Певцов Михаил Васильевич - Путешествие в Кашгарию и Кун-Лунь

ную географическую милю приходится около 6 370, а на квадратную версту - 130 жителей, т. е. почти вдвое менее, чем в Яркендском оазисе¹⁷. Такая сравнительно слабая населенность Хотанского оазиса тотчас же бросается в глаза путешественнику, прибывшему в этот оазис из густонаселенного Яркандскаго.

   Дома поселян здесь рассеяны значительно реже, чем в Яркендском оазисе, и самые земельные участки их гораздо больше тамошних. В Хотанском оазисе на каждый отдельный двор (семейство) причитается в среднем всей усадебной земли почти 3,5 десятины {За исключением же площади, занятой городами, уоадьбами, дорогами, арыками, прудами, а также пустырей и бесплодной долины реки Юрун-каш, пахотной земли на каждый двор придется, вероятно, не более трех десятин.}, а в Яркендском - только около 1,7 десятины.

   Песчано-лёссовая почва Хотанского оазиса значительно уступает в плодородии чистой лёссовой почве Яркендского и Каргалыкского оазисов; притом в восточной части, по правому берегу реки Юрун-каш, она, по словам жителей, гораздо лучше, чем в западной, между Кара-кашем и Юрун-кашем.

   Землю в Хотанском оазисе, как и повсюду в Кашгарии, удобряют навозом, грязью, выбрасываемою из арыков при очистке их, и городскими нечистотами, а в прибрежных частях оазиса - еще и речным илом, осаждаемым реками Кара-каш и Юрун-каш ежегодно, во время разливов, в своих плоских долинах.

   Из хлебных растений в описываемом оазисе засевают больше всего кукурузы, затем следуют пшеница, рис и ячмень. Посевы сорго, гороха, кунжута, льна, конопли, мака и табаку сравнительно незначительны. Средние урожаи хлебных растений таковы: кукуруза родится сам-30, рис сам-14, пшеница сам-13 и ячмень сам-14.

   В оазисе снимают обыкновенно по две хлебные жатвы в лето с одного и того же участка пахотной земли, именно: ячмень раннего посева и кукурузу, реже озимую пшеницу и после нее кукурузу. Две хлебные жатвы дает, однако, не вся возделываемая земля: участки, требующие отдыха, засевают только однажды в лето кукурузой, пшеницей или ячменем, а по снятии этих хлебов садят иногда на освободившихся полях редис или засевают их люцерной.

   Годы, в которые приходится довольствоваться только одной хлебной жатвой, считаются бедственными. В эти редкие, впрочем, годы весеннее разлитие рек Кара-каш и Юрун-каш, по причине малоснежья зим в Кун-луне или чрезмерной продолжительности их, бывает значительно позднее обыкновенного, а потому вторичный посев хлебных растений в такие годы становится невозможным, и в зерне обнаруживается большой недостаток. Он пополняется привозным хлебом из Яркендского и Аксуйского оазиса, а иногда из Учтурфанского, Кучасскаго и других северных оазисов, в которых недороды хлеба случаются очень редко.

   Вследствие весьма значительного развития среди населения Хотанского оазиса кустарных промыслов, занимающих много рук, в нем даже в урожайные годы ощущается недостаток в хлебе, пополняемый доставкой пшеницы и риса из Яркенда, Карталыка и Ак-су. Из последнего хлеб доставляется на верблюдах: осенью и зимой по прямой дороге через пустыню Такла-макан, пролегающей по долине Хотан-дарьи.

   Почти все свободные от посевов места оазиса засажены деревьями, из которых преобладают пирамидальный тополь (Populus italiana et Р. alba) и тут (Monis nigra et M. alba); затем следуют: джида (Eiaeagnus sp.?), акация (Sophora japonica), жужуба (Zizyphus vulgaris) и ива (ISalix microstaehya), но платанов в этом оазисе мы не видели. Из плодовых деревьев в нем растут: персиковые, абрикосовые, ореховые, а также грушевые, яблони и айва.

   Отдельных садов, обнесенных особыми оградами, в Хотанском оазисе и вообще во всей Южной Кашгарии мало; фруктовые деревья в этой стране рассаживаются большею частью на широких межах между ближними к дому пашнями. Земельные участки поселян обносятся преимущественно живыми изгородями из колючих кустарников белой розы и облепихи, а также из повилики и марены. Только одни дворы, со всеми на них строениями, окружены глиняными стенками с сухими ветками колючих кустарников на верху, вмазываемыми при самом возведении этих оград.

   Огородные овощи: лук, морковь, редис, бобы, фасоль и укроп, а также дыни, арбузы и тыквы родятся в оазисе в изобилии. Картофель, капусту и огурцы разводят в небольшом количестве только проживающие в городе китайцы, а туземцы этих растений не возделывают.

   Хотанский оазис известен обширностью обоих хлопчатниковых плантаций, с которых собирается множество хлопка, отличающегося лучшим качеством, сравнительно с яркендским. Наибольшая часть его потребляется на месте для выделки дешевых хлопчатобумажных тканей, а остальной вывозится в северные оазисы, в которых собственного хлопка недостаточно.

   Описываемый оазис с древнейших времен славился также шелководством. Процветание этого производства обусловливалось обширными насаждениями тута, произрастающего в Хотанском оазисе вполне успешно. Ныне, по причине болезни шелковичного червя, шелководство в этом оазисе пришло в упадок, и шёлка, который прежде вывозился оттуда в виде сырца и тканей, теперь недостаточно даже для собственной потребности. В последнее десятилетие в Хотан стали привозить в небольшом количестве шёлковые ткани из нашего Туркестана. Хотанцы надеются, что болезнь шелковичного червя, как это случалось прежде неоднократно, со временем пройдет, и производство шёлка достигнет прежних размеров.

   В Хотанском оазисе возделывается еще много винограда различных сортов. Часть его расходуется на приготовление дешёвого вина (мус-саляс), потребляемого, невзирая на запрещение корана, в значительном количестве туземцами. Смежный оазис Кара-каш также производит много винограда, из которого там приготовляется такое же вино.

   В центральной части Хотанского оазиса расположены рядом два города, туземный и китайский, примыкающие друг к другу.

   В туземном городе, не имеющем стены, считается всего около 5 000 жителей. Главная улица его, более полуторы версты длины, занята базаром, отличающимся такою же изумительною пестротою, как и в Яркенде. Лавочки, чай-ханэ и разные ремесленные заведения теснятся на этом базаре без всякого порядка. Непрестанный говор толпы, рев ослов и поднимаемая ими пыль, крики разносчиков и вдобавок противный запах кунжутного масла, на котором готовят кушанье в чай-ханэ, производят какое-то ошеломляющее впечатление на европейца, впервые посещающего такой базар. Ремесленных заведений на хотанском базаре очень много, и они отличаются разнообразием: там можно наблюдать тканье материй и ковров, разматывание шёлковых коконов, очищение хлопка от коробочек и прядение его, шитьё платья, обуви, приготовление сбруи, кузнечные работы и многие другие производства, которые трудно перечислить сполна.

   На хотанском базаре дважды в неделю бывают торжки, во время которых он значительно оживляется. На эти торжки являются в большом числе ткачи с бумажными тканями и шерстяными коврами, скорняки с выделанными мехами и поселяне с земледельческими продуктами на продажу.

   Кроме базара, в туземном городе существуют еще два постоянных рынка - скотский и лесной.

   Дома в Хотане, так же как и в Яркенде, очень невзрачны, т. е. такие же маленькие мазанки с плоскими крышами, как и там. Из городских зданий выделяются обширностью и изяществом своей архитектуры только пять больших мечетей. Из них мечеть Хазрет-султана, с мазаром этого святого и приютом для нищих,- самая древняя, украшенная снаружи изразцами. Мечеть Джалмы вмещает до 5 000 молящихся, мечеть Чаарсы тоже очень обширна, затем следуют еще две большие мечети - Хаитга и Алтын-мечеть.

   Улицы в туземном городе узки, а переулки так тесны, что в иных совершенно невозможно разъехаться двум верховым. Но грязи в этом городе все-таки меньше, чем в многолюдном Яркенде, и воздух в нем чище.

   К туземному городу примыкает на западе небольшой китайский городок Янги-шаари (Новый город), построенный в 1883 г. и окружённый глиняного стеною с двумя воротами. Вокруг стены, имеющей около 18 футов высоты и 7 футов толщины, простирается глубокий ров с оборонительною стенкою позади. В китайском городе проживает начальник округа с чиновниками; там же помещается окружное управление и батальон (лянцза) китайских солдат. В этом городе есть маленький базар с китайскими и туземными лавочками и немногими ремесленными заведениями. Жителей в нем считается около 500 человек, в том числе около 100 китайских чиновников, купцов, ремесленников и прислуги, 250 солдат и до 150 туземцев. Дома, лавочки и ремесленные заведения в Янги-шаари лучше, чем в туземном городе, и содержатся несколько опрятнее, а улицы шире и чище.

   В промышленном отношении Хотанскому оазису принадлежит первое место в Кашгарии. Ныне в этом оазисе выделываетея больше всего грубой хлопчатобумажной ткани (маты) из местного хлопка, которая вывозится в другие оазисы, преимущественно Северной Кашгарии, и к нам, в Туркестан, для туземного населения. Затем следуют производства войлоков и шерстяных ковров. Хотанские войлоки из белой шерсти, мягкие, прочные и изящные, славятся во всей Центральной Азии своей доброкачественностью. Шерстяные ковры отличаются необыкновенной прочностью, красотой рисунков, нелинючестью растительных красок и дешевизной {Краски приготовляются из корня марены (Rubia tinctorum?), шафрана и сугака (Lycium ruthenicum).}. Лучший шерстяной ковер около 12 футов длины и 6 футов ширины стоит не дороже 25 рублей на наши деньги. На хотанском базаре еженедельно продается кустарями до 100 шерстяных ковров. Ковры и войлоки выделываются из шерсти тонкорунных овец, принадлежащих богатым жителям оазиса и пасущихся круглый год в соседних горах Кун-луня, к югу от Хотана.

   В Хотанском оазисе приготовляются также и шёлковые ковры весьма высокого качества. Стоимость их, конечно, гораздо больше шерстяных, но сравнительно с европейскими ценами таких ковров она все-таки очень низка. Шёлковый ковер в 7 футов длины в 4 фута ширины стоит около 50 рублей. Ныне с упадком шелководства, вделка шёлковых ковров весьма незначительна; по той же причине и шёлковых материй в Хотанском оазисе теперь ткут очень мало. В них ощущается недостаток даже для местной потребности, а потому дешёвые шёлковые ткани, как выше замечено, в последнее десятилетие привозятся в Хотан из нашего Туркестана.

   В Хотанском оазисе выделывается еще очень много мехов, преимущественно белых и отчасти черных, из шкур тех же тонкорунных овец, шерсть которых употребляется на войлоки и ковры. Большинство этих мехов вывозится к нам, в Россию {Белый мех в Хотане стоит 10 рублей, а черный - 15. У нас же, в России, курчавую шерсть белых мехов немного распрямляют, подчищают и продают эти меха под названием тибетских за 60-90 рублей.}.

   В Хотане существует несколько частных мастерских для приготовления разных вещей из нефрита и одна большая казенная мастерская, в которой работают китайцы. Нефрит (по-китайски юй) добывают в коренных месторождениях - в горах Кун-луня, лежащих к югу от Хотана и носящих название Карангу-таг; а также из рек Юрун-каш и Кара-каш в виде галек, вынесенных из гор. Большая часть нефритовых вещей отправляется в Китай, а по Кашгарии и соседним странам расходится лишь незначительная часть их.

   Хотан ведет оживленную внутреннюю торговлю, преимущественно с северными оазисами страны. Главные предметы его сбыта в эти оазисы: хлопчатобумажные ткани, хлопок, войлоки и ковры, а второстепенные - меха и медная посуда. Взамен перечисленных предметов, из северных оазисов в Хотан доставляется преимущественно хлеб, производство которого в этом оазисе недостаточно для удовлетворения местной потребности, а окрестная страна не в состоянии пополнить недостатка.

   Внешняя торговля Хотана, собственно с Россией, весьма значительна. К нам оттуда вывозится очень много маты для туземцев Туркестанского края, а также меха, войлоки, ковры, овечья шерсть, козий пух и овчины {В Хотане пуд обыкновенной овечьей шерсти стоит 2 рубля 50 коп., фунт очищенного от ости козьего пуха - 36 коп., а простая овчина - 21 коп. Провозная же плата от него до города Ош в Фергане около - 1 рубля 50 коп. с пуда на наши кредитные деньги.}. В прежнее время из Хотана в наши пределы вывозилось еще немало шёлка-сырца, отпуск которого прекратился вовсе со времени начала болезни шелковичного червя.

   Хотан, подобно Яркенду, имеет торговые связи с Ладаком. Туда сбываются преимущественно козий пух и наша (гашиш), затем немного малых шерстяных ковров и войлоков. Из Ладака же в Хотан привозится больше всего кисеи на чалмы и женских кисейных платков; затем индийские лекарственные вещества и небольшое количество английских ситцев (бомбейских фабрик), сукон и металлических изделий. Кроме того, из Ладака доставляется тайком индийский чай низкого сорта (бенгальский), ввоз которого строго воспрещен китайским правительством в видах обеспечения сбыта собственного чая в Кашгарии.

   Торговые сношения Хотана о Ладаком, так же как и Яркенда, крайне затрудняются горным путем через Кун-лунь и Кара-корум. Торговые караваны из Хотана в Ладак и обратно ходят почти исключительно летом и направляются через селение Саньчжу и Килианский перевал. В течение осени и зимы 1889/1890 г. из Ладака в Хотан пришли только два каравана; хотанские же караваны, выступившие в путь уже позднею осенью, не могли проникнуть в Ладак через заваленные глубоким снегом горные проходы и повернули назад.

   В Хотане проживает около 80 человек наших торговцев - ферганских сартов. Они сбывают преимущественно мануфактуры наших фабрик, в особенности ситцы и металлические изделия. Кроме того, они продают значительное количество сахара, стеариновых свечей, мыла, зажигательных спичек и разного мелочного товара. Из Хотана наши торговцы вывозят, как выше замечено, больше всего маты и белых бараньих мехов, а затем ковры, войлок, овечью шерсть, козий опух и овчины.

   Китайская торговля в Хотане, как и повсюду в Кашгарии, очень незначительна. Китайские купцы продают туземцам в большом количестве только чай и дешевую фарфоровую посуду. Сбыт же китайских мануфактурных и в особенности металлических изделий весьма ограничен, по причине сильной конкуренции русских торговцев теми же предметами.

   В окрестностях города Хотан в двух местах сохранились большие развалины. В одних из них, находящихся в местности Тертыр, верстах в шести к востоку от туземного города, заметны остатки глиняной стены квадратного начертания около 200 сажен в стороне, а внутри ограды можно различать основания домов. В этих развалинах находят домашнюю утварь и монеты, принадлежащие глубокой древности.

   Другие развалины находятся в 8 верстах к юго-западу от того же города, на берегах речки Аляльвах, где, по словам местных летописцев, стоял в IX веке н. э. большой дворец хетанского царя Консуса. Остатки этого дворца и окружавших его домов сохранились до настоящего времени, В речке Аляльвах, близ развалин, еще в недавнее время находили жемчуг, но местные власти стали отбирать его у искателей. Вследствие этого, раскопки в той местности производятся ныне тайком, и потому очень трудно узнать достоверно, что именно там добывают теперь.

   Аксакал наших торговцев в Хотане, Абу-саттар, проживший в этом городе почти 18 лет, уверял меня, что некоторые из местных жителей ездят зимой на север, в пустыню Такла-макан, и добывают там из развалин медную посуду, а иногда находят золотые и серебряные вещи. По словам искателей, в этих развалинах можно ясно различать основания глиняных домов и пни росших около них деревьев, обломки глиняной посуды, разных орудий, мельничные жернова и кости домашних животных. Туземцы, занимающиеся раскопками, тщательно скрывают места нахождения развалин и совершают свои поездки туда всегда секретно.

   Все эти сведения о развалинах окраин пустыни Такла-макан и находках в них требуют, конечно, проверки. Однако едва ли возможно допустить, чтобы единогласные показания о них многих туземцев были всецело плодом пылкой фантазии местного населения и не заключали в себе ничего правдоподобного. Во всяком случае, будущим исследователям-археологам предстоит много любопытнейших работ в этой стране, весьма богатой памятниками древности.

   28 сентября мы оставили Хотан и направились в город Керия. В двух верстах от восточной окраины туземного города экспедиция перешла через реку Юрун-каш, долина которой, подобно долине Кара-каша, сплошь покрыта кругляками. По левому, низменному берегу реки, около переправы, сооружена длинная плотина из камней, защищающая прибрежную часть оазиса от наводнений. Воды в реке в то время было очень мало, но во время разлива она бывает многоводна, и быстра. В это время Юрун-каш, по словам туземцев, несет больше воды, чем Кара-каш, почему они и считают его главной рекой. Обе реки получают начало на Тибетском нагорье, прорезают Кун-лунь и, спустившись в Кашгарскую котловину, сливаются в ней верстах в 120 к северо-востоку от Хотана. Разлитие этих рек-близнецов происходит одновременно, в июне и июле, от периодических дождей в Кун-луне и таяния его ледников. Тогда переправа через них совершается на больших лодках (каюках), и только в конце августа обе реки становятся проходимыми вброд.

   От слияния Юрун-каша с Кара-кашем образуется река Хотан-дарья, несущая свои воды через пустыню Такла-макан в Яркенд-дарью. Осенью течение Хотан-дарьи прерывается, и вода остается только в наиболее углубленных местах ее ложа в виде небольших пресных озерков, не пересыхающих до следующего наводнения. Продолжительность существования этих озерков, в которых все время живут рыбы, дает повод полагать, что по прекращении поверхностного течения горная вода продолжает сочиться в глубине песчаного ложа реки до следующего разлива. Иначе никак нельзя объяснить сохранение малых озерков в столь сухой стране, как пустыня Такла-макан, и пребывание в них рыб, которые наверное погибли бы без освежения в этих озерках воды подземным путем.

   От переправы мы прошли около 30 верст по оазису. Почва в восточной половине Хотанского оазиса, по словам туземцев, плодороднее, чем в западной, и водою эта половина в летнее время тоже обильнее западной, орошаемой рекою Кара-каш; поэтому плотность населения в ней больше, и оно, плвидимому, зажиточнее, чем к западу от реки Юрун-каш. На пути по восточной половине Хотанского оазиса мы миновали три базара и пересекли четыре протока реки Юрун-каш, текущие в обрывистых балках, промытых ими в рыхлой лёссовой толще.

   На другой день экспедиция вышла из Хотанского оазиса и остановилась на восточной его окраине на ночлег. Впереди расстилалась обширная солончаковая равнина, покрытая низкорослым и редким камышом. Летом, во время разлития реки Юрун-каш, эта низменная равнина затопляется водой, и тогда на ней образуется множество мелких озерков, пересыхающих по спадении воды. Перед наводнением жители оазиса жнут на ней молодой камыш на зиму для скота, а осенью пасут свои стада.

   Сделав маленький переход по упомянутой солончаковой равнине, мы ночевали на северо-восточной окраине оазиса, у большой дороги, ведущей из Хотана в Керию, по которой нам надлежало следовать. С ночлежного места был ясно виден на юге высокий хребет Тэкелик-таг, простирающийся с юго-востока на северо-запад до реки Юрун-каш, а перед ним - два небольших, параллельных ему степных кряжа. Этот обособленный хребет сочленяется на юге волнистым поднятием с окраинным хребтом Кун-лунь, носящим против Хотанского оазиса название Карангу-таг.

   Большая дорога, по которой мы направились в Керию, тотчас же за чертою оазиса вступает в пределы Керийского округа и пролегает большую часть первого перехода по пустынной щебне-галечной равнине, а потом по мелким песчаным наносам. Эти наносы распространились на юг от длинного песчаного острова, тянущегося в этом месте вдоль дороги, немного севернее ее. В песках мы остановились на ночлег у одинокого лянгера Яилган; к северу от него, верстах в 12, среди песчаных барханов, покоится прах мусульманского святого Сиявуш-хана, к мазару которого заезжают на поклонение набожные мусульмане¹⁸.

   Следующую станцию, до лянгера Ашма, мы прошли также по пескам, которые на этом переходе значительно глубже и покрыты изредка тамариском, несколько оживляющим печальную придорожную местность. За лянгером Ашма экспедиция оставила пески и вступила в область лёссовых бугров, покрытых лишь тонким слоем песка, по которой следовала до многолюдного селения Чира, и там остановилась на дневку.

   По собранным мною сведениям, к северу от Хотанского оазиса и керийской дороги простирается широкая, в три дня пути, полоса лёссовых бугров, покрытых песком и поросших тамариском и тополем. Восточнее лянгера Ашма керийская дорога вступает в эту полосу и пролегает до самого города Керия по южной ее окраине. Севернее полосы бугров залегает совершенно бесплодная пустыня Такла-макан, представляющая, по рассказам туземцев Южной Кашгарии, необъятную каменистую равнину, покрытую высокими и длинными песчаными грядами меридионального направления. К югу же от этой полосы, до самых предгорий Кун-луня, простирается щебне-галечная равнина, крайне бедная растительностью. Такие пустынные равнины туземцы называют саями. Поверхность их, почти сплошь покрытая каменными обломками преимущественно темного цвета, в ясные и тихие летние дни накаляется до такой степени, что жары на саях бывают положительно невыносимы и дневные переходы по таким равнинам, как уверяют туземцы, становятся невозможными.

   Оазис Чира простирается по обоимберегам речки Аши-дарья и занимает площадь околов 100 кв. верст с населением до 7 000 человек. Пахотной земли в этом оазисе много, а потому усадьбы туземцев размещены очень просторно. В Чире, как и во всех вообще селениях Керийского округа, снимают преимущественно одну жатву в лето, и только в благоприятные годы, именно, когда после снежной зимы в Кун-луне наступает ранняя весна, получаются две жатвы. В такие годы горная вода приходит в оазисы в первой половине апреля, а потому в них успевают посеять и полить в этом месяце ячмень, который в первой половине июня уже созревает. По снятии ячменя, освободившиеся поля тотчас же засевают кукурузой и собирают ее в конце сентября или начале октября. В неблагоприятные же годы населению Керийского округа приходится довольствоваться одной жатвой, которой, однако, благодаря обширности запашек и хорошим урожаям, бывает достаточно для продовольствия местного населения.

   В Чире родятся в изобилии: персики, абрикосы, грецкие орехи, гранаты, яблоки¹⁹, груши, виноград, дыни, арбузы и тыквы, а также и все разводимые туземцами огородные овощи.

   В прежнее время Чира в особенности славилась своим шелководством и выделкою шелковых тканей, но ныне оно, как и в Хотане, находится в упадке, по причине болезни червя. В этом оазисе существуют обширные плантации хлопчатника, и из собираемого с них хлопка выделывается очень много тканей, вывозимых в северные оазисы и к нам, в Туркестан. Кроме того, в Чире приготовляется писчая бумага из луба тутовых деревьев.

   Богачи описываемого оазиса, подобно хотанцам, владеют большими стадами тонкорунных овец с курчавою шерстью, пасущихся круглый год в соседних горах Кун-луня. Из шерсти этих овец, как выше оказано, приготовляют ковры, а из шкурок их выделывают меха.

   Сильная песчаная буря задержала нас в Чире еще на день после дневки. С раннего утра начал дуть порывистый ветер с северо-востока, перешедший потом в настоящий шторм. Песок и лёссовая пыль, поднятые бурею, совершенно помрачили дневной свет и покрыли землю в защищенных от ветра местах слоем почти в два дюйма толщины. После бури наши люди долго очищали песок и пыль, засыпавшие все вьюки и палатки.

   К востоку от Чиры, до самого города Керия, придорожная местность отличается уже иным характером, чем на пути от Хотана до этого селения. По выходе из него большая дорога вступает в лёссовые бугры, покрытые тамариском и низкорослым камышом - верным признаком незначительной глубины водоносного горизонта. В этих буграх мы миновали два небольших селения - Гулакма и Дамаку, основанные в недавнее время. На занимаемых ими местах прежде находились такие же лёссовые бугры, как и в окрестностях. Туземцы соседних многолюдных оазисов, постепенно переселявшиеся в эти местности, срывали мало-помалу бугры и освободили таким образом от них две весьма значительные площади, занятые ныне селениями с их полями. Первобытный лёсс разровненных бугров, послуживший почвой для полей, обильно орошаемых из речек, в первые годы давал, по словам жителей, баснословные урожаи: пшеница родилась сам-50-60, а кукуруза сам-80-100. Потом урожаи стали медленно понижаться и ныне уменьшились слишком вдвое против первых лет возделывания первобытной почвы. Пахотной земли в этих селениях очень много, и потому дома в них рассеяны редко; обширные заросли камыша в окрестностях служат привольными пастбищами для скота.

   В ночь с 6 на 7 октября в селении Дамаку в первый раз замерзла в лужах вода, и с этого времени начались ночные заморозки, достигавшие -7,0° по термометру Цельсия; днем же, при ясной и тихой погоде, господствовавшей всю осень, было очень тепло, так что термометр Цельсия между 2-мя и 3-мя часами пополудни нередко подымался до 16,С°. Несмотря, однако, на преобладание затишья, легкий пыльный туман скрывал от нас на юге величественный Кун-лунь все время, пока мы шли из Хотана в Керию.

   От селения Дамаку экспедиция продолжала путь по лёссовым буграм, поросшим тамариском, камышом и изредка одинокими, чахлыми тополями. В конце перехода бугры стали редеть, и мы очутились наконец на равнине, покрытой лишь кое-где низкими лёссовыми грядками. В этой равнинной местности, одетой сплошным растительным покровом из низкорослого камыша и отчасти тамариска с тополем, экспедиция расположилась на ночлег близ лянгера Кара-кыр, на берегу маленькой речки. Она получает начало из ключей южнее дороги и образует на пути длинный ряд небольших озерков, на которых в то время было множество пролетных уток. К северу от дороги в одной версте, на берегу той же речки, находится мазар Султана, посещаемый многими проезжими туземцами.

   Следующую станцию мы шли сначала по равнине, густо поросшей камышом и тамариском, на которой изредка встречались лёссовые бугры; затем, перейдя речку Лай-су, образующуюся также южнее дороги из ключей, снова вступили в область обрывистых лёссовых бугров, почти вовсе лишенных растительности, и следовали по этой печальной местности около 6 верст. Из бугров дорога выходит на обширную болотисто-солончаковую равнину Шивал-комыш, поросшую тростником, и пролегает по ней тоже около 6 верст. На этой равнине с бурой перегнойной почвой, пропитанной солью, находится много источников, содержащих солоноватую воду с сильным запахом сероводорода; из них образуются многоводные ручьи, питающие малые озерки, окаймленные по берегам зарослями высокого тростника. На восточной окраине описываемой равнины мы пересекли неширокую песчаную полосу, протянувшуюся с севера на юг, и остановились ночевать на западной окраине большого селения Топра-гас, служащего как бы предместьем Керийокому оазису.

   Жители названного селения подтвердили собранные мною на пути от Хотана сведения о полосе лёссовых бугров и пустыне Такла-макан. По их показаниям, к северу от керийской дороги, на всем ее протяжении между Чирой и Керией простираются на три дня пути бугры, поросшие тамариском и изредка тополем. Последний в южной части полосы бугров сильно разрежен жителями соседних селений, а в северной половине, куда люди проникают редко, встречаются не только одинокие деревья и купы, но даже большие тополевые рощи.

   На север от полосы бугров лежит пустыня Такла-макан, совершенно лишенная растительности. В ней высокие и длинные песчаные гряды перемежаются с совершенно ровными или слегка волнистыми саями. Жители ближайших селений, подобно, туземцам Юго-западной Кашгарии, посещают только северную полосу бугров, куда они ездят зимой за тополем, а в самую пустыню не проникают.

   К югу от того же участка керийской дороги простираются верст на 10 песчано-лёссовые бугры; далее на такое же от них расстояние - мелкие песчаные наносы, а южнее их, до самых предгорий Кун-луня - бесплодные саи.

   Последнюю станцию до Керии мы шли сначала по многолюдному селению Тогра-гас, потом по болотисто-солончаковой полосе, протянувшейся с севера на юг и отделяющей названное селение от Керийского оазиса. На этой полосе, отличающейся совершенно таким же характером, как и равнина Шивал-комыш, мы миновали небольшой рынок Шамби-базар, а затем вступили в самый оазис, по которому следовали около 12 верст до города Керия. Пройдя город, экспедиция вскоре вышла из оазиса и расположилась лагерем близ восточной его окраины, на берегу реки Керия-дарья.

   Керийский оазис занимает площадь около 220 кв. верст. Наибольшая часть его расположена по левому берегу реки Керия-дарья, а наименьшая, называемая Беш-тограк,- по правому. В оазисе вместе с городом считается около 3 000 домов с населением в 14 000 человек. Следовательно, в нем на каждую квадратную версту приходится около 64 жителей, т. е. вдвое менее, чем в Хотанском оазисе. Поэтому усадьбы поселян в Керийском оазисе размещены очень просторно: на каждый двор (семейство) в нем приходится около 7 десятин земли, тогда как в Хотанском оазисе 3,5 десятины, а в Яркендском только 1,7 десятины. Почва Керийского оазиса песчано-лёссовая, но при обилии воды, доставляемой летом рекою Керия-дарья, дает хорошие урожаи: кукуруза родится средним числом сам-28, рис сам-11, пшеница сам-14 и ячмень сам-12. В этом оазисе снимают большею частью одну хлебную жатву в лето и только изредка, в благоприятные годы, когда река разливается ранней весной,- две, именно ячмень и кукурузу. Но хлеба, благодаря обширности запашек и обилию урожаев, бывает достаточно даже от одной жатвы, а когда снимают две, то в нем обнаруживается излишек, сбываемый на золотые прииски в Кун-лунь для продовольствия рабочих.

   Избыток воды позволяет засевать весьма значительные пространства в долине реки рисом. Хлопчатник в Керийском оазисе возделывается также в весьма большом количестве и по качеству не только не уступает, но даже превосходит хотанский. Плоды и огородные овощи в этом оазисе родятся очень хорошо. В нем засевают много конопли для приготовления наши, курение которой сильно распространено между жителями. Шелководство в Керийском оазисе развито лишь в небольших размерах.

   Богатые жители города и оазиса владеют большими стадами обыкновенных курдючных и тонкорунных овец с курчавой шерстью. Тонкорунные овцы пасутся круглый год в горах Кун-луня, западнее реки Керия-дарья, а простые - частью в Кун-луне, к востоку от названной реки, частью в ее долине ниже города.

   Река Керия-дарья, получающая начало на Тибетском нагорье и прорезающая Кун-лунь, летом со время разлива бывает очень многоводна и обильно орошает Керийский оазис. По выходе из него она пересекает полосу лёссовых бугров, поросших тамариском и тополем, в два дня пути шириной, потом вступает в пустыню Такла-макан и течет по ней на север в широкой солонцеватой долине непрерывно круглый год на расстоянии около 300 верст от города Керия²⁰. В малую воду, осенью И зимой, нижнее течение этой реки поддерживается множеством неиссякающих источников, преимущественно с солоноватой сероводородной водой, образующих в ее долине массу малых озерков, которые сообщаются с рекой протоками. В этих озерках, равно как и в самой реке, живет множество рыб.

   Долина нижней Керии-дарьи почти повсюду покрыта тополем, зарослями кустарников и тростника, в которых живут тигры и множество кабанов. В 40 верстах ниже города Керия в этой долине расположено небольшое селение Хасан-ата, ниже которого на протяжении около 60 верст в ней живут только пастухи со стадами овец, принадлежащих жителям Керийского оазиса. В 100 верстах к северу от города Керия в той же долине находится мазар хазрет-имама Гулам-ша с монастырем, посещаемый пилигримами; ниже его долина Керии-дарьи уже необитаема. По свидетельству туземцев, доезжавших до места исчезновения названной реки, долина ее верстах в 200 к северу от помянутого мазара заграждается высокими песчаными грядами. Немного южнее этих гряд и оканчивается Керия-дарья в плоской солончаковой впадине, совершив длинный путь сначала по высочайшему нагорью, потом по мрачному ущелью Кун-луня, в котором она несется с неимоверной быстротой {Там на протяжении не более 80 верст падение реки около 6 160 футов, т. е. до 77 футов, или 11 сажен, на версту.}, и наконец по мертвой и безмолвной пустыне Такла-макан.

   Близ восточной окраины оазиса расположен небольшой городок Керия, не имеющий стены. В нем только одна большая улица, служащая базаром, а остальные очень малы. Больших мечетей три, из которых главная, с медрессе, называется Гаитка. В базарные дни городок значительно оживляется, в особенности осенью й зимой, в свободное от полевых работ время. Тогда многие из поселян оазиса и соседних селений являются на базар просто для развлечения: посмотреть и узнать новости на базарном сборище, заменяющем о Средней Азии клубы и газеты.

   Промышленность и торговля города Керия очень незначительны. В нем выделывается больше всего маты и немного шерстяных ковров, войлоков и мехов. В этом городе проживает около 30 человек наших торговцев - ферганских сартов, сбывающих преимущественно мануфактурный товар, металлические изделия и разные мелочи. Предметами же вывоза служат: мата, козий пух, меха и овчины. Кроме того, наши торговцы скупают небольшую часть золота, добываемого в Кун-луне. В Ладак из Керии отправляются через Хотан только козий пух и наша.

   В летнее время часть жителей Керийского оазиса уходит на золотые прииски в Кун-лунь. Этим отхожим промыслом занимаются почти исключительно бедняки, закабаленные богачами-золотопромышленниками, у которых они состоят постоянно в неоплатных долгах и работают на них почти за бесценок.

   В Керии китайскими властями учреждена школа для сыновей почетных туземцев, в которой этих мальчиков приготовляют для занятия низших административных должностей и мест переводчиков. Их обучают преимущественно китайскому языку, одевают по-китайски и воспитывают в китайском духе. Окружной начальник присылал ко мне в лагерь весь личный состав этой школы на показ. После осмотра и расспросов мы угостили учителей и мальчиков, показали им картины и при прощаньи наделили лакомствами.

   Во время пятидневного пребывания в Керии я узнал от туземцев и наших торговцев, что перевалы через Кун-лунь в Тибет находятся только в верховьях рек Толан-ходжа и Бостан-тограк. Западнее же этих рек, на всем пространстве до селения Полу, через которое пролегает очень трудный вьючный путь на юг, в Ладак, нет ни одного горного прохода через окраинный хребет. Поэтому я решился следовать с экспедицией далее на восток до оазиса Ния и, оставив там лишних людей и тяжести, совершить оттуда до наступления зимы экскурсию в Кун-лунь для отыскания в указанных местах перевалов через этот хребет в Тибет. По возвращении же из гор предполагалось расположиться на всю зиму в Нии, так как путешествие в Тибет в это время года на усталых вьючных животных было совершенно невозможно.

   Из Керии мы направились 15 октября в Нию и всю первую станцию шли по пескам. На этом переходе впервые увидели мы на юге величественный Кун-лунь, отстоящий от дороги верстах в 40. Он представился нам в виде резко очерченного вала колоссальных размеров²¹. Отдаленных снеговых гор, соседних Тибетскому нагорью, не было видно вовсе. На вопрос, какова страна за хребтом, наши проводники отвечали, что там, по рассказам горцев-пастухов Кун-луня, залегает необъятная высокая равнина, пустынная и безлюдная. На ней пасутся, однако, яки, куланы и антилопы. Достигнуть этой равнины с севера можно только через Полу по весьма трудному горному проходу ущельем реки Кураб и по верхнему течению реки Толан-ходжа, называемому Сарык-туз, где переход через Кун-лунь не затруднителен даже для тяжело нагруженных вьючных животных. На пространстве же между Полу и рекою Сарык-туз нет ни одного прохода, доступного для караванов. На этом протяжении через окраинный хребет не могут переезжать даже одиночные всадники, и только пешие горцы отваживаются переходить через него, да и то в немногих местах.

   Первый ночлег мы имели в селении Ой-тограк, растянувшемся верст на шесть вдоль дороги. Дома в нем разбросаны очень редко, пахотной земли много, но песчано-лёссовая почва, содержащая весьма значительное количество песка, малоплодородна. Притом в селении в летнее время ощущается недостаток в воде для орошения пашен. Эти неблагоприятные условия весьма заметно отражаются на благосостоянии его жителей, (большинство которых бедно²².

   От Ой-тограка до выселка Ясулгун дорога пролегает по саю, покрытому местами узкими песчаными грядками. К северу же от дороги тянутся высокие песчаные гряды Ой-яр-кум. Переезд из Керии в Нию почти по сплошным пескам в ветренную погоду бывает небезопасен. На половине пути между Ой-тограком и Ясулгуном наш проводник указал близ дороги кости людей, шедших из Черчена в Керию и погибших от сильной песчаной бури в этом месте. Путники были засыпаны песком, под которым трупы их лежали долгое время и разложились. Потом ветер обнаружил их, и тогда только узнали о гибели этих несчастных людей.

   От выселка Ясулгун до селения Ния нам предстоял переход в 50 верст по безводной, песчаной пустыне, а потому мы остановились в нем на дневку. В этом бедном выселке, имеющем всего 10 дворов, песчано-лёссовая почва также малоплодородна, как и в Ой-тограке. Недостаток в летнее время воды для орошения пашен тоже очень чувствителен. По свидетельству жителей Ясулгуна, к северу от их селения простираются пески, называемые Кызыл-кум. Близ селения они неглубоки, но далее на север высота песчаных гряд возрастает, и в двух днях пути от него они достигают уже весьма значительных размеров. С этих последних гряд видны далеко на севере еще более высокие и длинные песчаные гряды, до которых никто из жителей Ясулгуна не доезжал. В песках Кызылтеум, перемежающихся небольшими саями, нет ни воды, ни растительности, и никакой животной жизни.

   Судя по этим показаниям, полоса лёссовых бугров с ее древесного растительностью, окаймляющая пустыню Такла-макан с юга и юго-запада, между меридианами селений Ой-тограк и Вия прерывается. На указанном пространстве пустыня начинается непосредственно от дороги, ведущей из Керии в Нию. Этот перерыв в распространении лёсса и тополя вокруг пустыни соответствует отсутствию в том же промежутке источников, а восточнее Ясулгуна - грунтовых вод вообще, даже на больших глубинах. В 18 верстах к востоку от Ясулгуна, в балке у лянгера Аврас, вырыт колодец почти в 40 сажен глубины, в котором вода бывает только летом, когда по этой балке струится с гор поток; в остальное же время года колодец остается сухим. Отсутствие непроницаемых слоев и водоносных жил на небольших глубинах на этом пространстве подтверждает, повидимому, наше предположение о поддержании древесной растительности лесной полосы, окаймляющей пустыню Такла-макан на юге и юго-западе, водами горного происхождения.

   На всем 50-верстном расстоянии от Ясулгуна до Нии дорога пролегает по совершенно пустынной и безводной щебне-галечной равнине, испещренной узкими песчаными грядками. Эти грядки простираются с северо-запада на юго-восток и почти равносклонны. Такое строение их ясно указывает на преобладание в Южной Кашгарии северо-восточного и юго-западного ветров, причем последний, повидимому, пересиливает северо-восточный.

   На первой половине станции песчаные грядки рассеяны по щебне-галечной равнине значительно реже, чем на второй, где они местами сплочиваются почти в непрерывные грядовые наносы. В этих местах дорогу во время бурь заметает песком до того, что от нее не остается никакого следа и переезд в такую погоду между Нией и Керией становится крайне затруднительным. Для указания путникам, застигнутым песчаною бурею, направления дороги на второй половине станции, между лянгером Аврас и Нией расставлены изредка маяки, состоящие из высоких жердей с прикрепленными к ним вверху крестообразно пучками хвороста.

   В описываемой пустыне, в особенности в западной ее половине, заметны признаки, повидимому, распавшихся местных гор. Тут нередко встречаются весьма плоские бугры обширных размеров, на вершинах которых лежат массивные камни. Эти обломки твердых пород постепенно мельчают по радиальным направлениям от вершин бугров, переходя на их отлогих склонах в гальку, щебень, гравий и дресву, устилающие почти сплошь равнинные между буграми пространства. Но выходов коренных горных пород ни на вершинах, ни на склонах этих плоских бугров и на окружающих их плоскостях не заметно.

   На 18-й версте экспедиция миновала лянгер Аврас, расположенный на берегу неглубокой балки, в которой находится помянутый выше колодец в 40 сажен глубины. Вода в балке и колодце появляется только летом, во время таяния снегов и ледников в горах Кун-луня, оттуда она стекает по непрерывному руслу, а в остальное время года ее привозят ежедневно в лянгер из выселка Ясулгун.

   В 9 верстах от лянгера Аврас мы остановились на ночлег у сухого русла Чаканды-экын, в совершенно пустынной местности. Во всей окрестной унылой пустыне, кроме жалких кустиков хвойника (Ephedra sp.?), сиротливо приютившихся по одиночке в сухом русле, нет никакой растительности и не заметно было ни одного животного, не исключая насекомых.

   Последний переход, в 23 версты, до Нии был в особенности утомителен: дорога, направляющаяся к северо-востоку, очень часто пересекает песчаные грядки, которые, по мере приближения к селению, все более и более сплочиваются, возрастая вместе с тем в высоту. Эти грядки простираются от 10 до 20 верст на юг от дороги, а далее, до самого предгорья Кун-луня, залегает пустынный сай. К северу же от дороги размеры песчаных грядок постепенно увеличиваются, и в двух днях пути от нее там воздымаются уже высокие песчаные гряды пустыни Такла-макан, отделившие от себя на юг по воле ветров - как бы свои детища - мелкие песчаные образования, испещряющие придорожный сай.

   Переваливая с одной песчаной грядки на другую, мы увидели наконец верст за семь оазис Ния, который с радостным чувством приветствовали издали. Через два часа мы достигли этого оазиса, после утомительного перехода по мертвой пустыне расположились лагерем в двух верстах к северо-востоку от него, на берегу речки Ния-дарья.

   Решившись провести зиму в Нии, я, на третий день по прибытии экспедиции в это селение, послал двоих из наших людей с туземцами разыскивать лучшее пастбище для экспедиционных верблюдов и лошадей. В долине речки Ния-дарья, верстах в 17 ниже селения, они нашли место с порядочным подножным кормом, куда потом были переведены все наши верблюды и большая часть лошадей. Затем, при содействии местного бека Измаила, я нанял в Нии на зиму отдельный дом для помещения экспедиции и, осмотрев его, указал, какие в нем нужно сделать приспособления ко времени нашего возвращения из Кун-луня. Часть этих работ была возложена на наших людей, а остальные - на туземцев.

   Сделав все необходимые распоряжения для устройства зимней квартиры экспедиции и подрядив туземцев на ежедневную доставку нашим верблюдам соленого кукурузного хлеба, а лошадям фуража, мы стали поспешно готовиться к предстоящей экскурсии в горы для отыскания проходов через окраинный хребет Кун-лунь в северо-западный Тибет. Погода стояла очень хорошая: дни были солнечные, тихие и теплые, а вечера прохладные, и ночью термометр опускался до -5° Цельсия. 23 октября в нашей юрте замечены были комары, а 25 числа того же месяца я наблюдал множество комаров и мошек, летавших над поверхностью воды соседнего арыка. Такая теплая погода побуждала нас пользоваться благоприятным временем и спешить в горы.

   Для ускорения экскурсии в Кун-лунь мы наняли у туземцев шесть свежих верблюдов, на которых нагрузили весь необходимый багаж, и, взяв с собой четырех нижних чинов из конвоя и двух туземцев, направились 27 октября из Нии на юго-восток, к подножью окраинного хребта. В этой поездке участвовали все мои сотрудники: В. И. Роборовский, П. К. Козлов и геолог экспедиции К. И. Богданович.

   Тотчас же по выходе из оазиса мы очутились на весьма пустынной равнине, почти вовсе лишенной растительности и покрытой близ селения тонким слоем песка, а далее щебнем и галькой. На этой печальной равнине нередко встречались отдельные высоты разнообразных форм: узкие и низкие кряжи, столовидные возвышенности, покрытые мелкими сопками, и наконец плоские гряды, прорезанные узкими и извилистыми поперечными долинами. Все эти высоты, носящие у туземцев общее название кыр (древний), представляют, по всей вероятности, образование размыва и, подобно покрываемой их равнине, почти совершенно бесплодны.

   Пройдя 16 верст, мы остановились на ночлег у подножья узкого кряжа, среди безводной и безжизненной местности. Длинные переходы по таким пустынным местностям, превосходящие 40 верст, мы обыкновенно разделяли всегда на два. Взяв с собою воды для людей, выступали с ночлежного места в прохладное время около часу пополудни, а в жары не раньше четырех часов, и останавливались перед закатом солнца на ночлег, приблизительно на середине безводной станции, а другую ее половину проходили на следующий день с утра. Опыт убедил, что такой прием значительно облегчает длинные переходы по безводным местностям и в жаркое время года оказывается безусловно необходимым. Ночных же переходов ученым экспедициям, понятно, следует избегать и предпринимать их лишь в крайних, исключительных случаях.

   На второй половине станции мы пересекли несколько низких и узких грядок, потом шли по пустынной, совершенно бесплодной равнине, не встретив на ней ни одного живого существа. К северо-востоку от дороги эта мертв