Короленко Владимир Галактионович - Переписка с Н. Л. Коганом (Наумовым)

быть все так и сбудется по моему?

   Ну, кончаю. Владимир Галактионович, ей богу видеть Вас потребность! Как это Вы говорите и делаете все просто! Последнее Ваше письмо еще лучше предыдущего. Я сам теперь лучше. Если бы Вы меня видели, Вы бы порадовались за мое душевное состояние.

   Д_а_ю_ _с_л_о_в_о_ не беспокоить Вас, но буду его нарушать до тех пор, пока Вы не пришлете мне своей карточки. В двух письмах просил об этом. Прошу еще: пришлите.

   Прошу извинения у Вашей супруги: я ей и телеграфировал, и писал⁴. Осмелел совсем. Больше не буду. Не забудьте карточки.

  

   - - -

   ¹ На письме пометка рукою В. Г. Короленко: "Отв. 9 и телеграмма" Ответа этого в архиве не имеется.

   ² Письма этого в архиве не имеется. По-видимому, оно было вызвано полученными В. Г. Короленко известиями о прогрессирующей болезни Когана и его ужасном материальном положении.

   ³ Григорий Александрович Мачтет (1852-1901) - писатель-беллетрист народнического направления. В архиве В. Г. Короленко хранится несколько писем к нему Г. А. Мачтета. Между ними и то от 20 мая, где он пишет о Когане: "... Жена мне пишет из Алупки о крайне бедственном положении Когана и его надеждах, основанных на рукописи, о судьбе которой Вы, печетесь. Коган, кашляющий кровью, изможденный, получает там всего 40 руб. и из них посылает голодной семье 20 руб. Сам живет в ужасных условиях в Ялте, где жена случайно с ним встретилась. Все его надежды на кусок хлеба, кров и жизнь зиждутся на этой рукописи. Вы (по слогам Когана, сказанным жене) посылали ее к Лаврову, тот похвалил, но не взял. Коган просит хоть куда-нибудь поместить его рукопись. По словам жены рукопись была будто бы сдана Лавровым Вашему брату. Я справлялся,- но у него рукописи нет, не было, и о ней он ничего даже не слыхал. Гольцев не знает, а сам Лавров на даче. Коган в лихорадке от нетерпения узнать о ее судьбе, и я обращаюсь к Вам. Я уверен, что с Вашей рекомендацией - она пройдет в "Вестнике Европы" или "Северном Вестнике" очень скоро и Когану может быть выслан гонорар авансом. Жену я просил успокоить Когана и уверить, что рукопись не затеряется нигде". На письме Мачтета пометка Владимира Галактионовича: "Отв. 22 мая". Ответа этого в распоряжении редакции настоящего сборника не имеется. Вероятно, тогда же Короленко написал и Н. Л. Когану.

   ⁴ Письма Н. Л. Когана к Е. С. Короленко в архиве не сохранилось.

  

   Мне и не снилось такое торжество, какое выпало на мою долю. Получив Вашу телеграмму, я ответил на нее телеграммой же, а на письмо Ваше не мог сразу ответить¹. Вместо ответа, я стал хлопотать о том, чтобы увидеть Вас - мне бы поговорить хотелось, я бы освежился - и только теперь, когда я вынужден отказаться от этой преследовавшей меня мысли, я пишу. Не откажитесь и в дальнейшем советовать, указывать. Теперь только я хочу работать, - и вот о теме-то я и хотел поговорить. Но я дам Вам отдых. Уезжаю в Геническ на месяц к жене, мне здесь нехорошо. Не теряю, однако, надежды зимой побывать в Нижнем. Пока же хотел бы знать: могу ли я начать повесть из той же жизни, но с элементом "культурным"? Я боюсь, что размер ее причинит еще больше затруднений, в смысле помещения? Или лучше опять дать несколько типов массовых - по-моему русское общество вовсе не знает массы? Хотя можно, давая чисто еврейские вещи, быть в них и _р_у_с_с_к_и_м, и _ч_е_л_о_в_е_к_о_м, но я хотел бы писать из русско-еврейской жизни. Я не знаю, выразил ли я вполне мою мысль. На свободе выскажитесь, пожалуйста, в каком духе, по Вашему, следует мне продолжать. Больно мне, что приходится ограничиться письмом... Но я Вас все-таки увижу. Знать, что есть человек, сочувствующий тебе вполне, да еще человек с такой редкой душой - составляет в это время просто незаслуженную роскошь. Я чувствую себя и сильнее, и бодрее, и счастливее. Стоит работать, необходимо работать, и к этому стремлюсь. Пока Вы будете со мной, я буду работать с успехом. Вспомнил я, как случайно мы познакомились, - мог ли я тогда предположить, что Вы будете причиной моей новой жизни? Кончаю. Если вообще я "отличаюсь" нервностью, то теперь особенно надо отнестись ко мне снисходительно: все-таки ведь я торжествую. Буду ожидать ответа в Геническе.

   Весь Ваш, дорогой Владимир Галактионович

   Ведь вот Вы какой! После моей третьей просьбы Вы все же не хотите прислать свою карточку...

   P. S. Что насчет заглавия и подписи?

   Адрес мой: в Геническ Таврической губ.

              Софье Моисеевне Коган, для меня.

  

   - - -

   ¹ На предыдущем письме Н. Л. Когана, от 29 мая рукою Владимира Галактионовича сделана пометка: "Отв. 9 и телеграмма". По-видимому Короленко извещал Когана о том, что повесть его принята редакцией "Вестника Европы".

  

  

   Месяца два тому я писал Вам (после получения от Вас телеграммы), затем порывался еще писать, но, с одной стороны - нежелание беспокоить, с другой болезнь - мешали этому. Опять врачи выгнали из Ялты в Симферополь, где более сухой климат, по их мнению, может остановить расходившуюся температуру. Действительно, здесь мне немного лучше. Я уже начал писать другую вещь. Типы очень интересные, много лиц, и потребуется много материала. Но я всегда надеюсь на Ваши указания, на которые, согласно Вашему обещанию, я всегда могу расчитывать. Вот уже сентябрь... жду октября и волнуюсь¹. Появление, наконец, рассказа и Ваш ответ на это письмо, бесспорно, ободрят меня. Получение же мною гонорара даст мне возможность несколько времени писать, не отвлекаясь.

   Если бы можно было заручиться согласием "Русских Ведомостей"² изредка хоть помещать мои очерки из еврейской жизни! Поддержка все-таки. Тысячу раз благословен тот день, когда я познакомился с Вами!

   Пожалуйста, ответьте мне. Адрес мой: в г. Симферополь, Казанская улица, д. Ланда, Н. Л. Когану.

  

   - - -

   ¹ Повесть Когана должна была появиться в октябрьской книжке "Вестника Европы".

   ² "Русские ведомости" - ежедневная газета, выходившая в Москве. С 1882-1912 год главным редактором ее был В. М. Соболевский, при котором "Русские ведомости" стали передовым органом прогрессивной печати. Отношения с "Русскими ведомостями" навязались у В. Г. Короленко с 1886 г., когда он начал печатать в этой газете свое первое большое художественное произведение "Слепой музыкант". С тех пор он непрерывно сотрудничал в ней и поместил большое количество как художественных, так и публицистических вещей и корреспонденции. О своей работе в "Русских ведомостях" Короленко рассказал в статье "Черточка из автобиографии", напечатанной в юбилейном сборнике "Русских ведомостей" (М. 1913 г.).

  

  

   Множество занятий, потом обстоятельства семейного характера мешали мне порой быть аккуратным в переписке. Простите. Насчет портрета - я Вашу просьбу помню, но сейчас у меня его вовсе нет. Нужно будет сняться, тогда пришлю.

   Я сам с нетерпением жду октябрьской книжки "Вестника Европы" с Вашей статьей. С тех пор, как я писал Вам в последний раз - от Стасюлевича¹ я не получал ничего. Но он, говорят, аккуратен, как само время и, значит, - в октябре все-таки рассказ будет. Уже недолго.

   Затем, - Вы пишете, что хотели бы иметь согласие "Русск. Ведомостей" помещать хоть изредка Ваши рассказы. Право, такое согласие получить нетрудно, но оно и не стоит ничего, потому что необходимо иметь самые рассказы в руках, чтобы сказать что-нибудь определенное. А без этого, что же они могут сказать: "Ну-да, если рассказы удовлетворят нас с цензурной и иных точек зрения". Что же это Вам прибавит?! А что они вообще не против рассказов из еврейской жизни, - за это я Вам и теперь ручаюсь.

   Разумеется, когда напишете, пришлите. Я буду очень рад вновь прочитать и посоветовать. Обратите особенное внимание на описания: краткость (возможная без урезки самого содержания), сжатость и, главное, - ясность, определенность, каждой мысли и образа, - вот что нужно и чего недоставало прежде в описательной стороне Вашего рассказа.

   Затем, - пока желаю всего хорошего. Скоро уже Вы испытаете чувство - первого авторства. Я помню даже запах типогр. краски, которым несло от первого моего напечат. рассказа ²! Это конечно - с моей стороны скучные напоминания, - но помните и мои советы: не увлекайтесь первым успехом, - планы своей жизни стройте на ином фундаменте. А там, - что будет. Я чувствую себя до известной степени виновником этого Вашего первого труда. В нем я уверен и заранее радуюсь Вашему успеху вместе с Вами. Но мне бы хотелось уберечь Вас от горечи, всегда сопровождающей дальнейшие шаги, [обычно это так]³ поверьте.

  

   - - -

   ¹ M. M. Стасюлевич, - редактор "Вестника Европы". См. ниже письма к нему В. Г. Короленко (No 17).

   ² "Эпизоды из жизни искателя". Был напечатан в 1879 году в журнале "Слово", кн. 7-я.

   ³ Слова эти отпечатались в копировальной книге неясно.

  

  

  

   Спасибо за письмо. В моем положении (ах, как скверно!)? я в чужом городе и здоровье все хуже - много значит получить несколько утешающих строк. Беда!...

   Должен с Вами поделиться неприятностью, которую получил от Стасюлевича. Получится октябрьская книжка, и Вы, увидя, что там меня нет, вероятно, огорчитесь. А дело в следующем. Еще в августе я обратился с просьбой к Стасюлевичу напечатать надпись посвящения Вам, изменить, если можно, заглавие (из письма жены Мачтета я узнал, что Вы оставили заглавие прежнее) и подписать мою фамилию. Только. Все это ведь Вы советовали, и мне ужасно хотелось поступить так. На другой день после посылки Вам письма, я получил ответ из Редакции, который и прилагаю¹. Прочитав его, я совсем упал духом, и даже температура моя повысилась. Как видите, и для либерального "Вестника Европы" не все равно, что "Наумов" и что Коган... Все бы ничего, но _п_о_д_п_и_с_ь_ важна настолько, что даже предлагают взять обратно рассказ, если я на ней настаиваю... Я с болью, согласно требованию редакции, ответил согласием на все. Вероятно, из-за этого, печатание отложено на ноябрь, "до получения от автора ответа"... Бог с ним! Теперь уже недолго и до ноября. Если вышлют оттиски, то через каких-нибудь две недели мы будем их иметь.

   Я не теряю надежды видеться с вами, я только об этом думаю. Как это мне необходимо, - даже Вы не можете знать. В ноябре-декабре, когда, по мнению врачей, мне можно быть на севере, я предприму поездку, хоть на несколько дней. Она лучше всего меня освежит.

   Жду ответа и карточки.

   Адрес: Симферополь, Казанская ул., д. Ланда. Н. Л. Коган.

  

   - - -

   ¹ Ответ этот, от 10 сентября 1892 г., сохранился в архиве В. Г. Короленко Текст его следующий: "На письмо Н. Л. Когана, от 6 сентября с. г., редакция имеет честь сообщить, что его статья, назначенная на ноябрь, будет напечатана в том виде, в каком она была принята, т. е с тою подписью, какая была под статьей; если же автор настаивает на предлагаемом им изменении, то редакция покорнейше просит принять статью обратно. Без получения ответа от автора, статья не будет отдана в печать".

  

  

   Я, наконец, сегодня собственными глазами увидел Шлему, выпущенного в свет, в настоящем его виде, благодаря какому-то любовному к нему отношению лица, ваявшего на себя труд представить его, как человека...¹

   Там, где Ваша рука коснулась его, дышет такой человечностью и мастерским чутьем художника, а вставленные строки в описании хватают за сердце. Трудно передать, что я сегодня перечувствовал. Я почти наизусть знаю свой рассказ и потому я ничего особенного не чувствовал во время чтения, в смысле довольства своим "произведением", - у меня только осталось впечатление: "Какой-же _о_н, однако! Что за отношение, что за человек!" Все то, что мне приходилось [слышать] о Вас от знакомых Ваших и просто от лиц, хваставших своим мнимым знакомством с Вами, еще недостаточно рисует Вас. Я знаю, Вы, как положительный человек, уже опытный в жизни, с установившимся мировоззрением (я по опыту знаю) прочтете эти сроки, может быть, с снисходительной улыбкой по адресу моей "восторженности". Это и грустно для меня. Я не имею права требовать от Вас сочувствия к моей особе, я только могу гордиться своим знакомством и вниманием Вашим, - все же мне больно, когда Вы обходите молчанием некоторые мои просьбы... Я заговорил, например, недавно о моем желании видеть Вас, желании, которое я никак не мог привесть в исполнение, Вы умолчали об этом, я и отложил предположенную поездку. А между тем у меня потребность поговорить с Вами, это освежило бы меня и вознаградило бы за столько лет одиночества и невыразимой душевной борьбы. Вот я теперь хлопочу о билете и опять намерен поехать на несколько дней.

   Напишите, будете ли дома в конце этого месяца?

   Не судите меня строго. Я готов теперь расцеловать весь мир: есть же _л_ю_д_и, и хотя их очень немного, самый факт их существования укрепляет веру. Да, вот штука! Еще 9 ноября я получил от редакции "В. Е." пакет на 354 р.!!! и счет, из которого видно, что мне уплатили по 100 р. за лист! Теперь, Владимир Галактионович, по совести (!) ответьте мне: можете ли Вы себе представить меня с напечатанным рассказом в серьезном журнале, с хорошими предварительными отзывами людей, мнение которых что-нибудь да значит, и с 354 р.?!!

   Немножко вот здоровье... Ну, да "это от бога"!².

   P. S. Мелочи: есть опечатки. Одна из них исковеркала смысл целой фразы. Вместо: "Н_у, _т_а_к_ я не танцовал с медведем!" напечатано: "а _в_е_д_ь_ я не танцовал с медведем!" На евр. жаргоне это просто бессмыслица. Потом ед[инственное] вместо множ[ественного] числа слова "орих". Вместо "глаз Якова" - глас Якова. Затем в последней строке вместо: "спросите его, чему учит их _и_х_ _б_о_г?" - "чему учит бог"? Смысл изменен. Наконец: вместо "разве все значит талмуд?" - "Все значит талмуд".

   Адрес: Симферополь, Казанская, д. Ланда. Н. Л. Когану.

  

   - - -

   ¹ Рассказ "В глухом местечке" появился в ноябрьской книжке "Вестника Европы", с посвящением В. Г. Короленко.

   ² Слова из рассказа "В глухом местечке".

  

  

   Право, я не обходил - по крайней мере намеренным - молчанием Ваших просьб. Фотографии еще не прислал, потому что не снимался и все только собираюсь, хотя обещаний надавал в этом смысле много. Что касается до поездки, то я понял Ваш проект в смысле переселения сюда, с целью найти здесь работу и по этому поводу писал вам, что здесь это будет трудно, не говоря уж о климате, который, конечно, в Ялте гораздо для Вас благоприятнее. Относительно же собственно поездки, - на время, - помнится, я предупреждал Вас, что все лето я не буду в Нижнем, что и было в действительности. Если же Вы захотите теперь или весной повидаться, - буду очень рад - и отнюдь отговаривать Вас не стану, хотя... Меня немножко пугают те ожидания, которые Вы связываете с этой поездкой и я боюсь, что Вам придется разочароваться. У нас здесь такая же проза, такие же будни, как и всюду, - а то обстоятельство, что я, как писатель, оказал некоторые услуги Вам, как начинающему товарищу, - Вы право, уж слишком преувеличиваете. Для этого вовсе не надо быть "особенным" человеком. С тем экспансивным отношением к людям, которое я вижу в Вас, - Вы рискуете во-первых легко впадать в иллюзии, что всегда сначала ведет к преувеличенным ожиданиям хорошего, а затем к разочарованиям и пессимизму, т. е. к преувеличениям дурного. Простите, что я как будто читаю мораль, надеюсь, Вы никогда не усумнитесь в моем искреннем желании Вам всякого добра и в готовности помочь Вашим дальнейшим шагам в литературе, в которой Вы выступили так удачно. Но именно потому, что я, как мне кажется, - знаю Вас, - я, как Вы это наверное заметили, - стараюсь предостеречь Вас от излишних увлечений и разочарований. Я понимаю, что у Вас теперь - праздник, и даже завидую немного первой свежести Ваших ощущений, как дебютанта. Но помните, голубчик Наум Львович, что за праздником идут будни, идет новая работа, с ее трудностию и огорчениями, может быть неудачами и т. д. Не забывайте этого и хорошенько рассчитайте, как лучше. Не лучше ли, в самом деле, обеспечить себе известный досуг и отдых для новой работы, чем рисковать простудой в дальнем пути зимой, по этим проклятым железным дорогам? Впрочем, еще раз простите эти может быть слишком благоразумные советы и поверьте, что лично я буду рад увидеть Вас, если Вы настаиваете на поездке. Только, конечно, напишите заранее, а то, вдобавок, можете еще не застать меня. В конце ноября и в декабре я буду дома (только вчера вернулся из Москвы и Петербурга). Кстати, в Петербурге был у Стасюлевича, но его не застал, и теперь он прислал мне карточку с несколькими словами о Вас, а именно: он сожалеет, что лишился возможности лично поблагодарить (меня) за то удовольствие, которое дескать "не мне одному доставил Наумов" и затем высказывает по слухам опасение за Ваше здоровье.

   Ну, жму Вашу руку и желаю всего хорошего.

  

  

   В свою очередь должен поблагодарить Вас за Наумова (Когана), письмо которого я застал у себя на столе, после приезда. Молодой человек в окончательном восторге, тем более, что и гонорар превзошел все ожидания начинающего автора. Деньги, конечно, только деньги, но, право, не часто встречаются случаи, когда они были бы так у места и доставили бы такую пользу. Бедняга, действительно, _б_о_л_е_н: хотя, быть может, и не безнадежно. Теперь он приподнялся от земли, и может быть это опять окрылит его вдохновение. Я же лично имею и свои причины быть Вам глубоко благодарным. Когда, еще в Ялте, я услышал от Когана изустный рассказ об его Шлеме и уговаривал его написать все это для печати, - то он усумнился, чтобы какой-нибудь журнал это напечатал. Я дал ему слово, что проведу рассказ во чтобы то ни стало. Мне казалось просто обидным предположение, что в русской литературе возможно одно только науськивание и кривляние по адресу целого племени³. Отказ "Русской Мысли" глубоко огорчил меня, оправдывая отчасти пессимизм Когана. Вы рассеяли наши общие опасения, и я ужасно жалею, что пришлось так торопливо (по личным причинам) уехать из Петербурга, не поблагодарив Вас лично. Ну, да это вопрос недалекого времени, так как вероятно еще зимой я буду в Петербурге.

   Пока прошу передать мой поклон К. К. Арсеньеву и г-ну Пыпину⁴ и затем жму Вашу руку.

   P. S. Кстати: может быть и излишне прибавлять, что автор не имеет ничего общего, кроме фамилии, с Коганом, судившимся недавно в Москве, хотя тот тоже из Ялты.

  

   - - -

   ¹ Печатается по тексту копировальной книги В. Г. Короленко. Публикуется впервые.

   ² Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826-1912) - историк, публицист и общественный деятель; редактор "Вестника Европы".

   ³ "Науськивание и кривляние", о которых говорит здесь Короленко: побудили в 1890 году философа В. С. Соловьева организовать коллективный протест писателей и общественных деятелей против "систематических и постоянно возрастающих нападений и оскорблений, которым подвергается еврейство в русской печати" Протест этот, который подписал и В. Г. Короленко, не был пропущен цензурой в России и появился только за границей. См. об этом статью В. Г. Короленко "Декларация В. С. Соловьева" (Собр. соч. изд. Маркса, т. IX) и два письма его к В. С. Соловьеву: от 22 октября 1890 г. и 1 февраля 1891 г. ("В. Г. Короленко. Избранные письма" т. II. Изд-во "Мир", 1933 г.). В ту эпоху, к которой относится переписка с Н. Л. Коганом, В. Г. Короленко выразил свое отношение к антисемитизму в печати еще дважды: затронув эту тему в своих полубеллетристических "Павловских очерках" (1890 г.) и посвятив ей рассказ "Иом-Кипур" ("Судные день") в 1891 г.

   ⁴ Константин Константинович Арсеньев (1837-1919) - публицист, юрист, литературный критик и общественный деятель. Близкий сотрудник и позднее редактор "Вестника Европы"; Александр Николаевич Пыпин (1833-1919) - известный ученый, историк русской литературы, общественности и этнографии Близкий сотрудник "Вестника Европы".

  

  

   А. М. Хирьяков³ обратился ко мне с вопросом об авторе рассказа "В глухом местечке", напечатанном в "В. Европы". Я действительно его знаю. Это некто Наум Львович Коган, еврей, кажется учитель (бывший), теперь дает частные уроки, больной и семейный бедняк. Адрес его: Симферополь, Казанская улица, д. Ланда. Должен, однако, предупредить, что я Вам немного помешаю: здесь вопрос, о котором приходилось уже нам говорить, выступает во всей силе: автор - совсем-таки бедняк. Ко мне обратились с вопросом об нем кое-кто из интеллигентных евреев и мне хотелось бы их склонить, чтобы они оказали ему поддержку, т. е. купили бы этот рассказ (а может он и еще что напишет) для отд[ельного] издания. Впрочем, это еще только мои предположения, ко во всяком случае здесь еще раз и очень рельефно выступает та сторона дела, о которой уже мы беседовали ⁴: очевидно хотелось бы от Когана получить и еще что-нибудь, а для этого ему надо жить, а для этого нужны деньги, а для этого нужно издание продать... Сиречь, я стану советовать ему ранее испробовать другие способы издания... Но, как противник великодушный, - тем не менее адрес его Вам сообщаю весьма охотно⁵.

   Затем крепко жму Вашу руку и желаю всего хорошего.

   - - -

   ¹ Печатается по тексту копировальной книги В. Г. Короленко. Публикуется впервые.

   ² Владимир Григорьевич Чертков (род. в 1854 г.) - единомышленник и друг Л. Н. Толстого, впоследствии его душеприказчик В то время был главным редактором Московского издательства "Посредник", основанного им с декабре 1884 г., совместно с П. И. Бирюковым и Л. Н. Толстым, написавшим специально для этого издательства (безвозмездно) целый ряд своих рассказов. "Посредник" издавал книжки для народа по дешевей цене лубочных изданий. Книжки эти имели большое распространение, проникая в деревню при посредничестве "офень" (книгонош). Расширив свою первоначальную деятельность, "Посредник" стал издавать и книги для интеллигентных читателей. В издании "Посредник" вышло несколько рассказов В. Г. Короленко.

   ³ Александр Модестович Хирьяков (род. в 1863 г.), - писатель, близкий участник издательства "Посредник". Он обратился к В. Г. Короленко с письмом от 4 декабря, в котором писал: "Нам чрезвычайно понравился напечатанный в ноябре в "Вестнике Европы" очерк Наумова "В глухом местечке". Было бы желательно его издать, так как очень, очень надо давать вещи, возбуждающие сочувствие к евреям, ибо ненавистников чересчур много. Мне передавали, что рукопись передали Вы и что только Вы и знаете фамилию и адрес автора. Будьте добры сообщите, и если возможно поскорее. Сообщите или мне или прямо Черткову".

   ⁴ В. Г. Короленко находил неправильной такую постановку дела народных изданий, при которой издательства не окупают себя и могут существовать только при условии филантропических пожертвований со стороны авторов, ничего или почти ничего не получавших за свои произведения.

   ⁵ Об издательстве "Посредник" и дальнейших отношениях этого издательства с Н. Л. Коганом см. ниже письмо No 25.

  

   Рассказ Ваш, как я уже Вам писал, имеет успех. Между прочим сегодня я получил письмо от одного из заведующих изданиями "Посредника". Они спрашивают меня об Вас и хотят обратиться к Вам с просьбой отдать им рассказ для их изданий. Дело несомненно хорошее, и рассказ, пущенный в широкую публику, несомненно, имел бы хорошее влияние. Однако я написал В. Г. Черткову (главный редактор "Посредника"), что напишу Вам и стану Вас отговаривать. Дело в том, что они или вовсе не платят авторам, или платят очень мало. Конечно, деньги не главное. Но я хочу попытаться соединить обе цели, т. е. и распространить рассказ и добыть от сего некоторый гонорар. Если это не удастся, тогда можно потолковать и с ними. Если получите, от них письмо, то сообщите, что просите обождать ответа и не связывайтесь еще обещанием. Они очень хорошие люди, и дело их очень хорошее, но и для хорошего дела на обухе рожь молотить не следует, и пока они будут к этому стремиться, до тех пор их работа будет только дилетантство.

   Не пишете ли еще чего? Помните, что, хотя Вы и недовольны немного недостатком с моей стороны экспансивности (ведь кажется это есть?), - но я с большим интересом отнесусь к Вашей работе, готов всегда в ней помочь и искренно желаю Вам дальнейшего успеха... Хотя - все-таки не увлекайтесь и не переворачивайте слишком обычных планов...

   Крепко жму Вашу руку.

  

   - - -

   ¹ Дата определяется содержанием письма и положением его в копировальной книге, рядом с письмом к В. Г. Черткову, написанным одновременно.

  

  

   После полученного мною от Вас письма, из которого я узнаю, что Вас интересуют даже мои материальные дела, я пишу Вам, хотя дал обещание не беспокоить Вас зря. Прочитав Ваше мнение о моей поездке (в прош. письме) я тотчас решил не ехать, да и все мои обстоятельства повернулись так, как Вы говорили: "за праздником идут будни". Еще какие будни! Вдруг мне сделалось хуже, врачи опять гонят в Ялту, в эту могилу, где уж я должен жить безвыездно. Тут деньги все ушли, и я стал подумывать об издании,- единственном возможном ресурсе. К кому обратиться! Я ничего не знаю об этом, и вот, советуясь с женой, я решил, что надоедать Вам и по этому поводу уж слишком неделикатно с моей стороны: у Вас свои дела и заботы. Прежде всего я обратился к Стасюлевичу с просьбой издать рассказ. Владимир Галактионович, выслушайте, пожалуйста, что он мне написал, так как его письмо меня в сущности страшно огорчило и смутило. В нем высказаны мысли, с которыми ни я, ни Вы (насколько знаю из Ваших писем) не можем согласиться. Но для меня имеет значение, что говорит единственный редактор, у которого Вы могли найти для меня убежище. Прежде всего он высказывает, что журналу было приятно поместить у себя "Ваше произведение, столь художественное". Затем говорится, что цензор вряд ли разрешит издание, а если разрешит, то я выручу только расходы, так как многие читали рассказ в журнале. (Странно: мне кажется, что именно такие вещи, которые бойко читаются, и имеют шансы на успешное издание. Может быть, ему просто неудобно издавать, повинному уже в том, что напечатал рассказ у себя). Далее он говорит, что мне незачем впредь писать _н_а_ _т_у_ _ж_е_ _т_е_м_у, "фигура полицейского надзирателя показывает, что Вам незачем самому держать свой талант "в черте оседлости". Все, что Вы ни напишете на эту тему, будет похоже или на повторение, или на продолжение первого. Может быть, со временем, когда Ваше имя укрепится, Вам можно будет сделать экскурсию в эту область, но не теперь, вслед за этим рассказом"...

   На меня это письмо произвело удручающее впечатление. Разве рассказы Гл. Успенского в этом смысле, не повторение одного и того же? Повторяется только мотив, но следует ли из этого, что он не должен был всю жизнь писать из народного быта? Разве нет писателей, всегда изображающих жизнь из одной и той же области? Ведь все это так понятно, только по еврейскому вопросу существует отдельная логика даже у лучших людей. Я могу понять все это только, как намек на нежелание так скоро поместить у себя на евр[ейскую] тему. Где же мы тогда найдем сбыт?

   Посоветуйте мне, что делать. Как вы думаете? Хочу писать, но надо же мне знать, куда и как? Ведь это значит опять лишиться голоса. "Рус. Мысль" боится, кто же поместит? На эту тему пока один я говорил (из евреев), но говорить следовало многим, освещать эту область - неужели же общество не нуждается в этом освещении и неужели я уже говорил так много, что не мешает лет 5 отдохнуть от меня русскому читателю? Писать из каторги, жизни фабричных, мужиков, вообще прибитого люда, вообще можно и желательно, только из "черты" надо поменьше? Я понимаю, что внешние условия таковы, но ведь Стасюлевич не ссылается на них, а говорит свое мнение. Вы выскажетесь, надеюсь, полно и успокоите меня, в смысле указания пути. "Оставайтесь евреем, давайте Шлемок и Б...¹" - это Ваши слова. Тут я вспомнил про "экспансивность". Да, я не на шутку _н_и_ _о_т_ _к_о_г_о_ не имел никогда поддержки, никто, наконец, не понимал меня так, как Вы, и не уважал так моего нравственного мира. Вы все видали, а я только дурное. Да где и как я живу и кем окружен?..

   Еду в Ялту, буду искать уроков, когда мне говорить больно. К тому еще, тамошний инспектор гимназии еще 2 года тому [назад] запретил своим питомцам пользоваться моими услугами, как еврейскими... Это, впрочем, согласно с циркуляром министра.

   Без издания очень плохо. Как бы его устроить! Еще я ведь обратился к Лаврову² и в "Восход" и в "Новости"³. Еще нет ответа. Но теперь, когда Вы взялись за это, мне легче: я палец о палец не ударю, буду ждать от Вас совета и поступлю, как Вы говорите. Ведь есть в России, в Петербурге "Общество для распространения образования среди евреев", но оно какое-то дохлое. Я мечтаю о поездке в "черту" весной. Она даст мне много нужного материала. Писать хочется так, чтобы не испортить Шлемы.

   С нетерпением ожидаю портрета.

   P. S. Где были рецензии, кроме "Новостей" и "Восхода"? Я не выхожу и не читаю газет. Знаю только, что "Р. Вед." промолчали... Они часто молчат на эту тему.

   Пишите в Ялту, Справочная контора Ятовца, Н. Л. Коган.

   Уезжаю дня через три, с отчаянием в душе, полный самых мрачных мыслей, страха за себя... Не медлите же ответом.

   Только что получил ответ от Лаврова. Почему? За что? ⁴.

  

   - - -

   ¹ Слово написано неразборчиво.

   ² К В. М. Лаврову, издателю "Русской мысли".

   ³ О журнале "Восход" см. письмо No 7 и примеч. к нему; "Новости" - ежедневная газета, издававшаяся в Петербурге О. К. Нотовичем.

   ⁴ Коган получил отказ на свое предложение издать отдельной книжкой рассказ "В глухом местечке".

  

  

   Ужасно жалко, что Вы обратились к редакциям, не посоветовавшись прежде со мной. Вы видите, что я Вам до сих пор советовал недурно и ничем еще не обнаружил нетерпения и нежелания оказать такую же услугу впредь. Видели ли Вы какие-нибудь издания "Недели"¹, "Новостей", или "Вестника Европы", за исключением произведений ближайших сотрудников? Разве редакции журналов и газет - издательские фирмы? Вы, между тем, - огорчаетесь и оскорбляетесь отказом "Русской Мысли" и даже спрашиваете "за что"? Да ни за что, а просто потому, что "Русская Мысль" издательством вообще не занимается и отступает от этого общего правила лишь в редких случаях. Это во-первых. Во-вторых - издавать первый, да и единственный рассказ вообще не в обычае. Я возобновил свою литерат[урную] работу в 1885 году², а книжку свою выпустил только в 1887, более чем через два года. В-третьих - в Вашем рассказе листа три, а для издания без предварит[ельной] цензуры нужно не меньше десяти. Предварительная же цензура едва ли пропустит. Вот видите, - сколько неопровержимейших резонов, а Вы спрашиваете: "за что?"... Я вижу из этого, что случилось именно то, чего я боялся. Вы слишком поддались обаянию первого успеха, а теперь платитесь разочарованием, и наверное опять в излишке. Не унывайте и пишите. Стасюлевич высказывает свое мнение, желая Вам добра, и я ручаюсь Вам, что никаких задних мыслей у него не было: если Вы пришлете рассказ и он будет хорош, - он опять напечатает его. По-моему, - Вам пока незачем еще бросать свою тему, хотя, конечно, незачем и насильно удерживаться, как Стасюлевич выражается, - в "черте оседлости". Я думаю только, что у Вас евреи выйдут лучше. Во всяком случае, если что напишется, - пришлите все-таки предварительно мне и опять посоветуемся. А там, - наберется несколько рассказов - можно будет пустить и книжкой. Мне приходит в голову надежда - выпустить в дешевом издании для народа, но это все-таки трудно. "Посредник" просит, но даром³. А это, конечно, нельзя... Ну, вообще - не унывайте, не поддавайтесь мрачному настроению, и - наверное будут лучшие дни. Пока же жму руку.

  

   - - -

   ¹ "Неделя" - еженедельная газета, издававшаяся в Петербурге в 186-1901 годах. В 1876-1893 годы редактором ее был П. А. Гайдебуров. Он стал издавать, в виде приложения к этой газете, ежемесячный литературный журнал "Книжки Недели", имевший большое распространение.

   ² По возвращении из шестилетней ссылки.

   ³ Как выяснилось из письма В. Г. Черткова от 14 декабря (см. его текст ниже в примечании к письму No 25), "Посредник" не имел в виду получить повесть Когана даром.

  

  

   Заходер³ говорил мне, что Вы очень заинтересованы Н. Наумовым, автором рассказа "В глухом местечке". Я охотно поделюсь с Вами теми сведениями, какие я об нем имею. Это во-первых псевдоним. Настоящая фамилия: Коган, Наум Львович, живущий в Симферополе (с Коганом, недавно судившимся в Москве, ничего общего не имеет). Адрес пока: Симферополь, Казанская ул., д. Ланда, Н. Л. Когану, но он пишет в последнем письме, что доктора посылают его в Ялту (Все-таки заказное письмо, думаю, дойдет наверное.), так как он - человек больной (можно опасаться чахотки). Он - семейный, молодой еще человек, бедняк, совсем без средств, перебивается уроками, причем гимназическое начальство мешает ему в этом, как еврею. Он очень нервен,- что совершенно понятно, и теперь, по-видимому, ему особенно тяжело. В виду всего этого было бы истинно добрым делом, - если бы соотечественники поддержали его в трудные минуты. Как ему помочь? Хорошенько не знаю. Недавно он сделал большую глупость: обратился к нескольким редакциям с предложением издать его рассказ и, разумеется, отовсюду получил отказ, что его сильно угнетает. Разумеется, редакциям нет никакой надобности издавать один рассказ начинающего автора, еще почти неизвестного публике, да и дело это совсем не редакционное. А вот если бы какой-нибудь просвещенный кружок интеллигентных евреев взялся за это дело и издал бы рассказ, купив его у автора, - было бы очень хорошо. Боюсь только, что предварит[ельная] цензура не пропустит. Надо бы еще несколько рассказов, а тогда (свыше десяти листов) можно бы и без предварит[ельной] цензуры. А как ему писать при таких условиях? - Вот Вам все данные для суждения об этом деле, - придумайте сами. Только по возможности не подавайте надежд, которые могут не исполниться. Он очень экспансивен, и разочарования для него убийственны.

   Благодарю за брошюру⁴, которую получил через Заходера.

  

   - - -

   ¹ Печатается с подлинника, доставленного адресатом в архив В. Г. Короленко. Было опубликовано в брошюре С. С. Вермеля "В. Г. Короленко и евреи" (М. 1924).

   ² Соломон Самойлович Вермель. Род. в 1860 г. Московский врач и еврейский общественный деятель. Писал по еврейскому вопросу. Ему принадлежит также много научных работ по медицине. Познакомился с В, Г. Короленко путем переписки, обратившись к нему в 1891 г. с выражением благодарности за его рассказ "Иом-Кипур". В настоящее время живет и работает в Москве.

   ³ Заходер - Нижегородский казенный раввин. В течение ряда лет был корреспондентом "Русских Ведомостей". Знакомый В. Г. Короленко по Н.-Новгороду.

   ⁴ С. С. Вермель послал Короленко, как автору "Слепого музыканта", оттиск своего перевода статьи профессора Meinert'a "Кооперация различных частей мозга", в которой трактовался вопрос о слепорожденных.

  

  

   Это также плоды моих хлопот относительно издания, предпринятых мною без Вас, до получения Вашего письма². Я ответил телеграммой, в которой просил не набирать до получения моего письма. Я обратился к ним с просьбой издать, ничего не говоря об условиях, надеясь на то, что, до окончания переговоров, о наборе и речи быть не может. Затем не знаю, что вообще ответить им. "Посредник" так меня соблазняет (письма я не получил), да и вообще "Восход" желал бы оставить "в крайнем случае". Ни условия его, ни область распространения не заманчивы. Я не знаю, что мне запросить на случай получения предложения, назначить цену и количество экземпляров. Как хотелось бы пристроить рассказ: плохо. Мне необходим единовременный гонорар, ждать выручки не могу. Как видите, я еще в Симферополе: так трудно мне устроить отъезд.

   Прошу Вас ответить мне в Ялту, справочную контору Ятовца. Извините за лишнее беспокойство.

  

   ­­- - -

   ¹ На письме пометка рукою В. Г. Короленко: "Отв. 28 дек. 92". См. этот ответ ниже под No 25.

   ² Здесь имеется в виду письмо, полученное Коганом от редакции "Восхода" и пересланное им В. Г. Короленко для ознакомления. Письмо это, от 13 декабря, сохранилось в архиве. Вот его содержание: "Милостивый Государь, Наум Львович. Будучи в принципе согласны на издание Вашей повести "В глухом местечке", мы находимся в затруднении относительно вопроса об условиях, на каких Вам желательно ее издать, - о количестве экземпляров и т. д. Тем не менее мы завтра же отправляем рассказ в цензуру и немедленно по получении его оттуда приступим к его набору; но просим Вас сообщить нам Ваши условия, без которых нельзя будет приступить к печатанию рассказа. Просим иметь в виду, что в основание условий изданий Вашего рассказа должна прежде всего лечь выручка расходов по типографии и бумаге".

  

  

   Письмо Ваше получил здесь вчера¹. Сегодня я сделал над собой усилие, чтобы встать с постели (я слег) и попросить Вас не сердиться. Я сам очень жалею, что начал без Вас, - я объяснил в письме, как это произошло, помимо моей воли. О порядках, о которых Вы пишете, я не знал. Во всяком случае плачусь за это. Главное, что хочу установить в Ваших глазах, это то, что об издании рассказа я задумал не под влиянием "обаяния первого успеха", а под влиянием _к_р_а_й_н_е_й_ _н_у