Толстой Лев Николаевич - Том 57, Дневники и записные книжки 1909, Полное собрание сочинений

ое с подвижным - сознание.

   Сознан[ие] созна[ния] есть любовь.

  

   Мне кажется, что сознание началось при рождении, но это неверно: началось соединение неподвижного сознания с известным подвижным, отделенным пространством предметов, но сознание вне времени и пото[му] не могло начаться, так же, как не началась река, когда на ней поставили мельницу. Началась мельница. И потому дело жизни уйти в сознание, самое глубокое, доступное человеку сознание.

  

   Л. Об чем же ревешь? ведь няня простила.

   Об том и реву, что няня добрая, а я дрянной.

  

   Оштрафовали такую газету, запретили такую книгу, выслали такого человека за то, что газета, книга, человек говорили не то, что нам приятно, указывали на наши ошибки. Существует сложная, большая, дорого стоющая организация, занятая только тем, чтобы ни нам, ни наши[м] сотрудникам [не знать] того, как отражается на людях наша деятельность. Ведь это ужасно. Il n'y a pas de pires sourds que ceux qui ne veulent pas entendre[Нет более безнадежных глухих, чем те, которые не хотят слышать. ]. И нет более безнадежных, погибших в своей безнравственности людей, как те, к[отор]ые не хотят знать своих ошибок, пороков, преступлений.

   Как ни грубы, жестоки, бесчеловечны, именно бесчеловечны, зверообразны те ужасные дела, к[оторые] годами совершаются теми несчастными людьми, к[оторые] считают себя теперь правителями рус[ского] народа, все эти изгнания, те заточения, те побоища в переполненных, убивающи[х] людей тюрьм[ах], всё это можно еще объяснить желание[м] удержаться на тех положениях цар[я], министров, разных архие[реев], губернато[ро]в, всяких генералов и др., тех несчастных, порочных людей, к[оторые] занимают эти места и в своем заблуждении считают это положение для себя хорошим. Всё это можно еще объяснить. Но как объяснить то, что люди, делающие дела, касающиеся жизни десятков милионов людей, не хотят знать того, как отражается на эти милионы их деятельность, и старательно задержива[ют], прекращают, уничтожают всё то, что може[т] открыть им глаза в их заблуждениях. Такие люди безнадежны и сами готовят себе неизбежную погибель.

  

   У нас в России совершается теперь нечто ужасное и совершенно исключительное, я думаю, нигде никогда не происходившее в истории.

   Опять бы[ло], как наилучши[м] обра[зом] страдать.

  

   [26 ноября.]

   Опять нынче, 26 Н(оября], 12 (Зачеркнуто: смерт[ных] приговор[ов]) приготовлений к убийствам людей и 5 совершенных таких убийств людьми, называющими себя правительством, не говоря о всех ужасах всякого рода насилий, истязаний по тюрьмам, о ссылках, о неперестающих вопиющих, ничем не оправдываемых, не вызванных насилий над милионами народа. Не говоря, главное, об умышленном всеми самыми разнообразными средства[ми] развращении народа.

   Герцен говорил... (Многоточие Толстого. Ср. "Пора понять" (т. 38, стр. 162-163).)

  

   И это жалкое подражание Европе в законах наших о земле, не понимая того, что вся Европа стоит на пороге неизбежного освобождения народа от земельного рабства, к[оторое]-освобождение-не может быть иначе совершено, как через признание земли достоянием всех, т. е. к тому самому, что в общинном устройстве признавалось и признается всем русским народом. И тут-то насилием и хитростью разрушать то земельное устройство] р[усского] н[арода], к[отор]ое отвечает самым передовым требованиям справедливости и долж[но] быть установлено повсюду, разрушать и заменять это устройство установлением вопиющей, сознаваемой уже всеми несправедливости, существующей в Европе. Нечто подобное тому, что бы делал человек, укладывая камнями снежный путь для того, чтобы подражать том людям, у к[оторых] нет зимы и к[оторые] мостят дороги.

  

   4 Д. Целый день тоска, стыд, гадок сам себе.

  

   Знания только тогда могут быть истинны и полезны и только тогда могут быть названы наукой, когда они составляют равномерно распределенный и равномер[но] обработ[ан]ный свод важнейших, нужнейших знаний не для одного класса людей, а для всех. В противном же случае, как это произошло среди нашего общества, живущего самой нравственно и разумно неправильной жизнью людей, разделенных на два: одного небольшого класса властвуюш[их], роскошествующи[х] и другого, огромного большинства, лишенного возможности пользоваться своим трудом и (Зачеркнуто: угнетенного) задавленного, когда одни никому ненужные знания доведены до высшей степени обработки, другие прямо вымышлены для оправдания ложного устройства общества, третьи же самые важные и нужные или чуть намечены или вовсе не затронуты, то, что у нас называется наукой, не суть истинные и полезные знания, но большей частью и пустые и вредные упражнения праздной мысли.

   Я несколько раз высказывал где-то сравнение того, что, по моему мнению, и можно и должно считать истинной наукой, с сферой, в к[оторой] все радиусы равномерной длины и равномерно распределены по своим расстояниям один от другого. И как только при тако[м] расположении и длине радиусов могут определять сферу, так только при равномерном распределении, одинаковой степени обработки знаний может определяться истинная наука. И как удлинение (Написано: при удлинении) радиусов одной малой части сферы и игнорирование (Написано: игнорировании) других радиусов не только не определяет сферы, но совершенно разрушает понятие сферы точно так же доведение (Написано: доведенные) до большой степени обработки одних знаний и игнорирование других лишает людей даже понятия о том, чем может и должна быть наука.

   И это самое случилось с нашей наукой, и случилось от того, что - продолжаю сравнение знаний с радиусами сферы-для того, чтобы правильно распределить радиусы, нужно составить три взаимно перпендикулярные равномерные диаметра и потом уже из образовавшихся прямых углов проводить равномерно отдаленные друг от друга диаметры. Только тогда возможно определение сферы. Точно то же и с знанием. Три взаимно перпендикулярные и равные диаметры это должно бы быть: учение о себе, о своем я, составляющем часть всего, второе-учение о том, что есть это Всё, чего человек чувствует себя частью, и третье - учение о том, какие обязанности человека вытекают из отношения его отделенности ко Всему. Короче сказать, три учения эти суть учение о душе, учение о духов[ном] Начале всего и учение о вытекающем из отношения Я к духовному Началу законе.

   Когда определены эти три основные знания, тогда только возможно, руководясь требованиями, проявляющимися в этих знаниях, определять важность, необходимость и дальнейших разнообразных знаний. Только на основании этих учений можно определять большую или меньшую важность, т. е. какое из всех знаний должно быть избрано прежде и какое после, и до какой степени должно быть доведено каждое из них.

   Без этих учений о душе, о Всем и нравственности не может быть ни разумной, ни нравственной жизни людей, не может быть разумного знания.

   А эти-то учения вполне отсутствуют в нашем мире. При отсутствии же их не может быть ни разумной жиз[ни], ни разумного знания. От этого и наша безумная жизнь и наши праздные упражнения мысли, называемые нау[кой], истинной наукой. Но, может быть, вы скажете, что мое определение того, в чем должна быть основа всех знаний, произвольно, и что человеку нужнее знать о весе Марса и солнца, и о микробах, и происхождении животны[х] и т. п., чем знать то, что он такое, что так[ое] (Зачеркнутое: мир) Всё, окружающее его, и как ему надо жить. Знаю, что мне скажут это точно так же, как говорят церковники, что утверждение о том, что вся вера в том, чтобы любить ближнего, произвольно.

   Во всех религия[х] есть ложь и есть истина. Лжи во всех разные; истина во всех одна.

   Уже по этому одному можно узнать, что в каждой религии истинно и что ложно.

   Что такое то я, к[оторо]е я сознаю в себе отделенным от Всего, что так[ое] то Всё, от чего я сознаю себя отделенным, и каково отношение моего я ко Всему? т. е. то, что разумеется под словом: учения о душе, учения о Боге и учения о нравственности.

   А когда посмотри[шь] на ту и другую жизнь, так и видишь, кто у кого украл и крадет.

  

   Понимай жизнь как свою собственность - и вся жизнь неперестающая тревога, разочарования, горести, бедствия. Понимай ее как условие служения хозяину, и вся она спокойствие, удовлетворение, радость и благо.

  

   В каком бы месте, придя в сознание, я ни застал себя, это то самое место, куда меня назначил хозяин. И какие бы ни были те силы, большие или малые, и духовные и телесные, к[оторы]е я чувствую в себе, эти силы суть те самые орудия, к[отор]ые мне дал хозяин для исполнения порученного дола, будь это локомотив, или топор, или метла. Дело же, приказанн[ое] хозяином, мы всегда узнаем, как только перестанем заботиться о своих выдуманных нами личных делах - дело одно: проявление любви, слияние со всем. А это можно делать всегда, везде, при каких бы то ни было силах.

  

   [11 декабря.] Помоги мне, Г[осподи], жить только Твоим работником. Знаю, что для того, чтобы быть им - работником - надо всего себя отдавать на Твое дело. В чем твое дело-Ты указываешь разумом и совестью. Для того же, чтобы я мог делать Твое дело, мне нужно держать в порядке то орудие, к[отор]ым делается это Твое дело: разум и совесть. Держать в порядке орудие значит любить.

  

   Как для того, чтобы топор, пила, заступ делали то дело, на которое они предназначены, надо, чтобы они были остры, так и для того, чтобы твои человеческие силы делали то, что они предназначены делать, надо, чтобы они были любовны. Работник с тупым топором, пилой, заступом не может делать хозяйское дело, и человек, делающий дело Божье без любви, не может делать Его дело.

   Любовь есть орудие, данное человеку Богом для служения Ему. Но как орудие: топор, пила, заступ, должно быть исправлено, отточено для того, чтобы оно могло резать то, что оно должно резать, так и любовь должна быть отточена так, чтобы она могла брать, действовать не только на близких, добрых, но чуждых, недобрых, всех людей, всё живое.

   Мы-работники дела общего, всемирного, Божия. Пути, к[отор]ыми совершится это дело, не могут быть доступны нам, как не может быть доступно работнику всё дело хозяина (пример, разумеется, далеко не полный, сравнивая всемирное, вечное движение жизни с делом частным, временным). Всякое угадывание работника о том, в чем состоит дело хозяина, и направление своих сил, как и не может быть иначе, на это различно предполагаемое дело только отвлекает силы работников от дела и замедляет совершение его, лишает работников лучшего блага: сознания несомненности знания того, что он делает то, чего хочет от него хозяин. Такое же сознание дается человеку только одним: тем, что, отступая от воли хозяина, работник лишается блага, исполняя ее -получает благо.

   Как работнику хозяин сказал: "Если будешь делать то, что я велю, буду держать, кормить, обеспечивать тебя, давать тебе то, чего тебе хочется, так и человеку, всему существу его сказано: дам тебе благо, если будешь делать то, ч[то] я велю; не будешь делать, не будет тебе блага. Благо же твое в увеличении в себе любви. То же, что я велю, ты знаешь из того, что это одно дело, к[оторое] ты всегда можешь делать. Поняв же это, человек получает и самое несомненное знание (Далее в оригинале следуют слова: о том в чем которые по смыслу нужно считать зачеркнутыми.) не о всем общем всемирном божьем деле (это всегда скрыто от человека) и приемов достижения его, как думают знать это люди, предписывающие определенную деятельность, а получает несомненное знание об одном из подготовительных состояний к тому, неизвестному человеку, общему всемирному Божьему делу, к[оторое) делается жизнью мира. Получается несомненное знание о том, что это подготовительное состояние, включающее в себе всё, что только могут придумать люди, делающие предположения о задачах жизни, состоит в увеличении всеобщей любви, увеличении, (Запись от слов: Мы-работники кончая: увеличении отчеркнута с обеих сторон красным и синим карандашами. Ср. Дневник, 11 декабря, 2.)

   (К Сну.) "Приучить мужиков так же, как и вы, грабить".

  

   К Сну. Смешени[е] врем[ени] и последовательности. Лакей. Пробужден[ие] от того, что на старичка [1 неразобр.] княги[ня].

  

   окружающему его всему. А так как такое определение и неизбежно вытекающее из этого определения руководство в поступках есть необходимое условие, по моему мнению, о разумной жизни, то я и не могу считать религию делом вредным. И потому совершенно не разделяю вашего взгляда на религию и притом, имея мало сил и времени и много дела, и не нашел нужным отвечать вам, за что еще раз прошу вас извинить меня.

  

   К предисловию. Смирение: мешает проявление любви к тебе.

  

   Ведь это жизнь человеческая эти ваши бланманже и цветочки и тенисы. Девка идет чистить тенис, у ней рожь не довязана.

   И тут случилось, что то, что теперь мне кажется необычайной новостью, показалось мне вполне естественным.

  

   Помни, что состояние твоего тела: желудок, похоть или успокоение ее, усталость, боль, все это изменяет - не изменяет, а повышает до высшей степени или понижает до низшей степени твое духовное состояние, твое отношение к жизни. То восторг радости, умиления от блага жизни, то тоска, уныние; то всех любишь, то всех не любишь или хотя удерживаешься, чтобы не любить. Помни это и не приписывай тому состоянию подъема или упадка значения настоящего твоего состояния. А состояние настоящее твоего духовного я есть центральное, среднее, то, по к[оторому] ты радуешься состоянию подъема и стараешься удержать его и не веришь состоянию упадка и стараешься победить его. Дорого то, чтобы эта центральная точка не переставая двигалась к подъему, а не к упадку. Слава Б[огу], это есть.

  

   Заблудших людей всегда больше, чем незаблуждающ[ихся] или мало заблужд[ающихся], и потому сила самая основная и могущественная всегда на стороне первых. При внешних успехах цивилиза[ции]: путях сообще[ния], печати, особенно ежедневной печати сила эта удесятеряется.

   Только одни мужи[ки] земледельцы знают это: знают не потому только, что чуют это своими боками, не потому, ч[то] вследствие своей естественной жизни мировозрение их (Зачеркнуто: яснее, разумнее, христианнее) не развращено, как мировозрение рабовладельцев, а п[отому], ч[то] они одни живут разумной христианской жизнью, признавая всех людей братья[ми] и потому признавая за всеми одинаковое право жизни. И на этих-то людей, кроме того, что мы высасываем их, мы смотрим с высоты нашего величия, обучаем, образовываем, благодетельствуем их, стараемся до себя - до своей мерзости - поднять их.

   И что же мы делаем вместо того одного, что мы бы должны сделать: понять свой грех и освободиться от него?

   Мы вместо этого придумываем ввести всё то, что введено в Европе... (Многоточие Толстого. Ср. очерк "Сон" (т. 38. стр. 29).)

   Всё то, что я записал, я точно видел, слышал во сне. Правда, я часто и много думаю наяву о земельном вопросе, но то, ч[то] я слышал во сне, я не думал сам наяву, а услышал только во сне.

   Записывая сон, я невольно изменил, прибавил, мож[ет] быть, что-нибудь в изложение в подробностях. Во сне всё б[ыло] проще, яснее, убедительнее, но сущность слышанного во сне записана мно[ю] верно. (Ср. варианты четвертой редакции очерка "Сон" (т. 38, стр. 453-455). В оригинале последний абзац отчеркнут с левой стороны.)

  

  

   И что же мы делаем? Мы все, и прямые и посредственные рабовладельцы, вместо того, чтобы, отменив зем[ельную] собственность, понять свою вину и слезть с шеи того народа, к[оторый] мы держим в рабстве, мы или благодетельствуем ему, или еще брани[м], осуждаем его, как несмысленный или злой ребенок кусает ту грудь матери, к[оторая] нас кормит. Не осуждать, не учить надо нам, а покаяться и та[к] или иначе освободить не его, - как ни беден, ему лучше нашего, а себя освободить от того греха, в к[отором] погряз[ла] вся жизнь наша. (Ср. очерк "Сон" (четвертая редакция-т. 38, стр. 39 4; окончательный текст там же, стр. 25).

  

  

  

   Передай мою любовь и привет всем твоим добрым товаркам, монахиням и старцам и скажи им, что я прошу их простить меня.

  

   Лев Рыжий б[ыл] прав, а я не прав. Он только не умеет высказать.

  

   Дун[аев] верит только в науку, в цивилиз[ацию]. Меня признает только п[отому], ч[то] меня признает цивилиз[ацией].

  

   [24 декабря.]

   Что ни вспомню, всё дурно, всё стыдно, Слава Богу, ч[то] хотя всё в себе гадко и стыдно.

   Буду стараться быть Его работником - хоть плохим, слабым, но все-таки работником (Написано: поддерживаемое).

   Возражение в представлении о весьма возможном завоевании японцами и китайцами и требовании участия в их насил[ии], поддерживаемом не только угрозой смерти, но пытками.

   Ответ тот, что борьба должна быть, но борьба духовная. А смерть, страдания - только общий удел всего живого. -

   А также и возражения Льва, ч[то] все делают, ч[то] им свойственно: делай свое, а их не суди.

  

   Видел во сне отрицание Бога и еще возражение на свое представление об общем лучшем устройстве жизни вследствие отказа от борьбы.

  

   Я чувствовал смутно, что признание жизни в безвремен[ном] моменте настоящего имеет важное значение; (и действительно, такое признание уничтожает все грехи и соблазны и суеверия. Для настоящего нет>

  

  

   Одно, но зато великое, истинное благо дано человеку: сознание себя проявлением Бога (духовного начала). Человек, сознающий себя Богом, прямо непосредственно служит Богу, живет Им и с Ним. Человек же, не сознающий себя Богом, а личностью, человеком, только посредственно служит Богу. Как - мы не можем знать, служит тем самым злом, к[оторое] он совершает, злом, к[отор]ое есть матерьял работы Бога.

   Движение жизни, сознаваемое человеком, различно, смотря по тому, сознает ли он себя духовным началом или телесной личностью. В первом случае он человек, его духовное я неподвижно, и всё, так же как и его тело, быстро и медленно движется помимо его. Он стоит на берегу, и река со всем, что есть на ней, движется мимо него. Во второ[м] случае человек движется вместе со всем и сознает свое движение потому только, что есть предметы, движущиеся медленнее его и совершенно неподвижные. Он плывет по реке и знает про движение только п[отому], ч[то] есть предметы, плывущие медленнее его и есть неподвижные берега.

   Тут говорившие замолчали и [1 неразобр.) уж только Ник[олай] Андр[еевич]. Замолчал и я, всё ждал, что кто-нибудь чтонибудь скаже[т], но все тоже молчали, (Зачеркнуто: Тогда говоривший, сделавшись вдруг уже одним Ник[олаем] Андреевичем]) и слышно было только, как Ник[олай] Андр[еевич] (Зач.: вдруг захохотал тем веселым, немного пья[ным] смехом, к[оторым] хохотал обычно.) заохал, заахал совершенно так, как охал и ахал Н(иколай] Анд[реевич]. (Зач.: и потом отчихавшись от смеха). Я ждал, что кто-нибудь что-нибудь скаж[ет], но все молчал[и] тоже. Н(иколай] Анд(реевич] опять заговорил совсем другим и строгим и убедительным голосом.

   <Ведь вы играете в жи[знь], а они только> <Ведь живут толь[ко] они. Вы не живете, вы только портите жизнь себе и другим. Вы не жизнь, а наросты на жизни народа.>

  

   Они растение, а вы вредные, ядовитые наросты (Зач: грибы) на нем. Они знают, что придет время, (Дальнейший текст до конца абзаца написан на предыдущей странице листка Записной книжки.) п[отому] ч[то] рано или поздно он дождется или добьется своего. А добьется своего п[отому], ч[то] он решает вопрос... добьется сво[его] п[отому], ч[то] он (Зач: сила единственная и телесная и, главное, духовная) нравственная духовная сила, великая сила, живущая не как вы, для своих детских, глупых, ничтожных целей, а для исполнения высше[го] религиозного назначения. И им торопиться некуда, они зна[ют], что их время придет, и что совершится то, что должно. (Ср. очерк "Сон" (четвертая редакция - т. 38, стр. 394; окончательный текст там же, стр. 23-25)

  

   Одно из высших свойств Бога есть высший разум. Как же странно, когда для того, чтобы убедить нас в существовании Бога, нам говорят, что он поступает противно разуму, т. е. делает чудеса.

  

  

  

   1