Тургенев Александр Михайлович - Записки

тебе надобно".

   Ермолин, посмотрев на пьяного купца, отвечал ему: "когда ты хозяин, вот тебе билет на отвод мне в твоем доме квартиры".

   Долгов взял билет и, не прочитав, сказал Ермолину: "ступай за мною - я тебе покажу квартиру".

   Ермолин пошел, не возражая ничего на грубое обхождение хозяина; Долгов привел Ермолина в коровник и сказал: "вот твоему благородию квартира, велю выбелить, знатная будет светлица для твоей милости".

   Спрашиваю, кто бы не осердился за такия дерзкия и оскорбительные слова? но Ермолин на это предложение отвечал Долгову: "ты пьян, купчишка, проспись прежде и потом прочитай билет, так будешь знать с кем ты дело имеешь", и пошол со двора от Долгова.

   Через день после сего происшествия Ермолины были, как выше изложено, выключены из службы.

   В день торжественного въезда Государя в Москву, в субботу Ваии (Вербная суббота), всем штаб и обер-офицерам Екатеринославского кирасирского полка высочайше повелено никуда из квартир полка не отлучаться и чтобы никто из них не смел видеть где либо сию процессию высочайшего въезда.

   Митрополит Платон встретил императора пред Успенским собором, окруженный 200 или более семинаристов, одетых в белые стихари; они устилали путь ветвями (вербами) и пели: "осанна, благословен грядый во имя Господне!" Император Павел, прибыв для венчания своего на царство, въехал в Москву, когда Христос въехал в Иерусалим. Возложил царский венец на главу, когда Иисус Христос, Спаситель наш, воскрес (Светлое Христово воскресение). По преставлении, тело Его предано (земле) в тот день, когда тело Христа во гроб заключили (страстную пятницу).

   1797 года 1-го апреля назначен день для священного венчания царским венцом и миропомазания Государя, царствовать самодержавно в царстве русском. Сей святый день, его же сотвори Царь и Господь, как то сказано в писании, не обошел вахт-парада! Цари русские, по обряду церкви, должны поститься семь дней пред миропомазанием и приобщаться Святым Христовым Тайнам, по выслушании литургии. Цари мужеского пола входят в алтарь и непосредственно сами берут тело с дискоса и из потира пьют кровь.

   В приказе накануне вахт-парад назначен в 4 часа утра. Павел присутствовал на вахт-параде. В караул вступил гвардии Преображенского полка 1-й баталион, и флигельман, выбежавший показать фронту приемы ружья, получил четыре удара палкою.

   В Кремле поставили все полки гвардии; долго о размещении войск хлопотали немцы и русские; главную роль в этой суматохе играл Аракчеев; установив полки, все ворота Кремлевской крепости заперли, ключи взял комендант и когда все было уже готово к шествию Павла I из дворца по Красному крыльцу в Успенский собор, прибежал флигель-адъютант Ратьков (гатчинское произведение), и объявил командиру Екатеринославского кирасирского полка, Гудовичу, волю Павла Петровича, чтобы нас, т. е. офицеров, никого не было!

   Не знали, что с нами делать, все ворота Кремля заперты, ключи у коменданта, комендант во дворце; придумали спрятать всех в башню Тайницких ворот, куда нас и погнали как стадо овец, а в полку Екатеринославском тогда состояло: полковников 5, подполковников 11, маиоров 35, обер-офицеров 180. Нас всех без исключения в башни Тайницких ворот и затворили. В башенном заключении продержали нас до окончания церемонии и выпустили часа в три пополудни, когда государь изволил сесть за стол в Грановитой палате на троне кушать. Таким образом нами осуществилась пословица: "в Риме был, а папы не видал". Мы в Кремле были, а церемонии коронации и царя в царском венце не видали! Запереть ворота в Кремлевской крепости - можно почесть мерою осторожности, хотя и не было кого остерегаться, но запереть Екатеринославского полка офицеров в башне - не подходит ни под какое предположение! Если боялись со стороны нашей возмущения и нападения, то все мы составляли число 231 человек, а войск в Кремле под ружьем стояло 30 тысяч человек. Cию премудрость разгадать трудно; конечно, она и останется навсегда неразгаданною!

   Худое было для екатеринославских офицеров время; каждый день, отправляясь на вахт-парад, каждый шел туда как на лобное место, никто не был уверен - воротится ли в квартиру!

   По окончании в Кремле всех обрядов, государь всю Святую неделю изволил из Успенского Собора под балдахином, в короне, в далматике (стихарь дьяконский) и в порфире, ходить каждый день по церквам и монастырям в Кремлевской крепости. По окончании всех торжественных ходов в церкви и монастыри, которые впрочем не отнимали время к продолжению выключек офицеров из службы, в каждом высочайшем приказе читали длинные реестры имен выключенных; двор из Кремлевского дворца переехал в Лефортовский дворец, наскоро переделанный из купленного дома у графа Безбородко; Екатеринославский полк все продолжал находиться в опале; при каждом вахт-параде переводили нас с одного места на другое; раза три и четыре случалось - и с вахт-парада как недостойных прогоняли.

   В один день, не упомню числа, но день всегда незабвенный в моей жизни, после вахт-парада пошел дождь; всем дежурным штаб-офицерам и адъютантам для принятия пароля, который Павел Петрович сам отдавал, было приказано собраться в военную залу пред кабинетом; все собрались.

   Павел вышел из своего кабинета, отдал пароль; казалось, все шло в надлежащем и подлежащем порядке, ничто спокойствия не нарушало и Павел изволил шествовать во внутренние комнаты; как вдруг минут через пять двери опять отворились, гоф-фурьеры зашикали и он вступил в залу и громко сиповатым голосом повелел:

   - "Екатеринославского адъютанта сюда!"

   Недалеко было меня искать - я был в зале и стал пред государем.

   Павел Петрович подошел ко мне очень близко и начал меня щипать; сзади его, с правой стороны, стоял в. к. Александр Павлович, с бледным лицем, с левой стороны стоял Аракчеев; щипание было повторено несколько разов, от которого брызгали у меня из глаз слезы как горох. Очи Павла Петровича, казалось мне, блистали как зажженные свечки, наконец он изволил повелевать мне сими словами:

   - "Скажите в полку, а там скажут далее, что я из вас Потемкинский дух вышибу, я вас туда зашлю, куда ворон костей ваших не занесет".

   Приветствие - не вполне радостное, но изустно мне оглашенное в присутствие 200 или 300 офицеров!

   Его величество, повторив высочайшее повеление пять или шесть разов, продолжая щипание, изволил мне сказать:

   - Извольте, сударь, отправиться в полк!"

   С этим словом я отставил правую ногу назад и повернулся лихо направо кругом; но как Павел Петрович стоял очень близко, то при повороте я концом палаша весьма неприятно задел его по ногам.

   Не съумею объяснить теперь, не умел и тогда, что со мною или, лучше сказать, что во мне в сию минуту делалось! но милосердому Богу было угодно спасти меня в этом случае: я не оробел, твердо приступил правой ногой и пошел с левой ноги маршем по гефрейторски. Что же слышу, что сопровождает вслед меня? Государь возглашает - "бравый офицер! славный офицер!"

   Слышать одобрение, когда думаешь, что тебя поглотит земля,- это радование неизъяснимо, его можно только чувствовать. После сего события мы поняли причину бедствия, постигшего Ермолиных! Конечно, г. Костылев рекомендовал офицеров Екатеринославского кирасирского полка пред государем как людей худо намеренных и, к дополнению сего, полк именовался прежде полком кн. Потемкина-Таврическаго.

  

   Государь из Москвы изволил шествовать в Казань. Генералу от инфантерии Архарову, бывшему в Москве по случаю коронации, высочайше соизволил повелеть сопровождать августейшую свою супругу императрицу в Петербург.

   Архаров, Ник. Петр., при вступлении императрицы Екатерины на трон был сержантом гвардии Преображенского полка и был в числе когорты, которою предводили братья Орловы; Алексей Орлов был с Архаровым в связях по свойству одинаковой наклонности к развратной и буйной жизни.

   Всегдашний приют Орлова, Архарова и прочих товарищей был на Васильевском острове в третьей линии - немецкий трактир, где они собирались, пили, играли в карты и биллиарды, улаживали и толковали как делу быть.

   Однажды поручик Шванович, играя на биллиарде с Алексеем Орловым, поссорился, Орлов бросился на Швановича с кулаками; Орлов был голиаф ростом и силен как Самсон; Шванович был в сравнении с Орловым лилипутец, искал спасения в ногах своих. По всем линиям Васильева острова, посредине, были прорыты каналы, сажень или несколько менее в ширину, которые существовали до царствования Александра I-го и за вырытие которых в означенную ширину Петр I поблагодарил любимца своего Меншикова по бокам песочною дубиною; Петр хотел остров Василиев преобразовать в Венецию, предполагая прорыть каналы судоходные. Блаженной памяти великий государь любил воду как гусь, любимец же его жаловал сушу.

   Когда Петр II, преемник державы после Екатерины I-ой, послал светлейшего князя в заточение в Березов, его светлость от Петербурга до нынешней Перми, в то время села и железного завода Егашихи, с берегов Невы до берегов Камы, дневал и ночевал в селах и деревнях, ему принадлежавших! Меншиков понял, что государь повелел вырыть каналы посредине линии острова для осушения болотистой почвы, но песочная дубина его величества доказала Меншикову его недоумение.

   Шванович, видев, что голиаф Орлов готов его схватить, не остановился на бой, по примеру Давида, и чтобы увернуться от железной длани Орлова, прыгнул на другую сторону канавы, голиаф хотел также перескочить канаву, но, будучи пьян, не перескочил, а погрузился в канаве по шею в грязь; в это время скудельный Шванович забыл указ великого государя о том-лежащего не бьют; повернулся назад, вытащил из ножен шпаженку и отрубил барахтавшемуся в грязи Орлову конец носа и разрубил щеку.

   Собутыльники и приятели сердечные Орлова: Барятинский Теплов, Давыдов, Извозов, Мещеринов, бежали вслед Орлова, чтобы остановить голиафа, боялись, что он, догнав Швановича, убьет с одного раза лилипута, и нашли голиафа в канаве, в грязи, в крови и конец носа висит на недорубленной коже! Вытащили молодцы друга из грязи, привели в тот же трактир, из которого голиаф учинил побег; призванный цирюльник пришил нос, как умел, будущему победителю турецкого флота при Чесме.

   Мы знаем уже о повелении Архарову сопровождать государыню императрицу в Санктпетербург; возили и тогда скоро царей, но все не так скоро вихрем, как ныне! Тогда цари имели еще возможность на пути своем видеть что либо, ныне (1848 г.) быстрота езды доведена до того, что не успеешь верстовых столбов рассмотреть! Медицинский факультет давно уже готов подать протест вопреки быстрого скакания, доказывая, что с того времени, как начали быстро и безостановочно на дороге скакать, возникла и необыкновенно размножилась каменная болезнь у обоего пола! Содержатели гостинниц вопиют также: мальпосты, экстрапосты лишили их пропитания; никто из проезжающих не имеет времени чашку чаю выпить, все вылезают из кареты единственно по крайней необходимости и бегут прямо в место потребности, не заглянув в залу компании. Ямщики воют, что они раззорены до основания, быстрая езда как конский падеж морит их лошадей, да какое до этого дела-почта скоро ходит!

   Архаров, сопровождая императрицу, был помещен в восьмиместной карете ее величества.

   Прости, Господи, прегрешения раба твоего Николая, но этот Николай (Архаров) был хитрее самого 6еca. Ястребиные большиe его глаза, казалось, проницали землю. Он умел незаметным образом склонить разговор о былом при вступлении Екатерины II на трон, возбудил любопытство, но как говорят, на всякого хитреца бывает много простоты: Архаров не распознал, что это было одно любопытство, и понял, под видом любопытства, скрывающияся желания-знать как действовать в потребном случае, желание иметь пример в руководство, распространился, и как объяснилось последствием - распространился в рассказе чрез-мер наивно! Описывая блистательное время царствования великой Екатерины, Архаров сказал, что "благословенные дни счастия, славы и благоденствия могут мгновенно возникнуть в России, следует только поступать по стопам в Бозе почившей мудрой повелительницы Севера".

   По возвращении государя из Казани, благоверная супруга его пересказала императору слышанное ею в пути от Архарова.

   Чрез 24 часа было повелено Архарову отправиться на безвыездное его житье в селе Разбегаевке, Тамбовской губернии, которое ему принадлежало.

   Чрез 7 месяцев, брат Николая, Иван Петрович Архаров, генерал от инфантерии и второй в Москве военный губернатор, неожиданно был подвергнут опале царской.

   Первый военный губернатор в Москве, генерал-фельдмаршал граф Иван Петрович Салтыков, получил с фельд-егерем высочайшее его величества повеление, лаконически и ясно изложенное: "генерала Архарова II, исключенного из службы, отправить в 24 часа из Москвы в Тамбовскую деревню, где находится брат его".

   Ивану Петровичу также выезд из села Разбегаевки был запрещен.

  

   В 1799 году император повелел собраться ста тысячам войск в окрестности Москвы и в начале мая месяца прибыл в столицу для смотра собравшагося войска. Большая часть из призванных полков должны были пройти 800, 700 верст до сборного места; ни одного не было, которому не довелось измерить 500 верст; сия потеха стоила миллионы не казне, как у нас привыкли говорить, но жителям, где проходило войско; по назначении маршрута, дневок и ночлегов, полки выступили с мест их пребывания в марте месяце; кто хотя немного знает Poccию, тот конечно ведает, что на земле святой Руси в марте и апреле месяцах по дорогам проезда нет и потому вековая пословица на Руси существует, что в марте воды и в апреле травы не бывает! В марте нет воды, значит реки еще не вскрылись, сплава нет, а переправляться чрез реки по льду опасно, лед уже не держит; в апреле нет травы, потому что вся почва земли превратится от постоянного таяния снегов в раствор теста. Неоспоримым сему удостоверением служат несчастные случаи во время неурожаев хлеба; в одной губернии народ мрет от голода, а в другой губернии, на расстоянии 200, 300 верст, не знают что делать с избытком хлеба: нет требователя, нет потребителя на хлеб, у всех его большой избыток (1848 г.). Покажется невероятным, но это действительно есть правда, что земледелец имеет 3, 4 скирда хлеба, т. е. 200, 300 четвертей зерном, от 10 до 26 коров, сотню или около того овец, а не имеет денег на покупку соли; не может проехать по дороге до места, где продается соль. Представьте же себе бедствие злополучных обывателей, согнанных со всех мест тысячами, устроять дорогу для прохода войск. Были случаи, в которых было необходимо разбирать артиллерию, т. е. снимать пушки с лафетов, снимать колеса и все принадлежности, орудия переносить на руках; руки, действующая в сих случаях, были руки обывателей. Сколько их (обывателей) погибло, изуродовано при этом-осталось покрыто неизвестностию, потому что обыватель не солдат и его не считают (1799 г.) на Руси человеком.

   Наконец, собралось войско в окружности Москвы благополучно.

   Это благополучно должно разуметь, что каждый полк, каждая рота артиллерии пришла в назначенное место в определенный срок по маршруту. Я был тогда инспекторским адъютантом фельдмаршала и всей Российской кавалерии генерал-инспектора графа Ивана Петровича Салтыкова II,-так сказать, должность моя по службе поставила меня в довольно близком расстоянии от Павла Петровича, а неожиданный случай приблизил меня еще более к нему.

   Бригад-маиор (Иван Алексеевич Образцов) при государе вдруг занемог недугом, который ныне именуют холера, не азиятская морбус, а холера спорадическая.

   Приказано фельдмаршалу: "граф Иван Петрович, мой бригад-маиор заболел, не может отправлять службы, дайте мне, сударь, на время одного из ваших адъютантов для исправления этой должности при мне, да который у вас из них порасторопнее, поживее; вы знаете, сударь, должность бригад-майора не маловажная".

   Граф представил меня, государь изволил долго смотреть на меня с особенным вниманием; мне казалось, его величество искал в памяти, где он видел мою фигуру, а я был гусь уже ощипанный. Много счастия и чести было для поручика кирасирского полка, но признаюсь, это счастие и честь охватили меня как мороз по голому телу, - я помнил еще живо событие в военной зале! Но да будет воля Божия! чему быть, то будет!

   Я обратился к начальнику военно-походной канцелярии, генерал-адъютанту графу Ливену, и просил его сиятельство вразумить меня-в чем состоит исправление возложенной на меня должности.

   Граф Ливен, конечно, сам не знал в чем состоит должность бригад-маиора,-отвечал:

   - "Вы должны подносить государю императору суточные рапорты о состоянии войска",-но от кого я буду получать рапорты и каким порядком, о сем ничего не объяснил, и в заключение своей ермолифии его сиятельство изволил мне сказать: "вы там увидите"!

   Выслушав разрешение от графа Ливена на мой вопрос я видел себя стоящим на краю бездны, потому что я не знал моей должности и чрез это неведение ежеминутно подвергался гневу государя! но милосердый Бог сохранил меня. Восемь дней продолжались маневры, я никакой должности не исправлял, государь ничего повелевать или поручать мне не соизволял, рапортов суточных о состоянии войска я не имел счастия подносить его величеству, потому что мне никто во все время никакого сведения о войске не доставлял.

   Совершилось уже 50 лет тому, как я был удостоен высокой чести исправлять должность бригад-майора при особе его величества государя императора, и до сего часа не видаю-в чем состояли обязанности бригад-майора.

  

   Павел Петрович не любил держать в лагере солдат, войска были всегда размещены на квартирах в домах жителей. Как собралось около Москвы 100 тысяч войска, то во всех окрестных селениях Московского уезда жители были принуждены оставить дома свои, жить под открытым небом или скрываться в лесах,- все было набито солдатами. По выходе войска, по окончании маневров, хозяева, возвратясь в дома свои, нашли их совершенно разоренными, расхищенными, как то бывало во времена набегов нагайских татар.

   Накануне маневров Павел Петрович сказал:

   - "Граф Иван Петрович, после вахт-парада поедем рекогносцировать неприятеля, да чтобы нас не узнали-свиты не надо, вот вы, адъютант один, гусара два, три, да рейткнехт - и довольно".

   Фельдмаршал приказал мне и шефу московских гусарских эскадронов, князю Филиппу Семеновичу Жевахову, быть готовыми на отважное предприятие - рекогносцировать неприятеля. После вахт-парада отправились на Сокольническое поле, на котором в старине нашей православные цари русские потешались пуском на птиц ясных соколов.

   Свиту составляли: фельдмаршал, я, адъютант его и исправляющий должность при государе бригад-майора, шеф гусарского эскадрона князь Жевахов, один гусар и один рейткнехт. На Сокольническое поле выехали по переулкам, по Лефортовской слободе и между огородами, не будучи замеченными, и на Сокольничьем поле разъезжали.

   Надобно знать, что обширное Сокольничье поле окаймлено громадными селами: Преображенским, Семеновским и Измайловским. Колыбель российской победоносной армии-Преображенское, где Петр Первый с любимцем своим, Лефортом, образовал первых русских солдат, по образцу войск в Европе, и ввел военную подчиненность (дисциплину); ныне в сих стрелецких слободах ничего уже не знают о Петре, Лефорте и потешных его солдатах; место стрельцов заняли ткачи; тридцать тысяч человек, вместо ружья, играют за станом челноком; но что удержалось от Петрова времени в сих слободах? раскол или, как называют, староверы. Стрельцы, первобытные жители слобод Преображенской, Семеновской, Измайловской, были староверы и ныне в сих слободах все жители не следуют уставам православной русской церкви, а выполняют обряды богослужения по преданиям староверческим; они не принадлежат все одной секте, нет! их много и все между собою разногласны, но с церковью враждуют и препираются единодушно.

   Павел Петрович уже более часа гарцевал на широком раздолье поля Сокольничья, не будучи подозреяным со стороны неприятеля; но проезжающий полем житель слободы Преображенской узнал фельдмаршала гр. Салтыкова и поскакал, во всю конную прыть, в село: староверы любили фельдмаршала гр. Ивана Петровича. Он не допускал алчных попов притеснять староверов.

   Многие говорили о графе, что он простой, недальнего ума человек, плохой генерал; это говорили приверженцы гр. П. А. Румянцева, но гр. Иван Петрович Салтыков доказал военные способности, находясь под начальством того же Румянцева: фельдмаршал Румянцов оставил гр. Салтыкова с десятитысячным отрядом прикрывать отступление всей армии на Будждаке от натиска войск турецких под предводительством храброго сераскира; гр. И. П. Салтыков отражал храбро нападения многотысячной турецкой армии и, дав тем время российской армии придти спокойно на назначенную позицию, совершил отступление, не потеряв колеса от фуры. Отступление гр. Салтыкова сравнивали тогда с отступлением греческого полководца. Граф отлично храбро сражался в семилетнюю войну с прусаками, слыл храбрым кавалерийским генералом,- от него и Цитен, и Шверин пятились. О способностях фельдмаршала по части правительственной я могу сказать более: я был соглядатаем его искусства управлять народом; граф знал характер народа русского, умел говорить с ним. В Москве 80 тысяч старообрядцев, т. е. староверов, не хотели именовать государя благочестивейшим; тогда (1799 г.) в России считали восемь миллионов староверов; не умей гр. Салтыков кротким обхождением убедить московских староверов - какие бедственные могли произойти от сего следствия, а когда у восьми миллионов народа закружится голова, тогда потребно 16 миллионов народа, чтобы уничтожить это головокружение. Кстати должно здесь упомянуть о том, что все староверы в России зажиточные люди, многие между ними миллионеры; все вообще лучшие и исправные плательщики государственных податей и несравненно с прочими более образованы и трезвы.

   Не прошло получаса, как проехал чрез поле незнакомец,- из слобод Преображенского, Семеновского, Измайловского бежала с криком "ура" толпа в несколько тысяч; проезжавший дал весть, что государь изволит рыцарствовать на коне по чистому полю, и все, что сидело за станом, бросило челнок, побежало на поле, не думая об одежде, в одних рубашках, в босовиках, большая часть голыми ногами, но у каждого на голове черный ремень, чтобы удерживать волосы, не давая им рассыпаться на глаза и мешать в работе. "Иван Петрович! сказал император Павел, указывая на подбегающую толпу: это, сударь, бунтовщики! что это значит?"

   Фельдмаршал твердо и громко отвечал: "это показывает вашему величеству пламенное желание народа видеть своего государя, в том отвечаю вам, государь, головою!"

   - "Прикажите, сказал император, указывая на меня и на князя Жевахова, прикажите им, сударь, остановить эту толпу".

   "Фельдмаршал указал нам рукой на толпу, приближавшуюся с разных сторон. Повторять повеления не нужно было, мы его слышали. Кн. Жевахов, я, гусар поскакали на встречу толпе, но трем всадникам нет никакой возможности остановить 20 или еще более тысяч человек, бегущих на встречу с криком "ура" из всей силы горла. Толпа нас свернула и мы вместе с нею доехали до Павла Петровича. Народ окружил батюшку-царя. Фельдмаршал, подняв трость, громко закричал:

   - "Молчать, ребята, смирно, государь не жалует ура!" Вдруг так все стихло, что если муха полетела, ее услышали бы. Государь тогда изволил поприосаниться, приподнялся на стременах и всемилостивейше изволил сказать: "спасибо вам", толкнул шпорой верного коня своего Фрипона и поехал курц-галопом; толпа раздвинулась, поклонились в пояс царю, не пошевелив губ.

   Таким образом кончилось рекогносцирование неприятеля. Павел Петрович возвратился в Лефортов дворец, где и кушал.

   На другой день, в 4 часа утра, назначено начать маневры; голова первой полковой колонны Екатеринославского полка стояла в 10 саженях от ограды сада Покровского дворца, где цесаревна, дочь Петра Великого, Елизавета была возлелеяна, где француз доктор Лесток обработал план переворота в правлении Российской империи, где малороссийский казак Розум выработал себе титло графское, сан фельдмаршала, достоинство гетмана, многие тысячи душ крестьян во владение и на миллионы сокровищей, где даже восприяло свое начало, скрываясь в непроницаемом и непостижимом пространстве будущности, величие повелителя маневров.

   Относительно собственно самих маневров сказать нечего, они были скудны в стратегии, жалки в тактике и никуда годны в практике! За оградою или просто за ветхим забором в саду дворца были выстроены места для помещения зрителей. Более, гораздо более тысячи дам и девиц, одна другой пригожее - тогда в Москве сохранялась и существовала еще древняя русская без примеси красота - красавицы были черноокие, краснощекие, чернобровые, здоровые, занимали упомянутые места; за сими местами в аллеях сотни столов стояли с разными кушаньями, в завтраке подаваемых.

   Пред местами Павел Петрович на верном коне Фрипоне, фельдмаршал, нас два адъютанта и камер-паж Башилов, впоследствии тайный советник, кавалер многих орденов, сенатор, главный начальник строительной в Москве комиссии и староста цыганского табора. Моя должность состояла в том - передавать повеления государя, сообщать приказания фельдмаршала командирам полков. Я скакал на коне во всех направлениях ежеминутно; Башилов, у которого у длиннофалдного камер-пажеского мундира карманы были наполнены апельсинами, при произнесении государем его имени, Башилов - подавал его величеству апельсин; другая его обязанность была быть ширмою. Маневры, начинавшиеся в 4 часа утра, оканчивались в 12 часов. Потом вся стотысячная армия проходила повзводно пред государем церемониальным маршем; эта проделка продолжалась не менее трех часов.

   В 6 часов пополудни было приказано всем генералам, штаб- и обер-офицерам явиться в Лефортов дворец на бал, в лагерной форме, т. е. кирасиры в ботфортах и кирасах на груди, инфантеристам в знаках и шарфах, как они были пред фронтом. На балах ужаснейшее претерпели разрушение дамские платья, многие возвращались с бала в полуплатье, низ одежды был весь разодран шпорами. На третьем бале Павел Петрович пленился красотою дочери сенатора Петра Васильевича Лопухина, Анны Петровны... Близкий человек, поверенный во всех тайных делах и советник, Иван Павлович Кутайсов, начавший служение брадобреем и кончивший поприще служения обер-шталмейстером (чин действ. тайн. советн.), с титулом графского достоинства, с орденом св. Андрея Первозванного, был послан негоциатором и полномочным министром трактовать инициативно с супругою Петра Васильевича, а мачехою Анны Петровны, Екатериною Николаевною, рожденною Щетневою (о приглашении Лопухина с его фамилиею в С.-Петербург). Негоциация продолжалась во все время маневров и прелиминарные пункты были не прежде подписаны, как за несколько минут до отъезда его величества в Казань. В минуты переговоров, до изъявления согласия, для Петра Васильевича Лопухина были приготовлены две участи: при согласии - возведете в княжеское достоинство, с титулом светлости, и миллионное богатство; при отказе - опала и путешествие в пределы восточной Сибири ловить соболей. В день отъезда Павла Петровича в Казань, экипаж его и всей его свиты стоял у крыльца; государь ожидал негоциатора с ультиматумом - да или нет. Весь генералитет и все штаб- и обер-офицеры московского гарнизона толпились у подъезда. Я, пользуясь званием адъютанта фельдмаршала и качеством исправляющего должность бригад-майора при его величестве, стоял на вышней площадке крыльца; на этой же площадке ходил человек небольшого роста, портфель под мышкою, погруженный в глубокую задумчивость, глаза сверкали у него, как у волка в ночное время - это был статс-секретарь его величества, Петр Алексеевич Обресков; он сопутствовал государю и должен был сидеть в карете возле царя и докладывать его величеству дела, в производстве состоящие. Ответ решительный Лопухиных тревожил спокойствие души Обрескова; ну, если негоциатор привезет не да, а нет! Тогда докладывать дела Павлу Петровичу - влюбленному страстно и прогневанному отказом, было идти по ножевому лезвию. Все знали, что с разгневанным Павлом Петровичем встречаться было страшно.

   Минут через десять скачет карета во всю конскую прыть; Обресков ожидает сидящего в карете со страхом и надеждою; остановился экипаж, вышел из кареты Иван Павлович Кутайсов, вбежал на лестницу и с восхищением, громко, сказал Обрескову: "все уладил, наша взяла", и поспешил обрадовать приятною вестию. Через четверть часа после радостного известия Павел Петрович шествовал к экипажу в сопровождении фельдмаршала. Пред тем, как сесть в карету, обнял графа Салтыкова и сказал:

   - "Иван Петрович, я, сударь, совершенно вами доволен; благодарю вас и никогда не забуду вашей службы и усердия. Благодарю генералов, штаб и обер-офицеров за их стараниe; я считаю себе большою честию командовать столь превосходною армиею"; сел в карету, за государем взлез в экипаж Обресков и поскакали.

   Видели Павла Петровича восхищенного от радости во всех отношениях; маневры исполнены во всем по его желании; не видел государь ни малейшей ошибки...... Но проехав 172 версты от Москвы до губернского города Владимира, Павел Петрович выключил из службы 32 штаб и обер-офицеров за то, что они впродолжении маневров заболели и не могли в последние два дня маневров быть в строю. Что сказать о сем действии?