "Экономический магазин, или Собрание всяких экономических известий, опытов, открытий, примечаний, наставлений, записок и советов, относящихся до земледелия, скотоводства, до садов и огородов, до лугов, лесов, прудов, разных продуктов, до деревенских строений, домашних лекарств, врачебных трав и до других всяких нужных и небесполезных городским и деревенским жителям вещей. В пользу российских домостроителей и других любопытных людей образом журнала издаваемый". Издавался в Москве в 1780-1789 гг. Н. И. Новиковым. Редактором его был А. Т. Болотов. Он же был и основным автором журнала.
4 Имеется в виду книга "Евгеонит, или Созерцание в натуре божиих видимых дел", изданная руководимой Новиковым Компанией типографической в Москве в 1782 г. Автор - ректор Троице-Сергиевской духовной семинарии богослов Аполлос (Байбаков).
5 Донат, Элий (IV в.) - известный римский филолог и оратор. Его считал своим учителем католический богослов Иеро-ним. Кречетов ссылается на труд Иеронима, содержавший выдержки из сочинений Доната.
6 Имеется в виду книга "Путешествие добродетели, или Странствования но свету юного китайского царевича с философом, предводительствовавшим и научившим оного, в новейшие времена случившееся" в 2 частях.
7 Духовный регламент - свод правил деятельности православной церкви, выработанный в царствование Петра I и изданный в 1721 г.
8 Устав благочиния - закон о деятельности полиции, охране порядка и добронравия, изданный Екатериной II в 1775 г. при учреждении губерний.
9 Фрагменты труда Кречетова "Лес лесов" находятся среди его рукописей в следственном деле.
10 Татищев, Василий Никитич (1686-1750) - русский историк и географ, автор первой 5-томной "Истории Российской с самых древних времен..." (1768-1848), доведенной до царствования Ивана Грозного.
11 Беарде де л'Абей (ум. 1771) - доктор прав Аахенского университета, участник конкурса Больного экономического общества в 1706 г., представивший работу о собственности крепостных крестьян, удостоенную премии.
12 Кречетов просил Екатерину II дать ему Тихоновскую вотчину в окрестностях Петербурга для проведения экономических опытов.
18 Кречетов цитирует "Слово о происхождении света, новую теорию о цветах представляющее, июля 1 дня 1756 г. говоренное" М. В. Ломоносова (см. Покойного статского советника и профессора Михаилы Васильевича Ломоносова Собрание разных сочинений в стихах и прозе. М., 1778, кн. 3, стр. 309).- 410.
14 Имеется в виду "Наказ" о сочинении проекта нового Уложения, составленный Екатериной II и изданный в 1767 г. как руководящая инструкция депутата созванной тогда Комиссии для составления проекта нового Уложения. "Наказ" был своеобразной компиляцией взглядов, заимствованных императрицей из трудов французских мыслителей Монтескье, Дидро и др. "Наказ" вместе с двумя приложениями состоял из 22 глав и 655 статей. В этом произведении Екатерина II пыталась изложить принципы просвещенного абсолютизма.