Засулич Вера Ивановна - Воспоминания, Страница 7 - Книги

- 117.

Шиллер Фридрих (1769-1805), знаменитый немецкий поэт. - 117.

Шишко Леонид Эманнуилович, род. в 1854 г., участник кружка чайковцев арестован в 1874 г. и по процессу 193-х приговорен к каторге, которую отбывал на Каре. В 1889 г. бежал за границу. Позднее - социалист - революционер. Умер в 1910 г. - 134.

Шувалов, гр. Павел Петрович (1874-1902), полковник, флигель-адъютант организатор "Священной Дружины", автор конституционных проектов, составленных в 1881 и 1882 гг.; после закрытия "Священной Дружины" находился в опале. - 111, 137, 141, 142.

Щедрин-см. Салтыков, М. Е.

Эльсниц Александр Леонтьевич, дворянин, род. в 1894 г.; состоя студентом Московского университета, участвовал в студенческих волнениях 1869 г., за что был выслан в Ярославскую губ, в том же году за причастность к "Народной Расправе" был привлечен по нечаевскому делу; в 1871 г. бежал за границу, где примкнул к бакунистам; в 1875-1876 гг. участвовал в редакции газеты "Работник". Позднее отошел от революционной деятельности, умер в 1907 г. - 78, 79, 103, 128, 133.

Эпштейн Анна Михайловна, жена Клеменца, участница кружка чайковцев и еврейского кружка в Вильно в 1871-1872 гг. В марте 1877 г., при рассмотрении "процесса 50-ти" была арестована в сенате, куда она проникла по фальшивому входному билету. Отданная под надзор полиции, Эпштейн скрылась за границу, где работала по переправке революционной литературы и являлась посредницей в переписке эмигрантов с революционерами, находившимися в России. Умерла в 1895 г. в Вене- 80-82, 85, 93, 94, 133.

Яковлев, учитель Андреевского приходского училища в Петербурге.-68, 59, 130.

Примечания

В настоящее издание не включена полемическая заметка В. И. Засулич "Правдивый исследователь старины", опубликованная в 1918 г. в No 13 "Былого". Заметка эта, написанная в защиту Ян. Стефановича от обвинений в неблаговидном поведении после ареста (составление для департамента полиции записки о революционном движении, выдача Ю. Богдановича и т. д.), в настоящее время, - после опубликования архивных документов, вполне подтвердивших падавшие на Стефановича обвинения, утратила значение.

В. И. Засулич перевела на русский язык роман Уэльса "В дни кометы". См. собрание сочинений Уэльса. Изд. "Шиповник", т. V, СПБ. 1910.

Хутор Греково находился в Тульской губ. и принадлежал Федору Гермогеновичу Смидовичу, который предоставил В. И. Засулич избу с небольшим цветником. На этом хуторе В. И. проводила летние месяцы.

Бяколово находилось в Гжатском уезде, Смоленской губернии, и принадлежало Микулиным, двоюродным сестрам матери Веры Ивановны. Семья Микулиных состояла из трех сестер Елены, Наталии и Людмилы и брата Николая. Бяколово находилось в 10-ти верстах от принадлежавшей матери Веры Ивановны деревни Михайловки, где родилась В. И.

Мимина-старушка, гувернантка Матрена Тимофеевна, проживавшая в семье Мизулиных. Миминой ее прозвали ее воспитанницы.

На этом рукопись обрывается. В той же тетради через несколько чистых страниц начинается следующий отрывок.

Имеется в виду "Мимина".

В. И. Засулич родилась 29 июля 1849 года в деревне Михайловке, Гжатского уезда, Смоленской губ., доставшейся матери Веры Ивановны, Феоктисе Михайловне, совместно с ее сестрою Глафирой Михайловной, от их отца M. С. Александрова. После смерти Глафиры Михайловны Михайловка перешла в единоличное владение Ф. М. Засулич. Михайловка состояла из 8 дворов крепостных крестьян (около 40 "душ") и 200 десятин земли. Для того, чтобы построить о Михайловне дом и обзавестись хозяйством, Ф. М. Засулич пришлось заложить ее в опекунском совете. Отец Веры Ивановны, отставной капитан Иван Петрович Засулич, человек энергичный, но горький пьяница, не сумел упрочить материального благосостояния своей семьи. Когда В. И. было три года, он умер, оставив на руках жены пять малолетних детей.

Сестра Веры Ивановны, А. И. Успенская в своих "Воспоминаниях шестидесятницы" пишет: "Почему Вера в своих записках объясняет пребывание Мимины в семье Микулиных тем, что этого требовал "декорум" после того, как воспитание младшей из сестер Людмилы заканчивалось, и Мимина не могла оставаться без дела, - я этого не могу понять. Почему тут какой то декорум? Мимина продолжала жить у Микулиных потому, что нигде в другом месте она и не могла жить, и я не могу себе представить, чтобы тетки Микулины решились отпустить из своего дома ее, безродную, бездомную, полуслепую 60-ти летнюю старуху на все четыре стороны. Она требовала присутствия в доме ребенка, которым она могла бы заниматься. Может быть, у нее и было такое желание, но наша мать не отдала бы Веру без крайней необходимости, ради только удовольствия Мимины. Такой крайней необходимостью... было неимение средств на то, чтобы дать нам образование". В другом месте А. И. Успенская пишет: "Мать наша была женщина добрая, слабая, бесхарактерная, справляться с хозяйством ей было трудно, доход с имения получался небольшой, еле хватавший на прожиток, и ей, вероятно, сильно приходилось задумываться над тем, как вырастить всех нас, дать мам образование". ("Былое", 1922 г. No 18, стр. 20).

Из оды Державина "Бог".

На этом рукопись обрывается. Через несколько страниц - запись о посещении Колизея в Риме, а еще через несколько - продолжение воспоминаний о детстве. Так как отрывок о Колизее не стоит в связи с дальнейшим текстом воспоминаний, даем его в настоящем примечании: "Никого не было около Колизея с той стороны, с которой я подошла, - точно пустырь, какая то вытоптанная дорожка. В стане пролом, большие камни лежали по обе стороны. Я, со своей страстью лазать, влезла на камни, потом спустилась и оказалась внутри Колизея. Громадные, прямые стены, высоко вверх. К ним прямых ступени ведут на выступы. Я поднялась по ним и стала смотреть. Вот эти самые очертания края стен, вырезывающиеся на небе, видели, как умирали христиане, гладиаторы. Здесь где нибудь на одном из выступов Цезарь (властитель Рима)... Что они видели? Что думали? Не знаю, сколько я простояла. К пролому подошли рабочие, взялись за камни. Изнутри подошли к большим воротам, за ними стояла толпа что-то продающих и кричащих; может, они уже и тогда были, когда я пришла? Я проявила свою страсть лазать по тропинкам. Пережить такое сильное волнение, так переноситься за тысячи лет, можно только одной. Пошла дальше: Капитолий, храмы, колонна Трояна. Настроение продолжалось, но уже не с той силой. Мысль отбегала. Надо было говорить себе то, что о Колизее само захватило и заставило забыться..."

Фраза осталась незаконченной в рукописи.

В. И. Засулич, вследствие материальной необеспеченности ее семьи, угрожала перспектива стать гувернанткой. Ha эту тему в Бяколове велись разговоры между старшими. К должности гувернантки Вера Ивановна, по словам ее сестры А. И. Успенской, чувствовала "непреодолимое отвращение".

Когда В. И. подросла, ее отвезли в Москву и отдали для обучения в пансион, который содержали две немки по фамилии Риль. Это было закрытое учебное заведение с суровой, чисто немецкой дисциплиной. Ученицам запрещалось громко разговаривать и смеяться, бегать и прыгать. По отношению к провинившимся применялось дранье за волосы и за уши и другие наказания. Главное внимание было обращено на изучение французского и немецкого языков и музыки; другие предметы проходились очень поверхностно. В 1867 г. В. И. окончила пансион и, сдав экзамен при университете, поступила на должность письмоводителя у мирового судьи в Серпухове.

То есть - от необходимости сделаться гувернанткой.

Еще в бытность свою в пансионе Вера Ивановна вошла в соприкосновение с людьми, близкими к революционному движению. С ними она встречалась у своей старшей сестры, Екатерины Ивановны, которая жила на одной квартире с сестрами Анной и Людмилой Николаевными Колачевскими, приходившимися родственницами семье Засулич, Анна Колачевская принимала, участие в швейной мастерской сестер Ивановых, организованной Ишутиным на артельных началах, и в 1866 г. подверглась аресту в связи с каракозовским делом. Кроме Колачевских, Вера Ивановна могла встречаться у своей сестры с упомянутыми только что сестрами Александрой и Екатериной Львовнами Ивановыми, также привлекавшимися в 1866 г. по каракозовскому делу, сестрами каракозовцев Моткова и Оболенского, а также с братом Колачевских Андреем, также привлекавшимся по каракозовскому делу за участие в организованном кружком ишутинцев обществе взаимного вспомоществования.

Мне кажется, она была в первом издании большой трехтомной хрестоматии, по которой мы проходили литературу, - из второго, вышедшего после польского восстания. Имеется в виду польское восстание в 1863 г., было много выкинуто, отрывок, напр., из "Валленштейна". "Валленштейн"- трагедия Шиллера, которого я тоже знала наизусть. Прим. В. Засулич.

Вера Ивановна имеет в виду отмену крепостного права в 1861 г., когда дворовые получили возможность оставить своих бывших помещиков и искать себе работу на стороне.

На этом обрывается та часть воспоминаний Веры Ивановны, в которой она описывает свое детство и юность. Далее, следуют отрывки из воспоминаний о знакомстве с Нечаевым и об его деле, которые мы помещаем вслед за особой статьей, посвященной В. И. нечаевскому делу.

Статья "Нечаевское дело" впервые была опубликована Л. Г. Дейчем во II томе сборн. "Группа Освобождение Труда", М. 1924 г. В предисловии своем Л. Г. Дейч пишет: "Записки эти были начаты ею, вероятно, еще зимой 1883 г., когда мы, члены незадолго перед тем возникшей группы "Освобождение Труда", решили прочитать в Женеве ряд рефератов о нашем революционном движении. В виду робости Веры Ивановны, друзья ее - Плеханов, Степняк и я - долго уговаривали ее рассказать на собрании о нечаевском деле, по которому, как известно, она привлекалась. Согласившись, наконец, она набросала конспект, но, когда наступила ее очередь выступить с докладом, она до того растерялась, что не в состоянии была произнести ни слова, и собравшиеся разошлись, ничего от нее не услыхав". Затем, спустя много лет, Вера Ивановна, повидимому, задалась целью переделать оставшиеся у нее наброски этого не произнесенного реферата в статью, вероятно, для какого-нибудь возникшего в России во второй половине 90-х гг. легального марксистского журнала: на это указывает ее стремление придать этим запискам характер объективного изложения, без всякого упоминания о ее личном участии в нечаевском деле. Повидимому, для того, чтобы цензура не могла догадаться, кто автор, Вера Ивановна не называет даже своих сестер, также привлекавшихся по этому делу. Что записки эти она предназначала для печати, видно также из тщательно переписанной ею первой части и из сделанного ею на одном листе подсчета количества заключающихся на нем букв с припиской: "из моих двух стр. выходит одна печатная". Л. Г. Дейч сообщает далее, что рукопись статьи сохранилась в двух вариантах: "Имеются полный текст и с большими изменениями переписанный на бело второй экземпляр второй части, но с некоторыми существенными пропусками из первого. Я помещаю второй вариант, дополнив его всем тем, что Верой Ивановной было опущено из черновой тетради". Часть правой стороны первых четырех страниц, не имеющих дубликата оказалась оторванной. Восстановленные по догадке слова заключены в квадратные скобки. Слова, зачеркнутые в рукописи, вынесены в подстрочные примечания.

В. И. Засулич была осведомлена относительно каракозовского дела его непосредственными участниками. Как сказано выше, еще в Москве она познакомилась с рядом лиц, привлекавшихся - по этому делу. По переезде В. И. в августе 1868 г. в Петербург, она, по-видимому, через Людмилу Колачевсмую и Моткову, также переселившихся из Москвы в Петербург, познакомилась с судившимся по каракозовскому делу Варлаамом Черкезовым. - Подробное и основанное на документам изучение каракозовского дела стало возможным только в самое последнее время, после того, как Центрархив опубликовал два тома стенографического отчета о процессе каракозовцев в Верховном уголовном, суде (том 1, 1928 г., т. II-1930 г.) и ряд следственных материалов по каракозовскому делу в XVII т. "Красного Архива" (1926 г.).

Зачеркнуто: "вероятно, задолго до катастрофы".

Ишутинский кружок возник в Москве и к концу 1865 г. сложился в тайное общество, принявшее название "Организация". Осенью 1864 г. им была открыта школа, просуществовавшая до лета 1865 г. Учителями в ней были члены кружка. Школа была рассчитана на 20-25 учеников из беднейшего населения. Помимо преподаваний в школе, члены кружка ставили задачей революционизирование учеников. Кружок ишутиицав организовал две мастерские, основанные на артельных началах: переплетную и швейную; в них работали члены кружка и их знакомые. - Ишутин и его ближайшие товарищи по кружку одно время жили совместно на одной квартире в доме Ипатова, вследствие чего их называли "ипатовцами". О любви Ишутина к таинственности и мистификациям говорят очень многие из членов его кружка. Они передают, что Ишутин старался выдавать себя за агента какой то таинственной революционной силы, выдумывал несуществующие тайные общества, говорил о запасах оружия, яко бы предназначенного на революционные цели и т. п. Товарищи Ишутина по организации объясняли его склонность к мистификациям присущей ему жаждой деятельности и желанием вовлекать других в революционное движение: своими таинственными рассказами он старался убедить их в существовании могущественной революционной организации и побудить их примкнуть к ней.

В рядах "Организации" происходила борьба двух направлений. Левое крыло возглавлялось самим Ишутиным. Он и его сторонники ставили задачей "Организации" подготовку восстания в целях экономического переворота. Более умеренное крыло, во главе которого стояли Мотков, высказывалось за подготовку переворота при помощи постепенной пропаганды в народе, распространения соответствующей литературы, устройства школ, ассоциаций и т. п. Борьба между этими двумя направлениями отличалась весьма ожесточенным характером.

В начале 1866 г. у Ишутина и его товарищей зародилась мысль о создании в рядах "Организации" замкнутого кружка под названием "Ад", в который допускались бы самые надежные люди и который принял бы на себя негласный верховный надзор за деятельностью "Организации". Одновременно с этим начал дебатироваться вопрос о необходимости цареубийства.

Почти все привлеченные по Каракозовскому делу держались на следствии малодушно, спешили выразить раскаяние в своих действиях и давали откровенные показания. Наиболее твердо держался Худяков, но и он не выдержал и дал показания, которые уличали его ближайшего друга и сотрудника Никольского. Эти показания настолько мучили Худякова, что он пытался покончить с собой и подал в следственную комиссию заявление, в котором отказался от своих показаний, как от ложных. Что касается Ишутина, то он на следствии всячески старался выгородить себя и оправдаться.

Указание В. И. Засулич на то, что никто из каракозовцев "не выплыл в позднейшем движении", не совсем правильно. Упоминавшийся выше В. Черкезов играл довольно большую роль в нечаевском деле. Приговоренный к ссылке на житье в Сибирь, он в 1876 г. бежал за границу, где был видным деятелем анархического движения. П. Ф. Николаев, по отбытии каторжных работ, наложенных на него по каракозовскому делу, и по возвращении в 1885 г. в Европейскую Россию, принимал участие в организации "Самоуправление" и в 1894 г. был одним из организаторов партии "Народное Право". Позднее он был видным деятелем партии социалистов-революционеров. М. Н. Загибалов, оставшийся жить по отбытии каторги в Сибири, принимал, как социалист-революционер, деятельное участие в революции 1905 г. и был приговорен к ссылке в Нарымский край, которую он однако избежал, перейдя на нелегальное положение. Привлекавшаяся по каракозовскому делу М. К. Крылова в 70-х годах была членом "Земли и Воли" и "Черного Передела" и работала в тайных типографиях этих организаций.

Мемуарная литература, оставленная каракозовцами, более чем скудна. Наибольшее значение имеет "Автобиография" Худякова. Кратко останавливаются на каракозовском деле Л. Е. Оболенский в своих "Литературных воспоминаниях и характеристиках" ("Исторический Вестник", 1902 г. No 1-4), Ф. А. Борисов в автобиографии, опубликованной в No 4 "Каторги и Ссылки" за 1929 г., и П. Ф. Николаев в записке об отношении каракозовцев к Чернышевскому, составленной им по просьбе В. Е. Чешихина-Ветринского (опубликован а в книге последнего, "Н. Г. Чернышевский", П., 1923 г., стр. 176-179). После того же Николаева и В. Н. Шаганова остались воспоминания о Чернышевском, с которым они встретились на каторге, П. Николаев. "Личные воспоминания о пребывании Н. Г. Чернышевского на каторге", М. 1906 г.; В. Н. Шаганов. "Н. Г. Чернышевский на каторге и в ссылке", СПБ, 1907 г.) Кроме того сохранились не законченные и пока еще неопубликованные воспоминания В. А. Черкезова и неопубликованная краткая автобиография П. Николаева.

"Опыт автобиографии" И. А. Худякова был напечатан в 1882 г. в Женеве, в Вольной Русской гипопрафии. В 1930 г. перепечатан под заглавием "Записки каракозовца" ~Зачеркнуто: "Говорится очень мало"~ издательством "Молодая Гвардия".

"Муравьевская комиссия" - высочайше учрежденная в 1862 г. следственная комиссия, которая вела расследование дела о покушении Каракозова. Председателем ее в 1866 г. был назначен крайний реакционер-крепостник М. Н. Муравьев, прославившийся кровавой расправой с польскими повстанцами 1863 г. в Литве. В связи с каракозовским делом, по распоряжению Муравьева, было арестовано много людей, не имевших в действительности никакого отношения к этому делу.

Увлекались снами Веры Павловны, Рахметовым. Но что же именно делал Рахметов? Что делать для осуществления снов Веры Павловны? Пересоздать существующий строй. Рахметов - революционер. Это говорили, но смысл в такие слова вкладывали самый туманный, самый разнообразный. Был, однако, указан в романе и путь к некоторой подготовке осуществления снов - швейные ассоциации. Вещь, как казалось, очень простая, легкая, доступная каждому, у кого есть деньги на покупку машины и на наем квартиры. Примеч. В. Засулич.

Материальная необеспеченность мелкобуржуазной интеллигенции делала в ее среде весьма популярной мысль об организации коммун и артелей, основанных на полном равенстве их членов и на принадлежности им орудий труда. Коммуны и артели стали возникать с начала 60-х годов. Движение в пользу устройства их особенно усилилось после появления в 1863 r. романа H. Г. Чернышевского "Что делать?", где молодежь нашла яркое описание артельной мастерской, организованной героиней этого романа.

Зачеркнуто: "К тому же и швеи".

А. И. Успенская, по сообщению Л. Г. Дейча, находила это сообщение Веры Ивановны не совсем точным. Сама Александра Ивановна поступила в швейную мастерскую, устроенную вышеупомянутыми сестрами каракозовца Иванова, весной 1868 года и оставила ее в августе того же года; мастерская продолжала и дальше существовать, вплоть до выхода этих сестер замуж. Они работали на равных условиях со всеми остальными, вполне усердно; никаких конфликтов, а тем более третейских разбирательств с мастерицами не происходило. (Сборн. "Группа Освобождение Труда", т. II М. 1924 г., стр. 71). По поводу этого возражения А. И. Успенской необходимо заметить, что из текста статьи В. И. Засулич не видно, чтобы ее рассказ относился к той именно швейной мастерской, которую основали Ивановы. Возможно, что Засулич имела в виду какую-нибудь другую из существовавших в то время швейных мастерских.

Зачеркнуто: "По меньшей мере".

Это сообщение В. И. Засулич не вполне точно. Некоторые из привлекавшихся по каракозовскому делу, по отбытии тюремного заключения, организовали в Петербурге кружок-коммуну, известный под названием "Оморгонокая академия". К этому кружку принадлежали каракозовцы Сергиевский, Воскресенский, Полумордвинов и Черкезов. Кружок этот являлся центром, вокруг которого группировалась революционная молодежь Петербурга 1867-1868 г.г. Из его рядов вышли некоторые из будущих участников студенческого движения 1868-1869 г.г. и Нечаевской организации.

Зачеркнуто: "Ответить".

Зачеркнуто "До Питера".

Зачеркнуто: "Из них".

Зачеркнуто: "но несомненно, что".

Зачеркнуто: "сент.".

Зачеркнуто: "как только собрались студенты".

Зачеркнуто: "в этом году".

Зачеркнуто: "личности".

Большое впечатление на студенческую массу произвел проникший в Россию осенью 1868 г. No 1 журнала "Народное Дело", изданный в Женеве при ближайшем участии М. А. Бакунина. Обращаясь к русской молодежи с призывом отдать свои силы на освобождение народа, Бакунин указывал на бесплодность мирных средств и на невозможность улучшения участи трудящихся путем культурно-просветительной работы. "Путь освобождения народа посредством науки, - писал он, - для нас загражден; нам остается поэтому только один путь, - путь революции". Полученное в сентябре "Народное Дело" усердно переписывалось от руки студенческими кружками и распространялось, как в Петербурге, так и по провинции. "Мы нашли, наконец, в печати, - вспоминает В. Черкезов, - ясно формулированными наши мысли, наши заветные стремления". Эти мысли и стремления вылились в форме краткого лозунга: "В народ!", сделавшегося предметом горячего обсуждения на студенческих сходках и в кружках. С. Л. Чудновский, бывший в то время студентом Медико-хирургической академии, вспоминает: "Вопрос ставился в резко категорической и крайне односторонней форме: "наука или труд", т. е. следует ли отдавать себя (хотя и временно) науке, заниматься ею, добиваться дипломов, чтобы потом вести жизнь привилегированных интеллигентных профессионалистов или же, помня свой долг перед народом... мы, учащиеся, должны поступиться своим привеллигированным положением, добытым целыми веками несправедливости и эксплоатации, бросить науку, расстаться с высшими учебными заведениями, заняться изучением ремесла, а затем в (качестве простых ремесленников и даже горнорабочих и батраков отправиться в самую гущу народную". В громадном большинстве случаев обсуждавшийся на сходках вопрос решался в пользу труда, а не науки С. Л. Чудновский. Из дальних лет. "Былое", 1907, IX, стр. 284-285). Во время этих сходок уже наметилось расслоение студенчества на две группы (о чем В. ПЛ. Засулич говорит ниже): "умеренную", интересовавшуюся исключительно вопросами студенческой жизни, и "радикальную", стремившуюся придать движению политический характер. Среди этой последней части студенчества, к которой примкнул и Нечаев, тогда же зародилась мысль об организации политического общества в целях подготовки в России революции. См. 3.7 Ралли. Сергей Геннадиевич Нечаев. "Былое", 1906 г., VII, стр. 137

Зачеркнуто: "иные либеральные барыни".

Зачеркнуто: "студентов".

Зачеркнуто: "И каждые 2-3-4 дня где-нибудь да назначались сходки".

Зачеркнуто: "Медицинской".

"Медикам" - в Петербурге того времени называли студентов Медико-хирургической академии.

Факт посещения студенческих сходок женщинами отмечает в своих воспоминаниях и С. Л. Чудновский, перечисляя некоторых из них: Дементьеву (впоследствии жена П. Н. Ткачева), полковницу То-милову, привлекавшуюся по нечаевскому делу, сестру нечаевца Святскую, сестру Нечаева Анну Геннадиевну и др. (См. упомянутые выше воспоминания С. Л. Чудновского. "Былое", 1907, IX, стр. 285). Посещала эти сходки и сама В. И. Засулич.

Зачеркнуто: "Скоро всем сделалось известно одно имя, прогремевшее впоследствии на всю Европу".

Зачеркнуто: "Тем не менее в организации входил и принимал деятельное участие"

С. Г. Нечаев, бывший в то время учителем Сергиевского приходского училища, одновременно состоял вольнослушателем университета. С. Л. Чудновский (цитированные выше воспоминания, стр. 284) отмечает, что Нечаев лично появлялся лишь на менее многочисленных и более интимных собраниях, устраивавшихся "радикальной" частью студенчества.

Зачеркнуто: "На сходке"

Зачеркнуто: "Находившаяся более или менее под ее влиянием"

Зачеркнуто: "В трех высших учебных заведениях".

Зачеркнуто: "Удовлетворили".

Подписной лист, о котором говорит В. И. Засулич, был озаглавлен: "Подпись лиц, учащихся в высших учебных заведениях, протестующих против всех тех условий, в которые они поставлены, и требующих для изменения этих условий право сходок для всех учащихся высших учебных заведений вместе. Форма протеста примется по соглашению подписавшихся". Всего на этом подписном листе было собрано 97 подписей. Какими то путями, выяснить которые на основании известных нам материалов не представляется возможным, подписной лист попал в распоряжение III отделения, что дало повод некоторым из давших свои подписи студентов подозревать Нечаева в предательстве.

В последнее время в нашей исторической литературе можно встретить категорическое утверждение, что Нечаев перед отъездом его из Петербурга действительно подвергся аресту и что ему удалось бежать. Внимательное изучение материалов, находящихся в архиве III отделения приводит к заключению, что утверждение это не соответствует действительности. В. И. Засулич права, когда она говорит, что Нечаев только был вызван для допроса к эаведывающему секретным отделением канцелярии петербургского обер-полицмейстера Колышкину и после допроса отпущен. В это время петербургской полиции роль и значение Нечаева были совершенно неясны; для нее Нечаев был рядовым участником студенческого движения. Вызов его к Колышкину объяснялся имевшимися у полиции сведениями, что он и студент Любимов, также вызывавшийся одновременно с Нечаевым к Колышкину, являлись организаторами студенческой сходки 28 января 1869 г., о которой полиции стало известно. Даже после исчезновения Нечаева из Петербурга III отделение не отдавало первоначально себе отчета в том, каким опасным для него врагом является Нечаев. На справке об его исчезновении, датированной 12-февраля и хранящейся в делах III отделения, имеется резолюция: "Личность его едва ли заслуживает внимания". ("Красный Архив", т. XIV, 1926 г., стр. 148).

Евлампий Аметистов действительно был деятельным помощником Нечаева: Он сам писал о себе в записке к одному своему знакомому: "Близок я к Ср. Ген. и в настоящую минуту изображаю из себя "ejus alter ego"" ("Красный Архив", т. XIV, стр. 150).

Знакомой Нечаева, о которой говорит В. И. Засулич, была она сама.

Зачеркнуто: "Конверт с двумя записочками: одна - на сером клочке бумаги, другая - на белой, пером в последней"

Зачеркнуто: "таинственность".

По агентурным сведениям III отделения, Нечаев за несколько времени до исчезновения из Петербурга продал свою мебель и в кругу некоторых знакомых рассказывал, что он намерен отправиться за границу, чтобы заняться в Англии изучением какого то искусства. ("Красный Архив", 1926 г., т. XIV, стр. 148).

Это сообщение В. И. Засулич не вполне точно. Из воспоминаний нечаевца Л. П. Никифорова (Мои тюрьмы. "Голос Минувшего", 1914 г. No 5, стр. 171-172) известно о подготовке студентами протеста против ареста Нечаева, осуществлению которого вмешали волнения, вспыхнувшие в петербургских учебных заведениях в марте 1869 г. и закончившиеся арестом большинства сторонников Нечаева.

Уехав из Петербурга, Нечаев отправился в Москву. Здесь он, между прочим, под фамилией Павлова, познакомился со своим будущим сподвижником по "Народной Расправе" П. Г. Успенским. Из Москвы он направился в Одессу, чтобы перебраться за границу, но в начале марта вновь приехал в Москву и рассказал своим знакомым, что он, будто бы, подвергся в Одессе аресту, но снова бежал. Раздобыв в Москве паспорт Н. Н. Николаева, Нечаев 4 марта уехал за границу.

Зачеркнуто: "Больше".

Зачеркнуто: "Вот".

В сборнике "Группа Освобождение Труда" напечатано не "Ижицкий", а "Ежицкий", но это - или опечатка, или ошибка В. И. Засулич.

Далее зачеркнуто: "Некоторые из ходивших на первые из этих преобразованных сходок потом поотстали, но оставшиеся, человек 30, знакомились между собой все ближе и ближе".

"Письма без адреса", содержавшие в себе резкую и глубокую критику реформы 19 февраля 1861 г. и политики правительства, были написаны Н. Г. Чернышевским в начале 1862 г. и предназначались для напечатания в журнале "Современник", но не были пропущены цензурой. Впервые они были напечатаны в Женеве в 1874 г. М. К. Элпидиным.

Зачеркнуто: "Перевод из "Organisation du travail" Луи Блана и еще что-то. Все эти рукописи усердно переписывали с намерением распространять".

Зачеркнуто: "На месяц".

Зачеркнуто: "Ближайшие знакомые".

Слова, поставленные в кавычки, заимствованы из печатной прокламации Нечаева, озаглавленной студентам университета, академии и технологического института в Петербурге (перепечатана в No 163 "Правительственного Вестника" за 1871 г.). Об аресте в Одессе и бегстве оттуда Нечаев в этой прокламации не упоминал.

Приведенная В. И. Засулич цитата заимствована из письма Нечаева к Томиловой из Женевы от 7 (19) апреля 1869 г. В виду того, что В. И. Засулич цитирует это письмо недостаточно полно и не вполне точно, приводим его по тексту, опубликованному в No 162 "Правительственного Вестника" за 1871 год: "Уезжая, я не разорвал связи с делом по примеру других, и тотчас же после того, как успею устроить здесь связи, я вернусь, что бы меня ни ожидало. Вы тем более должны были знать, что я, пока жив, не отступлюсь от того, за что взялся, и если это знали, то должны были извещать о малейшем изменении, о всех подробностях, если вам тоже дорого дело!... Что же вы там теперь руки то опустили? Дело горячее: его, как железо, надо бить, пока горячо!.. Присылайте скорее (сейчас по получении письма) человека надежного, т. е. не только честного, но умного, и ловкого вдобавок. Если кто уже поехал, тем лучше. Но если поехал тряпичный человек, то немедля пошлите другого. И до тех пор, пока посланный не воротится, не начинайте большого процесса. Всего лучше, если бы приехал Бирк (если он в провинции, то верните его и тотчас же сберите, если он болен, то пришлите Евлампия [Аметмстова]). Дело, о котором придется толковать, касается не одной нашей торговли, но и общеевропейской!.. Здесь дело кипит! Варится такой суп, что всей Европе не расхлебать! Торопитесь же други! Торопитесь, не откладывайте до завтра, что можно сделать сию минуту".

Прокламация эта содержала в себе устав бакунинского Альянса

Зачеркнуто: "На молчанье".

В. И. Засулич ошибается, относя начало "беспорядков" на апрель 1869 г. В действительности они происходили в марте этого года. Поводом для них явилось столкновение, происшедшее между студентам Медико-хирургической академии, Надуткиным и секретарем конференции проф. Рудневым; в результате которого Надуткин был уволен из академии. С 6 марта в академии начались студенческие сходки, закончившиеся закрытием академии 14 марта. После этого волнения перекинулись в другие высшие учебные заведения Петербурга: университет, технологический и земледельческий институты. Вследствие арестов, произведенных в студенческой среде, в 20-х числах марта волнения прекратились.

Зачеркнуто: "Бывшие"

Прокламация "К обществу", вышедшая 20 марта 1869 г. и излагавшая требования волновавшихся студентов, была написана П. Н. Ткачевым и отпечатана в типографии, принадлежавшей его жене А. Д. Дементьевой. Насколько известно, прокламация эта была перепечатана только' одной газетой - крепостнической "Вестью", воспользовавшейся этим случаем, чтобы выразить свое негодование относительно нежелания студентов учиться и их стремления добиться "самоуправления несовершеннолетних" ("Весть" от 22 марта 1869 г.). В No 64 "Ведомостей С.-Петербургской городской полиции" появилось сообщение обер-полицмейстера Трепова, в котором он, полемизируя с прокламацией Ткачева, указывал, что никакой особой опеки по отношению к студентам полиция не несет, и заявлял, что он не потерпит никаких сходок и примет против студенческих волнений решительные меры.

По сведениям III отделения за участие в мартовских студенческих волнениях 1869 г. из Петербурга было выслано 40 студентов университета, 22 медика и 7 технологов.

В. И. Засулич имеет в виду то самое письмо Нечаева к Томиловой от 7 (19) апреля 1869 г., которое она цитировала выше. Письмо это было перлюстрировано на почте. Чтобы Томилова не могла, полечив его, скрыть и тем самым лишить III отделение важной улики, было дано распоряжение, чтобы это письмо было доставлено Томиловой в строго определенное время. К этому времени жандармы явились на квартиру Томиловой и стали производить у ней обыск. Когда почтальон принес Томиловой письмо Нечаева, жандармы, производившие обыск, отобрали это письмо, в качестве вещественного доказательства. Этот обыск происходил 13 апреля. Томилова была арестована. Одновременно были арестованы жившие на квартире Томиловой сестра Нечаева, Анна, и два брата Томиловой Диттенпрейс, а также ее муж. Однако, все они в ближайшее время были освобождены по полной непричастности их к делу. При обыске у Томиловой была найдена записка, написанная другом Нечаева В. Ф. Орловым, в которой говорилось: "Все друзья по делу! Вы, которым знакомы имена Нечаева, Ралли, Аметистова и пр., доверьтесь во всем Томиловой и на кого укажет она. Ей передан весь план нашего дела и через нее вы найдете и средства, и лучших друзей для продолжения нашего дела. Орлов". Эта записка послужила поводом к аресту двух братьев Аметистовых, Евлампия и Ивана.

Антонова, приехавшая, из Москвы, была арестована на квартире Томиловой, куда она зашла во время обыска. Через 4 дня она была освобождена и уехала в Москву, но по приезде туда вновь арестована, вследствие полученных московскими жандармами сведений о причастности ее к студенческим волнениям, происходившим в Московском университете. Проживавшая на одной квартире с ней (Н. Успенская была арестована еще до возвращения Антоновой из Петербурга. Материал, добытый во время обыска у Антоновой, дал жандармам основание арестовать и Ф. В. Волховского.

В. И. Засулич ошибается. Ни один из братьев Аметистовых в заключении не умер. По-видимому, Засулич спутала братьев Аметистовых с другими нечаевцами братьями Лихутиными, один из которых, Владимир, действительно умер в заключении в марте 1871 г., не дождавшись судебного рассмотрения дела нечаевцев, по которому он привлекался.

Нечаев приехал в Москву и явился к П. Г. Успенскому в первых числах сентября 1869 г. Успенский предложил Нечаеву поселиться в своей квартире на 1-й Мещанской улице, предоставив в его распоряжение одну из двух комнат в мезонине. Нечаев, по свидетельству А. И. Успенской, пользовался этой комнатой до вторичного отъезда своего за границу.

В тексте статьи Засулич, напечатанном во 2-м томе сборн. "Группа Освобождение Труда", вместо "Волховского" напечатано "Волховской". Это - явная опечатка.

В. И. Засулич имеет в виду арест в апреле 1869 г. Ф. В. Волховского и многих членов его кружка. Почему в то время не был арестован и Успенский, причастность которого к кружку Волховского не была тайной для московских жандармов, неизвестно.

Относительно тех планов, которые строились кружком Долгова, А. К. Кузнецов сообщает: "Часто шли беседы, как помочь выйти народу из ужасного положения, и никогда мы не додумывались дальше фаланстеров Фурье и полумер Сен-Симона. Наш дружеский кружок даже наметил около академии участок земли, на котором мы мечтали работать на коммунистических началах, думая, что он будет служить примером для других студентов академии". (Автобиография А. К. Кузнецова. Энциклопедический словарь, изд. Гранат, т. 40, выш. 5-6, стр. 229).

Зачеркнуто: "Тоном очевидца"

Рассказ об убийстве Нечаева по дороге в ссылку в Сибирь был напечатан в No 1 "Народной Расправы", который Нечаев привез с собою в Россию.

Засулич имеет в виду отпечатанное в виде прокламации стихотворение Н. П. Огарева "Студент" с подзаголовком: "Молодому другу Нечаеву". В этом стихотворении, между прочим, говорилось:

"Жизнь он кончил в этом мире -

В снежных каторгах Сибири,

Но до тла нелицемерен,

Он борьбе остался верен,-

До последнего дыханья

Говорил среди изгнанья:

Отстоять всему народу

Свою землю и свободу"

Зачеркнуто: "Погулять".

Зачеркнуто: "Образованной из всей увлеченной Нечаевым молодежи".

Зачеркнуто: "Неестественно".

По доводу рассказов Нечаева об Интернационале А. К. Кузнецов показывал на суде следующее. "Он начал рассказывать о том, что за границей существует международное общество, которое имеет целью сблизить все интересы рабочих разных стран, не допускать до произведения отдельных вспышек, а чтобы совокупными усилиями добиваться тех или других результатов, и что это общество имеет конечною своею целью в отдаленном будущем уничтожить существующее разделение обществ во всех государствах, в настоящее время разделенных на две группы: на меньшинство развитое, которое эксплуатирует большинство, держа его в невежестве и оставляя ему для заработка лишь столько, чтобы не умереть с голоду. После этого он говорил, что в этом обществе есть много народа, есть много русских, которые уже с давних пор изучают положение России и пришли к убеждению, что у нас, хотя не существует обширного класса пролетариев, но в сущности, если сравнивать положение рабочего на Западе и положение наших крестьян не по собственности, а по тому, сколько они зарабатывают и сколько с них берут, то положение наших рабочих нисколько не лучше положения пролетариев. Из этого он выводил то заключение, что в настоящее время народ н