Достоевский Федор Михайлович - Дневник писателя. 1876

bsp;    - Лжи, фальши самой наивной, через гумно.

   Я помню, как я лежал.

   Марей.

  

   Какое мне дело, что этого никогда не будет. Я счастлив, верю, что это очень могло бы быть.

  

   Беспредельная сострадательность и широкость в оценке разумности. Помилуй народ без земли и без бунта

  

   Дело Кронеберга.

   Адвокат.

   Париж, война.

   Спиритизм.

   Поэма Авсеенки.

  

   Но вряд ли мы так хороши, чтоб поставить себя в идеал народу, а потому и потребовать от народа, чтоб он стал таким, как мы. {а потому ~ как мы вписано.}

  

   Этому я не верю, и вот в этом, может быть, сомнении расхожусь.

   Напротив, это мы должны преклониться перед народом и ожидать от него всего - и мысли, и образа, преклониться перед правдой народной и признать ее за правду, как блудные дети, двести лет не бывшие дома (правда, оста<ва>вшиеся всё время русскими и воротившиеся русскими, {и воротившиеся русскими вписано.} и вот в том наша заслуга). {На полях рядом с текстом: Но вряд ли ~ наша заслуга). - незачеркнутая запись: простоты и сердечности, широты понимания} Но зато всё это с условием sine qua non - чтоб народ и от нас взял много.

   Chacun de nous peut profiter. {Каждый из нас может получать выгоду (франц.). На полях рядом с фразой: Chacun ce profiter. - незачеркнутая запись: именно то, что и мы принесли хорошего и мы несем очень много хорошего.}

   Я написал в прошл<ом> дневнике, что народ погружен в мрак невежества, в безобразие, и в то же время кричу, что народ прекрасен. Да, если я это знаю.

  

   У меня были тяжелые мгнове<ния>, и мне, может быть, отдадут справедливость, что я, может быть, не люблю воздыхать.

  

   Никогда я больше не перевоспоминал , как в те годы.

   Мне вдруг припомнилась одна маленькая черточка. Марей.

   Мне было лет девять.

  

   Дворянская честь. Она кончилась известным вопросом Ермолова государю: "А зачем мы не лорды?"

  

   Петровским

  

   Разве это нехорошо, разве он не образован?

   И наибольшее разногласие, в котором заключается вопрос, от которого зависит всё наше будущее. {И наибольшее ~ наше будущее. - написано поперек листа.}

  

   - Народ.

   - Аксаков.

   - Типы, воздыхает. Тихон.

   - Потугин...

  

   Отвлекать - народ - теория - важный вопрос.

   - Что лучше - мы или народ? - вопрос углом - а ведь он почти так и становится. {Рядом с текстом: Что лучше ~ и становится. - запись: Об эт<ом>}

   - Народ ли за нами или мы за народом?

   - Я думаю, что вряд ли мы так хороши.

   - Ниц перед правдой народа. Sine qua .

   Ни за что не отдадим. Есть нечто. Загадка. Развратимся ли.

   - Валы только лижут. И потому я бы не желал, чтоб ставили ненавистниками, я имею причины считать прекрасным.

   История средняя, пустенькая.

  

   Совсем другая мысль и другой взгляд. Нет, им, полякам, было тяжеле нашего.

  

   Судите его не по тому, что он делает, а по тому, что он желал бы делать. Не за то, чем он есть, а за то, чем желал бы стать.

   Что должен - так как дело {Далее было начато: О дальнейших} убеждения скажут потом, в каком направлении пойдет "Дневник". Что до меня, то выскажусь прямо: мы вовсе не так прекрасны. {Текст: Народ. Аксаков ~ не так прекрасны, - написан поперек листа.}

  

  

   И помню, очнувшись, я застал на себе улыбку воспоминаний. Я поднял голову, встал - и вдруг понял, что могу смотреть иначе, чем поляк М<аре>цкий и ждать.

   И кивнул мне раз головой: и я хоть не видал его, но чувствовал, что он также, улыбаясь, смотрит на меня.

   Он мог сделать иначе, не коснуться пальцем. Так кем наш народ просвещен и образован - в ином смысле, в важном иль в неважном смысле, господа? {И кивнул ~ господа? вписано.}

   Какие же другие {Было начато: нравс<твенные>} более высшие нравственные результаты могла бы дать самая высшая образованность.

   Мне было немножко стыдно, что я испугался, но я все-таки шел с опаской, не доверяя дошел до гумна, оглянул<ся?> - улыбка.

  

   - Слыхали вы о деле Кронеберга? Всё известно.

   - Отец высек дочь, схватил розги, упал в обморок, будет больнее.

   - Дело в том, что привлекла к ответственности.

   - Казалось бы, свято; защитник.

   - Что же вышло, поставлено так, за истязание Сибирь.

   - Не говорю об отце (нервный человек, плохой педагог). Человек, принадлежащий обществу.

   - Возьмите девочку, и хотели защитить - и вдруг сделали несчастною (мысль, что отец в Сибири). Этот суд - il en reste toujours quelque chose nébuleu. {после него остается всегда что-то неясное (франц.).}

   - Но об этом после, я хочу об адвокате.

   - Что такое адвокат? - Друг человечества.

   Падают в обморок, плачут.

  

   - Талант увлекает, отзывчивость, б<--> "Ревет ли зверь", c'est une lyre, {это лира (франц.).} Vibulenus, капитал.

   - "И меж детей ничтожных мира..." Не желал бы, чт<обы> г-н Спасович принял на себя.

   Но он талант. Я рассердил, говоря: "Вон он. Талант".

   - Между тем я не понимал еще дела. Г-н Спасович поставлен был в такое положение.

   Я именно хочу поговорить об этой фальши со всех сторон.

   - Вот суд с самым честным намерением.

   - С другой стороны, честнейший адвокат должен вырвать жертву (в самом деле ведь могут пожалеть ребенка иль что-нибудь) во что бы ни стало.

   - И это "во что бы ни стало" досталось Спасовичу, как он должен был вертеться...

   Но я расскажу эту речь, {Сверху дважды приписано: не всю} я говорю, как честный человек должен вертеться, изворачиваться, пустить в ход весь талант. Я не юрист, но я поражен фальшью дела.

   С начала в речи (с "Голоса") и вся речь по порядку.

   Нет, недаром деньги берут.

   Она капризничала; из сортира.

   Я бы удивился, если б в Евангелии была пропущена встреча Христа с детьми и {встреча Христа с детьми и вписано.} благословение детей.

  

   Если Кронеберг признал, то и конец.

   Зон перебл<удил?> немощен

   Но ведь 7 лет, 7 лет!

   Справедливый гнев.

   Как гнев, а де-Комба?

   Святее себя.

   Но она воровала чернослив.

   Банковые билеты.

   "Накопай, папа".

   За злоупотребление властью, а не за честность.

  

   Но г-н Спасович это нарочно. Ему главное, чтоб не было истязания. {Далее было: Но перейдем к речи} Истязание. {Далее было: Истязания не было} В своде законов пробел (выписки).

  

   Но ему надо огадить девочку. А, воровка, она шустрая, и затем Суслова. О, вы забыли оставить нам жалость, хитр<ый> адвокат.

   Сам Кронеберг признался, и тут показание.

   Недаром деньги берут. Святыня семьи. Не боимся. Русские одарены. Итак, положительно забренчала лира. {Святыня ее лира, вписано на полях.}

  

   Остановимся здесь.

   Во-первых, 7 лет.

   7 лет конфисковал.

   Так ли воспитать, неужели же вы против этого. Стук по носу.

   Итак, дранье ничего.

   Уединен<ные> дети, рубца не знал Прямо по лицу розгами.

   Петя на всё "мама".

   Ребеночек лжет в колпаке разбойника. Ангелы.

   Надрыв<ает> сердце.

   Всё это и расск<азать?> бы г-н Спасовичу. Справедливый гнев. И это вы называете властью отца?

  

   Но, однако же, кто защитит? Что-то надо сделать адвокату. Обварила ручку. {Обварила ручку, вписано дважды.} Грустный разврат. {Но, однако же ~ разврат, вписано на полях.}

   Затем рассказывает, как с Жезинг, таки это как femme entreten. {содержанка (франц.).}

   Мы всё это опускаем, тем более, что Жезинг же и потребовала ребенка, "воспит<ыва>ть буду" (выписка до "не узнала отца").

   Заметьте эту черту. Группировка.

   И вообще в группировке мастер. Потом {Было: Вот потом} увидите. Это верх искусства. {Это верх искусства, вписано.} Но укажу еще. Когда катастрофа, то Титова. {На полях против текста: Заметьте ~ Титова. - незачеркнутая запись: 1-ый раз украла 7 лет.}

   Признаюсь, это единственн<ая> заступившаяся курица, всё потом, сам г-н Спасович, все жестоки к ребенку, она одна - показание ее производит надрыв и жалость. Вот из обвинительного акта. {Далее было: Заметьте, что и сам подсудимый так показал.} Она утверждает, что овечку секли. {она ~ секли, вписано.}

   И что же, г-н Спасович группирует впоследствии в речи все факты, чтоб обесчестить девочку (я здесь забегаю вперед), говорит о краже {Далее было начато: которую дев<очка>} денег и что теперь 8 месяцев спустя сказала, что для Аграфены.

   Но ребенок мог выдумать. Говорила же она: Je suis voleuse, menteuse. {Я воровка, лгунья (франц.).} Ничем не доказано. {Далее было: К тому же она не понимает по-русски, заметьте еще, что г-н Спасович часто говорит, что ребенок в скверном обществе, дворни<чи>хи, и вот он только Текст: К тому же ~ он только помечен на полях: PB} Да и г-н Спасович не доказывает, он только мельком упомянул, что для Аграфены. Но у присяжных подозрение на Аграфену. Вот, стало быть, какая свидетельница. Это бесчестье брошено на женщин сострад<ательных> - и несколько вас возмущает. Но ведь в каких же он был обстоятельствах, спасти Кронеберга, не пренебрегать всяким средством.

   Многим не нравится, что трактат о рубцах. Г-ну Спасовичу надобно отрицать рубцы, и вот он пускается считать рубцы, рубчик<и>, но это ловко. Присяжные видят, какова точность. С удивлением узнают, что посылали в Женеву справляться об одном рубчике на лице. Как хотите, {Как хотите вписано.} а чувствуют уважение и продолжают слушать серьезно. Но в сущности тут много вздору. Чего надобно г-ну Спасовичу - трудно сказать. Ведь сам г-н Кронеберг {Незачеркнутый вариант: клиент} сознает, что сек ужасно. Ему хочется, что<бы> не было сечения ужасного, несмотря на страшн<ые> шпицрутены. Синяки от ушибания спины. Смеется над доктором Лансбергом.

   Но семь лет украдено. {Но семь лет украдено. вписано.}

   Остается открытым вопрос о пощечинах (не обидно, а оскорбительно).

   Для чего производить это неприятное впечатление к девочке? Да чтоб истребить даже самую жалость эту. Чтоб всем воспользоваться, не то сошлют.

   Шустрая, щеки, воровка - банковые бил<еты>, не узнала отца, наконец, эксперт Суслова. Гнев - но ведь она безответст<венна>, безответств<енна>, по носу (это как ничего).

   Перед вами иная девочка, уже испорченная, в перчатках и кокетничает, не верьте, она еще ангел, колпак.

   "Папа, покопай под кусточком денег", - ну, какие тут банковые билеты.

   Суслова. И это про 7-летнего ребенка, и она сама тут перед вами. Господи! Господи! В какое положение может быть поставлен адвокат.

   Начал о рубцах. Не знаю, верен ли прием. {Далее было: Тут} Но чрезвычайно смело. Так сказать, наскок.

   Он прямо отрицает всё: истории, обиду ребенка, розги, удары по лицу - всё, всё, т. е. и допускает, но в каком виде.

   Но зато прямо приводит: она краснощекая, шустрая.

  

  

   Слухи . Мы не должны превозноситься над детьми, мы их хуже. И если мы учим их чему-нибудь, чтоб сделать их лучше, {Вместо: чтоб сделать их лучше было: хорошему.} то и они нас делают лучше нашим соприкосновением с ними. Они очеловечивают душу нашу. А потому мы их должны также {также вписано.} уважать и подходить к ним с уважением, к их лику ангельскому, хоть бы и имели их чему научить, {хотя бы ~ научить вписано.} к их невинности даже и в порочной какой-нибудь привычке, к их безответствен<ности>, к их чину ангельскому, {к их невинности ~ чину ангельскому вписано на полях.} а не бить их по лицу в кровь кулаками. {Было: кулаком.} Ведь семь лет, тут семь лет, г-н Спасович. Неужели же прав тот человек, который прямо так и оперировал . {Ведь семь лет ~ оперировал вписано на полях.} Вы утвер<ждаете>, {Было: а. И потому нельзя говорить б. Вы говорите} что пощечины от отца не обидны;⁹ вы оправдываете и это. {Далее было начато: вы говорит ~ вы оправдываете и это. вписано.} Не говоря уже о странном предмете , скажу прямо, что битье по лицу есть обида, а не предрассудок, но не эта обида, а оскорбление). Это не серьезный {серьезный вписано.} преступник, который стоит перед вами, {который стоит перед вами вписано.} это девочка, которая сейчас же побежит играть с мальчик<ами> в разбойники. Знаете ли вы, что такое оскорбить детей? Сердца их полны любви, а такие удары вызывают в них горестное удивление и слезы. Их рассудок никогда не в силах понять всей вины их, это надо всегда держать в виду, когда имеешь дело с младенцами. 7 лет, дев<очка> есть еще младенец. {Их рассудок ~ еще младенец, вписано.} Видали ли вы или слыхали ли вы, когда ребеночек в варварской семье {в варварской семье вписано.} уйдет в угол и плачет, ломая руки, не понимая хорошо ни вины, ни наказания, но слишком понимая, что его не любят. Эти слезы видит и считает {и считает вписано.} бог. Я не хочу вторгаться в душу и сердце его, его и семьи его, потому что я могу сделать несправедливость, и потому сужу только по вашим же словам, г-н защитник. Вы говорите, что он плохой педагог, это почти то же, что неопытный еще отец. Эти создания тогда только {Я не хочу ~ тогда только вписано на полях.} сживаются с нами, когда мы, родив их, следим за ними с детства, продолж<ительно?> {продолж<ительно?> вписано.} и роднимся взаимно душою каждый день, каждый час, каждую минуту. {Далее начато: Вы говорите} Вот это семья. Семья тоже ведь делается, а не рождается только. Семья созидается взаимно и медленно, с трудом, равно и права над ней; права эти обуславливают и обязуют. Тут труд любви, тут усилия и всех членов ее взаимною беспрерывною любовью их. Вот тогда она святыня.

   Ведь и любовь не рождает<ся> только, а образуется, а не дается готовою, {не дается готовою повторено дважды.} таких прав и таких обязанностей не бывает готовых.

   Вы так умны и так развиты, г-н защитник, что, конечно, вы поймете, что такое труд любви. {Вот это семья, ~ труд любви, вписано между строками и на полях.}

   Струп в носу. {Далее было начато: Девочке} Так еще бы по больному. И вам такие пощечины кажутся делом нормальным, вы говорите. {Далее начато: Кронеберг}

   Только ошибку {В рукописи ошибочно: ушибку.} ума. Гнев же отца справедлив; по-вашему, она воровка?

   Постойте, г-н Спасович, постойте. Я не останавливал еще вас, что она ворует, я говорю только о справедлив<ости> гнева отца. А де-Комба? Как она могла исправ<иться?>.

   Святым не можете сделаться со всем вашим умом, а где ее ум: семь лет. Вместо умственного, сердечное воспит<ание, а> ее секут розгой.

   Я поддерживаю полную безответственность ее, и что бы вы ни говорили, вы не можете оспорить {Незачеркнутый вариант: опровергнуть} лет. Семь лет - это еще младенец, про младенца нельзя говорить, что он добирался до денег. {про младенца ~ денег вписано. Далее начато: как же вы} Вы скажете, что мы должны же их исправлять.

  

  

   Гамме. Положительно ничего не будет, кроме пущей мерзости.

   Сечь не будут, но {Сечь не будут, но вписано.} сечение не уничтожится.

   Иванище решает грубо - матерьяльно, ввиду первых потребностей.

   Спиритизм, атеизм, Христос.

   Иванище заботится, {Было: боится} что-нибудь носит же его в Ерусалим {Так в рукописи.} ходить, но если принять великое решение, то он забеспокоится и устранится.

  

   Моршанск, Петерсон. У нас есть люди, ставящие такие положительные требования. Иванище или Илья, г-н Петерсон? Не могу решить этого - но положительные требования.

  

   О плюсовой {Было начато: О 1-х} литературе.

  

   Я всё читал газеты. {Я всё читал газеты повторено дважды.} Я ничего не знаю разнообразнее действительности. Зачем обыкновенно люди прибегают к фантазии, чтоб развлечь и развеселить себя. Никакая фантазия не может сравняться с действительностью:", если {В рукописи ошибочно: есть} хоть капельку в нее вглядеться. {Зачем ~ вглядеться, вписано.} Кто говорит, что на свете скучно? Какая нелепость! Напротив, чем дальше, тем веселее. Даже так можно сказать, что прежде было скучнее. Во Франции верили в республику. Наполеон повеселил - но не очень. У нас Дадьян; верили в Гоголя - взятки не перестали - но люди, не любящие взяток, образовались. Но теперь веселее. Во Франции Распаль подает об освобождении. Дон Карлос въезжает в Англию. Какая фигура! У нас я прочел о Купернике. {У нас ~ о Купернике. вписано.} У нас же даже об одеждах священников . Граф Шамбор положим , {положим вписано.} француз. Этот - инквизицией. Кровь не смущает никогда. Это ad majorem gloriam Dei. {к вящей славе божией (лат.).}

  

   Сир Laurens {Лоуренс (англ.).} как-то видит в том, что народ сохранит в том больше достоинства.

   Какие характерные и твердые люди, а у нас ничего своего - Потугины. Кстати. Милый анекдот, мелькнувший в газете, забыл, в какой, где прочитал. Премилейший анекдот. Но я о Пушкине.

  

   Говорю, что этот всё скучает о пустяках, пустяки лезут прежде всего. {Премилейший анекдот, ~ прежде всего, вписано.}

  

   Там люди закончившиеся, совершенно обособившиеся и доживающие последние сроки. О, есть там и новее. Кто сказал, что нет там новых людей? По крайней мере миллионы веселятся с призраком нового, с восторгами нового и с идеалами.

   Но новое ли или старое - в том вопрос и в том их трагедия.

   Неужели о Купернике?

   Впрочем, оставим о г-не Купернике. Это нисколько не стоит того. Какое нам дело до частной жизни человека?

   Так просто для грому или для игры с ямщиком. {Впрочем ~ с ямщиком, вписано.}

   - Слышал о старушке.

   - Слышал о Малькове. Слышал о молод<ом> человеке, идущем против спиритизма (и даже видел его). С другой стороны, слышал рассказ об одной церкви в Англии. Странное время, значит, везде, и это где же, и это там, где наиболее обособившиеся люди. Действительность. {Действительность, вписано.} Посмотрите на дона Карлоса и т. д. Сами от себя и сами по себе. Правда, не без связи же с предыдущим, и большой. Это-то и любопытно проследить, эту связь, но всё представляется как бы тем классическим пучком прутьев, {прутьев вписано.} который цел и крепок сам по себе, а лишенный связи рассыпан, и каждая былинка колеблема ветром. Да это у нас прутик ли только. Слышал я об одной церкви в Англии (ведь я о слышанном пишу). {Это-то и любопытно ~ пишу), вписано.}

   О Купернике.

   О, прочитайте то и то. Пучок фактов. О спиритах. О спиритах я забыл сказать одно словцо в прошлом дневнике. {О спиритах ~ дневнике, вписано.}

   Факир.

   О Калике Иванище. О Петерсоне (резкие требования) и т. д.

   О войне, о Европе, Гамбетте, папе, на тему: все уверяют, что всё спокойно, но о России помолчим. Посмотрим на Европу. Мак-Магон. Там тоже видят прочность. И кончить: ударят о скалу-Россию.

  

   Дон Карлос, закаменели. Как там всё это логично и связно.

  

   Не могу уверовать, не хочу уверовать, что ли. Факир, ну нет у спиритов, если действительно подымается стол, то это немало. Но там чудеса дикие.

   Если хотите, Иванище.

  

   Автор не против ассоциаций и корпораций - он только говорит, что их теперешний главный принцип - это шпионство и утилитаризм. Но эта выписка вряд ли, впрочем, {впрочем вписано.} разъяснит мою мысль {Было: выписку} об особенной повсеместной теперешней обособленности без концов и начал.

  

   То-то пожил лет. Сколько огня и тепла ушло даром, сколько прекрасных молодых сил ушло понапрасну без пользы общему делу и отечеству из-за того только, что захотелось вместо первого шагу прямо шагнуть десятый.

   Да что: у нас открывается и обособляется и выходит пусто. Всё. Курица болтуна снесла.

  

   А впрочем, чуть ли там не хуже. Вместе пук фактов. {Вместе пук фактов, вписано.} У нас растрата сил незрелая и ни с чем не сообразная. Там всё обособилось зрело и, кажется, уже не сойдутся. В пук-то и совсем не соберутся. Это ясно. Конец. Есть там одна мысль, но о мысли этой потом.

   Это только почин Ведь, может быть, и соберутся в пук.

   Уже выросла изо всех скорбей, изо всего текущего, уже не от мира сего, а всё же спросил<а>: "Ты куда?" Да ей и не надо было, а человека увидала, что заговорил с нею, тоже ведь общение с людьми.

   Мне пригрезилось после этого рассказа, как она придет.

   Чего плакалась и просто, и хорошо, великолепно великолепно

  

   Дать бедность надо, ну и т<ак> далее. {Далее было: О, у нас тоже вяжется, но сам-то он не хочет вязаться - самонадеянность, самонадеятели И что за беспокойство,}

  

   Католичество - страшная окаменелость, и как раз в наш век ему надо было окаменеть. Эта страшная вера была главною гибелью всей Европы, 3-е дьяволово искушение. Энциклопедисты. Наука. Но наука пока теория. {Но наука пока теория, вписано.} Теперь вновь гонение на католичество. До сих пор оно блудодействовало с царем, теперь с демосом. Рамон Болье {Далее было: Литератор не знает предела и знать не хочет. Вступает публицистом - и знать не хочет ни истории, ни предыдущего и прямо хочет сделать 10-й шаг вместо первого. Вступает и в отделе критики - "критиком" и уже знать не хочет замечать ничего и никого. Погибает наконец от усилий угодить, деятель не он. И вдруг из ненависти делает<ся> религиозным, но не христианин и не протестант, уединяется и выдумывает своего Христа.} Россия будет ли готова? Наш поворот в Европу отвел нам глаза. Так что, может быть, не воротимся, но Европа застучится. Спасите себя и нас. {Россия будет ли готова? ~ себя и нас. вписано.}

   Стучится об Россию Читали ль вы въезд дона Карлоса? Вот еще окаменелая фигура. {Стучится ~ фигура, вписано.}

   ДОН КАРЛОС.

   Какая действительность! Никакая фантазия не сравнится с действительностью. Себастьяни.

   А между тем и там разложение и обособление. Посмотрите. {Далее было: отделились} Как они смотрят на протестантизм (выписка. Победо<носцев>).

   Мне рассказывали про атеистическую церковь. Уважение к этому умиранию.

   Затем:

   Куперник и кража у австрийск<ого> посланника. Мещерский. Центральное общество добродетели. {Мещерский, ~ добродетели, вписано.} И кончить ВОЙНОЙ. Лучше я вам расскажу про войну. {Далее было: чрезвычайное обособление, все-все радуются?}

   Вопрос Герцеговинский, узел которого несомненно в Берлине.

  

  

   Спиритизм.

   Малый интеллект общества.

   Ничтожество убеждений.

   Ничтожество высшей культуры.

   Ничтожный подъем души.

  

   Впрочем, на всякое дело можно взглянуть с сложных фантастических и запутанных точек, так что лучше попросту: в каторгу, так в каторгу.

   Для порядка - лучше, прямолинейнее, не правда ли?

  

   Я, впрочем, сделал одно замечание, что мы начали жить не так уж просто, как еще 10 лет тому, а, может, и не вы, не я, а все стали жить сложнее.

  

   Самое запретить России - есть сложность. Но для наблюдателя. Сам же по себе факт прост.

  

   В России демос доволен и удовлетворяется, чем дальше, тем больше.

  

   Позвольте, вот у нас в России один из самых важнейших вопросов: где лучшие люди? В культурном ли слое, в народе ли? Чем они определяются? Нравственностью? Но и нравственность шатается. У нас считается в одной кучке то нравственно, что в другой совсем безнравственно, и народ отвергает и то и другое.

   Лучшие люди явятся сами собою и не из одних военных. Разве одни военные ратуют, отстаивая отечество? Явится предание, явится нечто, чего нельзя будет не уважать. Вот и начало мысли и руководство для лучших людей.

  

   Долгий мир производит апатию, низменность мысли, разврат, притупляет чувства, родит цинизм. Наслаждения {В рукописи ошибочно: наслаждение} не утончаются, а грубеют. Потребности {Потребности вписано.} из духовных и великодушных становятся матерьяльными, плотоядными. Является сладострастие.

  

   Барон Родич.

  

   - Я не верю в бессилие России. Для чего это я всё говорю: я лишь в том смысле, что бояться очень войны нечего. {Для чего ~ нечего, вписано.} Глубокая тишина царствовала в Европе. Лучшие люди. Явятся сами из живучести нации. А потому не должно бояться. Кстати о войне. Привыкли считать войну. Разговоры давно. Лучшие люди.

  

   Во Франции хоть социализм, а в Германии обоготвор<ение?> лишь собственной гордости. Всё начинено элементом

  

   Сластолюбие вызывает сладострастие, сладострастие жестокость. Зависть, подпольное существо. Перестанут самоубийства.

   Справьтесь-ка с такою страстью, как зависть.

  

   Скоро сильных держав не будет, будут разрушены демократией. Останется Россия.

  

   Являются {В рукописи ошибочно: Является} утонченности чувств, немыслимые в здоровом обществе.

   Гибнет честь. Берутся лишь формулы и оставляется настоящее.

  

   Наука - великая идея, согласен. И в науке надо великодушие, самопожертво<вание>, но многие ли занимаются, собственно, для торжества науки? Напротив, в долгий мир и наука покрывается плесенью утилитаризма.

  

   Война окунает в живой источник.

  

   Это странный факт, что менее обедняет взаимно, чем в каком-нибудь "статском" случае, нахальном договоре, политическом давлении, высокомерных запросах, сношениях, как, например, когда у нас спрашивали отчету о Польше, и когда их разбил наш канцлер. Зависть, меркантилизм, взаимное надувание.

  

   Напротив, это война очеловечивает, а мир ожесточает людей.

   Другое дело, если б все была и впрямь братья, обнялись бы.

  

   Начать с братоубийственной междоусобной войны.

   Изворотливая робость. Чье это выражение. "Русский мир". {Изворотливая ~ мир", вписано вверху листа.}

  

  

  

   Подготовительные материалы составляют планы, наброски и многочисленные отрывочные заметки, сделанные Достоевским в процессе работы над выпусками "Дневника писателя". Намеки и реалии, содержащиеся в тех записях, которые нашли отражение в "Дневнике", объяснены выше в примечаниях к основному тексту. Многие подготовительные материалы основываются на заметках в записных тетрадях; в примечаниях к последним (т. XXIV) находятся необходимые пояснения к большинству тех записей, которые остались не реализованными в окончательном тексте. Ниже комментируются только те места в подготовительных материалах, соотнесение которых с "Дневником" и с записными тетрадями вызывает трудности, а также заметки, которые нигде, кроме подготовительных материалов, никак не представлены.

  

   Стр. 137. Рассказцы... - Из намеченных далее "рассказов" многие в окончательный текст январского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. не вошли, во все они представлены заметками и набросками в записной тетради (наст. изд., т. XXIV). Записи неоднократно повторяются далее среди материалов к январскому выпуску.

   Стр. 137. Кони. Ваши дочери. - Во время поездки с А. Ф. Кони и M. E. Ковалевским в колонию для малолетних преступников 27 декабря 1875 г. Достоевский слышал от них, согласно сделанной на следующий день записи в тетради, рассказы "об обидах от околоточных".

   Стр. 137. Медицинский студент. - Имеется в виду встреча Достоевского со студентом Медико-хирургической академии, просившим милостыню.

   Стр. 137. Мужик и волк. - Тема рассказа "Мужик Марей", вошедшего в февральский выпуск "Дневника писателя" за 1876 г. (гл. I, § 3).

   Стр. 137. Сведенборг Эммануэль (1688-1772) - шведский ученый и теософ-мистик. В библиотеке Достоевского имелась его книга "О небесах, о мире духов и об аде, как то слышал и видел Э. Сведенборг" (пер. с лат. А. Н. Аксаков. Лейпциг, 1863), а также два сочинения о нем А. Н. Аксакова (Библиотека, стр. 153; Гроссман, Семинарий, стр. 42). В записной тетради Сведенборг упоминается в связи с мыслью о том, что Достоевский "никогда не мог представить себе сатаны".

   Стр. 137. Потугин. - Запись относится к неосуществленной статье, направленной против Тургенева, для которой в тетради сделано большое число заметок. В статье Достоевский предполагал полемизировать, в частности, со словами Потутина в "Дыме", о том, что "...мы не одним только знанием, искусством, правом обязаны цивилизации, но что даже чувство красоты и поэзии развивается и входит в силу под влиянием той же цивилизации и что так называемое народное, наивное, бессознательное творчество есть нелепость и чепуха" (Тургенев, Сочинения, т. IX, стр. 236).

   Стр. 137. Александр и Карамзин. - В полемике с Потугиным Достоевский предполагал разобрать ошибочные представления о прекрасном и в качестве примера привести памятник H. M. Карамзину в Симбирске, выполненный в классическом стиле (1845, скульптор С. И. Гальберг). Речь должна была идти о левом барельефе постамента, который изображает Карамзина в тоге и со свитком в руках, читающего свою "Историю государства российского" Александру I. "Оба в древних костюмах, т. е. голые, по крайней мере на ⁹/₁₀", - записано по этому поводу в тетради.

   Стр. 137. Об американской дуэли. - Американская дуэль - самоубийство, определяемое по вынужденному жребию. Этой темой Достоевский заинтересовался еще в начале 1873 г., о чем свидетельствует запись "дуэль самоубийц" в тетради 1872-1875 гг. (наст. изд., т. XXI, стр. 253). В плане романа "Отцы и дети" есть запись об американской дуэли двух гимназистов, которые таким образом решали спор о Льве Толстом (наст. изд., т. XVII, стр. 7, 434).

   Стр. 137. Верезин со направление. Я либеральнее вас. - Эта мысль, представленная рядом заметок в тетради 1875-1876 гг., не получила развития в окончательном тексте раздела "Одно слово по поводу моей биографии" январского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г., гл. III, § 3.

   Стр. 137. Война парадокс. - Этот замысел, сложившийся в общих чертах у Достоевского, судя по первым записям в тетради, еще в ноябре-начале декабря 1875 г., осуществлен в апрельском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. (гл. II, § 2 "Парадоксалист").

   Стр. 137. Китай. Микадо. - Тема подсказана передовой статьей "Голоса" (1875, 14 декабря, No 345), в которой со ссылкой на газету "Сибирь" (1875, 30 ноября, No 23) обращалось внимание на "значительные успехи в культурном отношении, которые сделаны в Китае и Японии", и выражалась тревога тем обстоятельством, что можно "противопоставить в параллель с ними только упадок, застой, бездействие и страшную апатию" в Сибири, "обреченной служить местом для отбывания уголовного наказания, которая искусственно снабжается всякими подонками восьмидесятимилдионного населения страны, управляемой на старых, давно отживших и осужденных нами самими основаниях". В создавшемся положении, делал вывод "Голос", нельзя считать обеспеченными восточные окраины России. Ср. подготовительные материалы к "Подростку" (наст. изд., т. XVI, стр. 170, 385; т. XVII, стр. 413-414).

   Стр. 137. "Московские ведомости" ~ превосходную статью по делу Овсянникова. - Дело петербургского купца-миллионера С. Т. Овсянникова, обвинявшегося в умышленном поджоге арендованной им паровой мельницы, слушалось в Петербургском окружном суде с 25 ноября по 6 декабря 1875 г. Процесс привлек широкий общественный интерес и подробно освещался и комментировался в периодической печати. В полемике, которую вызвало это дело, важное место занимали, кроме самого преступления, вопросы о скандальном поведении защиты, которая всеми средствами выгораживала подсудимых, и о роли печати в освещении процесса. Достоевский обратил внимание на передовую статью "Московских ведомостей" (1875, 24 декабря, No 328), в которой о значении дела Овсянникова говорилось следующее: "Оно ярко осветило некоторые стороны нашего быта; оно показало в подробностях систему наших интендантских порядков; оно еще раз раскрыло перед публикой деятельность наших банков; процесс вызвал некоторые вопросы об адвокатуре и возбуждает некоторые вопросы о печати; он показал в блистательном виде нашу "юстицию"". См. подробно примеч. к соответствующей записи в тетради 1875-1876 гг. (наст. изд., т. XXIV).

   Стр. 137. Павлуша... - "Голос" (1875, 25 декабря, No 356) со ссылкой на "Киевский телеграф" (1875,19 декабря, No 151) сообщил о грабеже в Умани, один из участников которого, Павлуша, бывший ученик училища садоводства, раскроил ломом голову узнавшей его кухарке, а затем был тем же ломом убит соучастниками преступления.

   Стр. 137. ...Мерещились. - В "Голосе" (1876, 4 января, No 4) в корреспонденции из г. Семенова Нижегородской губернии сообщалось о слушавшемся в окружном суде деле по убиению с целью ограбления двух старух-келейниц. Один из подсудимых, Христофорка, "корча из себя, человека уже бывалого в судах, <...> держал себя чрезвычайно нахально и рассказывал о том, как он резал женщин, с таким видом, который показывал, что для него это ремесло очень обыкновенное". По его показанию, "убитых уложили честно, накрыли, посыпали пеплом, пропели "Святый боже", чтоб не мерещились, и стали искать, что надо. Все разломали, взяли вещи и денег 18 тысяч рублей". Согласно заметке в тетради, этого убийцу "из народа", человека озверевшего, но притом не утратившего веры, Достоевский противопоставлял "Павлуше, которому не померещится". Сравнивая эти два типа преступников, он записал: "Я люблю тех, которым мерещится".

   Стр. 137. Пятна на солнце. - Тема была подсказана сообщением "Московских ведомостей" (1875, 30 декабря, No 332) со ссылкой на английскую газету "Times" о "наблюдениях над Солнцем, из которых видно, что в настоящую минуту на нем нет никаких пятен", и о "совпадении отсутствия солнечных пятен с понижением температуры на поверхности земли".

   Стр. 137. Реклама. Стечкина. - В июльской книжке "Русского вестника" за 1875 г. был напечатан с сокращениями, не согласованными с автором, рассказ "Первая гроза", принадлежавший перу Л. Я. Стечкиной (1851 - 1900), в то время начинающей писательницы. Стечкина заявила в газетах (Русские ведомости, 1875, 22 августа, No 182; Г, 1875, 24 августа, No 233 и др.) протест, на который редакция журнала ответила в сентябре заметкой "Литературный куриоз". В свою очередь Стечкина опубликовала в виде специального приложения к "Голосу" (1875, 13 декабря, No 344) размером в 3¹/₂ газетной полосы статью "Восстановление права литературной собственности", воспринятую Достоевским как самореклама.

   Стр. 137. Рубаха на 3-х. - 28 ноября 1875 г. Достоевский записал в тетради сочиненный им стишок:

  

   Трем из них одна рубаха,

   Остальных спасает бог.

   Что ж возможно кроме axa

   Здесь воскликнуть, - разве ох!

  

   Стр. 137. Оправдание коммунаров... - В январе 1876 г. в русской прессе появились сообщения о том, что французские республиканцы - "радикалы", баллотировавшиеся в Сенат, включили одним из пунктов своей программы амнистию коммунарам. Этот пункт содержался, например, в предвыборном обращении В. Гюго, которое было пересказано "Московскими ведомостями" (1876, 15 января, No 13). В конце месяца та же газета, информируя о том, что на выборах а Сенат "радикалы" одерживают верх ("во главе их знаменитый фразер Виктор Гюго"), с тревогою писала: "...куда они клонят, об этом можно судить из того, что в Париже главным пунктом кандидатской программы было требование амнистии сосланным коммуникам" (МВед, 1876, 21 января, No 19). Ср. ниже, стр. 399.

   Стр. 137. О попах, монастырях, всё.