Муравьев Михаил Никитич - Письма отцу и сестре 1777—1778 годов

fy">   Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!

   Продолжающиеся сряду дни четыре особливо для меня прекрасны и могут быть превзойдены только нынешним утром, в которое я был столько счастлив, чтоб получить вдруг два письма от родителя, который умеет любить меня более, нежели я, и от сестры, которая хочет меня видеть столь усердно; но лучше хочет видеть позже и дать мне время сделать что-нибудь к моему счастью. Если чувствования сердца дают нам лучшим образом вкушать бытие наше, ничего не может сравниться с удовольствием, которое всего меня наполнило при чтении ваших писем. Чем могу я возблагодарить, не за пересылку денег, ибо не деньги мне дороги, в которых я не имею нужды, но за нежное попечение, управлявшее сим намерением. Мне только оскорбителен поворот на себя: я уж столько стою, а еще не заработал ни единого мгновения моей жизни. В прошедший четверг, когда я к вам писал, на вечер прискакал к нам Николай Федорович с колокольчиком. Он поехал в отпуск, и первый ночлег его был у нас. Вообразите, сколько нас тогда было. Лев Андреевич, который к нам так добр был и с нами играл в шашки, к нему же пришедшие его родственники и один из них ландмилицких служеб. Это обстоятельство важно. Нас четыре брата. Сколько разных нравов. В пятницу, пуще по присоветованию дядюшки, пошел я с Зах<аром> Матв<еевичем>. Он в театр, я к Афонину. Нашел его в зале у Зорича; открыл ему свою нужду и получил совет его: ежели подавать, лучше подать ввечеру. Итак, я оттуда опрометью домой. Не нашедши довольно по вкусу моему, что я прежде было начеркал, сочинил я опять снова письмо, прибежал, перерядившись в мундир, ждал, ждал со всеми до второго часу, и как Зорич не выходил, так мы, у него поужинав, и разъехалися. На другой день по утру дядюшка поехал затем, что стала наконец зима. После обеда к Зоричу, он вышел, и я письмо ему подал, спросил от кого, распечатал и, обратившись к свечам, посмотрел. Сказал, что ответствовать будет. Потом, ко всякому подходя, обошел кружок наш и откланялся. Надобно знать, что с ним говорить улучают вечер. Вчера был у него по утру, но видел только со всеми. Афонин сказывает, что он прежде чтения просил его обо мне. Другой секретарь, который читал, говорит, что Зорич не сказал, как обыкновенно-де, ничего. Однако дело это не так великое. Надобно будет напомнить. Третьегодни обедал я с Анной Андреевной в аглинском трактире. Вчерась у ней обедал, целый день сидел, читал, говорил. День этот был для меня столько весел, столько приятен, что я не много их знаю в моей жизни. Простите меня, батюшка, что я не пишу более, у меня гости, и боюсь опоздать. Прошедшую почту разбили. Генерал-полицмейстер сменен, и Дм<итрий> Вас<ильевич> Волков на его место. Мое механическое сочинение делается действительно. Стоит только зачать, так и поневоле будешь привязан. Я полн моим благополучием и об одном прошу Бога, чтоб вы были здоровы, веселы. Я остаюсь навсегда с нижайшим почтением, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица, прости, что я писать к тебе ничего не успею. Анна Андреевна мне попрекает, что я так мало попечения имею переслать тебе, матушка, что-нибудь чтения достойное.

  

  

   Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!

   Ваше милостивое письмо от 8 числа нынешнего месяца получил исправно, за что и приношу чувствительнейшую благодарность. Вы изволите упоминать о посылке одеяла и маскерадного платья через приказчика Твердышева. Давно уже дошла она до рук моих, первым одеваюсь, а во втором был уже в маскераде первое декабря. Имею честь поздравить с общею радостью нашего отечества, с рождением сына Александра великому князю. Разрешилась от бремени великая княгиня 12 число в три четверти одиннадцатого по утру. В четыре часа был я у Зорича.

   Видна была радость на лице его; к чести его должно признаться, что он не позабывает бедных и говорит, чтоб народ чувствовал эту радость, должно ему напомнить милостями. И как толпа бесперестанно с ним и вкруг его движется, дошел он и до меня, и как я ему поклонился, то он, также мне поклонясь, сказал мне: - "Вашему батюшке буду я отвечать". - Тут сказал мне Петр Андреевич Мантуров, что он уже послал к вам новый календарь. Я прежде уже писал к вам, батюшка, что Новиков поджидал третьего месяца, чтоб переслать в Тверь к подписавшимся "Утренний свет". Печати я еще не заказывал, а перед Алексеем Миничем¹ виноват, что не ответствовал; дело же все исполнил, которое на меня он наложил. Дядюшка приказывает кланяться: он занят свадьбою Марьи Гавриловны. Захар Матв<еевич> к вам ответствовал; да я думаю, что на той почте, которая разграблена. В Москве он должен сорок восемь рублей, что далеко вещи его превосходят. Да я ж сам видел письмо от того, у кого они теперь, в коем он просит их взять. Я прошу Бога, ежели достоин я быть услышан, чтоб он мне подал средства исполнить ваши намерения и приказания и, препоручая себя в родительскую милость, остаюсь навсегда с сыновним почитанием, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Голубушка, твои любезные, твои трогающие письма наполнены de je ne sais quelle teinte de melancolie. Serait-il possible que dans un age, tel que le votre, ou le coeur ne s'ouvre qu'aux plaisirs de la vie, vous ne vous arretiez qu'а ses chagrins? Ma chere amie, ma chere soeur! Ce sentiment de vous voir seule peserait-il si fort а votre ame? Ce sentiment qui nous fait gouter le bonheur, l'amitie, ne fait-elle que vous afiger? Vous aviez ce serieux doux, imposant, vous l'avez conserve; mais plus de cete tranquillite... Le 7 de ce mois Nicolas, votre Colas, est parti pour Bernov, il passera а Twer. Vous auriez la bonte de lui faire agreer mes copliments. Au nom de Dieu soyez un peu plus eveillee, ma chere amie! Vous ne croiriez pas а elancement qui m'emporte dans ce moment jusqu'а des pleurs... doux, parce que c'est vous, qui en etes l'objet.

   О toi, qui m'est si chere, Soupconnes-tu mon coeur? Voudrais-tu de ton pere Detruire le bonheur? Le plus simple mystere Peut rompre de beaux noeuds Et quand on craint un pere Est-on bien vertueux.

   Rozoy. "Henri IV". Drame lyrique?*

  

   Перевод:

   * каким-то меланхолическим оттенком. Возможно ли, чтобы в вашем возрасте, когда сердце открыто лишь радостям жизни, вы не остановились бы ни на чем, кроме печали. Любезный друг мой, любезная сестрица! Должно ли столь сильно тяготить вашу душу это чувство одиночества? Это чувство, которое побуждает нас наслаждаться счастьем, дружбой, вас только печалит? Вам была свойственна эта милая внушающая почтение серьезность, вы ее сохранили, но нет у вас более спокойствия. 7-го этого месяца Николай, ваш Кола, уехал в Берново, он проедет через Тверь. Сделайте милость, передайте ему мой поклон. Ради Бога, будьте немного повеселее, любезный друг! Вы не поверили бы, что в эту минуту глаза мои наполнены слезами сладостными, ибо предмет их - вы.

   О ты, что столь любезна мне, сомневаешься ли ты в моем сердце? Хочешь ли ты разрушить счастье твоего отца? Самая простая тайна может разорвать нежные узы, и разве остаешься добродетельным, когда страшишься отца.

   Розуа. "Генрих IV". Лирическая драма²

  

  

   Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!

   С сердечным прискорбием вижу я приближение праздников, затем, что я не могу их разделить с вами. Всякое утро, что пробужусь, представится мне множество дел, которые ожидают меня, и малое тех число, которые исполнил. Вчерась был, например, для меня день весьма приятный, затем, что я был весь дома и одинехонек. И делал кое-что, и это услаждает, когда чувствуешь свое уединение не бесполезным. Третьегодня, напротив того, просидел до поздых у Анны Андреевны. Нет ничего любезнее ее обхождения, и молодой человек не одно только удовольствие почерпать в нем может, но и преполезнейшее наставление, тем более, что не приметно. Но для меня, которому должно время быть так дорого, терять целые дни неизвинительно. У Зорича в сии четыре дни хотя и был, но его не видал. Афонин зашиб ногу и болен. Вчерась было назначили быть крещенью новорожденного князя, но отсрочено. Крестить будут сама государыня, императрица-королева, император, короли прусский и шведский. Я нынешний вечер еду, по приглашению Ник<олая> Ал<ександровича> Львова, в дом Бакунина, где собравшееся общество будут играть комедию и опера-комик. Комедия будет "Игрок" г. Реньяра, в которой Николай Александрович будет играть отца, а опера-комик называется "Колония", содержанием своим хотя и не много значащая, но превосходной музыки. Петь будут Марья Алекс<еевна> и Катерина Алексеевна Дьяковы, большой их брат и еще... не знаю. Давно уж из Устрехи прислана ко мне копия с крепостей, немного позавалявшаяся, с тем, чтоб ее здесь из книг выписать. Для сего надобно бы, чтобы вы изволили ко мне прислать верющее письмо, так как и другое, для прошения об отказе. Анна Андреевна давно просит меня отписать к вам, милостивый государь батюшка, свое чувствительнейшее благодарение. Она себя клеплет лению и просит извинения. Татьяну Петровну дядя Матв<ей> Артемонович что-то не полюбил и чуть не выгнал. Я не знаю ей советовать; однако ж она почти живет у нас. Хочет итти к Анне Андреевне. Я не нахожу для ней и в том ничего лучшего. Простите мне, милостивый государь батюшка, сии маленькие подробности, которые только вашею родительскою милостью извинены быть могут. Если Бог услышит мои ревностные обеты, то я буду еще долго счастлив вашей милостию, чувствиями родительского сердца. Я остаюсь навсегда, милостивый государь батюшка! ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Завтре ожидаю я увидеть черты твоей милой руки, полн неизвестности, увижу ль в них светлое спокойство души твоей, или всегда нечто скучное будет примешиваться к их прелестям. Ежели б знал я способы, я бы спешил захватить сколько я могу веселий, чтоб ими тебя окружить. Доброделательность, дружество, чувствования природы и родства, чувствования не менее драгоценный дружбы, чтение, приближающее души, благоразумное упражнение, - вот спутники спокойства. Я ж знаю твою душу: ее имея, можно быть счастливой. Ты трогаешься чувствованием, ты любишь человечество, ты знаешь цену долга, добродетели. Тиха, нежна, чистосердечна; чего тебе недостает? Одна глупость не терпит себя.

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Сделайте милость и поверьте моему слову, что леность моя не имеет боле власти надо мной. Но еще большую мне притом окажите милость и не исключите меня из отеческого сердца. Ныне обедал я у Хераскова; затем, что сам он мне приказал: он едет 7 генваря. Завтра отправляются в деревню Иван М<атвеевич> и 3<ахар> Матв<еевич>. Вчерась было крещение великого князя; Зорича я дожидаюсь, дожидаюсь и дождаться не могу. Петр Андр<еевич> Мантуров скоро возвратится в Тверь с письмом к губернатору и наместнику. Я сам слышал, что подполковник мой наместником и тому не рад.¹ Все мое желание только в том, чтобы Бог сохранил ваше здравие невредимо. Я прошу униженнейше родительского благословения, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитична!

   Прошедшее письмо твое, как и все другие, мне мило; но вместе дает мне знать упражнение твоих мыслей, что их занимает. Всегда упражняться им достойно человека, похвально и отрадно. Но для чего не позволить себе и невинных увеселений, позволяемых возрастом? Воспаление воображения может быть мукою душ чувствительных. Бог требует от слабого человека человеческого и поклонения. Любить ближнего есть наилучшим образом любить Бога. Ты всегда не здорова, это меня оскорбляет... Пожалуйста, у де ла Тура возьми Буало, сделай милость. Я еду к Бакуниным: у них представляют нынче "Игрока". Будь здорова, счастлива. Прощай.

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Я не могу изобразить чувствий, объемлющих меня вместе и попеременно меня поражающих: знание моего недостоинства, ваши драгоценные мне попечения желание исполнить их хоть несколько, испытания самого себя, всегда почти оскорбляющие, составляют состояние души моей. Зорич хотел ответствовать: я не знаю, как ему это с успехом напомнить. Я намереваюсь издать свои "Новые лирические опыты",¹ которые я читал вчера Хераскову, и испрашиваю на то вашего позволения. Простите, милостивый государь батюшка! я боюсь справедливо навлечь на себя гнев ваш моим угрюмым письмом; но скорость времени и собственное мое состояние вырвали его у меня. Одного только прошу, и прошу сердца моего устами, чтоб вы сохранили к сыну своему милости, составляющие его спокойствие и счастье. Я пребываю навек с униженнейшим почтением, милостивый государь батюшка! ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Я посылаю к вам les poesies past<orales> de mr Leonard.* ² Ты не можешь читать Геснера на его языке, а это его лучший подражатель. Я прошу тебя, матушка, ради меня, ради твоей, если я еще имею право, любезной мне дружбы, прочти его, прочти, матушка. Сама разрежь его по листам и прочитай. Я не имею удовольствия знать, читала ли ты оперы комические Мармонтелевы и что ты по чтении всякой из них чувствовала, нравились ли они тебе и которая как показалась. "Инки" его же получила ли ты от Ник<олая> Федоровича, который, я думаю, в Бернове, и прочла ли? Не отдавай в переплет, матушка, а прочти наперед, а то без того позабудется читать, а это право достойно. Не откажи мне чувствований сестры, не пренебреги моих стараний, так и для того, что я в них интересуюсь. Голубушка! Я тебя поручаю Богу, который людей любит более, нежели они самих себя, то есть просвещеннее. Я вчерась был у Анны Андр<еевны>, у Хераскова, вечер у Бакуниных, где представляли "Игрока". День был для меня счастливый, но об котором может быть буду раскаиваться, что чересчур был весел.

  

   Перевод:

   * пастушеские стихотворения г. Леонара.

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Имею честь всеусерднейше вас с сегоднишним праздником поздравить. Я нынче разговляюсь у дядюшки, который завтра поедет в Новгород и пробудет, я думаю, до крещенья. Нижайшее приношу благодарение за письмо, мною вчера полученное от 18 декабря. Зоричев секретарь, г. Гизелевский,¹ уверяет меня, что он ему еще доложит и избирает время. У князя Козловского буду я конечно... Я не могу себя приневолить умолчать, что я нынешнюю неделю был на трех спектаклях у Бакунина, которые заслуживали быть видимы. Я не знаю, буду ли я иметь столько истинных удовольствий на святках. По крайней мере, уж я лишен того, чтоб видеть вас и сестрицу. Я нынче часто бываю у Анны Андреевны и думаю это сказать в свой авантаж. Все мне предсказывает, что я скоро поеду в Тверь: внутреннее мое удовольствие опять возвращается, как с начала моего здесь пребывания. Ничто не может сравниться с горячностью моих желаний вас увидеть здоровых и благополучных. Я пребываю навсегда, целую ваши родительские руки, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Ты много потеряла, что не получишь письма от меня в то время, как я вышел из представления "Колонии", прекрасной "Колонии". Я мало скажу, что был обволхвован, j'etais divinise. Que la vertu a recu d'at-traits pour moi! Qu'elle est belle...* Это все вздор, что я тебе напишу. Je reserve les dйtails pour le tete-а-tete. Maman! Je t'aime de tout mon coeur, je baise tes petites pates. Adieu.**

   Государю моему и любезному другу Николаю Федоровичу посылаю я поклон из самых выразительных. О, как я жалею, что он существа своего только половину чувствует: он не видал "Колонии". Он не слыхал Марии Алексеевны поющей: "je pars au desespoir, pour ne te plus voir".*** Однако он обещал ко мне писать.

  

   Перевод:

   * я был на небесах. Сколь прелестна добродетель для меня! Как прекрасна!..

   ** Я сохраню подробности до встречи. Маминька! Я тебя люблю от всего сердца. Я целую твои ручки. Прощай.

   *** "я удаляюсь в отчаянии, чтобы больше никогда тебя не увидеть".

  

   Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!

   Какою радостью наполнило меня и теперь еще наполняет милостивое письмо ваше, которое держу в руках моих и перечитываю с восхищением? Соблюдите сии для меня милые чувствия. Что я говорю? Вы их всегда соблюдали. Но прошу вас для ради общих сих удовольствий, внушаемых природою и которых вы для меня священный источник, не беспокойтесь только для того, что я познее или ранее буду офицером. Сохрани меня Господи, чтоб я хотя тайно и сам подумал возложить вину на вас: сколько утешений имел я вместо того, которые мне с излишеством платят сию потерю, ежели она есть. Вы простите здесь мне мои забавы, я довольно весел. Между прочим, часто бываю у Анны Андреевны. Нынче я опоздал писать письмо и спешу застать почту. Зорич нельзя сказать, чтоб не был приятен: а и то правда, что не обо всем пойдет к государыне, а также час выбирает. Сей вечер употреблю я над своим сочинением. Дядюшка во вторник поехал в Новгород и к вам писал.

   Я полн чувствием моего удовольствия и собрегаю себе несколько мгновений над ним душе моей успокоиться. Приказания ваши исполнены будут. Дай Боже, чтобы вы были здоровы, чтоб всегда я удостоился получать столь милостивые родителя моего писания. По гроб мой пребуду я с сим ревностным и глубоким почтением, милостивый государь батюшка! ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Всей душой моею принимаю твои милые строки, целую их, je les savoure.* Принимаю твои ласки: они мне дороги. Давай себе увеселения, невинные игры и вспомни, что позволяешь их себе для меня. И твои прекрасные дни не должен заслонять облак, хотя тончайший. Сколько я радуюсь, что Авдотья Александровна теперь в Твери. Из ее обхождения почерпнешь ты ясность и спокойствие... Сколь сладко проникается благовоние розы дыханием близкой фиалки! Прочти, матушка, "Инки" Марм<онтеля>, его оп<еры>-ком<ик> и Леонара. Сделай милость. Николаю Федоровичу, Анне Федоровне, Ивану Петровичу усерднейшее почтение. Сколько я виноват перед матушкой Любовь Федоровной!

  

   Перевод:

   * наслаждаюсь ими.

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Нынешний день - новый год и день желаний. Почта делает мне сегодня услугу, что я мои переслать могу в Тверь. Имею честь усерднейше вас, милостивый государь батюшка, поздравить. Исполнение желаний не есть еще совершенное счастие; дай Бог, чтоб они не истощились, и всегда бы чего-нибудь желать оставалось.

   При дворе сегодня не было ничего объявлено, следовательно, и гвардейские доклады не вышли. А полагают днем всех сих веселостей 23 число сего месяца, так как выздоровление великой княгини. Федор Яковлевич, наш майор, у которого я был нынче по утру, приказал вам засвидетельствовать свое почтение. Я с ним вчерась вместе был у Бакунина на представлении оперы. Не можно быть более довольным, как я им. Он столько говорил со мной ласкового и собственно меня обязывающего, что заставляет себя любить. Сколько я нынче обходил, это не можно вдруг рассказать. Марка Федорович уж тому неделю, как сюда приехал. Татьяна Петровна живет у Анны Андреевны. Ее Гурьев здесь. Анна Андреевна в ее сторону ввела Михаила Ивановича Мордвинова, который ему приятель. Он ответствует, что отдать он хочет, но не ей одной, а разделя с сестрою.

   Николай Иванович Новиков просил у меня сего письма, чтоб вместе переслать с журналом нынешнего месяца. Он не знает, получены ли в Твери прежние месяцы, им посланные. Обстоятельствы сего приключения наводят ему сие сомнение. Вот как оно происходило. Ошибкою почтамта, вместо того, чтоб послать в Тверь, послали они в Москву. Оттуда, увидевши, что посылка надписана в Тверь, назад переслали сюда. Ник<олай> Ив<анович> пакет сей снова перепечатал и приложил письмо к вам от издателя журнала, в котором он благодарит вас за принятие на себя сей комиссии. Ему очень хочется знать, дошел ли сей пакет в Тверь, и ежели не дошел, так убыток их принимает он на себя и пошлет другие эксемпляры вновь. Нижайше прошу, милостивый государь батюшка, о сем меня уведомить. В прочем, препоручая себя особливо в сей день в вашу родительскую милость, с глубочайшим почтением пребываю, милостивый государь батюшка! ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитична!

   Новый год... et vous m'entendez...* Все, все, что называется счастьем, что человеку любезно, я желаю вам. Не диво! Затем, что все то же желаете и вы мне. Grand merci! ** Государыне нашей по всей земле слава! Нынче Васильев вечер, и у меня есть один impertinent и cher ami,*** который именинник и к которому я противу совести не еду... От детей Марка Федоровича в первый раз слышу, что я де ла Туру друг. Я очень сожалею, что не могу его desabuser.**** Сделай милость и возьми, матушка, у этого нахала (je me fais violence en le nommant si dou-cement) ***** мои книги Буало и Сумароковы оды. Я был вчерась на представлении "Колонии", и еще лучше представляли, нежели в первый раз. Всем этим одолжен я Николаю Александровичу... Ну, я скучаю тебе. Прощай.

   Николаю Федоровичу, Алексею Миничу, Ивану Петровичу, моим милостивым государям, приношу покорнейшие почтения и желаю всякого благополучия.

  

   Перевод:

   * и вы меня понимаете.

   ** Большое спасибо.

   *** дерзкий <и> дорогой друг.

   **** разубедить.

   ***** я делаю насилие над собой, называя его так мягко.

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Я не знаю, получили ли вы от меня письмо на прошедшей почте: Николай Иванович Новиков просил меня, чтоб я, написав его, к нему прислал, а он бы приложил его к своей посылке в Тверь, адресованную к вам. Я еще не имел времени справиться, послал ли он его точно в понедельник. В противном случае сердечно беспокоюсь, что, может быть, нанес через то вам какое-нибудь сомнение. Зная вашу нежную горячность и милости ко мне, малейшая неосторожность не извинительна. И я в сей прошу нижайше прощения. Ваше милостивое письмо от 27 числа декабря получил я третьегодня, я не могу изобразить, с какою радостью. Меня зовут в Тверь: мое послушание есть единственный ответ. Но как здешние обстоятельства вам неизвестны, осмеливаюсь их представить. Доклады ни наши, ниже чьи-нибудь в новый год не вышли. Еще более, чтоб придать некоторый вид этому, государыня сама не выходила, как не очень здорова. Отлагают их выход к 23 числу как срок выздоровления великой княгини. Нынешний день, поутру, между прочим, был я и у Михаила Федоровича Соймонова, которого и просил, чтобы он обо мне напомнил Семену Гавриловичу, так как он к нему часто ходит и для того, что двоюродный его брат, полковник Петр Александрович Соймонов,¹ секретарь государынин при Зориче и управляет все те дела, которые должны идти через него к государыне. Михайло Федорович весьма охотно обещал и назначил еще не нынче, так-де послезавтре, то есть крещенье. Следовательно, ответ Зоричев ему уж совершенно удовольствует нашу неизвестность. До этого здесь погодить, кажется, требуют обстоятельства. С Марком Фед<оровичем> виделся я уже раза два, и его ласковостью я очень доволен. Письма ваши отвез к Федору Яковлевичу, который благодарит за напоминание, к Ададурову, к Соймонову, которые хотели отвечать, к Васильеву, к Анне Андреевне и пр. Завтре разнесу последние к Аннибалу и Петру Алексеевичу, которые я написал по вашему позволению. К Анне Андреевне зашел я, а тут Гурьев и Татьяна Петровна, вся в слезах рыдает. Довольно было крику и проклинаний Гурьеву. Вышло на том, что Гурьев отдает закладную в руки третьего, который есть Мордвинов, покуда она получит письмо от сестры из Пскова, требует ли она части или нет. Тридцать душ еще такие, которые надобно выхлопотывать. Верного только пустошь, которая в год приносит 18 рублей. Зорича нынче я видел, но сам не зачинал, думая, что он зачнет: обманулся. Третьегодня он было занемог, а нынче сбирается прогуливаться в санях. В прочем, препоручая себя в родительскую милость, навсегда пребываю в усерднейшей преданности, милостивый государь батюшка! ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Сколько благодарности за ваши труды, которых я не стою. Вы мне шили камзол. Это причина, чтоб спешил в Тверь. Как вы проводили святки, а я так, что нынче было чуть не вздумал спрашивать, когда будут святки... Сделай милость, матушка, достань Буало и Сум<ароковы> оды у этого сукина сына де ла Тура, которого нахальнее я ничего не знаю в свете. Как! не отдавать книг хозяину! Я не могу умерить себя и удержать от гневу. Да "Генриаду", матушка, и Сум<ароковы> комедии у Варвары Алексеевны. Ты ко мне ни строки ни о "Инках", ни о чем, как будто бы ты их не получала.

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Третьегодня, то есть в крещенье, получил я милостивое ваше писание от 29 декабря и приложенные при нем три письма. Князя Александра Алексеевича я не застал, а князь Петр Никитич приказал кланяться и благодарить сам хотел. Вчерась был я между прочими у Михаила Федоровича. Он сам зачал говорить, что еще по обещанию своему с Зоричем обо мне не говорил, а хотел видеться тот день на бале. В полдни был я и у Зорича: ничего было не слышно. Уж у Хераскова ввечеру узнал, что доклады наши вышли затем, что и Василий Никитич Трубецкой, который был нашего полку поручик, пожалован в капитан-поручики.¹ Все пожалованные были по гвардии, и из армейских один Хорват вышел в полковники. В нашем полку вышло 24 сержанта все старее меня, из коих 12 в прапорщики и 11 в армейские капитаны. Что мне всего удивительнее, что и Ермолаевы не оставлены в полку, а выпущены в капитаны; также один Вельяминов, человек предостойный и которого я считал точно в наших офицерах, выпущен. Чемоданову досталось и обоим князьям Львовым. Чуть ли мне теперь не проситься в отпуск?.. Дядюшка уж приехал из Новагорода, и я вчерась у него обедал. На вчерашнем бале во дворце был ужин для генералитета, и за ним были деланы какие-то штуки, о которых я беспорядочно слышал. Гора растворялась, и выходили девицы маленькие из монастыря, пели и не знаю что еще. С завтре зачнется театр; в четверг будет маскерад, говорят, будто их три будет друг за другом. Дядюшка снаряжает свою Марью Гавриловну. Да уж, кажется, и ему они наскучили. Берут с него обязательства рядные. Он божится, уверяет и сердится; дает вексели в заклад. Я думаю, что это станет в копейку. Несколько семей укрепляет ей. И она выходит замуж под титулом племянницы... В прочем, прося вашего родительского благословения, остаюсь навсегда с усерднейшей преданностью, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   За желание, чтоб я поскорее приехал, я вам должен de beaux et jolis compliments.* Но где их взять?.. Так, вы читаете Леонара: я представляю себе его положение и знаю его сам собою. Спрашивать, что вы чувствовали, понравился ли он, отлагаю до того, как сам приеду: видите, что это не так далеко. Вчерась весь вечер сидел и ужинал я у моего милостивца и, как Васильев говорит, у командира русских стихотворцев.² У него <видел> я мои miserables** произведения, переплетенные в одну книгу с Сумароковыми одами и некоторыми его собственными сочинениями. Вить это epreuve pour l'amour-propre. Et j'ai succombe а la tentation de prendre ce livre plus d'une fois dans mes mains. Je vous laisse а penser, s'il m'a paru joli, le merite de relieur est echaufe. .. Mais ma personne soufre trop d'un entretien, que je ne puis contenir...*** Что это Николай Федорович сделал, что не отдал тебе "Les Incas".**** Я не думал от его постоянства...

  

   Перевод:

   * приятные и нежные слова.

   ** жалкие.

   *** испытание для самолюбия. И я не устоял перед соблазном взять книгу в руки еще не раз. Предоставляю вам догадываться, показалась ли она мне красивой, заслуга ли переплетчика преувеличена... Но особа моя слишком страдает от беседы, которую я не могу прекратить...

   **** "Инков".

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Ваше милостивое писание от 5 и 9 января получил я нынче по почте. Оно меня наполнило удовольствием, которое не теряет ничего учащением. Кольми паче, когда я не получал писем ваших с неделю. Я сам ужасно виноват. Обнадеявшись на сержанта, от вас присланного, думал, что он в пятницу поутру ко мне зайдет, и в четверг не писал. Дай Бог! чтоб вы не приняли этого чувствительно. Сколько упреков сам себе я должен делать! Я все тот же: часы удовольствия чередятся с другими - скуки и равнодушия. Знаю, сколько мгновение дорого в исполнении, но, все откладывая, сделаю наконец ужасные расстановки. В это время были дни, которые меня и утешили. Вчерась, например, был я поутру у Петрова и обедал у Анны Львовны, которая с неделю в городе. Какой это милый человек муж ее Иван Семенович Караулов,¹ и особливо младший брат его. У нас маскерады: на двух уже я и был, в четверг третий, вчерась была у дядюшки свадьба Марьина, дело для меня прескучное. И нынче был я уж совсем у Марка Федоровича, который звал меня обедать: дядюшка прислал, чтоб быть к нему неотменно. Принужден там распрощаться, и в третьем часу еду с Захаром Матвеевичем, который дни три как приехал. Простите, милостивый государь батюшка, что письмо мое наполнено таким вздором: боюсь, чтобы вы не опечалились, видя меня занята эдакими безделицами. Я чувствую сам пустоту моей жизни и, оставив ее, может быть, скорее, нежели думаю, в Тверь уеду. Я прошу только продолжать ко мне ту же родительскую милость, которую вам еще более сердце ваше, нежели моя просьба, влагает. Я сообщаю при сем маленькую пьесу в гексаметрах, которую я вчера читал Петрову;² счастлив, ежели сия безделица заслужит ваше чтение и будет за меня ходатайствовать. Я до четвертого часу бродил вчерась в маскераде. Теперь голова моя наполнена картинами света, своей собственной мглою и... в ней всегда еще остается свежее воображение родительской нежности. Я целую ваши ручки и остаюсь по гроб мой полн неизреченного почтения, милостивый государь батюшка, ваш нижайший слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Извините перед батюшкой письмо мое: я спешу. Верь, что сердцем я тебя люблю. Дай Боже увидеть тебя поскорее.

  

  

   Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!

   Нынешние два дни получил я три письма от вас: одно с г. Пестовым,¹ два по почте, из которых в одное вложенное письмо к Татьяне Михайловне с ассигнацией тот же час отослал, так, как они просили меня. Н. И. Новиков приносит свою благодарность и еще третьегодня хотел опять послать в Тверь потерянные эксемпляры. Недавно был у меня майор Батюшков,² человек бедный, которому я писал письмо к Зоричу и другое для подания государыне, в котором он из милости просит награждения за службу его на Тифинском карантине. Неделю бродил он туда; наконец отказал Зорич такими словами, которые ни малейшей надежды не оставляют. По всему видно, что милосердие так же, как и другие страсти, временем находит и исчезает так же. Говорят, что уж будто и поменее народу в передней. Будет время, что и не будет жаловаться на докуки. Разнесшийся слух в Твери о смерти Николая Александровича превесьма не основателен, а, может быть, причиною было сходное имя. Недели с три назад скоропостижно умер у Преображенского майора в доме нам знакомый, по крайней мере, по Наталье Александровне, сын ее капитан-поручик Николай Александрович Левашев, шутя с офицерами и в уборе, как должно было идти на караул. На капитан-поручиков, и то первых по полку, нынче несгодье. Нашего полку первый капитан-поручик Леонтьев прошлого года, переходя Фонтанку, утонул. Я нынешний вечер буду в маскераде: это уж третий. Завтре получу я от Зах<ара> Матв<еевича> 25 рублей. В Тверь собираюсь: самые лучшие явления скучают, если не переменяются. Это мало причины. Я нетерпеливо хочу увидеть вас и матушку сестрицу. Здесь я мало привязан: там буду иметь случай вперять полезнейшие наставления жизни чувствием, слыша их от вас. Недавно читал я письма Расиновы к сыну,³ я восхищался, видя единое везде чувствий действие. Мне казалось читать ваши письма к себе. Но вы мне простите сию свободу все говорить: если бы я и недостоин был внимать природы, уж бы и одни нежнейшие ваши обо мне попечения и благодеяния вселили в меня ненарушимое почтение. Я довольно счастлив и более, должно признаться, нежели заслуживаю, кроме тех минут, в которые попрекаю я сам себе, и это бывает часто.

   ...Простите, милостивый государь батюшка, что я пишу все, что припамятует мне тогдашнее состояние. Излиять свое сердце есть облегчить оное. Всякий день определяю я на дело, иначе покажет вечер... Теперь приехал Ипполит Тимофеевич, с которым мы поедем в маскерад. Зах<ар> М<атвеевич> нынче ездил с Настасьей Фе-доровной⁴ к архерею. Она хочет переменить монастырь. Состояние ее бедственно. Изъяснения какие-то были по сплеткам монахинь, которые суть все женщины беспутные... Дай Боже, чтобы вы были здоровы, веселы и столько милостивы ко мне всегда, как нынче, чтоб я скоро вас увидел. Завтра буду я у Чаадаевых. Впрочем, препоручаю себя в вашу родительскую милость: вы более любите меня, нежели я, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна!

   Твоими, голубушка, письмами разных свойств, разных nota bene,* я одолжен, да и очень. Моих напоминаний не надобно, ежели у тебя теперь Буало и "Генриада", что они заслуживают чтение... Что касается до perfdie,** я желаю как можно скорее, чтобы ты имела случай ее исполнить в рассуждении меня. Дружество, родство, да ежели с ними замешается..., все ничто: самые разумные, самые гордые признают владычество природы и ей повиноваться не стыдятся. Сие вероломство повелевает природа. Она подвергает себе рассуждение и дает свой голос, мимо достоинства и красоты. Для чего всякий отец любит детей своих, adorons les desseins de la nature!*** Может ли быть кто-нибудь матерью семьи, ежели не чувствовать сию полезную слабость? Она равно дышит в птичке и возобновляется со всею вселенною, с поворотом солнца... видишь, что я брежу эпически.

   К слову: "Инки" есть название царского поколения в Перуанском царстве. Сочинение Мармонтелево имеет предметом своим разорение сего царства ишпанцами под предводительством Пизарра. Главные черты почерпнуты в истории, подробности Mapмонтелевы. Он хотел представить картину, драгоценную человечеству, всех бедствий, которые за собою ведет святобесие, так переводит fanatisme г. Тредьяковский. Оно имеет нечто от эпического и исторического. Прекрасно ли оно? Читай. И ты будешь восхищаться и будешь любить Мармонтеля более, нежели ты любишь. Везде увидишь тихого человеколюбивого мудреца, природу познавшего по малейшим ее знакам, выражающего ее столь истинно и нежно, заставляющего любить ее и раскрыть внимательные глаза. Слог чистоты, красоты...⁵ Довольно, сама читай. Николай Александрович зачал было его переводить и восемь глав перевел, но Марья Васильевна Сушкова, что нынче г-жа полковница, перебила у него и уж перевела. Василий, которого ты хочешь знать, есть Ханыков.

  

   Перевод:

   * примечаний (латин.).

   ** вероломства.

   *** последуем велениям природы!

  

  

   Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!

   Я пишу сие, пришед только из школы, в которой я дежурю. Несчастье мое таково, что когда хотел было проситься, так должность наложили. Вчерась по утру не застал ни Леонтьева, ни майора. А сегодня, как был у нас слух, что с завтряго распустят на три дни, так я и сочел благопристойнее проситься в отпуск в этот промежуток времени, а не в самый тот день, как наряжен в должность. Ныне же после обеда приехал наш подполковник, которого все боятся: новое приключение. Недавно уехал в Москву Михайло Федорович Соймонов: он был все это время болен и так, чтобы я так скорого отправления и не чаял. Приехал к нему: сказывают, что теперь только съехал с двора. Все это Божий час, то есть моя вина. Я и просить прощения не смею, что как будто нарочно, все лучшие попечения наши опровергаю. Письмо мое, поданное к Зоричу, теперь у Афонина, так, как и все прошлогодничные письма. Он обещает, я думаю, бесполезную помочь; затем, что и сам не тверд. От Захара Матвеевича получил я медью пятьдесят рублей. Как изволите приказать их переслать? Мне очень жаль, что г. Пестов не застал меня дома, затем, что я бы переслал их с ним; дядюшка Матвей Артемонович ждет ответу вашего на письмо о пустоши Свечина. Гурьев выдал закладную Татьяны Петровны дядюшке с надписанием, но с условием исполнить завещание бабки ее, чтоб разделить меж сестрами... Завтре, праздник или нет, буду проситься в отпуск и будет, что Бог даст. Я целую в мыслях ваши родительские руки и с глубочайшим почтением пребываю навсегда, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга

  

   Матушка сестрица Федосья Никитишна, голубушка!

   Из первых благодеяний, которыми меня одарила природа, есть дружество твое. Когда бы меня все оставили, я еще имею залог, тебе поверенный: от тебя я его востребую, востребуй ты его от меня. Надобно, чтоб наши сердца разумели друг друга, чтоб сей священный союз укреплен был нами. Ты должна влить в сердце мое те добродетели, которые в глазах твоих делают любви достойным... На этих днях сидел я целый вечер у Николая Александровича, который читал мне свою оперу-комик.¹ Я был прельщен, ее слушаючи. Тысячу маленьких черт делают эту прелесть, которой нет в "Анюте". Это делает образ мыслить и чувствовать. Я не буду ничего говорить: довольно, и ты, может быть, это приметила, что я завистлив. Приятно любить достоинства, хотя в другом. Каково ж в себе самом? Мы все себе любовники: недостатки, которые в себе примечаем, не не знаем их, а хотим не знать. Иногда их любим. Теперь Зах<ар> Матв<еевич> играет мне новый контрданс, в который я влюблен. Воображение есть искусный шарлатан: ничей театр не может быть лучше servi,* как тот, которого оно директор.

   Батюшка милостивый государь дядюшка, Никита Артемонович! За милости <ваши>, которые я ношу всегда от вас, не достанет довольно сил моих, чтоб вам за оные возблагодарить. Один Бог вам может за оное наградить, что вы не оставили меня в самой крайности. 50 руб. отдал я братцу Михаиле Никитичу. Прошу вас, батюшка Никита Артемонович, отписать об шарфе к Воронову. Неужели он его удержал его себе. Простите мне, милостивый государь дядюшка Никита Артемо<нович>, что я так беспорядочно к вам пишу. Михайло Никитич спешит отправить на почту письмо, а я пребуду навсегда ваш, милостивого государя дядюшки, всепокорный слуга и племянник

  

   Перевод: * устроен.

  

  

   Санктпетербург. 1778 года янв. 25 дня.

   Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!

   Из полученного мною нынешнее после обеда письма вижу беспокойство, которое я нанес вам и сестрице пропущением почты, в чем и прошу нижайше прощения. Виною тому было ожидание присяжного ундер-офицера, который в тот же день в Тверь хотел отправиться и ко мне за письмом зайти, чего не сделал. Сие письмо пишу я, зашедши домой из школы: я относил репортичку к полковнику, который дома не обедает, а у Репнина. На сих днях подал я письма, написанные на присланных вами бланкетах, к Леонтьеву и майору. Первый ответствовал: "Изрядно, стараться буду", - т. е. о моем отпуске, а Федор Яковлевич сказал, чтобы я сказал Николаю Васильевичу об отпуске меня мая по первое. Притом просил, чтобы я за него к вам отписал о его нужде. Ему поручены деревни брата его Вишневского, в Краснохолмском уезде, а их обижает Краснохолмский городничий Шубянский. Так Федор Яковлевич просит вас, чтобы вы изволили отпис