Свенцицкий Валентин Павлович - Проповеди (часть 2)

жизнь, он увидит, что у него хватает сил с утра до вечера заботиться о своём внешнем устроении, что он отдаёт этому чуть ли не все силы, и никому не кажется странным и безумным, что на это тратится жизнь человеческая. Но когда возникает вопрос о том, чтобы потрудиться и поработать для своего внутреннего устроения, то как жалко делается каждого истраченного на это часа!

   И как тогда мы нетерпеливо ждем, чтобы каждый этот час, истраченный на дело внутреннего нашего устроения, непременно сейчас же дал нам то, что нам хочется получить!

   Вера человеческая не приходит так, как знание, она не есть доказанная задача, она не есть научная истина - она приходит иным путём, она достигается иным деланием.

   Кроме обычных, повседневных грехов, расслабляющих и оскверняющих душу, есть у нас ещё особые грехи - грехи перед Церковью. Слаба вера наша потому, что мы решительно не хотим понять, и принять, и смиренно пойти по пути церковной жизни, не хотим понять и принять, что вся полнота церковности является необходимым условием того великого дара благодати Божией, которым создаётся в нас вера.

   Без поста нельзя иметь веры, без молитвы нельзя иметь веры. Без соблюдения всего того, что нам преподаёт Святая Церковь как необходимое условие оцерковления нашей жизни, можно иметь лишь ту расслабленную веру, которая и составляет главную немощь нашу.

   Жажда истинной веры непременно должна привести человека к полноте церковности, чтобы здесь не было "одного хочу, другого не приму, это мне некогда, это не важно". А в результате - всеобщая, безбожная жизнь и у верующих, как и у неверующих.

   Для того чтобы нам избавиться от этого недуга, для того чтобы нам начать жизнь свою создавать так, как нас тому учил Господь, для того чтобы кончилась наша немощность веры, а это нужно, потому что времена обязывают, потому что перед каждым из нас крест стоит не где-то далеко, в тумане, а так близко, что каждому нужно быть готовым понести его в любой момент. Не тот обычный крест, который несёт каждый человек в своей жизни, а тот наиболее тяжёлый и наиболее ответственный, который именуется исповедничеством.

   Времена обязывают к тому, чтобы было оставлено мирское легкомыслие, нецерковное отношение к жизни у именующих себя "верующими", чтобы мы, как этот расслабленный, получили разрешение от грехов, "взяли одр свой и пошли в дом свой".

   Для этого нам нужно принести покаяние не только в наших грехах против заповедей Божиих, не только покаяться в нашей скверной и грязной земной жизни, но надлежит покаяться в нашем отступничестве от Церкви, надо осознать, что такое небрежение к церковности - предательство и измена Христу.

   Наше отречение от Христа начинается не тогда, когда перед нами встаёт вопрос: страдание или отречение? - а тогда, когда мы сами, по своей собственной воле, без всякого с чьей-либо стороны принуждения нарушаем правило Церкви.

   Каждый не постящийся, каждый не совершающий положенной молитвы, каждый нарушающий правила Церкви уже тем самым не исповедует Христа.

   Вот когда всё это будет осознано нами, тогда в нас начнёт крепнуть вера во Христа, а это переродит нашу жизнь.

   Аминь.

  

  

   Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

   "Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет во славе Отца Своего со святыми Ангелами" (Мк. 8, 38).

   Путь христианский - путь мученический. Христианин всегда мученик, всегда крестоносец. Отказ от мученического пути - это всегда есть отречение от Христа. И как же может быть иначе, когда христианин идёт через дорогу мирскую, где всё для него враждебно, где всё его подстерегает, чтобы привести душу к погибели. И внутренняя жизнь христианина - мученичество, ибо мученичеством называют святые отцы борьбу со страстями.

   И воистину, для кого эта борьба не пустой звук, кто ставит себе задачу преодоления низшей, плотской природы, тот непременно вступит на путь мученического внутреннего подвига, а не встав на этот путь, нельзя и носить звания христианина. И внешняя жизнь каждого христианина - мученичество, потому что оно не тогда только начинается, когда возводят на костёр или распростирают на крестах, - оно в каждом мужественном, прямом и открытом перед злым миром исповедании имени христианина.

   В первые века христиане служили в языческих войсках, служили при языческом дворе, занимались мирскими делами, как и в наши дни. Но было что-то в их самочувствии иное, что давало им иной язык, когда они говорили с миром. Они не стыдились Сына Человеческого. Мирские дела, которыми они занимались, были такими же мирскими, как и в наши дни, но их самочувствие, их отношение к миру было иное, чем наше. Они не обманывали себя, они сознавали себя гражданами Неба, гражданами иного Царства - Царства "не от мира сего"; они не путались в служении двум господам, они жили в миру, но они жили для Христа, они шли через мир, но они шли ко спасению. Внутренняя духовная жизнь их была твёрдо противопоставлена жизни мирской.

   Вот то самочувствие, которое нам надлежит возродить в себе для того, чтобы не стыдиться Сына Человеческого. Нам надлежит иметь чувство высшей избранности, ибо мы особый народ, мы новая тварь. И насколько позорно всякое горделивое чувствование самовозвеличивания человеческого, настолько же велико чувство гордости о Христе.

   Вот что нам надлежит вернуть, чтобы не постыдиться Сына Человеческого.

   Когда читаешь, каким языком говорили первые христиане с владыками мирскими, испытываешь благоговейный трепет перед этим явным сознанием в них высшей избранности.

   Мы потеряли её в миру, мы проторговались с миром, желая к нему подладиться, желая примирить непримиримое. Ибо что общего между Христом и Велиаром?

   Возрождение жизни духовной должно начаться с этого отделения себя от мира безбожного, во зле лежащего, нам противостоящего.

   Ныне в нашем храме будет особое торжество: по окончании Литургии будет отслужен благодарственный Господу Богу и священномученику Панкратию молебен о прекращении церковного бедствия, каковым является общая исповедь - ныне состоялось запрещение её православной церковной властью.

   Самый страшный враг наш не тот, который себя именует врагом и открыто, как враг, нападает. Враг страшен тот для Церкви, который имеет вид Ангела света.

   Общая исповедь - это одно из могущественнейших средств в руках врага для обмирщения Церкви. Потому так упорно и не хочет уступить его враг, который сделал сие обольщение даже и для достойнейших

   Наше обмирщение идёт многими путями, но они все ведут к одному - к опустошению нашей духовности. Отсюда наша постоянная немощность в исповедании и наших грехов, и нашей веры.

   Чтобы нас не постыдился Сын Человеческий, когда придёт во славе Отца Своего, научимся, не стыдясь и перед безбожниками, и перед лжебратией, исповедовать своё православие.

   И научимся, не боясь и не прячась за общую исповедь, по-настоящему исповедовать грехи свои перед духовными отцами.

   Аминь.

  

  

   Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

   Страшен, лукав и хитёр диавол. Если бы он открыто показал свой лик, многие бы ужаснулись, немногие бы ему поклонились. А он говорит. "Бога нет, ты его когда-нибудь видел? Не верь, всё это выдумки, ты сам бог".

   А потом говорит человеку: "Ты веруешь в бессмертие - какой вздор! Ничего этого нет, умрёшь, сгниёшь. Что у тебя есть, кроме твоею тела? Всё это выдумки". И говорит человеку: "Ты ещё ходишь в церковь, да ведь там всё обман, всё это выдумки. Пользуясь твоим невежеством, эти попы обирают тебя там. Брось, не нужно ходить в церковь".

   И вот когда человек отказался от Бога, отказался от высшего человеческого достоинства, когда он оставлен без защиты, когда нет благодатных сил, укрепляющих и защищающих его, тогда приходит диавол и берёт его уже без всякого труда и повергает человека во власть телесных страстей.

   И начинает жить тогда человек лишь кажущейся человеческой жизнью, а на самом деле жизнью звериной.

   А чтобы он всё-таки как-нибудь не образумился, в него вселяется гордыня, ему показывается величие этой его безбожной, плотской жизни, его начинает диавол услаждать побрякушками, которые кажутся ему, в его плотском ослеплении, величием мира.

   Читайте Евангелие сердцем, и вы узрите там истинное величие.

   Вот в сегодняшнем евангельском чтении говорится о великой тайне, столь непонятной, столь чужой и безумной для людей, живущих в диавольском ослеплении.

   Разумею то, что говорится о "духе немом и глухом".

   Видимый мир - сон, невидимый, не подлежащий никакому сомнению - действительность.

   То, что мы можем изменить, слушать и ощущать нашей рукой, видеть глазами, - это, может быть, мечта, но то, что невидимо для наших глаз, мы не можем ощущать руками, но что видит человеческое сердце, - это есть непреложная правда, непреложная истина. Истина и правда есть Господь Бог.

   Истина и правда есть душа бессмертия в нас. Истина и правда, что диавол всячески хочет погубить нас.

   Истина и правда, что наша жизнь окружена врагами нашего спасения - духами злобы, бесами, всячески толкающими нас к гибели.

   Тайна этого потустороннего и непостижимого для разума, но видимого духовными очами мира, - она и здесь, в этом евангельском чтении, приоткрывается для нас: "Сей же род изгоняется только молитвою и постом", - сказал Господь (Мф. 17, 21). Сколько злых сил демонских торжествует от того, что из нашей жизни уходит молитва и почти ушёл пост.

   Какое торжество над духовной жизнью человеческой, когда подрезаются эти два крыла, возносящие человека над его мирским, плотским бытием! Как можем подняться к небу без этих крыльев? Как не восторжествовать демонам? Мы все жаждем веры, все мы говорим: "Верую, Господи, помоги моему неверию". Мы все хотим спастись. У нас, верующих, не отпавших от веры, не ушедших в бесовскую мирскую жизнь, ещё пребывающих в разуме, ещё не подпавших под власть диавола, - у всех нас есть эта надежда на спасение. Но как же не надеяться, если мы не придём в разум, не вернемся к молитве и посту?

   Без молитвы, без поста нельзя строить внутреннюю свою жизнь.

   Нынешнее евангельское чтение об укреплении веры, о торжестве в нас духовного начала жизни приводит нас к откровению Божию о посте и молитве.

   Не для того только существуют эти слова, чтобы о них говорить с амвона в церкви, а для того, чтобы мы, по своим комнатам уйдя отсюда, начали жить так, как нас тому учит, как нам повелевает Господь.

   Аминь.

  

  

   Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

   Какой великий праздник, какое лучезарное торжество - торжество свободы, не призрачной, мирской, а истинной Божественной свободы!

   А мир борется и думает, что стремится и достигает какого-то освобождения!

   В мире рушатся троны и воздвигаются новые, рушатся державы и встают новые государства, всё время меняется образ жизни мирской. Но над всеми этими переменами стоит один владыка, который делает их пустой сменой различных форм одного и того же рабства. Этот владыка - смерть.

   Когда смерть сжимает в руке своей вселенную, какой призрачной, какой пустой должна представляться борьба за какую-то свободу!

   Но истинная Божественная свобода возвещена была миру в Назарете Пресвятой Деве Марии, когда Ангел возвестил: "Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!" и когда предрёк Ей, что от неё родится Сын Божий.

   Вот эту радостнейшую, великую весть об истинном освобождении мира мы ныне и празднуем, ныне и торжествуем. Как же нам не торжествовать, когда ныне смерть повергается в прах! Когда веруем, когда знаем, что воистину освобождена жизнь ныне от порабощающего жизнь мира и нас дыхания смерти. И как нам не возвеличивать и не славословить Божию Матерь, сей великой тайне послужившую. И воистину православие всё проникнуто этим благоговейным восхвалением Божией Матери.

   Божия Матерь, принёсшая миру через воплощение Сына Божия освобождение от смерти, Сама как бы вошла в каждое движение нашей жизни.

   И как это понимает, как это чувствует верующий русский народ.

   Как он чувствует близость сию Божией Матери, Которая, как истинная мать, сопровождает, оберегает покровом Своим святым, осеняет его жизнь.

   И ныне, в этот лучезарный православный праздник, хочется собрать все славословия Божией Матери в единую хвалебную песнь!

   Аминь.

  

  

   Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

   Что будет с Церковью, если умрёт Патриарх Тихон? Вот та мысль, которая два года назад неотступно стояла перед каждым, кто жил жизнью Церкви.

   Я видел Святейшего Патриарха за две недели до его смерти в лечебнице, где он уже не принимал и куда я был допущен только потому, что было важное и неотложное дело, касающееся Крестовоздвиженского храма.

   Когда я вошёл в комнатку лечебницы и увидел Святейшего Патриарха, стоявшего около кресла, эта же мысль помимо воли пронеслась в мозгу: "Что будет с Церковью, когда умрёт Святейший Патриарх?"

   Когда мы все присутствовали на приснопамятных похоронах Святейшего Патриарха, где тысячи, десятки тысяч людей сошлись для того, чтобы со слезами поклониться его праху, и когда похороны превратились в великое торжество Православия, эта мысль владела всеми: "Что будет с Церковью после смерти Патриарха?" Почему же возникал этот вопрос, почему каждый чувствовал, что со смертью Святейшего совершается какое-то грозное событие в Церкви? Для многих это было решительно непонятно, потому что Святейший Патриарх Тихон не был для них такой личностью, которая держала бы в железных руках Церковь. И в то же время решительно все понимали и сознавали, что со смертью Святейшего Патриарха что-то рухнуло, что-то делается опасное, что-то ушло такое, что заставляет со страхом думать о будущем Церкви.

   На Соборе три кандидата было на патриарший престол, трое было избранников, но перст Божий указал быть Святейшему Тихону.

   Как много было разочарований, сколько было сомнений в верности этого способа избрания единого из трёх кандидатов после молитвы по жребию. Где-то гнездилась мысль, что это ошибка, что это не перст Божий, ибо по-человечески оба первые кандидата, особенно первый, были более прославлены среди людей и казались более подходящими для занятия престола патриаршего.

   Но истинно, истинно перст Божий указал на Тихона как на Патриарха русского.

   Во время жизни Патриарха и после его кончины много досужих умов выискивали всевозможные ошибки в деле его управления Церковью. Находились люди, которые считали себя гораздо умнее Святейшего Тихона, им казалось, что вот, если бы им дано было управление Церковью, они бы сумели не сделать тех ошибок, которые делал он. Сколько было, есть, да и будет вот таких критиков деятельности Святейшего Патриарха.

   Пришёл к нему однажды священник из Тверской епархии и "как дважды два четыре" доказал, что нужно поступить вот так, а не так, как поступал Святейший. И после этого доказательства, такого ясного, такого емкого, такого исчерпывающего, Святейший засмеялся и сказал:

   - Ты смотришь ведь со своей тверской колокольни, а я смотрю с всероссийской.

   Вот эти-то умные люди, критикующие и "как дважды два четыре" доказывающие различные ошибки Святейшего Патриарха, - они всё смотрят с колокольни своих умных голов, а у Святейшего Патриарха была совсем особая мудрость, та благодатная мудрость, которая решает вопросы иной раз вопреки "дважды два четыре", и решает их так, что они становятся выражением истинного духа Церкви

   Провести церковный корабль, сохранив его не внешне (это было не во власти Патриарха), а в смысле внутреннем без распада в то время, когда каждый считает себя настолько умным, чтобы непременно жить по-своему, когда столько храмов, где хотят жить, руководясь не правилами Церкви, а своим умом...

   В такое время соблюсти Христову Церковь в том единстве, в каком её соблюл Святейший Патриарх, - это можно было сделать только той великой мудростью, которая даётся благодатью Божией.

   Не за талант администратора, не за личные дарования даётся такая мудрость - она даётся совсем за другие заслуги и Совершенно иными путями.

   У Святейшего Патриарха было одно необыкновенное свойство: он не знал личной жизни.

   Святейший Патриарх жил тем, что есть Церковь; всё, что он был, это всё было в Церкви. Вот это свойство сделало его благодатным проводником церковного духа, чем он и содержал всю Церковь.

   Не замечательными резолюциями, подобно митрополиту Филарету, а своей душой, которая в такую эпоху всеобщего разделения, когда каждый хочет жить сам по себе, великий Святейший Тихон вдруг явил нам чудо полнейшей церковности. Человек, который решительно ничего не делал, не хотел, не чувствовал, ни о чём не думал, что бы не было проникнуто духом церковным. И мы это чувствовали.

   Приходя к Святейшему Патриарху в унынии, в сомнении с какими-нибудь мудреными вопросами и как будто бы не получив на всё это, по-человечески говоря, ответа, который бы должен был удовлетворить нас, мы выходили от него совершенно переродившимися, всё уяснившими, являлась бодрость, крепость и мужество.

   Вот чем содержал Святую Православную Церковь Святейший Патриарх. И когда он умер, каждый переживал вопрос: "Кто же его заменит, кто всё это нам даст?" Перебирались в уме различные иерархи, и почтенные, и умные, которые, казалось бы, могли многое дать Церкви, но этого тихоновского всеобъемлющего духа церковности - вот этого никто не мог дать, кроме него, а между тем это было самое для нас главное. И чувствовалось, что совершается какая-то беда, что совершается какое-то грозное, опасное событие в Церкви, что из неё уходит тот, кто выражал собою полноту церковного единства.

   Господь соблюдает Свою Святую Церковь, и не произошло многих из тех опасностей, которых мы ждали.

   Но это не значит, что беда совсем миновала, беда всё же остаётся, и опасность всё же грозит.

   Ничто есть для Церкви опасности внешние, ничто!

   И когда мы говорим об опасностях, мы всегда говорим о внутреннем состоянии самой Церкви. И эти опасности существуют. Но если нет среди нас в живых Святейшего Патриарха, то всё же образ его остаётся действенным в нашей церковной жизни.

   Каждый преданный Святейшему Патриарху, понимающий его церковное значение, когда совершает молитвенную о нём память, должен ещё и ещё раз утвердиться в этом своём внутреннем стремлении по мере своих сил служить делу единства Церкви.

   Вот лучшая о нём память.

   Аминь.

  

  

   Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

   В житиях святых под 28 марта [ст. ст.] приводится сказание о Таксиоте-воине. В Карфагене жил Таксиот-воин и проводил жизнь распутно. И вот наступили в Карфагене тяжкие дни: пришла заразная болезнь и масса людей умирала. Испугался Таксиот-воин и ушёл из Карфагена, и стал жить с женой своей в уединённом месте. И сознал он там, в этом уединённом житии своём, как он утопал в грехах, какой нечистой и блудной жизнью он жил. И покаялся.

   Но враг смутил Таксиота, и вновь он впал в грех, в грех прелюбодеяния. И через некоторое время умер Токсиот. Неподалёку от того места, где он жил, был монастырь, и монахи совершили погребение. И вот через несколько времени вдруг услышали голос из могилы, который взывал: "Спасите меня". И раскопали тогда могилу и в ужасе увидели, что Токсиот ожил. Но он ничего не мог говорить, лишь горько плакал и взывал: "Спасите меня!" Когда его спрашивали, он говорил, чтобы его отвели к епископу. Его привели к епископу Тарасию, и некоторое время не мог ничего узнать от Таксиота епископ Тарасий. Наконец Токсиот рассказал ему, что с ним было, рассказал о том, как он умер и как его душа шла по мытарствам, и о том, как проходила она благополучно целый ряд мытарств, ибо ангел, сопровождавший его, имея в некоем драгоценном ковчеге добрые дела его, мог противопоставлять испытующим его в этих мытарствах добрые содеянные им дела. Но когда наступили испытания, касавшиеся чистоты его жизни, когда вспомнились все его дела и помыслы блудные, оказалось, что нет добрых дел у него, чтобы искупить эти грехи.

   И тогда он был ввержен в тьму кромешную и видел там страдания, которых не может пересказать человеческое слово.

   И явились туда два светлых мужа, и стал Токсиот просить их вывести его из этих страшных мест. Долго просил он двух светлых мужей. И тогда сказал один светлый муж другому: "Поручишься ли ты за то, что он, вернувшись на землю, покается в своих грехах?" - "Поручусь", - ответил светлый муж. Тогда была приведена душа Таксиота к телу, оставленному душою его. И увидел он свою душу, светлую, как бисер, а тело ему представилось нечистым и грязным, и не хотелось душе входить в него, но тогда сказал ему светлый муж: "Если ты не войдёшь в тело, то не сможешь покаяться в тех грехах, которые ты совершил в теле". И вошла душа его в тело, и он ожил.

   Сорок дней прожил Токсиот, сорок дней оплакивал Токсиот свой грех. И было принято Господом его покаяние.

   Это сказание о Таксиоте-воине вновь возвращает нас к вопросу о смысле нашей земной жизни. Загробное бытие - великая тайна, но ведь и земное наше бытие - великая тайна.

   Мы твёрдо знаем и легко усваиваем, для чего нам не нужно жить здесь. Не нужно особой мудрости и особой духовности, чтобы осознать, что не может быть оправдана жизнь ни многоэтажными домами, ни всевозможными чудесами современных технических изобретений, что не может быть она оправдана утончённостью наших плотских наслаждений, что не может оправдать жизни нашей, скорбей наших всё то, чем пытается оправдаться безбожие.

   Для этого не надо большой мудрости - достаточно не иметь безумия. Но труднее нам усваивать положительное содержание открытого нам в Слове Божием учения о смысле жизни.

   В таких событиях из жизни святых, как ныне рассказанное нами из жития Таксиота, мы вразумляемся в понимании Слова Божия. Таксиот был возвращён на землю для того, чтобы покаяться в грехах, чтобы грехи не тянули в тартар, чтобы мытарства воздушные пройти с честью.

   Положительный смысл земной человеческой жизни заключается в таком устроении нашего духа, чтобы благополучно нас проводили Ангелы через мытарства и чтобы мы достигли вечной жизни. Только для этого можно, нужно и должно жить. Да, мы живые люди во плоти, и многое земное здесь нас и радует и печалит, но этими радостями и печалями, которыми наполняется наша земная жизнь, нельзя оправдать своего бытия. Для этого оправдания нужно, чтобы это временное бытие наше земное было связано с вечным бытием.

   В этой задаче - дать душе такое устроение, которое вводило бы её в вечную жизнь, - заключается открытый нами в Слове Божием истинный смысл жизни. Если не терять этого понимания, если вам будет всегда видеться в этой вашей жизни вечная жизнь ваша, то вы всегда найдёте высший смысл в каждом движении вашей жизни земной. Обидел ли тебя кто-либо, и ты смог от всего сердца простить своего обидчика - в этом был высший смысл, ибо это положило нечто в тот драгоценный ковчег, который понесёт перед тобою Ангел, когда ты пойдёшь по мытарствам. Если тебя охватила страсть гордости и ты возомнил о себе, а потом, поразмыслив, со слезами оплакал свою гордыню и смирился - в этом был высший смысл, ибо это драгоценный камень, который ты опустил в ковчег. Каждый шаг твоей жизни, если он будет сделан тобою во имя борьбы со страстями твоими, дабы достигнуть спасения и жизни вечной, каждый твой шаг, как будто бы и маловажный, получит высшее оправдание.