етъ, какъ козелъ; друг³е два молодые человѣка держатъ его подъ руки, уговариваютъ и, какъ будто, хотятъ увести; сцена эта длится съ 1/4 часа; потомъ онъ садится тутъ-же въ сторонкѣ,- это значитъ, что его ужъ нѣтъ на сценѣ, на которой происходитъ нѣчто новое: ставятъ столъ, на него стулъ; приходитъ какой-то уродъ съ черной рожей, съ красной бородой, съ рогами, съ разинутой пастью, съ рядомъ длинныхъ торчащихъ зубовъ. Отдыхавш³й актеръ опять начинаетъ изображать пьянаго; опять ломается, кричитъ, шатается; но вдругъ взглядываетъ на чудовище, пугается, дрожитъ, падаетъ на брюхо и кричитъ благимъ матомъ: это оскорбленное божество выступило во всемъ грозномъ видѣ и навело на него трепетъ. Безчинника хотятъ казнить; но онъ и всѣ родные вымаливаютъ прощен³е, и пьяница обѣщается, конечно, никогда не пить и не буйствовать.
Сидѣвш³й возлѣ меня заргучей старался мнѣ растолковать смыслъ всего происходившаго на сценѣ; но онъ, природный пекинецъ, не совсѣмъ понималъ шаньс³йск³й жаргонъ актеровъ, и потому многое оставалось и для него не совсѣмъ понятнымъ, особенно мног³я остроты и выходки, на которыя такъ усердно отзывалась нижняя публика.
Самая сцена вовсе не помогаетъ вамъ понимать происходящее. Выходитъ, напримѣръ, женщина (конечно, наряженный мужчина), за нею еще двѣ женщины и мужчина; всѣ они идутъ другъ за другомъ, поднимая высоко ноги и хлопая себя по заду хлыстами; ходятъ они такимъ образомъ кругомъ сцены, потомъ садятся на полъ: это значитъ, они пр³ѣхали верхами и потомъ слѣзли съ лошадей. Или: усиленный пискъ и трескъ музыки предваряетъ васъ, что имѣетъ произойти что-то необычайное, и дѣйствительно выходитъ какой-то воинъ въ черной маскѣ съ мечомъ, съ пикой, съ топоромъ на длинномъ древкѣ: кричитъ и машетъ оруж³емъ во всѣ стороны; затѣмъ музыка гремитъ еще шибче, и изъ двери выскакиваетъ огромная лягушка вся въ пятнахъ: желтыхъ, коричневыхъ и зеленыхъ, ротъ красный, передн³я лапы коротк³я, задн³я длинныя, она скачетъ на заднихъ ногахъ; но зачѣмъ у нея длинный-длинный хвостъ? Это оказывается тигръ. Начинается сражен³е съ тигромъ: нѣсколько разъ они убѣгаютъ со сцены и опять возвращаются, наконецъ, тигръ убитъ. Сцена эта такъ нравится публикѣ, что заставляютъ ее повторить три раза.
Три дня я ходилъ въ этотъ театръ, высиживая часа по 4; впрочемъ, мы выходили, хоть сцена и продолжалась, занимались своей бесѣдой; заргучей то и дѣло угощалъ насъ то чаемъ, то лакомствами, мы угощали его. Не понимая вполнѣ содержан³я пьесы, я могъ вынести понят³е только о сюжетахъ, занимающихъ китайцевъ.
Главные сюжеты ихъ любовныя сцены, сопровождаемыя самыми скандалёзными и смѣшными приключен³ями; жены и мужья непремѣнно имѣютъ любовниковъ и любовницъ и обманываютъ другъ друга; всѣ мужчины непремѣнно ловеласы, и ни одна женщина не устаиваетъ противъ ихъ ухаживан³й. Но въ каждой почти пьесѣ непремѣнно является судъ, кого-нибудь засуживаетъ, и непремѣнно кого-нибудь казнятъ, и иногда нѣсколько человѣкъ; бываютъ, что является спасительница кого-нибудь изъ нихъ и уводитъ его или подмѣняетъ другимъ. Казнь совершается такъ: кладется бревно, изображающее плаху, подлежащ³й казни подходитъ, ложится, и кладетъ шею на плаху; палачъ махаетъ надъ нимъ картонной сѣкирой, при этомъ припрыгиваетъ и кричитъ что-то, а казненный вскакиваетъ и бѣжитъ за сцену. Любятъ они также воевать; иногда фехтуютъ палками, при этомъ кувыркаются и кривляются.
Смотря, съ какимъ удовольств³емъ изображаются и совершаются казни на сценѣ, я думаю, не здѣсь ли отчасти развивается въ китайскихъ актерахъ способность и, можетъ быть, даже страсть въ казнямъ? Между сценой и жизн³ю у китайцевъ существуетъ тѣсная связь; всѣ пьесы, если не вполнѣ, то въ отдѣльныхъ сценахъ, въ характерѣ дѣйствующихъ лицъ и ихъ отношен³яхъ, воспроизводятъ просто обыденную жизнь китайца.
Наконепъ, пришелъ и фонарный праздникъ. Мы получили приглашен³е отъ заргучея быть на этотъ праздникъ у него, такъ какъ вечеромъ должно было произойти одно представлен³е прежде всего у него на дворѣ. Представлен³е это особенно интересно, потому что съ нимъ непосредственно связанъ фонарный праздникъ.
Мы усаживаемся на галлереѣ заргучеевой квартиры; передъ нами дворъ освѣщенъ разноцвѣтными узорными фонарями. Въ ворота входятъ 6 лодокъ: онѣ изображаютъ изъ себя фантастическихъ рыбъ и украшены не менѣе фантастическими травами и цвѣтами; сверху балдахинъ, съ боковъ фонари, также въ видѣ какихъ-то животныхъ. Въ каждой лодкѣ сидитъ человѣкъ: онъ собственно стоитъ пролѣзши черезъ дыру въ днѣ лодки и таскаетъ ее на себѣ, но ногъ не видать, потому что лодка до низу занавѣшана. Впереди идетъ какой-то старикъ въ изодранномъ кафтанишкѣ и въ шляпѣ, въ родѣ нашей крестьянской, съ длинной бородой; онъ бѣгаетъ по двору, сѣменя ногами и держа весло, такъ какъ будто править имъ въ лодкѣ; лодки плывутъ за нимъ, виляя такъ, что выходитъ фигура цифры 8; онѣ дѣлаютъ это нѣсколько разъ, такъ что кажется, будто много лодокъ, и потомъ становятся въ рядъ. Затѣмъ выходятъ два человѣка, разсуждаютъ о чемъ-то съ жаромъ, сопровождая каждое слово обыкновенною ихъ неуклюжею, смѣшною жестикуляц³ей, потомъ начинаютъ суетиться, бѣгаютъ и будто ищутъ кого-то. Лодки опять начинаютъ по-прежнему маневрировать, и наконецъ, уходятъ. Тоже самое продѣлываютъ онѣ по цѣлому маймачену: среди темной ночи, цѣлое почти населен³е разсыпалось съ фонарями, дома освѣщены, горятъ огни, фонтанки разсыпаютъ струей искры, ракеты взлетаютъ и хлопаютъ, вездѣ крикъ, шумъ - все это, въ своемъ родѣ, оригинально и красиво.
Китайцы, къ которымъ я обращался за разъяснен³емъ всего происходившаго на сценѣ и о поводѣ установлен³я этого праздника, не могли сказать мнѣ ничего опредѣленнаго; но послѣ я нашелъ объяснен³е въ запискахъ французскихъ мисс³онеровъ при пекинскомъ дворѣ, и объяснен³е это, по смыслу всего, что происходить на праздникѣ, должно быть вѣрно. Мы беремъ это свѣдѣн³е изъ русскаго перевода, сдѣланнаго въ 1787 г. {"Записки, надлежащ³я до истор³и, наукъ, художествъ, нравовъ, обычаевъ и проч. китайцевъ, сочин. проповѣдниками вѣры христ³анской въ Пекинѣ. На росс³йс. яз. перелож. въ 1737 г., губерн³и московской, клинскаго округа, въ сельцѣ Михалевѣ." М. въ университетской типограф., у Н. Новикова. 1788 г. Т. V, стр. 69-60.}.
У китайцевъ былъ знаменитый философъ К³у-Пингъ или Шу-Юэнъ, который удивлялъ всѣхъ глубиною мысли и необыкновеннымъ природнымъ краснорѣч³емъ; онъ былъ въ то же время и поэтъ; поэз³я его была преисполнена самаго нѣжнаго чувства, и вообще слогъ его сочинен³й былъ легк³й и изящный. Эти качества обратили на него вниман³е императора, который призвалъ его во двору и поручилъ ему сообщать царск³я повелѣн³я областнымъ начальникамъ и другимъ провинц³альнымъ чиновникамъ, для чего требовалась необыкновенная ясность и благоразум³е. По наговорамъ, однако, онъ былъ удаленъ отъ двора. Это такъ огорчило философа, что онъ удалился вовсе изъ предѣловъ китайскаго царства и поселился у самой границы, гдѣ и предался исключительно литературнымъ занят³ямъ. Тамъ онъ написалъ знаменитую элег³ю Ли-сао, "извлекающую слезы у читателей". Клевета не дала ему покою и здѣсь: его оклеветали въ затѣваемыхъ будто бы имъ оттуда козняхъ противъ царя, за что онъ подвергся ссылкѣ внутрь болота, недалеко отъ береговъ р. К³анга. Въ этомъ заточен³и онъ написалъ еще девять элег³й; но въ то же время отдается крайне мрачному настроен³ю, и въ такомъ настроен³и однажды навязываетъ себѣ на шею камень и бросается въ рѣку. Народъ, узнавши о такомъ печальномъ концѣ любимаго всѣми изгнанника, стекается отовсюду; собираютъ всѣ лодки ищутъ его днемъ и ночью въ продолжен³и нѣсколькихъ сутокъ; но поиски оказываются напрасными. Въ память этого несчастнаго событ³я въ 5-й день 5-й луны установилось "торжество на лодкахъ".
Черезъ два дня послѣ этого я ѣхалъ уже въ Кяхту.