Певцов Михаил Васильевич - Путешествие в Кашгарию и Кун-Лунь

относительной 31. Из 12 отдельных наблюдений, давших очень согласные результаты, эта скорость оказалась 1 073 фута в секунду, т. е. почти такая же, какая была найдена из опытов на небольших высотах.

   Произведенные мною тригонометрические измерения дали следующие абсолютные высоты: вершины горы Ак-таг 20 880 футов, снеговой линии на южном склоне Кун-луня 19 140 футов и нижнего края ледника 18 080 футов. В точке, к которой приведены относительные геодезические высоты (столб в лагере), постоянно наблюдался в срочные часы ртутный барометр, и высота ее по этим наблюдениям вышла 13 880 футов.

   25 июня мы направились с озера для обозрения окрестной страны двумя партиями. П. К. Козлов с одним казаком и двумя таглыками поехал на восток вверх по речке, впадающей в озеро Даши-куль. Потом он должен был повернуть на юг и по широкой поперечной долине восточного отрога Кун-луня, отстоящей верстах в 40 от этого озера, подняться в высшую область Тибетского нагорья с тем, чтобы обозреть ее по возможности на большем пространстве. Другая партия, состоявшая из меня с В. И. Роборовским, двух нижних чинов конвоя и двух таглыков, отправилась прямо на юг от озера. При обеих партиях следовало несколько вьючных быков и ослов, нагруженных фуражом и съестными припасами на неделю.

   Обогнув западную оконечность озера, мы направились на юг к замеченной еще из лагеря поперечной долине плоского хребта, окаймляющего высшую область нагорья с севера. Около четырех верст мы шли по пустынной равнине, поднимаясь постепенно к подножью хребта. На ней мы видели несколько черепов диких яков, из которых один, хорошо сохранившийся, был захвачен нами на обратном пути с собой. Потом мы вступили в поперечную долину окраинного хребта, имеющую на первых четырех верстах весьма значительное падение. В эту долину выходят с запада многие ущелья, с востока же в нее спускаются с окрестных гор одни крутые лощины. В южной части долины встречалась изредка низкорослая полынь, а выше - только небольшие группы приземистых кустиков белолозника.

   Несмотря, однако, на такую жалкую растительность самой долины и окрестных гор, в них живут антилопы, тибетские зайцы и куланы. Свежие следы этих травоядных, а также волков и лисиц мы замечали неоднократно на мягких местах долины. В ней мы нашли также признаки временного пребывания людей: железный наконечник стрелы, ныне уже не употребляемой в Кашгарии, и небольшие груды камней, сложенные на некоторых, наиболее заметных горных мысах, преимущественно при устьях побочных теснин. Они, вероятно, служили путеводными знаками охотникам или золотопромышленникам, посещавшим некогда эти пустынные горы.

   Характерную особенность описываемого окраинного хребта представляют его передовые, т. е. северные горы, соседние подножью. Они отличаются большей абсолютной и относительной высотой сравнительно с горами среднего пояса хребта и поднимаются почти до уровня его гребня. Наиболее высокие вершины их во все время нашего пребывания на озере были покрыты снежною порошею, тогда как горы среднего пояса того же хребта оставались большею частью свободными от нее. Эти передовые горы состоят из весьма высоких, как бы отдельных, массивов, сочлененных лишь слабыми поднятиями. Между ними залегают обширные нагорные впадины, сообщающиеся с нижележащими долинами ущельями и весьма крутыми лощинами.

   Поднявшись около 10 верст по долине, мы заметили в простирающемся по ней сухом русле воду и остановились около нее на ночлег. Небольшой ручеек, пройдя в этом месте сажен 100 по дну плоского песчаного русла, уходит опять в землю. По берегам его росли маленькие кустики приземистого белолозника - единственного растения среднего и высшего пояса этого пустынного хребта. Вокруг царила мертвая тишина и не видно было ни одного живого существа.

   Большую часть следующего перехода мы употребили на подъем. Относительная высота окрестных гор по мере поднятия становилась все меньше и меньше, а вместе с тем уменьшалась глубина главной и побочных долин, которые в среднем поясе хребта встречались довольно часто. Верстах в пяти от ночлежного места поперечная долина, по которой мы шли, разветвилась на три довольно широкие, но неглубокие долины. Мы направились по средней из них, которая вскоре сузилась и перешла в извилистую теснину с весьма значительным падением, а окрестные горы преобразились в холмы, покрытые кое-где группами приземистого белолозника. На дне этой теснины встречались изредка мокрые песчаные места, но текучей воды нигде не было.

   На 18-й версте от ночлежного места мы стали подниматься по весьма крутому склону на гребень окраинного хребта и после часового утомительного восхождения достигли наконец высшего места перевала, поднимающегося на 16 590 футов над морем. На вершине перевала мы были очарованы открывшимся оттуда величественным видом: на юге нам представилась высокая земля, покрытая цепями холмов восточно-западного направления, вдали на юго-западе по этой волнистой земле тянулся высокий кряж, повидимому, отрог окраинного хребта, постепенно понижавшийся в юго-восточном направлении и уходивший за горизонт; к северу от перевала теснились, подобно застывшим колоссальным волнам океана, холмы высшего и среднего поясов хребта, возраставшие в северном направлении и переходившие наконец в нижней его зоне в грандиозные массивы.

   С вершины перевала мы спустились по отлогому южному склону окраинного- хребта, имеющему не более 1 ¹/₂ верст протяжения, на весьма высокую равнину и, отойдя полверсты от его подножья, разбили палатки в плоской лощине {Ширина окраинного хребта по пройденному нами направлению около 30 верст.}. Вокруг простиралась ровная щебне-дресвяная нагорная пустыня, поросшая кое-где группами приземистых кустиков белолозника. Воды на поверхности, по тщательным розыскам, нигде не оказалось, но в лощине, спускавшейся с перевала, найдено было мокрое песчаное место. На этом месте наши люди вырыли яму, которая, к общей радости, вскоре наполнилась прекрасной водой, а бывшие с нами таглыки накопали толстых корней белолозника - единственного топлива в этой заоблачной земле. Но огонь поддерживался в ней с большим трудом: нужно было постоянно вдувать воздух в костер маленьким мехом, который был взят на всякий случай с собой. Вода на этой высоте (16 100 футов) кипела при 84,2° Цельсия, и свежего мяса нельзя было сварить: от долгого пребывания в кипятке оно только краснело и почти вовсе не разваривалось. Мы предпочли довольствоваться похлебкой из сухого мяса, дававшего больше навара.

   27 июня с раннего утра до 10 часов шел большой снег, и наш лагерь очутился среди необозримой снежной поляны, напоминавшей нам родные равнины, одетые зимним покровом. К 10 часам он прекратился; из-за густых свинцовых облаков начало показываться по временам солнце, и стал подувать с запада легкий ветерок. От совокупного действия жгучих солнечных лучей и сухого ветра снег очень быстро исчезал, и к 11 часам его уже не стало. Тепловые солнечные лучи в этой заоблачной земле сильно жгут обнаженные части тела путника, обращенные прямо к солнцу, тогда как остающиеся в тени в то же время нередко зябнут.

   В 11 часов, когда снег с равнины совершенно исчез, я с Роборовским и одним казаком, взяв с собой барометр, камеробскуру с принадлежностями и вьючную лошадь с запасами, отправились на рекогносцировку окрестной местности к югу от лагеря.

   Около трех верст мы ехали по щебне-дресвяной равнине, на которой часто встречались выходы коренных пород, выступавших из земли едва заметными гребнями. Затем мы спустились в глубокую долину, шириною около версты, окаймленную высокими увалами, на дне которой не оказалось, однако, никаких следов проточной воды. Из долины мы поднялись на волнистую щебне-дресвяную землю, покрытую местами низкими грядами холмов восточно-западного направления. Между этими грядами заключаются обширные замкнутые котловины с солонцеватой почвой и слабым соляным налетом в наиболее углубленных местах плоского дна.

   На поверхности земли повсюду встречались длинные трещины шириною до пяти дюймов, засыпанные смесью из песка, щебня, гравия и дресвы. Они служат неоспоримым свидетельством жестокости зимних морозов в этой нагорной пустыне и отсутствия во время их снежного покрова. Следов дождя в ней не оказалось вовсе: мы нигде решительно не видали ни сухих русел, ни промоин в лощинах, трещинах, обрывах и расселинах, ни отпечатков дождевых капель, столь долго сохраняющихся на некоторых породах, как, например, на отверделой глине. Поэтому весьма вероятно, что в описываемой нагорной пустыне круглый год выпадает только снег, но от действия жгучих солнечных лучей и почти постоянных иссушающих ветров очень скоро исчезает, оставляя некоторое количество влаги в почве. Грунтовых же вод, судя по мокрым местам, встречающимся изредка в котловинах, в этой заоблачной стране должно быть все-таки достаточно.

   Низкорослый белолозник, едва заметный с лошади и растущий притом весьма рассеянно, отдельными группами миниатюрных кустиков, - единственное растение, найденное нами в нагорной пустыне. Высота его над поверхностью земли по крайней мере втрое меньше, чем в нижележащей долине озера Даши-куль. При сравнении же его с белолозником того же самого вида с северного предгорья Кун-луня, растущего высоким, ветвистым кустом, между ними оказывается столь значительная разница, что с первого взгляда сравниваемые растения легко признать принадлежащими двум различным видам. Зато белолозник нагорной пустыни, скрывающийся от суровости ее климата в земле, имеет массивный корень, служивший нам единственным топливом.

   Замечательно также полное отсутствие в описываемой нагорной пустыне мхов и лишаев. Природа, очевидно, отказала ей в этих приготовителях почвы для растений высшей организации, которые не могут прозябать в столь суровой стране.

   Несмотря на крайне скудную растительность нагорной пустыни, в ней живут, однако, некоторые животные. В одной из плоских ее котловин мы видели несколько штук антилоп-оронго, замечали неоднократно следы куланов, зайцев, тибетских степных куропаток и спугнули одного хохлатого жаворонка. Но яков мы там не встречали и не находили даже ни следов, ни черепов их.

   Тщетно мы искали в этой невыразимо печальной стране каких-либо признаков временного посещения ее людьми: их нигде решительно не оказалось. Не видно было ни путеводных знаков из камней на возвышенных местах, ни остатков одежды, обуви, сбруи, посуды, костей домашних животных, огнищ и опаленных на кострах камней. Словом, не заметно было никаких следов, оставляемых, обыкновенно людьми в необитаемых странах при временном их посещении и очень долго там сохраняющихся.

   Усмотрев вдали на юге высокий холм, мы направились к нему с тем, чтобы обозреть с него по возможности большее пространство. Взобравшись на вершину этого холма, мы могли действительно визировать оттуда во все стороны на далекие расстояния. Везде тянулись по нагорной пустыне цепи холмов восточно-западного направления, а между ними обозначались обширные плоские котловины. На юго-западе верстах в 30 от нашего обсервационного пункта простирался в юго-восточном направлении высокий кряж, усмотренный накануне с перевала и уходивший попрежнему за горизонт. Верстах в 15 почти прямо к югу от того же пункта возвышалась целая группа тесно сплоченных коротких и невысоких кряжей с острыми гребнями, простиравшихся, подобно грядам, тоже с запада на восток.

   Едва успели мы обозреть с вершины холма окрестности и снять три вида, как нашла темная грозовая туча, раздались громовые удары, засверкала молния, и из тучи посыпался густой снег. Порывистый западный ветер, дувший с утра, внезапно усилился, и поднялась ужасная метель. Чтобы укрыться хоть сколько-нибудь от жестокой снежной бури, мы почти ощупью спустились немного по юго-восточному склону холма и остановились на покатости. Там мы пытались развести из захваченных с собой дров костер, но напрасно: сильный ветер со снегом каждый раз тушил вспыхнувший огонек. К счастью, гроза и метель вскоре прекратились, мы снова поднялись на вершину холма и, открыв с трудом окоченелыми руками барометр, измерили ее высоту, оказавшуюся впоследствии по вычислении равною 16 150 футам.

   Прозябнув сильно на холме, мы поспешно спустились с него и направились обратно в лагерь, сходя по временам с лошадей, чтобы согреть себя усиленной ходьбой. Но и движение скорым шагом мало помогло: холодный ветер, дувший с утра, пронизывал нас все время на обратном пути. Прибыв в лагерь в сумерки, мы должны были надеть шубы, и только после нескольких выпитых почти залпом чашек горячего чая перестали дрожать от холода.

   Вечером, по окончании обычной записи в дневник, мы, сидя в палатке у костра, долго рассуждали с моим спутником, В. И. Роборовским, уже немало странствовавшим по пустыням Центральной Азии, о способе исследования нагорной пустыни, в которой тогда находились. Обсудив всесторонне этот вопрос, мы пришли к заключению, что для углубления в нее на далекие расстояния от Кун-луня совершенно необходимо предварительное устройство у южного подножья его складов с большими запасами продовольственных продуктов и фуража (ячменя, отрубей и прессованной люцерны) для животных. Из таких первоклассных складов должны пополняться по мере надобности второстепенные склады, открытые южнее, в самой нагорной пустыне. Эти последние могли бы служить исходными пунктами для экскурсий по ней, которые следовало бы при таких условиях предпринимать с небольшим числом людей и столькими вьючными животными, чтобы иметь с собой запас продовольственных продуктов и фуража для всего каравана по крайней мере на две недели.

   Такой способ исследования северной полосы Тибетского нагорья со стороны Кашгарии на всем протяжении от верховьев реки Керия-дарья до меридиана озера Лоб-нор в длину и верст на 300 в ширину от Кун-луня потребовал бы, без сомнения, больших денежных затрат и очень много времени. Задача могла бы значительно упроститься, если б в Кашгарии было достаточно домашних яков. Эти животнше, организм которых вполне приспособлен к пребыванию на больших высотах, несравненно надежнее лошадей, быков, ослов, мулов и даже верблюдов для путешествий по весьма высоким странам. Притом они весьма охотно едят белолозник и тибетскую осоку, растущую, по всей вероятности, в южной половине указанной полосы, и потому для яков на время путешествия по рассматриваемой нагорной пустыне потребовалось бы гораздо меньше фуража, чем для прочих вьючных животных.

   Основываясь на этих соображениях, мы полагаем, что исследование нагорной пустыни, простирающейся к югу от Кун-луня, в указанных пределах было бы гораздо удобнее предпринять с запада, из Ладака. Обитатели этой горной страны содержат достаточно домашних яков, кротких и вполне привычных к перевозке вьюков; кроме того, в Ладаке легко найти опытных людей для путешествия в Тибетскую нагорную пустыню, а также запастись продовольственными продуктами и фуражом. В северо-восточной части Тибета также можно приобрести домашних яков, но они не так кротки, как ладакские, и притом там гораздо труднее будет заготовить продовольственные продукты и фураж на время путешествия.

   Наши средства и краткость времени, остававшегося для путешествия экспедиции собственно по Тибетскому нагорью, не позволяли нам проникать далеко внутрь этой страны: не имея позади складов продовольственных припасов и фуража, мы могли удаляться от Кун-луня к югу не более 100 верст. При таких обстоятельствах экспедиция должна была ограничиться обозрением небольших отдельных районов северной полосы Тибетского нагорья на пространстве от верховьев реки Керия-дарья до меридиана озера Лоб-нор, чтобы ознакомиться по крайней мере в общих чертах с характером природы этой безвестной страны.

   В ночь с 27-го на 28 июня снова выпал снег в два дюйма толщины, и мы провели второе утро среди необозримой снежной поляны. С 7 часов ее начало озарять по временам яркое солнце и быстро растоплять своими жгучими лучами снег. К 9 часам он уже исчез с равнины и оставался только на холмах, которые все утро курились, подобно вулканическим сопкам, и нагорная пустыня с этими повсюду дымящимися на ней холмами казалась какой-то волшебной, сказочной землей.

   Продовольственных припасов и фуража у нас осталось только на три дня. Поэтому в 9 часов мы сняли палатки и направились обратно к своему пристанищу на озере. С вершины перевала В. И. Роборовский снял несколько видов, а я в это время повторил барометрическое определение ее высоты. Затем полюбовавшись недолго дивной картиной курившихся в нагорной пустыне бесчисленных холмов, мы простились с нею и начали спускаться с хребта. Обратный путь был несравненно легче переднего: одни и те же расстояния мы проходили при спуске почти вдвое скорее, чем при восхождении на хребет. На ночлег остановились на старом месте, у ручья; ночью опять выпал снег около двух дюймов толщины, но утром очень быстро стаял и держался до 10 часов только на вершинах гор. В полдень 30 июня мы прибыли в лагерь, на озеро Даши-куль.

   П. К. Козлов, возвратившийся накануне нашего прибытия на озеро, также успел обозреть небольшой район высшей области Тибетского нагорья. Пройдя около 40 верст вверх по речке, впадающей в озеро Даши-куль, он оставил на ней одного таглыка с двумя вьючными быками и частью запасов, а сам с казаком и другим горцем повернул на юг по направлению к усмотренной широкой поперечной долине окраинного хребта. По этой долине путники поднимались верст 40 до его гребня; в северной части, близ подножья хребта, она глубока, и окрестные горы очень высоки, но по мере простирания к югу глубина ее уменьшается, а вместе с тем мельчают и окраинные горы, переходящие около гребня в холмы. Кроме приземистого белолозника и полыни, встреченной только в нижней части долины, в ней не найдено никаких растений. В этой долине Козлов видел также следы куланов, антилоп и тибетских зайцев, но признаков посещения ее людьми не нашел. Достигнув гребня хребта, опускающегося на юг отлогим и коротким склоном, Козлов увидел оттуда на юге землю, покрытую цепями холмов восточно-западного направления. По обозрении с вершины перевала нагорной пустыни путники спустились по той же долине с окраинного хребта, имеющего в том месте с лишком 40 верст ширины, и направились на речку, где был оставлен таглык, а оттуда возвратились в лагерь, на озеро Даши-куль.

   Утомленным во время экскурсии людям и животным необходим был отдых, а потому мы по прибытии на озеро провели там следующий день.

   1 июля наш караван направился в обратный путь по старой дороге в Кара-сай. Спуск с хребта мы совершали очень быстро, понижаясь ежедневно средним числом на 1 000 футов. Животные шли бодро, да и люди, заметно повеселели, оставив позади унылую нагорную пустыню, в которой мы все, не исключая и таглыков, испытывали одышку, слабую головную боль и легкие лихорадочные пароксизмы по вечерам. Температура воздуха, колебавшаяся на Тибетском нагорье в пределах от 3° до 15° Цельсия, по мере спускания с хребта значительно повышалась; с каждой станцией прибавлялось несколько десятков растительных видов, и самые растения становились все пышнее и пышнее, как будто мы стремительно переносились из полярного пояса в умеренный. На ночлеги караван останавливался на прежних местах, и везде мы находили растительность, значительно развившеюся за время нашего отсутствия.

   4 июля мы благополучно прошли по опасному конгломератовому мысу у слияния рек Ак-су и Кубучи-дарья. На этот раз мы следовали по нему не так боязливо, как в передний путь, и в полдень прибыли в Кара-сай.

   По возвращении в лагерь мы нашли там все в полном порядке. Верблюды и лошади экспедиции, отправленные еще в начале июня на новое пастбище, в долину Сарык-туз, очень хорошо поправились и были готовы к продолжению пути.

   Геолог экспедиции К. И. Богданович возвратился из поездки на прииск Копа в Кара-сай за три дня до нашего прибытия туда. Перед этой поездкой я просил его собрать подробные сведения о перевалах через Кун-лунь восточнее реки Бостан-тограк. Во время пребывания в Копа и рекогносцировки гор к югу от названного прииска Богданович расспрашивал об этих проходах многих туземцев, из показаний которых выяснилось, что к востоку от реки Бостан-тограк до верховьев Черчен-дарьи в окраинном хребте нет ни одного перевала, доступного для верблюжьих караванов. На этом протяжении Кун-лунь могут пересекать только одиночные всадники да легко нагруженные ослы, для которых лучшими проходами считаются Мит и Далай-куган, ведущие по ущельям речек того же названия - левых притоков реки Кара-муран⁴⁴. С другой стороны, В. И. Роборовский во время весенней поездки в долину верхней Черчен-дарьи достоверно узнал, что из нее существует несколько проходов через окраинный хребет на Тибетское нагорье, доступных для караванов. На обратном пути он неоднократно встречал партии рабочих, шедших за Кун-лунь, на прииск Акка-таг, которые сообщили ему маршрут из долины верхней Черчен-дарьи на этот прииск и уверяли, что дорога туда вполне доступна для караванов.

   Основываясь на вышеприведенных сведениях, я порешил перевести всю экспедицию по дороге, пролегающей по северному подножью Кун-луня через Копа и Ачан, в долину верхней Черчен-дарьи, на урочище Баш-малгун, где находились наши люди с 28 верблюдами и багажом, отправленные туда еще из Нии. В этой местности предполагалось оставить большую часть людей с животными экспедиции и повторить на наемных лошадях экскурсии на Тибетское нагорье. При этом я намеревался посетить непременно прииск Акка-таг, где в то лето работало до 300 человек, чтобы собрать там расспросные сведения об окрестной ему стране.

   На другой же день по прибытии в Кара-сай мы начали снаряжаться в путь: пекли на дорогу хлеб, исправляли вьючные седла и формировали вьюки. Верблюды и лошади экспедиции, пасшиеся в долине Сарык-туза, были заблаговременно пригнаны в Кара-сай, в окрестностях которого подножного корма для них было уже достаточно.

  

  

   Утром 10 июля экспедиция, провожаемая толпой местных таглыков, состоявшей наполовину из наших спутников по Тибетскому нагорью, выступила из Кара-сая. Пройдя верст пять по волнистому предгорью, мы вышли на реку Бостан-тограк и направились вниз по ее левому берегу. Эта река, подобно Толан-ходже, по выходе из гор, течёт по предгорью в весьма глубокой и излучистой конгломератовой балке с отвесными стенами. В там месте, где мы на нее вышли, и несколько выше, Бостан-тограк омывает высокий, почти отвесный утес обнаженного горного мыса, упирающегося в реку и заставляющего ее повернуть круто к северо-востоку. Эта необычайно крутая скала, блестящая на солнце, называется Эйнак-таг (зеркальная гора).

   На 14-й версте мы спустились по весьма крутому откосу в глубокую балку реки Бостан-тограк и расположились на ночлег. В этот день с 11 часов утра начал дуть прохладный ветер с севера, принесший такую массу пыли, что перед вечером мы не могли ясно различать ближайших к лагерю обрывов балки. Ровно в 9 часов вечера пришла горная вода, возвестившая о своем приближении глухим шумом. Река почти вдруг сильно вздулась и начала катить небольшие камни, издававшие слабый грохот. В течение всей ночи переправа через нее была невозможна, но к утру вода стала сбывать, и к 10 часам, река уже обмелела.

   Бостан-тограк, подобно Толан-ходже, течёт непрерывно только летом, в половодье, а в остальное время иссякает тотчас же по выходе из предгорья Кун-луня на соседний сай. Ниже, близ северной черченской дороги, эта река снова собирается из ключей и течет оттуда, под названием Андэрэ, круглый год верст 140 на север.

   От реки Бостан-тограк до ближайшей речки Ой-яйляк, пересекаемой дорогой, считается около 40 верст безводного пути. Мы, по обыкновению, разделили этот длинный переход на два. Взяв с собой два бочёнка воды для людей и напоив всех животных, караван после полудня переправился через обмелевшую реку и поднялся из балки на высоту. Дорога пролегает по волнистой местности предгорья, прорезанной узкими, но неглубокими лощинами; мягкая лёссовая почва его покрыта полынью и белолозником, которые в то время по случаю засухи были очень тощи. На первой половине перехода мы пересекли несколько лёссовых грядок, засыпанных песком, и миновали ряд небольших отдельных высот, поднимающихся на предгорье близ подошвы Кун-луня. Этот окраинный хребет к востоку от реки Бостан-тограк значительно расширяется, вместе с тем становится площе и не опускается уже, как западнее, к предгорью крутыми склонами, а ниспадает к нему постепенно отлогими ветвями, прорезанными неглубокими долинами, ущельями и лощинами, из которых выходят многочисленные мелкие лощины и балки, пересекаемые повсеместно дорогой. С уменьшением крутизны северо-западного склона Кун-луня на вышеуказанном пространстве уменьшается также и падение его предгорья, которое становится тоже площе и ниже как над уровнем моря, так и над сопредельным северным саем, а прорезающие его балки и лощины несравненно мельче, чем к западу от Бостан-тограка.

   Пройдя около 20 верст от реки, мы остановились на ночлег в плоской лощине, где был порядочный подножный корм и оказалась небольшая яма с водой, которой утолили жажду наши лошади. На второй половине перехода волны предгорья значительно сгладились, местность стала ровнее; отдельных высот на предгорье уже не замечалось, а прорезающие его каменистые лощины сделались шире и мельче. На 15-й версте мы пересекли весьма плоскую долину с целою сетью сухих каменистых русел временной речки, делящейся на несколько рукавов; судя по величине устилающих ее ложе камней, она должна сильно бушевать во время разлива.

   В этот день мы разбили палатки для ночлега на берегу маловодной речки Ой-яйляк, текущей в неглубокой долине. Верстах в пяти к югу от переправы через нее, близ подножья Кун-луня, находится маленькое селение Ой-яйляк, имеющее всего 10 дворов. Обитатели его, таглыки, кочевали в то время со стадами в горах, а в селении оставалось только несколько человек для полевых работ. В этом убогом селении, благодаря понижению предгорья, растут деревья и, кроме ячменя, вызревает еще горох.

   На следующий день мы приблизились к горам и большую часть станции шли близ подножья Кун-луня. С приближением к окраинному хребту местность стала волнистее: на этом переходе мы пересекли три глубокие балки, из которых одна орошается речкой Бугана, и много лощин.

   Последние пять верст экспедиция следовала по песчаным буграм, в которых нас застигла сильная буря. При слабом северо-западном ветре и тонких слоистых облаках, покрывавших все небо, внезапно показалась с наветренной стороны наземная песчаная туча, надвигавшаяся темной стеной приблизительно сажен в 300 высоты; вся эта стена состояла из тесно сплоченных и сильно крутящихся песчаных столбов. Она двигалась с северо-запада на юго-восток с весьма большой скоростью, пробегая, по всей вероятности, не менее версты в минуту. По мере ее приближения ветер все более и более усиливался и наконец перешел в настоящий шторм; нас совершенно окутала масса песка, сквозь которую едва можно было различать в пяти шагах лошадей, казавшихся окрашенными в светложелтый цвет. После первых неистовых порывов ветер значительно ослаб и стал дуть гораздо ровнее, но густая мгла продолжала скрывать от нас все окружающее. Более часа шли мы во мраке, пересекли невысокий, мягкий отрог Кун-луня и, спустившись с него в долину ручья Комыш-булак, остановились там в затишье на ночлег.

   Проводники уверяли, что подобные песчаные бури случаются в их стране нередко ранней весной; приближение таких наземных песчаных туч возвещается на туземном языке словами "топа ягды!" (т. е. пыль идет).

   К вечеру ветер совершенно стих, и пошел мелкий дождь, продолжавшийся до рассвета. Ночью нас разбудил шум сильно вздувшегося ручья Комыш-булак, который утром, с прекращением дождя, быстро обмелел и стал струиться так же тихо, как накануне.

   С ручья Комыш-булак дорога пролегает попрежнему близ подножья Кун-луня, пересекая несколько глубоких балок с сухими руслами и небольшую полосу мелких песчаных бугров. Перейдя ее, мы спустились в последнюю глубокую балку и по выходе из нее следовали несколько верст до реки Мольджа по равнине, на которой нас застиг сильный дождь. Подходя к этой реке, мы миновали массу глубоких шахт, пробитых золотоискателями по сторонам дороги. В них погибло в короткое время от обвалов 13 рабочих, погребенных тут же, на прииске, и над могилами этих несчастных людей водружены шесты с конскими хвостами. Гибель стольких рабочих произвела удручающее впечатление и понудила золотоискателей оставить опасный прииск.

   Спустившись в весьма глубокую балку Мольджи, мы хотели тотчас же перейти на правый берег реки, где подножный корм был гораздо лучше, чем на левом; но сильная прибыль воды после ливня заставила нас провести ночь на этом последнем. Утром, когда вода в реке немного сбыла, мы немедленно перешли на правый берег ее и, разбив лагерь на зеленой лужайке, возвышавшейся с лишком на сажень над уровнем воды, расположились на дневку.

   Едва успели поставить палатки, как пошел мелкий дождь, вода в реке начала быстро прибывать, и вскоре переправа через нее стала уже невозможной. Дождь продолжал итти непрерывно, а река все более и более вздувалась; к полудню уровень воды в ней поднялся почти на аршин против утреннего; рукава ее, слившись в одно целое, образовали многоводную реку около 150 сажен ширины, несшую необыкновенно мутную желто-бурого цвета воду большими волнами. Около 3 часов пополудни, когда скорость движения воды в реке достигла 12 футов в секунду, она начала катить по дну камни, издававшие грохот, подобный отдаленным раскатам грома. Позднее этот непрерывный гром настолько усилился, что заглушал говор людей. Перед вечером скорость движения воды увеличилась до 15 футов в секунду, и река, кроме камней, стала ворочать еще массивные валуны. Кувыркаясь по ее неровному каменному ложу, они по- временам падали с его уступов и производили в свою очередь глухие удары, напоминавшие отдаленную пальбу из больших пушек. В то же время от непрерывного дождя с отвесных конгломератовых обрывов балки начали ниспадать местами каскады и подмывать торчавшие на пути камни, которые стали срываться с высоты и падать в балку. Один из таких массивных камней, упавший с противоположного обрыва балки, прокатился как раз по тому самому месту, на котором накануне был разбит наш лагерь. К счастью, мы стояли не под отвесным обрывом балки, а близ подножья ее мягкого откоса, и потому были обеспечены от падающих камней.

   Еще более поразительное зрелище представляла в это время Мольджа в 200 саженях ниже нашего лагеря. Там два противоположных каменных мыса балки образуют ворота сажен в семь ширины, через которые должна была пробиваться вся огромная масса воды. Река с изумительной быстротой неслась через эти извилистые ворота очень большими волнами, яростно ударявшими об утесы и разбивавшимися с пеною и брызгами. На дне же ее гремели непрерывно камни и валуны, от движения которых и сильных ударов волн содрогались самые скалы ворот.

   В 11 часов вечера уровень воды в реке поднялся почти на сажень над утренним, и она стала угрожать затоплением нашего лагеря. По тревоге были перенесены в полчаса палатки и весь багаж экспедиции на возвышенное место, где мы могли безопасно провести ночь. Во время этого перемещения непрерывный гром камней, учащенная пальба валунов и рев реки слились в один оглушительный вой, вынуждавший сильно выкрикивать приказания, чтобы они могли быть услышаны при таком страшном шуме. В полночь мы улеглись, как всегда, на войлоках, разостланных в палатках на земле, но долго не могли заснуть от сильного гула и дрожания земли, которая в то же время, как нам слышалось, будто тяжело стонала.

   С полуночи дождь прекратился, и на рассвете вода стала сбывать. К 10 часам утра река значительно успокоилась: гром камней стал очень слабым, а пальба валунов прекратилась совершенно. По осмотре прежнего лагерного места на том же берегу оказалось, что уровень воды ночью не достиг до него только 10 дюймов.

   По случаю минувшего ненастья экспедиция должна была простоять еще один день на берегу Мольджи. Наши проводники совершенно справедливо утверждали, что после продолжительного дождя спуски и подъемы в балках, которые нам предстояло пересечь на пути, становятся столь скользкими, что по ним трудно бывает проходить не только вьючным животным, но и людям. Признавая их предостережение вполне основательным, я задержал экспедицию еще на день в балке реки Мольджа.

   После полудня небо немного прояснилось, и вода стала быстро сбывать; к вечеру река, разделившись на рукава, обмелела, стихла и в этом, так сказать, смиренном виде, представляла поразительный контраст с тем необыкновенно возбужденным состоянием, в котором мы наблюдали ее накануне.

   Мольджа, по выходе из предгорья Кун-луня, вскоре иссякает в песках и только в половодье в июне и июле пробивает себе путь далее на север. Разливаясь в это время очень широко в нижнем течении, она пересекает черченскую дорогу и теряется верстах в 30-40 к северу от нее. В остальное же время Мольджа иссякает в песках значительно южнее черченской дороги.

   Поднявшись из балки реки Мольджа, экспедиция продолжала путь вдоль подножья Кун-луня, пересекая по временам глубокие балии с сухими руслами и небольшие песчаные пространства, состоящие из малых плоских бугров, нанесенных ветрами с северо-востока. Там желтело целое море песков, залегающих на пространстве между реками Черчен-дарья и Мольджа. Эта песчаная пустыня, носящая на западе название Кызыл-кум-буглук, безводна и крайне бедна растительностью. Через нее пролегает, однако, прямая дорога из Черчена в Копа, по которой ходят зимой верблюжьи караваны.

   На второй половине перехода мы удалились от подножья хребта, местность стала ровнее, а прорезающие ее лощины и балки - мельче. Зато песчаные пространства на этом протяжении встречались чаще.

   Северный склон Кун-луня на пространстве между реками Бостан-тограк и Кара-муран, будучи шире и отложе, чем на западе, вместе с тем отличается весьма прихотливым очертанием своего подножья. Подошва окраинного хребта, высылающего на этом пространстве к северу короткие отрасли, прорезанные повсюду ущельями, очень извилиста и зазубрена. Предгорье же его, склоняющееся, в свою очередь, тоже медленно к соседней пустыне, лежит значительно ниже как над уровнем моря, так и над этой пустыней, чем западнее реки Бостан-тограк, и прорезано в общем далеко не столь глубокими балками и лощинами, как там.

   К востоку от реки Кара-муран Кун-лунь, получающий название Токуз-даван, опускается на север уже гораздо круче; узкое предгорье его тоже сильно вздувается и быстро падает к соседней песчаной пустыне, а прорезающие его балки и лощины становятся глубже.

   Переночевав на урочище Узун-кол, мы сделали небольшой переход по каменистой равнине, прорезанной мелкими, еще более каменистыми оврагами, миновали селение Копа и разбили палатки для ночлега. Это селение, расположенное при входе в горное ущелье, имеет до 50 маленьких домиков, сложенных из камней, и несколько пещерных жилищ. Летом в нем проживает до 300 рабочих, занятых добычей золота, а зимой число обитателей селения сокращается наполовину. Вся окрестная равнина, соседние, долины, ущелья и в особенности прорезающие их сухие русла усеяны шахтами глубиною до 10 сажен, пробитыми в конгло-мератовых толщах. За недостатком воды золото на этом прииске извлекается посредством провеивания. Вынутые из шахты куски конгломерата и мягкую землю сначала разрыхляют, потом выбирают из нее щебень и гальку. Остальные же минеральные частицы провеивают во время ветров, подбрасывая их кверху в больших деревянных чашах над разостланными на земле тканями или войлоками. Ветер уносит все легкие частицы, а гравий, дресва и крупный песок с крупинками золота частью остаются в чашах, частью падают на разостланные под ними ткани. Эти остатки осторожно разгребают и выбирают из них крупинки золота величиною от булавочной головки до горошины, а иногда и крупнее. Если вынутая из шахт земля сыра, то ее предварительно сушат и потом уже провеивают.

   В Копа проживало в то время 12 китайцев и несколько богатых туземцев, занимавшихся исключительно продажей приисковым рабочим всего необходимого и покупкой золота, которого ежедневно добывалось всего от 40 до 80 золотников. Наши торговцы, проживающие в Керии, посещают также по временам этот прииск, привозя туда на продажу русские товары и скупая часть золота. На деньги оно продавалось очень дорого - по 4 рубля 50 коп. золотник. Скупщики выменивали его на товар, сбывая этот последний по двойным ценам и более, а потому им золотник обходился не дороже двух рублей⁴⁵.

   Местность вокруг Копа, усеянная повсюду камнем, совершенно пустынна. В этом унылом селении и в его окрестностях ничего не растет, и воды в протекающей через него маленькой речке едва хватает для обитателей. Хлеб, овощи и все вообще продовольственные продукты доставляются на прииск из Керии, Нии и Черчена, откуда пригоняют также и овец для пищи. Лес привозят зимой на вьюках с низовьев реки Мольджа по дороге, направляющейся вверх по этой реке и выходящей потом на подгорный тракт немного восточнее места переправы через нее.

   Мы прибыли в селение Копа вскоре после случившегося там сильного наводнения. С 13-го по 20 июля в соседних горах Кун-луня шли дожди, от которых протекающая через него маленькая речка в короткое время сильно разлилась, снесла базар и разрушила много хижин. Следы произведенного ею опустошения были еще свежи, и многие из жителей селения разыскивали свое имущество, унесенное водой.

   Из Копа экспедиция следовала около шести верст вдоль подножья широкого и плоского северо-восточного отрога Кун-луня, прорезанного многими ущельями. Дорога пролегает по местности, усеянной почти сплошь крупными камнями, и вьется между шахтами, окруженными земляными валиками. Ночью на этом пространстве очень легко сбиться с пути и попасть в шахту.

   Выбравшись из области шахт, мы шли по волнистой местности, усеянной тоже камнями, и пересекли сначала несколько неглубоких балок, а потом множество малых оврагов; затем, миновав горный мыс помянутого отрога, экспедиция следовала по весьма плоской и каменистой местности, изрезанной повсюду мелкими рытвинами, и наконец спустилась в широкую долину реки Мит - левого притока Кара-мурана. Вся эта плоская долина, простирающаяся до восьми верст в ширину, сплошь покрыта кругляками и галькой, нанесенными рекой во время разливов из соседних гор Кун-луня. Вынос такой огромной массы каменных обломков, устилающих буквально всю долину реки Мит, обусловливается, по всей вероятности, сильным расчленением гор Кун-луня в области верхнего течения названной реки и присутствием в них множества скалистых ущелий.

   Река Мит по выходе из гор разделяется в своей плоской каменистой долине на многие рукава, то сливающиеся друг с другом, то разъединяющиеся. Среди этой долины, между двумя рукавами реки, возвышается небольшой конгломератовый островок, покрытый мягкой, наносной землей, и на нем, благодаря присутствию плодородной почвы, поселились белолозник, чегеран, мирикария и полынь. На этом островке, называемом Отры-ёл и представляющем единственный оазис мертвой, каменистой долины реки Мит, мы расположились на ночлег. В долину часто забегали из соседних песков антилопы на водопой и, утолив жажду, поспешно удалялись на северо-запад, в песчаную пустыню, в которой, вероятно, находили для себя достаточно подножного корма.

   С островка Отры-ёл мы шли версты четыре по каменистой долине реки Мит, потом поднялись на узкую, вроде косы, высоту, выдающуюся на север от подошвы Кун-луня, и тотчас же спустились с нее в балку речки Хашаклык - правого притока реки Мит, изливающегося в нее верстах в пяти ниже дороги. Из этой балки караван поднялся на совершенно плоскую дресвяную высоту и следовал по ней верст пять до реки Кара-муран. После утомительного пути от самого селения Копа по необычайно каменистой, мертвой и унылой местности движение по этой мягкой равнине было настоящим отдыхом. По сторонам дороги паслись стада антилоп, развлекавших нас своими грациозными движениями. В числе их было немало молодых, резвившихся около своих матерей и заигрывавших со сверстницами.

   Перейдя многоводную реку Кара-муран, текущую в широкой конгломератовой балке, экспедиция разбила лагерь на возвышенной террасе правого берега этой балки. К реке часто приходили на водопой стада антилоп, живущих во множестве в окрестной стране, несмотря на ее скудную растительность. Весьма вероятно, что их привязывает к ней отсутствие поселений и редкое посещение ее людьми.

   Река Кара-муран, по свидетельству туземцев, подобно Бостан-тограку, получает начало на южном склоне Кун-луня и, пройдя немного с востока на запад по Тибетскому нагорью, прорезает этот окраинный хребет и спускается в Кашгарскую котловину {С левой стороны в Кара-муран изливается речка Далай-кутан, по ущелью которой могут проникать на Тибетское нагорье одиночные всадники и легко нагруженные ослы.}. Кара-муран, как и Мольджа, в малую воду иссякает верстах в 40 от пор в песчаной пустыне Кызыл-кум-буглук. В половодье же эта река пробивается через пески, поворачивает круто на запад, потом на северо-запад и, разливаясь очень широко в своем нижнем течении, пересекает черченскую дорогу, от которой течет еще верст 100 в северо-западном направлении. Верстах в 30 к северо-западу от переправы на нашем пути Кара-муран принимает слева приток Мит. Истоки этой реки находятся также на южном склоне Кун-луня, а по ущелью ее пролегает тропа, ведущая на Тибетское нагорье и доступная только для одиночных всадников да легко нагруженных ослов. В горах Кун-луня река Мит собирает в себя очень много притоков, доставляющих ей большую массу воды в период разлития.

   К востоку от реки Кара-муран дорога на протяжении 12 верст пролегает по высокой, дресвяной плоскости, не имеющей ни малейших неровностей. Далее равнина медленно склоняется в восточном направлении, и на ней появляются полосы плоских песчаных бугров, нанесенных ветрами из соседней пустыни. По этой наклонной плоскости мы спустились к балке с сухим руслом, занесенной во многих местах песком. От балки дорога постепенно поднимается по дресвяной же равнине в песчаные бугры, поросшие густыми кустами белолозника, и следует по ним около шести верст. Перейдя пески, экспедиция пересекла глубокую балку маленькой речки и направилась сначала вверх по правому берегу этой балки, потом мы повернули от нее на юго-восток, пересекли несколько глубоких лощин и вышли к маленькому селению таглыков - Салкынчи, около которого разбили палатки для ночлега.

   Бедное селение Салкынчи, состоящее из нескольких хижин, расположено у самого подножья Кун-луня, при выходе из него маленькой речки. Во время нашего посещения в нем проживало лишь несколько таглыков, наблюдавших за пашнями, а все остальные его обитатели кочевали со стадами в соседних горах. Они пасут овец, принадлежащих тоже богатым жителям Керии, и проводят с ними все лето на Кун-луне. Около селения расположены небольшие поля, орошаемые арыками и засеваемые ячменем - единственным хлебным растением, возделываемым в нижних долинах Кун-луня и на его высоком предгорье, близ подножья. Окрестности селения были покрыты в то время хорошей растительностью: злаком чием и луговыми травами в лощинах, а на возвышенных местах - полынью и другими кормовыми растениями.

   Всю станцию в 15 верст от селения Салкынчи до селения Ачан мы шли по высокому предгорью Кун-луня, возле самого подножья хребта, пересекая беспрестанно узкие и глубокие лощины, поросшие хорошей травой. Эта дорога очень затруднительна, а потому караваны с тяжелыми вьюками проходят станцию между Ачаном и Салкынчи кружным путем, пролегающим по нижележащей равнине, на которой лощины встречаются реже и притом далеко не такие глубокие. Предгорье Кун-луня, поднимающееся постепенно к востоку от реки Кара-муран, на пространстве между селениями Салкынчи и Ачан достигает уже с лишком 9 000 футов высоты над уровнем моря и опускается в небольшом расстоянии от подошвы хребта крутым скатом на север. С высоты его была ясно видна на севере песчаная пустыня, желтевшая на всем обозреваемом пространстве, а перед нею простиралась обширная плоская высота в виде овального острова, соединяющаяся с предгорьем нешироким поднятием, как бы перешейком.

   После утомительного перехода по предгорью, на котором каравану приходилось поминутно пересекать глубокие и узкие лощины, мы достигли селения Ачан, обитаемого также таглыками. Большая часть его жителей тоже кочевала со стадами овец в горах, а в селении оставалось лишь несколько человек, занятых пашнями, на которых рос очень хороший ячмень и немного редиса. Большинство овец, пасущихся в Кун-луне, восточнее реки Кара-муран, принадлежит богатому и влиятельному чиновнику из туземцев Мусса-беку, служащему в управлении керийского окружного начальника. Этот бек, пользуясь своим положением, вынуждает бедных таглыков пасти его стада на весьма невыгодных для них условиях, а потому постоянно приходилось выслушивать жалобы на него горцев.

   Селение Ачан, состоящее из немногих жалких хижин, расположено у подножья Кун-луня, на берегу маленькой речки Ачан-су, вытекающей из снеговых гор Ачанын-акка-чакыл, которые отстоят от него верстах в 20 к юго-востоку. Это были первые снеговые горы Кун-луня, виденные