Главная » Книги

Вульф Алексей Николаевич - Дневники 1827-1842 гг., Страница 2

Вульф Алексей Николаевич - Дневники 1827-1842 гг.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

е, и Анна Петровна взошла.
   15 - 17. Я получил весьма занимательные письма от сестры, от Евпраксеи, от матери и от Лизы, и ответы на оные так меня заняли, что я пропустил два дня записать. Материно очень нежно; она хочет знать мои желания и надежды и т.п. Лиза прислала целый журнал: сначала она говорит о страданиях и разлуке, а, наконец, она жестоко ревнует меня к Катерине Ивановне, думая, что я ее люблю и что она обманута. На два последние письма я еще не отвечал. - Шахматов, начальник моего отделения, позвал меня к себе и предложил мне жалованье 200 р. в год. Он извинялся, что предлагает такую безделицу, и советовал мне оное принять для того только, что считают тех, которые на жалованье служат, как истинно и с большим рвением служащих; я благодарил его за хорошее расположение ко мне и принял предлагаемое.
   18. Поутру я зашел к Анне Петровне и нашел там, как обыкновенно, Софью. В это время к ней кто-то приехал, ей должно было уйти, но она обещала возвратиться. Анна Петровна тоже уехала, и я остался чинить перья для Софьи; она не обманула и скоро возвратилась. Таким образом были мы наедине, исключая несносной девки, пришедшей качать ребенка. Я, как почти всегда в таких случаях, не знал, что говорить, она, кажется, не менее моего была в замешательстве, и, видимо, мы не знали оба с чего начать, - вдруг явился тут П у ш к и н. Я почти был рад такому помешательству. Он пошутил, поправил несколько стихов, которые он отдает в "Северные цветы", и уехал. Мы начали говорить об нем; она уверяла, что его только издали любит, а не вблизи; я удивлялся и защищал его; наконец она, приняв одно общее мнение его об женщинах за упрек ей, заплакала, говоря, что это ей тем больнее, что она его заслуживает.
   Странное было для меня положение быть наедине с женщиною, в которую я должен быть влюблен, плачущею об прежних своих грехах. Но она вдруг перестала, извинилась передо мною, и мы как-то ощупью на истинный путь напали; она просила меня переменить обращение с нею и не стараться казаться ей влюбленным, когда я такой не есть, - тогда нам будет обоим легче, мы не будем принужденны в обращении друг с другом, и хотела, чтобы я ее просто полюбил, как друга.
   Внутренно я радовался такому предложению и согласен был с нею, но невозможно было ей это сказать: я остался при прежнем мнении моем, что ее люблю, что мое обращение непринужденно с ней, что оно естественно и иначе быть не может, согласясь, впрочем, стараться быть иначе с нею. Я поспешил уйти, во-первых, чтобы прервать разговор, который клонился не в мою пользу, и чтобы не дождаться прихода мужа. Я даже отказался от обеда на ее приглашение, ибо я точно боюсь подозрения барона: я не верю ему.
   Вечером я нашел ее опять там же. Анна Петровна заснула, и мы остались одни: я, не теряя времени, заметил ей, что все ею поутру сказанное несправедливо, ибо основано на ложном мнении, что я ее не люблю; она отвечала, написав Баратынского стихи: не соблазняй меня, я не могу любить, ты только кровь волнуешь во мне; я жаловался на то, что она винила меня в своей вине; она мне предложила дружбу; я отвечал, что та не существует между мужчиною и женщиною, да и ее бы столь же скоро прошла, как и любовь, ибо когда я первой не мог удержать за собою, то невозможно заслужить и последнюю. - Что же вы чувствуете к Анне Петровне, когда не верите в дружбу, - написала опять она; - и это следствие любви, - отвечал я, - ее ко мне! И я остановился, не имея духа ей сказать "люблю": c'est l'amour (это любовь (фр.)) - вырвалось у меня. Она стала упрекать, что я все твержу свое, и слова мне, как в стену горох, и писала, что я должен быть ей другом без других намерений и требований, и тогда она тем более будет меня любить, чем лучше я стану себя вести с нею. Довольный вообще такими условиями, которые я мог толковать всегда в свою пользу и не исполнять, когда невыгодны они, я спешил ее оставить, опасаясь прихода мужа. На прощанье я опять завладел рукою, хотел поцеловать ее, но встретил ее большие глаза, которые должны были остановить дерзкого, - это меня позабавило: я отвечал насмешливо-нежным взором, как бы веселясь слабостью ее и своей собственной невредимостью.
   Писал к сестре и Евпраксее и отослал письма N 2.
   19. С отправляющимся к матери в Малинники Пушкиным я писал к ней и отвечал на ее вопрос: чего я желаю? - Я сказал про себя, что я честолюбив, недоволен собою, хочу с весною на войну, а потом в отставку.
   Сегодня был большой парад на Царицыном лугу (Марсово поле). 4 полка кирасиров и вся здесь находящаяся пехота были на нем; государь, наследник и императрица с княжнами присутствовали тоже; разумеется, что и стечение народа было очень велико.
   Зрелище великолепное, но если вспомнишь, как оно тягостно каждому действующему лицу, то очарование исчезнет.
   Софью я почти не видал, по крайней мере, не сказал ей ни слова.
   20. У Анны Петровны я узнал, что сегодня день рождения Софьи, и пошел ее с оным поздравить. Она принуждена была сознаться, что дружбы большой между нами быть не может, и что она немного только ее имеет ко мне; вечером я жаловался ей на такое равнодушие ко мне и то, что чем более она меня узнает, тем более ценит меня: тут снова она стала уверять в дружбе и пр. После я был у Лихардова. - Отвечаю на длинное Лизино письмо.
   21. Поутру я писал к Лизе; надеюсь, что это письмо успокоит ее. Обедал я у Бегичевых, а после был я у моего хозяина Максимовича: у него дочь презабавная вертушка, а сын большой говорун и фокусник; я обещал у них быть в середу. Вечер я был у барона, который спрашивал, не подрался ли я с его женою, что так давно у него не был. Он читал мне "Бальный вечер" Баратынского: любовь княгини прекрасна, нежна и пламенна, а ревность ужасна. Соболевский, нечаянно приехавший из Москвы, помешал мне дослушать; он иногда довольно забавно врет. - Другой уже день, как я страдаю поносом, который усилился, кажется, от невоздержания моего и от горского вина, которое я пил у барона.
   22. Сегодня праздник Казанской Богородицы. Я пошел рано (в 10 час.) в Казанскую церковь, надеясь увидеть там государя и царское семейство. Случай поставил меня за толстяка, который, нещадно расталкивая толпу, провел меня почти до самого иконостаса, ибо я пользовался пустым местом, которое он, подвигаясь, оставлял за собою: толпа, как волны, раздвигаясь перед ним, не могла ради его огромности сзади за ним соединяться. Но я не мог долго выдержать эту бесконечную толкотню и очень счастлив был, когда продрался назад. - И после того есть столь бессовестные люди, которые уверяют, что они молются в церкви и для того туда ходят! Оттуда я пошел в Справочное место. Султан с Санджак Шерифом выступил в лагерь: более ста лет со времен Магмуда II Султан не начальствовал сам войсками, - теперь-то, вероятно, начнется главная для нас потеха! Португальская королева в Лондоне, где ее весьма хорошо принимают: чем-то кончится Д. фарса. Ибрагим Паша очищает Морею, следственно, французам нечего будет там делать. Наш Эриванский, получив подкрепление, двинулся вперед к Требизонду и взял еще важную крепость - это известие еще только что привезли и не объявлено.
   23. В день приезда государя открыли поставленную на арке Главного штаба колесницу, запряженную 6 лошадьми, гений славы - в одной руке с венком, а другою опирающийся на жезл, на конце коего виден русский двуглавый орел, стоит в ней. - Все вылито из чугуна на казенных заводах и обшито вызолоченною медью. Площадь и Главный штаб много выиграли от сего украшения. Обедал я у Ольги Павлищевой, а вечер провел с бароном. Анна Петровна сказала мне, что вчера поутру у ней было сильное беспокойство: ей казалося чувствовать последствия нашей дружбы. Мне это было неприятно и вместе радостно: неприятно ради ее, потому что тем бы она опять приведена была в затруднительное положение, а мне радостно, как удостоверение в моих способностях физических. - Но, кажется, она обманулась.
   24. В департаменте я узнал, что сегодня в 2 часа утра скончалась импер. Марья Федоровна: родилась 14 окт. 1759, следственно жила она 69 лет и 10 дней. Болезнь ее не была продолжительной: 22-го, день Казанской Богородицы, она еще вставала и водили ее в церковь, 23-го после полудня ей стало хуже, в 10 часов вечера приобщили и помазали ее миром, а в 2 утра она скончалась, как говорят, лихорадкою, которая ее все клонила ко сну. - Много несчастных потеряли в ней свою покровительницу, а воспитательные заведения свою основательницу и попечительницу. Россия ей должна всегда остаться благодарною за тысячи матерей, которые образовались ее попечениями; в последние минуты она еще заботилась о вдовах, оставшихся после убитых офицеров, и она уже была в лучшем мире, когда последние ею пожалованные деньги, 15 т., для раненых не были еще отправлены на почте. Она не напрасно была поставлена судьбою так высоко! - После обеда, когда началось смеркаться, во время, называемое между собакою и волком, я сидел у Анны Петровны подле Софьи; целуя ее руку, благодарил я за наслаждение, которым она меня дарит, награждает за мое доброе поведение; она уверяла, что этому она не причиною, и что я не заслуживаю награды, ибо я не таков, каковым должен быть; потом смеялась надо мною, что я верно сделал завоевание дочери моего хозяина, и говорила que je suis seduisant, в чем я никак не соглашался; она вообще, кажется, была в волнении. - Потом был я у моего хозяина ради дочери, за ней волочился какой-то Хвостов с круглою, как месяц, рожею и пустою, как тыква, головою, - его семейство прежде жило в Дерпте.
   25. Из департамента заходил я в ломбард по делу тетки Надежды Гавриловны. Ей вот уже более 2 месяцев не высылают из Пскова свидетельства. Обедал я у барона по приглашению Софьи. - Я все не доволен обращением ее со мною: или это от того, что я взвешиваю каждое слово на весы подозрения? - Вечером я ждал Wessels и Bayer, но последний не пришел ко мне, что весьма досадно.
   26. Обедал я у Пушкина, потом был у Княжевича, а вечером зашел к Анне Петровне. Она, бедная, страдает болью в груди и прогнала меня от себя. - У ней же на минуту была и Софья. - По-всегдашнему она была любезна со мною, говорила, что я их забываю, и что барон спрашивал за обедом, отчего меня нет. Я не хотел бы принять это за насмешку, но опасаюсь, не точно ли оно было что-нибудь на то похожее. - Вот другая неделя, как я все сочиняю и не могу сочинить письма к Адеркасу, - это досадно. Желудочная боль моя проходит; ежели я долее поживу здесь, то буду страдать от гемороидов.
   27. Сегодня я получил письмо от сестры; она пишет, что Лиза с Сашенькою неразлучны, и что эта рассказала про обещанный портрет. Бедная Лизавета каждый день узнает что-нибудь новое про меня, ей мучительное, - надо писать. Вечером был у Лихардова и имел глупость заспорить и разгорячиться с Анной Ивановной об несносном письме Максимовича. Меня и теперь это сердит: не прощу никогда себе такой нерассудительности, - завтра же пойду к ней и буду, сколько умею, с ней любезничать. - Я играл там в скучную мушку и проиграл 2 р. 50. Потом заходил к Анне Петровне и барону.
   28. Поутру ходил я гулять по Невскому проспекту, не успев окончить к сестре письма по причине прихода ко мне малоросса Литвинова; его процессы все еще идут весьма дурно, потому что он не дает столько денег, сколько нужно давать обер-секретарям; я дал ему еще 20 руб. - К Бегичевым я опоздал обедать и должен был зайти в трактир; возвращаясь оттуда, я нашел письмо от матери и сестры; она соглашается на мое желание вступить в военную службу, вследствие сего я буду приготовляться к походу, займусь учением кавалерийской службы и турецким языком. За согласие матери я не могу ей довольно быть благодарным: только желаю, мне бы хотелось ей доказать, сколько я чувствую ее любовь ко мне, сколько сие ценю и как бы сердечно хотел ей за все воздать. Провидение, Бог или собственное сознание добра, которое она делает, да наградят ей - я не в силах. Я хочу быть счастливым для того, чтобы, если это возможно, сделать ее такою!!!
   Окончив письмо к сестре, я (к великой моей досаде) с 7 до 10 часов вечера проспал, а потом пошел к барону; там был Иличевский и князь Эристов; последний очень приятен в обществе: он имеет дар передразнивать и голосом и движениями, он равно хорошо представляет первых актеров здешних театров и ворон, скачущих около кучи выкинутого сора.
   29 - 30. Писал я к сестре и матери, обедал у барона. Я купил турецкие разговоры, I часть; во второй части обещает Сенковской и краткую грамматику; по-моему, гораздо лучше было бы напечатать прежде грамматику, а потом уже разговоры, - тогда и последние были бы понятнее.
   30. Вечером у Дельвига видел я Плетнева: он учит русскому языку наследника и великих княжон, про воспитание коих рассказывал он некоторые подробности. Барон читал свое "Видение", писанное рассказом русских песен; Пастушеская последняя его идиллия тоже очень хороша.
   31. Павлищев говорил, что будто носятся слухи о мире с турками и о конгрессе, на сей случай предполагаемом быть: это было бы мне некстати, мои воинственные планы расстроились бы тогда. Теперь все служащие ездят к телу покойной императрицы.
   1 ноября. Все это время я опять ничего порядочного не делаю; надо заняться теперь военными науками, купить учебные кавалерийские книги и пр. Ван-дер-Вельде я не успею перевести, так я и оставлю начатое; постараюсь написать что-нибудь об моей студенческой жизни. Вечером я был у Павлищева, где много было музыкантов, между прочим, Глинка, который, говорят, лучше сочиняет, чем играет, хотя он в последнем и весьма искусен. - Мне музыка напоминала то Ребентиша с деревенскою моею жизнью, то удалые наши студенческие квартеты, особливо под конец, когда каждый играл свое; недоставало только пунша, чтобы довершить обман (illusion (иллюзия (фр.)).
   2. Целое утро просидел я над письмом к Адеркасу и все еще не написал его!!! Потом был я в Справочном месте; вечером принесли мне письма от матери и сестры, а в последнем милую приписку от Пушкина, которая начинается желанием здравия Тверского Ловеласа С.Петербургскому Вальмону. - Верно, он был в весьма хорошем расположении духа и, любезничая с тамошними красавицами, чтобы пошутить над ними, писал ко мне, - но и это очень меня порадовало. - Мать посылает мне благословение на войну, а сестра грустит, бедная, - кажется, ее дела идут к худому концу: это грустно и не знаю, чем помочь; ежели мне вмешаться в них, то, во всяком случае, будет только хуже. - Странное дело: людям даже и собственный опыт не помогает, когда страсти их вмешаются!
   3. Сегодня тоже весьма приятно начался для меня день получением от Языкова письма с посланием к барону; он извиняется в замедлении ответа на мое письмо обыкновенным расстройством своих финансов, а послание к Дельвигу посылает в доказательство слабости и нездоровья душевных сил, - в этом он не совсем неправ: есть прекрасные стихи, но есть и старые обороты и мысли. Но для меня все, что вышло из-под пера Николая Михайловича, прекрасно и так же мило, как нежные уверения любовницы в своей страсти пламенному любовнику. - Я хотел купить уставы кавалерийской службы, но они очень дороги, их 3 части, и каждая по 20 р.; также я не мог найти образцов мундиров гусарских и уланских полков. - Барон читал мне цензурой пропущенные стихи Пушкина, Баратынского, свои и Вронченкины, которые будут помещены в "Северных цветах".
   4 и 5. Эти два дня я ничего не сделал хорошего: все собирался писать письма и не писал. Я опять отвык от дела: как скоро возьмусь за перо, то уже сон меня и клонит, и в голове пусто. Я получил письмо от Лизы от 4 окт., отосланное прежде первого ее письма: вот уже более двух недель, как она ни ко мне, ни к Анне Петровне не пишет, - это удивительно: верно, ее слишком тронуло слышанное обо мне; Пушкин тоже прибавил про баронессу, - вот, верно, причины ее молчания; завтра я хочу и к ней писать, если Бог поможет. Императрицу вчера положили в гроб и поставили в Castrum doloris (место скорби (лат.)) и теперь пускают к ней без различия. - В политическом мире обещают нам конгресс и именно здесь в Петербурге. Дай Бог, чтобы он был и кончился миром: тогда бы искушение мое кончилось. - Вчера рассказывали, будто бы умерла Елена Павловна; Константин, говорят, приехал сюда.
   6. Обедал я у Шахматова. Наконец удалось мне написать Адеркасу; к сестре и матери я тоже писал, а вечер, как всегда почти, был у Анны Петровны и барона.
   7. Всю ночь и утро шел снег, и установилась прекрасная санная дорога; пушистый мягкий снег мне сильно напоминал прошлый год: мое житье в Твери, пороши, охоту и любовные мои подвиги; я желал снова быть там, городская жизнь являлась мне во всей своей пустоте, холодности, и я бы с восторгом ее поменял на однообразную деревенскую; самая метелица меня радовала: я вспоминал, как под таким же ветром, в легких санях, я носился по белым равнинам, то к ногам красавицы, то от нее.
   Ночь была, кроме маленького ветра, прекрасная; на чистом темно-синем небе высоко стоял месяц, резкие, не длинные тени домов лежали на чистой и яркой белизне снега и делили улицы на две половины; черта, их разделявшая, тянулась то ровная, то уступами, сообразуясь с неровной высотой зданий. - Я, Анна Петровна и Софья Михайловна поехали кататься, - легко скользили сани по уезженной уже улице, следы полозьев ярко блестели в лучах месяца и параллельно тянулись за санями, летел брызгами мелкий снег из-под копыт лошади, и два столба пара клубились из ее ноздрей; много саней видно было на Невском проспекте: иные постепенно перегоняли нас, другие также отставали, изредка лихой извозчик или купец быстро мчалися мимо на рысаках, которые, казалось, неслись не по воле правящих ими, а как будто закусив удила. - Катание было весьма приятное, холод как-то живил и веселил чувства; мы заезжали в кондитерскую выпить сабиону и возвратились домой, довольные прогулкой. - Остальной вечер я просидел у ног Софьи на полу; она была довольно нежна и пела все: "Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей" ets.
   8. Из департамента я заходил поздравить Софью с именинами ее отца и брата, а обедал я у Бегичевых, где, разумеется, кроме вопросов о матери и сестре да разговоров об теле императрицы, ничего замечательного не было слышно. Константин, говорят, очень болен. - Потом пошел я к барону и нашел Софью одну: она была печальна, и я не мог быть с нею нежен, ибо ее тоска отнимала дух говорить ей что-нибудь на то похожее. Потом пришел барон с Яковлевым, который много пел. Какая прелесть в человеческом голосе! как завиден дар музыки; его самостоятельность, независимость должны творить мир наслаждений самодовольных! - Мы ездили опять кататься, ночь была тоже прекрасна, но лошадь у нашего извозчика была нехороша.
   9. У барона читал я Языкова прежние стихи, которые он еще не знал; из них он похвалил один "Ручей" и говорил, что они только годны для эпиграфов к романам; я с ним согласен: это самые слабые его пьесы и, как кажется, первые; последние его послания ко мне (об празднике студентов и о журналистах), тоже и к барону, не соответствовали тоже моим ожиданиям; в них есть хорошие стихи, сильные слова, но нет новых мыслей, обороты их даже те же.
   10. Сегодня в день именин Лихардовой я обедал у нее, сколько успел любезничал и танцевал с нею не только вальс, но и французскую кадриль; муж был в большом, кажется, страхе, чтобы не подумали, что у него бал в такое печальное и траурное время, тем более что он сам недавно потерял маленькую дочку. - Оттуда я зашел к барону; Софья смеялась надо мной насчет Лихардовой и, сколько мне кажется, над нетерпением видеть Анну Петровну; она была очень внимательна ко мне. - Пришед домой, нашел я письмо от матери с припиской от брата Ивана Петровича Вульфа. Мать, по заботливому своему нраву, беспокоится об моем вступлении в службу и, кажется, желала бы меня видеть в гвардии - со временем это возможно, - а Иван Петрович пеняет мне за мое молчание и спрашивает о том, об чем уже я ему писал.
   11. Сегодня я пошел поутру с визитами (я не знаю русского слова однозначущего, разве: навещать). Погода была очень дурная: прекрасная зима, простоявшая 3 дня, еще вчера совершенно сошла, дождь и слякоть осенняя заменили ее; на Литейной встретил я наследника: завидев издали, я хотел, чтобы не кланяться ему, перейти на другую сторону улицы, но грязь удержала меня, ворот или дверей тоже не случилось, в которые можно бы мне взойти, и, нахмуря брови, должен был поклониться. Странна такая неприязнь во мне квластии всему, что близко к ней; самые лица (напр. государя) я скорее люблю, чем не люблю, но коль скоро я в них вижу самодержцев, то невольное отвращение овладевает мною, и я чувствую какое-то желание противодействия (braver (бравировать (фр.))), как доказательство, что не страшусь их, пренебрегаю ими. - Пообедав у Пушкиных, я поехал с бароном, Софьей и Анной Петровной к телу императрицы. - В первый раз я входил в этот дворец. Идучи по широкой лестнице и по высоким переходам, я вспоминал наших царей, что они также ходили здесь, как мы, а имя их скоро, так же как и наши, забыто будет, - неприятен вид этих пустых и совершенно голых зал, где только кой-где шатается лакей или стоит часовой. Я прошел залу с портретами генералов, не успел взглянуть на них: жаль, что они так высоко повешены, что нельзя рассмотреть верхние. - Наконец в одной из комнат увидели мы толпу кружащегося народа (его впускали с другого подъезда), который, как длинной полосой обойдя одну залу, тянулся в другую; нас провели прямо поперек этого круга, мимо караула в печальную залу (Castrum doloris).
   Первый предмет, который нам бросился в глаза, был священник, читавший евангелие, далее, влево, виден был катафалк с гробом на нем, покрытым порфирой; толпа народа, дежурных придворных мужчин и женщин, офицеров, кадетов и гренадеров так были перемешаны между собой и так было тесно, что целое не имело ничего порядочного, чинного и печального. Дым от разных курений и от свеч, закоптив совершенно убранный верх катафалка, был так густ, что не видно было потолка; комната была несообразно мала и казалась совершенно загроможденною. - Вот что мог я заметить в несколько минут пребывания моего у тела; я ожидал, что эта картина пышности и печали произведет впечатление в душе, оставит что-нибудь после себя в памяти, - нимало, я был там как бы в маскараде.
   12. Поутру я рано вышел из дому посмотреть на герольдов, но я не увидел их, а заходил в Казанскую церковь, где служил митрополит. Пообедав у Павлищева, я ездил вместе с ним к Александру Ивановичу на Выборгскую сторону.
   13. В 9 часов утра поехал я с Дельвигами и А. П. в павловские казармы, чтобы оттуда смотреть на погребение императрицы; мы нашли уже войска поставленными по обеим сторонам Миллионной улицы, от самого Зимнего дворца до Царицына луга и оттуда до Воскресенского моста. Из занимаемого нами окна в одной офицерской комнате стечение народа, разумеется, было чрезвычайно, следственно были и обыкновенные происшествия, случающиеся в таких обстоятельствах, как-то: споры народа с полицией, давка и т.п. В час пополудни началось шествие, потянулись распущенные шляпы и черные плащи, за ними гербы губерний, царств, цехов, печальные кареты и все при таких случаях следующее.
   14 - 20. Вот около недели, что я ленился и не писал, - у меня накопилось к этому времени много писем; на 3 письма Лизы я отвечал двумя; она присылала письмо Анне Петровне, в котором та уверяла, что я ее не люблю, - надеюсь, что последние мои письма уверят ее в противном; к матери и сестре я тоже несколько раз писал и говорил о намерении моем вступить в военную службу. Все время я болен был гемороидами, которые, кажется, открылись задним проходом, и теперь я еще нездоров; меня уверяли, что это здоровая болезнь и что с нею доживают до глубокой старости (Steinalt (старый, как камень (нем.))). Я был у Wessels с Bayer, которому отдал письмо Франциуса; он звал меня вместе отправиться к Паскевичу-Эриванскому, но мне кажется это слишком далеко. - Как обыкновенно, я бывал каждый день у барона и Анны Петровны.
   21. Сегодня я было хотел побывать у Миллера, Шахматова и Энгельсона, но нигде не был, а обедал у Анны Петровны, а остаток дня просидел дома и читал китайский роман. В Справочном месте я не нашел ничего замечательного в газетах. Судя по грамоте на Андреевский орден Дибичу, война у нас непременно продолжится, следственно и я поеду туда же. Я писал сегодня к матери, а получил письмо от Лизы: она жалуется на молчание. Сегодня вечером от сильного морского ветра вода начала сильно подыматься; около 9 часов она уже выступила из Фонтанки, а теперь, вероятно, еще выше; не будет ли повторения 7 ноября 1824 г.? - Недавно я прочитал роман итальянского W. Scotta Manzoni "Сговоренные". Как картина нравов того времени (начало XVII столет.) в Италии и как описание некоторых происшествий, как-то: холода в Милане, моровой язвы и частью прохода немецких войск, он заслуживает большую похвалу; особенно два первых несчастия хорошо рассказаны, про последние мы более слышим, чем видим, как от мимо нас пролетающей ночью стаи птиц мы слышим шум, не видя его. - Менее хорошо выведены лица, их черты не резки и не сильны; еще менее можно похвалить самую драму: завязка не занимательна, есть вводные лица, которые совсем не нужны, ход происшествий не жив, нет постепенно возрастающего интереса, и оный совершенно кончится прежде, нежели сочинитель окончит свой рассказ, который сверх того еще чрезвычайно длинен.
   22. Несмотря на свидетельство, присланное из Псковской гражд. палаты, явилось новое препятствие получению денег Надежды Гавриловны: в доверенности Катерины Ивановны не сказано именно, что она дает мужу право закладывать имение, от того нужно новое верующее письмо, - это досадно. Чтобы поговорить об этом, я проездил к Александру мои последние деньги и к тому же еще по-пустому, ибо не нашел его дома. Обедал я у барона - и после сидел один с Софьей: она была нежна и, несмотря на чеснок, я обнимал и целовал ее; только что я успел выйти, как пришла к ней Анна Петровна - хорошо, что не несколькими минутами ранее. Вечером я был у Павлищевых.
   23. Обедал я у Павлищева, который после пришел ко мне и пробыл целый вечер; говорили мы все более про 2-ю армию и Витгенштейна, я расспрашивал о гусарских и уланских полках.
   24 ноября. Екатеринин день я ходил поздравить Симанскую и Бегичеву, после я обедал у первой. Прогулка такая в Коломну, а оттуда в Сергеевскую и назад отозвалася сильно у меня на ногах; после обеда был я у Вессельса с Байером, оттуда, не нашед Лихардова дома, я был у барона. Там видел я Титова, сотрудника "Московского вестника", и Туманского (брата Федора Туманского). Софья упрекала меня в нежности к ней - и была со мною еще нежнее прежнего, чесночный дух (третьего дня она с мужем много его ела) не отнимал более ничего от сладости поцелуев, - она сидела у фортепиан, и, стоя перед нею на колене, мне ловко было ее обнимать, тогда когда ее рука окружала мою шею... Так наша воля слаба, наши намерения противоречат словам, - после каждого поцелуя она закрывала лицо и страдала от того, что сделала и что готова была снова повторить, - я молчал, не смел не только утешать или разуверять, но даже говорить; оставлял ее и бегал по комнате. Надо кончать наслаждаться, забыв все, или совсем не искушать себя напрасно.
   25. Поутру писал я к Лизе, а потом, зашедши к барону, я остался там целый день; вечером был там Иван Яковлевич Туманский и Сомов. Мы просидели до 2-х часов; Софья была как всегда мила, но мы не имели случая быть очень нежными. - Пришедши домой, я нашел письмо от Франциуса, который зовет меня на свадьбу, имеющую быть через три недели; тяжело мне будет, если я принужден буду не исполнить обещания и не поеду к нему: теперь я не предвижу никакой возможности исполнить мое желание, однако не теряю еще надежды, - 500 р. довольно бы мне было на эту поездку, - но где их взять?
   26. При мне получили Пушкины письмо от Льва из Тифлиса; как Надежда Осиповна обрадовалась ему, - если бы он это видел, верно, чаще и больше бы писал: смотря на нее, я думал: так и моя мать будет радоваться, когда я буду писать с Дуная. - Время приходит, что и мне пора будет ехать, расстаться со всем, что я знаю, что люблю; - я должен буду жить с людьми совершенно другого рода, и, может быть, Бог знает какими! - но это мелочь, пустота: я должен привыкнуть жить с самим собою; кто желает достигнуть чего-нибудь, произвести из самого себя что-нибудь достойное, должен быть доволен сам собой. - Я вечером был дома, чтобы писать письма, и приготовил к отправлению к матери, сестрам и к Лизе.
   27. Были у меня Байер и Вессельс, а вечером приехал Петр Маркович из Твери совсем неожиданно. Лиза жалуется на мое молчание и говорит, что получила только 2 письма от меня; это удивительно, тогда когда я к ней писал около 6 раз. - Она мне прислала выписку из "Записок современницы" (Les Memoires d'une Contemporaine), письма Napoleon к Josephine: они очень хорошо написаны и очень нежны.
   28. Петр Маркович у меня остановился; к нему сегодня приходила Анна Петровна, но, не застав его дома, мы были одни. Это дало мне случай ее жестоко обмануть (la ratter); мне самому досаднее было, чем ей, потому что я уверил ее, что я ранее......, а в самом деле не то было, я увидел себя несамостоятельным: это досадно и моему самолюбию убийственно. - Но зато вечером мне удалось так, как еще никогда не удавалось. - Софья была тоже довольна нежна, но не хотела меня поцеловать. Я заказал себе новую печать - и раскаялся в этой издержке; моего Байрона я тоже отдал переплесть.
   29. Сегодня я тоже получил от Лизы письма от 4-го по 8-е число и посылку с вязаным галстухом для дороги: письма очень нежны; я пришел из департамента и тотчас сел отвечать на него; до 7 часов я писал, а потом пошел к Надежде Гавриловне, но не нашел дома; потом катался с бароном и Анной Петровной, у которой пробыл и вечер.
   30. Сегодня целый день пробыл я дома, ходил к Бегичевым, но они уже обедали, Анны Петровны я тоже не застал дома, а Софья вечером была нездорова и лежала в постели, следственно, я никого не видал. После обеда (не моего, потому что я не обедал) писал я к Лизе и получил еще письмо от нее от 17-го числа. Надо отвечать Франциусу и Языкову, особенно первого поздравить должно со свадьбою.
   1 декабря. Поутру я ходил в Справочное место, оттуда заходил в юнкерскую школу, где видел Дирина и брата Шепелева; в каморах все очень чисто и порядочно, но не заметно следа, чтобы кто-нибудь из воспитанников чем-либо занимался. Пообедав у Пушкиных, я был на в е ч е р е у Межуева (чиновника нашего отд.), который праздновал свое обручение или что-то на то похожее. Я немного танцевал, ибо ни одной девушки не было, которая, по крайней мере, порядочно танцевала; одна невеста только довольно хорошо, но и то не очень: молоденькая купеческая дочка, - вот и все.
   2 декабря. Навещал я поутру Наталью Васильевну и Миллеровых, обедал у Бегичевых, где Павла Ивановна больна лежит в постели, как говорят, желудочною лихорадкою; оттуда ходил я к Надежде Гавриловне, играл там с Netty и с Ададуровой (красавицей Петруши) в слова, которые должно отгадывать по последним слогам, и наконец был у барона. Софья Михайловна больна зубами; там был Иличевский. Вчерашнею ночью выпал большой снег, и, кажется, зимний путь установился, так что мы на санях можем выехать отсюда. Около 15-го числа обещает Петр Маркович выехать отсюда, - мне бы очень было это приятно.
   3. Обедал я сначала с одной Софьей, а под конец обеда приехал и барон. - После обеда я проспал у Анны Петровны, а вечер дома читал "Красавицу Пертскую", один из последних романов W. Scott'a. Он, кажется, во всех сочинениях своих остается равно занимателен от соединения исторического описания с описанием нравов времени вообще, с частными лицами.
   4. Я заходил в департамент с тем, чтобы получить за два месяца следующее мне скромное, бедное мое жалованье, но не было экзекутора; в отделении Шахматова не было тоже и старшего начальника, по случаю именин жены первого. Я сходил поздравить ее и был приглашен на вечер. - Возвращаясь домой, я, к удивлению моему, нашел у себя моего столоначальника Платунова и, судя по времени дня, в слишком веселом расположении духа. Я догадался тотчас причине сего посещения, взглянув на влажные, туманные глаза и вспомнив, что я слышал про его склонность к хмельному. - Сколько я ни люблю вино, пенящееся в дружественной чаше и оживляющее беседу, согревая ум, сердце; как ни весело иногда видеть приятеля, которого головою завладел хмель и которого язык без воли говорящего передает мысль скорее, чем они составятся в душе, - но вид пьяного просто неприятен, жалок и мне. - Вечером я танцевал у Шахматова. Там были: дом Всеволодского, его побочная дочь княжна Шаховская и пр. Были еще два молодых человека, братья Атрешьевы. Танцы не очень хорошо шли за недостатком играющих на фортепиано и танцующих. Вальсируя с одною роскошною, хорошо сотворенною и молодою вдовою, которая и лицом не дурна, я заметил, что в это время можно сильно действовать на чувственность женщины, устремляя на нее свою волю. Она в невольное пришла смятение, когда мерно, сладострастно вертяся, я глядел на нее, как бы глазами желая перелить негу моих чувств: я буду делать опыты, особенно с женщинами горячего темперамента. С кн. Шаховской один из братьев глупо нежничал и ревновал меня к ней, потому что она обращалась несколько раз ко мне, а она и все прочие смеялись над ним. Мне жаль, что я не поддержал знакомства с Всеволодскими, - теперь поздно.
   5. Поутру ходил я на второй торг имений для Петра Марковича, а остальное время дня провел я у барона и Анны Петровны. - Барон расспрашивал меня об намерении моем идти в военную службу, удивлялся ему и представлял все невыгоды его. Такие слова, а особливо любовь к спокойствию и удовольствия светской здешней жизни, сильно стали бороться с мужественным моим намерением; все выгоды здешней жизни: приятное общество, легкость занятий службы, способность к учению и расширению знаний, непринужденность и большая свобода поступков - являлись мне во всем своем блеске, между тем как трудность, опасность и неприятность военной жизни еще разительнее казались от сравнения. Весь вечер такие мысли, сравнение одной жизни с другой, меня тревожили; мое намерение перемены образа жизни начало колебаться, я стал жалеть, что так много говорил, и вздумал, что из Твери еще можно сюда воротиться, сделав, как будто я ездил на праздники в отпуск. Но возвышеннейшие чувства, желание прочной славы и достижения какой-нибудь достойной цели восторжествовали над слабою женообразною склонностью к неге и наслаждениям: я решился снова отречься от удовольствий общественной жизни, пожертвовать всем ради одной возможности достигнуть всего. - И теперь я радуюсь, что имел столько силы устоять против стольких приманок. - Оставшись здесь, я чувствую, что во мне бы заснуло желание усовершенствования самого; я бы привык к бездействию, которое и теперь, я замечаю, уже менее тягостно мне; в мелочных, бесполезных для ума и сердца [удовольствиях?] я бы провел лучшие мои лета, а к чему я после полезен бы был с моим безнаитием и неспособностью? - Слава Богу, слава Богу! я теперь могу надеяться чем-нибудь быть полезным себе и человечеству! Ежели же провидению угодно будет пресечь мою безвременную жизнь, то я верю, что его премудрость устроит это к лучшему; добро, которое я мог сделать, выполнит тогда другой, достойнее меня, и даже ближние мои, верно, не потерпят от того. - А смерть? - она всегда неизбежна, рано или поздно: так к чему же об ней заботиться и опасаться ее! Аминь!
   6. Николин день я делал некоторые посещения, но не заставал дома; обедал у Надежды Гавриловны, а вечером заходил к моему хозяину, а после к барону. - Софья все раскаивается в нежностях ко мне и винит себя.
   7. В департаменте я узнал, что жалованья мне не назначено. Я не понимаю отчего, и если бы я остался, то должно бы было узнать почему, теперь же мне все равно. - Очень неприятно, что по сю пору не вышло из Сената переименование мое, потому что аттестаты мои теперь там, и я их получить не могу, что меня заставит взять только отпуск на 28 дней или более, пока не придет решение Сената. Через несколько дней можно мне, кажется, будет ехать отсюда с Петром Марковичем, которого покупка, по-видимому, не состоится. Нужно мне сделать некоторые покупки, а денег у меня еще нет; много хлопот на эти дни мне будет.
   8. Зашедши на минутку в департамент, где я написал черновое прошение в отпуск, поехал я в Сенат, в герольдию, где узнал, что дело об переименовании меня в 12-й класс уже окончено: для подписания теперь оно находится у министра просвещения и на этих днях будет отправлено в департамент. Это, конечно, хорошо, но лучше бы было, если бы теперь все уже кончено было, и я бы мог получить при отставке и мои дипломы, необходимо нужные для вступления в военную службу. Теперь придется мне ехать с одним отпуском. Я заказал себе саблю и нашел продающиеся пистолеты; таким образом, самым нужным я уже запасся. Я купил Гнезиуса немецкую грамматику и отыскал сочинения Бессмарка о тактике кавалерии; всех купить дорого, а некоторые непременно нужно. Таким образом, я начинаю приготовляться к военной жизни моей; решено - я натачиваю мой меч боевой, который, может статься, не отразит и первого вражьего удара - кто знает?
   9. Я был у Бегичевых, где довольно долго просидел после обеда, приготовляя корпию; после сидел у своего хозяина с забавной его дочерью, а оттуда пошел к барону. - Я получил от матери и Лизы письма; первая пишет об окончательной сделке касательно имения и зовет меня скорее приехать, а вторая говорит обыкновенные нежности и ждет меня тоже, - скоро исполню я их желание.
   10. Наконец я заказал для сестры раму к ее портрету Байрона. Из департамента я ходил искать часов для себя и Миши - для них и других разных покупок нужно мне будет около 400 рублей. - Я еще не знаю, проситься ли мне в отпуск или прямо в отставку: завтра поутру сходить надо поговорить об этом с Шахматовым. Обедал я у Анны Петровны с Петром Марковичем, а после проспал и просидел дома, зато хочу как можно позже лечь спать. Этими днями надо написать последнее письмо отсюда к Языкову, - я по сю пору не отвечал на его последнее. Я видел Вронченкин перевод "Гамлета": он хорош, но стихи все еще не гладки и тяжелы у переводчика, хотя перевод его и должен быть верен и близок к оригиналу. Нельзя то же сказать про переводы Шиллера (Wallenstein) и Гете (Gotz) Шевырева; язык в них несравненно хуже, и сверх того еще они не верны, как говорят сравнивавшие их. - Вронченко напомнил мне теперь отрывок, переведенный Плетневым тоже из Шекспира: признание в любви Ромео и Юлии, когда ночью, из сада, Ромео через окно разговаривает с Юлиею; эта сцена есть одна из прекраснейших, которые написал Шекспир; простота, невинность и сила чувств Юлии в ней прелестны, восхитительны - зато и Плетнев прекрасно нам ее передал; он далеко оставляет за собой нашего дерптского переводчика. - В пятницу - 14-е число, следственно, через 4 дня и ровно через год после моего отъезда из Тригорского я думаю выехать отсюда. С какими удалыми надеждами я ехал сюда! - и сколько их исполнилось? - ни одной!.. Теперь их тоже много в груди, но через год им такая же будет судьба - может статься и всю жизнь!
   В таком случае вопрос Гамлета: "Быть или не быть" - сам разрешится все равно.
   11. Подал я просьбу об оставке меня из службы и надеюсь скоро получить оную. Петра Марковича задерживают в ломбарде, не выдавая ему денег: обещали прежде выдать завтра, а теперь отсрочили до четверга, а может быть, и до будущего вторника; весьма досадно, если нам придется так долго ожидать по-пустому деньги и терять время. - Весь день я пробыл у барона. Софья очень была мила со мною, уверяла, что ей тяжело будет расставаться со мною и что часто вспоминать будет обо мне. - Там был Плетнев и Подолинский, также один поляк Жельветр, который приезжал заговаривать зубную боль Софьи; он очень смешил нас своим обращением.
   12. В департаменте я отдал на гербовую бумагу - на производство дела по просьбе об моем увольнении: всего 9 р. мне это стоит покуда. О возвращении дипломов моих нужно, как говорят, сделать особенное отношение в герольдию. Я думаю, что я и без них могу обойтись.
   Петру Марковичу обещают в пятницу (14) выдать деньги, следственно, в субботу можно нам будет выехать: дай Бог успеть нам в нашем намерении. Обедав у Пушкиных, узнал я, что Александр Сергеевич уехал из Малинников и уже в Москве теперь - жаль, что я его не застану у нас.
   Вечер я провел у барона; Эристов был там очень забавен, Софья, несмотря на зубную боль, в минуты отдыха была любезна, т. е. нежна, охала, что желает, чтобы зубы ее болели, пока я не уеду, чтобы развлечь себя тем; это очень мило и хорошо сказано.
   13. Я еще не получил отставки. Ходил смотреть саблю; она готова, а пистолеты нашел я уже проданными: это меня очень расстроило на целый день, я был не в духе, просидел дома после обеда, а вечер проспал у Анны Петровны.
   Дельвигов целый день я не видал и по-пустому ездил обедать к Бегичевым.
   14. Наконец Петр Маркович получил деньги, и я с 400 р. поехал делать покупки и прощальные мои посещения; но в то утро я не успел всех сделать, также не получил я и отставки, - завтра обещают ее мне отдать. - Сегодня память бунта, служили панихиду по Милорадовичу в Невском монастыре; но сколько людей, верно, плакало и об несчастных, которые пережили и не пережили этот день!! Мир окончившим! И да прекратит судьба скоро страдания еще живых! После 10 часов я приехал к баронессе. Софья еще больна, но зубы ей уже заговорил поляк: они перестали болеть. Она была очень любезна, только не удалось мне ни на минуту остаться с ней наедине. - Завтра я буду там обедать, а оттуда тотчас мы и намерены отправиться в путь.
  

1829

   5 января. Старица. Вот скоро целый месяц, что я не писал; тому причина то, что я оставил Петербург и кочую теперь в Старице и ее окрестностях. Вот с самого Рождества я живу здесь; с матерью и сестрою Анною мы приехали провести здесь Святки, после приехала Евпраксия от Павлы Ивановны, а перед нею Саша с Лизой.
   Всякий день, и почти целый, мы бываем у Вельяшевых; там я занимаюсь с здешними красавицами: Катинькою, Машенькою Борисовой и Натальей Федоровной Казнаковой. По сю пору они довольно благосклонно принимали мои приношения их прелестям, но Катинька, кажется, более занята любовью Ивана Петровича, хотя и не разделяет ее. 30-летний юноша очень забавен с своей страстью; я его вчера взбесил, сказав, что он влюблен: он считает за недостойное влюбиться и никак не хочет сознаться в своей страсти. Целые дни он проводит, сидя руку в руку или играя в шашки с прелестницей своею, которая точно мила. Она очень стройна и имеет много приятности во всех своих движениях и обращении. Мне бы очень приятно было ей понравиться, но никак бы не желал в ней родить страсть: это скучно. Я желаю только нравиться, занимать женщин, а не более: страсти отнимают только время; хорошо, ежели не имеют дурных последствий; для меня уже довольно, - я насытился ими. Машенька Борисова сначала улыбалась мне и благосклонно смотрела своими хорошенькими глазками на меня, но теперь, кажется, недовольна тем, что я не исключительно ею занимался; она вчера уехала. Третьего дня я понравился, кажется, особенно понравился Наташиньке Казнаковой на маскараде у Казнакова; я был к лицу одет и танцевал много с ней. Тут же и Катинька была очень мила со мною. Этот вечер я провел очень приятно; мы танцевали до 5-ти часов утра, хотя танцующих мужчин было мало.
   21 декабря 1829 г. Сарыкиой. Во все мое пребывание в Малинниках и Старице, год тому назад, успел я только написать эти страницы. Теперь, на свободе, в уединенной моей хате, воспоминание этих дней часто занимает меня; я вижу и грустную Лизу, которой каждое движение, каждое слово, каждый вздох был сознанием в любви - мне упреком, и умную Сашу, соперницу холодной Катиньки, которая проста, пуста,
   Но эти перси и уста,
Чего они не заменяют! - (Языков)
   и старицких красавиц, меня соблазнявших. Я решился пополнить, сколько можно, мой дневник, описав эти дни, богатые для меня происшествиями любовными и глупостями с моей стороны. Откровенно сознаюсь я в них, в надежде, что впредь подобных не стану делать.
   29 декабря 1829 г. Сарыкиой. - Выезд из Петербурга 15 декабря 1828 г. - В прекрасную зимнюю ночь, по гладкому уезженному шоссе, в широкой кибитке поскакали мы, я с Петром Марковичем Полторацким, 15 декабря вечером, после 9 часов, из Петербурга. Несмотря на то, что я выезжал с намерением отправиться в армию, на Дунай, расставание для меня с столицей севера было совсем не тягостно; я не жалел об удовольствиях и спокойной жизни, которую я оставлял, зная, что первыми я не имею способов пользоваться вполне, а жизнь, которую я доселе вел, давно меня томила. Людей я тоже не оставлял, к которым бы я столько был привязан, чтобы разлука с ними меня очень печалила; одна Анна Петровна имела право на сожаление по ней. Софья Михайловна, хотя и очень нежная со мною, всегда благосклонная ко мне, как к своему родному, - не занимала меня до той степени, чтобы мне очень тяжело было ее оставлять, - следственно, простившись очень нежно с Анной Петровной и с Софьей Михайловной, а с бароном очень дружественно (он рад был, что сбывает с рук опасного друга и оттого только смеялся над нежностями его жены со мною), я уехал в очень хорошем расположении духа. Кроме богатых надежд на славные подвиги, на поэзию жизни военной, на удовольствие видеть новые страны и народы, - я ожидал еще на первый случай много удовольствия дома между родных, в кругу хорошеньких двоюродных сестриц; одна только встреча с Лизою меня тревожила.
   Лиза. Вот история моей связи с ней. За год ровно, день почти в день (я приехал в Петербург 17 декабря 1827) перед сим, приехав в Петербург кандидатом успехов вообще в обществе и особенно в любви, по слуху, не видев еще Лизу, я решился ее избрать предметом моего первого волокитства: как двоюродная сестра, она и

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 592 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа