ятельство, существенное и новое, подтверждается и тем, что Типография приступила к набору Грамматики только в мае 1756 г. (там же, ф. 3, оп. 4, No 8, лл. 4-5).
Полезно вспомнить, что отклоненная Канцелярией просьба Ломоносова о выпуске нового издания Риторики (см. выше, стр. 808) относится к январю 1756 г., т. е. к тому времени, когда шла подготовка к печатанию Грамматики. Ломоносову хотелось, чтобы вышли одновременно обе его книги, которые в его глазах составляли, мы уже знаем, как бы некое целое.
9 января 1757 г. Типография сообщила, что печатание Грамматики окончено. Готов был и фронтиспис (Лрхив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 204, лл. 223-224). 13 января Ломоносов получает из Типографии первый авторский экземпляр (там же, л. 232). 27-30 января происходит сдача тиража в Книжную лавку (там же, лл. 227-228).
Выход в свет под маркой молодой еще Академии Наук, первой русской грамматики был сразу же воспринят современниками как событие выдающееся, как национальное торжество. С этим пришлось считаться и Академической канцелярии. При всем своем недоброжелательстве к Ломоносову она была принуждена обставить выпуск книги некоторой пышностью. Еще до окончания ее печатания начались хлопоты о парадных экземплярах с золотым обрезом, в голландских и французских переплетах для поднесения императрице и для раздачи "знатным особам". На это ушло более двадцати книг и немалое количество золотого Глазета, серебряного муара, красной тафты и заморской бумаги, а канцелярских ордеров и доношений было написано по этому поводу около десятка (там же, лл. 216-221).
Раздача Российской грамматики "знатным особам" возымела быстрые и неожиданные последствия. 21 января 1757 г., когда Типография не успела еще покончить с брошюровкой книги, Г. Н. Теплов передал Академической канцелярии приказание президента Академии Наук К. Г. Разумовского перевести Грамматику Ломоносова на немецкий язык, поручив это дело академическому архивариусу Стафенгагену (там же, ф. 3, оп. 1, No 527, л. 63). Неизвестно, кто был истинным инициатором этого предприятия: Разумовский, Шувалов, Елизавета или сам Ломоносов. Не знаем мы и того, какую оно преследовало цель: была ли то будничная забота о многочисленных петербургских немцах, которых хотели обучить русскому языку, или же, что вероятнее, намерения были более праздничные и заключались в желании познакомить Запад с новой победой русской науки.
Есть основание думать, что именно к этому моменту, точнее, к предшествующим дням середины января 1757 г. относится следующая черновая, конспективная запись Ломоносова:
"1. Диалект северный. 2. Штиль разный. 3. Недостаток лексикона.
4. Ни на едином языке совершенной грамматики никто не сделал"
5. Для иностранных переведет, кто хочет, в чем я спомогать не отрекусь, и притом погрешности исправить, недостаток наполнить, излишество откинуть. 6. Россияне также свою пользу иметь могут" (Материалы, стр. 672468; факсимиле см. ниже, на стр. 853).
Парадные экземпляры Грамматики уже пошли, очевидно, по рукам. Языки "зоилов", вроде того же Сумарокова, поразвязались. Ломоносову, а тем более "знатным особам" очень скоро (должно быть, еще до поступления книги в продажу) стали известны первые впечатления читателей.
Вот этим-то только что услышанным, первым критическим отзывам и посвящены, кажется, три начальных пункта приведенной записи.
Ломоносова укоряли, как видно, в том, что в своей Грамматике он опирается не на общенародный язык, не на московскую его норму, а на севернорусский диалект. Мы знаем, что впоследствии подобное мнение было печатно высказано Сумароковым (Полн. собр. всех соч., ч. X, М., 1782, стр. 5 и др.). Таково, вероятно, было значение слов "диалект северный".
Ломоносову могли ставить на вид, что стиль изложения в его Грамматике не выдержан. Формально такой упрек был основателен: "высокий стиль" посвящения, первого и некоторых других параграфов заметно отличается от стиля остальных, особенно же тех, где Ломоносов с кем нибудь полемизирует (см., например, §§ 88, 119 и др.). Так можно понять слова "штиль разный".
Труднее поддаются истолкованию слова "недостаток лексикона". Говорили, может быть, о недостаточно изысканном подборе лексических примеров. Ломоносов в самом деле вполне сознательно и даже с подчеркнутой охотой черпал примеры из "простого слога или обыкновенных разговоров", не пренебрегая и такими словами, которые назывались в ту пору "подлыми".
В рассматриваемой записи Ломоносов не спорит с критиками. Он отвечает им общей фразой о том, что безупречных грамматических руководств не существует.
В дальнейших пунктах он переходит уже непосредственно к вопросу о переводе его Грамматики на иностранный язык, обещает помочь переводчику и выражает готовность исправить при этом свои погрешности, а заодно "недостаток наполнить, излишество откинуть".
Запись заключается словами о том, что иностранный перевод Грамматики может оказаться полезен и русским людям.
Едва ли можно сомневаться в том, что вся заметка в целом набросана Ломоносовым как конспект доклада Разумовскому или Шувалову о желательности издать Грамматику в переводе на иностранный язык.
Сдержал ли Ломоносов свои обещания, помог ли переводчику, исправил ли свой текст?
Прежде чем ответить на эти вопросы, следует упомянуть, что Шумахер, выполняя сообщенное Тепловым приказание президента, покусился и тут причинить Ломоносову довольно чувствительную неприятность: приказание было передано Стафенгагену не прямо, а через посредство академика Миллера и притом с оговоркой, чтобы перевод "исправляем был под его, г. Миллера, смотрением", т. е. под его редакцией (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 527, лл. 63 об.-64). Эта характерная для Шумахера попытка досадить лишний раз Ломоносову, видимо, не удалась. Ни в бумагах Ломоносова, ни в бумагах Миллера не обнаруживается никаких следов участия последнего в переводе Грамматики. Не прошло и месяца после передачи Стафенгагену президентского приказа, как последовал другой приказ, резко изменивший соотношение сил внутри Академии Наук: 13 февраля 1757 г. Ломоносов был введен Разумовским в состав Канцелярии. Приобретя тем самым равные с Шумахером права, он получил полную возможность не допускать Миллера к редактированию перевода Грамматики, так как при новых условиях Шумахеру стало уже не под силу тягаться с Ломоносовым. В одном из своих позднейших отчетов Ломоносов говорит, что немецкий перевод Грамматики печатался под его собственным "смотрением" (Акад. изд., т. VIII, стр. 276). Так оно, очевидно, и было.
В чем же выразилось авторское "смотрение"?
Немецкий перевод Российской грамматики Ломоносова не привлекал к себе до сих пор внимания исследователей. При подготовке настоящего издания он слово за словом сличен с русским подлинником. Все смысловые расхождения приведены ниже, в примечаниях к отдельным параграфам Грамматики. Их довольно много, но в большинстве случаев они настолько незначительны, что трудно решить, кем изменен текст: автором или переводчиком. Однако в пяти параграфах содержание немецкого текста отошло от содержания русского так далеко (см ниже, примечания к §§ 81-83, 572 и 592), что участие Ломоносова тут несомненно: Стафенгаген не отважился бы, конечно, дополнить без прямого указания автора ломоносовское определение глагола и заменить ломоносовские русские примеры своими, русскими же; такую ломку текста мог произвести только сам Ломоносов. Приходится думать, что авторские поправки были внесены Ломоносовым в переданный Стафенгагену русский подлинник. Немецкий перевод, если и просматривался автором, то недостаточно внимательно: в противном случае Ломоносов, превосходно владея немецким языком, устранил бы, разумеется, те неточности и прямые ошибки, которые допущены местами Стафенгагеном при переводе лексических примеров (см., например, ниже, в Материалах для толкования устаревших слов перевод слов: пижма, плѣю, чистецъ). При всем том, однако, перевод Стафенгагена следует признать в общем удовлетворительным.
Если не удалось помешать печатанию Грамматики на русском языке, то вокруг ее немецкого перевода разгорелась ожесточенная борьба.
Переводчик И. Л. Стафенгаген был тесно связан с враждебными Ломоносову академическими деятелями. Это был прижившийся в России иностранец, "купецкий человек": так сам он обозначал свое социальное происхождение. Окончив Академическую гимназию, он в. 1744 г. поступил на службу в Академию Наук, "в Конференц-архиву для письма ученых дел", т. е. попросту писцом. Из копиистов его произвели в канцеляристы, а затем в архивариусы. По этой должности он был подчинен конференц-секретарю Академии Миллеру и на положении делопроизводителя вел и хранил его служебную переписку. В досужее время Стафенгаген компилировал "Краткое описание древней географии", занимался метеорологическими наблюдениями, составлял "таблицы о темных часах" для полицмейстерской канцелярии и в течение ряда лет переводил на немецкий язык академические календари. За перевод Российской грамматики он принялся еще молодым человеком: в 1757 г. ему было двадцать девять лет (Архив АН СССР, разр. II, оп. 1, No 128; ф. 3, оп. 1, No 86, л. 54; No184, лл. 64-66; No 187, лл. 172-178; No 195, лл. 511-515; No 276, лл. 215-217; No 2332, л. 75).
Печатание немецкого перевода Грамматики производилось необычным в Академии способом: рукопись сдавали в Типографию по частям; по частям же ее набирали и печатали. Делалось это, вероятно, под предлогом ускорения, а в действительности привело к тому, что и перевод, и набор, и печатание затянулись на исключительно долгий срок - на целых семь лет! С первых же шагов дело пошло из рук вон плохо: к набору приступили только в июне 1760 г., промешкав отчего-то более трех лет. К августу следующего года отпечатали всего два листа (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 506, л. 82). Таким же странно медлительным ходом подвигалась работа и в 1761-1762 гг. (там же, лл. 127 и 220 об. и No 507, лл. 40 и 51 об.)- Непосредственным, или точнее сказать, видимым виновником задержки был Стафенгаген: к началу 1763 г., стало быть, за шесть лет он не управился с переводом и отделывался неопределенными обещаниями кончить его скоро. Только 13 марта 1763 г. Канцелярия, встрепенувшаяся наконец под отчаянным натиском Ломоносова, официально обязала Стафенгагена окончить перевод "от сего числа через месяц" (там же, ф. 3, оп. 1, No 274, л. 127). Но и после этого печатание продолжалось еще полтора года: типографские работы были завершены лишь в половине 1764 г. (там же, No 509, л. 101). "Неприлежание" Стафенгагена было отмечено "в журнале Канцелярии (там же, No 534, л. 135), но это не помешало ему получить через месяц "вознаграждение" за перевод, которое ровно в два раза превышало авторский гонорар, выплаченный в свое время Ломоносову за Риторику (там же, л. 154). Видно, угодил кому-то Стафенгаген своим "неприлежанием". Его прямым начальником был все эти годы Миллер, а хозяином Академической типографии - зять и преемник Шумахера, член Канцелярии Тауберт, главные в то время "недоброхоты" Ломоносова.
Эта документальная справка заставляет признать, что Ломоносов дал верный ключ к уразумению причины чудовищных проволочек, допущенных при печатании немецкого перевода его Грамматики. В своей знаменитой, но еще недостаточно изученной записке "о поведении Академической канцелярии", Ломоносов, разоблачая Тауберта, пишет: "Первый прием на Ломоносова был, чтобы пресечь издание Ломоносова Грамматики на немецком языке. Дал все способы Шлецеру, чтобы он, обучаясь российскому языку по его Грамматике, переворотил ее иным порядком и в свет издал, и для того всячески старался остановить печатание оныя, а Шлецерову ускорял печатать в новой Типографии скрытно... Тауберт оное производил для помешательства или, по малой мере, для огорчения Ломоносова" (см.: Билярский, стр. 092).
Это сообщение Ломоносова вполне подтверждается признаниями Шлецера (Сборник Отделения русского языка и словесности АН, т. XIII, СПб., 1875, стр. 153-155) и сохранившимися официальными документами. Грамматика Шлецера печаталась в самом деле несравненно быстрее, чем ломоносовская, и притом действительно чрезвычайно скрытно": она была сдана в типографию без полагавшегося в таких случаях письменного предписания, причем, чтобы утаить на время типографских работ авторство Шлецера, было приискано подставное лицо, согласившееся выдать себя за сочинителя его книги (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 274, л. 326).
Одновременно с публикациями в "Санктпетербургских ведомостях" (NoNo 44, 46, 54-56 за 1764 г.) о поступлении в продажу немецкого перевода Грамматики в июньском номере "Ежемесячных сочинений", выпускавшихся Академией Наук под редакцией Миллера, появилась анонимная, не вполне грамотная и плохо прокорректированная заметка об этом переводе. Неумеренные похвалы переводчику переплетались в ней с намеками на недостатки русского подлинника: "Прибавлены токмо к переводу, - писал критик,- некоторые для иностранных читателей примечания, кси как к большему изъяснению служат, так и для самого подлинника [здесь просится, как будто, точка, но в оригинале ее нет] дальных от господина сочинителя прибавлении желать должно, дабы сие изрядное грамматическое наставление со временем приведено было в большую совершенность" (стр. 550).
В ближайшем же заседании Канцелярии, 27 июля 1764 г., Ломоносов заявил о своем "неудовольствии" тем, что, вопреки правилам, заметка об его книге напечатана в академическом журнале "без показания" ему, Ломоносову. Дело кончилось выговором ни в чем не повинному фактору Типографии (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 534, л. 169 об.).
Еще за год примерно до этого, в октябре 1763 г., комиссар по книжным делам Зборомирский заявил Академической канцелярии, что Грамматика Ломоносова в русском издании "вся вышла, а многие охотники купить ее желают". Канцелярия опять, как и при сдаче в набор немецкого перевода, выказала заботу о "поспешности": распорядилась набирать второе русское издание Грамматики "в праздничные дни и шабашные часы из награждения", т. е. в сверхурочное время за особую плату (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 533, л. 214 об.). Однако никакой "поспешности", как и тогда, не получилось: к набору не приступали. Через семь месяцев Зборомирский снова является в Канцелярию с тем же требованием, и Канцелярия все с той же. напускной готовностью подтверждает свое прошлогоднее определение (там же, No 534, лл. 130 об.-131). А затем наступает новая семимесячная пауза. Набирать начали только в январе 1765 г., за четыре месяца до смерти Ломоносова.
В январе и феврале набрали и отпечатали четыре листа (там же, ф. 3, оп. 4, No 17, лл. 18 об.-19), в марте и апреле - остальные девять с четвертью листов (там же, лл. 34-35). Нет возможности установить, что именно оставалось недоделанным к 4 апреля, т. е. ко дню смерти Ломоносова. Ему не посчастливилось увидать готовую книгу, но можно все же утверждать с полной уверенностью, что большая часть листов была отпечатана еще при жизни автора.
По своему содержанию второе издание Грамматики, вышедшее в 1765 г., ничем не отличается от первого. Это и понятно: после раздражившей Ломоносова заметки в "Ежемесячных сочинениях" он решил, вероятно, оставить неприкосновенным - в знак пренебрежения к врагам - голословно осужденный ими текст.
По внешности второе издание очень похоже на первое, отличаясь от него только отсутствием фронтисписа, несколько большей шириной полосы набора и иными водяными знаками на бумаге.
Орфографические различия существуют; в настоящем томе они отмечены в подстрочных сносках к тексту. Одно из них достойно внимания: глаголы "есть" и "ехать", набранные в первом издании через в, во втором издании набраны через ѣ. Ломоносов долгое время, вплоть до первой половины 1750-х годов, писал эти глаголы и производные от них через е (Архив АН СССР, ф. 20, оп. 1, No 5, лл. 111, 115, 125, 126 и др.)" лишь изредка сбиваясь на ѣ (там же, ф. 3, оп. 1, No 95, л. 78 об.; ф. 20, оп. 3, No 14, л. 2), но в последние годы жизни он решительно отказался в этом случае от е и весьма последовательно писал: "ѣздѣ, приѣхалъ, проѣжжаетъ и т. п. (там же, ф. 20, оп. 1, No 2, л. 179 об.; оп. 3, No 100, л. 1 об.; No 101, л. 1 и др.). Это позволяет думать, что из числа орфографических поправок, внесенных во второе издание Грамматики, некоторые были произведены, может быть, по указанию самого Ломоносова.
По всем приведенным основаниям это издание имеет право признаваться последним прижизненным. По нему печатается Грамматика и в настоящем издании.
На титульных листах обоих прижизненных изданий выставлен не год выхода их в свет, а 1755 год - год первоначальной сдачи в набор авторской рукописи. Тем же 1755 годом помечены титульные листы и следующих трех, уже посмертных изданий, выпущенных Академией в 1771, 1777 и 1784 гг.
В Библиотеке Академии Наук хранятся экземпляры всех этих пяти изданий Грамматики. Отличительные признаки каждого из них и точные даты их выхода в свет установлены только недавно: см.: Ломоносов (Сборник статей и материалов), т. III, 1951, стр. 350-356, где указаны и соответствующие библиотечные шифры.
Выход в свет Российской грамматики Ломоносова является одним из выдающихся событий в истории русского языкознания, более того - в истории отечественной культуры.
Российская грамматика Ломоносова свидетельствовала не только о глубокомыслии, блистательной одаренности и широких знаниях ее составителя: она наглядно показывала, какого высокого уровня достигла к тому времени мыслительная зрелость народа, из которого вышел Ломоносов.
Грамматика Ломоносова была первой грамматикой русского языка, первым печатным, написанным по-русски, общедоступным сводом сложившихся к тому времени правил изменения русских слов, а отчасти и правил сочетания русских слов. Такой свод был насущно необходим: усложнявшиеся с каждым днем государственные, общественные, хозяйственные, военные, научные и литературные нужды огромной, быстро мужавшей страны настойчиво требовали полной мобилизации всех накопленных народом словарных богатств, пользование же ими было до крайности затруднено отсутствием печатного грамматического руководства. Подобным руководством не могла служить ни проникнутая схоластикой славянская грамматика Мелетия Смотрицкого, написанная на церковно-славянском языке и имевшая уже почти полуторавековую давность, ни тем менее краткий ее пересказ на немецком языке, изданный в 1731 г. В. Е. Адодуровым.
Грамматика Ломоносова была первым подлинно научным грамматическим трудом по русскому языку. Шлецер, силясь опорочить ее, называл ее автора "чистым натуралистом в языке". Эта особенность Ломоносова-лингвиста, верно подмеченная завистливым глазом врага, была отнюдь не пороком, а ценнейшим достоинством создателя Российской грамматики. Идя непроторенным путем, не имея ни одного предшественника, Ломоносов оттого и достиг на этом труднейшем пути таких замечательных успехов, что применил и здесь те приемы наблюдения и опыта, какими привык пользоваться как естествоиспытатель.
Поборник самых передовых, прогрессивных идей в естественных науках, Ломоносов внес эти идеи и в языкознание. Его Грамматика носит печать материалистического мировоззрения ее автора. В первом же параграфе затронут вопрос, который и в современной философии языка является одним из основных: вопрос о связи и взаимодействии языка, сознания и мышления. В понимании мышления Ломоносов стоит на материалистической точке зрения. Язык, по Ломоносову, служит "для сообщения с другими своих мыслей". Человек при помощи языка сообщает другим понятия, "воображенные себе способом чувств", т. е. образованные на основе ощущений, доставляемых действительностью. Итак, источником понятий Ломоносов считает действительность. Ту же теорию отражения действительности в слове он проводит и в основной части своей Грамматики, где говорит "о знаменательных частях человеческого слова" (§§ 39, 40 и ел.). Ломоносов объясняет, что язык, обеспечивая людям возможность общения, необходим человеческому обществу для "согласного общих дел течения, которое соединением разных мыслей управляется", т. е. для совместной, разумно согласованной работы. Без языка общество было бы похоже, по словам Ломоносова, на несобранную машину, все части которой лежат врозь и потому бездействуют, отчего и самое "бытие их тщетно и бесполезно". Таким образом, Ломоносов видит в языке необходимое условие жизни и развития общества.
Одно из важнейших практических достоинств Российской грамматики заключалось в том, что она была не механическим, а критическим сводом грамматических правил. Она носила нормативный характер. Грамматика, - говорит Ломоносов, - хотя "от общего употребления языка происходит, однако правилами показывает путь самому употреблению". Твердо следуя этому своему основному тезису, Ломоносов нигде не впадает в объективизм, никогда не довольствуется равнодушными ссылками на современную ему пеструю языковую практику, а во всех случаях указывает путь к "лучшему рассудительному употреблению".
"Худые примеры - не закон", - так определяет он свою позицию. Со всей страстностью, характерной для подлинно великого ученого, восстает он против многих "несвойственных безобразий" тогдашней письменной речи, "досадных слуху, чувствующему правое российское сочинение". Во всех случаях, когда употребление тех или иных форм или их вариантов двойственно, когда возможен выбор, Ломоносов неизменно вмешивается в этот выбор и указывает, какое употребление "приличнее" или "пристойнее" и "лучшее достоинство имеет", какое "обыкновенно слуху" и какое "дико и слуху несносно", какое' "неправедно", или "неприятно", или "весьма странно и противно способности легкого чтения", или "весьма развратно".
Говоря об употреблении разных грамматических форм или разных вариантов одной формы, Ломоносов в большинстве случаев связывает их с разными стилями литературного языка. Он поясняет, какие именно формы и варианты, "имея в себе некоторую высокость", возможны "только в письме", т. е. в книжной речи, и какие допустимы лишь "в простых разговорах" или "в просторечии", какие пригодны для украшенного "высокого" слога и какие непригодны "в важных материях".
В условиях послепетровского времени, при хаотической неразмежеванности литературных стилей, при множестве новых требований к письменной речи, при торопливости и неряшливости, с которой разрешались подчас проблемы литературного языка, - властные, твердые, накаленные страстью грамматические предписания Ломоносова имели жизненно важное значение.
На Ломоносова как на автора первой русской грамматики легла обязанность разработать самый тип ее научного издания. С этой обязанностью он справился мастерски. Строгость плана Российской грамматики, ее полнота, обилие, разнообразие и продуманность примеров, самостоятельность и тонкость грамматических наблюдений отмечались не раз историками отечественного языкознания. Смело отметая устаревшие формы и категории, Ломоносов сосредоточил все внимание на живых формах словоизменения и необычайно богато представил их в своей Грамматике.
Педагогический опыт и такт удержали Ломоносова от перегрузки ее пространными рассуждениями исследовательского свойства. Благодаря этому, Российская грамматика при всей своей научности не замедлила сделаться одним из самых ходовых учебных руководств. Несколько поколений русских людей были непосредственно ей обязаны своею грамотностью.
На ней воспиталось и несколько поколений ученых грамматистов. Вплоть до 30-х годов XIX столетия изучение грамматического строя русского языка шло по пути, намеченному Ломоносовым.
Российская грамматика сохраняет и в наши дни свое значение и притом не только как исторический памятник. Ее косвенное, а отчасти и прямое влияние на характер изучения современного русского литературного языка засвидетельствовано советскими лингвистами.
Восторженная хвала русскому языку, произнесенная Ломоносовым еще в Риторике, повторена и в Грамматике. Здесь она разрослась в целый дифирамб. Это не пустое витийство. Пламенная любовь Ломоносова к родному языку подтверждена многими делами. Из их числа величественнее всех - Российская грамматика. Эпиграфом к ней могли бы служить следующие прекрасные слова Ломоносова: "Хотя природное знание языка много может, однако грамматика показывает путь доброй натуре" (§ 131).
Среди черновых грамматических записей Ломоносова находятся два листа с написанными неизвестной рукой критическими замечаниями к §§ 299-300, 303, 305, 307, 310, 312-313, 318, 320, 322-323, 325, 327, 333, 340 и 346 Грамматики (Архив АН СССР, ф. 20, оп. 1, No 5, лл. 122-123). Судя по характеру почерка и по бумаге, их автор был современником Ломоносова. Нахождение его рукописи среди черновых записей Ломоносова позволяет думать, что эти написанные во втором лице замечания неизвестного рецензента, как видно москвича, хоть и не получили отражения в печатном тексте Российской грамматики, но были прочитаны Ломоносовым. В настоящем издании, в примечаниях к вышеперечисленным параграфам Грамматики, все упомянутые замечания приводятся полностью с обозначением "Замечания неизвестного рецензента".
В последующих примечаниях даны многочисленные ссылки на публикуемые в настоящем томе Материалы к Грамматике, причем, чтобы облегчить отыскание соответствующего их фрагмента, обозначается не только страница, где он напечатан, но и номер относящегося к нему примечания.
При ссылках на немецкий перевод Российской грамматики последний обозначается сокращенно: "нем. перевод".
1 Стр. 391. Карл пятый ... говорить прилично. - Источником этого сообщения является следующая фраза из весьма популярной в XVIII в. книги французского писателя XVII в. Доминика Бугура (Bouhours) Les entretiens d'Ariste et d'Eugène [Разговоры Ариста и Ежена], вышедшей в свет анонимно в 1671 г. и не раз переиздававшейся: "Si Charles-Quint revenoit au monde, il ne trouveroit pas bon que vous missiez le franèois au dessus du castillan, lui qui disoit, que s'il vouloit parler aux dames, il parleroit italien; que s'il vouloit parler aux hommes, il parleroit franèois; que s'il vouloit parler à son cheval, il parleroit allemand; mais que s'il vouloit parler à Dieu, il parleroit espagnol" [Если бы Карл V восстал из мертвых, он не одобрил бы, что вы ставите французский язык выше кастильского, - он, говоривший, что если бы ему захотелось побеседовать с дамами, то он повел бы речь по-итальянски; если бы захотелось побеседовать с мужчинами, то повел бы речь по-французски; если бы захотелось побеседовать со своей лошадью, то повел бы речь по-немецки; но если бы захотелось побеседовать с богом, то повел бы речь по-испански]. Этот текст, цитируемый по парижскому изданию 1737 года (стр. 95), Ломоносов мог прочитать также (в не совсем точной передаче) в Историческом и критическом словаре Пьера Беля (Dictionnaire historique et critique par M. Pierre Bayle. Amsterdam, 1734, T. II, стр. 408).
2 Стр. 392. Сильное красноречие Цицероново... на российском языке.- Ср. черновую заметку "О переводах" (стр. 767).
3 Стр. 392. Российскую грамматику - в нем. переводе gegenwärtiger Russischen Sprachlehre [современной российской грамматике].
4 Стр. 392. Тупа оратория ... без грамматики. - Ср. Рит. 1748, §§ 46 и 165.
5 Стр. 393. Черновые наброски отдельных фраз, которые Ломоносов предполагал ввести в предисловие к Грамматике, см. в Материалах, стр. 689 627, 690 635, 690-691 (пп. 14, 15 и 18) и 691 (п. 22). Намечалось, повидимому, кроме того и какое-то общее послесловие к Грамматике: см. Материалы, стр. 613, строки 1-3 снизу, слева.
6 § 6. Во-первых, изменяется голос выходкою - в нем. переводе Die verschiedentliche Verdnderungen der Stimme entstehen 1) durch eine verschiedene Erhöhung (Elevatio) [Различные изменения голоса происходят 1) путем разного повышения]. Ср. §§ 7, 25, 31-33 и 119 (п. 2) и Табель грамматическую (вклейка после стр. 597). Словарь Российской Академии (СПб., 1806) дает только одно значение слова "выходка": "Пение или играние одного, двух или нескольких голосов, во время чего весь хор молчит". В словаре же Нордстета (СПб., 1780) дано кроме этого еще и второе значение, а именно: "L'action de soutenir le ton de la voix" [Действие, заключающееся в том, что выдерживается тон голоса]. Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Академии Наук (вып. 2, СПб., 1892, стлб. 72), толкует примененный Ломоносовым термин "выходка" следующим образом: "Попеременное усиление и ослабление голоса, выражающееся то ударением, то отсутствием его в слове" и отмечает это значение как "старинное". Ср. у Н. С. Лескова в рассказе "Грабеж": "В чтении Павел Мироныч с такого с низа взял, что ниже самого низкого, как будто издалека ветром наносит: Во время онно. А потом начал выходить все выше и наконец сделал такое воскликнове-ние, что стекла зазвенели".
7 § 7. Выходка возношением и опущением - в нем. переводе: die Erhöhung durch die Höhe und Tiefe der Stimme [повышение с помощью высоты и низкости голоса].
8 § 8. вымышленные от Голберга в земли живущие люди - имеется в виду фантастический роман датского писателя Людвига Гольберга: Nicolai Klimii iter subterraneum novam telluris theoriam ac historiam quintae monarchiae adhuc nobis incognitae exhibens e bibliotheca B. Abelini. Editio tertia auctior et emendatior, Hafniae et Lipsiae [Подземное путешествие Николая Климия, в котором излагается новая теория земли и история пятой монархии, нам до сих пор неведомой - из библиотеки Б. Абелина. Третье дополненное и исправленное издание, Копенгаген и Лейпциг] 1754; русский перевод этой книги вышел в Петербурге в 1762 г. под заглавием "Подземное путешествие". В романе изображается "музыкальная земля", у обитателей которой нижняя часть туловища имеет вид контрабаса и по груди проходят струны, заменяющие голосовые органы.
9 § 11. Например ... другие отмены. - В нем. переводе: Z. В. Веу einem Brausen siedenden Wassers stellen wir uns ein S vor; wenn wir etwas klappern hören, als wenn etwa eine Menge kleiner Steine von einer Höhe heruntergeschüttet werden, so denken wir an ein R; durch das Blöcken der Schafe kommt uns der Selbstlaut E in den Sinn u. s. w. [Например: при шипении кипящей воды мы представляем себе С; когда слышим треск будто от множества сыплющихся камешков, то думаем об Р; блеяние овец приводит на ум гласную Е и т. д.].
10 § 20. например: Дебелые ... ³о ю. - В нем. переводе заменено следующей таблицей:
11 § 21. См. Материалы, стр. 606
40, стр. 690
634. В нем. переводе приведена следующая таблица:
12 § 22. как латинского h... благо, господь, трожды.- В нем. переводе: als das Lateinische h, seiches die Rußen in den Wörtern благо, господь gebrauchen, und das Italienische g vor e und i, so in dem Wort дрожжи gehöret wird [как латинского h, которое русские употребляют в словах благо, господь, и как итальянского g перед е и i, слышимого таким образом в слове дрожжи].
13 § 22. р картавые - в нем. переводе schnarrende r mit einer Aspiration [картавое r с придыханием].
14 § 22. См. Материалы, стр. 690629.
15 § 23. См. Материалы, стр. 690629.
16 § 24. См. Материалы, стр. 60640.
17 § 27. Ср. Материалы, стр. 59812, 617133, 69164.
18 § 28. Ср. Материалы, стр. 624184.
19 § 29. Ср. Материалы, стр. 689626.
20 § 32. Ср. Материалы, стр. 690628, 695701.
21 § 34. См. Письмо о правилах российского стихотворства, стр. 10 и прим. 2 к нему.
22 § 35. Для указания складов... без нужды - ср. Предисловие о пользе книг церковных, стр. 587-588 и прим. 4 к нему, а также Материалы, стр. 691, п. 15.
23 § 35. В нем. переводе добавлено примечание: In Rußland werden zweierlei Schriften gebraucht. Die eine ist der alte oder Kirchen-Druck, die andere der neue oder bürgerliche Druck, und dieser ist jetzo allgemein, außer, daß jener noch in allen geistlichen Büchern beybehalten wird [В России применяется двоякого рода печать: одна - старая или церковная печать, другая - новая или гражданская печать, и последняя теперь общеупотребительна, но старая сохраняется еще во всех духовных книгах].
24 § 36. См. Материалы, стр. 691648.
25 § 37. При сдаче Грамматики в набор Ломоносов передал Типографии изображения абиссинских и еврейских слогов (по заключению академика И. Ю. Крачковского, вполне точные) для воспроизведения их в печати, вероятно, в этом именно параграфе. Пунсонной палате было предложено вырезать эти слоги, но напечатаны они почему-то не были (Архив АН СССР, ф. 3, оп. 1, No 205, л. 7-7 об.). - См. Материалы, стр. 691648, ср. стр. 690630.
23 § 38. за основание имеют неразделимые части слова - в нем. переводе добавлено: oder die Buchstaben [или буквы].
27 § 38. См. Материалы, стр. 691648, ср. стр. 690630.
28 § 40. вѣтръ - в нем. переводе отсутствует.
29 § 40. синеешь, вѣетъ, видятъ - в нем. переводе: sehen, preisen, fordern [видят, восхваляют, требуют).
30 § 41. См. Материалы, стр. 756852.
31 § 43. См. Материалы, стр. 634294, 692654.
32 § 44. В нем. переводе добавлено: Diese Eigenschafft ist den Mittel-wörtern in allen Sprachen gemein; ihre Abänderungen aber sind verschieden [Это свойство присуще причастиям во всех языках, но их изменения различны]. - См. Материалы, стр. 617138.
33 § 47. См. Материалы, стр. 691646.
34 § 51. в наращении складов - в нем. переводе: in der Veränderung oder Vermehrung der Silben [в изменении или умножении слогов].
35 § 51. См. Материалы, стр. 611-61293, 621, 708794, 756852.
36 § 52. первый - положительный, которым просто вещи свойство изображается - в нем. переводе: Die erste Stufe, Gradus positivus, zeiget eine jede Eigenschafft ohne Vergleichung gegen eine andere an [Первая степень-положительная показывает любое свойство без сравнения с другим].
37 § 52. вторый степень рассудительный, которым о свойстве вещи преимущественнее рассуждаем - в нем. переводе: die zwote, Gradus comparativus, weiset uns die Verhältniß der Eigenschafften gegen einander [вторая, сравнительная степень показывает нам отношение свойств между собою].
38 § 55. В славенском языке... исследовать должно. - Ср. Предисловие о пользе книг церковных, стр. 587-588 и прим. 4 (стр. 897), а также Материалы, стр. 691, п. 15.
39 § 56. Деяния и вещи относятся к вещам разным образом - в нем. переводе: Die Fälle, bey welchen die Sachen sowohl, als Handlungen vorkommen, sind sehr verschieden [Случаи, в каких встречаются нам вещи, равно как и деяния, весьма различны].
40 § 56 Ломоносов предполагал первоначально дать прямое определение понятия падеж (см. Материалы, стр. 634293).
41 § 58. В Славенской грамматике назван он сказательным - см.: М. Смотрицкий. Грамматика славенская, л. 29-29 об.
42 § 58. См. Материалы, стр. 633284.
43 § 59. Напротив того, немцы и французы таковых имен не имеют. - В нем. переводе: Die Deutschen und die Franzosen haben dieses nicht, und müßte man etwa дворина und дворище auf Deutsch ein großes Haus, oder vielmehr ein Ungeheuer von einem Hause geben, weil diese Vergrößerungswörter gleichsam allemahl mit einer Art von Verachtung verkniipft sind [Ни у немцев, ни у французов этого нет, и слова "дворина" и "дворище" следовало бы по-немецки перевести "большой дом" или лучше "чудовище, а не дом", потому что таким увеличительным словам присуща всегда также и некоторая пренебрежительность].
44 § 60. Ср. Материалы, стр. 673 479.
45 § 61. Каков есть у нас - в нем. переводе добавлено und Deutschen [и у немцев].
46 § 62. Ср. Материалы, стр. 673479 (имеет связь и с §§ 138-139 Грамматики),
47 § 72. У евреев ... называются. - В нем. переводе отсутствует.
48 § 73. В Славенскую грамматику... латинскому свойству - под словом "сочинитель" Ломоносов разумеет М. Смотрицкого, - Ср. Предисловие о пользе книг церковных, стр. 587-588 и прим. 4 к ним, а также Материалы, стр. 691, п. 15.
49 § 74. еврейский - в нем. переводе отсутствует.
50 § 75. как выше показано - см. § 44.
51 § 80. Сложение знаменательных частей... разных понятий,- Ср. Рит. 1748, § 33. То, что называется в этом и следующих параграфах Грамматики "речью", именуется в Рит. 1748 (§§ 34 и ел.) "предложением".
52 § 81. деяния - в нем. переводе: Wirckung, Handоung oder Eigenechaft [действие, деяние или свойство].
53 § 81. оныя вещи деяние. - В нем. переводе: die Handlungen oder Beschaffenheit der Sache [деяния или состояние вещи].
54 § 82. деяние - в нем. переводе: Die Wirckung oder Handlung [действие или деяние].
55 § 83. Вещей и деяний свойства и обстоятельства - в нем. переводе: Die Beschaffenheit, die Eigenschafften und die Umstände der Sachen und ihrer Handlungen [Состояние, свойства и обстоятельства вещей и их деяний].
56 § 83. Больше всего умножаются ... в своем аресте. - См. Рит. 1744, ч, I, гл. III (§§ 45-57) и Рит. 1748, ч. I, гл. IV (§$ 48-72).
57 § 84. Пример первого... отъ росы - Ср. Материалы, стр. 688624.
58 § 85. простое.- В нем. переводе: die gemeine oder einfache, compositio simplex [обыкновенное или простое, простое сочинение].
59 § 85. сложное - в нем. переводе: die vielfache oder die zusammengesetzte, ... compositio periodica [многократное или сложное ... периодическое сочинение].
60 § 85. Ср. Рит. 1748, § 33.
61 § 86. В нем. переводе добавлено: das ist solche, die einen, zweene, drey oder vier besondere Sätze in sich faßen [то есть такие, которые заключают в себе одно, два, три или четыре отдельных предложения].
62 § 86. Пространное оных изъяснение и толкование надлежит до риторики. - См. Рит. 1744; §§ 40-44; Рит. 1748, §§ 40-47.
63 § 86. российская грамматика, есть знание, как говорить и писать чисто российским языком по лучшему, рассудительному его употреблению. - Ср. иную, более раннюю формулировку той же мысли в Примечаниях на предложение о множественном окончении прилагательных имен:: "к постановлению окончении прилагательных множественных имен никакие теоретические доводы недовольны; но как во всей грамматике, так и в сем случае одному употреблению повиноваться должно" (стр. 84). См, также Суд письмен, примечание 2 (стр. 841).- рассудительному его употреблению. - В нем. переводе: gewöhnlichsten Gehrauch [наиболее обычному употреблению].
64 § 87. В нем. переводе при передаче русской азбуки некоторые буквы сопровождаются фонетическими пояснениями:
г, глаголь, Glagol bedeutet im Deutschen g auch h [равнозначно немецкому g, также и h].
е, есть, Jest bedeutet im Deutschen je und e [равнозначно немецкому je и е].
ж, живѣте, Schiwete kan im Deutschem nicht ausoredrücket werden und wird viel weicher als das deutsche sch, aber vollkommen, wie das franzosische g in Général und George ausgesprochen [по-немецки не может быть выражено и произносится гораздо мягче, чем немецкое sch, но точно так, как французское g в Général и George].
з, земля, Semlia bedeutet im Deutschen ein weiches s, wie im deutschen Worte lesen [равнозначно немецкому мягкому s, как в немецком слове lesen],
с, слово, Slowo bedeutet im Deutschen ein hartes s, am Ende eines Worts;
z. E. in das im Deutschen [равнозначно немецкому твердому s в конце слова, например в немецком das],
ш, ша, Scha bedeutet im Deutschen sch, aber viel härter wie ж; nemlich wie im deutschen Worte Schutz [равнозначно немецкому sch, но гораздо тверже, чем ж, а именно как в немецком слове Schutz].
ъ, ер, Jerr wird nicht ausgesprochen [не произносится].
ы, еры, Jery als i, aber viel weiter im Halse und stärcker wie sonst in andern europäischen Sprachen, die nicht von der Slavonischen herstammen. Man kan ihren Laut in keiner von diesen Sprachen vorstellen. Da die Pohlen diesen Buchstaben haben und durch ein y andeuten, so wollen wir, so offte ein ы vorkomt uns eben dieses Buchstaben bedienen [как i, но гораздо глубже в горле и сильнее, чем обычно в других европейских языках, которые происходят не от славянского. Ее звук нельзя изобразить ни на одном из этих языков. Так как у поляков есть эта буква и обозначается через у, то именно этой буквой мы и будем пользоваться, когда будет встречаться ы].
ь, ерь, Jei wird auch nicht ausgesprochen [тоже не произносится].
ѣ, ять, Jat bedeutet im Deutschen e; bey den Deutschen im stehe das erste e, bey den Franzosen aber wie é fermé [равнозначно немецкому е; у