Розанов Александр Иванович - Записки сельскаго священника

здникъ, въ церкви я сказалъ поучен³е и, конечно, безъ книги и тетрадки. Послѣ обѣдни къ намъ заѣхалъ управляющ³й имѣн³емъ Ж., съ женой, отставной солдатъ Агафоновъ, женатый на бывшей экономкѣ барина. Агафоновъ ходилъ уже не въ сермягѣ, а по барски, въ сюртукахъ. И онъ и жена его первымъ дѣломъ стали выговаривать намъ что мы горды,- что не были у нихъ до сихъ поръ и что мы заставили ихъ самихъ отыскивать насъ.

   Въ одной изъ главъ моихъ Записокъ {См. "Русскую Старину" изд. 1880 г. т. XXVII, стр. 77.} я говорилъ: "помѣщикъ Ж., въ имѣн³и своемъ не жилъ, онъ пр³ѣзжалъ туда только разъ въ годъ на нѣкоторое время. Къ его пр³ѣзду управляющ³й составлялъ списокъ подросшимъ дѣвкамъ и вручалъ ему, при первомъ своемъ представлен³и". Этотъ-то управляющ³й и былъ теперь нашимъ гостемъ.

   Писарь, изъ сельскихъ грамотѣевъ, староста и человѣкъ 10 стариковъ тоже пришли ко мнѣ поздравить съ праздникомъ. Писарь также сдѣлалъ внушен³е моей женѣ, что она не была ни разу у его жены; а староста и старики прямо потребовали водки. При этомъ всѣ мои гости, одинъ передъ другимъ наперерывъ, стали указывать на свою силу и мою отъ нихъ зависимость. Пришлось всѣхъ усадить, всѣхъ выслушивать, всѣхъ угощать и угощать изъ своихъ рукъ. А Агафоновъ выводилъ изъ терпѣн³я своею наглостью.

   Агафоновъ и писарь похвалили меня за проповѣдь, а старики потребовали настоятельно, чтобъ я такихъ поучен³й не говорилъ. "Наши прежн³е попы читали намъ отъ Божьяго писан³я, по большой книгѣ; а что говоришь ты - кто тебя знаетъ. Этакъ-то и всяк³й говорить умѣетъ, какъ ты говорилъ. А ты намъ читай".

   - Да развѣ вы не поняли, что говорилъ я? Я вамъ и говорилъ-то отъ Божьяго писан³я, только что - не по книгѣ.

   - Этакъ-то ты и теперь говоришь; такъ въ церкви не говорятъ, тамъ только читаютъ. Ты читай по книгѣ, мы и будемъ знать, что ты читаешь божественное; а то что? Говоритъ, не знай что, да глядитъ на людей.

   - Изъ церковной книги вы ничего не поймете!

   - Это все равно. Мы будемъ знать, что батюшка говоритъ намъ Божье писан³е.

   Пришлось уступить; послѣ возьмешь, бывало, съ клироса какую-нибудь книгу, положишь на аналой, да и говоришь, что знаешь. И ничего, роптать перестали.

   Тотчасъ послѣ обѣда я со всѣмъ причтомъ поѣхалъ съ крестомъ къ бывшему нашему гостю, управляющему Агафонову. За нами притащились дьяконица, дьячиха и пономарица. Хозяева. при первой же встрѣчѣ, задали мнѣ выговоръ, почему не пр³ѣхала молодая матушка, моя жена. Мнѣ выговаривали, какъ-бы отъ радуш³я, но собственно грозили, что гордостью своей я наживу только зло и не заслужу ихъ милостей. Тутъ мы пропировали долго, до полуночи. Уѣхалъ бы,- лошадь чужая, дьячкова, а онъ не ѣдетъ да и хозяева не пускаютъ. Къ полуночи перепились всѣ,- и гости и хозяева. Сколько нужно было мнѣ нравственной силы, чтобы высидѣть въ такомъ обществѣ, столько времени удержаться и не выпить ни одной капли! Кто была настоящая пытка. Тутъ употреблялось въ дѣло все: и ласки, и просьбы, и обниманья, и цѣлованья, и угрозы, и брань - словомъ, все, что можетъ дѣлать человѣкъ, когда во что бы то ни стало хочетъ заставить другаго исполнить его волю. Меня - только что не били. Но я поставилъ на своемъ, и выдержалъ. На прощаньи Агафоновъ далъ намъ, на всю честную брат³ю, 40 к. мѣдью (11 ¹/₂). На другой день къ утрени не пришелъ изъ причта никто. Я хотѣлъ-было отслужить хоть часы, но и къ часамъ не пришелъ никто.

   Послѣ чаю я пошелъ по селу съ крестомъ славить. Идти въ одномъ тепломъ кафтанѣ было холодно, а шуба моя была хотя и очень теплая, но страшно тяжелая. О теплыхъ же рясахъ, въ то время, никто изъ сельскихъ священниковъ и не думалъ,- ихъ не было тогда ни у кого. Впрочемъ, это есть одна изъ самыхъ неудобнѣйшихъ одеждъ, а встарину болѣе заботились объ удобствахъ. Я пошелъ въ шубѣ. Пришлось, изъ двора во дворъ, лазать по сугробамъ, мѣстами по колѣно. Я измаялся, шубу измочилъ, но къ вечеру все-таки прошелъ все село. Ходить было трудно, невыносимо; но не въ примѣръ тяжелѣе того была та нравственная пытка, которую терпишь при этомъ. Приходишь въ домъ, помолишься, пропоешь, дашь приложиться ко кресту и стоишь. Мужикъ-хозяинъ не торопясь полѣзетъ въ карманъ, не торопясь вынетъ оттуда кожаный мѣшочекъ, безсмысленно посмотритъ на него, не торопясь начнетъ разсматривать и развязывать кожаный ремешокъ, засунетъ въ мѣшокъ руку, начнетъ перебирать тамъ деньги и, наконецъ, не торопясь вынетъ и подастъ грошъ. Что чувствуется въ то время, когда мужикъ возится съ своимъ мѣшкомъ, а ты стоишь, смотришь и ждешь,- такъ это непередаваемо. Чтобы понять это, нужно имѣть порядочное образован³е и то безвыходное и безнадежное состоян³е, въ которое поставлены мы. Но до такого состоян³я не дай Богъ дойти никому!... Въ этотъ день я набралъ около полутора рубля мѣдью (43 к.). Домой пришелъ я поздно вечеромъ, совершенно обезсилѣвш³й, голодный, изломанный, мокрый и почти безъ памяти бросился на постель. Жена давно ждала меня съ чаемъ, и упросила поскорѣе выпить стаканъ. Я выпилъ и, дѣйствительно, освѣжился. Старуха выбила шубу и развѣсила сушить. Отдохнувши немного, я рѣшился не ходить по деревнямъ, а ихъ у меня было девять. Думаю: моя шуба стоитъ дороже того, что я могу собрать,- не пойду! Но, потомъ: да чѣмъ же мы съ женой будемъ существовать? Вѣдь у насъ нѣтъ ни угла, ни хлѣба, ни соли, ни чашки, ни горшка - ровно ничего. А вѣдь все это надобно покупать, а на как³я средства покупать? Люди мы брошенные совершенно на произволъ судьбы.... Надобно идти! Но, можетъ быть, какъ-нибудь безъ всего этого можно будетъ пока обойтись? Чаю и хлѣба на недѣлю хватитъ; а тамъ, можетъ быть, случится какой-нибудь доходъ - побольше крестинъ, похороны.... Ну, а если не будетъ ничего, тогда что? Можетъ случиться и это. Надобно идти. Но у меня теперь деньги есть, полтора рубля; чрезъ недѣлю достанется изъ кружки рубля два и - какъ-нибудь обойдусь. Однако гораздо будетъ лучше, если я къ этимъ деньгамъ прибавлю еще. Тогда мы купимъ мучки, жена сама испечетъ, хлѣбъ будетъ и чище и вкуснѣе; купимъ сито и еще что-нибудь.... Лучше идти. Но въ то время, какъ я колебался, старуха, какъ нарочно, разбила нашу полоскательную чашку. И я тотчасъ порѣшилъ идти и обойти весь приходъ,- всѣ деревни. Утромъ я пошелъ къ своему нареченному благодѣтелю, Григорьичу, просить его съѣздить со мной въ деревню. На рождественск³й праздникъ всѣ члены причтовъ ходятъ славить Христа порознь одинъ отъ другаго. Въ деревнѣ я пошелъ по одной сторонѣ, а Григорьичъ по другой. Когда же мы въ одномъ домѣ встрѣтились съ нимъ, то онъ былъ уже сильно выпивши.

   - А вы, батюшка, небойсь нигдѣ и не присѣли и кусочка не пропустили?

   - Нѣтъ.

   - Такъ ей Богу, нельзя. Вотъ я, по милости добрыхъ людей, и выпилъ и закусилъ. А такъ нельзя. Вы оставите свою молодую матушку сиротой. Пойдемте къ цѣловальнику, Ивану Ѳедотычу. Предобрѣющ³й человѣкъ.

   Я, конечно, не пошелъ, но за то не нашелъ потомъ и своего Григорьича,- онъ гдѣ-то пьяный совсѣмъ запропастился. Одинъ добрый мужичокъ довезъ меня до дому. Въ течен³е недѣли я обошелъ весь приходъ и собралъ одиннадцать съ чѣмъ-то рублей ассигн. (3 р. 15 к. сер.).

   Наканунѣ новаго года ко мнѣ пришелъ сельск³й староста и сказалъ, что старики велѣли мнѣ созвать ихъ къ себѣ, послѣ обѣдни, на новоселье.

   - Зачѣмъ? Я живу въ чужой избѣ, а не въ своемъ домѣ.

   - Да вѣдь эту избу-то м³ръ же тебѣ далъ, за это и надо м³ръ угостить. Ты человѣкъ молодой и старыхъ порядковъ не рушь. Новоселье не тобой заведено, не тобой оно и рушится. А противъ м³ру идти не слѣдъ. Коль м³ръ велитъ созывать, и зови.

   - Ну, созову, что же м³ръ будетъ у меня дѣлать?

   - Какъ что? Ты угости всѣхъ водочкой, и они тебѣ кто мучки, кто пшенца, кто баранинки, а кто и овечку. Ты сдѣлай имъ только честь, а они наградятъ тебя на столько, что самъ будешь сказывать спасибо. Я тебѣ и прежъ говорилъ, скажу и теперь: спины своей не жалѣй,- слюбится.

   - Сколько же человѣкъ придетъ?

   - Человѣкъ тридцать придетъ, а можетъ - больше.

   - Да у меня тутъ тридцати и встать негдѣ!

   - Ничаво. Пока однимь подносишь, друг³е подождутъ на дворѣ. А зови безпремѣнно.

   - Ну, зови. Сколько же имъ нужно вина?

   - Ведерко нужно.

   Ведерко!- думаю. Это значитъ пропоить все, что я собралъ въ недѣлю!

   - На ведро то у меня и денегъ нѣтъ.

   - У попа денегъ нѣтъ! У кого же и деньги-то, коль не у попа! Ужъ не у мужика же! Нѣтъ, ты зови.

   - Ну, зови.

   Проводивши старосту, я задумался: что эта попойка будетъ значить? Я принялъ на себя обязанности пастыря Христова стада. Я долженъ быть руководителемъ ко спасен³ю прихожанъ моихъ. Мнѣ, пастырю, сказано: "когда реку грѣшнику: смерт³ю умреши, ты же не возвѣстиши ему, ниже увѣщаеши да обратится отъ пути своего лукаваго и живъ будетъ: грѣшникъ убо погибнетъ во грѣсѣ своемъ, крове же его отъ руки твоея взыщу". Мнѣ, пастырю, сказано: "проповѣдуй слово, настой благовременнѣ и безвременнѣ, обличи, запрети, умоли!" И что же? Я завтра дѣйствительно, буду кланяться, настаивать, умолять чадъ Бож³ихъ, души коихъ вручены моему попечен³ю; но въ чемъ умолять, Боже мой!... Не въ томъ, чтобы бросили пьянство и не прогнѣвляли Господа своимъ безобраз³емь, а въ томъ, чтобы пьянствовали и еще болѣе прогнѣвляли Господа. Я, пастырь, долженъ буду просить, чтобы врученные мнѣ христ³ане водку пили, пили у меня въ домѣ, изъ собственныхъ моихъ рукъ, купленную на послѣдн³я мои средства!... Нѣтъ, это невозможно! Мнѣ сказано: горе мнѣ, аще не благовѣствую. Какъ же я могу преподать имъ потомъ правила нравственности, какъ могу увѣщевать ихъ бросить пьянство, когда я завтра самъ же повлеку ихъ къ пьянству и безнравственности? Какъ скажу я Господу: се азъ и дѣти, когда я самъ добровольно отпадаю и влеку къ отпаден³ю тѣхъ, для коихъ я долженъ быть руководителемъ ко спасен³ю?! Мнѣ, пастырю, сказано: "образъ буди вѣрнымъ". Какой же я завтра подамъ образъ? Къ пьянству?... Но, Боже мой! Что же это такое?! И изъ-за чего все это? Изъ-за чего я гублю и себя и другихъ?... Изъ-за того, чтобъ мнѣ не сгнить заживо въ сторожкѣ и не умереть съ голоду... Но вѣдь это и глупо и несправедливо! Неужели мнѣ пришла, въ самомъ дѣлѣ, такая нужда, что я умираю съ голоду и неужели Господь не пропитаетъ меня, если я останусь честнымъ человѣкомъ, вѣрнымъ его рабомъ, и исполню свято долгъ мой? Слово Бож³е говоритъ: "не можете искуситися паче еже можете понести", т.-е. Господь не посылаетъ искушен³й выше нашихъ силъ. Стало быть, я нужду свою перенести могу. А если могу, то къ чему навлекать грѣхъ и на себя и на другихъ? Нужду терплю я страшную, это правда; но сколько есть людей на свѣтѣ, которые терпятъ много больше, чѣмъ я! Чѣмъ лучше ихъ я, почему же и мнѣ не терпѣть этой нужды! И не глупо ли, изъ-за куска хлѣба, жертвовать спасен³емъ и своимъ, и многихъ,- цѣлыхъ тысячъ! Я, пастырь, буду просить своихъ пасомыхъ пить вино... Вѣдь этимъ я разомъ и на всю жизнь отнимаю у себя право внушать имъ правила христ³анской нравственности! Какъ скажу я имъ: не пей, когда буду поить самъ?! Да, я терплю крайнюю нужду... Но кто виноватъ въ этомъ?... Кто виновенъ въ томъ, что я буду склонять ко грѣху тѣхъ, кого долженъ отклонять отъ грѣха? Конечно, я самъ. Кто навязывалъ мнѣ эту нужду? Я принялъ ее добровольно, какъ добровольно принялъ на себя и тѣ страшныя обязанности, которыя лежатъ на мнѣ, какъ на священникѣ. Нѣтъ, не буду поить! Но... какъ же я выйду изъ моего крайняго положен³я,- не могу же я весь вѣкъ таскаться по крестьянскимъ избамъ. И теперь хорошо, но что я буду дѣлать, когда мы съ женой пообносимся, когда пойдутъ у насъ дѣти? Во что бы то ни было, надобно пр³обрѣтать свою избенку, хоть такую же, какъ у дьячка. Какова бы она ни была, но все же намъ въ своей будетъ лучше, чѣмъ жить среди мужицкой семьи. А этого можно достигнуть только благосклонностью прихожанъ и благоволен³е ихъ можно снискать только потворствомъ всѣмъ ихъ слабостямъ, или наглостью - драть за всѣ требы и съ богатаго и съ бѣднаго. Какой же буду тогда пастырь?! О, еслибъ я зналъ впередъ, что меня ожидаетъ въ жизни, я никогда не принялъ бы на себя этой страшной обязанности пастыря, безъ средствъ выполнить ее?.. Почему я не вникъ въ жизнь священника? зачѣмъ я не разспросилъ священниковъ: какъ и чѣмъ они существуютъ и возможно ли, при ихъ обстановкѣ, выполнен³е пастырскихъ обязанностей? Теперь я вижу, что крайняя моя бѣдность и нужда вынуждаютъ меня пренебречь самыми существенными моими обязанностями,- изъ-за куска хлѣба я долженъ сдѣлаться не пастыремъ, а какимъ-то арендаторомъ.

   Я дошелъ до отчаян³я. Поить - думаю - или не поить?... Поить - значитъ поступить противъ долга и совѣсти; не поить - значитъ всѣхъ озлобить: вѣдь я велѣлъ уже придти. Велѣть придти и потомъ отказать - это нечестно и значитъ обидѣть. Что тогда будетъ съ нами, если мужики разсердятся и откажутъ мнѣ въ квартирѣ? Идти опять въ сторожку? Они и теперь смотрятъ на меня, какъ на работника и нищаго, а тогда будетъ еще хуже.... Надобно угостить. Да и погрѣшу ли я противъ долга и совѣсти? Меня поставили пастыремъ; но при этомъ не дали мнѣ ровно никакихъ средствъ къ моему существован³ю. Правда, мнѣ указали на добровольныя пожертвован³я, но какъ они пр³обрѣтаются? Почти исключительно цѣною пастырскаго служен³я? Хорошо, такъ и быть, теперь я поднесу всѣмъ крестьянамъ, которые придутъ ко мнѣ, по стакану, по два,- только чтобы расположить ихъ къ себѣ, только ради, такъ сказать, дружбы. Но это, конечно, будетъ и первый и послѣдн³й разъ въ жизни. Теперь я получу ихъ довѣр³е, любовь; а при любви они дадутъ мнѣ все необходимое, а водки просить постыдятся. Я разъясню имъ потомъ, какъ тяжело мнѣ было поить ихъ виномъ. Они это поймутъ,- человѣкъ не скотина. Лѣтомъ, можетъ быть, Господь пошлетъ преосвященнаго въ нашъ приходъ. Онъ разъяснитъ значен³е пастыря и подкрѣпитъ въ прихожанахъ моихъ уважен³е и довѣр³е ко мнѣ. Буду надѣяться на Господа Бога и архипастыря!..

   На новый годъ, послѣ обѣдни, у меня было много требъ въ церкви; я долго не выходилъ, перемерзъ и усталъ; но мужики давно уже стояли у моей квартиры и ждали меня. Подхожу, они всѣ скинули шапки и закричали: "съ праздникомъ поздравляемъ тебя, батюшка, съ новымъ годомъ! Да ужъ и съ новосельемъ-то надо поздравить!" Я поблагодарилъ; мнѣ хотѣлось бы сперва отдохнуть, отогрѣться, выпить стаканъ чаю, и не пригласилъ къ себѣ никого; но они сами всѣ повалили за мной въ избу. Изба моя набилась полнехонька; одни разсѣлись по лавкамъ, друг³е на нашу постель, а остальные стали среди избы плотною массою. Такая же куча стояла на дворѣ и въ сѣняхъ. Я далъ старостѣ денегъ, тотъ послалъ десятника за водкой и велѣлъ принести отъ себя хлѣба и огурцовъ на закуску. Принесли водку, я подалъ стаканъ и предложилъ пить. "Нѣтъ,- закричали всѣ въ одинъ голосъ,- мы пришли къ тебѣ въ гости, такъ ты самъ насъ и угощай. Ты прежде выпить долженъ самъ, а тамъ подавай изъ своихъ рукъ и намъ. Тогда мы и будемъ знать, что насъ угощалъ молодой батюшка. Мы тебѣ дали домъ, вотъ живи, а ты и за это не хочешь уважить м³ръ. Нѣтъ, м³ръ уважай. Выпей сперва самъ, и самъ подноси намъ. Съ м³ромъ жить надо такъ".

   - Я водки не пью и пить не буду.

   - Не пьешь, такъ хоть пригубь (хоть къ губамъ приложи стаканъ). Не уважишь м³ръ, и м³ръ тебя не уважитъ: сейчасъ опять ступай въ свою сторожку; а на селѣ и за деньги тебя никто не пуститъ,- м³ръ не велитъ.

   Послѣ долгихъ споровъ, я долженъ былъ глотокъ водки выпить, чтобы, этою жертвою моей совѣсти и здоровья, вымолить у этихъ простодушныхъ пьяницъ какое-нибудь пособ³е въ моемъ безвыходномъ положен³и. Потомъ почерпнулъ стаканъ и подалъ старостѣ. Онъ: "ты, батюшка, м³ру угождай; мы тебѣ всего дадимъ, что тебѣ надо. Вотъ попъ Андрей такой казны увезъ отъ насъ, что Боже мой!"

   - А ты считалъ его казну?

   - Считать - не считалъ, а у него денегъ было много.

   - Да почему же у него домишко-то былъ нищенск³й?

   - Въ такомъ-то теплѣй.

   И староста пустился въ разсужден³я. Толкуетъ, размахиваетъ руками, а я стою передъ нимъ со стаканомъ. Раза три я сказалъ ему, что я стоять передъ нимъ не буду, что коль хочетъ пить, то чтобъ пилъ, а онъ, знай себѣ, толкуетъ. Наконецъ, натѣшившись надо мной, выпилъ. Подношу другому, тотъ: "ты, батюшка, иди ко мнѣ завсегда. У меня своя дранка; много не дамъ, а на кашу крупокъ завсегда дамъ". Насилу дождался я пока и этотъ взялъ отъ меня стаканъ. Такъ я обошелъ всѣхъ и по крайней мѣрѣ четверть изъ нихъ дѣлали мнѣ наставлен³я и обѣщан³я, прежде чѣмъ принимали отъ меня водку. Я одурѣлъ совсѣмъ. Когда выпили всѣ,- поднялся крикъ, говоръ, споръ, заговорили разомъ всѣ. Наконецъ, староста закричалъ: "молчать!" "Батюшка! Бери бумаги, пиши, кто что дастъ тебѣ, а я буду спрашивать. Я тебѣ дамъ овцу". Я сталъ писать. Одинъ обѣщалъ дать осенью ярку,- осенью, когда ягнята народятся и выростутъ; другой пару гусей,- когда гусыни нанесутъ яицъ, выведутъ гусенятъ и они выростутъ; а тамъ: кто пудъ крупъ, кто тушку баранины, и т. п. Какъ только переписались всѣ, староста велѣлъ поднести еще по рюмкѣ всѣмъ, а ему двѣ; велѣлъ выходить всѣмъ, и прислать тѣхъ, которые ждали во дворѣ. Съ этими была почти такая же истор³я. Голодный, измученный и физически и нравственно, я совсѣмъ отупѣлъ. У меня разгорѣлась голова, разболѣлась грудь, заломили ноги. Я почти безъ чувствъ бросился на постель и заплакалъ когда ушелъ отъ меня послѣдн³й мужикъ.

   На другой день ко мнѣ пришли четыре мужика. Одинъ принесъ тушку баранины, другой пару колотыхъ гусей, и двое по пуду муки. "Вотъ тебѣ, батюшка, за вчерашнюю хлѣбъ-соль! Да ужъ и опохмѣли. Вчера ты только раздразнилъ; ну, староста и купилъ м³ру, на наши же м³рск³я, ведерко, а тутъ N. N. попался съ чужой рожью,- и его обмыли ведеркомъ. Теперь вотъ голова-то и болитъ". Я послалъ за водкой и поднесъ по три рюмки, безъ всякихъ уже колебан³й. Тѣхъ волнен³й, как³я мучили меня третьягодня, не было и въ поминѣ. Теперь мнѣ не нравился только самый процессъ потчиванья, но и то не особенно,- мнѣ только не хотѣлось наливать и подносить. Но угостить находилъ необходимо-нужнымъ, какъ благопр³ятелей.

   Послѣ нихъ пришелъ еще одинъ и тоже что-то принесъ. Этотъ былъ застѣнчивѣе, и водки не просилъ. Этому я поднесъ уже самъ. Онъ понравился мнѣ своею скромностью, и я убѣдилъ его выпить другую рюмку. Вечеромъ пришелъ ко мнѣ пьяный мужикъ, тотъ самый, который попался вчера съ краденою рожью, и принесъ мнѣ курицу. Я зналъ, что онъ укралъ рожь, поднесъ ему водки, но не сказалъ ему въ назидан³е ни о воровствѣ, и ни о пьянствѣ. Поить и молчать я находилъ уже нужнымъ. Нравственный переломъ, значитъ, уже совершился!..

  

   На трет³й день я позвалъ причтъ и церковнаго старосту въ церковь повѣрить сумму. Староста отнялъ печати, отперъ замки, выдвинулъ ящикъ съ главною кассой и мгновенно пересыпалъ туда мѣсячную выручку.

   - Что ты дѣлаешь? - говорю я ему.- Намъ нужно повѣрить валовую сумму и мѣсячную выручку,- нужно знать сколько выручено отъ продажи свѣчъ и сколько собрано по кружкамъ.

   - Вотъ считай, она вся тутъ.

   - Но мы не можемъ узнать сколько какой суммы.

   - Считай, тутъ вся она.

   - Сколько продано свѣчъ? покажи свѣчи.

   Свѣчъ оказалось больше, чѣмъ было ихъ при моемъ первомъ осмотрѣ.

   - Откуда взялись лишн³я свѣчи?

   - Я купилъ.

   - Почему ты не спросился меня?

   - Зачѣмъ? Чай, не ты будешь продавать ихъ Я продаю я и покупаю. На то я и староста.

   Дьяконъ: "батюшка! мы озябли. Староста! Дай-ко намъ на полуштофчикъ, погрѣться".

   Староста тотчасъ всунулъ ему полтинникъ. Дьяконъ схватилъ его и съ дьячками пошелъ изъ церкви.

   - Что вы дѣлаете, о. дьяконъ? Не уходите и отдайте назадъ полтинникъ старостѣ.

   - Пишите, батюшка, книги какъ знаете, мы подпишемъ все, спорить съ вами не будемъ.- Махнулъ рукой и съ дьячками ушелъ изъ церкви.

   - Ты меня хочешь учитывать?

   - Учитывать.

   - Ты, можетъ, еще не родился, а я ужъ былъ старостой. Не тебѣ меня учитывать Я старостой 18 лѣтъ. Меня старостой поставилъ м³ръ, м³ру я и отчетъ дамъ, а не тебѣ. Мы хозяева, а ты что? Былъ да и пошелъ. При мнѣ, въ 18 лѣтъ, васъ перебывало у насъ до тебя шестеро, а я все одинъ. Поди и жалуйся на меня куда знаешь, вотъ что!

   Спорить было не изъ-за чего. Мы заперли деньги и пошли. На другой день пр³ѣхалъ благочинный для отобран³я годичнаго отчета. Я пересказалъ все ему.

   - Нѣтъ, у васъ староста хорош³й старикъ, я его давно знаю; и причтъ хорошъ; немного только всѣ они выпиваютъ. Ну, да кто не пьетъ!

   Мы свели по книгамъ итоги, сосчитали сколько нужно благочинному получить отъ нашей церкви казенныхъ денегъ и внесли въ вѣдомости. Благочинный вышелъ на дворъ и позвалъ старосту. Какимъ то тамъ словцомъ перекинулись они, и благочинный с³ю минуту возвратился. Минутъ черезъ 20 пришелъ староста и подалъ благочинному пачку бумажекъ, Благочинный отвернулся къ окну, пересчиталъ, положилъ въ карманъ и сказалъ старостѣ:

   "Хорошо! Ступай домой!" Чрезъ полчаса благочинный уѣхалъ. Я позвалъ старосту и спросилъ его, сколько онъ далъ благочинному всѣхъ денегъ? Это ужъ наше дѣло!

   - Не ваше, а мое! Пойдемъ въ церковь, пересчитаемъ что тамъ осталось.

   Дьяконъ въ церковь не пошелъ, отговариваясь тѣмъ, что деньги считаны вчера, что не каждый же день считать ихъ, а дьячки куда-то запропастились совсѣмъ. Я пошелъ одинъ. Оказалось, что денегъ недоставало много, но благочинному ли отдалъ ихъ староста, или взялъ себѣ - Господь ихъ вѣдаетъ.

  

   Въ первую же обѣдню, по пр³ѣздѣ моемъ въ приходъ, во время пѣн³я "херувимской", открылось много "порченныхъ", "кликушъ". Какъ только запѣли "херувимскую", я слышу: "и! и! а! а!" И - то тамъ хлопнется на полъ женщина, то въ другомъ мѣстѣ,- мѣстахъ въ десяти. Народъ засуетился, зашумѣлъ. Послѣ обѣдни, когда я вышелъ съ крестомъ, я велѣлъ подойти ко мнѣ всѣмъ "кликушамъ". Всѣ онѣ стояли до сихъ поръ смирно, но какъ только я велѣлъ подойти,- и пошли ломаться и визжать. Ведутъ какую-нибудь человѣкъ пять, а она-то мечется, падаетъ, плачетъ, визжитъ! Я приказываю бросить, не держать,- не слушаютъ: "она убьется,- отвѣчаютъ мнѣ,- упадетъ, а полъ-то вѣдь каменный!" - Не убьется, оставьте,- говорю. Отойдутъ. Баба помотается-помотается во всѣ стороны, да и подойдетъ одна. Такъ всѣ и подошли. Я строго сталъ говорить имъ, чтобы онѣ впередъ кричать и безчинничать въ храмѣ Бож³емъ не смѣли, и наговорилъ имъ цѣлыя кучи всякихъ страховъ: что я и въ острогъ посажу и въ Сибирь сошлю, словомъ - столько, что не могъ сдѣлать и сотой доли того, что наговорилъ я имъ. Потомъ велѣлъ имъ разъ по пяти перекреститься и далъ приложиться ко кресту. Велѣлъ народу разступиться на двѣ стороны и всѣмъ кликушамъ, на глазахъ всѣхъ, идти домой. Я имѣлъ въ виду настращать и пристыдить. Въ слѣдующ³й праздникъ закричали двѣ-три только. Я потолковалъ и съ ними. Такимъ образомъ къ Пасхѣ у меня перестали кричать совсѣмъ.

   На Пасху, когда я ходилъ служить по дворамъ молебны, причтъ мой заранѣе сказывалъ мнѣ, въ которомъ домѣ были "порченныя". Во время молебна всѣ "порченныя" стояли смирно: но какъ только обернешься съ евангел³емъ къ народу, онѣ и начнутъ хлибать и биться. Я тотчасъ обернусь опять къ иконамъ и читаю,- уймутся и "порченныя". Я пересталъ оборачиваться съ евангел³емъ совсѣмъ,- и бабы молчатъ. Послѣ молебна я спрашиваю: "ты, я слышалъ,- порченная, что же ты не кричала?" - "Меня схватываетъ только, когда читаютъ евангел³е".- Вотъ ты и врешь,- говорю.- Евангел³е-то я читалъ, да ты не поняла, потому что я не оборачивался къ вамъ". Задашь ей ругань, да и семейнымъ накажешь, чтобы не ухаживали за ней, когда она примется кричать и биться. Прихожу разъ въ одинъ домъ, а баба бьется на постелѣ и кричитъ: "я самъ поповичъ, самъ поповичъ! Меня N. въ стаканѣ пива поднесъ: я съ пивцомъ вошелъ, я съ пивцомъ вошелъ, теперь на сердцѣ верхомъ сижу"... Родная ея мать и свекровь стоятъ надъ ней и на взрыдъ плачутъ. Я подошелъ къ ней, стукнулъ о полъ палкой и крикнулъ: "молчи! Развѣ ты не видишь, что въ домъ принесли св. иконы, я пришелъ?" Баба мгновенно примолкла. "Вставай! Я молодой попъ, ты меня не знаешь и если хоть чуть пикнешь, то"... Баба встала, утерла слезы и я поставилъ ее возлѣ себя. Евангел³е читалъ я, положивши его на ея голову,- молчитъ. Послѣ молебна я сдѣлалъ ей внушен³е и съ тѣхъ поръ порчи какъ не бывало.

   Прихожу въ одинъ домъ,- тамъ квартировало семейство цыганъ. Во время чтен³я евангел³я, молодая сноха начала кричать и биться. Вся семья бросилась держать ее. Насилу я могъ заставить оставить ее и не держать. Баба и тутъ помоталась-помоталась во всѣ стороны, но не упала. Послѣ я, наединѣ, спрашиваю старика: по любви она выходила за твоего сына? - "Да признаться, не совсѣмъ. Вотъ этакъ, дорогой, схватитъ ее, упадетъ съ повозки и начнетъ биться. Ужъ чѣмъ мы ни лечили ее, нѣтъ, не даетъ Господь лучше". - Ну, ты вотъ что сдѣлай,- говорю ему: если она упадетъ когда съ повозки, то вы не обращайте вниман³я и ступайте себѣ, куда ѣдете. Пусть ее останется одна въ полѣ. Она полежитъ-полежитъ, да и придетъ къ вамъ".

   - А какъ умретъ въ полѣ?

   - Не бойся, не умретъ.

   Чрезъ годъ я увидѣлъ цыгана опять. "Ну, что,- спрашиваю, - сноха?"

   - Благодаримъ покорно, отецъ духовный! Мы разъ ѣхали въ село N.: ее схватило, хлопнулась она съ повозки и начала биться: а мы такъ и поѣхали, и не взглянули на нее. Боялись мы больно, чтобъ она не умерла; но, ничего, къ вечеру пришла къ намъ и съ тѣхъ поръ не схватываетъ,- прошло все. Теперь мы видимъ, что она просто озоровала.

   Я не объясняю причинъ явлен³я "порченныхъ"; не говорю и того, хорошо ли я поступалъ съ ними, или нѣтъ. Я излагаю только факты и могу сказать, что къ концу года въ приходѣ моемъ не осталось ни одной "порченной". Теперь же о "порченныхъ" нѣтъ и помину. За то я тогда прослылъ самъ колдуномъ, да такимъ, что сильнѣе всѣхъ.

   Пришло Крещенье; нужно было идти опять по приходу со св. водой и на этотъ разъ всѣмъ уже причтомъ вмѣстѣ. Мы пошли. Нужно было обойти все село въ одинъ день: но не прошли мы и 30 дворовъ, какъ причетъ мой перепился и сталъ отставать отъ меня одинъ по одному, такъ что къ половинѣ села я остался одинъ и одинъ окончилъ село. На другой день мы поѣхали въ одну изъ деревень. Причетъ мой опять перепился и опять бросилъ меня одного. Думаю: когда же всѣ они пьютъ? Вѣдь мы нигдѣ не присаживаемся? Въ слѣдующей деревнѣ я сталъ настаивать, чтобъ никто не отставалъ отъ меня ни на шагъ,- приходилъ и ходилъ вмѣстѣ со мной. Никто, дѣйствительно, не отставалъ, но какими-то судьбами опять перепились всѣ до того, что въ службѣ пошло безобраз³е и я по неволѣ долженъ былъ велѣть оставить меня одного, а имъ улечься спать. Въ слѣдующ³й день я положительно настоялъ, чтобы всѣ ходили кучкой и ни шагу отъ меня ни взадъ, ни впередъ. Выходя изъ одного дома, я отворилъ дверь и переступилъ одной ногой порогъ; но мнѣ показалось, что причетъ мой выходитъ не торопясь. Я оглянулся и говорю: "пойдемте, братцы!" Дьячокъ Григорьичъ съ улыбочкой подмигнулъ мнѣ и говоритъ: "ужъ выпилъ - не досмотрѣли!" Мнѣ самому смѣшно стало. - "Какъ это ты ухитрился?"

   - Вы стоите впереди, и не видите, что мы дѣлаемъ назади. Я подмигнулъ хозяину, онъ налилъ стаканъ да и поставилъ возлѣ меня на лавку. Послѣ молебна, какъ только вы прошли мимо меня къ двери, я залпомъ и хватилъ. Что же дѣлать-то? Вы нигдѣ не присаживаетесь, и сами не пьете, и намъ не даете: приходится обманывать.

   Такимъ образомъ причетъ мой ходилъ со мной полупьянымъ. На бѣду нашу поднялась страшная метель. Вьюга - свѣту Божьяго не видно,- а ты лѣзешь по колѣно по сугробамъ. Снѣгъ засыпается за сапоги, по поясъ въ снѣгу шуба; поднимешь ее къ верху - вѣтеръ и снѣгъ бьютъ тебѣ въ грудь и за шею; опустишь - путаешься, мокнешь и падаешь. Идти нѣтъ силъ, но ты все-таки бьешься и идешь, потому что это есть средство къ твоему существован³ю. Пьяные мои сослуживцы: одинъ карабкается въ сугробѣ тамъ; другой на четверинкахъ черезъ гору сугроба перелазитъ тамъ; трет³й совсѣмъ потерялъ направлен³е и прётъ назадъ,- и горе и смѣхъ! Входишь въ избу,- изба темная, мокрая, жаркая, полна народу, ягнятъ и телятъ; духота и атмосфера - что нѣтъ никакой возможности выдержать и пяти минутъ. Входишь,- тебя разомъ обдаетъ жаромъ и разомъ растаиваетъ на тебѣ весь снѣгъ и размокаетъ платье. Весь въ поту и мокромъ платьѣ, выходишь снова на морозъ, и все опять мгновенно мерзнетъ на тебѣ и лѣпитъ новаго снѣгу. Въ слѣдующемъ домѣ опять мгновенно дѣлаешься мокрымъ.

   А каково наше служен³е? Входишь въ избу, начинаешь пѣть, а штукъ 20 ягнятъ и примутся орать изо всей мочи! Со двора услышатъ овцы-матери, подбѣгутъ къ двери,- да и примутся драть глотки, еще пуще дѣтушекъ! Что тутъ бываетъ!.. И тогда и нынѣ я часто прислушиваюсь къ своимъ словамъ и голосу и не могу разслышать никогда ни слова и ни даже звука. Должно быть, очень хорошъ нашъ концертъ, если послушать насъ со стороны. Мы между собой не сбиваемся только потому, что слишкомъ хорошо заученъ размѣръ каждой нотки. Кончимъ пѣть, оборотимся къ хозяевамъ, и ждемъ пока мужикъ возится съ своимъ мѣшкомъ. Мы уже молчимъ, смотримъ на мѣшокъ и ждемъ подачки, а ягнята валяютъ, овцы дерутъ! - голова трещитъ!.. Долго мужикъ возится съ своей кисой, и - вытащитъ 3-4 гроша.

   Оставить эту ходьбу священникъ уже не можетъ, потому что въ этомъ доходѣ участвуетъ весь причтъ, а онъ этого не допуститъ. Дорогою шуба замерзнетъ на тебѣ лубкомъ, самъ ты по поясъ мокрый, застывш³й, продрогш³й, изломанный и измученный, съ страшною головною болью, возвращаешься домой - и каждый разъ боишься, что вотъ-вотъ схватишь горячку. Дома тотчасъ перемѣнишь бѣлье и разъ 500 пробѣжишь по комнатѣ. чтобы размять свои окоченѣлые члены. Самъ я водки не пью и мнѣ противно смотрѣть на пьяный причтъ; но осуждать его строго за пьянство нельзя: такое состоян³е, какое переносимъ мы, человѣкъ можетъ переносить только въ полусознательномъ состоян³и. И изъ-за чего все это? Послѣ 10-тидневнаго мучен³я и опасности получить горячку, мнѣ досталось изъ кружки 12 р. мѣдью (3 р. 43 к. сер.).

   Прошла крещенская ходьба и для меня настала совершеннѣйшая бездѣятельность. Сходишь по временамъ окрестишь, схоронишь,- и, только. Почиталъ бы хоть что-нибудь, ну, хоть какого-нибудь Бову королевича, хоть что-нибудь,- нѣтъ ничего ровно. Въ, церкви нѣтъ ни единой книжки. Съѣздилъ бы въ городъ, накупилъ бы книгъ, выписалъ бы какой-нибудь журналъ, но денегъ едва достаетъ на дневное пропитан³е. Все, что получается, идетъ на продовольств³е и на домашнее обзаведен³е. Принялся бы учить крестьянскихъ дѣтей грамотѣ, пѣть; но у меня въ квартирѣ и безъ того повернуться негдѣ, въ церковной сторожкѣ еще тѣснѣе и сырѣе, нѣтъ подходящаго дома и у крестьянъ. И пошло мое время такъ: встанешь утромъ, попьешь чаю, да и начнешь шагать по своей саженной комнатѣ. Устанешь, посидишь немного, полежишь, да и опять ходишь. Надоѣстъ,- выйдешь на улицу, поглазѣешь на занесенныя снѣгомъ мужицк³я избы, поклонишься проѣзжающему мимо тебя мужику, иногда спросишь его куда онъ ѣдетъ,- за соломой, или въ сосѣднюю деревню,- и опять въ избу. И такъ протянется до обѣда. Послѣ обѣда сидишь себѣ, сложа руки, и ждешь - не дождешься вечера. Вечеромъ, напьешься чаю и сидишь противъ жены, которая, въ это время, что-нибудь вяжетъ. Цѣлый вечеръ ни звука, ни дѣла, ни движен³я!.. Видимо и тупѣешь и дурѣешь. Сидишь и думаешь: къ чему и зачѣмъ насъ учили? Учили, да еще какъ учили-то! И психолог³и, и философ³и, и физикѣ, и хим³и, и минералог³и и, Богъ вѣсть, чему ни учили. И къ чему все это, когда сельскому священнику и нѣтъ и не будетъ никогда возможности приложить всего этого къ дѣлу?! Къ моему большому горю, какъ я говорилъ уже, въ семинар³и я развилъ въ себѣ потребность читать. Здѣсь же кромѣ требника и какой-нибудь церковной минеи, не было ровно ничего. Сколько разъ приходило мнѣ на умъ тогда: зачѣмъ и для чего лицу, которое должно быть послано въ сельск³е священники, даютъ такое образован³е? Вѣдь всяк³й необразованный пономарь живетъ несравненно счастливѣе образованнаго священника. Если образованный священникъ нуженъ для прихода, то зачѣмъ же губить самого-то священника? А всяк³й мало-мало образованный священникъ долженъ гибнуть почти неизбѣжно. Отчего у насъ и выходитъ теперь, что большинство духовенства живетъ совсѣмъ не такъ, какъ бы слѣдовало. Не отупѣть, не огрубѣть, не оставить своихъ чисто-пастырскихъ обязанностей и не сдѣлаться пьяницей - почти нѣтъ возможности. Представьте: молодой человѣкъ сидитъ въ крестьянской избёнкѣ, среди крестьянской семьи и, противъ собственнаго желан³я, ничего не дѣлаетъ. Но сама природа требуетъ дѣятельности, требуетъ высказать кому-нибудь свои чувства и послушать другаго. Съ кѣмъ же онъ можетъ поговорить и кого послушать? Общество его - мужики, и больше никого. Предмѣстники его священники были так³е же горемыки, и не оставили ему въ церкви ни одной книги. Сосѣди-священники живутъ въ 15-20-ти верстахъ, да и у нихъ едва-ли есть что-нибудь, потому что и они так³е же бѣдняки. И вотъ молодой священникъ тоскуетъ отъ одиночества, нужды и бездѣлья. Но вотъ его зовутъ къ богатому, умному и почтенному мужику на крестины. Идти ему или нѣтъ? Не идти. Но это значитъ: 1) обидѣть честнаго, трудолюбиваго и всѣми уважаемаго человѣка, въ нравственномъ отношен³и стоящаго выше многихъ дворянъ и нимало невиноватаго въ томъ, что онъ не проходилъ семинарскаго курса и не слушалъ тамъ премудростей какого-нибудь доктора Пакасовскаго ("Русская Старина" 1879 года, томъ XXVI, стр. 154); 2) обидѣть - и, значитъ, лишиться милостей и его и подобныхъ ему. А это кое-чего стоитъ. Будутъ крестьяне дѣлить луга,- тебѣ не дадутъ; будутъ дѣлить лѣсъ,- тебѣ не дадутъ; церковь требуетъ ремонтировки,- крестьяне отговариваются неурожаемъ и т. д., словомъ: если священникъ имѣетъ противъ себя вл³ятельныхъ крестьянъ, то доходу у него не будетъ и половины; бросятъ и церковь. Значитъ: на крестины нужно идти. Тамъ будетъ много и другихъ крестьянъ. О чемъ тамъ говорятъ? Объ урожаѣ, рекрутчинѣ и подобныхъ предметахъ, положимъ, самыхъ невинныхъ. Но вотъ бѣда: на первомъ планѣ непремѣнно водка. Вотъ гдѣ погибель наша!.. Послѣ мужикъ этотъ придетъ къ вамъ. Вы не можете уже не посадить его у себя и не угостить, а съ этимъ вмѣстѣ и не выпить сами. Все это, мало-по-малу обращается въ привычку и такимъ образомъ священникъ, самый благонамѣренный, честный и умный, грубѣетъ, мужичится и дѣлается, незамѣтно для себя самого, пьяницей. Будь у молодаго священника, тотчасъ по поступлен³и его въ приходъ, отдѣльное и удобное помѣщен³е, и не находись онъ въ такой безусловной и невыносимо-тяжелой зависимости отъ каждаго м³роѣда въ средствахъ къ своему существован³ю,- я увѣренъ, это дознано мною собственнымъ опытомъ, что онъ останется тѣмъ, чѣмъ ему быть должно,- и не падетъ. Теперь же состоян³е священниковъ зависитъ отъ ихъ личнаго характера: съ твердымъ характеромъ беретъ онъ за требы то, что ему дадутъ; но за то и онъ и дѣти его терпятъ страшную нужду; или тѣснитъ прихожанъ своихъ, насколько возможно. Люди же съ характеромъ слабымъ... спиваются.

   По субботамъ у насъ, какъ говорилъ я, были базары. Это дало мнѣ возможность познакомиться съ ближайшими священниками, потому что всѣ, пр³ѣзжавш³е на базаръ, заходили ко мнѣ. Первымъ зашелъ ко мнѣ нѣкто о. Васил³й Тихомировъ. Послѣ долговременнаго отсутств³я, не болѣе какъ съ мѣсяцъ, онъ возвратился въ свой приходъ, и пр³ѣхалъ къ намъ на базаръ. Съ нимъ была такая истор³я: за нетрезвую жизнь онъ былъ назначенъ къ посылкѣ въ П. монастырь, на два мѣсяца, "на исправлен³е". Чтобы быть принятымъ въ монастырь, для этого нужно получить указъ изъ консистор³и. Отправился о. Васил³й въ консистор³ю. Мѣсяца два онъ терся около консисторскихъ дверей и - прожилъ лошадь, прожилъ упряжь, прожилъ рясу и насилу-насилу получилъ указъ, чтобъ отправиться въ монастырь. Проживши тамъ опредѣленный срокъ, онъ проситъ у настоятеля аттестац³и, но настоятель говоритъ ему: "ступай къ преосвященному и проси мѣсто, а аттестатъ я завтра же вышлю преосвященному по почтѣ". Явился Васил³й къ преосвященному, но тотъ говоритъ ему: "Я не имѣю аттестац³и отъ настоятеля, а потому и мѣста дать тебѣ не могу". Живетъ Васил³й недѣлю, живетъ другую, живетъ и третью, а аттестата нѣтъ да и нѣтъ. Идетъ Васил³й опять въ П. къ настоятелю; собрался совѣтъ и порѣшилъ, что Васил³ю хорош³й аттестатъ написать можно; но только нужно подмазать, чтобы рука легче ходила,- нужно выпить. Купилъ о. Васил³й водки,- выпили; брат³я и говоритъ: "Кланяйся, Васил³й, настоятелю въ ноги; чтобъ онъ расхвалилъ тебя". Поклонился Васил³й настоятелю, а тотъ на волосы-то и наступилъ. Васил³й и такъ и сякъ, а встать-то нельзя. Онъ схватилъ настоятеля за ноги, да и бацъ оземь. Брат³я бросилась на Васил³я, до полусмерти измяла его, да и вытолкала за обитель. Послѣ этого настоятель прислалъ аттестац³ю самую дурную. И послали несчастнаго Васил³я въ другой монастырь, уже безсрочно,- до исправлен³я. Здѣсь настоятелемъ былъ ректоръ семинар³и Спиридонъ, человѣкъ очень добрый и строго преслѣдовавш³й пьянство. При немъ брат³и пришлось пускаться на фокусы. Нальетъ, бывало, брать въ штофъ воды, закроетъ пробкой, да и заставитъ чѣмъ-нибудь въ уголкѣ, въ шкафчикѣ. На полъ же, возлѣ печки, положить три - четыре полѣнца дровъ, поставитъ ведерко съ водой, горшечекъ и кувшины съ водкой. Все это прикроется кружочками. Входитъ настоятель въ келью, и прямо къ шкафу. "Э! пьяница, пьяница! Водка, водка!" Понюхаетъ, попробуетъ - вода. На тѣ же посудины, что на полу, и не обратитъ вниман³я. Изъ этого монастыря Васил³й выбрался скоро, благодаря ходатайству помѣщика, покойнаго Чекмарева. Изъ монастыря Васил³й пошелъ домой, продалъ тамъ другую лошадь и выручилъ на нее указъ на должность.

   Въ это время съ Васил³емъ было въ монастырѣ много дьяконовъ, дьячковъ и пономарей, человѣкъ до 100, на исправлен³и въ поведен³и за нетрезвую жизнь. Незадолго предъ тѣмъ, арх³ерейскимъ домомъ была пр³обрѣтена дача для преосвященныхъ. Пр³обрѣтены были только фруктовый садъ и лѣсъ. Исправляемымъ и было велѣно днемъ работать на дачѣ, а ночевать въ монастырѣ. Оказалось, что одни изъ исправляемыхъ были хорошими плотниками, друг³е здоровыми землекопами. Въ нѣсколько мѣсяцевъ они нарыли прудовъ, надѣлали водопроводовъ, рыбныхъ садковъ, гротовъ, искусственныхъ родниковъ, бесѣдокъ, цвѣтниковъ, и пр., и пр., и дача стала на славу. Ислпавляемые днемъ обыкновенно въ саду - работали, а по ночамъ въ монастырѣ - безобразничали.

   Однажды вечеромъ приходитъ ко мнѣ дьяконъ и говоритъ: "N. N. собирается женить сына. Онъ богатый, но скряга страшная. Нынѣ осенью я собиралъ хлѣбомъ, онъ вынесъ мнѣ всего только полрѣшетца; на праздникъ никогда и закусить не попроситъ, и рюмочки водочки не поднесетъ. Я пригрозилъ ему. Съ него надобно взять побольше, чѣмъ съ другихъ; теперь только и прижать его, чтобы онъ помнилъ".

   - Сколько даютъ у васъ за свадьбы?

   - Бѣдный даетъ рубль, а богатый три; а съ N. N. возьмемъ шесть.

   - Такъ не годится. Мы положимъ со всѣхъ поровну, въ родѣ таксы, среднее число - 2 рубля. Это вотъ почему: бѣдный не даетъ и не дастъ никогда ничего,- за это мы ему рубль прибавимъ. Богатый даетъ и дастъ всегда,- за это мы ему рубль убавимъ. А накладывать на N. N. противъ другихъ 3 рубля - это безсовѣстно, я этого не сдѣлаю.

   - Такъ вы хотите и съ N. N. взять только 2 рубля? Я не пойду и вѣнчать, не пойдутъ и дьячки.

   - Какъ знаете.

   Дня черезъ два приходятъ ко мнѣ дьяконъ, дьячокъ и пономарь и говорятъ, что N. N. за свадьбу даетъ уже 4 рубля, но что они просятъ 6, и чтобы я не уступалъ ни копѣйки. "Вы одни,- говорятъ они,- и изо всего дохода берете половину: что намъ троимъ, то вы берете одни. Васъ всего двое, а насъ съ женами и дѣтьми - 18 человѣкъ. Вы - нашъ отецъ, должны заботиться и о насъ и о нашихъ дѣтяхъ. N. N. десять ведеръ вина купитъ непремѣнно,- пропьетъ въ десять разъ больше того, чѣмъ мы просимъ. Кто заботится о насъ? Никто, хоть сдохни съ голоду. Стало быть: что можемъ сорвать, то и наше. Вотъ и Z. хочетъ тоже сына женить. Съ него ужъ больше 1 рубля не возьмешь. Изъ этого рубля полтинникъ возьмете вы, а полтинникъ на насъ - 18 человѣкъ. Нѣтъ, ужъ какъ хотите, а мы готовы кланяться вамъ въ ноги, пожалѣйте насъ, не уступайте".

   - Но, братцы, притѣснять, при требоисправлен³яхъ въ особенности,- дѣло не христ³анское.

   - Это мы знаемъ сами очень хорошо. А смотрѣть на разутыхъ, раздѣтыхъ дѣтей - дѣло христ³анское? У меня, вы слышали, небойсь, два парнишка въ училищѣ. Вы посмотрѣли бы, въ чемъ они ходятъ! Они и домой на Рождество не пр³ѣзжали потому, что не въ чемъ пр³ѣхать. Кто опредѣлялъ - по скольку брать за требы? Мы думаемъ, что 6 рублей мало, а мужикъ думаетъ, что и 1 рубля много. Спроси мы 60 копѣекъ и онъ скажетъ: возьмите 20. Нѣтъ, батюшка, не уступайте.

   Въ это время вошелъ N. N. и, ни слова не говоря, упалъ на колѣни и сталъ умолять взять 4 рубля за свадьбу. Насилу я уговорилъ его встать. Долго причтъ мой торговался съ мужикомъ. Мнѣ насилу удалось, наконецъ, уговорить ихъ, чтобы одни убавили рубль, а другой прибавилъ рубль. Такимъ образомъ дѣло уладилось на 5-ти рубляхъ.

   Тяжело мнѣ было, когда я проводилъ всѣхъ. Кто же я теперь? думалось мнѣ. То я мужиковъ поилъ, а теперь вынудилъ дать мнѣ, можетъ быть непосильную плату за совершен³е таинства!... Я чувствовалъ себя какъ-бы преступникомъ.

   Въ слѣдующее воскресенье я говорилъ поучен³е. Я говорилъ, но уже чувствовалъ, что у меня нѣтъ той искренности, той сердечной теплоты, какая был