Немирович-Данченко Владимир Иванович - Переписка А. П. Чехова и Вл. И. Немировича-Данченко

  

   Переписка А. П. Чехова. В двух томах. Том второй

   М., "Художественная литература", 1984

   Составление и комментарии М. П. Громова, А. М. Долотовой, В. В. Катаева

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 23 октября 1896 г. Мелихово

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 11 ноября 1896 г. Москва

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 20 ноября 1896 г. Мелихово

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 22 ноября 1896 г. Москва

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 26 ноября 1896 г. Мелихово

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 25 апреля 1898 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 12 мая 1898 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 12 мая 1808 г. Москва

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 16 мая 1898 г. Мелихово

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 31 мая 1898 г. Усадьба Нескучное

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 24 августа 1898 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. Начало сентября (до 9-го) 1898 г. Москва

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 21 октября 1898 г. Ялта

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 18 декабря 1898 г. Москва

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 18 декабря 1898 г. Ялта

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 18-21 декабря 1898 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 27 октября 1899 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 19 ноября 1899 г. Moсква

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 24 ноября 1899 г. Ялта

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 28 ноября 1899 г. Москва

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 3 декабря 1899 г. Ялта

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. Февраль 1900 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 22 января 1901 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 1 марта 1901 г. Петербург

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 16 февраля 1903 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 18 октября 1903 г. Москва

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 23 октября 1903 г. Ялта

   Чехов - Вл. И. Немировичу-Данченко. 2 ноября 1903 г. Ялта

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 7 ноября 1903 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 17 января 1904 г. Москва

   Вл. И. Немирович-Данченко - Чехову. 2 апреля 1904 г. Петербург

  

  

   Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858-1943) - драматург, беллетрист, театральный педагог и критик, один на основателей и руководителей Московского Художественного театра, с 1936 года - народный артист СССР.

   Чехов и Немирович-Данченко познакомились в середине 80-х годов, когда оба сотрудничали в журнале "Будильник". Вскоре началась переписка между ними. Сохранилось 151 письмо Немировича-Данченко к Чехову (первое относится к декабрю 1888 г.), 28 писем Чехова к Немировичу-Данченко (начиная с 1895 г.).

   "Домхатовские" письма Чехова и Немировича-Данченко - переписка не просто двух ровесников, почти одновременно выступивших в печати, но и во многом единомышленников в литературе. Немирович-Данченко - горячий поклонник чеховской прозы. "Вы талантливее нас всех... подписываюсь под этим без малейшего чувства зависти", - писал он Чехову уже в марте 1889 года. Он внимательно следит за всеми вновь выходящими рассказами и повестями Чехова и в своих письмах дает им высокие оценки ("Не верьте двоедушным и только наполовину одобрительным рецензиям: "Дуэль" - лучшее из всего, что Вы до сих пор написали" - февраль 1892 г.; "Палата No 6" имеет успех огромный, какого у Вас еще не было. Да Вы видите ли газеты? Только о ней и речь" - декабрь 1892 г.; "В усадьбе" - классическая пьеса, уверяю Вас. Делает подавляющее и громадное впечатление. Даже среди Ваших рассказов это из лучших" - 27 апреля 1895 г.; "Читал с огромным напряжением "Мужиков". Судя по отзывам со всех концов, ты давно не имел такого успеха" - начало мая 1897 г.; Ежегодник МХТ, с. 97, 98, 99, 100, 104). Из сохранившихся отзывов Чехова видно, что в повестях Немировича-Данченко он ценил "тонкость", "чистоту отделки", "громадное знание жизни" (письмо от 6 или 13 октября 1895 г.).

   Исследователями отмечалась тематическая и стилевая перекличка с Чеховым в ряде рассказов и повестей Немировича-Данченко.

   Но главным, что неразрывно связало имена Чехова и Немировича-Данченко, был театр. Немирович-Данченко почти двадцать лет (с 1882 по 1901 год) сам писал для театра, лучшие из его пьес имели значительный сценический успех, две из них ("Новое дело" и "Цена жизни") были удостоены Грибоедовской премии, одна ("В мечтах") впоследствии включалась в репертуар МХТ и была модным спектаклем сезона. В своих пьесах Немирович-Данченко в какой-то степени предвосхищал чеховские драматургические открытия - равнораспределенность конфликта, настроение, подтекст. Чехов с сочувствием отзывался о первых пьесах Немировича-Данченко: "Мне кажется, что сей Немирович очень милый человек и что со временем из него выработается настоящий драматург. По крайней мере, с каждым годом он пишет все лучше и лучше" (А. Н. Плещееву от 27 ноября 1889 г.).

   Но не с собственной драматургией были связаны надежды Немировича-Данченко на обновление театра. Он отлично сознавал, что его пьесы созданы не столько в конфликте с существующим театром, сколько в ориентации на лучшие ого возможности. Без тени рисовки признавался он Чехову, что старым театром "Немировичи и Сумбатовы довольно поняты". Обновление театра могло прийти, как писал он впоследствии, с "новым пониманием вещей", на основе "нового отражения жизни" в пьесах (Из прошлого, с. 42). Почти с самого начала театральных исканий Немировича-Данченко задача создать новые формы сценического искусства отождествится для него с задачей правильно воплотить на сцене пьесы Чехова.

   Познакомившись с пьесой "Леший", он повторит расхожую критическую формулу о незнании и игнорировании Чеховым "сценических требований" (Чехову от 6 ноября 1889 г.). Но тут же добавит: "...я лично не только не принадлежу к горячим защитникам их, а, напротив, питаю совершенное равнодушие". Немирович-Данченко подчеркнул, что считает жизненность пьесы, драматургическую мысль "важнее всяких сценических приемов и эффектов", и тем самым уже в конце 80-х годов сформулировал некоторые из основополагающих принципов будущего Художественного театра. Но только после чеховской "Чайки" Немирович-Данченко станет буквально одержим целью дать достойное сценическое воплощение чеховской драматургии. С писем о "Чайке" начинается наиболее интересная часть переписки Чехова и Немировича-Данченко.

   Немало усилий приложил Немирович-Данченко чтобы заставить поверить в новый театр самого Чехова, давшего зарок после провала "Чайки" на Александрийской сцене никогда больше не писать и не ставить своих пьес. Влюбленный в "Чайку", Немирович-Данченко начал работу над ней как режиссер: распределял роли, проводил читки и репетиции, заразил актеров настроениями чеховской пьесы, доставал нужную бутафорию - все это в театре, где не было, как он писал Чехову, ни одного гвоздя. Он понимал все трудности и риск постановки: современный театр не дорос до чеховской драматургии, публика малолитературна, память о провале пьесы жива у критики и особенно у самого драматурга. И еще одна заслуга Немировича-Данченко неоценима: он помог понять, почувствовать Чехова великому режиссеру К. С. Станиславскому, слив в совместной постановке "Чайки" свое понимание внутренней сущности чеховской пьесы с замечательным чувством сценической новизны и смелости, которое нес Станиславский. Успех "Чайки" стал символом рождения Художественного театра и личным триумфом Немировича-Данченко, признанным самим Чеховым: "Ты дал моей "Чайке" жизнь. Спасибо!" (Акад., т. 12, с. 194).

   После постановки "Чайки" Немирович-Данченко добивается, чтобы пьесу "Дядя Ваня" Чехов, в принципе готовый сотрудничать и с Малым театром, передал все-таки молодому Художественному театру. И в создании этого спектакля велика заслуга Немировича-Данченко. В режиссуре спектакля он боролся за то, чтобы подчеркивания, эффекты внешнего колорита не заслонили главного - психологии действующих лиц. Эта постановка, вспоминал впоследствии Немирович-Данченко, окончательно утвердила чеховский театр.

   Новый театр отныне прочно вошел в жизнь Чехова. Чтобы познакомить драматурга со своими спектаклями, побудить его написать для МХТ новую пьесу, Немирович-Данченко организует поездку театра в Крым. Чехов написал пьесу "Три сестры" - впервые в расчете на Художественный театр, на индивидуальности его актеров, и при его жизни "Три сестры" остались лучшим спектаклем Художественного театра. В этом также велика заслуга Немировича-Данченко, который "вошел в пьесу хозяином" и которому удалось привести спектакль "в стройное, гармоническое целое".

   В годы, прошедшие между "Тремя сестрами" и "Вишневым садом", Немирович-Данченко постоянно убеждает Чехова в том, как необходимо для театра, для всей литературы и для него лично появление новой чеховской пьесы: "Кончатся твои песни, и - мне кажется - окончится моя литературно-душевная жизнь".

   Но когда Чехов, в борьбе с тяжелой болезнью, решая все более сложные творческие задачи, создал и прислал в театр свой последний шедевр, самый убежденный и тонкий толкователь его прежних пьес словно оказался в растерянности. Боясь неосторожным словом огорчить друга, Немирович-Данченко тем не менее поначалу принял "Вишневый сад" с оговорками, которых не бывало в оценках прежних чеховских пьес. Это и несогласие с автором в определении жанра "Вишневого сада" ("истинная драма"), и расхождения в распределении ролей, и готовность отдать режиссерскую инициативу в постановке "Вишневого сада" К. С. Станиславскому, и замечание, что лучшим в драматургии Чехова ему кажется 1-й акт "Иванова". Письма Немировича-Данченко по поводу "Вишневого сада" отражают всю сложность освоения Художественным театром последней пьесы Чехова, рождения спектакля, который, по позднейшему свидетельству Немировича-Данченко, стал "самым ярким, самым выразительным символом Художественного театра" (Из прошлого, С. 228).

   Немирович-Данченко пережил Чехова почти на 40 лет. Уже в советское время прекрасным памятником их дружбе стали мемуарная книга Немировича-Данченко "Из прошлого" и особенно - новая постановка "Трех сестер", осуществленная им в 1940 году на сцене Художественного театра и остававшаяся в репертуаре театра более четырех десятилетий.

  

  

   23 октября 1896 г. Мелихово

  

   Милый друг, Владимир Иванович, если можно, пришли мне заказною бандеролью или посылкой по адресу - Лопасня, Моск. губ., "Мглу", "Губернаторскую ревизию", "Драму за сценой" и "Рубиновую брошку"¹ - конечно, с автографами. "Драмы за сценой" я еще не читал.

   Из твоих книг у меня есть только "На литературных хлебах", "Старый дом" и "Слезы"². Пьес нет ни одной.

   Поклон Екатерине Николаевне³, и будь здоров. Крепко жму руку.

   ПССП, т. XVI, с. 372-373; Акад., т. 6, с. 203-204.

   ¹ Роман Немировича-Данченко "Мгла" и повести "Губернаторская ревизия" и "Драма за сценой" вышли в свет отдельными изданиями в 1896 г. Повесть "Рубиновая брошка" написана братом адресата, писателем Вас. И. Немировичем-Данченко.

   ² Повести "На литературных хлебах" (изд. 2-е. М., 1893), "Старый дом" (М., 1895) и книга рассказов "Слезы" (М., 1894).

   ³ Е. Н. Немирович-Данченко.

  

  

   11 ноября 1896 г. Москва

  

   Прости, что так долго не отвечал тебе. Все хотел или засесть за большое письмо, или хоть выслать книги. Но в заботах о пьесе¹, школе², Комитете³ и т. п.- все некогда. Ведь я почти на месяц уезжал из Москвы, чтобы окончить пьесу. И за это время все запустил. Теперь приходится наверстывать.

   Давно о тебе ничего не знаю, и это меня гложет. Не читал даже ни одной заметки о "Чайке". Слышал, что она не имела успеха, или, точнее сказать, имела странный неуспех, и искренно больно мне было. Потом мои предположения подтвердились. Сумбатов был в Петербурге и присутствовал на 4-м представлении. Он говорит, что в таком невероятном исполнении, в таком непонимании лиц и настроений пьеса не могла иметь успеха. Чувствую, что ты теперь махнешь рукой на театр, как это делали и Тургенев и другие.

   Что же делал Карпов?⁴ Где был его литературный вкус? Или в самом деле у него его никогда не было?

   У меня начинает расти чувство необыкновенной отчужденности от Петербурга с его газетами, актерами, гениями дня, пошляческими стремлениями под видом литературы и общественной жизни. Враждебное чувство развивается, и это мне нравится.

   Будешь ли ты в Москве и когда?

   Как адрес Марьи Павловны?⁵

   Что делаешь? В каком настроении? Напиши. Очень обрадуешь.

  

   Катя шлет тебе и всему дому сердечный привет.

  

   Ежегодник МХТ, с. 101-102; Немирович-Данченко, с. 85-86.

   ¹ Немирович-Данченко писал в 1896 г. драму "Цена жизни".

   ² С осени 1891 г. Немирович-Данченко преподавал в драматических классах школы Московского филармонического общества.

   ³ Немирович-Данченко был членом Московского театрально-литературного комитета.

   ⁴ Режиссер спектакля "Чайка" в Александрийском театре в октябре 1896 г.

   ⁵ М. П. Чеховой.

  

  

   20 ноября 1896 г. Мелихово

  

   Милый Владимир Иванович, видишь, и я не сразу отвечаю на письма. Маша живет там же, где и в прошлом году: Сухаревская-Садовая, д. Кирхгоф.

   Да, моя "Чайка" имела в Петербурге, в первом представлении, громадный неуспех. Театр дышал злобой, воздух сперся от ненависти, и я - по законам физики - вылетел из Петербурга, как бомба. Во всем этом виноваты ты и Сумбатов, так как это вы подбили меня написать пьесу.

   Твою нарастающую антипатию к Петербургу я понимаю, но все же в нем много хорошего; хотя бы, например, Невский в солнечный день или Комиссаржевская, которую я считаю великолепной актрисой.

   Здоровье мое ничего себе, настроение тоже. Но боюсь, что настроение скоро будет опять скверное: Лавров и Гольнев настояли на том, чтобы "Чайка" печаталась в "Русской мысли"¹ - теперь начнет хлестать меня литературная критика. А это противно, точно осенью в лужу лезешь.

   Опять надоедаю просьбой. В Таганрогской городской библиотеке открывают справочный отдел. Вышли мне для сего отдела программу и уставы вашего филармонического общества, устав литературной кассы и вообще все, что найдешь под рукой и что, по твоему мнению, имеет справочный характер. Извини за сие веселое поручение.

   Кланяйся Екатерине Николаевне и будь здоров.

   96 20/XI.

   Напиши мне что-нибудь.

  

   "Новый журнал для всех", 1908, No 1, ноябрь, стлб. 66 (частично). Письма, т. IV, с. 505-506; Акад., т. 6, с. 231.

   ¹ "Чайка" опубликована в декабрьской книжке журнала "Русская мысль" за 1896 г.

  

  

   22 ноября 1896 г. Москва

  

   Может быть, у тебя и серьезно есть недоброе чувство против меня за то, что я несколько лет подбивал тебя писать пьесу. Но я остаюсь при убеждении, которое готов защищать как угодно горячо и открыто, что сцена с ее условиями на десятки лет отстала от литературы и что это скверно, и что люди, заведующие сценой, обязаны двигать ее в этом смысле вперед и т. д.

   Я слышал, что твоя "Чайка" появится в "Русской мысли", и даже сделал предложение выступить там же по поводу ее со статьей¹.

   Но у меня накопилось много мыслей, которые я еще не решаюсь высказывать печатно и которыми с особенным наслаждением поделился бы с тобой, именно с тобой. Мне так дорого было бы услыхать твои возражения или подтверждения, хотя они отчасти направлены именно против тебя как писателя. Перепиской ничего не сделаешь. Буду ждать свидания с тобой.

   К сожалению, наши свидания чаще проходят бесследно в смысле любви к литературе. Не понимаю, отчего это происходит. Оттого ли, что не выпадает удобной минуты, что для интересного "обмена мыслей" надо сначала десять раз встретиться в качестве простых "гуляк", и только в одиннадцатый придет настроение славно побеседовать; оттого ли, что у тебя такой несообщительный характер, оттого ли, что я чувствую себя перед тобой слишком маленьким и ты подавляешь меня своей талантливостью, оттого ли, наконец, что все мы, даже и ты, какие-то неуравновешенные или мало убежденные в писательском смысле. Притом и встречаться приходится в компаниях, где большинство элементов или узколобы, или дурно воспитаны. Я бы, например, говорил искренно и чистосердечно при Гольцеве, Сумбатове - и только, в расчете, что мои искренние сомнения не будут истолкованы нелепо. Да, пожалуй, еще при Сергеенке, которого люблю за его ум.

   В тебе совсем нет "мастеровщины", по выражению Боборыкина, ты, наверно, с интересом прослушал бы все мои сомнения. Но боюсь, что в тебе столько дьявольского самолюбия или, вернее сказать, скрытности, что ты будешь только улыбаться. (Знаю ведь я твою улыбку.) А к тому же ты не раз говорил, что остываешь к литературе... Кто тебя разберет!

   Вот видишь, даже одно предисловие к беседе возбуждает во мне столько сомнений!

   А досадно! Неужели лучше, чтобы каждый работал тихонько, в своем кабинете, скрывая от всех волнующие его вопросы и ища ответов на них только в книгах или собственных муках (да, муках), а не в беседах?

   Не подумай, что я впадаю в старомодный лиризм. Просто чувствую потребность высказаться и выслушать. Если бы у нас был хоть один истинный литературный критик, который был бы во всех этих вопросах двумя головами умнее меня и снисходил бы до меня. Михайловский - тот, может быть, и на сажень умнее всех нас, но он не снисходит. А остальных я сам поучу. Люблю беседовать с Боборыкиным, потому что в нем нет чванства и много искренности к самым мелким литературным вопросам, но он какой-то, бог его знает, качающийся из стороны в сторону и слишком быстро поддающийся всяким влияниям. Пытался я беседовать с Сувориным - из этого ничего не вышло.

   А может быть, просто со мной скучно. Тогда уж мне только и остается быть одному.

   Все-то мы в этом отношении какие-то одинокие. Собираемся только для того, чтобы за бокалами шампанского выслушать красивые слова на давно знакомые темы.

   По поводу твоей "Чайки" у меня уже даже шла довольно оживленная переписка с петербуржцами - и то я горячился.

   Что тебе рассказать нового?

   Посплетничать? Только вчера узнал, что у Лысцовой есть ребенок, а отец этого ребенка - Гольцев. Вот видишь - какая "жизнепотребность". А ведь Виктору Александровичу под 50. Мать счастлива и горда и не скрывает своей радости и гордости. Любопытно знать твой взгляд на это.

   Я занят раздачей ролей в пьесе и вообще пьесой. Писал ли я тебе о ней, не помню. Называется "Цена жизни". Драма. Вопрос о самоубийствах. Идет в бенефис Ленского, 12 декабря.

   Писал я ее с невероятным напряжением, настолько сильным, что давал себе слово больше не писать пьес. Пока она имеет успех, и даже выдающийся, т. е. у тех, кто ее читал.

   Остальное мое время уходит в школу.

   До свиданья. Обнимаю тебя и шлю от себя и Кати поклон вам всем.

  

   Ежегодник МХТ, с. 102-103; Немирович-Данченко, с. 86-88.

   ¹ Статья Немировича-Данченко о "Чайке" неизвестна.

  

  

   26 ноября 1896 г. Мелихово

  

   Милый друг, отвечаю на главную суть твоего письма - почему мы вообще так редко ведем серьезные разговоры. Когда люди молчат, то это значит, что им не о чем говорить или что они стесняются. О чем говорить? У нас нет политики, у нас нет ни общественной, ни кружковой, ни даже уличной жизни, наше городское существование бедно, однообразно, тягуче, неинтересно - и говорить об этом так же скучно, как переписываться с Луговым¹. Ты скажешь, что мы литераторы и что это уже само по себе делает нашу жизнь богатой. Так ли? Мы увязли в нашу профессию по уши, она исподволь изолировала нас от внешнего мира - и в результате у нас мало свободного времени, мало денег, мало книг, мы мало и неохотно читаем, мало слышим, редко уезжаем... Говорить о литературе? Но ведь мы о ней уже говорили... Каждый год одно и то же, одно и то же, и все, что мы обыкновенно говорим о литературе, сводится к тому, кто написал лучше и кто хуже; разговоры же на более общие, более широкие темы никогда не клеятся, потому что когда кругом тебя тундра и эскимосы, то общие идеи, как неприменимые к настоящему, так же быстро расплываются и ускользают, как мысли о вечном блаженства. Говорить о своей личной жизни? Да, это иногда может быть интересно, и мы, пожалуй, поговорили бы, но тут уж мы стесняемся, мы скрытны, неискренни, нас удерживает инстинкт самосохранения, и мы боимся. Мы боимся, что во время нашего разговора нас подслушает какой-нибудь некультурный эскимос, который нас не любит и которого мы тоже не любим; я лично боюсь, что мой приятель Сергеенко, ум которого тебе нравится, во всех вагонах и домах будет громко, подняв кверху палец, решать вопрос, почему я сошелся с N в то время, как меня любит Z. Я боюсь нашей морали, боюсь наших дам... Короче, в нашем молчании, в несерьезности и в неинтересности наших бесед не обвиняй ни себя, ни меня, а обвиняй, как говорит критика, "эпоху", обвиняй климат, пространство, что хочешь, и предоставь обстоятельства их собственному роковому, неумолимому течению, уповая на лучшее будущее.

   А за Гольцева я, конечно, рад и завидую ему, ибо в его годы я уже буду неспособен. Гольцев мне очень нравится, и я его люблю.

   За письмо благодарю тебя от всего сердца и крепко жму тебе руку. Увидимся после 12-го декабря, а до этого времени тебя не сыщешь. Кланяйся Екатерине Николаевне и будь здоров. Пиши, буде придет охота. Отвечу с превеликим удовольствием.

  

   Письма, т. IV, с. 510-511; Акад., т. 6, с. 241-242.

   ¹ Переписку с А. А. Тихоновым (Луговым) Чехов вел преимущественно в связи с печатанием в 1896 г. в "Ежемесячных литературных приложениях к "Ниве" повести "Моя жизнь".

  

  

   25 апреля 1898 г. Москва

  

   Ты, конечно, уже знаешь, что я поплыл в театральное дело. Пока что, первый год, мы (с Алексеевым) создаем исключительно художественный театр. Для этой цели нами снят "Эрмитаж" (в Каретном ряду). Намечено к постановке "Царь Федор Иоаннович", "Шейлок", "Юлий Цезарь", "Ганнеле", несколько пьес Островского¹ и лучшая часть репертуара Общества искусства и литературы². Из современных русских авторов я решил особенно культивировать только талантливейших и недостаточно еще понятых; Шпажинским, Невежиным у нас совсем делать нечего. Немировичи и Сумбатовы довольно поняты. Но вот тебя русская театральная публика еще не знает. Тебя надо показать так, как может показать только литератор со вкусом, умеющий понять красоты твоих произведений - и в то же время сам умелый режиссер. Таковым я считаю себя. Я задался целью указать на дивные, по-моему, изображения жизни и человеческой души в произведениях "Иванов" и "Чайка". Последняя особенно захватывает меня, и я готов отвечать чем угодно, что эти скрытые драмы и трагедии в каждой фигуре пьесы при умелой, небанальной, чрезвычайно добросовестной постановке захватят и театральную залу. Может быть, пьеса не будет вызывать взрывов аплодисментов, но что настоящая постановка ее с свежими дарованиями, избавленными от рутины, будет торжеством искусства,- за это я отвечаю.

   Остановка за твоим разрешением.

   Надо тебе сказать, что я хотел ставить "Чайку" еще в одном из выпускных спектаклей школы. Это тем более манило меня, что лучшие из моих учеников влюблены в пьесу. Но меня остановили Сумбатов и Ленский, говоря, что они добьются постановки ее в Малом театре. Разговор шел при Гольцеве. Я возражал, что большим актерам Малого театра, уже усвоившим шаблон и неспособным явиться перед публикой в совершенно новом свете, не создать той атмосферы, того аромата и настроения, которые окутывают действующих лиц пьесы. Но они настояли, чтобы я не ставил "Чайки". И вот "Чайка" все-таки не идет в Малом театре. Да и слава богу, говорю это от всего своего поклонения твоему таланту. Так уступи пьесу мне. Я ручаюсь, что тебе не найти большего поклонника в режиссере и обожателей в труппе.

   Я, по бюджету, не смогу заплатить тебе дорого. Но, поверь, сделаю все, чтобы ты был доволен и с этой стороны.

   Наш театр начинает возбуждать сильное... негодование императорского. Они там понимают, что мы выступаем на борьбу с рутиной, шаблоном, признанными гениями и т. п. И чуют, что здесь напрягаются все силы к созданию художественного театра. Поэтому было бы очень грустно, если бы я не нашел поддержки в тебе.

  

   Ответ нужен скорый: простая записка, что ты разрешаешь мне ставить "Чайку", где мне угодно.

  

   Ежегодник МХТ, с. 104-105; Немирович-Данченко, с. 102-103.

   ¹ Трагедией А. К. Толстого "Царь Федор Иоаннович" Московский Художественно-общедоступный театр открылся 14 октября 1898 г. Премьера комедии В. Шекспира "Венецианский купец" ("Шейлок") состоялась 21 октября 1898 г. Трагедия Шекспира "Юлий Цезарь" поставлена в 1903 г. Драма Г. Гауптмана "Ганнеле" не была допущена московским митрополитом Владимиром к представлению. Первая из пьес Островского, поставленная в театре,- "Снегурочка" (премьера - 24 сентября 1900 г.).

   ² Общество искусства и литературы было организовано в Москве К. С. Станиславским, режиссером и драматургом А. Ф. Федотовым и художником Ф. Л. Сологубом.

  

  

   12 мая 1898 г. Москва

  

   Ты обещаешь через Марью Павловну написать мне, но я боюсь, что ты будешь откладывать, а мне важно знать теперь же, даешь ты нам "Чайку" или нет. "Иванова" я буду ставить и без твоего разрешения, а "Чайку", как ты знаешь, не смею. А мы с половины июня будем репетировать¹. За май я должен подробно выработать репертуар.

   Если ты не дашь, то зарежешь меня, так как "Чайка" - единственная современная пьеса, захватывающая меня как режиссера, а ты - единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром.

   Я не разберу, получил ли ты мое письмо, где я объяснял все подробно. Если хочешь, я до репетиций приеду к тебе переговорить о "Чайке" и моем плане постановки.

   У нас будет 20 "утр" для молодежи с confêrence {вступительным словом (фр.).} перед пьесой. В эти утра мы дадим "Антигону", "Шейлока", Бомарше, Островского, Гольдони, "Уриэля"² и т. д. Профессора будут читать перед пьесой небольшие лекции. Я хочу в одно из таких утр дать и тебя, хотя еще не придумал, кто скажет о тебе слово - Гольцев или, кто другой. Ответь же немедленно.

  

   Привет всему вашему дому от меня и жены. В субботу я уезжаю из Москвы, самое позднее в воскресенье.

  

   Ежегодник МХТ, с. 105; Немирович-Данченко, с. 104.

   ¹ Репетиции спектаклей нового театра начались с 16 июня 1898 г. в подмосковной дачной местности Пушкино. Вначале шли репетиции "Царя Федора Иоанновича"; работа над "Чайкой" началась в августе.

   ² Трагедия Софокла "Антигона" поставлена в МХТ 12 января 1899 г.; намерение поставить комедию П.-О. Бомарше "Женитьба Фигаро" в это время не было осуществлено; комедия К. Гольдони "Трактирщица" поставлена 2 декабря 1898 г.; трагедия К. Гуцкова "Уриэль Акоста" в Художественном театре не шла. О постановках пьес Шекспира и Островского см. коммент. к предыдущему письму.

  

  

   12 мая 1898 г. Москва

  

   Только сегодня отправил тебе письмо и вот получил твое¹.

   Ты не разрешаешь постановки?

   Но ведь "Чайка" идет повсюду. Отчего же ее не поставить в Москве? И у пьесы уже множество поклонников: я их знаю. О ней были бесподобные отзывы в харьковских и одесских газетах.

   Что тебя беспокоит? Не приезжай к первым представлениям - вот и все. Не запрещаешь же ты навсегда ставить пьесу в одной Москве, так как ее могут играть повсюду без твоего разрешения? Даже ио всему Петербургу. Если ты так относишься к пьесе,- махни на нее рукой и пришли мне записку, что ничего не имеешь против постановки "Чайки" на сцене "Товарищества для учреждения Общедоступного театра"². Больше мне ничего и не надо.

   Зачем же одну Москву так обижать?

   Твои доводы вообще недействительны, если ты не скрываешь самого простого,- что ты не веришь в хорошую постановку пьесы мною. Если же веришь,- не можешь отказать мне.

   Извести, ради бога, скорее, т. е., вернее, перемени ответ. Мне надо выдумывать макетки и заказывать декорацию первого акта скорее.

   Как же твое здоровье? Поклон всем.

  

   Ежегодник МХТ, с. 105-106; Немирович-Данченко, с. 104-105.

   ¹ Это письмо Чехова не сохранилось. Немирович-Данченко вспоминал о его содержании: "Как теперь припоминаю, Чехов отказывал по соображениям своего самочувствия: он писал, что не хочет и не в силах переживать больше театральные волнения, которые причинили ему так много боли, повторял не в первый раз, что он не драматург, что есть гораздо лучшие драматурги и т. д." (Из прошлого, с. 147).

   ² Так первоначально называла себя группа организаторов Московского Художественно-общедоступного театра. Название "Художественный театр", предложенное А. П. Чеховым (в письме Немировичу-Данченко от 6 января 1899 г.), утвердилось позднее.

  

  

   16 мая 1898 г. Мелихово

  

   Милый Владимир Иванович, ловлю тебя на слове. Ты пишешь: "я до репетиций приеду к тебе переговорить". Так вот приезжай, пожалуйста! Приезжай, сделай милость! Мне так хочется повидать тебя, что ты и представить не можешь, и за удовольствие повидаться с тобой и потолковать я готов отдать тебе все свои пьесы.

   Итак, приезжай. Я прожил в Париже три недели¹, кое-что видел и могу порассказать тебе кое-что, так что не думаю, что тебе у меня будет очень скучно. К тому же погода великолепная. Будет скучно, но не очень.

   Жду с нетерпением.

   Екатерине Николаевне поклон и привет. Сестра кланяется. Будь здоров и благополучен.

  

   Мои лошади то и дело жеребятся, мочи моей нет. Тебе придется нанять ямщика за целковый и потом, после езды на тарантасе, по нашей дороге, дня три поглаживать себе низ спины. Кстати сказать, у нас скоро будет шоссе². Уже утверждено в земском собрании и подписано.

  

   Письма, т. 5, с. 193; Акад., т. 7, с. 213-214.

   ¹ Чехов останавливался в Париже, возвращаясь из Ниццы на родину, с 14 апреля по 2 мая 1898 г.

   ² Постройка шоссе от станции Лопасня до Мелихова была начата по инициативе Чехова; при жизни писателя не была завершена из-за недостатка средств у земства.

  

  

   31 мая 1898 г. Усадьба Нескучное

  

   Твое письмо получил уже здесь, в степи¹. Значит, "Чайку" поставлю!! Потому что я к тебе непременно приеду. Я собирался в Москву к 15 июля (репетиции других пьес начнутся без меня), а ввиду твоей милой просьбы приеду раньше. Таким образом, жди меня между 1-10 июля². А позже напишу точнее. Таратаек я не боюсь, так что и не думай высылать на станцию лошадей.

   В "Чайку" вчитываюсь и все ищу тех мостиков, по которым режиссер должен провести публику, обходя излюбленную ею рутину. Публика еще не умеет (а может быть, и никогда не будет уметь) отдаваться настроению пьесы,- нужно, чтоб оно было очень сильно передано. Постараемся!

   До свиданья.

   Всем вам поклон от меня и жены.

  

   Ежегодник МХТ, с. 106; Немирович-Данченко, с. 110.

   ¹ В усадьбе Нескучное Екатеринославской губ., принадлежавшей жене Немировича-Данченко.

   ² Летом 1898 г. Немирович-Данченко в Мелихово не приехал. Встреча с Чеховым состоялась в Москве в сентябре этого года.

  

  

   24 августа 1898 г. Москва

  

   Сегодня было две считки "Чайки"¹.

   Если бы ты незримо присутствовал, ты... знаешь что?.. Ты немедленно начал бы писать новую пьесу!

   Ты был бы свидетелем такого растущего, захватывающего интереса, такой глубокой вдумчивости, таких толкований и такого общего нервного напряжения, что за один этот день ты горячо полюбил бы самого себя.

   Сегодня мы тебя все бесконечно любили за твой талант, за деликатность и чуткость твоей души.

   Планируем, пробуем тоны - или, вернее,- полутоны, в каких должна идти "Чайка", рассуждаем, какими сценическими путями достичь того, чтобы публика была охвачена так же, как охвачены мы...

   Не шутя говорю, что если наш театр станет на ноги, то ты, подарив нас "Чайкой", "Дядей Ваней" и "Ивановым", напишешь для нас еще пьесу.

   Никогда я не был так влюблен в твой талант, как теперь, когда пришлось забираться в самую глубь твоей пьесы.

   Написал это письмецо, вернувшись домой с вечерней считки,- хотелось написать тебе.

  

   Ежегодник МХТ, с. 109-110; Немирович-Данченко, с. 144-145.

   ¹ Беседы о "Чайке" с актерами Художественного театра и читки пьесы Немирович-Данченко проводил в Пушкине под Москвой в 20-х числах августа.

  

  

   Начало сентября (до 9-го) 1898 г. Москва

  

   Тебя все еще нет, а "Чайку" я репетирую. Между тем Хотелось бы о многом расспросить тебя. Поехал бы сам к тебе, но решительно не имею времени.

   Наладили mise en scêne двух первых актов и завтра начинаем их репетировать без ролей¹.

   Сумбатов говорил со мной очень много по поводу "Чайки" и высказал мнение (которое сообщил, кажется, и тебе), что это именно одна из тех пьес, которые особенно требуют крупных, опытных артистов, а режиссеры не могут спасти ее.

   Странное мнение! Я с ним спорил чрезвычайно убежденно. Вот мои доводы (так ты получил доводы Сумбатова, то взвесь и мои).

   Во-первых, пьеса была в руках крупных актеров (Давыдов, Сазонов, Варламов, Комиссаржевская, Дюжикова, Аполлонский² и т. д.),- что же они - сделали успех пьесе? Значит, прецедент не в пользу мнения Сумбатова.

   Во-вторых, в главных ролях - Нины и Треплева - я всегда предпочту молодость и художественную неиспорченность актеров их опыту и выработанной рутине.

   В-третьих, опытный актер в том смысле, как его понимают,- это непременно актер известного шаблона, хотя бы и яркого,- стало быть, ему труднее дать фигуру для публики новую, чем актеру, еще не искусившемуся театральной банальностью.

   В-четвертых, Сумбатов, очевидно, режиссерство понимает только, как подсказывающего mise en scХne, тогда как мы входим в самую глубь тона каждого лица отдельно и - что еще важнее - всех вместе, общего настроения, что в