Переписка А. П. Чехова и А. Ф. Кони
Переписка А. П. Чехова. В двух томах. Том первый
М., "Художественная литература", 1984
Вступительная статья М. П. Громова
Составление и комментарии М. П. Громова, А. М. Долотовой, В. В. Катаева
Чехов - Л. Ф. Кони. 26 января 1891 г. Петербург
А. Ф. Кони - Чехову. 7 ноября 1896 г. Петербург
Чехов - А. Ф. Кони. 11 ноября 1896 г. Мелихово
А. Ф. Кони - Чехову. 24 ноября 1900 г. Петербург
Чехов - А. Ф. Кони. 12 июня 1901 г. Аксеново
Кони Анатолий Федорович (1844-1927) - судебный и общественный деятель, литератор, автор воспоминаний о Чехове (см. сб.: "А. П. Чехов". Л., "Атеней", 1925, с. 199-216).
Чехов до знакомства с А. Ф. Кони был внимательным читателем его судебных речей, сборник которых вышел в 1888 году (А. Ф. Кони. Судебные речи 1868-1888. СПб., 1888). Достоинства их Чехов оценил в письме А. Н. Плещееву от 11 февраля 1889 года; позднее Чехов определил, в чем заключается их интерес для него: "Для меня речи таких юристов, как Вы, Кони и другие, представляют двоякий интерес. В них я ищу, во-первых, художественных достоинств, искусства, и, во-вторых,- того, что имеет научное или судебно-практическое значение" (письмо к С. А. Андреевскому от 25 декабря 1891 г.).
Инициатива знакомства исходила от А. Ф. Кони. 16 января 1891 года, будучи в Петербурге, Чехов писал сестре: "Получил письмо от обер-прокурора кассационного департамента Кони. Хочет меня видеть, чтобы поговорить о Сахалине. Завтра пойду к нему". Это письмо Кони к Чехову не сохранилось, но известно, что встреча состоялась, так как 18 января Чехов писал родным: "Вчера я был у Кони, говорил с ним о Сахалине; условились ехать вместе во вторник на будущей неделе к Нарышкиной цросить ее, чтобы она поговорила с государыней о сахалинских детях и насчет устройства приюта для детей. Поедем во вторник - стало быть, не ждите меня раньше четверга будущей недели". По свидетельству Кони, благодаря информации Чехова о положении детей на Сахалине там было устроено несколько детских приютов. Это очень существенная линия общих интересов, которые связывали Чехова с А. Ф. Кони; дело не ограничивалось, конечно, собственно сахалинской тематикой. Весь комплекс судебно-правовых вопросов в их нравственном аспекте имел отношение к коренным проблемам чеховского творчества; А. Ф. Кони мог удовлетворить интерес Чехова и конкретными рассказами из своей судебной практики, и глубоким анализом психики подсудимых.
Вторая значительная линия в знакомстве Чехова с А. Ф. Кони связана с постановкой "Чайки" в Александрийском театре. После премьеры 17 октября 1896 года Чехов, уехавший к себе в Мелихово, получил массу писем. Написанные из лучших побуждений, они часто были бестактны и бессодержательны по существу. На фоне неумелых утешений письмо А. Ф. Кони Чехову явилось как редкий дар судьбы. Кони не высказывает соболезнований, он пишет о достоинствах пьесы, о новаторстве Чехова-драматурга, обнаруживая незаурядный талант и проницательность театрального критика, он утверждает, таким образом, автора в сознании собственной правоты, помогая ему пережить временную неудачу. Чехов понял то обостренное восприятие его душевного состояния, которое толкнуло А. Ф. Копи написать это письмо, и навсегда сохранил признательность к нему.
Известно 6 писем Чехова к А. Ф. Кони и 7 писем Кони к Чехову.
26 января 1891 г. Петербург
Милостивый государь Анатолий Федорович!
Я не спешил отвечать на Ваше письмо1, потому что уезжаю из Петербурга не раньше субботы.
Я жалею, что не побывал у г-жи Нарышкиной, но мне кажется, лучше отложить визит к ней до выхода в свет моей книжки, когда я свободнее буду обращаться среди материала, который имею. Мое короткое сахалинское прошлое представляется мне таким громадным, что когда я хочу говорить о нем, то не знаю, с чего начать, и мне всякий раз кажется, что я говорю не то, что нужно.
Положение сахалинских детей и подростков я постараюсь описать подробно. Оно необычайно. Я видел голодных детей, видел тринадцатилетних содержанок, пятнадцатилетних беременных. Проституцией начинают заниматься девочки с 12 лет, иногда до наступления менструаций. Церковь и школа существуют только на бумаге, воспитывают же детей среда и каторжная обстановка. Между прочим, у меня записан разговор с одним десятилетним мальчиком. Я делал перепись в селении Верхнем Армудане; поселенцы все поголовно нищие и слывут за отчаянных игроков в штосс. Вхожу в одну избу: хозяев нет дома; на скамье сидит мальчик, беловолосый, сутулый, босой; о чем-то призадумался. Начинаем разговор:
Я. Как по отчеству величают твоего отца?
Он. Не знаю.
Я. Как же так? Живешь с отцом и не знаешь, кая его зовут? Стыдно.
Он. Он у меня не настоящий отец.
Я. Как так - не настоящий?
Он. Он у мамки сожитель.
Я. Твоя мать замужняя или вдова?
Он. Вдова. Она за мужа пришла.
Я. Что значит - за мужа?
Он. Убила.
Я. Ты своего отца помнишь?
Он. Не помню. Я незаконный. Меня мамка на Каре родила.
Со мною на амурском пароходе ехал на Сахалин арестант в ножных кандалах, убивший свою жену. При нем находилась дочь, девочка лет шести, сиротка. Я замечал; когда отец с верхней палубы спускался вниз, где был ватерклозет, за ним шли конвойный и дочь; пока тот сидел в ватерклозете, солдат с ружьем и девочка стояли у двери. Когда арестант, возвращаясь назад, взбирался вверх по лестнице, за ним карабкалась девочка и держалась за его кандалы. Ночью девочка спала в одной куче с арестантами и солдатами.
Помнится, был я на Сахалине на похоронах. Хоронили жену поселенца, уехавшего в Николаевск. Около вырытой могилы стояли четыре каторжных носильщика - ex officio {по обязанности (лат.).}, я и казначей в качестве Гамлета и Горацио, бродивших по кладбищу, черкес - жилец покойницы - от нечего делать, и баба каторжная; эта была тут из жалости: привела двух детей покойницы - одного грудного и другого Алешку, мальчика лет 4 в бабьей кофте и в синих штанах с яркими латками на коленях. Холодно, сыро, в могиле вода, каторжные смеются... Видно море. Алешка с любопытством смотрит в могилу; хочет вытереть озябший нос, но мешают длинные рукава кофты. Когда закапывают могилу, я его спрашиваю:
- Алешка, где мать?
Он машет рукой, как проигравшийся помещик, смеется и говорит:
- Закопали!
Каторжные смеются; черкес обращается к нам и спрашивает, куда ему девать детей - он не обязан их кормить.
Инфекционных болезней я не встречал на Сахалине, врожденного сифилиса очень мало, но видел я слепых детей, грязных, покрытых сыпями,- все такие болезни, которые свидетельствуют о забросе.
Решать детского вопроса, конечно, я не буду2, Я не знаю, что нужно делать. Но мне кажется, что благотворительностью и остатками от тюремных и иных сумм тут ничего не поделаешь; по-моему, ставить важное в зависимость от благотворительности, которая в России носит случайный характер, и от остатков, которых никогда не бывает,- вредно. Я предпочел бы государственное казначейство.
Мой московский адрес: Малая Дмитровка, д. Фирганг.
Позвольте мне поблагодарить Вас за радушие и за обещание побывать у меня и пребыть искренно уважающим и преданным.
"Русская мысль", 1906, No 11, с. 94-95; Акад., т. 4, С. 167-169.
1 В письме от 20 января 1891 г. А. Ф. Кони благодарил Чехова за его визит и просил сообщить ему московский адрес.
2 Сведения о положении сахалинских детей были включены Чеховым в книгу "Остров Сахалин", гл. XVII и XIX.
7 ноября 1896 г. Петербург
Многоуважаемый Антон Павлович,
Вас, быть может, удивит мое письмо, но я, несмотря на то что утопаю в работе, не могу отказаться от желания написать Вам по поводу Вашей "Чайки"1, которую я, наконец, удосужился видеть. Я слышал (от Савиной), что отношение публики к этой пьесе Вас очень огорчило... Позвольте же одному из этой публики,- быть может, профану в литературе и драматическом искусстве,- но знакомому с жизнью по своей служебной практике,- сказать Вам, что он благодарит Вас за глубокое наслаждение, данное ему Вашею пьесою. "Чайка" - произведение, выходящее из ряда по своему замыслу, по новизне мыслей, по вдумчивой наблюдательности над житейскими положениями. Это сама жизнь на сцене, с ее трагическими союзами, красноречивым бездумьем и молчаливыми страданиями,- жизнь обыденная, всем доступная и почти никем не понимаемая в ее внутренней жестокой иронии, - жизнь до того доступная и близкая нам, что подчас забываешь, что сидишь в театре, и способен сам принять участие в происходящей пред тобою беседе. И как хорош конец! как верно житейски то, что не она, чайка, лишает себя жизни (что непременно заставил бы ее сделать заурядный драматург, бьющий на слезливость публики), а молодой человек, который живет в отвлеченном будущем и "ничего не понимает", зачем и к чему все кругом происходит. И то, что пьеса прерывается внезапно, оставляя зрителя самого дорисовывать себе будущее - тусклое, вялое и неопределенное,- мне очень нравится. Так кончаются или, лучше сказать, обрываются эпические произведения.- Я не говорю об исполнении, в котором чудесна Комиссаржевская, а Сазонов и Писарев, как мне кажется, не поняли своих ролей и играют не тех, кого Вы хотели изобразить.
Вы, быть может, все-таки удивленно пожмете плечами. Какое Вам дело до моего мнения - и зачем я все это пишу. А вот зачем: я люблю Вас за те минуты душевных движений, которые мне доставили и доставляют Ваши сочинения - и хочу издалека и наудачу сказать Вам слово сочувствия, быть может Вам вовсе и ненужное.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ).
1 Из отправленной в тот же день Чехову короткой записки видно, что с письмом о "Чайке" Кони очень торопился и писал его "сидя в заседании" (ГБЛ).
11 ноября 1896 г. Мелихово
Лонасня, Моск. губ. 96 11/XI.
Многоуважаемый Анатолий Федорович, Вы не можете себе представить, как обрадовало меня Ваше письмо. Я видел из зрительной залы только два первых акта своей пьесы, потом сидел за кулисами и все время чувствовал, что "Чайка" проваливается. После спектакля, ночью и на другой день, меня уверяли, что я вывел одних идиотов, что пьеса моя в сценическом отношении неуклюжа, что она неумна, непонятна, даже бессмысленна и проч. и проч. Можете вообразить мое положение - это был провал, какой мне даже не снился! Мне было совестно, досадно, и я уехал из Петербурга, полный всяких сомнений. Я думал, что если я написал и поставил пьесу, изобилующую, очевидно, чудовищными недостатками, то я утерял всякую чуткость, и что, значит, моя машинка испортилась вконец. Когда я был уже дома, мне писали из Петербурга, что 2-е и 3-е представление имели успех; пришло несколько писем, с подписями и анонимных, в которых хвалили пьесу и бранили рецензентов, я читал с удовольствием, но все же мне было и совестно и досадно, и сама собою лезла в голову мысль, что если добрые люди находят нужным утешать меня, то, значит, дела мои плохи. Но Ваше письмо подействовало на меня самым решительным образом. И Вас знаю уже давно, глубоко уважаю Вас и верю Вам больше, чем всем критикам, взятым вместе,- Вы это чувствовали, когда писали Ваше письмо, и оттого оно так прекрасно и убедительно. Я теперь покоен и вспоминаю о пьесе и спектакле уже без отвращения.
Комиссаржевская чудесная актриса. На одной из репетиций многие, глядя на нее, плакали и говорили, что в настоящее время в России это лучшая актриса; на спектакле же и она поддалась общему настроению, враждебному моей "Чайке", и как будто оробела, спала с голоса. Наша пресса относится к ней холодно, не по заслугам, и мне ее жаль.
Позвольте поблагодарить Вас за письмо от всей души. Верьте, что чувства, побуждавшие Вас написать мне его, я ценю дороже, чем могу выразить это на словах, а участие, которое Вы в конце Вашего письма называете "ненужным", я никогда, никогда не забуду, что бы ни произошло1.
Искренно Вас уважающий и преданный
"Русская мысль", 1906, No 11, с. 96; Акад., т. 6, с. 223-224.
1 Одновременно с этим письмом Чехов послал А. Ф. Кони сборник "Повести и рассказы. Соч. Антона Чехова" (М., 1894), с дарственной надписью: "Глубокоуважаемому Анатолию Федоровичу Кони от благодарного автора, 96, 11.XI, А. Чехов" (Акад., т. 12, с. 174).
24 ноября 1900 г. Петербург
Многоуважаемый Антон Павлович,
Сейчас (6 ч. вечера) получил я от А. С. Суворина Ваше любезное письмо вместе с горестным известием о кончине милого, доброго А. П. Коломнина, которого я искренно любил.- Спешу исполнить Ваше желание, надеясь, что письмо Вас еще застанет в Москве. Как нарочно - у меня осталась лишь одна карточка, негатив которой погиб при пожаре фотографии Шапиро.
Радуюсь получить от Вас весточку. Так иногда тревожат слухи о Вашем здоровье...
Нужно ли говорить Вам, что я читал и перечитывал "В овраге" с восхищеньем? Мне кажется, что это лучше всего, что Вы написали, что это - одно из глубочайших произведений русской литературы. Как бы хотелось мне когда-нибудь повидаться с Вами на свободе, вдали от суеты - и наговориться "всласть"...
Искренно Вам преданный А. Кони.
Я Вам послал в прошлом году отдельные оттиски моих статей о Горбунове. Надеюсь - они дошли до Вас.
Как Вы счастливы, что в Вашем распоряжении (т. е. к Вашим услугам) такой театр, как Художественный Общедоступный. Проезжая из Тамбовской губернии через Москву - я был просто поражен Алексеевым в "Докторе Штокмане". Если Вы его увидите - не откажитесь передать ему мою дань удивления. Для того, чтобы из такой ходульной фигуры сделать живого, глубоко понятного человека - нужен не только талант, а то, что Достоевский назвал бы "проникновенностью".
Акад., т. 9, с. 426 (частично). Печатается по автографу (ГБЛ).
12 июня 1901 г. Аксеново
В самом деле, многоуважаемый Анатолий Федорович, Ваша фотография, которую я только что получил, очень похожа, это одна из удачнейших. Сердечное Вам спасибо и за фотографию, и за поздравление с женитьбой, и вообще за то, что вспомнили и прислали письмо. Здесь, на кумысе, скука ужасающая, газеты все старые, вроде прошлогодних, публика неинтересная, кругом башкиры, и если бы не природа, не рыбная ловля и не письма, то я, вероятно, бежал бы отсюда.
В последнее время в Ялте я сильно покашливал и, вероятно, лихорадил. В Москве доктор Щуровский - очень хороший врач - нашел у меня значительные ухудшения; прежде у меня было притупление только в верхушках легких, теперь же оно спереди ниже ключицы, а сзади захватывает верхнюю половину лопатки. Это немножко смутило меня, я поскорее женился и поехал на кумыс, Теперь мне хорошо, прибавился на 8 фунтов - только не знаю от чего, от кумыса или от женитьбы. Кашель почти прекратился.
Ольга шлет Вам привет и сердечно благодарит.
В будущем году, пожалуйста, посмотрите ее в "Чайке" (которая пойдет в Петербурге) - там она очень хороша, как мне кажется.
От всей души желаю Вам здоровья и всего, всего хорошего.
"Русская мысль", 1908, No 11, с. 97; Акад., т. 10, с. 43-44.