Денисов Адриан Карпович - Записки

вступлении на престол Императора Павла I войскам приказано возвратиться в Россию. Граф Зубов отправился в Астрахань морем, а войска возвращались сухим путем через Баку, Дербент и другие города, под начальством генерал-майоpa Рахманова. Денисов следовал с тремя казачьими полками: Донским, Терским и Волжским. "После встретились мы с войсками генерала Булгакова, который и принял под свое командование все российские войска". Денисов испросил увольнение и отправился на Дон, в Пятиизбянскую станицу. "После коронации государя Императора Павла Петровича, скоро на место умершего Войска Донского войскового атамана Иловайского, получил сие достоинство генерал Орлов. Я за долг счел поздравить его в сем достоинстве, для чего с родным и двумя двоюродными моими братьями, поехал в город Черкасск, где, исполнив предположенное, угостили его и многих наших членов канцелярии и именитых чиновников хорошим обедом и возвратились в свои дома. Но недолго я оставался покоен; был потребован в Черкасск для заседания в войсковой канцелярии, где и оставался до 1798 года, в котором войсковым атаманом и войсковою же канцеляриею избран был депутатом для принесения его величеству от Войска Донского за пожалование ему старых прав благодарности, что и исполнил обще с дядею моим, графом Денисовым, тогда бывшим в Петербурге. При сем разе я был представлен и ее величеству государыне Императрице. Государь Император сам повелел мне войти во внутренние свои покои, где удостоился в присутствии его величества пить водку и быть за обеденным столом".

   "Но вот как иногда человек подвергается неожиданному испытанию: я и граф Денисов представлены были на вахтпараде, в Гатчине. Государь Император пожаловал нас своею рукою и изъявил войску донскому великие милости; при чем показалось мне, что он изволил на меня смотреть, а посему и судил я, что государь Император разумеет меня, как присланного и доверенного. Почему, по окончании изъявления милостей его, осмелился засвидетельствовать преданность всего донского войска и готовность доказать оную на самом деле. Но сии слова мои не были угодны его величеству, за что и сделан мне выговор".

   "Но за всем тем, когда государь Император возвратился в Петербург и на большом придворном бале, при многолюдном собрании, где и я находился, один из господ камергеров или камер-юнкеров, - не упомню, - подошед ко мне, сказал, чтобы я вышел несколько перед собрание и что его величество будет со мною говорить, - тут, признаться, как небывалой, не мог я равнодушно и не очень смущенно выполнить поведенное; но государь Император подошел ко мне, весьма милостиво спросил об обыкновенных материях, как то: чем в настоящее время мы занимаемся в домах и тому подобное, чем быв ободрен, отвечал я прилично".

   "В Петербурге я остался долго по желанию дяди моего, графа Денисова, и уже выехал по повелению начальства что случилось нечаянно и для меня оскорбительно: я имел квартиру в казачьем подворье, где также находились донского войска полковник Бузин и майор Чернозубов; в один вечер пришли к ним два или три их знаковые, с которыми начали они играть в карты, в банк, более для препровождения времени. Составили малый банк и ставили сообразно тому. Я пришел к ним и тоже начал играть, что продолжалось за полночь. В сие то время приходит к нам полицейский офицер и спрашивает:

   - Не тут ли подполковник Денисов и полковник Бузин?".

   "Когда же мы ему сказали, что тут, то он именем государя Императора объявил, чтобы мы в 12 часов выехали из Петербурга и спешили бы явиться к войску. Я весьма испужался, что не обнесен ли каким злым человеком, да и занятие мое картами, когда полицейский явился к нам, весьма тревожило меня, почему до света явился к гр. Аракчееву, который весьма снисходительно принял меня. Когда же я ему доложил, что мне велено поспешно выехать, и что я, хотя совершенно ни в чем не виноват и не могу даже быть обвиняем, но дабы злой человек не помарал меня в мнении государя Императора, прошу его о защите, и что я первым долгом считаю верно служить государю Императору и сей же час, конечно, выполняя его волю, еду отсюда. Граф Аракчеев, выслушав меня, уверил в своем покровительстве; при том сказал: "Вы нужны в настоящее время при войске, а потому так и велено" - что и дядя мой, гр. Денисов, дознал и мне подтвердил".

   "Я, точно, в десятом часу выехал из Петербурга, через Москву и Тамбов, где видел милую мою дочь, воспитываемую и учащуюся лучшим образом по благодетельству гг. Циммерман. Быв обрадован тем, не находился я как возблагодарить их даже и словами. Ко умножению одолжений, они меня приняли как совершенно родного, у которых пробыв несколько дней в доме, возвратился на Дон, к моим родителям, а после явился, в городе Черкасске, к войсковому атаману".

   "Скоро после сего, в оном же 1798 году, по возвращении моем в дом, получил я повеление явиться на сборное место близ Черкасска, для принятия полка, одного из 22-х наряженных экстренно. Я нашел многих чиновников и казаков, уже собравшихся, и особых чиновников, составляющих полки; по составлении которых, все, под командою войскового атамана Орлова, двинулись к польскому местечку Бресту, по приходе куда я получил ордер быть с 6-ю полками готову к выступлению в Италию".

   "Корпус российских войск собрался в окружности Бреста, под командою генерала от инфантерии Розенберга. Приехал инспектором граф Аракчеев, который весьма милостиво ко мне отзывался и словесно, несколько раз, именем государя Императора, приказывал, чтобы не давал казаков чиновникам; да и по повелению генералов в их дежурства, не давал бы лишних, и обо всех таковых повелениях доносил бы прямо государю Императору".

   "С Бреста российское войско в лучшем порядке выступило. Я с 6-ю полками поступил в авангард, который вверен был младшему предо мной, полковнику Багратиону*. Я было хотел представить о сем рапортом, но друзья мне сказали, которым открылся, чтобы на первый случай перенес. Князь Багратион обошелся со мной ласково и не вошел в претензию, что полки, а не я, относились ему рапортами, почему и я молча переносил, как всегдашнюю участь казаков. Притом обнадеживался, что военные дела представят мне случай заслугами найти право старшинства"**.

   ______________________

   * Денисов произведен в полковники 23 января 1798 г. А.Ч.

   ** Из "Истории Российско-Австрийской кампании 1799 г.", изданной Е. Фуксом в 1826 году, и из "Истории войны 1799 года" - Д.А. Милютина (72 прил. к I част. VI гл.), видно, что в войне этой участвовало, под начальством походного атамана Денисова, восемь Донских казачьих полков: Денисова 5-го, Грекова 8-го, Семерникова, Сычова, Паздеева 1-го, Молчанова, Курнакова и Паздеева 2-го; в полках этих состояло: генералов 2, штаб-офицеров 16, обер-офицеров 112, нижних чинов 4031.

   При выступлении из России полки эти не имели в своем составе генералов: показанные в них 2 генерала (Денисов и Курнаков) произведены в эти чины за храбрость в битвах с французами, в Италии. ("Санктпетербургские Ведомости", 1799 г., N 50; высочайшие приказы 20 и 21-го июня). А.Ч.

   ______________________

  

   "Всякий марш войска наши соблюдали прекрасный порядок; нижние чины в квартирах довольствованы были хорошо. Дороги все находили гладкие, и хотя шли зимою и довольно холодно, но не терпели никакой нужды и болезней. В городах всегда находили угощения и забавы, особенно в Брюне".

   "В Брюне я познакомился с одною госпожою, довольно знатною, из Италии удалившейся по занятии оной французами. Она из любопытства выехала навстречу наших войск; приметив я это, подъехал к ее карете и предложил мою готовность услужить, ежели в чем могу, чем она отозвалась быть довольною. По некоторым маловажным ее замечаниям спрашивала моих объяснений о войсках наших, а потом весьма ласково просила, чтоб я доставил ей случай познакомиться со мной более. На другой день, после обеда, я свидетельствовал ей в ее доме мое почтенье. Также нашел я знакомство с графом Ламбертом и его супругою, у которых часто бывал, и быв часто принуждаем объясняться по-французски, сим возобновил познание сего языка".

   "В сем городе осмотрел Российские войска римский Император, прибывший в город с Императрицей. Все генералы и полковники наши и я, с донским же, состоящим в моей команде, полковником, были приглашены к столу его величества. И я имел счастие говорить с их величествами на французском языке. При осмотре войск наших донские были только три полка. Мне велено было произвесть оными атаку и врассыпную экзерсировать, что по-нашему (казачьему) называется наездничать; а как действия казачьи, военные, не могут представить красивого виду, почему я распорядился, чтобы в марше сгустить ряды, дабы не можно было видеть количества казаков, а когда поскачут в атаку, врассыпную, чтобы занимали обширнее поле, отчего и показалось весьма более казаков в действии - чем их величества весьма были довольны. Зрителей, Австрии генералов и других чинов, было много, а также были и венгерцы, которые особенно смотрели на все действия казаков, причем весьма я был занят мыслию, чем бы доказать ловкость нашу".

   "Будучи в таких мыслях и всматриваясь в левую сторону поля, увидел, что недалеко от наших полков находится старый, довольно глубокий и широкий, долгий ров, у которого берега несколько осыпались, и что с большою смелостию можно оный переехать вскачь. Почему решился на сие, и под предлогом лучше полки в линию поставить, сделал с ними такой оборот, что два полка должны будут, делая атаку, скакать прямо на оный ров и через оный, о чем я объявил полковым начальникам с тем, чтобы они внушили каждому, дабы исполнили мой план в точности; занять же назначенное место приказал сделать с быстротою, посотенно. Как казаки не знают регулярных правил, то всегда таковые обороты делают в смешанном виде - что другим кажется странно и неумело, но для казаков очень хорошо и даже нужно".

   "Когда отдан был приказ, все поскакало и все, казалось, смешалось. Зрители хотя ездили на прекрасных лошадях, но не знали, в какую сторону поворотиться; а казаки, как бы моментом пролетев несколько сот саженей, остановились в порядке в две линии, или по-нашему - в две лавы. Зрители явились пред полками. Я слышал из говорящих, что это их удивило. Приказано мне было повторить рассыпную атаку - что я и ожидал. Снег на четверть аршина глубины, которым поле было покрыто, заставлял меня беспокоиться - могут ли хорошо казаки проскакать через ров, почему решился - отдав в глазах всех нужные приказания чтобы ожидали знака к атаке, пустился сам, с бывшими при мне чиновниками, показать пример. Лошадь подо мной прекрасная была, да и та одною ногою, выскакивая из рва, несколько ошиблась, но не упала; один казак скатился с лошадью назад, но также удержался на оной. Тогда я ободрился, сделал знак, полки пустились, и два полка, которые должны были проскакать через ров, сделали так хорошо, что зрители, не знавши, что есть ров и не приметивши его, как заровненного снегом, бросились искать казаков, но уже не нашли ни одного казака во рву, и столь были сим удивлены, что самые венгерские чиновники признавались мне, что они на своих лошадях того не могут сделать".

   "Римский Император остался доволен (всеми нашими) войсками и многим сделал подарки". Денисов, в числе прочих, приглашен был к столу Императора и получил от него "бриллиантовый, тысячи в две рублей, перстень". Из Брюна войска направились к Вене, которую обошли в самом близком расстоянии.

   "Когда войска наши остановились на ночлег в окружности Вены, полк мой занимал квартиры версты полторы или две от сего славного города. Близ моей квартиры я увидел - когда проходил улицами, чтобы узнать, все ли в порядке казаки находятся - один большой, каменный, новый, еще во многом неотделанный и нещикатурный дом, двор обнесен также новою высокою каменною стеною. Простота архитектуры большого здания, низкость онаго, хотя в два этажа, все сие, как вновь и вдруг делается, понудило меня заглянуть во двор, который увидел, что весь молодыми и недавно посаженными деревьями был усажен, со многими аллеями и разными фигурами. Сие все умножило мое любопытство; я вошел во двор, и первый человек, который встрелся со мной, большого росту, видный, старых уже лет, когда я его спросил: "могу ли я осмотреть из одного любопытства оной дом", отвечал: "очень можно", и что он готов быть моим проводником. Он с большою учтивостию удовлетворял в моих вопросах, доказывал почему что делалось, и когда я пожелал все малые, но необходимые при большом доме службы и постройки видеть, он удовлетворил меня. Дом был построен по отменно составленному плану, и все надобности, семей на несколько, были с большою; выгодою расположены. Осмотрев оной и нечто расспрося о саде, и кому все оное принадлежит, поблагодаря его, я возвратился на квартиру. На заре, одевшись в сюртук, и на приготовленной хозяином квартиры моей одноколке поскакал я в Вену, по которой несколько пробежал пешком улиц, был в кафедральном костеле, прошел через дворцовый двор и поспешил явиться к своему месту, дабы не упустить чего по службе".

   "По возвращении моем, вошел ко мне молодой, прилично одетый, во фраке, человек и с большою учтивостию сказал по-французски, что он имеет надобность к полковнику Денисову. А когда я ему отвечал, что я тот полковник, то он сказал - что принц, но не упомню имени, свидетельствует мне почтение и просит принять присланные от него для меня вещи, как то: 30 бутылок лучшего токайского вина, прекрасного и очень свежего коровьего масла, сыру, колбас, два окорока ветчины, несколько зелени и кореньев. Видя, что вся присылка относится хотя для одного стола, но, не будучи знаком оному принцу, за лучшее счел не принять, почему так и отвечал. Тогда сей молодой человек пояснил мне, что господин, который служил проводником мне при осматривании дома, есть самый тот принц, который прислал те вещи для моего стола, и как уже знакомый, просит принять и быть навсегда знакомым, почему я и принял, и через того же свидетельствовал мое почтение и благодарил за присылку".

   "Корпус наш уже был готов к походу и еще рано того же дня потянулся далее. Сближаясь уже к Италии, услышали мы, что граф Суворов-Рымникский едет к нам и будет российскими и австрийскими командовать войсками".

   "При сем случае поясню мое положение. От границ России корпус русских войск разделен был на две части, и хотя казачьи полки также разделялись и со мной находилось лишь три полка, но все (казачьи полки) состояли в моей команде. Корпусной начальник все повеления, относящиеся к оным полкам, писал ко мне".

   "Любопытство чужестранных великих людей видеть казаков - было велико; многие издалека для сего приезжали и все таковые хотели видеть меня, как казачьего начальника. Комиссары, прикомандированные со стороны Австрии для продовольствия наших войск, были генеральских чинов, уважали меня и почитали, соответствуя чему, я старался более еще к тому их понудить, во-первых, чтобы дисциплину казаки соблюдали в высшей степени, в чем и успел, так что ни одна история противузаконная, во всех полках, через все время марша, не случилась, и чтобы все чины обходились с жителями учтиво".

   Розенберг любил хлебосольство и часто по утрам устраивал на марше завтраки; ему последовали Сергей Лаврентьевич Львов и князь Петр Иванович Багратион, "и я, как состоящий уже в большом замечании у всех, нашелся как бы принужденным, а может не умел и своему честолюбию отказать - последовать тому же"; потом установили сходиться на завтраки, похожие на обеды, по очереди. Розенберг "везде являлся с сикурсом хорошего вина, а иногда и вкусных блюд под желе и т.п.

   "Но со всем тем как небогатый я человек, не имел излишних денег и ни малейшего источника откудова их взять, терпел я большой недостаток, а потому сколько мог достать занял я у своих полковых начальников и офицеров, но удержался в порядке и мы с князем Багратионом обходились с большою дружбою, так что я забыл мою скорбь, что состою у младшего в некоторой подчиненности. А как он (князь Багратион) равнялся по инфантерии и скоро по линии был произведен в генерал-майоры, то я совершенно по сей части успокоился, тем более, что он в поведении ко мне не показывал перемены".

  

   Фельдмаршал, граф Суворов-Рымникский, нашел австрийские войска в Валеджио и оставался здесь несколько дней, поджидая прибытия русских войск. "Увидевши меня, милостиво приветствовал, - причем сказал, что он рад видеть знакомого офицера"*. В Вероне Суворов приказал Денисову идти вперед и, по распоряжению австрийского генерал-квартирмейстера, маркиза Шателера, начать кампанию. Последний посоветовал запастись для каждого офицера планами и верными часами, необходимыми для действий в такой стране, как Италия.

   ______________________

   * 9 апреля, в Валеджио, "Суворов распределил казачьи полки по всем колоннам армии, приказав им следовать в голове. Он рассчитывал на впечатление, которое должны были произвести в этом крае наши бородатые донцы. ("История войны 1799 г." - Д.А. Милютина, част. II, гл. XV, стр. 270). А.Ч.

   ______________________

   "Я уже и сам видел, что частые водяные широкие канавы, частые селения и самые города сделают препятствие нечаянным скрытым казачьим подъездам, без которых действие казаков не было бы страшно неприятелю, и малыми командами открыто невозможно наладить, но что будут делать офицеры, не имеющие понятия о планах и не умеющие обращаться с ними, да и часы, по бедности наших офицеров, не могут многие купить. Почему отвечал его превосходительству, Шателеру, что того нельзя сделать, а по усмотрении вначале придумаем о способах. На другой день двинулся с полками вперед. Г. Шателер вел оные сам и, по сближении к одному селению, объяснил, что далее французские войска уже должны быть, почему приказал начинать действовать и обо всех первых встречах ему доносить; сам остался при полках".

   "Получа таковые приказы и наставления, я немедленно приказал нарядить четыре или пять, под начальством одного офицера, небольших команд; приказал идти вперед, по назначенному распоряжению, на некоторую дистанцию, находить все возможные способы в нужных переправах, искать французские войска, считать их неприятелями, бить и брать в плен. Помоляся Богу, испрося его благословения и защиты, отправил сии команды и обо всем объяснил генералу Шателеру, который хотя и похвалял все мои действия, но находил, что оные не будут выполнены".

   Если начальники отряженных команд не могли передать названия местности, то указывали на то или другое место по строениям и отличающим их фигурам и краскам. Шателер имел возможность удостоверяться в верности показаний казаков, и когда они указывали на особенности здания, то итальянцы, бывшие при Шателере, тотчас же узнавали местность и называли ее, "тогда и казаки припоминали, что так и жители говорили, а посему и уверялись, что точно то селение, где французов видели; да и по карте показания казаков о расстоянии и направлении согласны были". По получении и сверке всех донесений начальников казачьих команд Шателер сказал, "что ежели бы он не был самовидцом, то никогда бы тому не поверил, и прибавил мне, чтобы я действовал по своему усмотрению, а сам он возвратился к фельдмаршалу Суворову".

   "Я, оставшись с одними казачьими полками, - потому что регулярные войска, бывшие в авангарде, пошли совсем по другой дороге в сторону, - под командою князя Багратиона, соображаясь с донесениями моих посылаемых офицеров, пошел с полками далее, и отправя наперед другие две или три партии, приказал смелее поступать и открыть непременно все неприятельское войско, бывшее предо мной, и стараться достать хотя одного военного француза в плен. На другой день я узнал, что французский корпус, в пяти тысячах состоящий, против меня, и ретируется. Я поспешил к нему сближаться; но принимал все осторожности, дабы не быть прижату к горам, в правой руке у меня бывшим. Я достиг оный корпус в одном небольшом городе, который разделяет довольно глубокая и широкая речка, не имеющая бродов. Французы, перейдя речку, сломали имеющийся в городе мост и, взяв к своему берегу все лодки, остановились, да и близ города верст на десять поломали мосты и суда к себе прибрали. Не имея возможности переправиться за реку, я донес о всем фельдмаршалу и остановился близ города. На другой или третий день князь Багратион прибыл с регулярными войсками ко мне, и также остановился. Сие происходило в апреле месяце 1799 г., под 13-е число. В ночи узнал я, что французы сняли пушки, прикрывавшие один, в 8-ми или 10-ти верстах от города, не совсем испорченный мост, который в особенности приказано было наблюдать казакам, и, дабы неприятеля, не упущая времени, настичь на марше, положено было самим кн. Багратионом: не дожидаясь приказания, гнаться, ежели найду способ переправиться за речку, за неприятелем. По получении известия об оставлении сказанного моста я тотчас, со всеми полками, рысью пошел к оному, а найдя оный уже, офицером стоящим для наблюдения с командою, исправленным столько, что можно было лошадей перевезть, донес кн. Багратиону, и, переправя полки, погнался за французами; многих нашел от усталости оставленных и более 150 таковых взял в плен. Наконец, при захождении солнца настиг и весь неприятельский корпус, который весь состоял из пехоты, имел и артиллерию, пушек шесть и не более 150 чел. конницы. Увидев меня, оный стал в ордер-баталии. Не имея и тысячи казаков под ружьем, я не смел атаковать, а дабы показать неустрашимость Россиян, я послал один полк в бок по маленькой дороге, а полем нельзя было за большою грязью ехать: дожди шли частые, а в тот день дождь и не переставал. Я показывал вид, что хочу перерезать им дорогу и прижать к горам, очень высоким, при подошве которых лежала прекрасная дорога, по которой французы ретировались; прямое же мое намерение было - дабы принудить их скорым маршем бежать, дабы более оставалось усталых. Впереди французов стояла очень большая роща старого высокого леса, так что за оною на большое пространство ничего не было видно. Французы, увидев, что полк заходит им вперед, скоро также потянулись. Я приказал храброму полковнику Грекову - с его полком сближаться к ним и делать вид, как бы хотел атаковать их. Полк мой следовал за ним, а я находился между полками. Французы вошли по дороге в сказанную рощу, где дорога имеет крутой поворот, - отчего французов и что впереди их я не мог видеть; наконец скрылся и полк Грекова от меня. В сию минуту я слышу сильные военные клики казаков и сильную пальбу; скачу с полком моим вперед и вижу укрепленный близ самого леса город, в который стремятся задние полка Грекова казаки, где продолжается пальба и клики. В минуту сию, хотя неожиданною встречею был я смешан, приказал полку моему, разделясь надвое, скакать вкруг крепости с криком, дабы более нанести страху неприятелю; а сам поскакал в город, где увидел, что казаки, как львы, многие спешась, дротиками ломят стеснившегося в улице неприятеля. При сем не умел я ничего лучшего предпринять, как обще с героем Грековым, ободряя казаков, кричали: "Любезные друзья, вперед!". Казалось, каждый казак гнал целые сотни, ибо один полк был только в действии. Французы не подумали и оглянуться: скорым маршем пролетели они через весь город и без памяти выскочили из онаго. Тут я приказал всех казаков остановить, полагая, что ежели и четвертая часть неприятелей опомнится, то принудит нас со стыдом отступить. Полковника Грекова, всех его полка офицеров и казаков благодарил я за славный их подвиг, и тут же принял от начальника города ключи, а жителям объявил всякое снисхождение и уважение, и послал нарочных с донесением; а как уже ночь наступила, да и люди и лошади имели нужду в отдохновении и подкреплении пищею, то и остановился на ночь. В крепости было 18 хороших и на местах поставленных пушек"*.

   ______________________

   * "13 (24) апреля походный атаман Денисов и полковник Греков, ворвавшись с казаками своими в крепость Бергамо, отрезали французов от крепкого замка и овладели оным". (Донесение Суворова Императору Павлу I, от 20-го апреля (1 мая) 1799 г.)
"Казаки понеслись в погоню, и без оглядки ворвались вслед за неприятелем в самый Бергамо. Появление их в этом укрепленном и многолюдном городе было так неожиданно, так внезапно, что французы не успели даже укрыться в цитадель. Казаки эти овладели и городом, и цитаделью, взяв в плен до 130 французов. В замке найдено 19 осадных орудий, много ружей, военных запасов и знамя" ("История войны 1799 г." - Д.А. Милютина, ч. II, гл. XV, стр. 276). Ред.

   ______________________

   "При сем за долг поставляю пояснить сие происшествие. Мыслю, что не всем известны обороты казаков, а потому многим покажется сие невозможным. Мы, ежели успеем отделиться на ружейный выстрел и от конницы, то не находим уже опасности, тем более, быть близко пехоты. А к тому же, как я прежде уже сказал, что при оном французском корпусе было до ста пятидесяти конных, которые не могли и думать атаковать нас, хотя оные в самой широкой улице составили бы густую колонну; но французы, пренебрегли ли малолюдство казаков, или худо понимая военные (их) обороты, входя в город, называемый Бергамо, оставили конницу в арьергарде. Полковник Греков, как храбрый, так и опытный, в минуту исчислил их ошибку и для нас пользу - ежели он нечаянным и решительным ударом уже в городе или и улице опрокинет неприятельскую конницу; почему стремительно атаковал ее, отчего оная, испужавшись и смешавшись в густую колонну, пустилась на свою пехоту, густо идущую по улице, и так сим смешала весь корпус, что оный скорей скороходов пробежал через город".

   "По донесению моему фельдмаршал Суворов сам, в ночь, прискакал ко мне в город Бергамо, верхом, облитый дождем и грязью, благодарил меня, полковника Грекова, и хвалил всех офицеров и казаков". Князь Багратион с войском тоже ночью прибыл в Бергамо. Суворов торопил наступлением, но Денисов мог выступить только утром, с половиною людей, а другая - осталась в Бергамо ковать лошадей. Денисов догнал французов и, спешивши человек 100 казаков с ружьями, занимал неприятеля стрельбою. Французы у озера Лекко поворотили вправо, к городу Лекко. Дорога шла между озером и горами, узкая, стесненная строениями, "по которой едва двое рядом могли проехать". У Лекко подошел князь Багратион с пехотою. Он два раза нападал на неприятеля, но должен был отступить, потому что французы пользовались строениями*. С другой стороны озера неприятель поражал войска ядрами. Кн. Багратион отступил за город и, по совету Денисова, послал к фельдмаршалу просить подкрепления. Вечером прибыл к Лекко Милорадович, а ночью генерал-поручик Повало-Швейковский. Все они, посоветовавшись друг с другом, положили отступить; казаки должны были прикрывать отступление. "Видя так противное казачьим правилам приказание, осмелился я доложить ему (Швейковскому), что казак в тесных местах не может защитить и себя, а вред другим, в случае замешательства, великий причинит. На что он с большою гордостию сказал, что он не требует моего совету, а - исполнения".

   ______________________

   * 14 апреля 1799 г.

   ______________________

   "Рассказал я все сие полковнику Грекову и приказал - из всех казаков человек 60 или 80, с ружьями, и храбрейших, и до десяти офицеров, разделить по ним казаков и всех на две части, оставить на месте, а сам бы он потихоньку со всеми казаками прошел все узкие места и дожидался бы дальнейшего повеления; я остался в глазах генералов, на случай других приказаний. Я сие сделал потому, что в тесных местах чем более войска, тем опаснее, и что там храбрость немногих больше может сделать хорошего. При том я сам оставался с сим малым числом, почему и ответственности не подвергал себя. К нам подошли несколько рот австрийских стрелков, которые и остались в прикрытии наших войск. Мы все отступили тихо и неприятель остался верно довольным, что его не атакуют. Я в это время получил своеручную записку от фельдмаршала: он приказывал, чтобы я поспешил с казачьими полками к нему, которую показал князю Багратиону, который сказал мне, чтобы я шел немедленно, что я и исполнил. Но прежде отхода просил князя Багратиона, чтобы он открыл мне мысль - как он донесет о деле под Лекко, дабы не было разницы в наших рапортах; на что он сказал: "как было, так и писать надо". Мне сие нужно было потому, что ясно я видел ненависть его ко мне, чего хотел я избегнуть*. Я явился к фельдмаршалу и получил приказание состоять в распоряжении г. Шателера. На 16-е апреля, перед зарею, велено мне было через реку Адда по понтонному мосту с полками перейти и искать французов. Переправившись через реку, схватили казаки французского офицера, адъютанта одного генерала, ехавшего к другому генералу для донесения, который и сказал, что довольно значительный корпус их стоит недалеко. С фельдмаршалом находилась вся главная часть австрийских войск; но, кроме моих полков, Россиян не было. Все войска австрийские с поспешностию переходили реку и шли прямо на французов; я держался правого фланга и ровнялся главного нашего корпуса, даже несколько уступно его переду, потому что были сплошные сады и нельзя было свободно казакам действовать. Первая партия моя, посланная чтобы лучше осмотреть неприятеля и позицию его, очень потерпела, из которой человек пять открывшеюся пехотою убито и вдвое того ранено; когда же обо войска сошлись и начали сражаться, тогда я смелее двинулся вперед и несколько отдельных небольших команд взял в плен и побил; также захватил походный лазарет с лекарями и другими чиновниками и несколько коммиссионеров. Пленных собралось человек до 200, которых я и отправил. Австрийцы сражались храбро, но и французы им не уступали".

   ______________________

   * "15 (26) апреля казаки Денисова, Грекова и Молчанова окружили Лекко, и когда егеря и гренадеры князя Багратиона ринулись на французов в штыки, казаки спешились и содействовали пехоте нашей поразить неприятеля" (Донесение Суворова императору Павлу I). А.Ч.

   ______________________

   "Обоих войск я за густотою дерев не мог видеть, хотя держался так близко, что иногда и к нам пули долетали. Я решился поравняться с французским флангом, дабы более их устрашить. Подавшись вперед, открыл маленькое, все прекрасно кирпичом выстроенное строение, даже и дворы, которое я счел за нужное поспешить занять и послал сказать главнокомандующему австрийскою армиею, Меласу, мое мнение, который тотчас прислал для сего при майоре один батальон пехоты в мое распоряжение. Я приказал оному занять главные места, придав ему небольшую команду казаков. Майор показался мне ненадежным, почему приказал я казачьему офицеру, оставленному с командою, обо всем мне почаще доносить. Сам с двумя полками потянулся вперед, с тем, чтобы, обеспеча уже себе тыл, зайти французам в зады. Третий казачий полк послал я гораздо правее от меня, дабы и там, ежели бы скрывался неприятель, узнать или разбить. Пробираясь по винограднику, я не мог скоро идти, что послужило и к счастию: французы приметили, что я занял сказанную деревню и в минуту оную атаковали, скоро захватили некоторые строения, а наконец и потеснили австрийцев. Казаки один за другим мне о том доносили. Оборотя при мне бывшие полки, поспешил я туда, и прискакав в минуту, остановил французов, смял, опрокинул и почти всех побил, и более 400 в плен взял, и спас всех австрийцев, которых большая половина была уже у французов в плену. Отправя пленных, пошел я вперед и уже проходил неприятельский фланг, как прискакал ко мне с малым числом чиновников и очень незначительным конвоем сам фельдмаршал Суворов. И когда я ему донес обо всем, то он, очень благодаря меня, приказал следовать вперед, с тем, что и он останется с казаками; но я от выполнения того отказался, хотя требовал он того непременно, но я представлял, что он явно подвергает свою особу опасности, причем пули две или три пролетели от сражающейся пехоты над его головою. Французы долго упорно сражались, но наконец стремительным ударом сломили их австрийцы, и французы побежали, а наши войска остались на месте*. Фельдмаршал Суворов сделал мне, уже после сражения, что не послушался, выговор, но без злобы".

   ______________________

   * "16-го (27-го) апреля, Денисов, со своими, Грекова и Молчанова полками, при Треццо, кололи неприятеля везде, со свойственною Россиянам храбростию и побуждаемы будучи мужественным воином, их походным атаманом Денисовым, и в сотовариществе его полковником Грековым. Потом, когда войска наши двинулись на Милан, походный атаман Денисов окружил донскими полками Милан и в оный вступил".

   "Вашему императорскому величеству не могу довольно похвалить отличную храбрость донских полков при низвержении не только кавалерии, но и пехоты пиками их" (Донесение Суворова императору Павлу I).

   "Казаки, со своим походным атаманом Денисовым, смело высыпали на правый берег (Адды) и обскакали в тыл неприятельский пост в Треццо"... "Моро не мог уже сомневаться в том, что здесь (Поццо и Ваприо) была главная атака союзников: он поскакал на место боя и чуть было мам не попал в руки казаков, рассыпавшихся даже до главной квартиры французской армии, в Ивцаго"... "один из батальонов почти весь был изрублен неприятельскою кавалериею. Тогда донской атаман Денисов, собрав все три свои полка, вместе с австрийскими гусарами, дружно ударил в левый фланг неприятельской линии, ворвался в пехоту французскую, опрокинул ее и заставил отступить опять в Поццо. Тут только подоспел от Милана один французский кавалерийский полк, но казаки бросились на него, опрокинули, преследовали до самой Горгонцолы и захватили много пленных, в том числе одного генерала (Бекера)"... "казаки мигом сняли неприятельский кавалерийский пост"... "и вытеснили правый неприятельский фланг из Падерно" ("История войны 1799 г." - Д.А. Милютина, ч. II, гл. XVI, стр. 290 и 293. А.Ч.

   ______________________

   "На другой день, то есть 17-го апреля, словесно приказал мне граф Суворов - явиться в команду австрийских войск генерала Отто; но когда я ему послал рапорт о сем и о числе всех чинов, состоящих в моей команде, он отказался исполнить то, поставя в резон, что не имеет письменного повеления. Не желая обеспокоить представлением о том фельдмаршала, решился я найти себе начальником знакомого мне генерала Лузиньяна, но сей тоже отвечал. Недоразумевая, что в такой немецкой аккуратности делать, я боялся уже, что из жалобы моей может произойти неприятная для меня через таковую политику история и потому поехал сам к их главнокомандующему, генералу Меласу, донес ему обо всем и просил, чтобы он избавил меня от необходимости беспокоить графа Суворова и подчинил бы себе или кому он рассудит; но сей сказал, что ни в росписи, ни в повелениях не имеет ничего обо мне и казачьих полках, а потому и принять не может. Почему я решился сам собою, до случая, действовать, и поступил так: двинулся вперед австрийских войск, шел очень тихо, не удаляясь от оных с тем, чтобы в случае, ежели встренусь с сильным неприятелем и буду атакован, то найду у них защиту. Я послал вперед большую команду, от начальника которой, майора Миронова, скоро получил донесение: что он без препятствия дошел до города Милана и остановился при самых воротах онаго, что все жители с дружеским расположением на казаков смотрят, и что один, знающий немного по-русски, уверил его, что они все приходу русских войск рады. Я посему поспешил сам с полками и, подойдя к городу, подъехал близко к воротам. Скоро я заметил, что жители угадывали (признали) меня за начальника, с веселым видом некоторые подошли, и я спросил их о чем надо, т.е. где войска французские, кто начальник города и тому подобное; на что отвечали очень учтиво. Скоро и сам начальник города подъехал ко мне и объявил себя, сказав, что все требования готов выполнить, ежели только что может, и на вопрос мой сказал, что цитадель - на ружейный выстрел отдельная - занята французами, где оных до восьми тысяч; что в самом городе французов нет, кроме больных в лазарете, или малое число прогулкою занимающихся; что жители охотно желают, дабы Россияне французов бы выгнали и взяли город в свою защиту, только он сомневается, дабы чего не предприняли те из жителей, которые прежде во французской службе находились и которые распущены с оружием, и что их считается до пятнадцати тысяч".

   "Исчисляя все сие, невозможным находил я занять казаками город, да и самое многолюдство, находящееся тогда на большой от ворот, вдавшейся в город, площади, где представлялось глазам моим великое число, до 40 тысяч и более гуляющего военного народа, - и имеющего при бедре шпагу или кортик, и прекрасно одетых женщин, - как это был первый день Воскресения Христова. Но российская слава напоминала тут же мне, что великими деяниями она приобретена, а близость австрийских войск, которые не далее в сие время пяти верст от меня были, обнадеживала в успехе сего дела, почему и решился я занять город, а после потребовать ключи и донесть. Решась исполнить сей план, сказал я господину президенту города учтиво, но с тоном повелителя - что имею приказание занять город Милан, и его прошу повелеть жителям, дабы при сем случае наблюли тишину и дружелюбие; что мои казаки ни до чьей собственности не коснутся и жители ничем не будут обеспокоены; но ежели на меня сделают нападение, тогда все должны страшиться. Мы с ним уговорились, что я через час буду входить в город, и поверили для сего свои часы. Он дал несколько мне конных проводников, а сам поскакал, во многих местах останавливался и говорил что-то к народу. Внимательно я смотрел на движение онаго и к ободрению своему видел, что с утешением слова его принимали. Множество вышло за ворота и ласкались к казакам, объясняясь одними пантомимами. Я приказал двум полкам обойти город, стать с обеих сторон площади, разделяющей цитадель от городовой крепости, дабы удерживать гарнизон оной от покушения войти в город; с третьим полком, по протечении часа, вступил я сам в город и рысью шел к воротам, находящимся против цитадели; по приходе к оным, которые были отворены, вышедшая французов густая колонна из цитадели поздравила нас залпом, отчего упали два офицера и более 10-ти казаков, да и несколько из любопытных зрителей, даже и женщины пострадали. Казаки, хотя несколько и смешались, но не потеряли своих мест. Колонна неприятельская подалась вперед, но я приказал поднять мост и запереть ворота. Но как я не был и после сего спокоен, то послал к начальнику города сказать, дабы прислал триста городовых стрелков, которых до семи сот я в момент увидел, и действия которых скоро упросили колонну оную возвратиться в цитадель. В это уже время послал я офицера с бывшим при мне переводчиком к президенту сказать, что я принимаю под свое начальство город. Он со многими членами скоро явился ко мне, поднес ключи и передал город. Тогда послал я к фельдмаршалу Суворову офицера с донесением о всем, послал и главнокомандующему австрийскими войсками Меласу, прося его покорнейше поспешить занять и принять от меня город; но он отвечал - как его войска очень устали и требуют отдохновения, то не может сего сделать; причем велел войскам сделать привал, и остановился. Дознав о сем, я послал еще сказать г. Меласу, что не имею столько войска, чтобы мог занять все важные посты в городе, даже для благопристойности, но сие не помогло. Я остановился до захождения солнца с одними казаками в городе, не поя и не кормя лошадей, да и самые казаки едва что имели перекусить, и то что только при себе. Видя все сие, я послал доложить о сем гр. Суворову, который, по причине нездоровья, оставался сзади; он, несмотря на жестокий припадок - что видели и посторонние - спешил ко мне верхом. И как приметно, узнав о сем, сам г. Мелас спешил придти к городу и вступил с музыкою и барабанным боем в город; но еще не прошло через ворота и третьей части войск, как и фельдмаршал прискакал к оным. Я его ветрел, поздравил и поднес городовые ключи, что принял он с большим удовольствием, благодарил меня при всех, благодарил также начальников полков, всех офицеров и казаков; притом сказал, что он видит старых героев Дона, которые брали смелостью города; когда же подъехал к г. Меласу, то поздравил и его и, не сходя с лошади, обнял, но старик Мелас при сем случае упал с лошади; а потом, войдя в отведенную ему квартиру, Суворов отдал приказ, чтобы приготовили войска к штурму цитадели и что оные должны быть под моею командою и моим распоряжением, и тут же о том мне в особенности приказал*. Посему рано на другой день, с высокой колокольни, с генералом Шателером осматривал я укрепление оной".

   ______________________

   * "Едва успели последние французские войска выдти из города, как ворвались уже в него с другой стороны донские казаки, посланные Суворовым по следам неприятеля. Вечером, 17-го апреля, полк Молчанова подошел к городским воротам и найдя из запертыми, отбил их, вошел в улицы, колол и гнал встреченных французов, не успевших укрыться в цитадель"... "Казаки провели ночь в городе, окружив цитадель"... "Русские солдаты возбуждали в Милане общее внимание и любопытство; особенно не могли надивиться итальянцы при виде бородатых казаков, которых прозвали "Русскими капуцинами" (gli capucini Russi). Многие откровенно сознавались, что считали прежде казаков людоедами"... ("История войны 1799 г." - Д.А. Милютина, ч. II, гл. XVII, стр. 298 и 301). А.Ч.

   ______________________

   "Генерал Шателер, как весьма знающий в артиллерии, рассматривая все части, доказывал, что при таком укреплении, гарнизона достаточно и что будет потеря людей очень велика, о чем я и донес фельдмаршалу, и как мог открыто сказал свое замечание, а когда он изволил спросить, какого я мнения об оном штурме, то я сказал:

   - Милость вашего сиятельства велика ко мне и меня льстит такое важное поручение, но слава ваша мне дорога. Штурм не всегда зависит от мудрого распоряжения; неудача затмит вашу славу, тем более что вы мне, казачьему полковнику, поручаете". Выслушав сие, Суворов быстро поглядел на меня, обнял милостиво и сказал:

   - Спасибо, Карпович (каким словом всегда он меня называл); с Богом поезжай к своим казакам".

   Вскоре после сего призвал он меня и сказал:

   - Князь Багратион с авангардом от крепости Тортоны, как рапортует, подался назад, да верно это он ретировался, но политику зачал наблюдать - двусмысленно пишет. Поспеши к нему и исправь его дела".

  

   "Быв моложе кн. Багратиона и еще в полковничьем чине*, видел я, что сего сделать мне нельзя, но повиновался. С одним моим полком поспешил я к реке По, но на берегу оной ни одного не нашел судна, послал на обе стороны искать оные, дабы поскорей переправить полк, и еще не видел ни одной лодочки малой, как прискакал ко мне один офицер с каким-то, не помню, приказанием от фельдмаршала и, между прочим, сказал - что его сиятельство полагает, что я уже с полком за рекою. Видя сие, я сел в приспевшую к сему случаю лодку, взял с собою присланного офицера, три казака и седлы, а лошадей держа при лодке, вплавь пустился через реку; переправясь через оную и на оседланную мою лошадь сев, сказал: "Поезжай и скажи фельдмаршалу - что видел; я скоро буду у князя Багратиона", и сам поскакал вперед".

   ______________________

   * Багратион был в это время генерал-майором. Ред.

   ______________________

   "Я нашел князя Багратиона в маленьком городе, недалеко от крепости Тортоны, в квартире, пившего ввечеру чай, которому донес, что фельдмаршал прислал меня с полком на подкрепление к нему и просил его позволения осмотреть состоящие в его войсках донские полки, которые хотя и поступали в разные корпуса и в удалении от меня иногда были, но всегда состояли в моей команде. Он охотно позволил и, как приметил я, старался дружески обходиться со мной, однако показывал что-то и скрытного. Напившись чаю и поужинавши у него, я поехал к своим полкам, которые близко стояли лагерем; расспрося полковых командиров о всем, что надо и передвинув оные полки на другое место, что было необходимо нужно; осмотрел пикеты и при оных немного отдохнув, рано поутру, взяв небольшую команду, поехал вперед по дороге к крепости Тортоне. Близь оной, в другом изрядном городе я остановился и просил начальника, чтобы дал мне квартиру и приказал бы за деньги меня и всех со мною бывших накормить - что с большою охотою и было сделано. Отдохнувши немного, дознавался я, сколько можно было, о положении сказанной крепости Тортоны; а узнав, что гарнизон оной весьма слаб, и что хотя есть войска, но в Александрии, недалеко от оной отстоящей, решился испытать счастие - не могу ли оною завладеть. Посему послал к князю Багратиону просить - дабы прислал ко мне все казачьи полки, оставя у себя нужное число казаков; но получил в ответ, что он не может того сделать. Тогда я просил, чтобы хотя два - или, по крайней мере, мой полк (прислал), но не получил на сие отзыва, и уже стороною майор моего полка уведомил меня, что князь Багратион, со всеми войсками, по другой дороге двинулся к Тортоне".

   "Я не скоро и уже ночью настиг мой полк, отделенный в особое направление; почему я ясно увидел, что зависть и злоба поставляет меня в невозможность по малому числу находящихся в моей команде войск что либо важное сделать, но, покоряясь определению, достиг деревни - назначенного полку моего пункта и остановился. Деревня сия, едва имеющая десять бедных крестьянских домиков, лежит близ реки (Бормидо), впадающей недалеко в По реку, а по другую сторону сей реки, в пяти или немного более (верстах), славный город Александрия".

   "На другой, или на третий день, французы, переправясь реку плотом и пройдя лесом, показались передо мной и, сделав несколько выстрелов, бежали. На другой день они то же сделали. Я доносил обо всем князю Багратиону, который после в