Блок Александр Александрович - Из записных книжек и дневников, Страница 4 - Книги

воеобразных, лежащих в областях искусства

только. Гумилев определяет его путь: от иррационального к рациональному

(противуположность моему). Его "Венеция". По Гумилеву - рационально все (и

любовь и влюбленность в том числе), иррациональное лежит только в языке, в

его корнях, невыразимое. (В начале было Слово, из Слова возникли мысли,

слова, уже непохожие на Слово, но имеющие, однако, источником Его; и все

кончится Словом - все исчезнет, останется одно Оно.)

Пяст, топорщащийся в углах (мы не здороваемся по-прежнему). Анна

Радлова невпопад вращает глазами. Грушко подшлепнутая. У Нади Павлович

больные глаза от зубной боли. Она и Рождественский молчат. Крепкое

впечатление производят одни акмеисты.

Одоевцева.

М. Лозинский перевел из Леконта де Лилля - Мухаммед Альмансур,

погребенный в саване своих побед. Глыбы стихов высочайшей пробы. Гумилев

считает его переводчиком выше Жуковского.

Гумилев и Горький. Их сходства: волевое; ненависть к Фету и Полонскому

- по-разному, разумеется. Как они друг друга ни не любят, у них есть общее.

Оба не ведают о трагедии - о двух правдах. Оба (северо)-восточные.

1921

2 февраля

<...> Издательство "Алконост" не стесняет рамками литературных

направлений. Тот факт, что вокруг него соединилась группа писателей,

примыкающих к символизму, объясняется, по нашему убеждению, лишь тем, что

именно эти писатели оказались по преимуществу носителями духа времени.

Группа писателей, соединившаяся в "Алконосте", проникнута тревогой

перед развертывающимися мировыми событиями, наступление которых она

чувствовала и предсказывала; потому - она обращена лицом не к прошедшему,

тем менее - к настоящему, но - к будущему. Этим определяется лицо

издательства и его название.

7 февраля

Перед нашими глазами с детства как бы стоит надпись; огромными буквами

написано: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет многие дни нашей жизни.

Имена основателей религий, великих полководцев, завоевателей мира,

пророков, мучеников, императоров - и рядом это имя: Пушкин.

Как бы мы не оценивали Пушкина - человека, Пушкина - общественного

деятеля, Пушкина - друга декабристов, Пушкина - мученика страстей, все это

бледнеет перед одним: Пушкин - поэт. Едва ли найдется человек, который не

захочет прежде всего связать с именем Пушкина - звание поэта. <...>

7 марта

B 1918-1919 гг. я получал случайные номера журнала "Рабочий мир",

издание "Московского центрального кооператива". Журнал по большей части -

марксистский, конечно; тем не менее, несмотря на сотрудничество

Львова-Рогачевского и т.п., там попадались культурные статьи: например,

"Вершины жизни" Машковцева - об искусстве; "Приезд послов в старой Москве"

- с иллюстрацийками: Левитану отдается предпочтение перед Шишкиным;

"Искусство свободного воспитания тела" (о Дункан и Далькрозе) - Х.

Веселовского; о художнике Федотове - с иллюстрациями. - По-видимому, и этот

журнальчик заглох.

При Временном правительстве, начиная с мая 1917 года и окончившись

лишь после октябрьского переворота (последний, 24-й, номер я видел в

феврале 1918-го, он помечен 1 февраля), выходил журнал Родзянко

"Народоправство". Редактировал Чулков Г.И., писали Бердяев, Вышеславцев,

Алексеев и другие московские профессора, Чулков, Зайцев, Ремизов, священник

Сережа Соловьев, Пришвин, Ал. Толстой, Вяч. Иванов, Кондорушкин и др.

Очерки Ремизова назывались "Всеобщее восстание". Чулков негодовал на

Горького по поводу его презрения к русским и обожания евреев. Интересны

записи "солдатских бесед", подслушанных каким-то Федорченко - отрывки (

9,10, 11, 12, 13). Это - самое интересное.

Бердяев после октября (15) пишет многословно и интересно, что

революции никакой и не было. Все - галлюцинация, движение в хаосе и анархии

не бывает, все еще пока - продолжение догнивания старого, пришло смутное

время (стихи В. Иванова в журнале называются "песнями смутного времени"),

все революционные идеи давно опошлились, ненависть к буржуазии есть

исконная ненависть темного Востока к культуре, "одолел германский яд",

Россия не выдержала войны. Мораль: покаяться и смириться, жертвенно

признать элементарную правду западничества, необходим долгий труд

цивилизации.

Чулков спорит, говоря, что "происходящее" есть мрачная контрреволюция,

а в марте революция была.

Но записи Федорченко всего интереснее, кто он и чем окрашивает, что

слышит, что выбирает. Выходит серо, грязно, гадко, полно ненависти,

темноты, но хорошо, правдиво, совестно. <...>

20 апреля

Орг прислал "Русскую мысль" П. Струве, январь-февраль 1921 года. Та же

обложка - только прибавлено: "Основана в 1880 году". Передовая от редакции

- "К старым и новым читателям "Русской мысли"", как весь номер, проникнута

острым национальным чувством и "жертвенной" надеждой на возрождение

великодержавной России. <...>

Начало дневника З.Н. Гиппиус. Это очень интересно, блестяще, большею

частью, я думаю, правдиво, но - своекорыстно. Она (они) слишком утяжелена

личным, тут нет широких, обобщающих точек зрения. Может быть, на обобщения

такого размера, какие сейчас требуются, они и вовсе не способны. Патриотизм

и национализм всей "Русской мысли" - тоже не то, что требуется. Это -

правда, но только часть. У Зинаиды Николаевны - много скверных анекдотов о

Горьком, Гржебине и др. <...>

11 мая

<...>В Москве зверски выбрасывают из квартир массу жильцов -

интеллигенции, музыкантов, врачей и т.д. Москва хуже, чем в прошлом году,

но народу много, есть красивые люди, которых уже не осталось здесь, улица

шумная, носятся автомобили, тепло (не мне), цветет все сразу (яблони,

сирень, одуванчики, баранчики), грозы, ливни. Я иногда дремал на солнце у

Смоленского рынка на Новинском бульваре. <...>

* * *

С. Ефрон в Берлине приступает к изданию выдающихся поэтов последнего

двадцатилетия, в том виде, как авторы сами себя издавали! В первую очередь

- К. Бальмонт, А. Блок, А. Ахматова (!?)