Толстой Лев Николаевич - Том 57, Дневники и записные книжки 1909, Полное собрание сочинений

не в силах и не можешь видеть мужчина в женщинах - сестер, а женщина в мужчинах - братьев, если полов[ое] чувство нарушает главное дело жизни - братское, равно духовное, любовное отношение ко всем людям, то женись, сойдясь неразрывно, на всю жизнь с одни[м] или одною, разумеется, стараясь найти в том или той, с кем сходишься, наибольшее согласие с своим жизнепониманием, и вступая в такое половое общение, знай, что ты этим общением берешь на себя обязательство растить и воспитывать детей,-естественное, оправдывающее последствие брака.

  

   5 Ноя.

   Вчера ездил с Зосей верхом. Вечер читал книги об Индусской вере. Одна превосходная книга об смысле жизни. Атман. "Люби в себе не себя, а атман, т. е. дух беспредельный, и будешь любить всё, и будешь жить Духом, свободно, блаженно". Как я счастлив, что не рассуждением, а всей душой, главное, опытом начинаю понимать, испытывать, чувствовать это.

   Вечер играл в карты. Нынче снег, ходил гулять по глубокому снегу, и так хорошо, так хорошо на душе! Ясно понял, что только положи свою жизнь, цель ее в освобождении духа, в совершенствовании, в общении с Богом (всё это одно и то же) - и нет в жизни ничего, кроме радости всё большего и большего приближения к цели. На прогулке так ясно, ясно стало, ч[то] только поставь в этом жизнь (а я начинаю уж жить так) - и всё, что называется горем: болезни, потери и, главное, оскорблен[ия], унижения, всего этого можно желать, чтобы иметь радость перенести любовно, особенно оскорбления, дающие случай отплатить добром за зло.

   Всё никак не могу привыкнуть сотворить молитву: помоги...при встрече с каждым человеком и во время общения. Думаю, что привыкну. Как радостно быть учеником в 81 год и делать успехи!-

   Написал впечатление отправляемых рекруто[в] - слабо. Несколько приятных писем, отвечал, ездил с Душ[аном], морозно, снежно. Спал, и после сна исчезло радостное настроение. Особенно радостное было, когда я встретил трех прохожих и почувствовал радость любви к ним. К вечеру же всё прошло, и нет уж того умиления, но слава Богу, помню молитву и почти при всех общениях нынче вспоминал. Теперь 10 часов, иду к чаю и спать.

   6 Н. Е[сли] б[уду] ж[ив].

  

   [7 ноября.]

  

   Не только 6-е, но и 7-е - нынче.

   Вчера утром получил прекрасное письмо от Полилова о Г[енри] Дж[ордже] и отвечал ему и еще что-то приятное, - педагогика Т[олстого] по-болгарски. Поправлял Рекрутов. Вышло и порядочно. Вечер тоже занимался поправками письма Полилову и Рекрутами. Нынче оч[ень] дурно, беспокойно спал. Тревожные мысли. Неприятно отсутствие открыто[сти] и правды в отношениях с людьми. Но понял, что всё это физическое недомогание. Да, вчера утром был тяжелый студент проситель из Киева. Трудно было, но надо было лучше, душевнее обойтись. Сегодня опять поправля[л] письмо Полилову, прочел и написал письма и начал поправлять сон.

   Ездил верхом с Сашей, ложусь спать перед обедом. Это к 7-му. После обеда читал Горького, слабо. Нет главного -чувства меры, - знаменатель велик.

  

   8 Н.

   Оч[ень] хорошо спал и от этого бодр. Возвращаюсь с гулянья, женщина хорошо одетая, просит помощи, сказал, что обыкновенно, предложил 5 к[опеек], она взяла и ушла. Вместе с женщиной оборванный до последней степени нестарый человек в ботинках. Спросил, кто? Был газетчик, сослан за "распространение нелегальной литерат[уры]". - Пьете? - Пил немного. - Просит книжек. - Грамотный? - Как же. - Я дам посмирнее каких, а то опасно. -

  

  

  

  

   - Я не боюсь.

   - Да, я думаю, вам тюрьма не страшна.

   - Чего страшного мне. Лучше в тюрьме, чем так.

   - Да, жалко вас. Сколько пострадало за революцию. А ведь ясно, что ничего нельзя было сделать.

   Говорю, что обыкновенно: что в самом народе, в нравственно религиозн[ой] жизни, в отказе от участия в насил[ии], в солдатстве. Всё в самом себе. А силой не возьмешь.

  

   - Не теперь, так после ког[да]-нибудь.

   - Нет, не равны силы. Там милиарды денег, мильоны войск, а у вас что? Победит одно: нравственно религиозная жизнь.

   - Да, это так. Бранят, бранят правительство и богачей, а сами только о том и думают, как бы побольше схапать, где и как попало.

   - Вот то-то, говорю я. А как жалко мне вас. Вдруг отвернулся, закрыл глаза рваным рукавом и зарыдал и долго не мог повернуться ко мне.

   Пока говорил об общем, он был спокоен, осуждал, рассуждал. Но как только он почувствовал сострадание к себе, он сознал себя, какой был и что теперь, и не выдержал.

   Много писем, поправил "Песни на деревне" и Сон. Порядочно. Ездил верхом с Душаном. Неприятна неискренность.

   Ложусь спать перед обедом.

  

   9, 10 Ноя.

   Вечер читал Горького. (Зачеркнуто: Интересно) Знание народа черносотенного, прекрасный язык, т. е. гово[р] людей. Но совершенно произвольная, ничем не оправдываемая психология, т. е. приписыванье чувств, мыслей своим лицам - и всё больше героическая, и потом среда исключительно безнравственная. Притом рабское уважение перед наукой.

   Вчера, 9-го. Ходил по саду, потом оч[ень] много относительно писал Сон и письма. Сон мож[ет] быть не дурен. Приятно с домашними, спокойно, любовно. Всё интерес к мнению людей не могу победить. Ездил с Душ[аном] в Телятинки. Говорил с Алексеем об убийстве человека. Менее интересно, чем ожидал. Сон, обед, чтение Горько[го]. Сегодня проснулся в 6-м часу и много хорошо думал и от того ничего не писал. И не дотрогиваюсь до бумаги. Только письма. Теперь позавтракал, еду к М[арье] А[лександровне]. Записать: Да, посмотрел Дет[скую] Муд[рость], не дурно.

   1) Движение может быть только, когда есть что-либо недвижущееся, в покое. Движение есть нарушение покоя естественного положения, - Также и вещество. Понятие вещества

   возможно только, когда есть что-либо невещественное, сознаваемое. Вещество есть нарушение сознаваемого естественного состояния сознания. Не хорошо. Надо еще обдумать.

   2) Трудно любить обижающих нас, но я понимаю, что можно, и иногда могу, но почти невозможно, для меня по крайней мере, любить самодовольных, гордых людей.

   3) Потом записано к речи Орло[ва] в Сон.

   4) К Дет[ской] Мудр[ости] о патриотизме, разговор больших и потом спор и драка детей, чей сад лучше.

   Хорошо ездил. Приятно у М[арьи] А[лександровны]. Дома вечер кончил читать Горького. Всё воображаемые и неестественные, огромные героические чувства и фальшь. Но талант большой. И у него, и у Андр[еева] нечего сказать. Им бы надо писать стихи или то, что и выбрал Андр[еев] - драмы. В стихах спасет допускаемая неясность, а в драме обстановка и актеры. То же было у Чехова, но у него есть комизм.

   Вечером было неприятно, и я напрасно не высказался о Кавказском Пл[еннике] и Полик[ушке], чтобы отдать их в общ[ую] пользу.

  

   11 Н.

  

   Спал хорошо до 5, потом бессонница, к утру заснул. Прекрасно гулял. Но работы нет. Думаю о статье о безработных с предложением учредить помощь им. Хорошо бы. Но нынче ничего не мог писать. Только кое-какие письма ответил.

   Не скажу, чтобы дурно было на душе, но нет того ясного, радостного чувства сознания своей духовной жизни. И как всегда при этой слабости, всё тревожущая забота о суде людском. Записать:

   1) О числе, об единице. Что такое единица, один??? Откуда это понятие? Оно кажется самым ясным, а оно самое необъяснимое. Если я говорю: один, одно кресло, перо, то я говорю про..... Не могу ясно выразить. После. Одно, что хотел сказать, что понятие одного возник[ло] из сознания себя одним среди бесконечного.

   2) (Ко Сну) "Мы отстали". Слава Богу, что отстали, т. е. народ отстал, не развратился еще и, может, вы[ве]дет нас, развращенных уже, на верную, спасительную дорогу всеобщего равенства, при к[отором] только возможна любовь. Этого-то нам - высшим, "образованным" - и не хочется, и мы всячески стараемся не выходить на эту дорогу, а напротив, оставаться в прежнем положении и развратить народ и школами с "зак[оном] Божии[м]", и наукой, и главное, двумя китами, каждый по 700 милионов, одно прихода - кабаки, другое расхода - солдатства. Собираем доход с развращения, приучения к пьянству и расходуем его на приучение к убийству. Важно не то, что обирают народ, важно то, что развращают его. -

   Из записной книжки: (Дальнейшее, кончая: доступное человеку сознание внесено в тетрадь Дневника переписчиком.)

   1) Нет такого Бога, который мог бы исполнять наши требования, есть только такой, требования которого мы должны исполнять. -

   2) Не то, чего я хочу, а то, чего Ты хочешь. Перед Богом. Хочу жить с Тобою не для себя, а для Тебя.

   3) Вся тайна в том, что есть нечто непреходящее, соединенное с временем и пространством; нечто это - сознание; (Сравнение с человеком книги буддиста.) Нечто неподвижное, соединенное с подвижным - сознание. Сознание сознания есть любовь.)

   4) Мне кажется, что сознание началось при рождении. Но это неверно: началось соединение неподвижного сознания с известным подвижным, отделенным пространством предметом, но сознание вне времени и потому не могло начаться, так же как не началась река, когда на ней поставили мельницу, началась мельница. И потому дело жизни уйти в сознание, самое глубокое, доступное человеку сознание.

   [14 ноября.]

   Всё это неясно, п[отому] ч[то] не пересмотрел. Два дня пропустил. Так дурно себя чувствовал и чувствую. -

   Пропущено 12 и 13. Нынче

  

   14 Нояб.

   12. Ничего особенного. Написал довольно много о безработных. Едва ли что-нибудь выйдет.

   Приехала Таня. Оказывается, что Полипов это она. Она оч[ень] была приятна. Письма, много хороших. Слабое состояние. Но начинаю привыкать помнить о том, что живу перед Б[огом]. Вечером играл в карты. Прекрас[ный) рассказ Сони о спасении девушки на Ходынке и М[арьи] А[лександровны] о Фед[оте] Март[ыныче]. 13-го. Ничего не писал, только письма. Но чаще и чаще вспоминаю, что нужно. Умственно слаб, душевно не слаб. Письмо от Ч[ерткова] о двойственности. Нынче, 14, отвечал и другие письма. Вчера б[ыл] Буланже - и очень приятен, и прекрасно о Ми-Ти. Таня нынче уехала. С утра был бодр, а теперь оч[ень] слаб. Иду завтракать. -

   За завтраком взрыв С[офьи] А[ндреевны] против Саши. Разумеется, Саша виновата. Виновата п[отому], ч[то] мне больно за нее. Вообще устал, устал от жизни. Выспался, пора проснуться. Одно, одно хорошо: делай поведенное, и если уж не любить всех, то не не любить никого. -

  

   15 Нояб.

   Встал бодро. Пошел гулять, встретил Соломахина с Данилом - бывшие хлысты. Хорошо побеседовали. Мож[ет] б[ыть], им пригодится. Потом куча писем. Отвечал, как умел. Не знаю, хорошо ли, но знаю, что писал не для себя, а помня о своем долге. Это, слава Богу, становится хорошей привычкой. Потом приехал Андрей. Мне было оч[ень] тяжело. Но я не упрекаю себя, что б[ыл] холоден. Этот front d'airain[медный лоб] удивителен. Ходил гулять. С Сашей вчера говорил хорошо. Она живет. Раза два говорил с Данилой, составил для него записку в их общину. Гулял. Проводил Данилу. Сейчас 10-й час. Как будто потерял записн[ую] книжку, а нынче как раз в нее записывал.

   1) Утонченное духовное наслаждение для души, вроде гастрономических деликатес[ов] для желудка, это - доброе, ласковое, не притворное любовное отношение к человеку, оскорбившему вас, и еще утонченнее, если удастся без его ведома сделать ему добро. Всё усиливается тоска, почти отчаяние от своей праздной жизни в безумной роскоши среди людей, напряженно трудящихся и лишенных необходимого, возможности удовлетворения первых потребностей. Мучительно жить так, а не знаю, как помочь и себе и им. В слабые минуты хочется умереть. Помоги, Отец, делать до последней минуты то, что Ты хочешь. Работа над собой в мыслях, к[отор]ой я учусь и отдаюсь всё (Слово: всё написано дважды.) больше и больше последнее время, много, оч[ень] много подвинула меня; но как всегда, истинное движение в добре, как всегда, только всё больше и больше открывает свое несовершенство (11 часов).

   16 Н. Е[сли] б[уду] ж[ив].

  

   [17 ноября.]

   Был жив, но очень б[ыл] слаб. Прочел и ответил несколько писем. Были интересные. Ездил к М[арье] А[лександровне] с Сашей. Было оч[ень] приятно. Вечером почувствовал себя дурно, проспал обед, до 10-го часа. И потом дурно себя чувствовал. Был Булыгин, я так ослабел, что забыл про его сыновей, забыл, сколько им лет. Ночь спал тяжело. Еще вчера было так тоскливо просыпаться и начинать день, что я записал где-то: неужели опять жить!

   Сегодня 17 Н. Очень был слаб, лежал в постели до 12-ти. Встал, читал письма, журнал Теософии, газету, как всегда, Н[а] К(аждый] Д[ень] в 3-х изданиях. Утром же записал N в Дет[скую] Мудрость не совсем хорошо. И начал писать о правительстве. Не кончил, но думаю дописать. Поел немного. Теперь свежее. Теперь 8-й час. С[офья] А[ндреевна] едет в Москву.

   18 Н. Е[сли] б[уду] ж[ив].

  

   [18 ноября.]

   Жив. И даже оч[ень] хорошо себя чувствую. Однако утром ничего не писал, кроме просмотра и исправления Д[етской] М[удрости] да нескольких] писем. На душе особенно хорошо от живого сознания возможности жить с Богом и Богом. Ходил гулять утром и перед сном. Не могу передать этого сильного, странного, колеблющегося чувства - сознания возможности жизни только для Бога, для исполнения Его закона. То же чувство, когда сознаешь себя органом, каналом, через к[отор]ый проходит только в этом мире неподвижное, невещественное, безвременное, внепрострапственное начало, к[отор]ое мне дано сознавать.

   Приходил Телятинский крестьянин. Его сына отдали в солдаты и судят за то, что он сказа[л], что иконы - доски. Оч[ень] много хочется писать, да разбрасываюсь. Ну да что могу. Хочу не для себя (в лучшее время). Да, какое чудное сознание проходящего через меня и составляющего мое "Я" духовного начала, (Написано: духовное начало) к[отор]ое я могу сознавать собою. Прекрасно это у Магомета: "Бог захотел быть известным, проявить себя и сотворил людей". Разумеется, не сотворены и не захотел. А это выражает то, что я чувствую. Слава Богу, целый день помнил, что живу Им. И хорошо. Был проситель. Ничего. Сделал, что мог. Ну и довольно. Иду спать. Да, получил ругательное письмо при статье Менш[икова]: Старый фигляр. И к стыду моему, это огорчило меня. Но хорошо, поправился.

   19 Н. Е[сли] б[уду] ж[ив].

  

   [19 ноября.]

   Жив. Мало спал, но приятно возбужден. Но опять совсем ничего не работал. Во 1-х, получил 28 писем, во 2-х, пришел проститься милый Гусаров, и в 3-х, ночью еще записал о сознании и переправлял. Получил второе и третье письмо с осуждением за статью о науке, и все от одинакового типа людей: людей, "верующих" в науку, как в религию, поставивших себе идеалом достижение этой науки, достигших известной степени ее обладания, и вдруг..... неверующий позволяет себе отрицать эту единственную святыню. Кроме того, это всё люди партий. Тут на сцене и то, что это на руку С[оюзу] Р[усского] Н(арода], и что это против программы и т. п. Нынче мне всё хорошо, и стыдно сказать, всё от того, ч[то] желудок освободился. Не хочется верить, - так много духовного в эти периоды телесного здоровья. Нынче особенно близко чувствую себя к Богу и так хорошо, искренно, не забывая, молюсь короткой молитвой: Помоги мне быть с Тобою и при общении с людьми, и при чтении писем, и при воспоминании о людях.

   Старался вчера и третьего дня быть добрым, помнящим свое назначение, свою и ничтожность и величие, и держался, но только держался, но далеко не б[ыло] того, что было и продолжает быть нынче. Думаю, что эти дурные телесные состояния полезны, вызывая усилие подъема. Когда же телесно хорошо, подъем это[т] особенно заметен.

   От Леонида Семенова прекрасное письмо. Как радостно и благотворно общение с такими людьми!

   Сейчас постараюсь ответить ему. Записать:

   1) Прощение не имеет смысла для христианина. Понятие прощения вытекает из нехристианского чувства и понятия наказания - мести.

   2) Большая заметка о сознании, о том, что сознание есть чувствование в одно и то же время всего и своего отдельного от всего существа. Проявление этого чувствования есть любовь ко всему и любовь к себе. Любовь есть желание блага предмету любви, и потому любовь ко всему есть желание блага всему и производит согласие, мир, единение; любовь же к себе есть желание блага одному себе и производит вражду, борьбу, раздор. Кроме того, любовь ко всему включает любовь к себе, любовь же к одному себе исключает любовь ко всему. И потому любовь ко всему побеждает любовь к себе, и в этой победе жизнь и каждого отдельного человека, и всего мира.

   Завтра приезжают музыканты. Спроси[л] себя перед Богом и нашел, что безразлично. Иду обедать.

   [21 ноября. )

   Вечер не помню, кажется, читал.

   20-го Н. Приехали музыканты. Я жалел, что приглас[ил] их. Очень уж это всё искусственно. Даже утонченно искусственное возвращение к старому. Все французы, оч[ень] милые, льстивые, и Голд[енвейзер]. Музыка оч[ень] физически волнует. Смешно заботился о фр[анцузском] языке. Читал и писал письма и ничего, кажется, не работал. Ездил с Голденв[ейзером] верхом. Обед, опять музыка.

   Сегодня 21 Н. Видел во сне музыкантов вчера[шних]. Всё мало сплю и оч[ень] слезлив. С утра приехала из Москвы девушка с вопросами. Бедняжка ищет, но говорит молодость и похоть в виде влюбленья; потом Лопатин, сидевший за меня в тюрьме, приятн[ый] человек, приехал только поблагодарить. Хорошо, - не хорошо, а не совсем дурно - писал с начала разговор за обедом. Потом читал вслух с Буланже письма Соловьева. И я слушая разревелся. Такая удивительная сила у этого человека. Тоже Икон[ников]. Еще не читал. -

   Ездил с Душаном к сиротам в Нов[ую] Колпну. Дорогой застал на кладбище пьяный народ. После обеда читал прекрасную работу Буланже о Конф[уции] и поправ[лял]. Много нужно записать.

   Продолжаю 21 Ноября то, что нужно записать.

   Теперь 12-й час, а записать нужно много и хорошего, потому откладываю до завтра.

  

   23 Ноября.

   Вчерашний день пропустил. Встал бодро. Прохожий милый, с первых слов признается, что вина - вино. Очень много таких, едва ли не большая часть. Утром немного занимался письмами, потом взялся за Предисловие к Н[а] К(аждый] Д[ень], и оказалось оч[ень] много работы. Надо б[ыло] сличать с тем, что напечатано. И тут разница, и я путался и оч[ень] устал. Ходил по саду. Спал хорошо. Вечером поправлял Конфуция Буланже. На душе хоро[шо]. Сегодня встал вялый. Хотел заняться Предисловием, но нет сил. Перечита[л] письма и вот хочу записать:

   1) Как невозможно удержать кашля - сколько ни удерживай, он вырвется, хотя бы это было при слушании слов самого великого человека или при самой прекрасной и торжественной музыке, так невозможно удержаться теперь у нас, в России, от высказывания, от крика боли при созерцании тех ужасов, к[отор]ые так спокойно совершаются.

   2) Мне подарили электр[ический] карандаш: отвернешь - и он освещает то место, где пишешь, и только то, где пишешь. Карандаш это[т] поразительная эмблема нашей жизни. Отверни, освободи от того, что скрывает свет твоей души, и ты будешь жить в свете, освещающем тебе то, что тебе нужно видеть, знать для того, чтобы действовать, но только то, что нужно знать для того, чтобы действовать.

  

   3) Когда мне теперь, в мои года, приходится вспоминать о половом акте, я испытываю не то что отвращение, какое я и в молодости испытывал, но прямо удивление, недоумение, что разумные человеческие существа могут совершать такие поступки.

   4) Мы называем безнравственными, потерянными людьми воров. А между тем воровство бедных, нищих у богатых нисколько в нравственном отношении не хуже, часто и менее дурно, чем многие и многие поступки, к[отор]ые считаются даже похвальными, как торговля вообще, в особенности вредн[ыми] предметами - вином и т. п., как служба, особенно судебная, административная, военная, духовная деятельность в каких бы то ни было высоких степенях и мн. др. - Воры почти всегда не понимают и не признают преступности своей деятельности так же, как не признают этого архиереи, губернаторы, министры, судьи, сенаторы. Побуждает же воров к их деятельности, кроме выгоды и больше, чем выгода: охота. Именно охота, желание испытать радость ловко обделанного дела, как у охотника ловко застреленного, затравленного зверя. Как бы хорошо было, кабы люди понимали это!

   5) Бог передает знание о себе человеку не человеческим языком - словом, а своим особенным, божеским языком, без слов вполне понятным чистому сердцу человека.

   Вчера прочел обвинительный акт Горбунова. Это что-то ужасное, поразительное. C'est le cas ou jamais de dire [Теперь или никогда - случай сказать] не могу молчать. Это так же неудержимо, как кашель во время музыки. Нынче чувствую себя оч[ень] вяло и угрюмо, но знаю, что это случайность, нормальное же - то умиленно любовное, к[отор]ое испытывал вчера.

   Ездил к М[арье] А[лександровне]. Поговорил с Б[уланж]е. Оч[ень] слаб. Читал после обеда о Горьком. И странно, недоброе чувство к нему, с к[отор]ым борюсь. Оправдываюсь тем, что он, как Ничше, вредный писатель: большое дарование и отсутствие каких бы то ни было религиозных, т. е. понимающих значение жизни убеждений, и вместе с этим поддерживаемая нашим "образованным" миром, кот[орый] видит в нем своего выразителя, самоуверен[ность], еще более заражающая этот мир. (Зачеркнуто: Но не в том дело. Мне оч[ень] физичес(ки] дурно) Например, его изречение: Веришь в Бога - и есть Бог; не веришь в Бога - и нет его. - Изречение скверное, а между тем оно заставило меня задуматься. Есть ли тот Бог сам в себе, про к[отор]ого я говорю и пишу? И правда, что про этого Б[ога] можно сказать: веришь в Него - и есть Он. И я всегда так думал. И от этого мне всегда в словах Христа: любить Бога и ближнего - любовь к Богу кажется лишней, несовместимой с любовью к ближнему, - несовместимою п[отому], ч[то] любовь к ближнему так ясна, яснее чего ничего не может быть, а любовь к Б[огу], напротив, оч[еиь] неясна. Признавать, что Он есть, Бог сам в себе, это-да, но любить?... Тут я встречаюсь с тем, что часто испытывал - с раболепным признани[ем] слов Евангелия.

   Бог - любовь, это так. Мы знаем Его только п[отому], ч[то] любим; а то, что Б[ог] есть сам в себе, это - рассуждение, и часто излишнее и даже вредное. Если спросят: а сам в себе есть Бог? - я должен сказать и скажу: Да, вероятно, но я в Нем, в этом Боге самом в себе, ничего не понимаю. Но не то с Богом - любовью. Этого я наверно знаю. Он для меня всё, и объяснение и цель моей жиз[ни].

   Теперь 10. Иду в залу. Завтра приезжает Соня. Помоги быть с Тобою.

  

   25 Н.

   Пропустил день. Вчера. Я встал бодро. Оч[ень] приятно встретил, ее. Опять ничего, кроме писем, не писал, даже и не брался писать. Нет, неправда: поправлял Предисловие] Н[а] К(аждый] Д[ень] и недурно.

  

  

  

  

   Ездил верхом в Нов[ую] Кол[пну]. Пьяный Федотов, старшина, сироты. Оч[ень] хорошо себя чувствовал. Всё руки не доходят писать. Стараюсь не огорчаться. Кажется, ничего плохого не было. Помню Бога. Обед, вечер бессодержательно. Читал немного Дост[оевского] и L'immole. Всё яснее и яснее становится безумие жизни всей и в особенности русской, и как будто готовлюсь высказаться. Ночью оч[ень] болел живот и изжога. Проснулся поздно.

  

  

  

   25 Н.

   Ходил гулять. Письма, подавшие повод интересно высказаться. Только и делал, а сейчас уже час. Записать:

   1) Бог не может быть существом. Понятие существа нераздельно с понятием отдельности от всего остального, а Бог есть "всё", так как же Он может быть отделенным.

   2) Сегодня ночью были довольно сильные боли, и я вспомнил, что страдания это тоже испытание того, насколько жизнь твоя в духе, а не плоти. И мысль эта и вытекшее из нее отношение к страданию оч[ень] облегчило их.

   3) Как хорошо то, что всё значение деятельности человека не может быть видно ему при его жизни. Если бы человек, деятельность к[отор]ого будет иметь великое значение в далеком будущем, 200, 300, сознавал бы ее при своей жизни, он одурел бы. Если бы Христос знал всё значение своего дела, он и сам поверил бы, что он Бог.

  

   Ходил по саду и пруду. Приехали Daniel и А[леша] Сергеенко. Тяжело спал. Обедал, с трудом говорил по-англий[ски]. Daniel умный, холодный человек. Всё нездоровится. Согрешил с просительницей, пристававшей поутру. Написал подполковнику] о Боге ыедурно. Сейчас ложусь спать.

  

   26 Н.

   Лучше себя чувствую. Письма прочел и написал и занялся Предисловием] Н[а] К[аждый] Д[ень]. Подвинулся. Но не кончил. Ездил с Ольгой, Даниелем и детьми кататься. Телеграма от печатник[ов]. Неловко, Как не желать освободиться - в пустыню или умереть. Впрочем, мож[ет] б[ыть], всё это нужно. Записать. Было два раза желание записать, а теперь забыл.

   Нынче два сочувствующие письма о науке. Одно от Колечки. Он послал статью Ив[ану] Ив[ановичу].

  

   28 Н.

   Пропустил два дня. Третьего дня еще говорил с Алешей оч[ень] хорошо. Он серьезно живет с Богом. Хорошо говорили о Ч[ерткове]. Я живо почувствовал его и свой эгоизм. Это б[ыло] вечером. С Даниелем же тяжело особенно от моего незнания или, скорее, полузнания языка. Вчера с утра проработал над предисловием-ни то, ни се. Ездил к священнику и в волост[ное] правленье по делу сирот. Вечером милый Булыгин и опять хороший разговор с Алешей, написал письмо Ч[ерткову. Не умел передать то, что чувствовал.

   Нынче, как всегда, когда хорошо сплю, умственно оч[ень] вял, даже не брался за работу. Читал, ездил с Душаном. Вечером читал L'immole. Интересна серьезность, приписываемая католицизму. Очень хотелось написать свое душевное религиозное состояние: как редко я живу перед Богом, несмотря на все усилия. Утешаюсь тем, что именно п[отому], ч[то] хоть изредка, минутами живу перед Богом, чувствую всю пустоту, лживость, перелигиозность 0,9999 (Написано: 0,0009) всей жизни. Вечно забота о мнении людей, о славе и неправдивость, это -0,9999 (Написано: 0,0009) жизни.

   А можно. Помоги, Господи. Мало ч[то] можно, какое счастие жить так: употреблять свою силу душевную только на исполнение Его закона. Не умею сказать, а ясно чувствую, что нужно и что возможно.

   Одно всё более и более ясно - то, что нельзя, не надо рассуждать о душе, о Боге и об отношении между тем и другим, а можно и должно одно: сознать это отношение и исполнять то, чего оно требует. (Опять не то.)

   Главное - жить только этим отношением, помня только Его и игнорировать, пренебрегать всеми другими соображениями. Помнить это отношение и потому пренебрегать всем остальным; или: пренебрегать всем мирски[м] и потому помнить об одном. Утешительно то, что начинаю не только понимать, но чувство- вать это.

   Записать:

   1) "Ты говоришь, что лучшая жиз[нь] в том, чтобы жить для Бога, и что надо жить такою жизнью, а сам живешь не так...стало быть, несправедливо] то, ч[то] ты говоришь".

   Ты говоришь, что прямая линия - кратчайшее расстояние между двух точек, а сам едешь из Тулы в Петерб[ург] не по прямой линии, а через Тулу (Описка; должно быть: через Москву)

  

   29 Н.

   Встал оч[ень] бодр. Не одеваясь начал работать над Предисловием к Н[а] К(аждый] Д[ень]. Вышел - женщина, по дурной привычке хотел отказать. Вышла, напротив, радость. Постараюсь в другом месте описать. Работал исключительно споро. Кое-как кончил Предисловие. Ездил с Душаном в Крыльцово. Застал в избушке на печи хозяина старика в агонии. Не мог заснуть перед обедом. Иду обедать. Саша - как будто мое настроение сообщилось и ей - оч[ень] хороша. Записать:

   1) Расходишься с Богом не п[отому], ч[то] не делаешь, что нужно, а почти всегда п[отому], ч[то] делаешь то, ч[то] не нужно.

   2) (и оч[ень] для меня важное.) Ах, если бы привыкнуть жить перед судом Бога - чувствовать Его всегда судящим меня, так же, как живешь перед судом людским, заботишься о нем. Ах, если бы только всякий час, всякую минуту жить перед Ним! Как[ое] бы счастье. И страшно сказать, но нынче до сих пор (6 часов) я испытал это счастье, умиленный восторг.

  

   30 Н.

   Записываю только, чтобы не запускать. И писать нечего и не хочется. Встал усталый. Просители по продаже для податей.

   Чуть-чуть занялся Предисловием. Ездил в Новую Колпну. Там писарь рассказал, как собирают подати. Был Андрей. Я не мог взять на себя, чтобы любовно говорить с ним. Также и дома б[ыл] не добр, хоть и не сделал ничего дурного. Обедал без Андр[ея]. Читал L'immole. Удивительно описание чуда, совершенного Lourd'ск[ой] божьей матерью. Читал о Руссо в лексиконе. Професор "разобрал и осудил его". Глупость людская всё больше и больше ужасает меня. Записать:

   Ошибаются, думая, что можно заставить себя любить. Можно и нужно только удержать себя от того, что мешает любить: побороть грех, понять соблазны, распутать суеверия, и любовь, любовь ко всем, сознание не одной своей, а всей жизни, будет.

  

  

  

   1 Дек.

   Ходил утром к Курносенковой, заходил и к Шинтяко[ву]. Положение голопузых у Курносенковой ужасно. Оч[ень] хочется написать три дня в деревне. - Работал над Предисловием. Письмо об имении, переведенном на жену, к стыду моему, огорчило меня, и очень. Ездил верхом к М[арье] А[лексавдровне]. Приехал Ив[ан] Ив[анович]. Спал, иду обедать.

  

   3 Д.

   Вчера пропустил. Ходил на деревню к старосте. Просители обманывают. Всё так же жалко. Хорошо работа[л] над Предисловием. Как будто кончил. Ходил на каток. Сашей любовался. (Будешь переписывать, помни, что любоваться хочу в тебе такой же дух[овной] энер[гией].) Ив[ан] Ив[анович], Елен[а] Евг[еньевна], Буланже. Так хорошо, просто, близко, дружно. Вечер увлекся поправкой Ми-Ти. Может быть хорошо. Сегодня спал оч[ень] мало с кошмаром. Встал поздно. Ходил по саду. Пропасть нищих. Не хватает на всех внимания. Одному отказал. Записать:

   1) Чтобы быть художником слова, надо, чтоб б[ыло] свойственно высоко подниматься душою и низко падать. Тогда все промежуточные ступени известны, и он может жить в воображении, жить жизнью людей, стоящих на разных ступенях.

   2) Не люблю, даже считаю дурным поэтически, художественное, драмат[ическое] третирование религиозно-философскиэтич[еских] вопросов, как Фауст Гете и др. Об этих вопросах надо или ничего не говорить или с величайшей осторожностью и вниманием без риторики фраз и помилуй Б[ог]-рифм.

   3) Жить в настоящем самое важное в мыслях. Это твердая подготовка поступков в жизни.

   4) (Сейчас забыл, а оч[ень] важное.) Вспомнил:

   Я не хочу быть христианином, как не советовал и не хотел бы, чтобы были браменисты, буддисты, конф[унианцы], таосисты, магомет[ане] и другие. Мы все должны найти, каждый в своей вере, то, что обще всем, и, отказавшись от исключительного своего, держаться того, что обще.

   Вчера получил письмо Ч[ерткова] и выписки дневника его. Поразительно, как мы духовно работаем на одной и той же плоскости.

   Вечер. Ходил по дороге. Сел к бабе, вывалился из саней. Телят[инские] мужики просили у меня дорогу. Было тяжело. Сказал Соне хорошо, мягко, и она сделала. Оч[ень] приятно. Вечер чувствовал себя особенно слабым, сонным. Читал L'immole. Он верит в католицизм и рассчитывает на большой круг читателей, тоже верующих. Письмо от Трегубова. Надо ответить.

  

   4 Дек.

   Утром не читал писем, занялся Предисловием], Мало сделал. Ездил с Душа[ном]. Приходил Лев Рыжий. Правда, ч[то] он говорил несуразное, но я б[ыл] не добр и не могу заставить себя думать о нем с любовью. От Ч[ерткова] письмо к Саше тяжелое. Ездил с Душ[аном]. Писал письмо Шкарвану о науке. Весь день, как я и записал, было тоскливо, стыдно. Я сам себе б[ыл] гадок. Неотвязно вспоминал все свои давнишние гадости. Это хорошо, если дурное настроение от печени выразилось презрением к себе. Вечером читал Верит в чудеса de Notre Dame [божьей матери.].

  

   5 Дек.

   Не одеваясь писал продолжение Шк[арвану] о науке. Кое-что поправил, неважные писем. Потом очевидно душевно больной молод[ой] чел[овек], требовавший, что[бы] я принял участие в чем-то. Не глядя на меня, всё повторял: "Я решил социальный вопрос". Я мог бы лучше отнестись к нему. Беленький напутал с евреями. Было, к стыду, досадно.

  

   [6 декабря.]

  

   Ездил с Душ[аном] верхом. Мысль о молод[ом] чел[овеке] всё время мучала меня. Он исчез. Вечером дочитал L'immole. Поразительно. У нас ничего подобного не может явиться. Поправлял письмо о науке.

   6 Дек. Встал рано. Ходил далеко. Дома хорошо исправил о науке. Написал письма. Ходил на деревню. У Морозова 8 сирот, больная старуха. У Резунова Семенова гость. Когда я сказал, что умру охотно, он сказал: Что ж вам умирать, у вас капиталу хватит, хлеба и на вас хватит. Ездил в сопровождении большой компании в двух санях. Сейчас ложусь спать до обеда.

   Вечером Душан принес Анархизм с своими замечаниями. Последнее оч[ень] верное, что конец слаб, я принял к сведению, поправлял, но пришел все-таки к решению не публиковать. - Недобрая статья - не надо.

  

  

  

  

  

   7 Дек.

  

   Всё нездоровится, хотя нельзя жаловаться. Письма не читал. Писал Орлова. Немного подвинулся. Ездил к М[арье] А[лександровне]. На душе хорошо. Слабо, но не дурно. Ложусь спать до обеда.

  

   [8 декабря.]

   Лег спать и проспал до 11 ночи и разделся и опять заснул.

   8 Дек. 1909. Спал всю ночь. Проснулся слабый и нездоровый, но с оч[ень] ясным умом. Записал оч[ень] хорошее для разговора. Пришел есть - не хочется. Записать:

   1) В первый раз, чуя (Переправлено из: чувствуя) близость смерти (спасибо за это), почувствовал возможность и великую радость жизни, свободной от своего "я", а всю посвященную на служен[ие]. Можно так жить, и как бы хорошо для других, а главное, для себя. Очень, оч[ень] хорошо на душе.

   Сейчас прочел в Круге Ч[тения] нынешнии день, и поразительно весь день выражает превосходно то, что я записал нынче, именно то, что я в первый раз понял, что дело жизни моей, моего я, есть исполнение долга, что это не только лучшее, но единственное, ч[то] я разумно могу делать. Не могу достаточно ясно выразить и достаточно радоваться тому новому, испытанному мною чувству - уже не рассуждение, а чувство, что я работник, только работник Того, кем я живу. Что меня нет, как "я", как Л[ев] Н(иколаевич], есть только работник, и все интересы мои только Его дело. И это дело может быть то, чтоб пахать и сеять землю, чтоб кормить людей, и чтобы растить детей, и чтоб уяснить созн[ание] (Зачеркнуто: людей.). Можно бы возразить, с зать: а как же свое совершенствование?

   Свое совершенствование не исключается этим пониманием себя - совершенствуюсь не для себя, а только для того, чтобы быть хорошим для Него работником.

  

  

   Как всё становится легко, просто. Живу - хорошо, буду работать Ему; умру - значит, не нужна больше моя работа. Самоубийство только при таком взгляде преступно.

  

   9 Декабря 09 г.

   1) Во всех религиях есть ложь и есть истина. Лжи во всех разные, истина во всех одна.

   Уже по этому одному можно узнать, что в каждой религии истинно и что ложно.

   2) Понимай жизнь, как свою собственность, и вся жизнь - неперестающая тревога, разочарование, горести, бедствия; понимай ее, как условие служения Хозяину, и вся она спокойствие, удовлетворение, радость и благо.

   В каком бы месте, придя в сознание, я не застал себя, это то самое место, куда меня назначил Хозяин. И какие бы ни были те силы, большие или малые, и духовные и телесные, которые я чувствую в себе, эти силы суть те самые орудия, которые мне даны Хозяин[ом] для исполнения порученного дела, будь это локомотив, или топор, или метла. Дело же, приказанное Хозяином, мы всегда узнаем, как только перестанем заботиться о о своих, выдуманных нами, личных делах - дело одно: проявление любви, слияние со всеми. А это можно делать всегда, везде, при каких бы то ни было силах.

   3) Что такое то я, которое я сознаю в себе отделенным от Всего? Что такое то Всё, от чего я сознаю себя отделенным, и каково отношение моего я ко Всему? т. е. то, что разумеется под словами: учения о душе, учения о Боге и учения о нравственности. (Запись этого дня, кончая словами: учения о Боге и учения о нравственности внесена в Дневник переписчиком. Здесь же вложены 4 листа из блокнота - автограф Толстого этой записи. Дальнейший текст, кончая словами: истинной наукой по ошибке не был перенесен переписчиком в Дневник с листка блокнота.) Без этих учений о душе, о Всем, о нравственности не может быть ни разумной, ни нравственной жизни людей, не может быть разумного знания.

   А эти-то учения вполне отсутствуют в нашем мире. От этого и наша безумная жизнь, и наши праздные упражнения мысли, называемые нами истинной наукой. (Зачеркнуто: Но, мож[ет] быть, вы скажете, что мое определение того, в чем должна быть основа всех знаний, произвольно и что человеку нужнее знать о весе Марса и солнца, и о микробах, и происхождении животны[х] и т. п., чем знать то, что он такое, что так[ое] Всё, окружающее его, и как ему надо жить. Знаю, что мне скажут это точно так же, как говорят церковники, что утверждение о том, что вся вера в том, чтобы любить ближнего, произвольно.)

   Вчера вечером читал Поссе. Нынче встал не поздно, здоровье лучше. Прекр[асная] погода. Ничтожные письма. Поправил добавление О Н(ауке], начал поправлять Разговор З[а] Обед[ом], не кончил. Ездил верхом. Саша записала то, что в постели думал. Оч[ень] уж много я набрал работы. Иду обедать.

  

   [10 декабря.]

   Вечер не помню, читал что-то.

   10 Дек. На душе оч[ень] хорошо. И всё от того, что не переставая молюсь новой молитвой и живу ею. Помоги мне быть только Твоим работником. Знаю, что он так же может помочь мне, как и я могу помочь частицам моего тела служить всему, но молитвой выражаю только то, что сознаю всей душой. И, удивительное дело, в 81 год только только начинаю понимать жизнь и жить.

   Ходил и утром, и перед сном. Зашел далеко целиком, и нашла робость. Стыдно, Л[ев] Н(иколаевич]. Иду обедать. Занимался всё Сном. Нехорошо. Записать: Любовь это орудие.

  

   11 Декабря 09 г. Я. П. (Запись 11 декабря 1909 г. до слов: В постели внесена в Дневник переписчиком. Здесь же в тетрадь Дневника вклеен листок из блокнота, на котором рукою Толстого сделана запись, перенесенная в Дневник переписчиком под N 1.)

   1) Как для того, чтобы топор, пила, заступ делали то дело, на которое они предназначены, надо, чтоб они были остры, так и для того, чтобы твои человеческие силы делали то, что они предназначены делать, надо, чтобы они были любовны. -

   Работник с тупым топором, пилой, заступом не может делать хозяйское дело, и человек, делающий дело Божье без любви, не может делать Его дело.

   Любовь есть орудие, данное человеку Богом для служения Ему. Но как орудие - топор, п