Толстовство - Ясная Поляна. Выпуск 5

justify">  

   - 17 -

  

   человека жизни, вступает в противоречие с самим собой, делая то, что запрещает своим гражданам. Говорили - и с цифрами в руках! - об отсутствии "эффекта устрашения", о судебных ошибках, вспоминали о народном презрении к палачу и сочувствии осажденному и делали вывод о несоответствии смертной казни народному правосознанию. "Единственный смысл в том, что смертная казнь дает возможность навсегда избавиться от вредного для общества человека. Но какой это нищенски-убогий смысл для нашего времени" - подытожил свое фундаментальное исследование "История смертной казни в России" /1912 г./ приват-доцент Московского университета С.И.Викторский.

   Был момент, когда общество поверило - смертная казнь вот-вот будет отменена. В феврале 1906 г., перед выборами в Первую Государственную думу, московская газета "Русские ведомости" начала регулярно публиковать протесты. Одним из первых откликнулся В.И.Вернадский. В статьях тех лет великий ученый не переставал повторять: "Человеческая личность представляет собою драгоценное и неотъемлемое, что может быть найдено в мире. Она тесно связана с человеческим сознанием - все лучшее и дорогое сосредоточено в ней. Никто не должен и не может посягать на ее существование. Ужасно и не может быть оправдано никакими практическими соображениями отдельное убийство, не имеет оправдания террор, но еще ужаснее, когда формы государственной жизни легализуют убийство одним человеком другого человека".

   Письма и телеграммы протеста посылали в печать и правительству - десятки гимназий, почти все университеты, городские думы, студенты духовных академий, земские организации, частные лица. Число протестовавших учесть невозможно, но только в одни "Русские ведомости" к 26 апреля /открытие Думы/ прислали протесты 23854 человека. Требование отменить смертную казнь содержалось в наказах избирателей многим депутатам. Вот голос крестьян Самарской губернии: "Мы, крестьяне, пришли к заключению, что нам необходимо отменить смертную казнь. Убить человека можно, а воскресить его нельзя никакими сказочными водами. Много, много людей погибает безвинно-напрасно и никогда не возвратишь".

   Были у смертной казни и защитники. "Союз русского народа в городе Рузе умоляет тебя, государь, о сохранении смертной казни, неприменение которой, а также применение амнистий поведут, по крайнему нашему разумению, к ожесточению и самосуду над крамольниками"....

   Но интеллигенция не сдавалась. Один из примеров - попытка создать в 1908-1909 гг. Лигу борьбы со смертной казнью имени Л.Н.Толстого. Инициаторы выпустили литографированное обращение "К русскому обществу". Под обращением стояли многие сотни подписей. Среди них писателей - В.Г.Короленко, А.И.Куприна, В.В.Вересаева, Д.С.Мережковского; актеров - В.Ф.Хомиссаржевской, В.И.Качалова, Л.В. Собинова, О.Л.Книппер-Чеховой, А.П.Ленлуков, Н.И.Караев, Н.К.Кольцов, Ф.Ю.Левинсон-Лессинг, В.И.Вернадский, С.Ф.Ольденбург, Е.В.Тарле, А.С.Фаминцин; композиторы - А.К.Глазунов, С.И.Танеев; художники - И.Е.Репин, В.В.Матэ; публицисты и общественные деятели - Д.И.Шаховской, Н.И.Петрункевич, Н.А.Бердяев, Е.Н.Трубецкой, К.К.Арсеньев, Г.В.Плеханов. "В сознании великой ответственности перед потомством и Родиной, - говорилось в обращении, - с глубоким и совершенным убеждением в святой правоте нашего

  

   - 18 -

  

  

   дела, мы обращаемся ко всем без исключения соотечественникам нашим с призывом исполнить свой долг, долг человека.

   "Во имя той веры, которую вы исповедаете и которая запрещает убийство, во имя разума и вашей личной совести - ибо не можете же вы не сознавать, что в том, что творится вокруг, есть доля и вашей ответственности, во имя ваших детей, которые когда-нибудь потребуют у вас отчета, во имя любви к общему нашему отечеству, которое быстрыми шагами идет к -нравственному запустению - протестуйте против смертной казни!

   "В вашем семейном, дружеском и деловом кругу, в тех обществах, где вы работаете, с церковных амвонов, с учительской кафедры, в печати - словом, всеми доступными средствами, протестуйте против смертной казни!"

   Создать Лигу власти не разрешили. Впервые в XX веке смертная казнь в стране была отменена в марте 1917 г. После этого отменялась еще трижды. В последний раз снова введена 12 января 1960 г.

   Еще в 1908 г. основатели Лиги писали: "Смертная казнь - это самое верное и испытанное средство извращения нравственного чувства человека, надежный способ разрешения общественной морали и путь к одичанию страны. Нельзя безнаказанно изо дня в день на глазах у толпы понижать ценность человеческой жизни". Как не вспомнить эти слова, слыша зачастую на улице, в очередях присказку "стрелять их надо!"....

  

  

   1987 г.

   Ленинград

  

  

   - 19 -

  

   Плутарх.

   /40 - 120 г./

  

  

   Вы спрашиваете меня, на каком основании Пифагор воздерживался от употребления мяса животных. Я, со своей стороны, не понимаю, какого рода чувство, мысль или причина руководила тем человеком, который впервые решился осквернить свой рот кровью и дозволил своим губам прикоснуться к мясу убитого существа. Я удивляюсь тому, кто допустил на своем столе искаженные формы мертвых тел и потребовал для своего ежедневного питания то, что еще так недавно представляло собой существа, одаренные движением, пониманием и голосом. Как могли его глаза выносить зрелище искалеченных членов, с которых содрана кожа? Как могло его обоняние выносить такое ужасное зловоние? Как, спрашиваю я, он не почувствовал тошноту от соприкосновения с гнойными ранами, от осквернения разложившейся крови и соков?

  

   Если бы древние могли теперь прийти в сознание и заговорить, то они воскликнули бы:

   "О счастливые и любимые Богом люди, какое благодатное время в мировой истории выпало на вашу долю: вы сеете и приемственно пользуетесь всеми благами, которые произрастают для вас в полном изобилии!

   "Разве вы не собираете обильных жатв? Какое богатство на полях, сколько невинных удовольствий, которыми вы можете пользоваться среди окружающей нас со всех сторон растительности. Вы можете позволить себе роскошную пищу, не пятная рук невинной кровью, тогда как нам можно себе представить. Мы были брошены судьбой среди преобладающего и рокового недостатка самых простых потребностей жизни, и тот период первого бытия земли, когда плотная еще атмосфера скрывала от нас ясное небо, когда звезды были еще покрыты густой мрачной мглой огненных паров, и сами светила не имели определенного и правильного движения. Земной шар представлял дикую и необработанную пустыню, беспрестанно затопляемую водой разлившихся рек, наполненную беспредельными болотами и лесами. Не могло быть для нас собирания плодов земных, ни какого-либо механического орудия для борьбы. Голод лишал нас досуга, неудивительно, если мы, наперекор природе, прибегали к мясу животных, когда все наши средства к существованию состояли из дикорастущих злаков, древесной коры и даже вязкой глины, когда мы считали себя счастливыми, если случайно находили дикий корень и траву. Когда нам удавалось съесть желудь или орех бука, то от избытка благодарности и веселия мы плясали вокруг дерева. Таков был праздничный пир тех первобытных времен,

  

   - 20 -

  

   когда на земле господствовали страсти и насилия, порождаемые борьбой за существование.

   "Но какая борьба за существование или какое неудержимое безумие понудило вас обагрить ваши руки кровью, - вас, повторяем мы, пользующихся всем необходимым и всеми удобствами существования? Зачем клевещете вы на землю, что будто она не в состоянии питать и кормить вас?

   "Как вы не стыдитесь примешивать убийство и кровь к ее благотворным дарам? Вы называете хищными и жестокими львов, тигров и змей, тогда как вы рами не уступаете им ни в какого рода варварствах. Между тем, для них убийство - единственное средство существования, а для вас это - лишняя роскошь и преступление".

   В сущности, мы не убиваем и не едим львов и волчиц, что могли бы делать для нашей самозащиты, и наоборот, оставляем их в покое, а преследуем и убиваем невинных, прирученных и беспомощных животных, лишенных оружия для своей защиты, которых природа, повидимому, вызвала к жизни для олицетворения красоты и грации.

   Ничто не приводит нас в смущение: ни замечательная красота их форм, ни жалобные ласковые звуки их голоса, ни их умственные способности. Единственно из-за куска их мяса мы лишаем их лучезарного солнечного света, - жизни, для которой они рождены. Мы притворяемся, что не придаем значения их жалобным крикам, между тем, как в действительности это настоятельные просьбы и мольбы, обращенные к нам каждым из них.

   Можно только жалеть о нашем диком бесчеловечии! Ужасно видеть стол богатых людей с грудами разукрашенных мертвых тел, а также столы мясников и поваров; но еще более ужасный вид представляет этот самый стол после пиршества, потому, что даже количество оставшихся объедков превышает потребление. Следовательно, эти жертвы бесполезно лишились жизни. В других случаях хозяин прямо из жадности жалеет раздать свои кушанья, но он не пожалел, однако, лишить жизни невинных существ.

   Прежде всего строение нашего тела доказывает, что человек не мясоедный, как видно из того, что ни одно из животных, которым назначено питаться мясом, не имеет сходства с человеком, у человека нет изогнутого клюва, ни жестких клешней и когтей, ни острых зубов, ни напряженной деятельности желудка. Напротив, судя по его гладким зубам, малой вместимости рта, мягкому языку и медленности его пищеварительного аппарата, природа совсем не предназначила ему питаться мясом.

   Если, несмотря на все это вы будете еще утверждать, что природа предназначала вас для такой пищи, - то начните с того, что убивайте сами то, что вы хотите съесть, но делайте это сами вашим природным оружием, не употребляя ножа мясника, ни топора или дубины. Итак, подобно тому, как волки, львы и медведи умертвляют сами все, чем они питаются, так и вы разным образом убивайте корову или быка, впиваясь в него челюстями, грызите свинью зубами, набрасывайтесь на зайца или овцу и разрывайте их на ходу, не разбирая место и времени. Исполнив предварительно все это, садитесь тогда за свой стол. Но если вы ждете, чтобы живое и думающее существо было лишено жизни дру-

  

   - 21 -

  

   гими, и если вам самим противно вырвать сердце и пролить кровь вашей жертвы; то зачем, спрашиваю я вас, наперекор природе и жалости, вы питаетесь существами, одаренными сознательной жизнью? Более того, даже тогда, когда ваша жертва убита, вы не хотите их есть в том самом виде, как они доставлены с бойни, вы варите, жарите, подвергаете их полной метаморфозе с помощью огня и приправ. Вы окончательно видоизменяете убитое животное употреблением десятков тысяч душистых трав и пряностей, чтобы ваш природный вкус был обманут и подготовлен для принятия неестественной пищи. Верное и остроумное замечание было сделано спартанцем, который купил рыбу и отдал ее приготовить своему повару. Когда последний спросил у него сливочного и оливкового масла и уксусу, и разных специй, то он сказал: "Ну, если бы я имел все эти приправы, то и не купил бы рыбы!"

   Мы до такой степени наслаждаемся кровопролитием, что называем мясо "деликатесом", и для того же мясного блюда, непосредственно требуем тонких соусов и мешаем вместе оливковое масло, вино, мед, соленые овощи и уксус со всякого рода пряностями Сирии и Аравии и всякую всячину: как будто бы мы бальзамируем человеческое тело. Когда же все эти разнородные вещества смешались, растворились и до известной степени испортились, то предоставляем желудку переваривать и усваивать их, если он может. Хотя это достигается отчасти на некоторое время, но естественным последствием являются различные болезни, вызванные недостаточным пищеварением и тучностью.

   Мясоедение противно не только нашей физической природе, но и в других отношениях. Ум и мыслительная способность теряют от пресыщения и тучности; мясная пища и вино, быть может, придает плотность телу, но это только способствует ослаблению ума.

   Чтобы не возбудить неудовольствие атлетов, награждаемых призами, я воспользуюсь более близкими примерами. Остроумные люди в Афинах, как известно, осыпают нас, бестийцев, эпитетами: грубый, тупоголовый, бессмысленный и главным образом из-за грубой еды. Нас даже называют свиньями. Менандр дал нам кличку: "Народ, работающий челюстями". Менандр утверждает, что ум имеет для бестйцев весьма второстепенное значение.

   Помимо всех этих причин, может ли быть что прекраснее развития склонности к человеколюбию? Кто с добротой и кротостью относится к существам других видов, может ли он быть когда-либо способным сделать зло однородному с ним существу? Я помню, как мне передавали в разговоре, слова Ксенократа, что афиняне наложили пеню на человека, содравшего кожу с живой овцы. Тот, который мучит живое существо, не многим хуже того, кто умерщвляет без всякой его пользы. Мы имеем, по-видимому, более ясное представление о том, что противно праву собственности и обычаю, нежели о том, что противно природе. Разум доказывает, не только посредством наших мыслей и желаний, что для нас сравнительно новы дикие пиршества мертвечины.

   Хорошо было бы, если бы мы страшились окончательно от пролития крови и прожорливости и проводили бы в чистоте остаток нашей жизни.

  

  

   - 22 -

  

   Сергей Тимофеев

  

   X X X

  

   Звериное сердце наполнено смутной тоской,

   Дорога на бойне пропахла расплесканной кровью.

   Глаза из дремоты как глянут - стою неживой.....

   Готов самый лучший венок положить я к его изголовью....

   Падет ни за что, чтобы я его, серенький, съел,

   Насытившись, сальные губы растер бы салфеткой,

   И дальше болтал, суетился, от собственной доблести млел

   И что-то писал и дивился: как верно, и точно, и метко.

   Он - брат мой, мой младший и дурень последний в семье,

   Бодался, когда я ходил в свою среднюю школу.

   Жевал свое сено и был равнодушен ко мне.

   Он глупый.

   На бойню везут его .........

  

  

   X X X

  

   В зале для игральных автоматов

   Еще не применяют напалм и расщепленный атом,

   Но здесь с раннего утра и до позднего вечера

   Все дымится от мяса звериного и человечьего.

   Торпеда чирикает воду, красной трассой тротила,

   Если выстрел удачен, то легкие, полные ила.

   Опускаются на дно вместе о потопленным кораблем

   /За дальностью расстояния не видно лиц тех, кто на нем/.

   Затем, прижимая к плечу приклад и выбирая верный прицел,

   Мы делаем так, чтоб из живых зверей никто не остался цел.

   Цивилизация выступает во всем, нет грубого натурализма,

   И мозги лося не стекают на пол, приоткрыв обаянье садизма.

   У дверей не дежурит милиция, и все остается в секрете,

   А трупы выносят через заднюю дверь, где редко бывают дети.

  

   Рига, 1987 г.

  

  

   - 23 -

  

   Ю. Владев

   ПУТЬ

  

   Труд человека - преодоленье

   благостью злобы,

   смелостью страха,

   радостью боли,

   верою праха.

   Труд человека -

   преодоленье

   смерти в себе.

   Мысль человека - распознавание

   высшего в низшем,

   друга в правдивом,

   гостя в бездомном,

   брата в гонимом.

   Мысль человека -

   распознаванье

   блага в себе,

   Жизнь человека - приобретенье

   совести властным,

   разума гневным,

   мужества слабым,

   истины смертным.

   Жизнь человека -

   приобретенье

   правды в себе.

  

  

   X X X

  

   ЧЕЛОВЕК

  

   Диоген с фонарем

   ясным солнечным днем

   Человека упорно искал.

   Человек - на кресте,

   Человек - на костра,

   Человек - принял яда бокал.

  

   Светлым солнечным днем

   со своим фонарем

   Диоген все глаза проглядел.

   Не везло все ему.

   Не ему одному.

   Может быть, кто-нибудь уцелел?

  

   X X X

  

   - 24 -

  

   ЭВОЛЮЦИЯ

  

   Сначала немножечко лжи,

   сперва только чуточку страха, -

   и вот уж приходится жить,

   входя ежедневно

   на плаху.

  

   Не верьте, когда вам солгут,

   Не боитесь, когда вас пугают , -

   сомнения к правде ведут,

   отвага от страха

   спасает.

  

   У страха глаза велики,

   Но в цепи закованы ноги.

   У лжи семимильны шаги,

   Но бельма не видят

   дороги,

  

   Растит грандиозную ложь

   Согласие с малою ложью.

   Слегка трусоватая дрожь

   Становится

   рабскою дрожью.

  

   Не дайте себя обмануть,

   Сойдите с трусливой дорожки,

   Взбунтуйтесь всегда и чуть-чуть,

   Восстаньте,

   когда и немножко.

  

   X X X

  

   - 25 -

  

   ЧУДО

  

   Маленьким детям

   видится чудо -

   щедрые феи,

   мудрые звери,

   синие птицы,

   добрые люди.

   Неутолимо

   Чувствую чудо.

  

   Зрячим, как в детстве,

   видится чудо -

   вещие книги,

   светлые песни,

   честные тропы,

   вольные люди.

   Необратимо

   верую в чудо

   И засевает

   Чудо издревле

   Звездами небо,

   Зернами поле,

   Муками совесть,

   Песнями сердце.

   Необозримо

   сущее чудо.

  

   Верою в чудо

   Добрые люди

   Издавна держат

   Мир поднебесный,

   Чтобы не рухнул, -

   Держится чудом.

   Неколебимо

   вечное чудо.

  

   г.Киев

  

  

   - 26 -

  

   Георгий Мейтин

  

   Часто люди, причем не только стремящиеся по привычке находить противоречия, но и искренне желающие уяснить для себя кажущиеся сложными вопросы, приходят в недоумение, когда речь заходит о личности. "Что значит освобождение от личностной ограниченности, от самости?" Так и меня стали спрашивать, что я имел ввиду, говоря об этом в "Исповедую ненасилие". Вполне естественна некоторая озадаченность, учитывая самый различный характер того, что вкладывается в эти слова, и мне не хотелось бы еще и со своей стороны разложить их математически точные формулировки, на основе которых стараться строить затем некоторую систему. Я не хочу этого делать потому, что слишком много и без того самых разнообразных систем, в которых человек бродит, не находя выхода, и потому, что, как бы ни были точны их словесные определения, они никогда не становятся единой дли всех аксиомой, а вызывают лишь новые толкования и споры.

   Так что, по возможности не касаясь ни сложных формулировок, ни этих нескончаемых толкований и споров, скажу лишь о том, в чем мне видится здесь основная причина недоумения.

   Возможно, иной китаец, переживший годы "культурной революции", был бы особенно настроен теперь против малейшей вероятности поставить человеческую личность под сомнение. И вполне естественно внутренний протест живых людей против долгое время проводившейся политики тотального обезличивания, когда усиленно старались сначала все разрушать. До основанья. А затем осталось лишь беспомощно разводить руками и вздыхать над облаками. Вполне естественно, что люди больше не жалуют подобных экспериментов и настроены противиться любым посягательствам на свободу и неприкосновенность личности. И они правы.

   Говоря же об освобождении от ограничений личности, я имею ввиду лишь естественное стремление к духовной жизни; иными, может быть, более понятными словами - стремление к освобождению от эгоизма.

   Разумеется, люди живут на земле, имея каждый свои характерные особенности, и дело жизни каждого человека не в том, чтобы стараться во что бы то ни было стать похожим на других, быть таким, как все, но в том, чтобы люди, могут быть, по своим возможностям реализовывали эти характерные особенности наилучшим образом, помогая при этом друг другу. Как прекрасно, когда живущие даже на противоположных сторонах Земли, даже ни разу не видевшие друг друга, все же едины в своем общем

  

   - 27 -

  

   стремлении к Богу; они едины, несмотря на километры, их разделяющие, на все препятствия и границы.

   Но есть и другая, противоположная сторона этого же вопроса. Когда попирается свободное развитие человека и человечества, когда идею единства желают осуществлять искусственными, внешними средствами, тогда и происходит то злополучное обезличивание, при котором единства, как такового, нет, но есть кажущаяся одинаковость, если можно так выразиться, - одинаковость в одежде /униформа/, одинаковость причесок или бритье голов, кажущаяся одинаковость мыслей и словесных формулировок, хотя при всём том - можно оставаться одинаковыми эгоистами, и внешнее единство лишь усугубляет отчуждение между людьми.

   Быть может, покажется странным и противоречивым то, что, говоря о благе единства, я одновременно здесь же его отрицаю, как будто. Но противоречия в этом не может быть. Для того, чтобы научиться понимать людей, надо прежде хоть немного разобраться в себе; чтобы научиться понимать и любить людей, надо прежде почувствовать то, что всех объединяет, в тишине прислушиваться к своему сердцу. А отрицаю я то, что под видом братства содержит лишь громкие слова, то, для чего /какие бы ни были высокие и благородные цели/ применяется насилие.

   Однажды, лет десять назад, еще в самое так называемое время застоя, мне пришлось в другом городе иметь беседу с одним высоким милицейским чиновником. Он уверял меня в том, что человек не имеет права делать перерыв в работе даже на несколько недель. Речь вовсе не о том, что надо жить своим трудом и что хорошо быть полезным другим, но лишь о том, что надо быть всегда непременно прикрепленным к какому-нибудь предприятию. Мои возражения были ему непонятны. Когда же я между прочим сказал, что уважаю и крестьянский труд, он тут же сделал вывод, что мне надо работать, в колхозе..... Вспомнил я эту беседу не для того, чтобы лишний раз покритиковать чиновника - это теперь делают все, кому не лень, - просто этот случай и завершающий вывод заставили меня в то время глубоко задуматься над сущностями единого: свободного и навязанного. Навязанное людям коллективное хозяйство - колхоз - вызвало у меня внутренний протест и сознание противоестественности такого положения, когда живые и свободные отношения между людьми ломаются и подменяются регламентированной формой пресловутого коллектива. Во имя этого слова стало возможным доказывать все, что угодно, хвалить и осуждать, клеймить позором или превозносить до неимоверных высот.

   Вместе с тем, в атмосфере общей связанности, когда нет еще осознания этого положения, у людей формируется и стойкое неприятие всего, что как-то отличается от привычного, годами сложившегося представления о жизни, и одновременно боязнь общего осуждения, боязнь быть откинутым этим самым коллективом. Эта боязнь стать отщепенцем существовала веками, и обычно было именно так, что людям, желавшим жить по совести, приходилось выбирать между нею и обществом, в котором они жили, между Богом и человеческими представлениями и обычаями.

  

   - 28 -

  

   Сколько крови пролилось из-за того, что в обществах, где существует обычай кровной мести, лишь немногие имели мужество отказаться от него, прослыв и слабым, и изменником; сколько неописуемых ужасов войны происходило из-за того, что лишь немногие находили в себе силы отказаться от насилия и быть объявленными предателями своих отчеств, когда те впадали в психоз взаимной ненависти; сколько, наконец, людей были морально растоптаны из-за того, что лишь немногие решались противостоять мнению массы? Но этот выбор - та внутренняя работа, та внутренняя борьба, которая совершается в человеке, которая делает человека человеком в высшем, в духовном смысле этого слова.

   Нет-нет, я не хочу бросить камень в сторону тех, кому не удается преодолеть страх "отцепечества", страх "белой вороны". Тем более, что это происходит не сразу и не во всех одновременно. Как часто мне приходилось наблюдать людей, которые наедине с собой были и совестливы, и сострадательны, но, попадая в общество, быть может таких же, как и они, совестливых людей, взаимно менялись, подчиняясь некой униформе души, заставляющей осуждать то, к чему зовет внутренний голос и одобрить то, что казалось до этого жестоким и страшным, и в этом смысле даже безразлично, как установился этот коллектив: административно или стихийно - как параллельный, даже противопоставляющийся административному. Комплекс "белой вороны" может парализовать волю человека как в одном, так и в другом. Но при этом можно сказать, что нет ничего нелепее восхваления принудительной общности, в которой поведение человека определяется как бы некоей программой. И тут удивительна та степень зачарованности, давящей над человеком, когда он, несмотря на просыпающийся протест, с радостью подчиняется всем, даже самым странным предписаниям. Быть может потому, что внутренне, где-то подсознательно человек все же стремится к единству, и внешний вид, декорация такого единства может порой действовать восторгающе.

   Что-то подобное и я чувствовал в ранние школьные годы, при виде стройно шагавшего пионерского отряда. Это впечатляло: такая у них одинаковая торжественная одежда, красные галстуки, значки, пилотки, так дружно у них получается идти под барабанный бой в ногу! В определенном возрасте, как и все вокруг, я сам был зачислен в пионеры, но к тому времени от былого восхищения остались лишь следы. Все это я уже воспринимал достаточно скептически: тем не менее и не думал, не подчиняться тому, что делали все. И я шагал, когда нужно было шагать, пел, когда надо было петь, и говорил, когда нужно было и что нужно было в соответствующих случаях говорить. Однажды надо было участвовать в некоем шоу, называющемся: "Пионеры приветствуют делегатов". /был какой-то очередной съезд местных комсомольцев./ Под бравурные звуки "Взвейтесь кострами" мы должна были входить в зал, становиться в междурядия и олицетворять собой "счастливое детство". На сцене перед президиумом несколько детей в красных галстуках звонкими, молодцеватыми голосами говорили в рифму что-то до того нелепое, что было за них стыдно, но делегаты понимающе хлопали в ладоши. В заключение надо было резким движением поднести прямую ладонь ко лбу и так же резко крикнуть, что "всегда готовы" /какой ужас/. Вероятно потому, что я проделывал этот обряд слишком вяло, впредь на подобные мероприятия метя не брали.

   Потом, через пару лет /без всякого сопротивления о моей стороны/, с первой партией "лучших учеников" я был зачислен

  

   - 29 -

  

   в комсомол. К тому времени не только я, но пожалуй, и никто другой из зачисляемых, к комсомолу особого уважения не питали. Но процедура смены названий и значков казалось до того сама собой разумеющейся, и так непререкаемо грозной представлялись веления администрации, что опять-таки не было и мысли о том, что можно поступить как-то иначе, что можно жертвовать своим личным спокойствием за убеждения, за правду.

   Одним из наиболее излюбленных слов на школьных собраниях было слово "коллектив". Считалось наверное, что кроме страна, некоторое благоговение перед этим понятием должно побуждать учащихся выполнять предписания. Предписания, хотя и без энтузиазма, я выполнял, но с коллективом мне приходилось постепенно расходиться. Я чувствовал, что должен выбирать: иметь ли внешнее одобрение у окружающих, стараясь быть таким же, как большинство, или... По мере того, как я приходил к определенным убеждениям, происходил и выбор. Так, например, я перестал одобрительно хихикать, когда кто-нибудь рассказывал о том, как мучил голубей или котят, я перестал одобрять издевательское отношение к тем, которые считалась в силу каких-либо причин, отверженными. И приходилось понимать, что стремление жить по совести требует определенных жертв. Но если мне в какой-то мере удалось преодолеть /и то лишь в чем-то/ зависимость от мнения как бы параллельно функционирующего коллектива, покуситься на установки, предписанные властью администрации, было тогда выше моих сил.

   Прошло еще некоторой время, прежде чем я перестал считаться комсомольцем, а примерно за год до этого произошло все же мое первое открытое неповиновение. Это было на уроке начальной военной подготовки. Предстояла какая-то очередная военно-патриотическая викторина между школьниками, в которой обязаны были участвовать все. Военрук, наговорив предварительно множество мобилизующих, и в то же время устрашающих фраз, стал распределять роли кто-что должен будет произносить и в каком порядке. Как раз незадолго перед тем днем я размышлял о сущности соревнований и пришел к ясному выводу, что это дело нехорошее. /А тут еще и военное/. И вот теперь предлагалось именно то, что прямо противоречило моим убеждениям. Совесть мне говорила, что не следует этого делать, и я чувствовал, что теряю всякое человеческое достоинство, если не откажусь. С замиранием сердца я сидел и ждал, когда очередь дойдет до последнего момента не будучи уверен, хватит ли у меня решимости. Военрука все боялись: к тому же все эти бесконечные разговоры о патриотизме и изменниках, о западных спецслужбах и "негодяях диссидентах", которых в то время дружно ''клеймили позором". И тем не менее - свершилось. Когда очередь дошла до меня, я встал и сказал, что не буду участвовать. Присутствующие в удивлении притихли, ожидая, какая же последует расправа. На недоуменный вопрос военрука я еще раз повторял то же самое. Но "расправу" он почему-то решил отложить, строго сказав, чтобы я после урока остался. После урока я был приведен в военную комнату. Как все это ни кажется теперь незначительным, честно говоря, я боялся: и за более мелкие проступки последствия бывала довольно суровыми, а тут с моей стороны был прямой вызов. Но то ли потому, что и для самого военрука это было неожиданностью, то ли еще почему-то, закончилось дело довольно легко. В кабинете он меня грозно спросил, что все это значит. Я ответил, что я против любых соревнований.

   - Почему?

   - Я считаю, что это плохо. И тут военрук произнес сакраментальную фразу:

   - Но ведь коллектив считает иначе!

  

   - 30 -

  

   Это было сказано тоном, не терпящим возражений.

   - Во многом коллектив имеет другое мнение, но что же делать... Единственное, что мне удалось сказать. В заключение разговора военрук суровым, но как будто в чем-то сомневающимся голосом посоветовал серьезно подумать, что я и сделал, но пришел только к еще более сильному убеждению в том, что надо поступать по совести.

   Итак, в тот раз я сумел отказаться, сумев пренебречь иллюзорным благом личности. В некоторых других случаях я не находил в себе для этого решимости. Когда, например, на общих собраниях надо было всем за что-то единогласно голосовать, я, хотя и очень неопределенно, но делал какое-то движение рукой.

   Второй раз мое открытое неповиновение по причине сбора взносов на ДОСААФ. Уже имея определенное отношение к военщине, я никак не мог допустить, что буду, тем более добровольно содействовать армии. Это был тот случай, когда противилось во мне все, и тут я уже не допускал даже возможности подчиняться. Поэтому неоднократные просьбы и требования встречали с моей стороны категорический отказ. Когда в начале урока вошла классная руководитель, она озадаченно спросила:

   - Что такое? В чем дело? То о нем ничего не слышно, все спокойно, а тут вдруг вся учительская только о нем и говорит.

   Я ответил, что не плачу взносы на ДОСААФ потому, что я против вооружения.

   - Против разоружения? - Она не поняла сначала.

   Пришлось поправить, что я именно за разоружение, и потому отказываюсь от этих взносов, предназначаемых для вооружения.

   - Так ведь все же за разоружение - сказала она, но /надо отдать ей должное/ не стала стыдить меня идейно-патриотическими фразами, а лишь пожала плечами, и разговор на этом закончился. Да разве можно было тут возразить?

   Впрочем, мне нечем хвалиться, а эти случаи я описываю лишь как слабую попытку мою жить по требованию морального долга. Но и эти первые слабости попытки, несмотря на кажущуюся легкость, с каждым разом давали все большее сознание того, что требования истинной, духовной жизни могут расходиться с требованиями моего ограниченного "я", в чем впоследствии еще неоднократно пришлось убедиться. Чем-то неизбежно приходится жертвовать. Именно это я и хотел сказать.

   Иисус указывает, что душа, жизнь, сохраненная для себя, теряется, но что жизнь, отдаваемая служению, приобретается.

   "Как свеча - пишет Л.Толстой - горит только тогда, когда тратится воск, из которого она сделана, так и жизнь только тогда настоящая, когда она тратится не для себя". "Многим кажется, что если исключить из жизни личность и любовь к ней, то ничего не останется. Им кажется, что без личности нет жизни. Но это только кажется людям, которые не испытывали радости самоотвержения. Откинь от жизни личность, отрекись от нее, и останется то, что составляет сущность жизни - любовь и благо".

  

   - 31 -

  

   РАЗДЕЛ ИСТОРИИ

   ПИСЬМА, ДОКУМЕНТЫ

  

   От редакции.

   Приступая к изданию журнала и открывая этот раздел, мы предполагали помещать в нем главным образом воспоминания. Но, учитывая происходящие в стране изменения, некоторые издательства, обладающие несравненно лучшими полиграфическими возможностями, взяли труд публикации ряда воспоминаний на себя, что мы можем только приветствовать. В нашем же разделе мы будем продолжать печатать документы и письма, а также те из воспоминаний, которые пока не включены в планы этих издательств.

  

  

   ЯН ТЕРВЕЙ - ЯКОБУ ВАН РЕЕСУ

  

   "Дорогой друг! Я не буду больше служить, я не могу, ты это знаешь. Почему? Потому что я в душе моей чувствую, что быть солдатом - противно правде и любви. Для меня это подобно употреблению спиртных напитков. Будучи мальчиком, еще не отличал хорошо добро от зла, я баловался и пил вино и водку. Так и с военной службой. Не понимая вреда ее, я еще мог служить. Долг отказа еще не вошел в мое сознание, я еще больше думал о благе плотском, своем и моих друзей. Теперь я уже не могу пить даже умеренно, зная опасность отравления. И точно также я не могу больше служить, хотя и сознаю, что этим отказом я подвергаю опасности свою жизнь и могу нарушить спокойствие моих друзей. Я не могу отступить от моего решения, потому что во мне есть нечто большее, чем мое тело. Я сознаю и знаю, что это божественное начало вечно и неуничтожено, как вечен и неуничтожен БОГ.

   Будут ли от этого страдать мои близкие? - Зачем? Разве я буду страдать? Меня будут мучить, и мое тело, и мою душу. Но

  

   ------------

   Ян Тервей /1883-?/ - голландский художник и публицист, автор ряда статей о Толстом.

  

   - 32 -

  

   РАЗДЕЛ ИСТОРИИ

  

   ведь для меня главное и наибольшее страдание - служить на военной службе. Почему же я теперь буду страдать? За самого себя я буду счастлив. Но за тех, кому недоступно испытываемое мною счастье, у кого нет веры в Бога, и упования на него, кто не знает Бога, у кого нет ясного представления о жизни - вот за тех людей я буду страдать. Я не стану оплакивать потерянной свободы. Я буду плакать потому, что я вижу яснее, чем другие то, что совершается перед нами. Я буду плакать о тех христианах, которые знают заповедь: "люби ближнего, как самого себя", и думают применить другую заповедь: "Люби Бога больше