Роллан Ромен - Над схваткой (1914-1915)

- X. Фарран Майораль, писатель. - Хаиме Массо Торрентес, член Каталонского Института. - Хорге Рубио Балагуэр, директор Biblioteca de Cataluna.

  

  

  

   В недавно появившейся статье, в которой я познакомил чи-тателей "Journal de Geneve" с прекрасным манифестом каталон-ской интеллигенции: "За моральное единство Европы", я говорил, что вслед за этими голосами средиземноморского юга я дам возможность услышать голоса Севера. Вот, среди этих послед-них, голос Голландии: Nederlandsche Anti-Oorlog Raad (Нидер-ландский Противовоенный Совет), является, может быть, самой важной из сделанных за последние месяцы попыток сплотить воедино пацифистскую мысль. Хотя и признавая ценность уси-лий, которые в течение нескольких лет делались для того, чтобы достигнуть мира, N. А. О. R. пришел к убеждению, что "вся эта работа могла бы быть гораздо более успешной и даже могла бы предотвратить теперешнее бедствие, если бы к ней приложили больше старания". В ней не было спаянности, расточительно тра-тилась энергия, работа не проникала в народную массу. Дело идет о том, чтобы узнать, нельзя ли устранить этот органиче-ский порок. "Будет ли даже в пацифистском движении продол-жаться всемирная трагедия соперничества, или эта война заста-вит тех, кто против нее борется, понять необходимость организа-ции и энергичной подготовки?"

   Этой задаче и посвятил себя N. А. О. R. Будучи учрежден 8 октября 1914 года, он 15 января достиг того, что объединил 350 голландских обществ, влившихся в него (обществ прави-тельственных, политических, возглавляемых всевозможными партиями, религиозных, интеллигентских, рабочих); и его мани-фесты собирают сотни подписей - подписи самых знаменитых в Нидерландах государственных деятелей, прелатов, чиновников, писателей, профессоров, деятелей искусства, промышленников и т. д. Таким образом он представляет собою значительную моральную силу.

   Заметим теперь же, что N. А. О. R. не ставит себе целью не-медленное окончание войны и мир во что бы то ни стало. С одной стороны (он сам об этом заявляет), он не преувеличи-вает свои силы; он не питает наивного доверия к неопределен-ным формулам мира и даже к взаимным обязательствам, вполне определенным.

   Эта мировая война, увы, многому научила его и в этом отношении. К тому же он вполне отдает себе отчет в том, что мир во что бы то ни стало в настоящих условиях был бы только освящением несправедливости. На больших открытых собраниях, организованных им 15 декабря в главных административных центрах нидерландских провинций, было единодушно объявлено, что подобный мир не кажется ни возможным, ни даже желательным. Добавлю, что в некоторых из пожеланий N. А. О. R. сказывается - при всей сдержанности, которую ему предписы-вает занятый им нейтралитет, и его глубокое стремление к бес-пристрастию, - направление его внутренних симпатий, пода-вляемых им. Вот, например:

   "За исправление ущерба, который нанесла эта война господ-ству права в отношениях между государствами. Склоняться перед правом, будь то обычное право или право кодифицирован-ное в трактатах, есть долг, хотя бы и не было высшей санкции. Сколько бы ни производилось реформ, но если нет ни уважения к праву, ни веры в данное слово, - нельзя надеяться на про-должительный мир".

   Цель N. А. О. R. - главным образом изучить условия, при которых мог бы быть осуществлен мир справедливый, гуманный и продолжительный, в будущем обеспечивающий Европе долгие годы плодотворного покоя, возможность работы сообща, и за-интересовать в этом общественное мнение всех народов. За отсутствием места не входя здесь в разбор различных обнаро-дованных манифестов - "Призыва к нидерландскому народу" (октябрь 1914 года) или "Призыва к сотрудничеству и к под-готовке мира", своего рода попытки мобилизации пацифистских армий (ноябрь), - содержание которых во многих отношениях соприкасается с мыслями, высказанными Union of democratic control* (упразднение системы тайной дипломатии и большая доля участия парламентов в иностранных делах; запрещение частных предприятий, изготовляющих оружие; установление принципа, на котором основывается право народов и который состоит в том, что ни одна страна не может быть аннексирована без свободно выраженного согласия ее населения), - я ограни-чусь опубликованием того из этих манифестов, который обра-щается к мыслителям, писателям, деятелям искусства и ученым всех наций: ибо в нем мы находим опору для той задачи, кото-рую преследуем сами, стараясь о том, чтобы защитить европей-скую мысль от неистовств войны, и непрестанно напоминая ей о ее высочайшем долге, заключающемся в том, чтобы даже в самые сильные бури страстей охранять духовное единение цивилизован-ного человечества.

  

   * Союз демократического контроля. (Прим. перев.) [в Великобритании]

  

  

  

   "Сразу же, как только разразилась европейская война, раз-личные группы интеллигенции борющихся наций высказались в защиту прав своих стран в манифестах и брошюрах, которые они щедро распространяли в странах нейтральных*: наряду с войной мечом они начинают не менее ожесточенную войну пе-ром. Эти произведения дошли до нижеподписавшихся, которые все являются подданными нейтральной страны. Они прочитали их с живым интересом: они таким образом смогли составить себе более точное представление о состоянии духа интеллиген-ции сражающихся народов и их взглядах на происхождение и характер настоящей войны. Их не удивляет, что люди, говоря-щие от лица воюющих держав, все одинаково убеждены в том, что право - на их стороне. Не больше удивляет их и то, что эти люди испытывают такую настоятельную потребность убеждать нейтральные страны в своей правоте. Действительно, в борьбе столь ужасной всем воюющим народам психологи-чески необходима абсолютная вера в правоту своего дела, и естественно, что они страстно стремятся заявить другим об этой своей вере. Одна только непоколебимая уверенность в абсолют-ной бесспорности их дела может предохранить их от того, чтобы уступить или пасть духом в этом яростном бою.

  

   * Незадолго до этого 93 представителями немецкой интеллигенции был выпущен пресловутый "Призыв к цивилизованным народам".

  

   "Но с искренним сожалением должны мы были констатиро-вать, что почти во всех этих писаниях отсутствовало даже самое слабое усилие воздать должное противнику и что обыкновенно ему приписывались самые извращенные и самые отвратительные побуждения. Мы уважаем убеждение воюющих народов в том, что они сражаются за правое дело. Даже если бы мы уже и составили себе собственное мнение о первопричинах этой войны, мы сочли бы несвоевременным противопоставлять сейчас друг другу различные мнения и доводы. Это должно быть отложено на более позднее время, когда научный анализ сможет спокойно взвесить их ценность, когда национальные страсти улягутся и приговор истории можно будет выслушать хладнокровно.

   "Тем не менее мы считаем своим долгом - и видим в этом преимущество нашего положения, как страны нейтральной - поднять наш голос против порядка вещей, который системати-чески поддерживает постоянную злобу между теперешними вра-гами. Отлично понимая, что события до крайности возбуждают национальное чувство, мы полагаем, что патриотизм не должен исключать способность признавать достоинства противника; что правильное понимание добродетелей одного народа не должно связываться с ошибочным представлением, будто народу-про-тивнику присущи все пороки; что убеждение в справедливости дела не должно мешать нам помнить, что противник в такой же степени убежден в том же самом.

   "Если такой-то народ - враг другого народа, то (пусть этого не забывают) дело здесь в политических отношениях; а эти отношения меняются в зависимости от обстоятельств, ко-торых никто не может предвидеть. Сегодняшний враг, может быть, станет завтрашним союзником. Тон, которым в печати вою-ющих держав говорят о противнике, грозит увековечить самую жестокую ненависть. К бедам, уже и теперь являющимся непо-средственным следствием войны, прибавится еще то прискорб-ное обстоятельство, что сотрудничество народов, отныне вра-ждебных, будет затруднено, если и не сделается на долгие годы невозможным, в искусстве, в науке, во всех работах мирного вре-мени. А между тем, после этой войны должно будет наступить время, когда народы принуждены будут возобновить свои связи, как общественные, так и умственные. Чем меньше жестоких об-винений будет произнесено с обеих сторон, чем меньше оскор-блений будет нанесено другому народу, чем меньше будет вну-шено упорной вражды, - тем легче будет потом опять связать порванные нити международных отношений. Но тот, кто раз-жигает ненависть, кто - на словах ли, или на письме - поносит противника и разнуздывает национальные страсти, - тот несет ответственность за продление этой ужасной войны.

   "Вот почему нижеподписавшиеся призывают всех, в особен-ности же тех, кто принадлежит к воюющим нациям, воздержать-ся, как в речах, так и в писаниях, от всего, что может возбу-дить непрестанную ненависть. Они обращают этот призыв в первую очередь к тем, чье дело - направлять общественное мне-ние своей родины, к людям науки и искусства, к тем, кто издав-на знает, что во всех цивилизованных странах есть люди, кото-рые о морали и о праве думают совершенно так же, как они. Пусть вожди всех наций, как сказал недавно один нидерландский государственный деятель, думают в эти дни не только о том, что их разделяет, но и о том, что их соединяет!"

  

   Подписали: X. Г. Дрессельхюис, генеральный секретарь ми-нистерства юстиции, президент N. А. О. R. - И.-Х. Шапер, член нижней Палаты Генеральных штатов, вице-президент. - Г-жа В. Ассеп-Торбеке, секретарь нидерландской Лиги женского равно-правия. - Проф. д-р Д. ван Эмбден, профессор юридического факультета в Амстердаме. - Д-р Коолен, член нижней Палаты. - В. X. Рутгерс, член второй Палаты. - Д-р де Ионг ван Беек эн Донк, секретарь N. А. О. R. (и подписи 130 деятелей политики, умственного труда и артистов, в числе которых Фре-дерик ван Эден, Биллем Менгельберг и т. д.). Секретариат: Терезиастраат, 51, Гага.

  

  

  

   12 января 1915 г.

   Вы предлагаете мне гостеприимство вашей газеты "De Amsterdammer". Благодарю вас и принимаю предложение. Людям, свободным, которые защищаются от страстей разнузданного на-ционализма, следует объединиться. Среди той страшной схват-ки, что терзает нашу Европу, народы которой ринулись друг на друга, спасем хотя бы знамя и соберемся вокруг него. Нужно изменить европейское общественное мнение. Это самая неотлож-ная задача. Среди этих миллионов людей, умеющих быть только немцами, австрийцами, французами, русскими, англичанами и т. д. и т. д., постараемся быть людьми, которые, поднимаясь над эгоистическими интересами эфемерных наций, не теряют из ви-ду интересов всей человеческой цивилизации, - той цивилиза-ции, которую каждая народность преступно отождествляет со своей, разрушая чужую цивилизацию. Я хотел бы, чтобы ваша благородная страна*, которая всегда умела защищать свою по-литическую и моральную независимость, зажатая между огром-ными глыбами великих держав, ее окружающих, могла стать в эти дни сердцем идеальной Европы, которому мы верим, очагом, в котором сосредоточится воля тех, кто стремится восстано-вить ее.

  

   * Голландия.

  

   Они есть повсюду, хотя и не знают друг друга. Узнаем их и поможем им познать самих себя. Сегодня я знакомлю вас с двумя значительными группами их, одна из которых принадле-жит Северу, а другая - Югу: это - представители каталонской интеллигенции, учредившие в Барселоне общество Друзей мо-рального единства Европы (посылаю вам их прекрасный мани-фест), и Union of Democratic Control, возникшая в Лондоне, как плод негодования, причиной которого была эта война, и твердого намерения создать такие условия, чтобы дипломатия и военные партии были поставлены в невозможность вызвать когда-нибудь другую войну, подобную этой. Посылаю вам про-граммы и первые публикации их. Этот Союз, насчитывающий в составе своего главного Совета членов парламента и таких писателей, как Израэль Зангвилль, Норман Энджелл, Вернон Ли, имеет уже свои ответвления в двадцати городах Велико-британии.

   Постараемся создать тесные и постоянные связи между этими организациями, каждой из которых присущи особый националь-ный оттенок и индивидуальная физиономия, но которые все ставят себе целью - теми или иными средствами восстановить европейское единство. Осознаем вместе с ними нашу общую силу. А потом - за дело.

  

  

   Что же мы будем делать? Пытаться прервать сражение? Об этом уже нечего и думать. Зверь вырвался на свободу, а пра-вительства так постарались дать волю насилию и ненависти, что, если бы они теперь и захотели, они уже не смогли бы вернуть его в его логово. Непоправимое совершилось. Возможно, что нейтральные государства Европы и Американские Соединенные Штаты решатся когда-нибудь на вмешательство, попытаются положить конец войне, которая, затягиваясь до бесконечности, грозит разорить их, так же как и воюющих. Но не знаю, чего следует ожидать от этого вмешательства, слишком запоздалого.

   Во всяком случае наша деятельность может найти иное при-менение. Пусть война будет тем, что она есть, тут мы уже ничего не можем поделать; но мы должны по крайней мере постараться, чтобы это бедствие породило как можно меньше зла и как мож-но больше блага. А для этого надо заинтересовать обществен-ное мнение всей земли в том, чтобы будущий мир был справед-лив, в том, чтобы аппетиты победителя, кто бы он ни был, и дипломатические интриги не превращали его больше в приманку для новой войны за реванш, в том, чтобы моральные преступле-ния, содеянные в прошлом, уже не возобновлялись и не ослож-нялись еще больше. Вот почему я смотрю, как на священный принцип, на этот первый пункт "Union of Democratic Control", согласно которому ни одна страна не может перейти из-под вла-сти одного государства под власть другого без согласия ее населения, свободно и определенно выраженного. Надо положить конец отвратительным правилам, которые слишком долго тяго-тели над рабским миром и которые недавно еще проф. Лассон осмелился повторить, как будущую угрозу, в своем циничном катехизисе Силы (Das Kulturideal und der Krieg)*.

  

   * Культурный идеал и война. - Он говорит: "Позволить какому-нибудь народу или тем более части какого-нибудь народа решать международные вопросы, например, о его принадлежности к тому или иному государству, - было бы равносильно тому, что позволить детям того или иного семейства выбирать себе отца путем голосования. Это самая легкомысленная ложь, которую когда-либо изобретала чужеземная голова".

  

   И надо, чтобы этот принцип был сформулирован тотчас же, без промедления. Если провозглашение его будет отложено до того момента, когда по окончании войны соберется конгресс дер-жав, может явиться подозрение, действительно ли желают, что-бы справедливость служила на пользу побежденному. Именно теперь, когда силы обеих сторон равны, нужно узаконить это основное право, осеняющее армии.

   Этот принцип требует немедленного применения. Если взбу-доражена вся Европа, пусть этим воспользуются, чтоб навести порядок в этом нечистоплотном доме. В нем уже издавна дают накапливаться несправедливостям. Пора будет исправить их, когда придет час всеобщей расплаты. Наш долг, долг всех тех из нас, кто сознает, что люди - братья, напомнить о правах малых угнетенных народностей. Они есть и в том, и в другом лагере. Это - Шлезвиг, Эльзас-Лотарингия, Польша, балтий-ские народности, Армения, еврейский народ. В начале войны Россия дала щедрые обещания. Совесть мира запомнила их. Пусть она их не забудет! Мы так же единодушны в отношении Польши, разорванной на части когтями трех императорских орлов, как и в отношении распятой Бельгии. Все связано одно с другим. Оттого, что наши отцы, движимые узко реальными и трусливо-эгоистическими побуждениями, позволили нарушить права народов восточной Европы, - Запад теперь раздроблен, и под угрозой находятся все малые народы и ваш народ, друзья мои, так же как и та страна, гостеприимством которой я пользуюсь, - Швейцария. Кто несправедлив к одному из них, несправедлив ко всем остальным. Соединимся! Над всеми расо-выми вопросами, являющимися чаще всего только ложью, за которой укрываются тщеславные толпы и интересы финансовых или феодальных каст, возвышается человеческий закон, вечный, всеобщий, слугами и защитниками которого должны быть мы все: это - право народов самим распоряжаться собою. И тот, кто нарушает этот закон, да будет врагом всего мира!

  

  

  

   15 марта 1915 г.

   Пока ураган войны продолжает свирепствовать, лишая вся-кой опоры даже самые твердые души и увлекая их в своем ярост-ном вихре, я продолжаю свое смиренное паломничество, ста-раясь разыскать под грудами развалин те немногие сердца, что остались верны старому идеалу братства людей. Какую мелан-холическую радость испытываю я, когда отыскиваю их, когда прихожу им на помощь! Я знаю, что каждое из их усилий, равно как и каждая из моих попыток, каждое из слов любви, произнесенных ими, в обоих враждующих лагерях будит непри-язнь, которая обращается против них. Сражающиеся полны оди-наковой ненависти к тем, кто отказывается ненавидеть. Европа уподобляется осажденному городу. В ней царит лихорадка, охва-тывающая осажденных. Тот, кто не желает бредить, как другие, возбуждает подозрение. И в это торопливое время, когда право-судие не вникает в сущность дел, всякий заподозренный - пре-датель. Тот, кто во время войны упорно продолжает защищать мир на земле, знает, что ради своей веры он рискует своим по-коем, своей репутацией и даже своими дружескими связями. Но чего бы стоила вера, ради которой ничем не приходилось бы рисковать?

   Конечно, она подвергается испытанию в эти дни, каждый из которых приносит нам гулкие отклики новых насилий, неспра-ведливости, жестокостей. Но разве не большим испытаниям под-вергалась она в те дни, когда в руки рыбаков Иудеи ее отдал тот, кого человечество всегда чтило - скорее устами, нежели сердцем? Потоки крови, сожженные города, все жестокости, принявшие форму поступков или мыслей, никогда не уничтожат в наших истерзанных душах лучезарный след галилейской лод-ки и глубокую трепетность великих голосов, которые сквозь века провозгласили разум родиной всех людей. Вам угодно забыть о них и сказать (как это делают иные среди ваших писателей, те, что бьют в барабан), что этой войной в мире открывается новая эра, ниспровержение всех ценностей, и что, начиная с нее, станут вести счет всем будущим заслугам? Это язык всех тех, кто одержим страстью... Страсть проходит. Разум остается. Разум и любовь. Будем же среди окровавленных обломков пы-таться найти их молодые побеги.

   Радость, которую в эти полные дрожи дни капризного марта дает нам зрелище первых цветов, пробивающихся из-под земли, я чувствую и тогда, когда вижу хрупкие и мужественные цветы человеческой жалости, пробившиеся из-под ледяной коры нена-висти, которой покрылась Европа. Они говорят о том, что жизненная теплота упорно держится в глубине почвы, что брат-ская любовь упорно держится в недрах народов и что никакие препятствия не помешают ей вскоре вновь вырваться наружу.

   Я не раз указывал на создавшиеся в нейтральных странах очаги, где находит себе приют европейский дух, который как будто изгнан из воюющих стран, изгнан армиями пера, более свирепыми, чем настоящие армии: они же не подвергаются никакому риску. Попытки, предпринятые в Голландии или в Ис-пании с целью спасти моральное единство Европы, пламенное милосердие, неустанная помощь, которую Швейцария расточает несчастным - пленным, раненым, жертвам обоих лагерей, яв-ляются великим утешением для удрученных душ, которые всегда задыхаются в атмосфере ненависти, навязываемой им, и стремят-ся дышать воздухом более чистым. Но мне представляются еще более прекрасными и еще более трогательными (как бы редки, как бы робки они ни были) проявления братского участия, с которым в воюющих странах относятся друг к другу друзья и враги.

   Если есть два народа, между которыми нынешняя война словно создала бездну мстительных чувств и недоразумений, - то это Англия и Германия. Немецкие писатели и публицисты, лозунг которых - проявлять по отношению к Франции скорее жалостливую симпатию, чем злобу, и которые пытаются даже делать различие между русским народом и его правительством, - поклялись в вечной ненависти к Англии, "Hasse England"* превратилось для них в "Delenda Karthago"**. Самые умеренные заявляют, что борьба может кончиться только уничтожением британской Seeherrschaft***. И Великобритания не менее тверда в намерении продолжать бой до полного уничтожения герман-ского милитаризма. И вот как раз между этими двумя наро-дами завязались и окрепли самые благородные узы - узы вза-имной помощи бедствующему неприятелю.

  

   * Возненавидим Англию. (Прим. перев.)

   ** Гибель Карфагену. (Прим. перев.)

   *** Морского владычества (Прим. перев.)

  

   Через два дня после объявления войны архиепископ Кентерберийский и лица, пользующиеся известностью, как то: Ж. Аллен-Бэкер, В. К. Диккинсон, члены парламента, лорд и леди Кортней оф Пенуис, основали в Лондоне The Emergency Commitee for the Assistance of Germans, Austrians and Hungarians in Distress (Комитет помощи бедствующим немцам, австрийцам и венгерцам). Это учреждение, лучезарно сияющее над частью Ан-глии, берет на себя расходы по водворению на родину частных лиц, не имеющих средств, дает провожатых немецким женщинам и девушкам, возвращающимся на родину, помещает в семейные дома неимущих немцев и подыскивает для них работу. В конце декабря на все это было израсходовано около 200 000 франков. Несколько подкомиссий посещают лагеря, где содержатся плен-ные, облегчают возможность сношений между воюющими страна-ми, другие же взяли на себя труд передать к рождеству интерни-рованным подданным враждебного государства более 20000 посылок и рождественских елок. Другое английское общество, существовавшее уже до войны, "Society of friends of foreigners in distress" (Общество друзей бедствующих иностранцев), оказывает посто-янную денежную помощь 1500 немецким и австрийским семей-ствам. Наконец Лондонское центральное бюро Всемирной лиги женского равноправия оказало большую поддержку иностран-кам, оплатив обратный проезд 700 или 800 женщинам.

   В Германии, в Берлине, возникло аналогичное Бюро справок и оказания помощи немцам, находящимся за границей, и иностранцам в Германии (Auskunfts- und Hilfstelle fur Deutsche in Ausland und Auslander in Deutschland). Среди членов его встречаются аристократические имена, лица, пользующиеся из-вестностью среди духовенства и в университетской среде: г-жа Мария фон Бюлов-Мёрлинс, графиня Елена Гаррах, г-жа Нора фон Шлейниц, профессора В. Ферстер, Д. Баумгартен, Пауль Наторп, Мартин Раде, Зигмунд Шульце и т. д. Во главе стоит женщина высокорелигиозная, Элизабет Роттен. Как можно догадаться, подобное начинание не могло не натолкнуться на по-дозрения и националистические противодействия. Но оно не стало считаться с ними, оно продолжает существовать; и вот в какой форме оно заявляет о своей высокой миссии глашатаям германского шовинизма:

   "С самого начала войны мы почувствовали себя обязанными заняться иностранцами, которые в Германии должны бороться с различными трудностями. Попытки, подобные нашим, поль-зуются в нашей стране столь же малой популярностью, как и в других странах. В такое время, когда весь германский народ встал грудью против врага, многим кажется излишним оказы-вать подданным враждебного государства помощь, выходящую за пределы элементарных требований права, которые признаются обязательными. На это дело нас подвигла не только мысль о наших соотечественниках за границей, но и наше собственное желание оказать дружескую поддержку (Freundendienste) тем, кто не по своей вине страдает от последствий войны. Даже и теперь, в дни войны, всякий нуждающийся в нашей помощи - наш ближний; и любовь к врагу (Feindesliebe) остается отличи-тельным признаком для тех, кто сохраняет свою веру в госпо-да...

   "Мы имели возможность успокоить немецкие семьи насчет участи их членов в неприятельских странах, а также дать ино-странцам уверенность в том, что если члены их семей в нашей стране нуждаются в помощи, они могут найти ее у нас. Мы имели, возможность оказать помощь (NДchstendienste) невинным врагам, в которых мы, как люди, видим братьев и сестер по человечеству... Помимо практической помощи, которую мы можем подать, для нас является утешением и поддержкой возмож-ность свободно внимать, даже в подобное время, голосу гуман-ности и любви к ближнему. Трагизм, со всех сторон наводнив-ший землю, наполняющий все наше существо благоговейным уважением к людскому страданию, а также и действенной лю-бовью, потребностью отдать себя другим, - расширяет наши души и не оставляет в них места ничему иному, кроме воли к утверждению и делам милосердия.

   "Наше страстное желание прийти на помощь и смягчить горе не знает границ. Да, эта потребность с еще большей силой сказывается там, где в наиболее чуждом нам страдании мы ви-дим черты нашего собственного страдания. То, что соединяет людей, связано с корнями нашего существа, более глубокими, чем все то, что их разъединяет. Если мы можем перевязывать раны, которые вынуждены наносить, и если то же происходит в неприятельской стране, - это для нас залог более светлых дней, которые засияют. Среди шквала, разрушающего вокруг нас столько вещей, которые мы считали бы достойными веч-ного существования, возможность подобной деятельности зако-вывает в броню наше мужество и дает нам надежду на то, что будут выстроены новые мосты, благодаря которым люди, те-перь разлученные друг с другом, снова соединятся, тесно сбли-зятся в общем усилии".

   Да прочтут эти святые слова мои друзья из французского народа, которые так часто писали мне или давали знать через устных посредников о своем сочувствии подобным мыслям и о своей упорной вере в человечество. Пусть прочтут их во Фран-ции все те, чей беспристрастный ум, чье доброе сердце в такой же мере привлекают любовь к родине, в какой вызывают вос-хищение ее военные подвиги, - те, кто упрочивают за нею имя, которое я с волнением прочел на почтовой открытке, написанной вчера, проездом через Женеву, одним тяжело раненым немцем, возвращающимся на родину: "gutes Frankreich" - "добрая Франция", или, как говорили наши старые мягкосердые писатели, - "нежная Франция".

  

   Пользуюсь случаем указать моим французским читателям на благотворительное общество, основанное г-жей Артур Шпицер в Женеве: "Посылка военнопленному". Это общество, имеющее корреспондентов в Париже, возникло в ноябре, "с целью облег-чить бедствия тех французских, бельгийских и английских плен-ных, которым семьи их не в состоянии помочь". Оно приглашает всех, желающих отправить посылку пленному родственнику или другу, присоединить к нему, по возможности, такую же посылку для другого пленного, его соотечественника, не имеющего род-ных, друзей, денежных средств. Пусть эта прекрасная братская мысль ещё окрепнет впоследствии, в более гуманные времена, чтобы каждый, помогающий одному из своих пленных, хотел в то же время помочь и пленному неприятелю!

  

  

  

   * Газета "Svenska Dagbladet" обратилась к главнейшим представителям европейской интеллигенции с анкетой по вопросу о последствиях, которые война могла бы иметь с точки зрения "международного сотрудничества в области духа". Она "со страхом" задавала себе вопрос, "в какой мере было бы возможно, когда мир будет заключен, восстановить отношения между учеными, писателями, художниками различных национальностей".

  

   Мысль европейского завтра принадлежит армиям. Шумли-вые интеллигенты, которые, находясь во враждебных лагерях, оскорбляют друг друга, отнюдь не являются ее представителя-ми. Голоса народов, которые вернутся с войны, узнав ее жесто-кую действительность, заставят замолчать этих людей, оказав-шихся недостойными быть духовными вождями человеческого рода. Тогда, услыша крик петуха, заплачет не один апостол Петр и скажет: "Господи, я отрекся от тебя!"

   Судьбы человечества значат больше, чем судьбы любой страны. Ничто не сможет помешать восстановлению связей меж-ду мыслью враждебных народов. Народ, который отказался бы от этого, стал бы самоубийцей. Ибо эти связи - те сосуды, по которым струится жизнь.

   Но никогда, даже в самый разгар войны, они не были по-рваны вполне. Война имела даже то скорбное преимущество, что по всей вселенной сгруппировала воедино умы, отказывающиеся от ненависти к отдельным народам. Она закалила их силы, она спаяла в железную глыбу их воли. Ошибаются те, кто думает, что мысль о свободном человеческом братстве теперь задушена. Она молчит под гнетом военной (и гражданской) диктатуры, царящей во всей Европе. Но гнет прекратится, и тогда произойдет взрыв. Я мучусь мыслью о миллионах невинных жертв, закланных на полях сражения. Но я вовсе не чувствую тревоги за будущее единство европейского общества. Оно осуществится. Для него эта война - крещение кровью.

  

  

  

   С тех пор как началась война, интеллигенция заставила мно-го говорить о себе в обоих лагерях. Почти можно было бы ска-зать, что эта война - ее война, столько неистовой страстности; внесла она в нее.

   Но, кажется, недостаточно отмечено, что, за немногими ис-ключениями, слышны голоса только тех, кто принадлежит к по-колению пожилых людей, голоса Академий и Hochschulen*, пре-мированных поэтов, заслуженных представителей прессы или университета, старой гвардии литературы, искусства и науки.

  

   * Высших школ. (Прим. перев.)

  

   Во Франции это просто объясняется. Почти все, кто в со-стоянии носить оружие, до сорока восьми лет включительно, не говорят, а действуют. Несколько иначе обстоит дело в Германии, где, как мы увидим, по разным причинам, от разбора которых я воздержусь, большая часть литературной молодежи осталась дома и продолжает печататься. Даже те, кто находится на фрон-те, имеют возможность пересылать в редакции журналов статьи и стихотворения (ибо мания сочинительства упорна в Герма-нии).

   Мне кажется, что полезно попытаться распознать умственные течения, царящие в этой молодой интеллигенции Германии*.

  

   * Отодвигаю на второй план литературную оценку произведений, выискивая в них, главным образом, указания, характеризующие немецкую мысль.

  

   Во всех странах был констатирован тот факт, что повсюду самые экзальтированные чувства проявили литераторы, прошед-шие el mezzo del cammino*. Причину этого явления поищем в другой раз. Теперь же с нас будет достаточно того, что мы ли-шний раз убедимся в этом на немецких писателях. Как только разразилась война, почти всех знаменитых, увенчанных поэтов, всех тех, кто обременен годами и славой, точно пушинку, унесло течением. Факт тем более любопытен, что до этих пор некоторые были апостолами мира, сострадания, гуманности. Демель, враг войны, друг всех людей, Демель, который, как он говорил, не знал, которому из десяти народов обязан он своим мозгом, за-певает боевые песни (Schlachtenlieder) и песни о знамени (Fahnenlieder), поносит врага, воспевает смерть и причиняет ее (в пятьдесят один год он учится владеть оружием и добровольцем идет сражаться против русских). Гергарт Гауптман, "среди лю-дей - поэт любви", как называет его Фриц фон Унру, стряхи-вает с себя свою неврастению, чтобы звать людей "косить тра-ву, с которой каплет кровь". Франц Ведекинд нападает на ца-ризм, Лиссауер - на Англию. Арно Гольц бредит от ярости. Петцольд хотел бы находиться во всех пулях, которые входят в сердце врага. А Рихард Нордгаузен поет песнь мортире 42**. У молодых вначале сказалось то же воинственное опьянение. Но многие вскоре утратили его, соприкоснувшись со страда-ниями, испытанными и причиненными. Фриц фон Унру, кото-рый добровольцем пошел в уланы и уехал, восклицая: "Па-риж... Париж - вот наша цель" - уже в сентябре на берегах Эн пишет своего "Агнца" (Der Lamm): "Агнец божий, я видел твой скорбный взгляд. Принеси нам мир и отдых, дай нам ско-рее вернуться на небо любви и верни мертвых..." - Рудольф Леонгард, который вначале воспевает войну и тоже сражается, - немного спустя, перечитывая свои стихи, подписывает под пер-вой страницей: "Написано в опьянении первых недель. Опьяне-ние ушло, сила осталась, мы снова овладеем собою и будем лю-бить друг друга". Неизвестные поэты, чье сердце растерзано, дают о себе знать криком сострадания. Андреа Фрам, остав-шийся дома (Zu Hause), страдает от того, что не страдает в то самое время, когда тысячи других страдают и умирают: "И вся твоя, любовь, и все твое страдание, твое самое горячее стремле-ние не в силах облегчить последний час хотя бы одному из тех, кто умирает там...". Людвиг Марк угнетен "ежеминутным кошмаром":

  

   Menschen in Not...

   BrЭder dir tot...

   Krieg ist im Land...***

  

   * Половину жизненного пути. (Прим. перев.)

   ** См. карающую статью Иозефа Луитполя Стерна; Dichter (поэмы) в "Die weissen Blatter" (март 1915).

   *** Люди в беде... Братья, мертвые для тебя... В стране война... (Прим. перев).

  

   Поэт, пишущий под псевдонимом Д-ра Аулгласа, ставит пе-ред немцами к 70-летию со дня рождения Ницше (15 октября) новый идеал: "Не сверхчеловек, но хотя бы... человек!" Франц, Верфель осуществляет этот идеал в своих стихотворениях, про-никнутых трепетом скорбящего человечества, которому несча-стия и смерть несут единение:

   "Теснее, чем общность слов и дел, соединяет всех нас угаса-ющий взгляд и смертное ложе, и смертельная тоска в минуту, когда разбивается сердце. Склоняешься ли ты перед могуще-ственным, трепещешь ли ты, глядя на нежное любимое лицо, следишь ли суровым взглядом за врагом,... представь себе за-ранее, о! представь себе утопающий взгляд, страшное хрипение, иссохший рот, судорожно сжимающуюся руку, последнее одино-чество и лоб, который смачивается страданием и потом... Будь добр... Нежность есть мудрость, кротость есть разум..."* "Все мы чужие друг другу на земле, и люди умирают, чтобы соеди-ниться..."**

  

   * "Hohe Gemeinschaft" (Высокое единение).

   ** Fremde sind wir auf der Erde alle (Все мы на земле чужие).

  

   Но тот среди немецких поэтов, кто написал самые светлые, самые высокие слова, - единственный, сохранивший в этой демо-нической войне поистине Гетевское отношение к окружающему, человек, которого Швейцария с гордостью принимает как своего гостя и почти что как приемного сына, - это Герман Гессе. Продолжая жить в Берне, укрытый от моральной заразы, он смело держался в стороне от сражения. Памятна прекрасная статья, напечатанная в "Neue Zuricher Zeitung" (3 ноября), перепечатанная в "Journal de Geneve" (16 ноября): "О Freunde, nicht diese Tone!"*, в которой он заклинал художников и мыслителей Европы "спасти ту малую долю мира, которую еще можно спасти", и не участвовать своим пером в "разграблении" буду-щего Европы. С тех пор он написал несколько прекрасных сти-хотворений, одно из которых, мольба к миру (Friede), является в своей классической простоте трогательной песнью и найдет путь не к одному подавленному сердцу:

  

   Jeder hat's gehabt

   Keiner hat's geschДtzt.

   Jeden hat der sЭsse Quell gelabt.

   O, wie klingt der Name Friede jetzt.

  

   Klingt so fern und zag,

   Klingt so trДnenschwer,

   Keiner weiss und kennt den Tag,

   Jeder sehnt ihn voll Verlangen her...

  

   (Каждый владел им. Никто его не ценил. Каждого освежал сладостный родник. О, как звучит теперь слово "мир". Звучит так далеко и робко. Звучит, полное стольких слез. Никто не знает и не ведает дня, каждый призывает его, жаждет его!..)

  

   * О друзья, не эти звуки

  

  

  

   Интересно наблюдать, какую позицию заняли молодые жур-налы. В то время как старые и распространенные журналы (те, что соответствуют нашей "Revue des Deux Mondes" или нашей "Revue de Paris"), все более или менее затронуты воин-ственным пылом, - например "Neue Rundschau", печатающая пресловутые бредни Томаса Манна о культуре и цивилизации (Gedanken im Kriege), - некоторые из молодых журналов при-нимают вид высокомерного равнодушия по отношению к теку-щим событиям.

   Бесстрастные, "BlДtter fЭr die Kunst", на которых лежит не-зримый отпечаток личности Стефана Георге, находят в конце 1914 года возможность напечатать том стихотворений в 156 страниц, без единой строки, имеющей отношение к войне. А в конце - примечание, в котором утверждается, что "позиция ав-торов та же, что и до событий", заранее отвечает "на замечание, будто теперь не время для стихов", словами Жан Поля: "ни одна эпоха не испытывает большей нужды в поэтах, чем та, которая думает, будто может прекрасно обойтись без них".

   Чуткий, нервный, отважный берлинский журнал "Die Aktion", ультрасовременная точка зрения которого все же сильно отличается от холодной, как мрамор, безличности только что упомянутого журнала, подобно ему, начиная с номера от 15 авгу-ста 1914 года, утверждает, что не будет заниматься политикой и будет посвящен только литературе и искусству. Если же среди этой литературы он тем не менее отводит место военным стихам, которые посылают ему с полей сражения военные врачи Виль-гельм Клемм и Ганс Кох, то он принимает во внимание их художественное достоинство, а не живость патриотического чувства; ведь он оскорбительно издевается над смехотворными певцами германского шовинизма, над Генрихом Фирордтом, автором "Deutschland, hasse"*, над преступными поэтами, разжигающими ненависть лживыми россказнями, и над профессором Геккелем. Любовь к искусству доходит здесь до крайних пределов; в своих номерах, появляющихся еженедельно, этот журнал постоянно печатает переводы с французского (из Андре Жида, Пеги, Леона Блуа), воспроизводит картины французских живописцев - Домье, Делакруа, Сезанна, Матисса, Р. де ла Френе (в этом берлинском журнале процветает кубизм). Номер от 24 октября посвящен Пеги, и на первой странице помещен портрет - работы Эгона Шиле - того, в ком редактор журнала Франц Пфемферт, обращаясь к нему от имени "Aktion", "чтит самую мужественную и самую чистую моральную силу, проявившуюся в современной французской литературе". Добавим, что, как это часто случается по ту сторону Рейна, они не знают меры, "оплакивая смерть этого великого человека, как смерть одного из своих", и провоз-глашая себя "его наследниками". Но гордость, которая восхи-щается, во всяком случае выше той, которая хулит.

  

   * Германия, ненавидь. (Прим. перев.)

  

   Среди этих молодых журналов самым значительным как по разнообразию вопросов, им затрагиваемых, так по числу и достоинствам его сотрудников, а также благодаря широкому уму того, кто им руководит (писатель Рене Шиккеле, эльзасец родом, один из тех, кто наиболее живо чувствует болезненную напряженность завязавшейся борьбы), являются "Die weissen Blatter". Они в известной мере соответствуют нашей "Nouvelle Revue Francaise". После четырехмесячного перерыва они в январе снова стали выходить, сделав декларацию, родственную заявле-нию бернской "Revue des Nations":

   "Прекрасной кажется нам задача - в разгаре войны начать дело восстановления и подготовить почву для победы духа. Европейское единство кажется теперь разрушенным. Разве для всех тех, кто не носит оружия, не должно стать долгом - жить отныне вполне сознательно, как это станет долгом и для каж-дого немца, когда война будет окончена?"

   Наряду со статьями, не имеющими отношения к современной политике, с длинными историческими романами (как, например, "Тихо Браге" Макса Брода) или сатирическими комедиями Карла Штернгейма, продолжающего преследовать своей едкой иронией высшее немецкое общество, крупных промышленни-ков, - "Die weissen Blatter" открывают широкий доступ злободневным вопросам. Но каково бы ни было различие в оценке фактов, которое неизбежно должно существовать между журналом немецким и нашими французскими журналами, следует подчеркнуть несомненно враждебную позицию этих писателей по отношению ко всем эксцессам шовинизма. В статьях Макса Шелера "Europa und der Krieg"* видно достойное похвалы стремление к беспри-страстию. Журнал оказывает прием честной Аннете Кольб, кото-рая, являясь дочерью немца и француженки, жестоко страдает от конфликта между своими национальными истоками и только что вызвала в Дрездене бурю, ибо у нее хватило мужества заявить в публичной лекции о своей верности обоим отечествам и выразить сожаление о том, что Германия не понимает истин-ной французской души. В февральском номере мы читаем, под заглавием: "Ganz niedrig hДngen"**, резкий отказ от "Krieg mit dem Maul" (от войны с помощью брани).

  

   * Европа и война. (Прим. перев.)

   ** Висеть совсем низко. (Прим. перев.)

  

   "Если журналисты думают, что, оскорбляя противника, они внушают храбрость, - они ошибаются... Мы отвергаем подоб-ные возбуждающие средства... Мы осмеливаемся сказать, что в наших глазах последний неприятельский доброволец, который, из дурно понятых, но восторженных патриотических целей, стре-ляет в нас из засады и хорошо знает, чем он рискует, - многим выше журналиста, который ловко пользуется переменами ветра и, прибегая к высокомерным