Тургенев Иван Сергеевич - Речи (1863—1880)

ской, второй - А. Д. Алексеевым совместно с другими участниками издания, третий - Н. С. Никитиной. Редактор тома - Н. В. Измайлов; им же написаны вступительные статьи к вариантам и примечаниям. В редакционно-технической подготовке тома к печати принимала участие Е. М. Хмелевская.

  

   {* Тексты этой речи (русский и французский) подготовил к печати А. Б. Муратов.}

  

   Печатается по автографу русского текста речи. Французский текст ее с переводом см. в разделе "Варианты и другие редакции" (стр. 261-264).

   Автограф русского текста, без заглавия и подписи, хранится в ИРЛИ (архив Н. А. Милютина, 4977.XXVIб.69). Автограф французского варианта - там же (архив бр. Тургеневых, ф. 309, No 1256). В левом верхнем углу первого листа помета М. А. Милютиной: "Париж, 19 февраля 1863 г." - и заголовок неизвестной рукой: "Слово, произнесенное И. С. Тургеневым".

   Французский текст впервые опубликован в газете "Речь", 1916, No 147, 31 мая.

   В собрание сочинений оба текста впервые включены в издании: Т, Сочинения, т. XII, стр. 214-217, где русский текст и опубликован впервые.

   Об обеде, на котором была произнесена речь, Тургенев через три дня сообщал И. П. Борисову (см.: Т, Письма, т. V, стр. 105). Обед происходил в узком дружеском кругу: он был рассчитан, по словам М. А. Милютиной, "всего на десять человек" (ЦГИА, ф. 869, оп. 1, ед. хр. 1147). Интимный характер обеда подчеркивает и Н. А. Милютин в письме к П. П. Семенову от 5(17) апреля 1863 г.: "Мы здесь отпраздновали этот день по-домашнему, причем чествовали первого по времени эмансипатора Ник. Ив. Тургенева" (ИРЛИ, ф. 274, оп. 3, No 199).

   Первый публикатор французского текста Н. О. Лернер считал, что речь была произнесена Тургеневым по-французски ("Речь", 1916, No 147, 31 мая). Однако дневниковые записи Ф. Н. Тургеневой позволяют утверждать, что Тургенев говорил на обеде по-русски (см.: Лит Насл, т. 76, стр. 365-366). Тургенев, по-видимому, одновременно приготовил два текста речи: русский - для произнесения - и французский - для передачи Тургеневым, поскольку речь в значительной мере посвящена Н. И. Тургеневу.

   Речь Тургенева в равной мере посвящена двум деятелям крестьянской реформы - Н. И. Тургеневу и Н. А. Милютину. С ними писателя связывали не только дружеские отношения (с первым он познакомился в 1845 г., со вторым - во второй половине 50-х годов), но и общие интересы, сопряженные с делом освобождения крестьян.

   Из писем Тургенева 1861 года и публикуемой речи видно, что Тургенев с интересом и вниманием следил за деятельностью редакционных комиссий но составлению положений 19 февраля 1861 г. Среди участников подготовки крестьянской реформы, кроме Н. А. Милютина и Н. И. Тургенева, было несколько друзей и знакомых Тургенева: Ю. Ф. Самарин, К. Д. Кавелин, В. А. Черкасский, Н. Н. Тютчев, И. ГГ. Арапетов и другие. Не раз писатель бывал на ежегодных банкетах в качестве лица, непосредственно содействовавшего делу освобождения крестьян. Не случайно именно к Тургеневу обратился Милютин, приглашая его с собой в Польшу, куда был назначен для проведения аналогичной реформы (см.: Т, Письма, т. V, стр. 231).

  

   Стр. 43. ...на скамьях Геттингенского университета... - Образование, начатое в Московском университете, Н. И. Тургенев завершил в 1812 г. в Геттингене.

   Стр. 43. ...с тем великим человеком, которому Северная Германия обязана своим перерождением...- Имеется в виду Карл фон Штейн (1757-1831), прусский министр, способствовавший участию Германии в борьбе против Наполеона в 1813 г.

   Стр. 43. ...заговорил в царских Советах... - В 1819 г. Н. И. Тургенев представил Александру I записку о необходимости освобождения крестьян, которая не имела последствий; в 1821 г. он выступил в Государственном совете защитником проекта закона о запрещении продажи крестьян без земли. Борьба за этот закон окончилась для Тургенева неудачей вследствие сопротивления крепостников (см.: С. С. Ланда. О некоторых особенностях формирования революционной идеологии в России...- В кн.: "Пушкин и его время". Вып. I. Л., 1962, стр. 82-98).

   Стр. 44. ...настоящий человек попал на настоящее место...- И. А. Милютин (1818-1872), товарищ министра внутренних дел в 1859-1861 гг., был фактическим руководителем всех подготовительных работ по проведению крестьянской реформы 1861 г.

   Стр. 44. ...дань глубокой благодарности государю...- И. С. Тургенев произносит традиционный для всех обедов в честь 19 февраля тост за Александра II (см., например: Р Ст, 1884, No 3, стр. 677).

   Стр. 44. ...имена начинателя и совершителя...- Тургенев перефразирует строку из стихотворения Пушкина "Художнику" (1836): "Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов".

  

  

   Печатается по тексту первых публикаций: Р Ст, 1884, No 1, стр. 178-179; ПСП, стр. 132-133.

   В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, Сочинения, т. XII, стр. 538.

   Автограф неизвестен.

  

   Обед, на котором была произнесена эта речь Тургенева, состоялся 19 февраля (2 марта) 1868 г. в Баден-Бадене, в семье Милютиных (см.: Т, Письма, т. VII, стр. 69).

   Об Н. А. Милютине см. в примечаниях к "Речи на обеде 19 февраля 1863 г." (наст. том, стр. 300).

   Стр. 52. Четыре года тому назад ~ знаменательный день...- Речь идет о ежегодном традиционном обеде в Петербурге 19 февраля ст. ст., в данном случае - 19 февраля 1864 г.

   Стр. 52. ...редакционная комиссия ~ в полном составе своих членов...- Список членов Редакционных комиссий по составлению Положений 19 февраля 1861 г., присутствовавших на обеде в 1864 г., см.: Р Ст, 1884, No 1, стр. 673.

   Стр. 52. ...болезнь временно отделила вас со рано или поздно вернетесь...- Н. А. Милютин больше не оправился от болезни, явившейся следствием нервного удара, перенесенного им в конце 1866 г.

  

  

   Печатается по тексту первой публикации: "Le Temps", 1878, 19 Juin {В русских переводах речь Тургенева была опубликована в ряде русских газет. См., например: "Русские ведомости" (1878, No 148, 13 июня), "Современные известия" (1878, No 161, 14 июня).}.

   Русский текст публикуется (в разделе "Варианты", стр. 265) впервые - по черновому автографу, хранящемуся в Bibl Nat, Slave 78; фотокопия - ИРЛИ, Р. I, оп. 29, No 240.

   В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, Сочинения, т. XII, стр. 220-223.

  

   Речь была прочитана Тургеневым на открытом заседании Международного литературного конгресса, созванного по инициативе Общества французских литераторов - "Societe des gens de lettres" - для обсуждения вопросов, связанных с международной охраной прав литературной собственности. Конгресс состоялся в Париже в июне 1878 г. Россию на конгрессе представляли И. С. Тургенев, П. Д. Боборыкин, M. M. Ковалевский, Л. А. Полонский (сотрудник "Вестника Европы"), Б. А. Чивилев (корреспондент одесской газеты "Правда), В. В. Чуйко. Почетным президентом конгресса был избран В. Гюго. Тургенев был вице-президентом конгресса, деятельно участвовал в его работе и неоднократно председательствовал на заседаниях. По словам участника конгресса И. Д. Боборыкина, "из всех представителей иностранных бюро не было положительно ни одного, не только равного Тургеневу по таланту и имени, но и подходящего к нему" (Р Вед, 1878, No 155, 20 июня).

   Первое заседание конгресса, на котором присутствовало около 150 человек, состоялось 30 мая/11 июня 1878 г. в Париже. На нем были избраны три комиссии для разработки вопросов, связанных главным образом с ограждением прав литературной собственности и изучением экономического положения писателей в различных странах {Подробно о работе конгресса см.: Congres litteraire international de Paris. Paris, 1879; Л. А. Полонский. Литературный конгресс - ВЕ, 1878, No 8, стр. 674-716; No 9, стр. 354-391; П. Д. Боборыкин. Международный литературный конгресс. Письма I-III.- Р Вед, 1878, NoNo 155, 165, 182, 185, 20 июня, 1, 18 и 21 июля; В. В. Чуйко. На конгрессах.- "Труд", 1892, No 11, стр. 381-400.}.

   На четвертом заседании конгресса с речами выступили Э. Абу, В. Гюго, Тургенев и другие писатели.

   В. Гюго в своей речи охарактеризовал литературу как двигатель прогресса и отметил ее громадное гуманистическое значение.

   Тургенев, выступив после Гюго, поставил перед собой задачу показать определяющее влияние французской литературы на русскую. За исходную точку своего обзора он взял 1878 год - год литературного конгресса - и выделил в истории русской литературы три момента (1678, 1778 и 1878 гг.). Эта "периодизация" повлекла за собою ряд ошибок и явных натяжек, вызвавших негодование критиков {См., например: М. П. Драгоманов. Знакомство с И. С. Тургеневым. - Революционеры-семидесятники, стр. 166-167.}. Сам Тургенев в письме к Н. В. Ханыкову от 14/26 июня 1878 г. признал, что в произнесенном им "комплиментике" содержится ряд хронологических и иных неточностей, и объяснил это тем, что надо было "всё подтянуть к 1878-му г." (Т, Письма, т. XII, кн. 1, стр. 334-335).

   Русский вариант речи Тургенева несколько отличается от французского его текста. Очевидно, на основании русского текста был написан и французский, предназначавшийся для чтения в аудитории, где большинство составляли французы. Сопоставление обоих вариантов (речи показывает, что во французском тексте Тургенев несколько смягчил хвалебный тон в оценках французской литературы и в определении ее влияния на русскую.

   Речь Тургенева была сочувственно воспринята французами. "Моя коротенькая речь имела здесь успех поистине неожиданный и незаслуженный. Очень чувствительна Франция и благодарна за всякую крупицу сахару, которую ей кладут в рот",- писал Тургенев П. В. Анненкову 14/26 июня 1878 г. (Т, Письма, т. XII, кн. 1, стр. 333). В России она, однако, была встречена отрицательно, в связи с чем в другом письме Тургенев заметил: "Признаюсь, если б я мог предвидеть тот ливень грязи, которую выпустили на меня мои соотечественники по поводу невиннейшей речи, произнесенной мною, я бы, конечно, не участвовал в этом деле..." (там же, стр. 335).

   Русские критики ставили в вину Тургеневу преувеличение влияния французской литературы на русскую и недооценку самобытности и оригинальности русской литературы. Отрицательное отношение к речи Тургенева, особенно резко выраженное в органах славянофильского толка, разделялось и многими критиками других направлений {См.: Людовик <Ш.-Л. Шассен>. Хроника парижской жизни.- ОЗ, 1878, No 7, стр. 120-124.}.

   С резкой статьей, направленной против Тургенева, выступил Б. В. Стасов {Читатель <В. В. Стасов>. По поводу одного русского на литературном конгрессе (Письмо к редактору).- H Вр, 1878, No 821, 13(25) июня; перепечатано; Стасов, т. III, стр. 1433-1435.}. Оспаривая основные положения речи, он горячо доказывал, что в России еще до Петра I существовали самобытная литература и живой русский язык. По словам Стасова, "обязанность хорошего, знающего русского литератора на всемирном конгрессе должна была бы состоять именно в том, чтоб показать роль, силу, красоту и значение русского национального творчества", а не утверждать без всяких оснований, что "всякий раз тот или другой француз задавал тон русской литературе: в 1678 году - Мольер, в 1778 году - Вольтер, в 1878 году. - Виктор Гюго" {Стасов, т. III, стр. 1434.}. "Письмо" Стасова в "Новом времени" было сопровождено редакционной заметкой, в которой выражено согласие редакции с мнением Стасова.

   Отрицательно оценил речь Тургенева Е. Марков в фельетоне "По белу свету" ("Голос", 1878, No 166, 17/29 июня). По его мнению, в числе имен, являющихся украшением русской литературы, Тургеневу следовало бы, наряду с перечисленными им писателями, назвать также имена Л. Н. Толстого, А. Н. Островского, Н. А. Некрасова и M. E. Салтыкова-Щедрина "в качестве представителей самобытных жанров" (там же).

   П. Д. Боборыкин по поводу речи Тургенева заметил, что в ней было "гораздо больше желания понравиться французам, чем фактической правды" (Р Вед, 1878, No 185, 21 июля).

   С еще большим раздражением откликнулся на речь Тургенева анонимный сотрудник "Гражданина" ("Гражданин", 1878, No 23-24, стр. 477).

   В защиту Тургенева против В. Стасова и некоторых других критиков выступил анонимный сотрудник "Голоса".

   "Не понимаю, почему непатриотично сказать несколько любезностей стране, созвавшей конгресс, и тем вызвать ответный порыв любезностей?- писал он.- Отчего пострадает честь России, если будет признан факт неоспоримого влияния, оказанного на нашу литературу старейшими и более развитыми литературами?" ("Голос", 1878, No 167, 18/30 июня).

   Критикам реакционной прессы, намеренно искажавшим подлинный смысл речи Тургенева, возражал и Л. А. Полонский. Выступив в "Вестнике Европы" с двумя большими статьями, посвященными литературному конгрессу, он писал: "Признаюсь, я не понимаю тех возражений, какие были сделаны у нас двумя-тремя писателями против речи г. Тургенева. Говоря после В. Гюго, среди собрания, в котором на одного иностранца было пятьдесят французов, обращаясь к хозяевам, пригласившим к себе гостей, он не мог не выразить сочувствия к Франции <...>. Ведь он же вовсе не хотел сказать и не сказал, будто всем своим литературным развитием мы обязаны одной Франции. Он только в виде примеров, наиболее знакомых и дорогих французам, указал на имена Мольера, Вольтера, Виктора Гюго" (ВЕ, 1878, No 8, стр. 698).

  

   Стр. 55. Несколько ранее этого года ~ опера итальянского происхождения.- О репертуаре придворного русского театра, основанного в 1672 г., см.: И. Забелин. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. М., 1869, стр. 464-493. Представление об Орфее на сцене московского театра исследователи относят к 1673 или 1675 г. По предположению А. Н. Веселовского, это представление было подражанием балету "Орфей и Эвридика", сочиненному А. Бухнером в 1638 г. (см.: П. О. Mорозов. История русского театра до половины XVIII столетия. СПб., 1889, стр. 189-190).

   Стр. 55. ...но одною из первых пьес ~ царевна Софья, дочь царя Алексея...- В письме к Н. В. Ханыкову от 14/26 июня 1878 г. Тургенев отметил следующие фактические неточности, допущенные им в речи, касающиеся перевода пьесы "Le Medecin malgre lui": "...перевод мольеровской комедии сделан, вероятно, великой княжной Натальей Алексеевной - не Софией - и представлен в первый раз около 1702-го г." (Т, Письма, т. XII, кн. 1, стр. 335, 665). В русском варианте речи, касаясь вопроса об авторе перевода "Le Medecin malgre lui", Тургенев более осторожно пишет, что он приписывался "одними историками - известной принцессе Софье, дочери царя А<лексея> M<ихайловича>, другими - другой его дочери, Наталье" (см. наст. том, стр. 265).

   Стр. 55. ...в ~ весьма распространенном письме...- Речь идет о письме Д. И. Фонвизина к П. И. Панину от 20/31 марта 1778 г., в котором подробно описано чествование Вольтера в Comedie Francaise 19/30 марта 1778 г. (см.: Д. И. Фонвизин. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1866, стр. 330-335).

  

  

   Речи и письма, публикуемые в этом томе (стр. 57-65), связаны со знаменательным эпизодом литературной и общественной биографии Тургенева - публичными чествованиями писателя во время его пребывания в Россия в феврале-марте 1879 г.

   Бурные овации, которыми был встречен приехавший на родину Тургенев, не были подготовлены заранее и явились неожиданными как для него самого, так и для чествовавшей его русской общественности; об этом свидетельствует ожесточенная полемика, возникшая вокруг этих чествований в печати. Авторы статей и корреспонденции о чествованиях стремились уяснить смысл оказанного Тургеневу приема и его общественное значение {Материалы о чествованиях Тургенева в 1879 г. собраны в брошюре: Васильев, Описание торжеств. О полемике, развернувшейся вокруг этих чествований, см. ниже, стр. 314-318.}.

   По приезде из Петербурга в Москву 14/26 февраля Тургенев был неожиданно приглашен на обед, устроенный в его честь 15/27 февраля M. M. Ковалевским и группой молодых профессоров Московского университета. На этом обеде с приветственными речами выступили Ковалевский, А. И. Чупров, Н. В. Бугаев, А. Н. Веселовский, П. Д. Боборыкин. Ковалевский "приветствовал дорогого гостя горячим обращением к нему, как к гражданскому и эстетическому воспитателю тех поколений, к которым принадлежат все присутствовавшие на обеде" (Р Вед, 1879, No 42, 17 февраля) {См. также: Максим Ковалевский. Московский университет в конце 70-х и начале 80-х годов прошлого века (Личные воспоминания). ВЕ, 1910, No 5, стр. 212.}.

   18 февраля ст. ст. Тургенев присутствовал на заседании Общества любителей российской словесности и был восторженно встречен публикой, среди которой было много студентов. По свидетельству корреспондента "Русских ведомостей", "обширная университетская физическая аудитория далеко не могла вместить всех желающих <...> Едва показалась величественная фигура И. С., как своды зала огласились громом оглушительных рукоплесканий. Крики "браво" перекатывались в продолжение нескольких минут из конца в конец, возобновляясь всё с новою силою" (Р Вед, 1879, No 45, 21 февраля). С хоров с приветственной речью обратился к Тургеневу студент Московского университета П. П. Викторов, представлявший наиболее радикальную часть студенчества. Он приветствовал писателя прежде всего как автора "Записок охотника". Его речь свидетельствовала не только о признании больших общественно-литературных заслуг Тургенева, но и о наличии тех разногласий общественно-политического характера, которые существовали между ним и молодежью {Подробно о П. П. Викторове, его речи и воспоминаниях см.: Н. В. Алексеева. Воспоминания П. П. Викторова о Тургеневе.- Т сб (Алексеев), стр. 288-343.}.

   4/16 марта Тургенев присутствовал в Благородном собрании на концерте, устроенном в пользу недостаточных студентов Московского университета, где он прочел речь, известную в печати как речь к московским студентам (см. наст. том, стр. 57). Московские чествования Тургенева закончились обедом, данным в честь писателя в гостинице "Эрмитаж" группой профессоров и литераторов 6/18 марта (см. наст. том, стр. 58).

   Петербургские чествования Тургенева начались 9/21 марта. В этот день Тургенев участвовал наряду с M. E. Салтыковым-Щедриным, Ф. М. Достоевским, Я. П. Полонским и другими писателями в литературном чтении, устроенном Литературным фондом {Подробнее об этом см.: "Молва", 1879, No 68, 11 марта; "Голос", 1879, No 70, 11(23) марта.}. Появление на эстраде Тургенева, читавшего рассказ "Бурмистр", било встречено взрывом аплодисментов.

   Торжественный прием был оказан Тургеневу на литературном обеде в ресторане Бореля 13/25 марта (см. наст. том, стр. 60) и на литературном вечере, устроенном 15/27 марта слушательницами Женских педагогических курсов, состоящих при Александровской женской гимназии {См. об этом: "Петербургский листок", 1879, No 53, 17/29 марта; "Молва", 1879, No 74, 17 марта.}.

   На этом вечере слушательницы Педагогических курсов поднесли Тургеневу лавровый венок, к которому была пришита лента с надписью "от слушательниц Педагогических курсов" и адрес. Слушательницы Высших женских курсов также поднесли писателю лавровый венок и адрес. "Из всех наших писателей Вы, Иван Сергеевич, творец Лизы, Аси, Натальи, Елены и Марианны, лучше всех поняли сердце русской женщины, Вы отнеслись к ней беспристрастно, не скрыли ее недостатков, по зато и поведали всему миру то хорошее, что в ней кроется",- говорилось в этом адресе.

   По словам корреспондента "Новостей", "пи одному русскому писателю никогда не выпадало на долю такого всеобъемлющего, дружеского признания его литературных и гражданских заслуг со стороны всего читающего общества, каким пользуется теперь Тургенев" ("Новости", 1879, No 70, 18 марта, стр. 5).

   16/28 марта, в зало Благородного собрания, состоялся второй литературный вечер в пользу Литературного фонда, в котором приняли участие Тургенев, Достоевский, А. Н. Плещеев, Я. П. Полонский и другие писатели. Тургеневу, читавшему рассказ "Бирюк", группа молодых женщин поднесла большой лавровый венок с адресом. В заключение Тургенев прочел вместе с М. Г. Савиной сцены из комедии "Провинциалка", причем Тургенев читал роль графа, а Савина - Дарьи Ивановны {Подробно об этом вечере см.: "Голос", 1879, No 77, 18(30) марта, и "Петербургский листок", 1879, No 52, 15(27) марта.}.

   17/29 марта петербургские художники дали в честь Тургенева обед, на котором он не мог присутствовать по болезни (см. наст. том, стр. 62). За три дня до отъезда Тургенева за границу студенты Петербургского университета и Горного института обратились к нему с просьбой принять участие в организуемом ими литературно-музыкальном вечере. Писатель, вынужденный отказаться от этого предложения, ответил студентам письмом (см. наст. том, стр. 63). 21 марта/2 апреля друзья и почитатели Тургенева проводили его за границу.

   По свидетельству П. Л. Лаврова, Тургенев привез из России множество поднесенных ему адресов, авторы которых призывали писателя возглавить оппозиционное по отношению к политике русского самодержавия общественное движение. К сожалению, эти адреса не сохранились. Некоторые из них Лавров процитировал в своих статьях о социалистическом движении в России {Bericht uber den Fortgang der sozialistisclieu Bewegung.- "Jahrbuch fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik". Zurich, 1879.} и "И. С. Тургенев и развитие русского общества" {"Вестник народной воли", 1884; перепечатано; Революционеры-семидесятники, стр. 19-79.}.

   В условиях роста недовольства среди широких слоев русской общественности политикой царского правительства, в обстановке все усиливавшегося революционного движения приезд Тургенева в Россию был использован либеральной интеллигенцией для антиправительственных манифестаций.

   "В марте 1879 г.,- писал по этому поводу Лавров,- русские либералы, храбрость которых возросла, воспользовались отдаленными предлогами, чтобы устроить в обеих столицах довольно значительную демонстрацию в пользу своих идей. К ним присоединились в этом случае те из социалистов, которые имели мало склонности к кровавым мерам. Известный русский романист Тургенев, большею частью живший за границей, приехал па месяц в Россию <...> Под предлогом приветствий старому, либералу, отнесшемуся к русской общественной "Нови" с большой симпатией и смелее, чем его товарищи по профессии, начался ряд оваций, и в ряде речей и адресов профессора, представители литературы и искусства, делегации и группы учащейся молодежи обоего пола выражали самые смелые речи и тем самым вынуждали виновника праздника к смелым речам" ("Каторга и ссылка", 1925, No 1, стр. 73-74). Этого же вопроса Лавров коснулся в статье "И. С. Тургенев и развитие русского общества", в которой он отметил, что "приезд Ивана Сергеевича в Россию сделался удобным поводом к либеральным демонстрациям, но эти демонстрации <...> устроились тем скорее и успех их был тем значительнее, что дело шло о писателе, действительно любимом всеми группами русской интеллигенции. Не только либералы более взрослого поколения видели в нем наиболее честное и чистое воплощение своих стремлений, но и радикальная молодежь разглядела в Иване Сергеевиче подготовителя ее борьбы, воспитателя русского общества в тех гуманных идеях, которые, надлежащим образом понятые, должны были фатально привести к революционной оппозиции русскому императорскому самодурству" (Революционеры-семидесятники, стр. 48-49).

   Таков, по мнению Лаврова, общественно-политический смысл чествований Тургенева в России в 1879 г., истолкованных в либеральной историографии как примирение молодого поколения с "людьми сороковых годов" {Подробнее о политическом характере чествований Тургенева см. в комментариях М. К. Клемана к "Речи московским студентам" 4 марта 1879 г. (Т, Сочинения, т. XII, стр. 542-551).}.

   Тургенев казался многим либералам, недовольным политикой русского самодержавия и напуганным характером и размахом революционного движения в России, наиболее авторитетной фигурой, способной объединить и возглавить различные общественные группировки, жаждущие либерально-демократических преобразований в стране.

   Чествования Тургенева в 1879 г. получили живой отклик в переписке его современников.

   Так, П. В. Анненков 2 апреля 1879 г. писал В. М. Михайлову:

   "Замешкался ответом к Вам, носясь всё это время душой, мыслию да и пером по Петербургу. Там происходит теперь нечто совсем новое. Невиданная еще овация всем обществом коллежскому секретарю из дворян, И. С. Тургеневу, похожая на прием, сделанный парижанами старику Вольтеру. Весь театр, не исключая и дам, подымается и кричит, узнав, что в одной из лож показался Тургенев. Слушательницы учебных курсов подносят ему <...> лавровые венки, сопровождая их речами, в которых называют его своим спасителем. Студенты толпятся у его подъезда, на улицах неизвестные люди из интеллигенции снимают шляпы при встрече с ним, на обедах в честь его с первых ложек супа начинает развиваться энтузиазм и к соусу уже превращается в неудержимый поток. Сам Спасович гремит на всю залу. Звездоносцы и разночинцы, тузы и пигмеи, молодые и старые торопятся сказать ему наиболее крупную хвалу и перещеголять друг друга в выражениях восторга и признательности. Если не построили ему еще триумфальной арки, то только потому, что у него нет парадного экипажа, а на извозчике проезжать через нее - неловко. <...> Словом, происходит полная реабилитация людей 40-х годов, устранение всех их врагов, публичное признание их заслуг и отдается им глубокий, всесословный и общерусский поклон даже до земли и до метания" (Т сб (Бродский), стр. 57-58).

  

  

   Печатается по автографу: ЦГАЛИ, ф. 2086, оп. 2, No 154.

   Впервые опубликовано: Р Вед, 1879, No 58, 7 марта.

   В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, Сочинения, т. XII, стр. 223.

  

   Речь к московским студентам была произнесена Тургеневым на концерте, состоявшемся в Благородном собрании в пользу недостаточных студентов Московского университета. По сообщению "Русских ведомостей", учащаяся молодежь явилась на этот вечер "в огромном числе". От имени студентов Тургенева приветствовал H. H. Чихачев, заявивший, что молодежь видит в Тургеневе не только выдающегося художника, но и представителя "поколения сороковых годов", "лучшую традицию которого современное поколение принимает, как драгоценное наследство, заботясь лишь о дальнейшем ее развитии". Чихачев назвал Тургенева в ряду тех, кто впервые проникся живым чувством к угнетенному народу, его горю и страданиям <...>, кто личным, а не книжным только обращением к народу, наметил грядущим поколениям великую цель: обеспечить за народом полную свободу развития" (Р Вед, 1879, No 57, 6 марта).

   В ответ на это приветствие растроганный писатель и произнес комментируемую речь.

   Речь к московским студентам была тепло встречена молодежью, о чем свидетельствует следующий адрес, обращенный от имени харьковских студентов к Тургеневу:

   "Милостивый государь Иван Сергеевич!

   Мы, нижеподписавшиеся харьковские студенты, с живейшим удовольствием присоединяемся к московским нашим товарищам и спешим выразить Вам те чувства глубокого уважения и признательности, которые, мы уверены, разделяет с нами вся грамотная Россия. Ваши теплые слова о молодежи, произнесенные в Москве, тем более дороги, что нам именно теперь весьма редко приходится слышать, не говорим сочувственное, а хотя бы беспристрастное слово... Конечно, Ваши слова есть только констатирование того, что, между прочим, выражено в целом ряде Ваших сочинений, имевших благотворное влияние на образование и развитие наших стремлений и идеалов, но нам было приятно услышать из Ваших уст то, в чем мы были давно убеждены" {ИРЛИ, ф. 7, No 131, лл. 1-1об. (адрес подписали свыше 600 человек). Публикуется впервые.}.

  

   Стр. 57. Вот уже второй раз со своего сочувствия.- Тургенев имел в виду прием, оказанный ему молодежью 18 февраля 1879 г. на заседании Общества любителей российской словесности при Московском университете (см. выше, стр. 309).

  

  

   Печатается по тексту: Р Вед, 1879, No 59, 8 марта.

   Впервые опубликовано в "Современных известиях", (1879, No 65, 7 марта), с грубыми опечатками и искажениями текста, частично исправленными Тургеневым в письме к Н. П. Гилярову-Платонову от 7/19 марта 1879 г. и в приложенной к этому письму газетной вырезке речи из "Современных известий" (ГЛМ, оф. 2097/1,2; Т, Письма, т. XII, кн. 2, стр. 44, No 4782).

   В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, Сочинения, т. XII, стр. 223-225.

   Отрывок чернового автографа хранится в Bibl Nat, Slave 78; фотокопия - ИРЛИ, Р. I, оп. 29, No 348.

  

   По сообщению корреспондента "Русских ведомостей", на прощальном обеде, устроенном в честь Тургенева перед отъездом его из Москвы, собралось "до ста человек, преимущественно из представителей науки, литературы, искусств, прессы и адвокатуры, а отчасти суда и администрации. Тут можно было видеть представителей противоположных научных, литературных и политических лагерей. Всех их хоть временно объединяли любовь и уважение к автору "Записок охотника"". Среди выступавших были С. А. Юрьев, профессора К. А. Тимирязев, Н. В. Бугаев, Н. С. Тихонравов. Ф. Е. Корш и Г. Ф. Миллер посвятили Тургеневу написанные по этому случаю стихи (см. Р Вед, 1879, No 59, 8 марта).

   Вслед за Тургеневым, произнесшим комментируемую речь, выступили, в частности, ректор университета Н. С. Тихонравов и Ф. Н. Плевако. Первый назвал Тургенева "дорогим и любимым наставником" молодежи, второй характеризовал русскую литературу как "главный проводник у нас идеи общечеловеческой справедливости", а Тургенева - как "живой голос народа".

  

   Речь Тургенева на обеде в "Эрмитаже" вызвала отклики в печати. С большой статьей об итогах чествования Тургенева в Москве выступил П. Д. Боборыкин, назвавший речь Тургенева на обеде 6/18 марта "историческим документом" {П. Д. Боборыкин. Хорошая реакция.- Р Вед, 1879, No 62, 11 марта.}.

   С большим сочувствием отозвался о речи Тургенева анонимный фельетонист "Голоса", отметивший, что это речь "тонкого и глубокого наблюдателя общественных явлений и - что гораздо ценнее - речь честного, по своим убеждениям, общественного деятеля..." ("Голос", 1879, No 72, 13(25) марта).

   Выступление Тургенева с декларацией либеральной программы вызвало злобные нападки со стороны Б. М. Маркевича, печатавшего свои фельетоны на страницах "Московских ведомостей" под псевдонимом "Иногородный обыватель" (Моск Вед, 1879, No 70, 20 марта). Маркевич стремился зачеркнуть общественное значение творчества Тургенева и представить его как "чистого художника", живущего вдали от России и не понимающего стоящих перед ней задач.

  

  

  

   Печатается по тексту первой публикации: "Молва", 1879, No 72, 15 марта.

   В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, ПСС, 1883, т. I, стр. 432-434.

   Автограф неизвестен.

   Обед в ресторане Бореля в Петербурге, устроенный 13/25 марта 1879 г. в честь Тургенева группой профессоров и литераторов, занимает центральное место в цепи петербургских чествований писателя: именно на нем наиболее отчетливо проявился общественно-политический характер чествований Тургенева.

   Подробные отчеты об обеде у Бореля поместили все ведущие петербургские газеты. На обеде присутствовали виднейшие представители петербургской интеллигенции в области науки, литературы, искусства, в том числе Н. И. Костомаров, К. Д. Кавелин, А. Н. Бекетов, Я. К. Грот, Н. С. Таганцев, В. Д. Спасович, Д. В. Григорович, А. А. Потехин, Ф. М. Достоевский, Я. П. Полонский, И. Ф. Горбунов и др. Первую речь произнес В. Д. Спасович, назвавший Тургенева "une force naturelle enorme" - огромной природной силой. Он призывал Тургенева снова вернуться к литературной деятельности, охарактеризовав ее как общественно полезную и необходимую {См.: Васильев, Описание торжеств, стр. 16-20.}.

   Выступивший далее Н. С. Таганцев отметил большое воспитательное значение произведений Тургенева, а Д. В. Григорович охарактеризовал нравственную личность писателя. К. Д. Кавелин приветствовал Тургенева от имени "людей сороковых годов". "Вы сделали нас, людей сороковых годов, понятными и сочувственными подрастающим поколениям, которые недавно так горячо приветствовали Вас в Москве,- сказал, обращаясь к Тургеневу, Кавелин.- Благодаря Вам, окончился у нас разрыв поколений, над которым скорбно задумывались лучшие русские люди <...]> нарождающиеся деятели узнали себя в деятелях, сошедших со сцены, дети узнали и признали отцов, отцы - детей" {Там же, стр. 22-23.}.

   В числе приветствовавших Тургенева были также профессор А. Д. Градовский, ректор университета А. Н. Бекетов, академики Я. К. Грот, М. И. Сухомлинов и др.

   Слова Тургенева в его ответной речи о существовании общественного идеала - не отдаленного и не туманного, а определенного, осуществимого и, может быть, близкого вызвали со Стороны присутствовавшего на обеде Ф. М. Достоевского вопрос: каков же идеал Тургенева? В отчете об этом эпизоде "Вестник Европы" между прочим заметил: "И. С. Тургенев успел дать ответ, но этот ответ мог быть только виден находившимся вблизи, так как ответ был без слов: Тургенев опустил низко голову и развел руками <...>. Тем и кончился этот характерный эпизод, в противность ожиданиям оратора, рассчитывавшего совсем на другой эффект: если, мол, Тургенев промолчит, то тем самым признается, что никаких у него идеалов нет, и покроется стыдом..." (ВЕ, 1879, No 4, стр. 822).

   Своеобразную позицию в отношении к чествованию Тургенева заняла редакция "Отечественных записок", отсутствовавшая на литературном обеде в ресторане Бореля. Решительно отвергая упрек в недоброжелательном отношении к Тургеневу, анонимный автор "Внутреннего обозрения", помещенного в апрельской книжке "Отечественных записок", признал большие литературные заслуги Тургенева, но в то же время отказался видеть в нем "примирителя" между двумя поколениями, "...у нас никогда розни поколений не было,- писал он,- а была борьба идей новой и старой за преобладание или, лучше сказать, спор об этом, неизбежный всегда, когда наступающий новый порядок вещей стоит в прямом противоречии со старым, как было у нас при уничтожении крепостного права. Все деятели сороковых годов как в литературе, так и во всех других сферах деятельности, последовавшие за новою идеею, не только не стояли в разрыве с новым поколением, но стояли во главе угла нового порядка, начиная с первого момента эмансипации" (ОЗ, 1879, No 4, отд. II, стр. 225).

   Полемика по поводу чествований Тургенева носила острый политический характер. Речь шла не только о признании или непризнании исторических заслуг Тургенева, но и об определенной общественно-политической программе, которую выдвигала в ту пору русская либерально-демократическая интеллигенция.

   Эта мобилизация сил передовых кругов русской общественности очень встревожила M. H. Каткова. На страницах "Московских ведомостей" и других реакционных изданий началась кампания против Тургенева, являвшегося в глазах "охранителей" лидером либеральной оппозиции. Наиболее резкими из этих печатных выступлений были статьи анонимного автора в "С.-Петербургских ведомостях", Незнакомца (А. С. Суворина) в "Новом времени" и "Иногородного обывателя" (Б. М. Марковича) в "Московских ведомостях" {СПб Вед, 1879, No 77, 19(31) марта; Незнакомец (А. С. Суворин). Современные идеалы и Тургенев.- H Вр, 1879, No 1096, 18(30) марта; Моск Вед, 1879, No 81, 31 марта. Об идейном единстве этих авторов см.: А. Лукин. Московские письма.- "Молва", 1879, No 74, 17 марта.}. Все эти авторы стремились дискредитировать Тургенева в глазах широкой общественности, представить его как писателя, чуждого современной России и не понимающего ее. С декларацией подобных идей выступил анонимный публицист "С.-Петербургских ведомостей", который, в связи с чествованием Тургенева профессорами и литераторами, писал: "По освобождении крестьян, Тургенев <...> спокойно поселился за границей, вместе с теми тысячами русских, из высшего общества, которые экспатриировали вместе с новыми порядками <...>. Он жил за границей как иностранец <...>. Когда соловей поет во время тяжкой работы землепашца, он несомненно услаждает его слух и даже чарует его, но не подвигает вперед его тяжелого труда. Так точно и Тургенев с своими работами в Париже не был деятелем в тяжелой работе нашего внутреннего строя. Это не черта русского политического деятеля. Долгая жизнь за границей, в конституционных землях - еще не подвиг". Выступая против "деятелей примирения сороковых годов с семидесятыми на почве quasi-европейского конституционализма", публицист "С.-Петербургских ведомостей" ставил себе целью доказать несостоятельность политической программы лидеров либеральной оппозиции, ее чуждость всему строю русской жизни. "Западный конституционализм,- писал он,- противен натуре русского и никогда к нам не привьется <...>. Мы, конечно, хотим улучшения нашего общественного строя и наших порядков, по улучшения постепенного, разумного,- улучшения, вызываемого жизнью и не ведущего к правонарушениям" (СПб Вед, 1879, No 77, 19/31 марта).

   С резкой отповедью в адрес "С.-Петербургских ведомостей" и "публицистов так называемого охранительного направления" выступил анонимный публицист "Голоса". Находя вполне естественными овации "в честь русских талантливейших писателей, которые не торговали своим пером, которые в художественных формах выражали жизнь, потребности, идеи русского народа, которые поставили беллетристику в уровень с литературою образованнейших народов, вынесли ее на человеческую почву", автор статьи язвительно высмеивал реакцию "охранителей" на чествование Тургенева. "Вот эти-то "патриоты",- писал он,- <...> усмотрели в обеде, данном в честь Тургенева, "анархическое проявление" и "польскую интригу!""("Голос", 1879, No 84, 25 марта/6 апреля).

   На статью "С.-Петербургских ведомостей" откликнулась также газета "Новости". Автор статьи в "Новостях", коснувшись сравнения Тургенева с соловьем, заметил: "Извольте видеть, Тургенев не более, как соловей, которому всё равно, где бы ни петь и что бы ни петь! Он не деятель в "тяжелой работе" нашего внутреннего строя, после того, как он одними своими "Записками охотника" сильнее и вразумительнее сотней трактатов дискредитировал в сознании русского общества крепостное право!! Кто же после этого у нас может назваться общественным деятелем в "тяжелой работе нашего внутреннего строя?"" ("Новости", 1879, No 72, 20 марта).

   В своем очередном фельетоне А. С. Суворин, расценивая восторженный прием, выпавший на долю Тургенева, как примирение западников и славянофилов, в то же время стремился представить славянофильские идеи как общенародные, "русские, самобытно выработанные, не без участия, разумеется, европейского образования". Пропаганде славянофильских идей служило и сделанное Сувориным противопоставление Тургенева Достоевскому как выразителю "русского начала" {Незнакомец. Современные идеалы и Тургенев.- Н Вр, 1879, No 1096, 18(30) марта.}.

   В выступлениях реакционных газет против Тургенева самая активная роль принадлежала "Московским ведомостям", где Б. М. Маркевич отозвался на чествования Тургенева фельетонами {Моск Вед, 1879, No 70, 20 марта и No 81, 31 марта; перепечатано: Письма Маркевича, стр. 298-318.}, полными злобных нападок на писателя. Напуганный словами фельетониста "С.-Петербургских ведомостей" о том, что литературный обед в ресторане Бореля возник "во имя идеи примирения русского общества и молодежи с Тургеневым на почве западного конституционализма", Маркевич направил свои удары как в сторону русских либералов-конституционалистов, так и в сторону Тургенева как предполагаемого лидера либеральной оппозиции.

   Травля Тургенева, развернутая в 1879 г. на страницах "Московских ведомостей", завершилась фельетоном Б. М. Маркевича, опубликованным газетой 9 декабря 1879 г. (No 313). В этом фельетоне, равнозначном полицейскому доносу, Маркевич обвинял Тургенева в связях с революционным движением и в заискивании перед молодежью. (Ответ Тургенева на фельетон Маркевича см. в этом томе, стр. 184).

  

   Стр. 61. "В надежде славы ~ без боязни!" - Тургенев перефразирует строки из стихотворения Пушкина "Стансы" (1826):

  

   В надежде славы и добра

   Гляжу вперед я без боязни.