Главная » Книги

Спасович Владимир Данилович - Судебные речи, Страница 6

Спасович Владимир Данилович - Судебные речи


1 2 3 4 5 6 7

в окнах третьего этажа близ метальной лестницы, а двери этой лестницы всегда заперты и не охранялись швейцаром, то пришлось сломать двери. Сломали. Пожарные поднимаются, проходят по второму этажу мимо дверей, за которыми они не предчувствуют, что есть огонь, так как двери заперты с лестницы. Входят в третий этаж. Маторин открывает дверь и усматривает огонь вдали к Измайловскому проспекту, на расстоянии нескольких сажен. Маторин заключил, что здесь-то и есть самый рассадник огня, что этот огонь не скоро еще распространится, что, может быть, можно совладать с ним. Велено втащить трубу и накачивать с улицы. Но в это самое время вдруг неприятель-огонь зашел неожиданно в тыл действующим войскам: нежданно-негаданно выкинуло огонь из окон второго этажа лестницы и преградило пожарным всякий путь к отступлению. Огонь появился из той двери второго этажа, мимо которой проходили пожарные. Началось бегство. Кто бросал каску, кто топор. Спасаясь сквозь пламя, многие получили ожоги, рукав был оставлен на месте и сгорел; человека два-три были принуждены спускаться по водосточной трубе. Момент этот остался в памяти генерала Козлова, который приехал именно в ту минуту, когда говорили, что надо выручать пожарных. Таким образом, является еще третий огонь во втором этаже, ничем не объяснимый.
   После спасской прибыли части: московская, казанская и рождественская. Брандмейстер рождественской части (Нобиков), самой отдаленной от места происшествия, приехавший из своего участка по четвертому номеру - как я полагаю, никак не ранее, как через полчаса после начала пожара, рассказал, что ему специально поручено было взобраться на крышу еще не горевшего, как думали, здания зерносушилки. Он не мог добыть столь высокой лестницы, почему обошел зерносушилку со двора, выходящего на Обводный, выломал дверь, нашел внутри здания густой дым без пламени и весь громадный деревянный материал еще нетронутым. Дым был удушлив, и Новиков удалился.
   Из всех этих данных выходит, несомненно,что огонь появился не в двух, а в трех различных местах: во втором этаже веялки с улицы, в третьем этаже той же веялки со двора и в подвальном этаже. Итак, было три огня. Но является вопрос: может быть, огни казались только отдельными, наблюдаемые снаружи, а в сущности огонь был только один. Может быть, он как дракон извивался из отделения в отделение, а никто не видел только этих изгибов и соединений. Следовательно, возникает вопрос, в каком отношении были огни. Соединялись ли они или не соединялись. Возникает, таким образом, и ставится задача - объяснить: поджог ли был на мельнице, если будут доказаны три раздельных огня, или показать, из одного ли места он естественно развивался и проник во все остальные места, где он почти одновременно усмотрен. В последнем случае будет только несчастье, которое надо будет предать воле божьей. Рассмотрим оба противоположных объяснения.
   Мельница состоит из многих частей. Есть одна часть: подземные трубы, часть, меньше других исследованная даже при составлении модели, так что только при судебном следствии, при расспросе Зоммера оказалось, что часть этих труб имела покатости, что там являлась по временам и вода из Обводного канала. Другая часть, та, которая, заключая в себе кочегарню, машинное отделение, квартиры служащих и контору, оканчивается лестницей со швейцаром. Часть эта содержит главную дымовую трубу и двигатель; она делает мельничный завод паровым. Она почти вся уцелела. Третья часть промеж двух лестниц - швейцарской и метальной сгорела позже других. Она состоит из двух камер: одной с 32-мя жерновами и другой мучной. Четвертая часть состоит из веялки, кладовой и магазинов. Все эти помещения, до подвалов включительно, снабжены окошками, преграждающими к ним доступ воздуха снаружи. Из этих помещений магазинное отделение было холоднее и без воды, но в веялку, также холодную, проникали трубы с кранами от бака. Наконец, пятая часть: зерносушилка представляла собой строение, которое хотя и оконченное, но вовсе не было в действии. Часть эта имеет те же условия, то есть совершенно открыта для доступа воздуха, потому что здесь были одни только сетчатые переплеты вместо окон, и неизвестно, были ли на переплетах ставни или нет. Одним словом, воздух проникал в это отделение всюду. Вы, присяжные заседатели, конечно, изучили устройство этого здания несравненно лучше, чем знали его прежний владелец Фейгин и нынешний Кокорев. Вы изучили его лучше даже, чем те лица, которые весьма долгое время были на мельнице. Вы знаете, что рожь в кулях подвозилась в магазины. Мешки с этим хлебом через кладовую перетаскивались в этаж веялки; здесь они поднимались посредством элеваторов, хлеб высыпался в особые ящики, где обдиралась шелуха; затем он поступал в барабаны, которые очищали чистое зерно от шелухи. Мякина и труха отделялись посредством тяги в веялочную трубу, а зерно посредством архимедовых винтов проводилось сквозь мешальную лестницу к жерновам; здесь оно мололось, охлаждалось и потом передавалось тоже винтами в мучную камеру. В этой камере внизу мука набивалась в намоченные кули, которые зашивались в первом этаже веялочного отделения, проходили через кладовую и поступали в магазин. Из этого обзора устройства мельницы вы можете судить, что, если в отделениях кладовом, магазинном и даже веялочном, кроме третьего этажа, могла быть какая-нибудь пыль, то только мучная, а никак не мякинная. Вся мякина в 1870 и 1871 году тотчас же была выбрасываема на двор, а потом уже была направляема посредством веялочной трубы в подземные каналы сушильного отделения. Затем вспомните результаты научной экспертизы: мука горит с трудом, мучная пыль горит также с трудом; когда она в спокойном состоянии, то она не сообщает горения, а, напротив того, служит дурным проводником и во всяком случае не способствует горению. Вспышки пыли бывают только тогда, когда пыль мучная стоит облаком, то есть только тогда, когда мельница, бывает в полном действии. Таким образом, все гипотезы, которые могли быть построены на взрыве от мучной пыли, падают сами собой. Взрывов быть не могло, потому что пыль не стояла облаком, и взрыв разрушил бы здание, но ничего бы не зажег.
   Перехожу к другим результатам экспертизы, не отделяя мнения Лисенкова и не противополагая его мнение чьему бы то ни было, например профессора Бутлерова. Я сказал, что единственный способ объяснить естественным образом происхождение пожара на мельнице - это проследить последовательный ход огня по всем местам, где он усмотрен, от самого начала до конца. Говорят, что пожар начался внизу у главной дымовой трубы; что пылающий уголек, падая из чахла трубы внутрь, в подземный канал, зажег труху, что труха прогорела вся от главной трубы до зерносушилки, что горение ее повлияло на воспламенение веялочной трубы; а труба, горя, сообщила огонь веялочному отделению в третьем этаже. Но этого мало; надо еще доказать, что из третьего этажа веялки огонь прошел во второй и что он же прошел и в подвал магазинного отделения. Все эти условия непременно должны быть доказаны, если не со стороны своего правдоподобия, то, по крайней мере, со стороны своей возможности, хотя бы при малейшей степени вероятности. Вероятность каждого, из указанных мной предположений очень мала, как вы слышали из судебного следствия. Положим, что маленькие кусочки угля, небольшие потому, что только небольшие уносятся вверх тягой - падали вниз, не долетев до отверстия трубы. Мы знаем, что эксперты совали и горячие угли в труху и что эти угли все-таки тухли, а труха даже от них не тлела. Положим, что при благоприятных условиях, которые не встречались при экспертизе, труха от какого-нибудь уголька могла загореться. Нужно предположить притом, что был непрерывный вал трухи, начинавшийся от этой трубы и шедший по всем ее изгибам, делая троекратные повороты и проходя под отверстиями, которые находились над каналами в зерносушильне. Весьма трудно предположить, чтобы такой вал лежал непрерывно и нигде не понижался, хотя наполовину или четверть дюйма; трудно предположить, чтобы он распространялся на всем протяжении. Чем ближе к трубе, тем более мелкая лежит пыль; чем ближе к веялке, тем больше куски трухи. Эксперты брали несколько сортов трухи, из которых два сорта совсем не горели. Если допустить, что в веялочном отверстии, в том месте, где Зоммер, как он говорит, по пояс погружался в труху, лежала только крупная труха в такой огромной куче, то надо допустить, что куски трухи были самые большие, то есть соответствующие тому сорту трухи, который не горел, когда его жгли эксперты. Но они не отрицают возможности того, что если бы опыт над тлением трухи был произведен в больших размерах, то, может быть, горение и произошло бы. Эксперты признали, что горение может быть и против тяги. Допустим, хотя это мало вероятно, что зажженная углем труха прогорела против тяги от трубы вплоть до веялки. Допустим, что тление трухи достигло каналов сушилки, в которых есть отверстие, заслоненное деревянными заслонками, кроме той последней из них, которая кончается не заслонкой, а спускающейся вниз воронкообразно или конически деревянной. трубой, составляющей продолжение канала зерносушильни, которую изобразил здесь на бумаге Зоммер. Если огонь шел, таким образом, по этой трубе под заслонками, которые были деревянные, то я не понимаю, каким образом не загорелись эти заслонки. Эти заслонки, а равно вход в трубу не могли вовсе загореться, по показанию одного из экспертов, если был промежуток воздуха между трухой. Другой эксперт допускал возможность действия теплоты и через промежуток воздуха при горении без пламени. Но опять, приходится недоумевать, почему же это тление не подействовало на заслонки, а подействовало только на то отверстие, к которому примыкает труба. Итак, если от тления могут загораться предметы при притоке к ним воздуха совершенно свободном, то огнем должна бы вспыхнуть прежде всего вся зерносушильня и загореться притом ранее проникновения огня до этой веялочной трубы. Если мы вспомним, что существовала тяга, что она шла по направлению к трубе, что тот эксперт по вентиляции, г. Флавицкий, который допускает ее не вообще на целом протяжении, а только местами, при общей тяге, существующей и неизменной, то при этой местной обратной тяге в трубе, если бы загорелось даже в том отверстии, которое сообщается прямо с веялкой, прежде бы огонь должен был сообщиться заслонкам, а через них - той массе лесов, тем ящикам, которыми была наполнена сушилка; а между тем она осталась до последнего времени в целости. Но допустим, что огонь распространился таким образом и дошел до зерносушильни, положим, что загорелась труха и что огонь дошел до веялочного отделения. Все-таки и в этом случае не объясняется существование огня во втором этаже. Как мог огонь спуститься во второй этаж. Я бы мог легче допустить, что он поднялся в четвертый этаж. Но если даже и допустить, что огонь в третьем этаже имел какую-то неведомую связь с огнем во втором этаже, то предстоит полнейшая невозможность объяснить связь этих двух огней с огнем в подвальном этаже магазинов. Огонь этот существовал особо, этот огонь и те два других были наблюдаемы особо, они были видны в одно и то же время, потому что вторая часть, коломенская, прискакала в течение 2-3 минут и нашла подвал в полном горении. Кроме того, нужно указать пути, которыми этот огонь, бывший уже в веялке, соединился с огнем в подвале. Есть два сообщения между магазинным отделением и зерносушильней. Одно из этих сообщений - через полуразрушенную лестницу с Обводного канала и подвальный под лестницей коридор. Лестница разрушена, валятся своды, но в подвальном коридоре, который только закоптел, есть пол, есть в нем также две двери, на одной двери, бывшей открытой во время пожара, на ее задней стороне, осталась еще мучная пыль; направление дыма по следам копоти показывает ход этого дыма из подвала в зерносушильню. Так как пламя не может пробираться, не уничтожая на пути деревянных предметов, так как сушильня была последним местом, которое вспыхнуло, когда все остальные части мельницы были уже объяты пламенем, то на основании данных, которые были замечены в подвальном этаже, нельзя строить другого предположения, как то, что сушильня, сначала не горевшая, была объята пламенем потому, что огонь из подвала по коридору подвального этажа проник из магазинного отделения в зерносушильню. Таким образом, нельзя себе представить такого предположения, чтобы огонь, проникший в сушильню, зашел из нее в. подвал и зажег в подвале магазинов рогожи и кули.
   Остается рассмотреть другой возможный путь этого огня: через каменный помост под веялочной трубой. В подвальных этажах магазинного отделения против части стены, выходящей на уголок двора, обращенный к сушильне, имеются четыре окна и одни запертые двери. Все эти пять отверстий не были замечены пожарными, тушившими трубу, хотя они прямо и глядят в трубу, потому что они были совершенно темны. Под трубой есть каменный помост, в него спуск подземный, где лежали снег и рогожи, за спуском в подвале чуланчики и склады с одной-единственной отдушиной в магазин. Для цели защиты надо допустить, что из веялочной трубы огонь проник в этот подвал через проход под помостом и затем через чулан и отдушину. Но Морозов удостоверяет, что помещение под помостом было заперто. Пожарные, когда подошли к веялочной трубе, видели снег на лестнице, спускающейся под помост. Кроме того, оказывается, что брандмайор Гранфельд преспокойно ходил по лестнице, метальной и коридору первого этажа, над помостом и по платформе помоста и ничего не замечал. Таким образом, я полагаю, что предположение об огне, распространившемся этим путем, немыслимо, что оно несостоятельно и что, следовательно, огонь в магазинном отделении остается без всякого объяснения.
   Итак, есть три огня. Я утверждаю, что три, а не два. Если бы один из этих огней даже и был объясним действием трубы, то два других совершенно необъяснимы. Но я думаю, что, кроме общности огней, нельзя допустить и происхождения огня в веялке переходом его из сушильни в веялку. Есть два обстоятельства, которые положительно устраняют возможность предполагать этот огонь сначала в сушильне от трухи, потом в веялке, а- именно, дым и запах. Дым не наблюдался в промежуток времени от пятницы или субботы до пожара, никто его не видел в субботу вечером и ночью на воскресенье, пожарные его не видели, несмотря на лунную ночь. Если и есть показания о дыме, который будто бы выходил из трубы в течение субботы, то разве только такие показания, которые весьма подозрительны. Показания эти принадлежат или чиновникам интендантства, которым верить особенно нельзя, по известным вам причинам, или служившим у Овсянникова приказчикам и то не всем. Что касается до запаха, то это такой признак, который должен быть замечен во всей окрестности, или же нужно предположить, что на Измайловском проспекте и на Обводном канале, где находится станция Варшавской железной дороги, на которую прибывают поезда в 12 часов вечера и на которую в это же время едет много народа,- все эти приезжающие и отъезжающие были лишены чувства обоняния, потому что, по словам экспертов, одного фунта трухи достаточно для того, чтобы выгнать нас из этого помещения. Этот дым наполнил бы весь околоток, стлался бы до нарвской части; если бы он шел из подвального отделения, то выходил бы совершенно свободно через окна без стекол сушильни, гулял бы совершенно свободно по двору, наполняя воздух гарью. Таким образом, мы имеем факт крепкий, твердый, неопровержимый: три огня. Но, кроме этого факта, есть еще множество других странных, подозрительных обстоятельств, которые заставляют призадуматься и которые, в соединении с фактом существования трех отдельных огней, приводят к полному убеждению в том, что пожар мельницы был следствием поджога. Вспомните показания свидетелей Кузнецова и Козлова; три-четыре-пять взрывов в магазинах, как будто из пушки. Что это такое? Подумали, что это взрыв газа; послали в газовое общество. Приехал газовщик, приехало начальство; газометры оказались в порядке, газ не открыт; по вычислению газовщиков. 300 куб. футов газа израсходовано от 4-го до закрытия работ на мельнице, значит, взрывы не от газа. В том же помещении есть остатки бочек, какие-то обручи, вообще такие вещи, которым не следовало храниться в магазинном отделении. Другая странность: видев копию с паровиков, вы знаете, что в подвале под швейцарской есть главный водопроводный кран от городского водопровода. Казалось бы, что первая мысль во время пожара должна бы была быть та, чтобы открыть этот кран. Служащие на мельнице отнекиваются, говорят, хотели открыть, но не решились, потому что едва ли бы трубы действовали вследствие того, что часть их была расплавлена. Приходит водопроводчик Березовский в 8 часов, находит воду; на полу в кочегарке течет вода. Допустим, что главный кран водопровода открыт без злого умысла кем-нибудь из посторвнних, который остался недопрошенным; но зачем же этой воде быть в котлах паровиков. Вода в котлы могла пойти только через питательные снаряды; нужно открыть клапаны, сообщающие эти питательные снаряды с водопроводными трубами. Следовательно, была чья-то рука, которая направила эту воду в котлы после того, как вода, по уверению всех служащих, была выпущена оттуда накануне пожара по приказанию Левтеева, и только в 7 часов вечера, в воскресенье, следовательно, после пожара, Левтеев приказал Кильпио выпустить эту воду из котлов. Впуск воды в котлы имеет чрезвычайно важное значение; она была не нужна там при бездействии мельницы. Если бы огонь распространился по кочегарне, то котлы взорвало бы, а всю кочегарню разнесло бы.
   В довершение всего есть еще обстоятельство, не только подозрительное, а прямо наводящее на мысль о поджоге. Это выпуск коды из труб, как водопроводных и пожарных, так и из бака по прямому приказанию Левтеева. Были две машины: маленькая донка и большая машина, работающая в 200 или в 250 сил. Можно было остановить большую машину, но незачем, было снимать золотники. Зачем было класть это в кладовую. Незачем, как говорили об этом механики. Золотники могли остаться, но если они были сняты, были сложены в кладовую, то этим самым была преграждена всякая возможность приведения большой машины в действие. Остается донка. Она может быть очень полезна, если ее привести в действие, придется только предварительно отапливать квартиры и бак, потому что дров на нее идет всего 1 1/2 сажени, то есть чрезвычайно малое количество, между тем масса топлива была запасена на дворе.
   Посредством донки можно было отапливать квартиры служащих, можно было, не отапливая квартир, подогревать один только бак, спуская воду вместе с паром и препятствуя замерзанию воды в резервуаре. Бак был большой, он был устроен так, что рассчитывали, что он будет отапливаться снизу. Его отапливали таким образом в 1874 году после остановки работ. Бак был необходим; между тем из бака и труб была выпущена вода. Это распоряжение делается в высшей степени знаменательным, если его связать с пожаром 7 декабря 1874 г. Если кому-нибудь, то именно Левтееву было непозволительно выпускать воду из бака, так как он убедился, как полезен был этот бак в данном случае. 7 декабря обстоятельства пожара были почти одинаковы, как и в настоящем случае. Огонь появился ночью во втором или третьем часу, так же как и теперь- в веялке, так же как и теперь выбежал швейцар Семенов, по его крику сбежались люди и потушили пожар только потому, что была под рукой вода из бака. Убытка принесено всего на 25 руб., и здание спасено благодаря воде, которая была в баке. На отопление бака идет одна сажень в день, следовательно, потребно всего каких-нибудь 5 руб. в день для того, чтобы быть обеспеченным от пожара. Все эти приведенные мной обстоятельства совершенно схожи с тем, как если бы мы где-нибудь на листе бумаги увидели черточки и заметили, что из черточек складываются буквы, из букв целое слово. Стали бы мы предполагать, что это слово начерчено ребенком, который не умеет читать и писать. Нет, оно написано кем-нибудь знающим грамоту, а то, что написано на этом листе, я вам передаю - слово было поджог.
   Если имел место поджог, то кем он совершен? Конечно, не посторонним человеком, потому что мельница заперта, как крепость, со всех сторон, двери швейцарской заперты на ключ, калитки с Измайловского и Обводного также заперты, у дверей есть швейцар, который видит всех, кто входит и кто выходит. Итак, поджог не мог быть совершен внешним человеком, посторонним, но непременно совершен кем-нибудь из своих. Если постороннему невозможно, то человеку, живущему на мельнице, вполне возможно самыми разнообразными способами и путями свободно прохаживаться по этому зданию по всем направлениям, как показывали приказчики Овсянникова, пройти до магазинного отделения подвалом, подняться на чердак и от лестницы с Обводного пройти до квартир служащих; можно было, не имея отмычек, спуститься с лестницы Обводного Канала через открытые двери в магазинное отделение; во втором и третьем этажах можно было подвалом магазинов через подземельный коридор пройти в зерносушильню; можно было из зерносушильни пройти до того отверстия, где в сушилку спускалась веялочная труба;, можно было стоять на дворе, просунуть руку в отверстие или окошко веялочной трубы и бросить туда огонь; можно было войти на двор через поддувало. Итак, кто мог совершить поджог? По всей вероятности, он совершен кем-нибудь из местных людей, по всей вероятности Рудометовым. Он был один на этом дворе в течение весьма продолжительного времени; он караулил мельницу со двора всю ночь. Может быть, поджог совершил кто-нибудь и другой, но во всяком случае Левтеев не мог в нем не участвовать, потому что в деле видна его рука. По его распоряжению выпущена из труб вода; он один командует на мельнице. Но кто он такой, Левтеев. Он только двойник другого человека; он совсем исчезает в сиянии другого большого светила. А это светило и есть то лицо, которое я обвиняю в поджоге. То, что совершил Овсянников, может быть объяснено только особенностями его положения: отношением, вытекающим из того долгосрочного контракта, которым он так долго занимался. Этот контракт и должен составлять второй предмет нашего исследования. Зайдем же в военное министерство, не обыкновенным может быть путем, и изучим, что заключал в себе этот замечательный контракт.
   Весь экономический мир подлежит закону мены. Из особых видов главный, самый важный - торговля, мена товаров на деньги и денег на товар, вид деятельности, всегда преисполненный обманов и злоупотреблений, потому что всякий норовит получить побольше лучших товаров за свои небольшие деньги и сбыть свои товары наиболее хорошей ценой. Из всех видов мены нет ни одного, который бы был так выгоден и рискован, как тот, в котором контрагентами являются с одной стороны казна, государство, а с другой - частные лица. Дело это исполнено риска, потому что и казна сбивает цены; есть между подрядчиками конкуренция, каждый старается обогнать других, многие вследствие этого делаются несостоятельными; с другой стороны, с самого низу, от последнего канцеляриста протягиваются руки, которые чувствуют пустоту и которую надо занять. Зло это чрезвычайно глубоко и коренится в истории. Неподатливый подрядчик легко может обанкротиться. Но человек привычный и знающий, как дело делать, наладит его тотчас, легче, чем дело срочнее и чем продолжительнее договор с казной. При этих условиях устанавливается обыкновенно известная средняя недобросовестность. Чиновники дорожат своими местами и допускают только товар не совсем еще негодный, подрядчик тоже старается, чтобы товар не был совсем плох. Это зло, эти недостатки, эта невозможность противодействовать поставкам подмоченной затхлой муки низового помола были известны военному министерству. Зная о существовании зла, казенное ведомство едва ли соберется само выработать новую систему по своему собственному по^ чину. Обыкновенно являются частные прожектеры с готовой идеей, которые прожектируют свой проект, проводят его всюду, пропагандируют, наконец, добиваются того, что идея признается рациональной, превращается в факт, делается системой и господствует над будущим, но будет в свою очередь отменена. Таким фактом и такой системой был долгосрочный подряд поставки для войск, расположенных в районе С.-Петербурга, заключенный на девять лет, с 1867 по 1876 год, и прочитанный целиком в судебном заседании. Контракт состоял из двух совершенно разных частей: мельницы и подряда. Когда проектирован контракт, конечно, предполагалось со стороны казны, что и по одной и по другой статье контрагент казны будет иметь умеренный барыш, без надежды на который, конечно, никто бы не согласился вступить с казной в договор. Но на деле вышло, что контракт устроен так, что при не совсем удачном ходе операций он непременно должен закончиться либо разорением подрядчика, либо финалом вроде того, который имел место, то есть финалом с истреблением мельницы. На деле вышло, что мельница убыточна, одна поставка выгодна, что нужно натягивать подряд, чтоб прореху мельницы покрыть избытком от подряда, что мало-мальски пошатнувшийся на контракте человек должен либо пропасть, либо прийти к намерению освободиться от мельницы во что бы то ни стало. Возьмем сперва мельницу. Она паровая, устроена превосходно и стоила, вероятно, не менее 900 000 рублей. Я не полагаю, чтобы она была абсолютно убыточным предприятием; все зависит от тех условий, в которые поставлено на ней производство. Допустим, что эта мельница, которая молола при Фейгине и Овсянникове 1000 четвертей в день, может молоть до 1500 четвертей в 12 часов. Предположим, что она действует не 6 месяцев, а идет круглый год; представим себе, что совершенно возможно, что на ней работают две смены рабочих, дневные и ночные, что она работает целых 24 часа, промалывая в 300 дней до 900 тыс. четвертей, разделим на это число проценты капитала постройки, 900 тыс. руб., окажется, что каждая перемалываемая четверть несет малую долю как этих процентов от капитала, так и издержек администрации мельницы. Если рынок сбыта муки обширен, если мука будет поставляться не только для войск, но и для народонаселения столицы, притом для последнего больше, чем для первых, то предприятие будет полезное и выгодное и для частных лиц, и для казны. Казна может быть одним из весьма важных заказчиков помогла для владельца мельницы, но мельница будет существовать не одним помолом казенного хлеба. Однако, если допустить, что мельница существует единственно и исключительно только для подряда, то она непременно должна сообразоваться со средствами подряда. Весь подряд простирается в год максимум на 250 тыс. четвертей, но наряды давались меньшие: в 1873 году 170 тыс., в 1874 всего 150 тыс. четвертей. Если бы даже взять круглым числом 200 тыс. четвертей, оплачиваемых по 40 коп. за помол, то всего-навсего прибыли от помола получится только 80 тыс. руб. Если предположить, что на мельнице перемалываются только эти 200 тыс. четвертей казенного хлеба и нет никаких других частных работ, то 80 тыс. руб. вот и весь барыш от предприятия. Но, давая столь мало, предприятие требовало больших расходов. Прежде всего нужно отсчитать проценты от капитала постройки, то есть с 900 тыс., считая по 6 % - 54 тыс. руб. в год. Допустим, что мельница перешла в другие руки, что новый владелец купил ее дешевле, чем она стоила при постройке, например, за 700 тыс. руб., то и тогда 6 % составляли бы на капитал 42 тыс. руб. в год. А содержание мельницы. Оно еще дороже. Фейгину она обходилась в 120 тыс. руб. Фейгина упрекали в том, что он держал слишком много людей на мельнице с слишком высокими окладами содержания - до 5-6 и даже до 12 тыс. руб. Я согласен, что расход на жалованье служащим можно бы поубавить, сократить таким образом расходы до 100 тыс. руб. Но я не понимаю той экономии, которую вел Овсянников. Эта уже не экономия, a разорение, это - хозяйничанье башибузуков, после которого остаются кучи мусора, и мельница обращается в груду развалин, как после нашествия неприятеля. Устранены кранщики, рассчитан сторож, нет человека, получающего более 150 руб.. в месяц. Отпущены мельник, механик и другие главные люди на мельнице - не более того. Заметим, что жалованье Левтееву не входило в расчет издержек по мельнице. Во главе дел стоят мелкие приказчики. Ремонта никакого. Режутся газовые трубы. На потребности производства идут доски с пола, запас машинного дерева расходуется без толку на мелкие нужды ежедневного обихода. Так хозяйничать нельзя, это не хозяйство, а безобразие. Но даже и при таком безобразии мельница обходилась Овсянникову в 1873 году в 65 тыс. руб., в 1874 в 84 тыс. руб., - расходы высокие, если принять в соображение, что не мог Овсянников надеяться владеть мельницей долгое время почти задаром за шуточную цену в 1000 руб. Он владел мельницей дешево по контракту, но контракт кончался в 1876 году, после чего ему предстояло либо мельницу купить, либо арендовать ее подороже. Если принять все сказанное в соображение, то я нисколько не преувеличу, если скажу, что одна четверть муки действительно обходилась бы в перемоле более нежели в рубль серебром. Если для казны столь важно качество муки и хороший перемол, то отчего ей не платить и по рублю за перемол одной четверти, если есть у нее на то свободные средства. Такова одна сторона медали, посмотрим на другую, то есть на подряд.
   Мельница, как очень правильно выразился гражданский истец, г. Кокорев, имела преимущественное свойство "притягивать подряд", она была тот магнит, к которому подряд притягивался сам собой. Подряд, отдельно взятый, как будто бы опять не очень заманчивый, так что невольно спросишь, из-за чего тут биться людям, перебивать дело друг у друга, строить подкопы. Цена поставляемых продуктов состояла из двух частей: одной части неменяющейся, другой меняющейся. Неменяющаяся часть - это 2 руб. 65 коп. за привоз продуктов в С.-Петербург, хранение, перемол и отвозку в магазины. Меняющаяся часть определяется подрядной ценой, составлявшейся по подрядам для войск в Казанской губернии. Какая цена условлена в Казанской губернии за поставку хлеба для войск, такая и для Петербурга, но еще со скидкой 10%. Я не думаю, чтобы Казанская губерния отличалась какими-нибудь крупными особенностями по хлебной торговле и чтобы там подрядчик находился в особенно выгодных и льготных условиях. И там есть конкуренция, и там торгуются, и там есть контрагенты, которые ввиду значительной поставки стараются предлагать умеренные цены, потому что, чем значительнее по цифре своей предприятие, тем легче довольствоваться меньшей прибылью на четверть. И из этой цены скидывается еще 10%. Таким образом, контракт представляется далеко не блистательным. Но если поставка хлеба рожью пойдет нехорошо, то есть в контракте статья, которая вводила поставщика в искушение, статья 4, которая гласит: а буде мельница сгорит, то все количество хлеба поставляет мукой, той мукой, ради недопущения которой была задумана мельница, и подрядчик должен принять меры к тому, чтобы в свое время мука была поставлена. Эта мука, по сознанию самого Овсянникова в бумаге от 17 февраля 1875 г. интендантству, не могла иметь тех хороших качеств, какими отличалась мука, перемолотая на паровой Измайловской мельнице; она не так свежа, скорее черствеет и не дает припека.
   От мельницы перейдем к ее прожектеру и строителю. Я полагаю, что г. Фейгин много времени и стараний потратил, чтобы пустить в ход дело подряда по задуманной им идее. Я бы не хотел сказать что-либо для него неприятное, но я, кажется, вправе заявить, что, приступая к делу, он не имел ни достаточно изворотливости, ни достаточных материальных средств для осуществления предприятия. Притом он был слишком большой барин, пренебрегающий мелочами и взваливающий все на своих служащих, получающих слишком высокие оклады. Он не держал крепко в руках ни одной из двух статей предприятия и по недостатку средств попал скоро в зависимость и от лиц, которые давали ему деньги на мельницу, и от лиц, которые давали ему деньги на подряд. Он был как маятник, качающийся между двумя столбами. Прежде всего ему предстояло заняться подрядом, потом строить мельницу. По подряду казна требует залогов. В числе самых крупных хлебных торговцев один из первых, г. Овсянников, примыкает тотчас же к подряду сбоку, косвенно, как залогодатель. Он дает Фейгину пользоваться как залогами своими домами на 500000 руб., а затем когда дела Фейгича расстраиваются, то он дает ему еще хлебных товаров на 200 000 руб. Домами, представленными в залог Фейгину, Овсянников пользуется и получает доходы, сверх того он берет за них с Фейгина 10%, по 50000 руб. в год. Этот один факт - 10% на залоги, достаточен, чтоб доказать, в какой финансовой агонии находился Фейгин; -в такие условия о залогах входят только люди, которым приходится весьма жутко. Как объяснить, что осторожнейший человек, г. Овсянников, дает в залог свои дома, подвергая их риску. Нет, никакому риску он их не подвергает, он вполне обеспечен статьею 1967 ч. IX тома, содержание которой повторено и в своде военных постановлений и которая гласит, что если подрядчик окажется неисправным, то залогодатели могут взять подряд на себя и продолжать его. Следовательно, залоги Овсянникова приносили ему не только 50 000 руб. доходу, но вместе с тем были ключом ко входу в подряд. Овсянников, имея эту заручку, только и ждал, когда придет к нему г. Фейгин. Но вскоре обстоятельства так изменились, что не к нему должен был прийти г. Фейгин, а сам Овсянников поступил как Магомет, к которому, когда гора не шла, то он пришел к горе - он должен был поклониться гг. Фейгину и Кокореву, а сделалось это по случаю событий, касающихся уже не подряда, а мельницы, к которой я и перейду.
   Мельница выстроена сначала только за 200000 руб. Деньги как на мельницу, так и на подряд взяты главным образом из волжско-камского банка, который давал г. Фейгину такой кредит, какого он не давал, по сознанию управляющего банком, кажется, почти никому: 1 100 000 было одновременно в долгу за г. Фейгиным под его векселя. Этот долг не обеспечивался ничем. Построил он ее на казенной земле, за которую заплатил казне 18000 руб. С него взята еще министерством в 1868 году подписка о том, что в двух случаях: а) своей неисправности до срока контракта или б) истечения срока контракта Фейгин обязан продать казне эту самую мельницу по цене, средней между городской оценкой и оценкой, которую сделают военные инженеры. Притом мельница была уже заложена Голенищеву-Кутузову в сумме 300 000 руб. Кокорев, который был посредником между г. Фейгиным и банком при займах, был, конечно, озабочен, как бы выручить хотя часть той суммы, которую был должен банку Фейгин. В марте 1872 года опротестованы банком векселя Фейгина на 400 000 руб. Ввиду этих обстоятельств, Кокорев выкупил мельницу из-под залога у Голенищева-Кутузова и взял на себя уплату за Фейгина банку 400000 руб., а сам получил от Фейгшна закладную на мельницу в 700 000 руб. Мельница таким образом, обеспечивала Кокорева, но только отчасти. До нее дотронуться нельзя было так скоро: она устроена для казенного подряда. Притом по закону все получки неисправного подрядчика из казны идут сначала на подряд и только остаток получают кредиторы. Получить мельницу с публичных торгов человеку, не занимающемуся хлебным делом, трудно и неудобно, это дело не было невозможно ни банку, ни Кокореву. В эту трудную минуту является соискатель в лице г. Овсянникова и сам напрашивается на сделку. Начинаются переговоры, которые кончаются условием, устраивающим, по-видимому, все стороны. В то время, в момент заключения договора, долг г. Фейгина банку уже уменьшился вследствие уплаты по некоторым векселям до 580 000 руб. Кроме того, был долг в 700 000 руб. по закладной на мельницу. Цена подряда на 4 остающихся года определена в 1 600 000 руб., в том числе и мельница. Г. Овсянников обещается взять мельницу за 700000 руб., и до покупки ее платить 6% Кокореву. Но совершить эту передачу оказалось неудобным тотчас; г. Фейгин еще держался за мельницу и имел какие-то фантастические надежды на то, что он устроит спекуляцию, создаст акционерное общество, которому спустит мельницу за хорошую цену, удовлетворит залогодержателя и сам получит что-нибудь. Можно было, конечно, освободить мельницу от залога Кокореву уплатой ему 700 000 руб. и совершить новую закладную в той же сумме г. Овсянникову. Но подобная комбинация расстроилась, как и множество других великолепных планов, ей подобных, вследствие того, что контрагенты не захотели платить крепостных и других пошлин нотариусу, ждали, что, может быть, дело упростится. Условие о мельнице так и осталось на словах, не закрепленное письменно. Что касается до остальных, до суммы (900 000 руб.), то Овсянников засчитал 182 000 руб. в удовлетворение себя за хлебные товары, поставленные Фейгину, а остальные деньги, 718000 руб., уплатил своими векселями за 9 месяцев, что с процентами составит 755000 руб. Из этих 755000 руб. 580000 руб. пошли на погашение долга Фейгина Волжско-камскому банку, а около 145 000 руб. идут на удовлетворение других кредиторов Фейгина, которые до нас не касаются. Таким образом, Волжско-камский банк получил свое. Не получил своего только г. Кокорев, который вместе с г. Овсянниковым и Фейгиным поневоле засел в этот подряд, до сих пор принадлежавший одному Фейгину. Я говорю поневоле потому, что казна не согласилась дать подряд одному Овсянникову, а потребовала еще компаньона, и потому, что Фейгин не захотел отказаться от своих надежд на осуществление "фантастического акционерного предприятия. Но надежды Фейгина вскоре рассеялись. Фейгин хотя и добился утверждения устава общества, но общество ни единой минуты не просуществовало; оно осталось только на бумаге, хотя и нашлись было лица, давшие свои имена для фигурирования в качестве учредителей, например, Фитингоф и другие. Капитала не было, средств не хватило пустить дело в ход. Ему не было никакого расчета платить проценты Кокореву по закладной. Передача дела Фейгина совершилась таким образом, что и мельницу он сдал Овсянникову и Кокореву по арендному контракту и подряд сдал Овсянникову и Кокореву по прошению, подписанному втроем и поданному в военное министерство. На это прошение последовало разрешение главного интендантства; от выступающих вместо Фейгина отобрана подписка; им дана инструкция. Передача мельницы по арендному контракту совместно двум лицам, Овсянникову и Кокореву, совершилась таким образом, что цена аренды для виду назначена самая малая, можно сказать, шуточная, всего 1000 руб. в год, и эти деньги вовсе не получались Фейгиным, одним словом, аренда была почти даром. По арендному контракту как Кокорев, так и Овсянников нераздельно обязались перед Фейгиным страховать мельницу; это - единственная бумага, в которой упоминается что-либо об отношениях, вытекающих из передачи контракта и об обязанности страхования. У Кокорева вовсе не было ни надобности, ни желания возиться с подрядом, равно не было желания держать за собой мельницу; он был бы рад и готов сбыть ее каждую минуту. Но так как от него требовали, чтобы он значился в этом подряде, то для ограждения себя он заключает с Овсянниковым два особых договора 20 мая 1872 г. По одному из них Овсянников обязуется ответствовать По подряду один и получать все прибыли от подряда тоже один. Таким образом, фактически Кокорев от подряда отвязался. По второму условию Овсянников обеспечил Кокорева на случай возможной продажи мельницы за долг Фейгина. по закладной и обязался в случае, если подобная продажа состоится, то кому бы мельница ни досталась, уплатить Кокореву разницу между ценой мельницы и суммой долга по закладной, то есть 700000 руб., с тем, однако, что эта доплата не должна никоим образом превышать 400 000 рублей. В этих договорах ничего не говорилось о страховании; оно было совсем упущено из виду и не перенесено как обязанность на Овсянникова пред Кокоревым. Сделавшись единственным распорядителем по контракту, Овсянников понимал, что подряд обошелся ему не дешевой ценой, а что заплатил он вступного 750 000 рублей, из коих 718000 - коренная капитальная сумма, а остальное - имеющие нарасти проценты. Значит, во всяком случае за подряд заплачено все равно, что чистоганом около 720000 руб., и не за весь срок подряда, а только за 4 года. Если разложить эти 720 000 руб. на 4 года, то окажется, что каждый год придется платить 180000 руб.- обязанность страшно убыточная. Кроме того, нужно купить мельницу за 700 000 руб. с процентами. Это последнее обстоятельство показалось Овсянникову чем-то тяжелым, и потому он слова своего не исполнил. Он сознался в этом на суде, он не опроверг заявление Кокорева. Но мало того, что Овсянников не заплатил Кокореву за мельницу,- он употребил еще, чтобы избавиться от платежа, то, что обыкновенно называют подвохом. Мельница действительно назначена была в продажу и то со вторых торгов. Для продажи назначено очень раннее время-10 часов утра. Имелась в виду привычка Кокорева, надежда на то, что он по обыкновению опоздает; явилось на торги 5 или 7 конкурентов, в том числе и Овсянников с Левтеевым. Овсянникову как будто бы и неприлично было торговаться, он и был то самое лицо, которое обещалось Кокореву взять мельницу за 700000 руб. и уплатить ему, по крайней мере, разницу в 400 G00 руб. Между тем он, Овсянников, является главным соискателем; остальные предлагают за мельницу 50000 руб., 60000 руб., Овсянников с Левтеевым повышают цену до 100 000 руб., и в 108000 руб. мельница записана за Овсянниковым. Я имею основание предполагать, что это не был настоящий торг; что не было серьезно торгующихся. Посему я и не утверждаю, чтобы мельница обошлась в действительности в 108000 руб.; может быть, Овсянников приплатил еще тем или другим из покупщиков, платя им отступные. Во всяком случае, досталась она ему очень дешево. Поступок Овсянникова невозможно признать честным по отношению к Кокореву, так как Овсянников был связан словом, которое он нарушил. Кокорева объехали; он мирится с своим положением. Сам виноват: оплошал, опоздал; дано за мельницу менее 200 000 руб., по крайней мере, на 400 000 руб. он вправе надеяться, они ему следуют по письменному условию; 400 000 руб. вместе с уплаченными за мельницу 108 000 руб. составляют 508000 руб. Кокорев будет наказа" за свою оплошность только 192 тысячами. Кокорев обращается к Овсянникову и говорит: заплатите мне деньги по условию. "Грех пополам,- отвечает Овсянников, - возьмите 200 000 руб., что и составит с продажной ценой 308 000 руб. вместо 700000!". Предложение было слишком тяжелое для Кокорева. Два подрядчика, недовольные друг другом, разошлись и пошли каждый своей дорогою. И тот и другой не любят начинать процессы, неохотники их вести. Кокорев совсем не юрист, но, тем не менее, по необходимости своего положения он обратился к знатокам дел гражданских, специалистам. В конце концов оказалось, что хотя гражданские наши законы весьма неопределенны и неясны, но в подмогу правому делу в них всегда найдется подходящая статья, которая, будучи применена по совести, поможет. Такая статья отыскалась. Наши судебные уставы не определяют точно последствий вторых торгов для залогодержателя. 1187 статья гласит, что в случае, если не состоятся торги, не различая какие: первые или вторые, то следует поступить по 1068 ст., а в сей последней статье, между прочим, в пункте 4 оговорено, что залогодержатель может оставить имущество за собой. При неясности закона вследствие существования этого пробела суд может прибегать ко II части X т. Свода законов, где вопрос этот разрешается в пользу залогодержателя. Руководствуясь этими соображениями, окружной суд, а потом судебная палата признали за Кокоревым право взять на себя мельницу, превратить ее в собственность. Две судебные инстанции высказались в пользу Кокорева. Во всяком случае сомнительно, чтобы последовала кассация: весьма мал процент решений, отменяемых сенатом. Конечно, вопрос продолжает быть спорным, то есть таким, по которому и за и против можно подвести почти одинаковое число доводов, а нельзя даже определить, на чьей стороне преобладают шансы на успех. Во всяком случае пройдет год, полтора, пока последует сенатское решение, после чего необходимо еще новое производство в палате, а между тем уже на первых порах мельница ускользнула из рук Овсянникова и сделалась собственностью Кокорева. Всякий неловкий поступок - поступок Овсянникова более нежели неловкий - влечет за собой свои последствия - вред для поступившего неправильно. Те отношения, которые существовали между Кокоревым и Овсянниковым, отношения, основанные на доверии, испортились, сделались неискренними, по выражению г. Савича. Соподрядчики, нельзя сказать, чтобы перессорились, переругались; нет, они продолжали видеться друг с другом, как видятся вообще в нашем обществе люди, которые не дерутся из-за того, что один сделал другому пакость. Но отношения эти настолько расстроились, что Кокорев не захотел уже иметь никакого серьезного дела с Овсянниковым. Таков был результат связи соподрядчиков в конце 1874 года. Оставим их и перейдем на минуту от этих натянутых отношений, весьма неприятных, к операциям Овсянникова по его подряду. Они начались в 1872 году. Вы знаете, что Фейгин передал подряд на ходу, то есть со всеми получками от правительства и со всем заготовленным хлебом, но вместе с тем и со всеми обязательствами платить за хлеб и доставку. Разница была 833 000 руб. из 870 тыс. руб., итого 37000 руб. в пользу Овсянникова. Говорят, что он получил, кроме того, запасов, кулей, барок на 106000 руб. Сомневаюсь, так как эти запасы не значатся по книгам Овсянникова. Во всяком случае этот убыток не очень большой; я его допускаю в сумме 100 и 150000 руб. Перехожу к 1873 и 1874 годам. В 1873 году операция пошла уже в больших размерах. Цены еще не стояли тогда высокие; это тот год, когда овсянниковым производилась усиленная продажа хлеба с унжаков и барок. Это тот год, когда Рудометов был коренным на барке с закрашенными, клеймами казенными и был допрашиваем г. Висконти, когда до генерала Скворцова доходили слухи о злоупотреблениях на Неве, которым был положен конец и были введены более строгие правила надзора и контроля за доставкой хлеба в магазины. В 1874 году операция хотя по числу четвертей была меньше, всего в 150 000 руб., но зато куль муки обходился в 8 руб. 31 коп. К этому году преимущественно относятся те большие замены ржи мукой, которые удостоверены экспертизой и на которые я ссылаюсь как на факты, принятые без опровержения защитой. Оказалось, что книги Овсянникова содержат совершенно противное счетам интендантства. Счеты интендантства сами по себе совершенно правильны, но они вернее лишь настолько, насколько были верны сведения, которые доставлялись интендантству со стороны Овсянникова. Интендант генерал Скворцов знал только бумаги и, вращаясь только в этом бумажном мире, был глубоко убежден, что все обстоит как следует; между тем совсем не то происходило в действительности. Эта действительность изображается только книгами Овсянникова, которые и послужили материалом для экспертизы. Экспертиза раскрыла преинтересную вещь: что постоянно в течение двух лет в приходе значится меньше ржи, чем в расходе. Таким образом, в 1873 году приход ржи меньше расхода на 816 кулей; в 1874 году эта разница минуса над плюсом доходит уже почти до 17 408 кулей. В то же самое время в этом 1874 году привоз муки имеет перевес над вывозом. Суммы приходов и расходов ржи и муки за оба года изображаются цифрами -26,991 ржи и ,540 муки. Обе цифры балансируются, покрываются почти одна другой и приводятся почти к нулю; осталось непокрытым только - 1,451 куль, представляющие разницу между остатками ржи и муки. Если станем изучать эти цифры, то необходимо придем к заключению, что рожь заменялась мукой, что то, чего по действительным книгам Овсянникова недоставало по статье ржи, дополнялось избытком по статье муки. Если к результату счетной операции -1,451 четверть прибавить еще то, что открылось после пожара, что удостоверено экспертизой, то есть что с мельницы, с которой нельзя продавать частным лицам муку и рожь, так как они были казенные, в одном январе вывезено 1,829 кулей и продано 62 четверти ржи, если все это сложить, то и выйдет та цифра, которой окончательно заключается экспертиза, а именно 3,342 недостающих на мельнице четвертей или кулей. Вся эта махинация совершена во вред казне, потому что из целой истории подряда, из всего существа отношений выходит, что мельница существовала только для формы, что в деле подряда мельница была только помехой, что было очень выгодно поставлять хлеб мукой и, наконец, что если рожь в значительных количествах заменяема была мукой, то, конечно, не в иных видах, как только для выгоды и пользы подрядчика. Это заключение подтверждается вполне показанием приказчика Морозова, которое превосходно уясняет, что счетоводство на мельнице было двойное; что там были счета настоящие и другие, фальшивые, и что эти последние вписывались в книгу Квадри и из этой книги через посредство писца Петрова, состоявшего на жалованье у Овсянникова, передавались в интендантство. Оказывается, что был известный метод в подделке цифр, что каждый приход 1 000 четвертей ржи, действительно ввозимых на мельницу, записывался цифрой 1 200 или 1 300 кулей, а затем также и вывоз 1 000 кулей муки также записывался вывозом в 1 200 или в 1 300 кулей. Таким образом, почти ежедневно 200 кулей показываются как будто бы перемолотыми на мельнице, тогда как они вовсе на ней не молоты. Таким образом, наконец, если по книгам за весь год значится перемолотыми 180 000 кулей, в действительности выходит, что перемолото только 120

Другие авторы
  • Щепкин Михаил Семёнович
  • Попов Иван Васильевич
  • Маклакова Лидия Филипповна
  • Энгельмейер Александр Климентович
  • Лемуан Жон Маргерит Эмиль
  • Ирецкий Виктор Яковлевич
  • Чулков Михаил Дмитриевич
  • Ротчев Александр Гаврилович
  • Клюев Николай Алексеевич
  • Гайдар Аркадий Петрович
  • Другие произведения
  • Михайловский Николай Константинович - (О "Бесах" Достоевского)
  • Вейнберг Петр Исаевич - Песни Гейне в переводе М. Л. Михайлова
  • Арватов Борис Игнатьевич - Современный художественный рынок и станковая картина
  • Горбунов Иван Федорович - На празднике
  • Державин Гавриил Романович - Христос
  • Страхов Николай Иванович - Изъятия из нравственного лечебника некоторых редких и полезных лекарств
  • Гиппиус Зинаида Николаевна - Как ему повезло
  • Шулятиков Владимир Михайлович - Письмо партийного работника
  • Павлищев Лев Николаевич - Л. Н. Павлищев: краткая справка
  • Семенов Сергей Терентьевич - Дед Аверьян
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 505 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа