Крашенинников Степан Петрович - Рапорты и донесения С. П. Крашенинникова

  Служивых людей при мне пять человек, а имянно: Осип Аргунов, данной мне в Якуцке для письма, Иван Пройдошин, определен от здешней приказной избы для чинения метеорологических обсерваций, а для россылок Иван Попов, Иван Черной, Петр Матвеев да толмач Алексей Горлов.

  

   (Архив АН СССР. ф. 3, оп. 1 No 800 лл. 251-252)

  

  

  

   Как я репорт и ящики, которые к вашему благородию в июне месяце сего 1740 году посланы, изготовил, то я с оными к морю поплыл июня 9 числа, чтоб оные на дуббельшлюпке в удобном месте поставлены были; но понеже дуббельшлюпка по 24 число означенного месяца ради разных препятствиев из устья не вышла, то я между тем все у моря жил.

   Июня 20 дня объявил мне мичман господин Шхельтинга, что он вышеписанных ящиков без письменного виду на судно не примет, то я ему того же дня о приеме на судно означенных ящиков и о перевозке их через море в Охоцк и письмо просительное сообщил.

   Июня 24 дня дуббельшлюпка в свой путь отправилась, а я июля 1 дня от моря в острог пошел, а июля 2 дня в острог пришел и того же дня послал пищика Аргунова вверх по Большой реке для збирания трав. Оной возвратился того ж июля 7 дня и объявил, что он был выше острога с 45 верст, а привез он с собою много трав, токмо из них годных не было, но все такие, какие я уже высушенные имел, кроме дикого перца, которой господин адъюнкт Штеллер называет Lanscola.

   Как я известился, что по впадающей в Большую реку Начиловой речке находятся раковины, в которых жемчюг имеется, то я июля 8 дня послал для сыскания их служивого, которой возвратился июля 16 числа, и объявил, что оных достать не мог ради большой воды.

   Июля 23 дня приехали из Курил зборщики, причем чрез курильцов с теми зборщиками пришедших известился я, что все вновь вышедшие курильцы с дальних островов ушли на прежние свои жилища. И хотя я в Курилы ехать прежде намерен был, но понеже означенные зборщики из Курил поздно вышли, к тому ж и те мужики, ради которых я ехать хотел, ушли, то я оной путь оставил, а намерение возимел ехать туда весною, чтоб осмотреть промыслы морских зверей, которые весною больше промышляются, а имянно: бобров, сивучей и котов.

   Июля 30 дня, как прибыл в Большерецк зборщик Андрей Шергин, то я требовал от него толмача, ибо тот толмач, которой мне отдан был от него Шергина по возвращении моем из Нижнего острога, худо и по русски говорить умел, а прежде переменить его для того не мог, что он отдан мне от зборщика Шергина при ведении того числа, которого он за збором поехал.

   Июля 31 дня требовал я от приказной избы двух батов, из которых бы один послан был для привезения от моря в острог служивого Ивана Пройдошина, оставленного для примечания прилива и отлива морской воды, а другой для моего пути вверх по речке Начиловой ради сыскания раковин.

   Того же числа приехал в Большерецк якуцкой сын боярской Петр Колесов, которому по силе ее императорского величества указу велено быть над всеми камчатскими острогами коммандиром. Оной Колесов привез к мне репорт от определенных в Нижнем остроге к чинению метеорологических обсерваций служивых, а в репорте они объявляют, что де они в бумаге скудость имеют, ибо де и Нижнего острога приказная изба бумагою скудается. При означенном репорте присланы от них двойные копии с метеорологических обсерваций четырех месяцов, а имянно: генваря, февраля, марта и апреля сего 1748 году, которые при сем к вашему благородию посылаются.

   Августа 2 дня поплыл я за раковинами, откуда возвратился августа 4 дня. Оные раковины находятся в речке Начиловой, от устья ее верстах в 13, в иловатом месте. Они внутри только светлы и отчасти походят на жемчюжные раковины, а снаружи илом покрытые, которой хотя и смоется, то однакож цвет их илу подобной. Жемчюг не во всякой раковине находится, а в которых есть, в тех находится по 5, по 7 и по 9 жемчюжин, из которых две бывают побольше, а прочие одна одной меньше. Такого жемчюгу, сколько собрать мог из целого мешка раковин, послал при сем к вашему благородию.

   Августа 19 дня прислан ко мне в толмачи казачей сын Алексей Горлов.

   Августа от 20 сентября по 9 число был я болен так что временем и сидеть не мог.

   Сентября 2 дня прислан ко мне плотник для достроения казенного анбара, которого я, как от прежде бывшего зборщика Шергина, так и от Колесова, беспрестанно требовал, но отправить им за пьянством невозможно было, и они большее старание вино на кабаке, пропить имели, нежели что требуется отправить.

   Сентября 20 дня прибыли в большерецкое устье на галиоте "Охоцке" господин профессор де-ла-Кроер и господин адьюнкт Штеллер, а сентября 27 числа они в Большерецкой острог приехали.

   Чрез господина адъюнкта Штеллера получил я от вашего благородия два ордера, писанные в Красноярске, из которых один октября от 31 дня 1739 году о получении посланных от меня из Конпаковского и Большерецкого острогов репортов, другой февраля от 27 дня сего 1740 году о получении двух репортов, посланных от меня из Большерецка августа 5 и 18 чисел, и чтоб мне впредь никакого случая не опускать, чрез которой бы я мог к вашему благородию для отсылки в Санктпетербург отправить высушенные мною травы и рыбы и набитые птицы и морские звери и что из моря иных вещей выбрасывается смотря токмо при клаже оных вещей в ящики того накрепко, чтоб от дороги повредиться не могли.

   На сне вашему благородию покорнейше объявляю, что я хотя прежде собранные мною здесь вещи и послал было на боту "Гаврииле" к вашему благородию, токмо по отослании оных весьма был я сумнителен и печален, будет ли оное приятно вашему благородию, понеже ваше благородие в инструкции мне данной приказать изволили, что мне все, что я здесь соберу, до выезду моего с Камчатки при себе иметь, и как бот "Гавриил" выкинуло на здешний берег, то я достать те вещи, которые посланы были, весьма рад стал, и уже посылать их намерен не был, потому что ежели б оные в дороге как нибудь попортились, то б оное может быть мне в вину причлось и мне б в том оправдаться нечем, что зделал против данной мне инструкции, а как я о высылке оных получил от вашего благородия ордер, то я их при первом случае выслал.

   Чрез него же господина адъюнкта получил я в коже обшитые разные семена и термометр розбитой.

   Господин профессор ла Кроер по прибытии своем в Большерецкой острог стал в моей избе, которую я своим коштом строил, и за оную по его требованию выданы мне из казны деньги, во что она мне стала, причем и казенной анбар, строенной для поставления гиэтометра и эксатмоскопа, под себя занял, которой в ту пору, еще не совсем отделан был.

   Октября 3 дня по требованию господина адъюнкта Штеллера получил я ее императорского величества денежного жалованья на два года, а имянно на прошлой 1739 и на сей 1740 годы.

   Провианта мне ныне не привезено, потому что велено по силе ее императорского величества указу академической свите на своем коште провиант ставить в чем мне будет немалая нужда, понеже купить негде, а и покупать по здешней цене нашего жалованья на один только хлеб достанет, ибо в год понадобится одному человеку дватцать пять пуд, а пуд и в дешевую пору здесь по четыре рубли покупается, а харчю и платья и купить не на что, от чего мне с товарищем придти во всеконечную нужду, что в нашего благородия милостивейшее рассуждение представляю и прошу чтоб мы как можно от такой нужды старанием вашего благородия освобождены были. Господа морские, которые двойное жалованье получают, покупали провиант в Охоцке из казны по якуцкой цене без провозу, а и здесь по тому ж покупать будут, а мы принуждены покупать по тому, по чему он на Камчатку с провозом стал. При чем прошу вашего благородия, чтоб за отправленной со мною из Якуцка провиант прогонных денег доправлено на мне не было, также и за присланные из Якуцка дватцать пять пуд провианта цены с провозом из моего жалованья не вычтено было, но по той цене, по какой он в Якуцке куплен.

   Октября 10 дня представлял я господину профессору ла Кроеру и адъюнкту господину Штеллеру о определенных в Нижнем Камчатском остроге к чинению метеорологических обсерваций служивых, что они бумаги не имеют, к тому ж что на них наложено, как о том ко мне в приватном письме писали, экспедицкого збору жиру рыбья по пуду, травы сладкой по четыре пуда по пяти фунтов, соли по полупуду, юколы по две вязки, соленой рыбы по два пуда, причем объявил, что оные ее императорского величества жалованья не получают. И против означенного моего репорта писано от них господина профессора и господина адъюнкта о снятии с них экспедицкого збору и о даче им потребного числа бумаги к коммандиру Петру Колесову.

   Октября 27 дня получил я ордер от господина адъюнкта Штеллера, чтоб мне быть у него в комманде и объявить ему при репорте все чиненные мною на Камчатке обсервации и при том какие при мне имеются казенные книги, материалы и служивых сколько при мне имеется. И против означенного ордера октября 28 дня отдал я ему господину адьюнкту при репорте мои обсервации и служивых людей и пищика Аргунова и сообщил реэстр имеющимся при мне казенным вещам, с которого реэстра и ордера при сем вашему благородию посылаются копии.

   Сего лета, как для собрания при море трав, описания рыб, так и для надсмотру над служивым, оставленным ради примечания прилива и отлива морской воды, часто я к морю ездил, но токмо ничего особливого найти не мог, а трав около Большерецкого острога, кроме высланных, почти никаких не сыскал, а что сего лета описать мог, то послано при сем к вашему благородию.

   Репа сего лета не очень велика родилась. Самая большая вершка полтора в диаметре, а редьки, саженой на четырех грядах, только выросли четыре и те очень малы, может быть, что семена лежалые были.

   Ныне я по представлению моему отправлюсь от господина адъюнкта Штеллера в коряки для описания оного народа и надеюсь сего месяца около 25 числа отсюда выехать.

   Журнал воздуха, погоды и ветру продолжал я у нас ноября по 1 число, а ныне оного я не веду, потому что господин профессор ла Кроер начал барометрические обсервации, а термометра и у него не имеется. С означенного журнала, также и с примечания прилива и отлива морской воды посланы при сем к вашему благородию копии. Студент Степан Крашенинников.

   В Большерецком остроге. Ноября 9 дня 1740 году.

  

   (Архив АН СССР, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 110-113 об.).

  

  

  

   За милостивейшее вашего благородия писание, посланное от вашего благородия из Красноярска ноября 1 дня, а мною полученное чрез господина адъюнкта Штеллера сентября 27 дня сего 1740 году, всенижайше благодарствую.

   О болезни вашему благородию приключившейся сердечно соболезную, но о возвращении радуюся, тем более, что вашему благородию ради несовершенного здравия с великим трудом в здешние места прибыть можно б было.

   Что ваше благородие о писании народов, морских берегов и рек приказывать изволите, то я оное, сколько возможно будет, отправить постараюся. Чего ради я господину адъюнкту Штеллеру представлял, чтоб отпустил меня до оленных коряк для описания их народа, и ежели бог даст здоровье, то какой ни приму труд, а до них доеду, и описание их против присланных от вашего благородия допросов сочиню и при первом случае пошлю к вашему благородию. И мне ныне никакой труд тяжек не будет, понеже милостивейшим вашего благородия предстательством и старанием, которое отечески о мне иметь изволите, несумненно надеюсь получить награждение, как то ваше благородие в милостивейшем ордере и письме объявить изволили.

   Чрез господина Беринга получил я здесь разных вещей по приказу вашего благородия на мою потребу купленных на 22 руб., да сверх того две фанзы, три платка шелковых от вашего благородия, посланных ко мне из Енисейска, за которые вашему благородию всенижайше благодарствую, токмо ваше благородие в милостивейших письмах о деньгах, на означенные вещи издержанных, ничего упоминать не изволите и не приказываете, кому таки деньги отдать.

   О прибытии господина профессора ла Кроера и прочих сюда на Камчатку донести вашему благородию за излишнее признаваю, понеже о том писано от товарища моего Алексея Петровича.

   Во известие вашему благородию доношу, что курилы нововыежжие с дальних островов, о которых я в десятом моем репорте вашему благородию нижайше доносил, от непорядочных с ними поступок ясачных зборщиков, сказывают, что все, ясак заплатя, ушли на прежние жилища сего 1740 году.

   Табаку казенному и вину цена здесь збавлена, а имянно: табаку фунт продается по 3 руб., а вина ведро по 16 рублев.

   Иного вашему благородию донести не имею, токмо желаю вашему благородию многолетнего здравия и всякаго вожделеннаго благополучия и прося о содержании меня в прежней милости и незабвении с должнейшим моим почтением остаюсь

   Из Большерецка. Ноября 23 дня 1740 году.

  

   (ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 272-273)

  

  

  

   По отослании моего репорта к вашему благородию из Нижнего Камчатского острога жил я в Нижнем остроге февраля по 4 число, дожидаяся служивого Михаила Лелихина, посланного от меня для проведания коряк до Караги реки. Между тем известился я, что у одного анадырского жителя имеется травою набитая диковинная птица и рыбка, то послал я в Анадырской острог требование, чтоб та птица и рыбка сюда посланы были, причем требовал, чтоб от приказной избы куплено было самое лучшее юкагирское и чюкоцкое платье, муское и женское, и выслано б было сюда же будущего 1742 году весною.

   О строении хором в Нижнем Камчатском остроге ответствовано от приказной избы, что она на присланной ордер от господина профессора ла Кроера о строении хором будет ответствовать, как прибудет в Нижней Камчатской острог командир Петр Колесов.

   Февраля 4 дня отправился я из Нижнего Камчатского острога сюда в Большерецк, взяв с собою толмача да одного казака в провожатые до Верхнего острога вместо вышеписанного служивого Михаила Лелихина, которого я с Караги дождаться не мог и вести о нем не слыхал, а ныне слышно, что оной господином прапорщиком Левашевым взят в поход против уколоцких изменников.

   В Верхней Камчатской острог приехал я февраля 15 дня, где февраля 16 дня получил ордер от господина профессора ла Кроера о привезении в Большерецк термометра, против которого послан от меня ордер к определенному для чинения метеорологических обсерваций казачью сыну Егору Иконникову, чтоб он Иконников имеющейся у него термометр для отсылки в Большерецк отдал при доношении в приказную избу, а как оной термомегр увязать, чтоб в дороге не изломался, в том ордере пространно объявлено.

   Бывшие со мною в провожатых из Нижнего Камчатского до Верхнего острога служивой и толмач отпущены возвратно в Нижней острог.

   Февраля 17 дня прислано ко мне ведение от служивого Андреяна Рюмина, в котором написано: понеже де положены на него Рюмина от его благородия господина профессора ла Кроера и от вашего благородия некоторые дела, а бумаги де от вашего благородия не прислано к нему и ниоткуда требовать не показано и понеже я нахожусь в комманде вашей, то б де я о даче на те приказанные ему от вашего благородия дела одной дести пищей бумаги старание возъимел. И чтоб вышеписанному служивому от неимения бумаги помешательства в делах не учинилось и он бы в неисполнении приказанных ему дел перед вашим благородием отговориться не мог, выдал ему с распискою одну десть бывшей при мне казенной бумаги.

   Февраля 18 дня писано от меня к командиру Петру Колесову, чтоб служивого Ивана Лосева, которому казенные семена для розвождения поручены, в летнее время на иную работу никуда на наряжать и чинить бы ему вспоможение в копании земли и в прочем, что к развождению означенных семян потребно будет.

   Имеющегося у меня казенного табаку шару, как вперед до Нижнего острога так и возвратно до Большерецка, на пятеры санки вышло за прогоны три фунта, двенатцать и две пятины золотников.

   Иного я в сем пути ничего зделать не мог, как только собрал некоторые малые известия о коряцком народе и достал камчатскую чекушу костяную, которыми они бивались между собою на войне.

   Студент Степан Крашенинников.

   Марта 10 дня 1741 году.

  

   (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 800, лл. 343-344 об.).

  

  

  

   По присланным ее императорского величества из высокоправительствующего Сената в Иркуцкую провинциальную и Охоцкого порта канцелярии указам велено вашему благородию здесь на Камчатке отправлять провиант и прочее по настоящим ценам с провозом, для того что ваше благородие получаете ее императорского величества денежное жалование вдвое, а в оных присланных ее императорского величества указах, по какой цене прочим свиты вашего благородия здесь на Камчатке провиант отпускать, не объявлено. И понеже хотя вашему благородию велено из казны отпускать здесь провиант по настоящей цене, здесь брать или из Якуцка потребное число своим завезть коштом, а ежели нам брать здесь казенной провиант по той цене по чему он в казну с провозом станет, то мы от того придем во всеконечное раззорение и скудость, а иного корму и на себя платья купить будет нечем, ибо мы ее императорского величества денежного жалования получаем токмо по сту рублев на год, а здесь покупается провиант самою дешевою ценою по четыре и по пяти рублев, а иногда по шести, по семи и по осми рублев. Также мы и того никак зделать не можем, чтоб мы собственным нашим коштом из Якуцка до Охоцка и сюда на Камчатку для нас провиант ставить могли, ибо наем лошадям бывает дорогою ценою, к тому ж понадобится немало сыромятных сум. И понеже обретающиеся при Камчатской экспедиции морские обер и ундер офицеры, которые провианта сюды завесть не могли, берут из казны провиант по якуцкой цене по тритцати по две копейки пуд, того ради вашего благородия покорно просим, чтоб старанием вашего благородия писано в Иркуцкую провинциальную канцелярию и требовано было, дабы из Иркуцкой провинциальной канцелярии послан был в Якуцк ее императорского величества указ и велено б было предбудущего 742 году из Якуцка в Охоцк отправить казенными коньми провианту муки ржаной на два года, щитая по дватцати пяти пуд на год, всего сто пуд, а из Охоцка велено б было отправить сюда на Камчатку и отправлять нам по настоящей цене по тритцати по две копейки пуд без накладки провоза так, как и обретающиеся при Камчатской экспедиции морские обер и ундер офицеры, которые собою провианта сюда на Камчатку завезть не могли, берут из казны провиант по настоящей якуцкой цене по тритцати по две копейки пуд. И ежели, паче чаяния, об отпуске нам провианта здесь на Камчатке по настоящей якуцкой цене из высокоправительствующего Сената ее императорского величества указа прислано не будет, а велено будет отпущать провиант по настоящей цене с провозом, по чему оной до сего места в казну станет, то мы в казне настоящую цену, по чему он от Якуцка в Охоцк станет, заплатить готовы. К сему доношению студент Степан Крашенинников руку приложил. К сему доношению студент Алексей Горланов руку приложил.

   Марта 11 дня 1741 году.

   (Архив АН СССР, ф. 3, оп. I, No 800, л. 342-342 об.).

  

  

  

   Прошедшего марта 10 дня сего 1741 году прислан ко мне от вашего благородия ордер, в котором написано: понеже де я предбудущего лета отправлюсь отсюда в Иркуцк, а по поданному де от меня репорту имеются при мне казенные книги, инструменты и материалы, того б ради оные книги, инструменты и материалы отдать студенту господину Горланову с роспискою, а какие книги, инструменты и материалы отданы будут, о том бы репортовать вашему благородию.

   И по силе вышеозначенного ордера все имевшиеся три мне казенные вещи, которым я прошлого 1740 году октября 28 дня при репорте вашему благородию сообщил реэстр, отдал студенту Горланову, кроме пищей бумаги, понеже из оной отдана одна десть служивому Андреяну Рюмину, а две дести с половиной издержаны, юфтяных переметных сум, которые я беру с собою, да одной малой напарьи, которая в перевозках с квартеры на квартеру утерялась, и оным вещам при сем точная копия с реэстра прилагается.

   А сего апреля 22 дня, едучи от вашего благородия из гавани святых апостол Петра и Павла и будучи у Опачи в остроге, получил я репорт Нижнего Камчатского острога от служивого Спиридона Перебякина, которой прошлой весны отправлен был от меня в коряки для покупки коряцкого платья ради посылки в академическую Кунсткамеру, что он Перебякин приехал в Большерецк с купленым коряцким платьем и отдал оное студенту господину Горланову, а что чего имянно, тому при означенном репорте приобщил реэстр. Я, приехав в Большерецк апреля 23 дня, в начале объявил означенному студенту приказ вашего благородия, чтоб он ехал в гавань святых апостол Петра и Павла, которой тотчас в путь готовится, и отправился отсюда апреля 26 дня. А при отправлении его против присланного от него ко мне письма выдано ему из имеющегося при мне казенного табаку на прогоны шестьдесять пять золотников с распискою, а от него принял коряцкое платье против реэстра Спиридона Перебякина, и с оного реэстра и с репорта его посылается при сем к вашему благородию точная копия. А означенной служивой отпущен возвратно в Нижней Камчатской острог сего же апреля 26 дня.

   Студент Степан Крашенинников.

   Апреля 25 дня 1741 году.

  

  

   Один ножик перочинной.

   Один фунт шестьдесят семь золотников чернильных орешков

   Один фунт семьдесят четыре золотника купоросу.

   Дватцать кусков китайских чернил.

   Дватцать золотников красного карандашу.

   Шестнатцать карандашей.

   Четверть фунта канфары.

   Две щетки.

   Одна пила.

   Один ихтометр с принадлежащим к нему зделанными из зеленой меди маленьким сосудцем и маленькою линейкою.

   Готовальня, а в ней два циркуля, в том числе один с грифильным и карандашным пером, деревянной угольник, маленькая деревянная линейка да грифильное перо без циркуля.

   Одна медная линейка, на которой вырезаны футы французской и рейландской.

   Остальная ртуть от осми фунтов, из которой налито два барометра.

   Один ватерпас.

   Один фунт и одна четверть слюды.

   Трои солнечные часы, из которых одни зделаны по охоцкому, а двои по здешнему меридиану, токмо у одних из оных гноман изломан.

  

  

   Философия Буддеева.

   Светониус.

   Курциус.

   Теренииус.

   Эродотус.

   Две напарьи, принятые мною от морской комманды.

   Два заступа.

   Два топора.

   Дватцать пар сыромятных сум.

   Один фунт пятнатцать золотников свинцу.

   Тринатцать золотников пороху.

   Один компас.

   Один аршин с четвертью тонкой проволоки термометрской.

  

   На подлинном реэстре расписано тако: По вышеписанному реэстру книги и материалы и прочие казенные вещи от господина студента Степана Крашенинникова приняты и в том ему господину Крашенинникову дана квитанция за моею рукою

  

   (Архив АН СССР, ф. 3, оп. I, No 800, лл. 343-348).

  

  

  

   Скорое отправление куриера Филинова, отправленного от экспедиции в кабинет ее величества, не допустило меня изготовить репорт к вашему благородию, кроме сего покорнейшего письма, но и то набело переписать времени не было, ибо мы вчерашнего дня ввечеру прибыли в Охоцк, а сего дня сгружалися на берег и не думали, что означенной Филинов сего дня из Охоцка вышлется, но против чаяния всех и самого того куриера, сего же часа он отправляется, чего ради я вашему благородию милостивейшему моему государю и отцу, кроме малых некоторых известий, объявить ничего пространно не могу.

   Я по определению господ профессора ла Кроера и адъюнкта Штеллера отправлен до Иркуцка за жалованием на 1742 и 1743 годы и для покупки потребных на них господ и свиту припасов, а как мне в том пути поступать, о тем даны инструкции, о которых при нижайшем моем репорте пришлются к вашему благородию копии немедленно.

   Сей зимы поехал было я в коряки, но ради учинившейся от сидячих коряк на Пенжинском море измены в двух местах ехать не смел; означенная измена зделалась почти в одно время, а именно 1740 году декабря в первых числах, на Утколоке и Подкагирной реках. Утколоцкие коряки убили посыланнаго от экспедиции за подводами матроза да служивых трех человек, да двух новокрещенных камчадалов, а подкагирные побили купецких людей, которые из Анадырска на Камчатку ехали с гарном. На утколоцких посылан от морской команды прапорщик Левашев, а на подкагириых сын боярской Петр Борисов со служивыми, и тех изменников иных побили, а иных живых привезли, которые по учиненным им допросам содержатся ныне под караулом до указу.

   Господин профессор ла Кроер и господин адъюнкт Штеллер поехали в Америку с господином капитаном коммандором Берингом, а свита их вся осталась на Камчатке, из которой одному токмо студенту Горланову велено жить на Аваче, а прочим при Большерецке, а имянно: геодезисту Ушакову и живописцу Беркгану, тут же живет и геодезист Красильников, которого господин профессор хотел было с собою взять, но он объявил о себе, что болен и по многим присланным к нему ордерам к господину профессору на Авачю не поехал, напоследок велено ему описать берег от большерецкого устья до Авачинской гавани.

   Из Большерецкого острога отправился я с солдатом маия 28 дня на галиот "Охоцк". Из устья в море вышли июня 12 дня, а в Охоцк пришли 26 дня, и ежели здесь за лошадьми препятствия не будет, то немедленно в Якуцк отправлюся, чтоб сего лета хотя до Киренги дойти.

   При нижайшем моем репорте пришлется к вашему благородию описание коряцкого народа и коряцкое платье, которое я с собою вывез, и понеже я не тишае канцелярских посыльщиков ехать надеюся, то до самого Иркуцка сам его повезу и отдам в Иркуцкой канцелярии для отсылки к вашему благородию, а ежели здесь отдать, то оно во многих местах и до Иркуцка належаться может, как то над письмами случается.

   По прибытии моем в Охоцкой слушал я от господина Девиера, что незадолго до нашего прибытия посланы пакеты сухим путем на Камчатку, подписанные на имя господина профессора ла Кроера и адъюнкта господина Штеллера и весьма я сожалею, что их не застал здесь, ибо надеюся и ко мне во оных есть от вашего благородия милостивейшие ордеры.

   Пакетботы в море отправились июня в первых числах. Сюда в Охоцк прибудет скоро господин Шпанберг. Николай Федорович Чемадуров пожалован в прежнее достоинство и из ссылки освобожден.

   В Охоцке строются еще два судна, а именно дуббельшлюпка да шхербот.

   Желая вашему благородию, милостивейшему государю моему, многолетного здравия и всякого желаемого вами благополучия и прося о содержании меня в прежней вашей отеческой милости, остаюсь с должнейшим почтением

   Из Охоцка 1741 году. Июня 27 дня.

  

   (ЦГАДА, ф. Портф. Миллера, портф. 248, тетр. No 8, лл. 268-269 об.).

  

  

   Сего 1741 году отправлен я от вашего благородия через море до Охоцка и Иркуцка за денежною жалованною казною и даны мне от вашего благородия инструкции, по силе которых отправился я из Большерецкого острога к морю для походу за море маия 28 дня. И стояли мм на устье Большой реки за противными ветрами июня по 12 число А июня 12 дня вышли мы из большерецкого устья и были в пути июня по 25 число, а 25 числа вошли в охоцкое устье. Прибыв в Охоцк, подал я в канцелярию Охоцкого порта посланные от вашего благородия промемории и служивого, бывшего в комманде господина доктора Штеллера, объявил, которого тотчас и оковали.

   О денежной казне на жалованье вашему благородию никакого здесь известия не имеется.

   Июля 1 дня подал я в канцелярию Охоцкого порта доношение, которым просил, чтоб оная канцелярия, метеорологические инструменты, барометр и термометр, в Большерецк отослать соблаговолила для отдачи вашему благородию, а увязать бы оные, чтоб в перевозке не разбились, мне позволила. И по силе означенного доношения инструменты увязать мне позволено, которые я и увязал, и ртуть, которою барометр наполнен был, вылив, отдал в канцелярию же Охоцкого порта для отдачи вашему благородию вместе с инструментами.

   Того ж июля 1 дня отправил я солдата Зеленцова наперед до Юдомского креста для изготовления к прибытию нашему лодки и приказал ему, ежели готовой не будет, то б он с охоцкими служивыми, там обретающимися, новую построить старался, при котором бы строении и сам был.

   Я отсюда отправлюсь июля 5 дня. Уже сегодня лошадей и прогонные деньги получил, а по сю пору за лошадьми мешкать принужден был..

   Что впредь мною учинено будет, о том вашему благородию репортовать не премину.

  

   (Архив АН СССР, ф. 3, оп. I, No 800, л. 352-352 об.).

  

  

  

   По отослании 11 моего нижайшего репорта к вашему благородию со служивыми, которых господин капитан коммандор Беринг намерен был послать чрез Анадырской острог на почте, отправлен я от адъюнкта господина Штеллера чрез Верхней в Нижней Камчатской острог и оттуда до оленных коряк, для описания их народа, с одним толмачем, да одним служивым. А как мне во оном пути поступать и что делать надлежало, дана от него господина адъюнкта на латынском языке инструкция, с которой при сем до вашего благородия точная копия посылается.

   Из Большерецкого острога поехал я ноября 24 дня часах в 3 пополудни, и понеже в дороге захватила сильная пурга, то на Утку реку следующего 25 дня поутру насилу добрался, и прожил там за означенною пургою того же ноября по 27 число, а 27 числа приехал на реку Кыкчик. В Кыкчикском остроге пробыл я декабря по 1 число за тем, что в то время продолжалось иноземческое празднество, и я смотрел, все ли действия сходны с теми, которые я будучи у них на празднике, прежде описал и тем же ли порядком ведены, а прежнее описание праздничных действ при себе имел; и в том их празднике никакой отмены усмотреть не мог, кроме того, что все не с такою ревностью и радением, как прежде отправлялось. А делалось оное для того, что большая часть того острожка перекрестились, а некрещеных осталось малое числю, да и те креститься же намерены. Я при том всех болванчиков образцы зделать приказал, на которых написал имена их, как называются, и при сем послал до вашего благородия.

   В Верхней Камчатской острог приехал я декабря 10 дня. От Кыкчика до Верхнего Камчатского острога имел благополучный путь. В означенном пути ничего примечания достойного не учинилось, кроме трясения земли, которое было декабря 8 дня около полудни; а мы в то чремя стали на стан обедать, которой стан имели над рекою Оглукоминой, не доежжая верст за 30 до Оглукоминского хребта. Оное трясение было следующим образом: как мы отобедали, и всякой к своим санкам пришли, то вдруг как от сильного ветра лес зашумел, и земля так затряслась, что мы за деревья держаться принуждены были, горы заколебались, и снег со оных покатился. Означенного трясения применили два вала, из которых один около минуты продолжался, а другой, которой вскоре за первым следовал, очень скоро прошел, а больше того дня ничего не приметили, может быть, что и еще земля тряслась, но везде приметить невозможно было, токмо слышали часто гром под землею. В ноги очень часто земля тряслася, токмо легко, а перед всяким трясением гром под землею слышали. Ночевали мы близ хребта Оглукоминского.

   На другой день, то есть декабря 9 дня, поутру около 8 часов, переехав Оглукоминской хребет, сильной гром под землею слышали, а трясения земли не приметили. Как мы на Оглукоминской хребет подымались, то вся та падь, которою ехали, снегом завалена была, которой с гор во время трясения осыпался, так что с трудностию проехать можно было.

   Приехав в Верхней Камчатской острог, спрашивал я у жителей о вышеписанном земли трясении, было ли у них или нет, и они объявили, что в означенные числа часто у них земля тряслася и гром слышан был, токмо очень легко.

   В Верхнем Камчатском остроге пробыл я декабря по 17 число, а декабря 17 дня поехал в Нижней Камчатской острог, взяв с собою оттуда в толмачи казачья сына Семена Дурынина.

   Декабря 18 дня приехал в Машурин острог и следующего дня во оном дневал. Около здешнего острога видна была на снегу сажа, которую выкинуло из Толбачинской горелой сопки.

   Декабря 20 дня поехал из Машурина острожка и приехал на Толбачик декабря 22 дня. Здесь о Толбачинской горелой сопке получил чрез жителей того острожка следующие известия.

   Декабря 12 дня около полудни из означенной горелой сопки вышел облак густой, а за ним вскоре выкинуло каленой камень, как шар, которой сверху вниз по горе катился и остоялся повыше подножья около одного пригорка. В том месте загорелся около растущей лес и учинился сильный пожар, которой бесперемежно продолжался декабря по 21 число. А из вышеписанного облака пало на землю пеплу черного во все стороны ста на полтора верст, толщиною в сих местах около ¹/₄ дюйма. На другой день по учинившемся пожаре было легкое земли трясение один раз. При выхождении облака из сопки и прежде и после никакого шуму и грому слышно у них не было. Я ничего здесь усмотреть не мог, кроме густого дыму, которой сверху до подножья почти всю сопку окружил, а духу особливого не приметил. Пеплу из сопки выброшенного собрал я малое число и послал при сем до вашего благородия.

   В Нижней Камчатской острог приехал я декабря 30 дня, a 31 дня послал ордер к отправленному от меня в коряки для покупки коряцкого платья толмачю Спиридону Перебякину, чтоб он ехал в Нижней Камчатской острог в немедленном времени с покупным платьем.

   1741 году генваря 5 дня послал я до Караги реки служивого Михайла Лепихина и приказал ему, чтоб он проведал, есть ли около Карага, или на Пенжинском берегу около Лесной и Паллана рек оленные коряки, и буде есть, то б ему прислать ко мне в Нижней Камчатской острог известие чрез иноземцов в самой скорости, а самому б дожидаться меня на Караге или ближе; а буде нет, то б подлинно достовериться ему, в которых они местах кочюют, и о том ко мне прежде прибытия своего в Нижней острог прислать известие, ибо по рассуждению расстояния тех мест и дале вышеписанных мест хотел я ехать, ежели б оттуда не очень в дальнем расстоянии находились. Да ему ж приказано выслать толмача Перебякина, где с ним встретиться.

   Того же генваря 5 дня отпущен от меня возвратно в Верхней Камчатской острог толмач Семен Дурынин.

   Генваря 13 дня получено здесь известие, что изменили на Пенжинском море на Утколоке реке ясашные иноземцы и пошлинного для собрания подвод матроза да при нем служивого и толмача, новокрещенных двух человек, да служивого Анадырского острога, там случившегося, декабря около 6 дня убили и, матрозкую голову на кол взоткнув, шаманили над нею, а собранные им подводы на Тигиле, которые означенным матрозом до Утколоцкого острожка приведены были, остановили.

   В то же время на Подкагирной реке подкагирнские сидячие коряки побили купецких людей Онисима Балина с товарищи, всего семь человек, которые ехали с гарном из Аиздырска в камчатские остроги и весь их товар разграбили, а остался из тех купецких людей один человек, а имянно Вагилей Балин, которой в то время был в Нижнем Камчатском оороге и про убивство то ничего не знал, а спасся нижеписанным образом.

   Декабря б числа вь'шеписанные купцы поехали все вместе из Подкагирнского острога и, переночевав, означенной Балин, оставя при своем багаже брата своего Онисима, поехал наперед со служивым Афа-насьем Тарабыкиным до Тигнлю, чтоб там заблаговременно для перевезения товаров с Тигилю в Нижней острог подводы нанять, а оставите купцы на том месте дневали, где следующей ночи и побиты, да и за уехавшими наперед гналися, но настичь не могли. Их хотели убить еще, не допущая до Подкагиреой реки, и ноября 1 дня навстречу к ним выеж

   Декабря 6 числа вышеписанные купцы поехали все вместе из Подкагирнского острога и, переночевав, означенной Балин, оставя при своем багаже брата своего Онисима, поехал наперед со служивым Афанасьем Тарабыкиным до Тигилю, чтоб там заблаговременно для перевезения товаров с Тигилю в Нижней острог подводы нанять, а оставите купцы на том месте дневали, где следующей ночи и побиты, да и за уехавшими наперед гналися, но настичь не могли. Их хотели убить еще, не допущая до Подкагиреой реки, и ноября 1 дня навстречу к ним выежжали, а имянно: подкагирнский тойон Иняла и ясаул Тунтун-Хат с товарищи, и всякие обиды тем купцам казали, кормы их сильно поедали, а во оправдание свое им ответствовали, что им де не с голоду умереть, будто бы они к себе навстречу их звали, и кормить обязались. А по прибытии в Подкагирнской острожек ноября 19 дня встретились они со служивым Савою Корноуховым, которой ехал с одним казачьим сыном да с купецким человеком, и пробыли в означенном острожке ноября по 27 число, а между тем от голоду великую нужду претерпели, ибо коряки корму им не давали и не продавали, отчего догадываться стали они, что коряки хотят их убить, одиакож, чтоб подлинно о том уведомиться, призвали одного коряку именем Нючю, которой казался им подобросердечнее, и стали спрашивать у него, чего ради они их так морят, и он им сказал: мужики де наши худо думают.

   Ноября 27 дня отправилчсь они в сбой путь, но за пургами паки возвратиться принуждены были, и жили во оном декабря по 6 число. А декабря 6 дня, как они для дня святителя Николая богу благодарственные молитвы отправляли, коряки все вон из юрты выбрались с бабами и с малыми робятами и со всем своим шкарбом. И мужики стали около окна, которым из юрты выходят, вкруг с луками и копьями, чего ради они с ружьем из юрты выходить принуждены были, а в юрте у них в жупане было накладено множество сухих дров, и можно думать, что они сжечь их хотели. А как бог пособил им выбраться из юрты, то они говорили, для чего они вооружились, разве убить их хотят, а они ответствовали, чести де ради так хотели проводить. И так оные того дни из их острожка поехали, а коряки их до стану провожали, и жили с ними и убили.

   Получа вышеозначенное известие того же дня, послал я наскоре ордер служивому Михаиле Лепихину, чтоб он немедленно назад возвратился, а сам в коряки ехать для вышеозначенных причин опасен, о чем я генваря 15 дня послал репорт к господину адъюнкту Штеллеру, в котором репорте, кроме сего, объявил о пути моем до Верхнего Камчатского острога, и что, прибыв в Верхней Камчатской острог, посланной со мною ордер от господина профессора ла Кроера в приказную избу отдал и при том от себя послал требование, чтоб при новопостроенных к прибытию его благородия хоромах, все, что еще не в готовности, достроено было, о чем в том требовании объявил имянно, и что приказная изба все зделать обязалась, токмо требовала одного кирпишника, ибо в тех хоромах печь весьма худа, к тому ж одною печью обеих светлиц нагреть невозможно, чего ради во всякой горьнице по особливой пече понадобится; что Толбачинская сопка пепел из себя выбрасывала; о отправлении моем из Верхнего в Нижней острог, что в Нижнем остроге в приказной избе посланной от господина профессора ла Кроера ордер объявил; напоследок объявил, что я послал служивого для проведания коряк, и что, услышав о измене ясашных иноземцов, послал к нему ордер о возвращении, а сам я в коряки ехать опасен, но намерен возвратиться в Большерецк, токмо дожидаюсь служивого Михаила Лепихина.

   Генваря 21 дня послал я с попутчиками Анадырского острога в приказную избу требование, чтоб Анадырского острога приказная изба купила на казе