Вяземский Петр Андреевич - Моя исповедь

е въ невѣрныхъ и отрывочныхъ изображен³яхъ, донынѣ ему извѣстныхъ. Если я хотѣлъ бы написать просто оправдан³е, адвокатскую защиту себя, то безъ сомнѣн³я умѣлъ бы написать ее въ иномъ видѣ, съ искуснымъ единымъ направлен³емъ къ цѣли: оправдать себя. Чувствую, что и здѣсь многое изъ сказаннаго мною можетъ подать поводъ къ подтвержден³ю заключен³й обо мнѣ состоящихъ; но я сказалъ выше: я всегда имѣлъ неодолимое отвращен³е отъ шарлатанства; не хотѣлъ даже и невинно притворствовать и въ этомъ случаѣ. Говоря о томъ, что было, изъясняя себя, я долженъ былъ переноситься въ мысли, которыя мнѣ были свойственны, а не искать въ риторическихъ уловкахъ противорѣч³я самому себѣ, когда моя совѣсть не нуждается въ этомъ противорѣч³и. Я хотѣлъ написать эту записку, какъ пишу свои письма, съ умомъ на просторѣ и съ сердцемъ наголо. Въ ней такъ-сказать зерцало моей жизни, моихъ мнѣн³й, моей переписки, но зерцало полное, не разбитое, не искривленное злонамѣренностью и непр³язнью. Надѣясь на безпристраст³е моихъ судей, прошу ихъ судить обо мнѣ, благопр³ятно или нѣтъ, по этому изображен³ю.

   Еще одно слово: мое устранен³е отъ службы, бездѣйств³е въ пр³искан³и случая быть принятымъ въ оную, послѣ попытки сдѣланной въ Петербургѣ и лестнаго отзыва, хотя и съ отказомъ на просьбу ною, сообщеннаго мнѣ генераломъ Бенкендорфомъ отъ Высочайшаго имени, могутъ навести подозрѣн³е на искренность желан³я моего быть совершенно очищеннымъ во мнѣн³и правительства, ссылаюсь на тогдашнее письмо мое къ генералу Бенкендорфу: прося въ то время быть употребленнымъ при главной квартирѣ дѣйствующей арм³и, или по другой части отдѣльной, входящей въ составъ предстоящихъ временныхъ дѣлъ, я былъ побужденъ не однимъ честолюб³емъ; нѣтъ, по лѣтамъ моимъ, семейнымъ обстоятельствамъ, ограниченности моего состоян³я, я не свободенъ въ выборѣ службы. Штатныя мѣста доставляютъ малое жалованье, а служба, требующая постояннаго пребыван³я въ городѣ, неминуемо вовлекаетъ въ новые расходы. Служба по одному изъ министерствъ вынудила бы меня переселиться съ семействомъ въ Петербургъ, и тутъ встрѣчается поминутное неудобство еще въ высшей степени. Въ мои лѣта, съ непривычкою къ практической службѣ, тяжело было бы привыкать къ ней, уединяясь въ какомъ нибудь губернскомъ городѣ. Такая школа въ нижнихъ классахъ могла бы скорѣе отучить отъ службы, чѣмъ пр³охотить къ ней. Зная, на что я гожусь и къ чему неспособенъ, могъ бы я по совѣсти принять мѣсто довѣренное, гдѣ употребленъ бы я былъ для редакц³и, гдѣ было бы болѣе пищи для дѣятельности умственной, чѣмъ для чисто административной, или судебной. Когда-то сказалъ я себѣ: я думаю, мое дѣло не дѣйств³е, а ощущен³е. Меня должно держать какъ комнатный термометръ: онъ не можетъ ни нагрѣть, ни освѣжить покоя, но никто скорѣе и вѣрнѣе его не почувствуетъ настоящей температуры. Могу примѣнить это наблюден³е къ себѣ и къ службѣ моей. Я не желалъ бы по крайней мѣрѣ на первый разъ быть дѣйствующимъ лицомъ, по какой бы то ограниченной части ни было; желалъ бы просто быть лицомъ совѣтовательнымъ и указательнымъ, однимъ словомъ быть при человѣкѣ истинно государственномъ - родъ служебнаго термометра, который могъ бы ощущать и сообщать. Могу отвѣчать за подвижность моей ртути: она не знала бы застоя. Вся бѣда моя въ тонъ, что у меня ее слишкомъ много и что мой термометръ не привилегированный. Впрочемъ, для устранен³я всякихъ подозрѣн³й, для изъявлен³я готовности моей совершенно очистить себя во мнѣн³и правительства, я радъ принять всякое назначен³е по службѣ, которымъ оно меня удостоитъ.

  

  

  

   ¹) Письмо это, писанное княземъ Петромъ Андреевичемъ 10 ноября 1821 года, въ селѣ Остафьевѣ, имѣетъ тѣсную связь съ предъидущею статьею; оно извлечено изъ Записной книжки 1821-1822 г. князя Вяземскаго, куда внесено было рукою княгини Вѣры Ѳеодоровны Вяземской.

  

   На-дняхъ крестьянинъ подаетъ мнѣ пакетъ изъ Подольскаго земскаго суда. Могъ ли я ожидать чего хорошаго, а это было твое письмо отъ 9-го сентября, мой милый Рейнъ. Отъ чего письмо шло такъ долго? Можетъ быть, перешло много рукъ, но Богъ съ ними! пускай видятъ, что у меня друзья остаются и по отставкѣ моей и что я отъ нея не худѣю.

   Ты спрашиваешь, отчего я пошелъ въ отставку, и приводишь мнѣ въ примѣръ изгнанныхъ изъ Молдавской арм³и. Но не сказано ли ихъ было, что они изъ арм³и удаляются для того, что главнокомандующ³й не можетъ ужиться съ ними? Въ такомъ случаѣ, они хорошо сдѣлали, что въ службѣ остались, ибо служили не Каменскому. И мнѣ, если было бы сказано, что я при Варшавскомъ мѣстѣ оставаться не могу, потому что не нравлюсь которому-нибудь изъ вышнихъ лицъ, которыя, разумѣется, нужнѣе меня правительству; то, повинуясь безъ ропота приказан³ю, уважилъ бы его справедливость и право. Но если удаленнымъ сказано было оффиц³ально, что они неспособны въ полевой службѣ, что присутств³е ихъ въ арм³и не только безполезно, но и вредно, то, по моему, не хорошо они сдѣлали, что, воротившись съ носомъ, пошли совать его въ друг³я мѣста въ ожидан³и будущихъ щелчковъ.

   Мнѣ объявлено, что мой образъ мыслей и поведен³я противенъ духу правительства, и въ силу сего запрещаютъ мнѣ въѣздъ въ городъ, куда я добровольно просился на службу. Предлагая услуги свои въ другомъ мѣстѣ и тому же правительству, которое огласило меня отступникомъ и почти противникомъ своимъ, даюсь нѣкоторымъ образомъ подъ росписку, что впередъ не буду мыслить и поступать по старому.

   Служба отечеству, конечно, священное дѣло; но не надобно пускаться въ излишн³я отвлеченности; между нами и отечествомъ есть лица, какъ между смертными и Богомъ папы и попы.- Вѣруй въ Бога и служи ему дома какъ хочешь; но при людяхъ у однихъ цѣлуй туфлю, а у другихъ руки, которыя иногда и туфли грязнѣе. Вотъ оправдан³е. Теперь приступлю къ объяснен³ямъ и пополнен³ямъ. Я и до опалы хотѣлъ идти въ отставку, не умѣя ужиться не съ начальствами, а съ службою. Мнѣ и самому казалось неприличнымъ быть въ глубинѣ совѣсти своей въ открытой противоположности со всѣми дѣйств³ями правительства; а съ другой стороны, унизительно быть хотя и ничтожнымъ оруд³емъ его (то-есть не дѣлающимъ зла), но все-таки спицею въ колесѣ, которое, по моему, вертится наоборотъ. Я не рожденъ дѣйствовать самъ собою и умѣть приносить пользу личную въ общемъ безпорядкѣ. Я сравниваю себя съ термометромъ, который не даетъ ни холода, ни тепла, но живѣе и скорѣе всего чувствуетъ перемѣны въ атмосферѣ, и умѣетъ показывать вѣрно его измѣнен³я. При другихъ обстоятельствахъ, и я могъ быть бы полезенъ; но тамъ, гдѣ жарятъ или знобятъ на удачу, гдѣ никакимъ признакамъ не вѣрятъ, никакихъ указателей не требуютъ. тамъ я вещь лишняя и лучше мнѣ лежать заброшеннымъ въ углу, чѣмъ висѣть чинно на стѣнѣ и давать крови своей, подобно ртути, то опускающейся, то стремящейся вверхъ, поочередно кипѣть отъ негодован³я, или остывать отъ унын³я. Мое намѣрен³е и прежнее было заглянуть къ себѣ въ деревню, устроить свои дѣла, а потомъ ѣхать въ чуж³е края и прошататься, пока не стоскуется по домашнемъ хлѣбѣ, или обстоятельства не потребуютъ, чтобы каждый гражданинъ стоялъ на часахъ на своемъ мѣстѣ. Теперь живу въ Остафьевѣ съ семействомъ; на долго ли? не знаю. Во всякомъ случаѣ поѣдемъ въ Москву, въ генварѣ, мѣсяца на два; жена родитъ къ тому времени. Занимаюсь по просьбѣ одного Петербургскаго общества извѣст³емъ о жизни и стихотворен³яхъ Дмитр³ева. Если ты былъ доволенъ моимъ Озеровымъ, то надѣюсь, что еще будешь довольнѣе моимъ Дмитр³евымъ. Я на просторѣ и на досугѣ развернулся, многаго не договорилъ, на иное намекнулъ. Недѣли черезъ двѣ, кажется, долженъ отдѣлаться. А тамъ мнѣ самому хотѣлось бы себѣ для постоянной работы задать переводъ полезнаго сочинен³я. На немъ сѣлъ бы я на годъ или на два и могъ бы еще наѣздничать по сторонамъ. Присовѣтуй мнѣ, какую перевесть бы книгу. Можетъ быть, я и рѣшусь съ легкой твоей руки. Ты правъ, пора словесности нашей приняться за дѣло и бросить игрушки. Вотъ что говорю въ своемъ Извѣст³и: "желательно, чтобы данный имъ примѣръ (въ Ермакѣ и Освобожден³и Москвы) - почерпать вдохновен³е поэтическое въ источникѣ истор³и народной, увлекъ за собою болѣе подражателей. Источникъ сей нынѣ разчищенъ рукою искусною и въ нѣдрахъ своихъ содержитъ все то, что можетъ вдохнуть жизнь истинную и возвышенную въ поэз³ю; пора вывести ее изъ тѣснаго круга общежительныхъ удовольств³й и вознести на степень высокую, которую она занимала въ древности, когда поучала народы и воспламеняла ихъ къ мужеству и добродѣтелямъ государственнымъ". M-me Staël говоритъ: dans ses Dix années d'exil, que les auteurs russes ont composé jusqu'à ce teins du bout des lèvres. Далѣе продолжаю, приведя это замѣчан³е: "постараемся избѣгнуть сего справедливаго упрека и пусть поэз³я, мужая вмѣстѣ съ вѣкомъ, отстаетъ отъ ребяческихъ игръ, украшающихъ цвѣтами ея продолжительное отрочество."

   - Это все хорошо желать, но въ исполнен³и встрѣчается точка съ запятою, то-есть: Министерство Просвѣщен³я и Тимковск³й. Дай намъ не полную, во умѣренную свободу печатан³я, сними съ мысли Алжирск³я цѣпи - и въ годъ словесность наша преобразуется. Все, что плыветъ теперь на поверхности, поглотится пучиною, а сокровенное всплыветъ на воду. Ты не знаешь, до какой степени ценсура наша давитъ все то, что не словарь, а подоб³е мысли. Нѣкоторые примѣры ея строгости и нелѣпости уморили бы со смѣху Европу. Какъ посмотришь на то, что печаталось при Екатеринѣ, даже при Павлѣ, и то, что теперь вымарывается изъ сочинен³й! У меня есть переводъ всей Польской конституц³и, харт³и и образовательныхъ уставовъ. Хочу испытать, допустятъ ли до печати. Такой переводъ могъ бы любопытенъ быть у насъ и со стороны занимательности политической и опыта языка нашего въ новомъ родѣ.- Ты о башмакахъ ни слова не говоришь; прикажи, что изъ нихъ дѣлать. Мнѣ разсказывали о тебѣ черту, которая меня восхитила. Я всего себя тутъ увидѣлъ. Въ самый день твоего пр³ѣзда послѣдняго въ Москву былъ ты въ театрѣ. Я и самъ добровольно не пропускаю въ городѣ ни одного представлен³я, si peu présentables qu'elles soient; а надо мною всѣ смѣются, и тѣ самые, которые по цѣлымъ днямъ сидятъ за вистомъ. Они не понимаютъ, что театръ, какъ ни будь дуренъ, но все отдохновен³е образованное, европейское, а Англ³йск³й клубъ, какъ ни будь въ немъ кислы щи и карты лучшаго разбора, заведен³е варварское и аз³ятское, если съѣзжаться въ немъ не для разговоровъ и общественныхъ прен³й, но только для того, чтобы прѣть за зеленымъ сукномъ, изъ удовольств³я выиграть двадцать-пять рублей и убить нѣсколько часовъ въ дѣйств³и механическомъ. Сдѣлай милость, не поддавайся глупымъ насмѣшкамъ, и если будешь въ Москвѣ, пр³ѣзжай прямо во мнѣ въ театръ. Послѣ-завтра открывается Итальянск³й театръ представлен³емъ: Il Turco in Italia, музыка Россини. Мног³е увѣряютъ, что вообще труппа хороша, а нѣкоторые голоса превосходны; Ратти мнѣ ихъ очень хвалитъ. Если не головы Москвичей, то хорошо по крайней мѣрѣ уши ихъ воспитывать, да и уши то взросли. Хоть будетъ та выгода, что разговоры не все вертѣться будутъ на Петербургскихъ производствахъ и тузѣ самъ-пятъ и королѣ самъ-семъ.