Денисов Адриан Карпович - Записки

ходах выбираем был в кругу от казаков в чине есаула, а по возвращении оставался казаком, по тогдашнему в Донском войске положению, и уже в 1763 или 1764 г. пожалован в чин войскового старшины. Он был с трехсотенною командою против крымских татар и с полком против Пугача, при преследовании его и до искоренения всех его приверженцев и изловления самого Пугача, за что произведен в премьер-майоры. После был с полком в Петербурге, для разъездов и преследования разбойников, где получил чин подполковника; был в турецкой войне под командою фельдмаршала кн. Потемкина-Таврического и на Кубани и во многих сражениях. Часто употреблялся по внутренности Войска Донского по судебным делам, был членом войсковой канцелярии, достиг до генерал-майорского чина и имел орден первой степени св. Анны. В бытность войскового атамана в походе командовал войском донским в достоинстве наказного атамана Войска Донского и уже в глубокой старости, по прошению, был отставлен тем же чином. Отец мой, по воле Ефремова, перешел на жительство из Пятиизбянской в Нижнюю Чирскую станицу, где и дни свои окончил.

   Из сей Денисовой фамилии, во время, когда немного из донских армейские имели чины, двоюродный дядя мой был в чине бригадира и 3-й степени св. Владимира имел орден; многие чиновники фамилии Денисовой имели разные отличия, как то: золотые сабли и медали с надписью: "за храбрость", а по другим отличиям жалованные ковши. В исходе прошедшего (XVIII) столетия, сей фамилии в одно время живых было восемь генералов. Сей фамилии (члены) столь любили славу героев, что всегда считали лучшим умирать, не быв в отставке, и даже пренебрегали богатство, не искали удельной земли, а оставались довольными размножением конских заводов на общих землях и таковом же праве.

   И так, описав историю моей фамилии, сколько мне совершенно можно было дознать, не прибавляя ни одного слова, а все то, что есть верно и справедливо, не решился даже объяснить и того, что мой род гораздо далее, нежели я описываю, существовал в Донском войске и был в большом у казаков уважении, так как не нашел письменных документов.

   Предложу благосклонному читателю собственно мою историю, по всей справедливости, как старик, отставленный от всякой службы, удаленный случаем и слабостию здоровья от всего блестящего; живущий в имении, собственно мною приобретенном, населенном на дикой степи и устроенном, и оставивший уже все честолюбивые помыслы, так что ничто уже не прельщает меня, кроме попечения о воспитании двух внучек и одного внука.

  

   Прежде чем продолжать рассказ о жизни, походах и административной деятельности Андрияна Карповича Денисова, представляем здесь родословие его фамилии.

  

   "Я родился, как в начале истории сей видно, в Пятиизбянской станице, в 1763 г.* По седьмому году перевезен был в Нижнюю Чирскую, в которой с родителями моими и остался на всегда. Меня еще в прежней станице начали учить азбуке, после - часовнику и псалтырю; но, не выуча последнего всего, а посему писать еще и не начинал, как, на двенадцатом году, отцом моим, по случаю с полком похода, взят был в Петербург. Малый успех в моем учении - не знаю к чему приписать, но помню, что в это время жизни моей я страдал близ четырех годов сряду сильною лихорадкой и долго не имел полного здоровья. Мы выступили с Дона осенью и захватили часть зимы; холода были жестокие, но мне велено было ехать на лошади верхом, и я до С.-Петербурга на семь экипаже достиг. Следуя к С.-Петербургу, начал в полковой канцелярии учиться писать под смотрением благоразумного офицера, что ныне генерал-майор, Черевкова. По прибытии в С.-Петербург, по нескольких месяцев, отдан был в Невский монастырь к учителю (который в семинарии учил не помню чему), чтоб он обучал меня немецкому языку и по-российски; у которого в доме я пробыл небольшое время, был взят и отдан в пансион, бывший на Садовой улице, в доме г. Турчанинова, к учителю Иосифу Жоли, где я пробыл, как могу припомнить, с небольшим год. По вспыльчивому характеру учителя и по совету приятелей отца моего, переведен в таковой же пансион, находящийся на Петербургской стороне, к содержателю онаго г. Масону, где я также с год или несколько более учился. И весьма благодарным остаюсь сему почтенному наставнику: его мудрые внушения остались в памяти моей вечно. Тут я много успел в арифметике и, пройдя кубы и квадраты, просил у родителя моего позволения начать геометрию; на что сказал - как он не знает сей науки, то спросит у приятелей своих. После сего я скоро был взят из пансиона и остался при отце своем, научась несколько французскому языку и не более, как переводил вакабулы, главные части географии, вкратце священную историю, умел изрядно по-русски читать и писать, а по-французски не более, как писать, с копировки, и читать не умея. Я был произведен уже в чин поручика, за который князя Потемкина благодарил письмом по-французски, мною самим написанным"**.

   ______________________

   * Пред этим годом в Записках поставлена запятая, а после слова "году" никакого знака нет и по начинается с маленькой буквы, так что можно полагать, что Денисов в этом году переехал в Чирскую станицу семи лет, а родился раньше. Между тем в формулярном его списке за 1818 г, ему показано 54 г., следовательно, 1763 г. нужно принять за год его рождения. Ред.

   ** В формулярном списке А.К. Денисова за 1818 г. значится: "российской грамоте, по-французски читать и писать и часть математики знает". Ред.

   ______________________

   "Родитель, мой, взяв меня из пансиона, не переставал иметь попечение о моем образовании, не отлучал меня с глаз своих и наблюдал, дабы я занимался всегда чтением книг и писанием. Но, к несчастию, не знавши наук и не имея собственной библиотеки, он находил книги через офицеров своих, по городу С.-Петербургу с командами стоявших; а сии, меньше того разумея достоинство книг, присылали ко мне большею частью романы, наполненные негодными прелестьми, которые тем охотнее я читал. Но хорошая жизнь отца моего, с благородною строгостию, и истинное богопочитание, были весьма полезны мне и вселили в сердце мое сии правила столь крепко, что оные всегда остались законом моим. Я всегда должен был с отцом моим являться к его начальникам и во дворце; и очень редко в театре; других же собраний вовсе я не видел"*.

   ______________________

   * Из формулярного списка оказывается, что Денисов поступил на службу казаком 13-ти лет, 1 августа 1776 г.; пожалован есаулом 14-ти лет, 12 апреля 1777 г.; произведен в поручики 17-ти лет, 2 мая 1780 г. Ред.

   ______________________

   В исходе 1780 г. отец с сыном возвратились на Дон, где последний занимался охотою, рыбною ловлею и хозяйством. Имение отца составителя Записок, Карпа Петровича, заключалось в рогатом скоте, конских табунах и водяных мельницах; крестьян всего было до 200 душ.

   "Тут должен сказать истину", говорит Андриян Карпович Денисов, "что я имел всю свободу действовать самопроизвольно, но благодарю Всевышнего - внушенные мне родителем правила не оставляли путеводительствовать меня, а строгость отца моего, который не переставал наблюдать мои шаги, подкрепляла оные. Я должен был всегда доносить ему подробно о всех моих действиях".

   От скуки молодой Денисов съездил посмотреть на житье калмыков. По возвращении родители начали ему советовать жениться, но он, "не зная обязанности мужа и жизни супругов", просил времени на размышление. Про это узнал дядя, гр. Федор Петрович Денисов, и дал совет искать невесту "в России"*, с чем согласились и родители Андрияна Карповича. С письмами первого и родительским благословением отправился молодой Денисов в Москву в сопровождении казака Кочетовской станицы, Игната Харламова, известного отцу своим благоразумием и добрым поведением и заслужившего от сына доверенность и уважение.

   ______________________

   * Т.е., вне пределов Донской земли, в губерниях. Ред.

   ______________________

   "По приезде в Москву, я нашел одного, довольно богатого и очень хорошо живущего господина, к которому имел письмо, почему и явился к нему с оным. Я весьма ласково был принят и, сколь помню, на другой день прошен на обед, что я и выполнил. Тут был я рекомендован г-же дома и трем их дочерям, которые все меня довольно обласкали, а девицы хотя со всею вежливостию, говоря по-французски, довольно надо мной подшучивали: верно не знали, что я могу их разуметь. Ободрясь сим и как вторая дочь весьма мне полюбилась, то и осмелился ее сватать через письмо, но не знаю точно резона, только отказа недолго дожидался. Тогда я, соображая и состояние, и место моего жилища, рассудил, что так и в Москве свататься не есть мудрое дело, возвратился и поехал в Рязань, где должно было мне найти прежде отцом моим купленных крестьян и отправить на Дон".

   "В Москве я был два или три раза в театре, где (были) знатные господа, как я заключаю по высоким орденам, которые на них видны были. Узнав, что я Денисов, весьма меня обласкали, а некоторые просили, чтоб я был у них - и даже на обедах".

   "Был я у графа Петра Ивановича Панина с почтением, которому прежде я был отцом моим отрекомендован лично. Сей великий муж также обласкал меня и дал наставленье искать счастия в военном ремесле по примеру моих предков".

   "Приехав в Рязань, я остановился на несколько дней, и в один, ходя вечером по городу, увидел в низком деревянном, довольно изрядном доме, много лиц, смотрящих в окна; спросил - чей дом этот, на что отвечали, что это трактир, в который вошел и нашел в одной просторной горнице играющих на бильярде. И как я сию игру мало видел и совершенно не знал играть на оном, крайне удивился ловкости играющих, особо одного высокого роста, прекрасной талии и хорошего лицом, почему смотрел на них с большим любопытством. Сыгравши партию, тот, который казался мне отличным, подошел ко мне и довольно учтиво спросил: "не Донских ли я казаков?" и как я ему отвечал, что он не обманулся, он начал себя рекомендовать, и что он удовольствием поставит, буде найдет моей дружбы, называя себя князем, не помню чьей фамилии. Тут же рекомендовал мне родного своего брата, который походил на него видом, но казался гораздо скромней. Я, по молодости и неопытности, отвечал со всею учтивостию, что с большим удовольствием буду стараться заслужить их расположенность. Он предложил тут же сыграть с ним партию, но я просто и прямо отвечал, что не умею. Но как сильно был упрашиваем на первый случай, хотя мазом сделать ему удовольствие на небольшой партии, то я и решился. Он начал швырять во все стороны шары, а меня хотя многие учили, но совсем тем я едва двигать мог шары, но выиграл партию и дюжину бутылок аглицкого пива, которое трактирщик со многими поклонами тотчас и представил ко мне. Видя сие, я начал понимать, что надо тут быть поосторожнее, и как совершенно не пил крепких напитков, то и просил все именитое собрание выпить за здоровье его сиятельства, который так скоро выучил меня играть на бильярде. Просьбу мою с удовольствием приняли, и очень скоро бутылки остались порожними. На другую партию я с твердостью отказался. Тогда мой знакомый князь просил меня на чай в особую горницу и как я не переставал искать его дружбы, то и согласился; но вместо чая меня начали потчевать грентвейном, уверяя, что в оном нет крепких напитков. Отведавши, нашел оный очень приятным, и, помнится, два стакана выпил, и, не разумея причины, сделался нечувствительно веселый. Мне пришло в голову, что должно взаимно его и брата, который с нами тут же был, да еще один из друзей, потчевать, почему и при сих, однако ж только трех, я предварил, чтоб он более друзей своих не приглашал, ставя в резон, что у меня квартира в одной и очень малой горнице. Они охотно согласились, а я приказал трактирщику бутылки две или три прислать шампанского. Пошли. Нам скоро казак приготовил чай. Они назвались на пунш, что также было сделано. По рекомендации и просьбе гостей выпил и я одну чашу, которую услужливые гости сами составляли. Гостей начало умножаться под именем друзей и родственников князей; дошла очередь и до шампанского. Надо было требовать сикурсу, и я сделался так пьян, что лишился памяти. Дорогой мой князь просит в эту минуту у меня денег тысячу или две рублей взаймы, на несколько часов, которые я ему и обещал; но ключ от сундука, по счастью, был у храброго моего путеводителя, который, видя меня в таком положении, начал прятаться. И как не нашли его скоро, то я, потеряв память и силы, упал на мою кровать и уснул. Казак, притаившись, неотлучно был в боковой горнице, за стеной, а когда услышал стук, то вошел в горницу мою и видит, что стараются у сундука сломать замок и что я сплю. Он показал себя, что хозяин и герой неустрашимый, стал грозить, что он сделает тревогу, и тем разогнал досужих моих гостей. Проснувшись на другой день и узнав более от моего наставника обо всем, весьма был опечален и с истинным раскаянием просил у него извинения. Тогда он представил мне всю опасность, ежели бы я дал взаймы чужие деньги, ибо у меня было пять или шесть тысяч рублей, данных из вотчин графа Денисова для доставления к нему".

   Дело это тем еще не кончилось: вскоре прибыли к Денисову полицейские офицеры с приказанием - немедленно явиться в полицию. Оказалось, что ночью, по выходе от Денисова, князья и прочие гости возвратились к трактиру и требовали впустить их; но когда трактирщик не исполнил их требования, то они именем Денисова перебили все окна. Молодой человек рассказал всю историю прошедшей ночи, уверяя, что не выходил из квартиры, и просил защиты. Опасаясь, чтобы дело не дошло до наместника, Михаила Федотовича Каменского, у которого, по приезде в Рязань, Денисов был "с почтением, обласкан им и приглашен к обеду", он немедленно нанял ямщика и ускакал в Аренбург (Раненбург, уездный город), где принял несколько крестьянских семейств, купленных его отцом.

   "Из шести или семи семей, следуемых отцу моему, рассказывает Денисов: "следуемых по законной купчей, получил я две и то очень старых: мужика с сыном, другого - с женою и дочерью, третьего - малоумного, у которого жена с двумя взрослыми дочерьми, а другие (семьи) будто бежали неизвестно куда. Я хотел их отыскивать, но один из тамошних дворян открыл мне, что издержки и труды мои будут напрасны; что наши люди тут же, но скрыты родственниками продавщицы и что "вам, как постороннему человеку, никто о том не скажет".

   По возвращении на Дон Денисов отправился в Черкасск, навестить больную сестру.

   "Я в городе Ческасске прежде был только один раз и то на короткое время. В теперешний случай являлся с почтением у г. атамана Иловайского и был им обласкан и приглашен к обеду; познакомился со многими фамилиями, имел случай быть в больших собраниях. Мне странно показалось, что наши девицы прекрасно танцевали и любезны в обхождении при их натуральной красоте. Столько был я удивлен, что сам чувствовал мою застенчивость".

   В 1783 году наряжались четыре казачьи полка для отправления в Крым. Андриян Карпович с родным братом попали в полк родного своего дяди, майора Тимофея Петровича Денисова. Отец снабдил их прекрасными лошадьми и всем нужным; "денег пожаловал по 30 только рублей, и ни одного не дал слуги, сказав, что он, начав служить, от отца своего и сего не получал". Отправляя детей, мать лишилась чувств, "но отец мужественно скрыл скорбь в своей груди и никогда незабвенные, благословляя, сказал слова: "Будьте храбры и честны всегда; тогда в счастии или в несчастии приму вас в дом свой и все с вами разделю, а в противном случае - не пущу и во двор и с поношением от онаго прогоню".

   Из Черкасска казачий отряд тронулся в Крым под начальством походного атамана полковника Денисова (Федора Петровича). У Конских вод Андриян Карпович послан был в Карасу-Базар, к дяде с депешами; скакал более суток, переменяя лишь на почте лошадей и не взяв своего седла. "Вошед в палатку к нему, подал бумаги, и как весьма ослабел и чувствовал в груди большую боль, то прислонился к дереву. Галстук у меня развязался, и половина его висела, а у сабли переломились ножны, и большая часть оных была потеряна, чего, быв в таком положении, не осмотрел. Но мой дядюшка тотчас увидел и за все сделал мне выговор. Потребовал лошадь и поехал к князю".

   По возвращении от князя Потемкина, атаман Денисов не дал племяннику отдохнуть и немедленно отправил его к полкам с депешами, с тем, чтобы он "приехал к полкам прежде князя, который на тот же день полагал в Брест выехать". Признаюсь откровенно, что я заплакал и выговорил слова псалмиста к престоящим: "не надейтесь на князи, ни на сыны человеческие", положил бумаги в сумку, булку в карман, сел на почтовую лошадь и поскакал".

   "В Бреславле князь Потемкин сделал распоряжение о направлении трех казачьих полков, под начальством назначенного им походным атаманом Тимофея Денисова, в корпус графа Ивана Петровича Салтыкова, стоявшего на турецкой границе, в Немирове. Денисов отправлен вперед. "Я был милостиво принят кн. Потемкиным и велено мне было быть за общим с ним столом. После, на другой или на третий день, был по воле его, в большом собрании у него же. В один случай сказал лично, что назначаюсь я, ежели откроется война, в число партизан, чем был очень обрадован".

   С турками никаких действий не происходило. "Весною (1784 г.) вся армия Российская возвратилась, и нам велено было следовать в дома. Мы дошли до Днепра и у Кайдан готовились переправляться. Тогда получили повеление от князя Потемкина следовать к Петербургу. Летом не положено казачьим лошадям фуража, то и довольствовали оных подножным кормом. И до того лошади были доведены, что едва могли ходить, и самые казаки достойны были великого сожаления, потому что, жалея лошадей, издержали все деньги, а другие у богатейших занимали, и многие продали серебряные патронницы".

   Из Старой Руссы Денисов послан был в Петербург к кн. Потемкину, с донесением и ходатайством о выдаче фуража. В Гатчине казачьи полки получили известие, "что ее величество жалует каждому казаку зеленого солдатского сукна на чекмень по образцу казачьему". С квартир под Пулковым полк Тимофея Денисова вызван был в С.-Петербург для разъездов по окрестностям столицы*, а молодой Денисов назначен в ординарцы к князю Потемкину, чем очень тяготился и выпросил увольнение от этой обязанности.

   ______________________

   * Полк прибыл в столицу 14 сентября 1784 г. Ред.

   ______________________

   "Декабря 31-го (1784 г.) получил я чин Войска Донского старшины, а как сей чин не имел места в донском казачьем полку, где уже есть полковой командир, и служить на 50 рублевом жалованье, каковое тогда мы получали, совершенно невозможно было, почему и просился в дом, и скоро, получив увольнение, отправился на почтовых и приехал к моим родителям благополучно".

   "Скоро после сего узнал я от родителей моих, что в казачьем городке Дубовке, при Волге реке стоящем, есть хорошая у одного войскового казачьего чиновника Персидского, довольно богатого, дочь; что она единственная его наследница. И как с большою похвалою мои родители об ней относились, но лично ее не знали, а только по слуху, так разумели и советовали мне ехать и свататься. Таких резонов довольно для того было, чтоб я решился. Согласясь на сие, они отправили меня к одному родственнику, прося его письмом, чтоб он поехал со мною и был бы моим путеводителем. На что он охотно и согласился".

   "Приехали в сказанный городок, где жил небогатый другой близкий нам родственник, у которого мы и остановились. А когда открыли ему свое намерение, то он с женою своею наговорили кучу отличий о сей девице, а богатство увеличили вдесятеро, чем более меня, не видящего ее, ускорили свататься".

   "На другой и третий день я был с почтением у тамошних господ, которые почти все одной фамилии - Персидсковы и ближние родственники. Также был и в доме моего предмета. Я видел и девицу с подругою и близкою родственницею, которая была мила и ловка, но не богата. Предмет же мой совсем противных показался мне свойств, но богатство кружило мою голову!".

   "Я ее еще видел и не больше прежнего влюбился. Зачали мы с моим ментором советоваться. Он сказал, что с человеком вечно жить, а не с богатством; но я, как уже сказал выше, хотел богатства, решился свататься, а потому покорнейше просил моего дядюшку идти и сватать".

   "Он уважил мое настояние и исполнил. А по возвращении сказал, что был очень ласково принят и что просил отец невесты дня на два или на три отсрочки. Дело кончено, и я сделался совершенным женихом. Нас обручили в присутствии священника, который и благословил при свидетелях - многих ее родственниках. Совершение свадьбы отложили на несколько недель".

   "Погостя у милой моей немного, поехал с донесением к моим родителям. Они очень были обрадованы, а я стал что-то задумываться; иногда приходило в мысль, что я моею будущею женою не буду счастлив. И как невеста моя не далее ста пятидесяти верст от моего дома находилась, то я, взяв от родителей позволение, ездил к ней и возвратился с тем же унынием. И верно по молодости и не знаючи супружеских удовольствий и несчастий, молчал".

   "Срок окончанию дела приближался. Родители мои собирались сколько могли лучше, что меня несколько утешило, и мы с ближайшими родственниками отправились".

   "Такое собрание и как делалось все сие для меня, к тому же родители мои наставляли часто меня будущей жизни, а молодые шутками совершенно удалили меня от задумчивости. По приезде в Дубовку городок, сперва визиты нас занимали, а после обеды, и с тем настал день совершения свадьбы. Невеста моя не сделалась розою в моих глазах, да что-то показывалась не с лучшею веселостью. В назначенный день к церкви Божией и по окончании венчания, мы ехали, для тамошнего края, великолепно: экипажей шесть или восемь составляли наш поезд. В тот же день был у родителей моих большой обед. Пирования продолжались дней шесть сряду. Мы пробыли дней десять или двенадцать и затем поехали с моею супругою к себе, распростясь с новыми родственниками дружелюбно. Я с женою получили от ее отца умиленное благословение, но ничего того, чего я желал, как только уверение, что все его имение достанется нам. Признаюсь, что это меня ни огорчило, ни опечалило.

   "Мы благополучно до дома доехали, кроме малого происшествия, которое показало мне, неопытному, великую догадливость казаков. Замужняя сестра моя была с двумя дочерьми с нами и имела прекрасную четвероместную карету, под которой, среди обширной степе, вдребезги изломалось заднее колесо. В столь пустых местах все судили оставить карету и как-нибудь разместиться. Отец мой поехал, по повелению войскового атамана, в другие станицы, совсем в противную сторону; два казака, бывшие с нами прежде, за несколько часов испросясь, поехали на один в стороне находящийся, хутор повидаться с родственниками. Мы должны были их дождаться, дабы одного с нашими людьми при карете оставить. По возвращении казаков один из них тотчас вспомнил, что на этой степи часто бывает стадо овец нашего одного родственника и при них татарская, с большими колесами, арба или телега. Тогда я просил их ехать, найти и, конечно, доставить оную к нам. Они пустились в разные стороны и колеса прежде ночи были у нас. Надо было переменить оба задние колеса, потому что доставленные гораздо были выше; но все это не остановило казаков: во всех местах дали им крепость, вместо железа, веревками, так что верст семьдесят без нужды проехали".

   "Когда мы прибыли в дом, посетили нас родственники и несколько дней мы попировали с ними. После стали думать жить по-прежнему. Бывшие с нами родственники поехали по домам, а я с моею молодою супругою остался при почтеннейшей, любезнейшей и благоразумной матери и с двенадцатилетней сестрою".

   "Я увидел, хотя не все, но что я несчастлив. Жена моя сделалась угрюма и невесела, редко оставляла постель и всегда жаловалась на озноб, как бы признаки лихорадки. Она открылась, что несколько годов страдает одним женщинам свойственною болезнью, которую и теперь она чувствует. Докторов у нас нет, и мне осталось горевать; тем более что она так была упряма, что едва что-либо можно из положения ее переменить. Она не переменилась к лучшему и, по рождению дочери, продолжала быть упрямою, ничем не занималась, кроме дитяти, и то не по-людски; кое-как одевалась, но более лежала и ела, и даже сделалась неупросимою ехать к близко живущему лекарю. Тогда вспоминал я часто, как надо бы было быть осмотрительно в выборе невесты, но поздно".

   "Я решился редко бывать в ее горницах, что она скоро заметила и мне напоминала о том. Я не скрыл, что ее жизнь меня огорчает, и ежели не переменится, то и совсем будет забыта. Она часто плакала, но оставалась при своем, да и я сделался, кажется, поневоле тверд. Неудовольствия делались весьма часты, и только имел я надежду, что скоро буду командирован на службу, что и последовало".

  

   В 1787 году "получен от войскового атамана ордер, что, по воле князя Потемкина, явился бы я в Новодонское казачье войско под команду полковника Платова, который впоследствии Войска Донского атаманом был в чине генерала от кавалерии и графское достоинство получил. С большою радостию читал я оный ордер несколько раз, но когда вспомнил, что должен оставить почтеннейшую мать, которая горячо любила меня и малютку мою дочь, - то утешение мое превратилось в горесть, тем более, что отец мой и брат близко году находились в отсутствии, на службе - на границе турецкой; и хотя разлука моя с милыми особами была очень горестна, но я скоро убрался и уехал к назначенному посту".

   Денисов примкнул к полку войскового старшины Мартынова, следовавшего в команду Платова.

   "Мы прибыли в селение Альбевское, где ожидали Платова, который скоро туда и приехал. Он очень меня обласкал и скоро предписал, означа селения, составить из мужиков казачий полк из 1400 человек, для чего прислал ко мне несколько мундиров и на все число людей сукна, голых седельных щеп, кож, ремней и других нужных казакам вещей; прислал и 120 человек донских казаков для научения новых, но ни одного офицера. Приступя к делу, должен сознаться, я увидел, что это превосходит мое познание и даже не мог скоро доразуметь, - чем начать; однако, не остановился в нерешимости. Прежде всего, потребовал: нет ли из них хорошо знающих писать, каковые и нашлись - и довольно благоразумные. Составив из них канцелярию, приступил к описанию годных к службе, после рассмотрев, дабы семейства имели хотя по одному надежному работнику. Составя комплект полка, разделил на сотни, произвел в каждой сотне по два начальника из них же, написал инструкцию о должности каждого, приступил мундировать, раздавать седла, недостающие вещи делать. Пригнали лошадей, большею частью неуков и очень злых, к чему новые казаки совсем не имели ловкости, чтоб их усмирить; донские же хотя очень хорошо с ними управлялись, но не умели научать и пояснять им. Как и во всех других вещах, был я в таких же затруднениях, но трудился до изнеможения. Начальник наш Платов имел свой полк и находился недалеко от меня; посему распорядился я так, что обо всех важных по полку его действиях меня извещали, и я всегда при оных сам был, дабы то же и мой полк сделал. Но я начал чувствовать слабость в здоровье, нашел лекаря, который, кажется, стоил не более посредственного цирюльника: он в два случая и не более как через месяц пускал мне кровь".

   "Наконец, в начале 1788 г., весною, полк весь был обмундирован, укомплектован лошадьми; казаки новые могли управляться с ними сами, артельные повозки были готовы. Я испросил у Платова одного донского войска офицера, но он был молод, богатого отца сын, единый наследник, мало узнал службу и не принимался за должность свою, как следовало. Я несколько раз собирал весь полк в одно место, дал, сколько мог, оному оборотов в экзерцициях и, находя изрядно, доложил Платову о том и просил, чтоб удостоил лично его осмотреть. Он не замедлил пожаловать ко мне, смотрел полк. Несколько казаков, стоя ногами на седлах, скакали в присутствии Платова и многие через рвы, нарочито для того вырытые. Платов столько был всем и во всех частях доволен, что уверял меня в получении чина и ордена св. Владимира, да даже и при многих поздравлял с оными; он принял представление о трех из новых казаков, которые трудились в канцелярии и которые были произведены в хорунжие, с чем и возвратился".

   "Как скоро подножный корм вырос, то немедленно выступили к Елисаветграду. Я всякий день учил полк мой, по частям, атаке, врассыпную, а иногда и весь полк. Казаки были всегда бодры, ездили порядочно и хорошо владели оружием. В день прихода к Елисаветграду, кн. Потемкин смотрел наши полки с валу крепости. На другой день велено было полкам показывать примеры военных действий врассыпную и атаки всеми полками. Тогда я заметил, что войсковой старшина или уже имевший чин премьер-майорский, Павел Иловайский, части подъезжал к моему полку и был очень весел, с которым хотя и очень был знаком, но я от сего задумался и, как бы предчувствуя, сделался невесел. Полки возвратились на лагерное свое место и пустили лошадей в поле. Я был у Платова, которого нашел невеселым и занятым делами, и он ничего мне не сказал. На вечере уведомила меня благодетельная особа, что князь предписал Платову полк мой отдать в команду Павла Иловайского, а меня из онаго исключить. Смутясь таковым известием, тем более, что ни с какой стороны того не заслуживал, решился ехать к Платову и сказать ему (о том), скрыв от кого я знаю. Коль скоро явился к нему, он, конечно приметив мое сокрушение, подтвердил слышанное мною, свидетельствуясь всем священным, что он не знает причины и не виноват".

   "Я поехал в полк и, как помнится, в тот же день получил повеление сдать оный Иловайскому. Все дела были в порядке, люди состояли все налицо, почему на другой день все и передал моему преемнику, а сам остался с тремя, четырьмя собственными моими людьми".

   "Г. Платов объявил мне волю князя, чтоб я шел в армию волонтером".

   - Полк можно у меня взять, но принудить благородного человека влачиться по степям - не думаю, чтоб захотели, а потому я еду домой и буду учиться пахать и жить своими трудами".

   "Тут же я просил Платова пересказать эти слова кн. Потемкину. Поступок таковой князя с таким малым офицером, каким я тогда был, меня самого удивлял, но я не знал причин и уже по смерти его открылось, что он был сердит на дядю моего, графа Денисова, а потому и со мной так сделал. И почти это на правду похоже, ибо отец мой несколько месяцев сильно был обижаем и был принужден оставить полк, им командуемый, и удалиться в свой дом".

   "Платов с ново-донскими полками на другой или третий день пошел далее. В Елисаветграде находились князь Юрий Владимирович Долгоруков и большой Иван Петрович Горич, к которым я явился... Они хорошо знали отца моего, - и меня кн. Юрий Владимирович весьма милостиво принял и обещал ходатайствовать. Иван Петрович также обещал, очень обласкал меня и тем много утешил. Я им несколько разов еще свидетельствовал мое почтение и много обязанным остаюсь доныне: они всегда ободряли меня и милостивое отношение ко мне не переменяли. Я сделался болен грудью; болезнь до того увеличилась, что с трудом мог говорить; но лежать в поле, в палатке - не лучшее дело, и я с последними силами бывал иногда в передней кн. Потемкина".

   "В один день, рано, прискакал ко мне из дежурства князя (Потемкина) ординарец с приказанием, чтоб сейчас я явился у его светлости. Не надо было сего повторять, и я предстал в его передней. Меня все видели, но ни один не беспокоил вопросами, хотя я всем кланялся, кто войдет небывалый. Василий Степанович Попов часто через оную горницу проходил и даже я видел, что иногда взглядывал на меня, как бы с каким-то любопытством. Я иногда оставался даже и один. В такую-то минуту входит молодой офицер, как после я узнал, по фамилии Хамутинин; он, посмотрев на меня, подошел и сказал:

   - Не печальтесь; вы скоро узнаете, что получите полк".

   "Я его чувствительнейше благодарил и просил даже, ежели он может, чтоб помог мне в таком деле. Но со всем тем, что сильно я обижался и столько же желал получить полк, я так от болезни изнемог, что едва мог стоять, почему и убрался в свой лагерь. Но скоро другой ординарец грозно мне сказал, чтоб явился у князя. Я с таковою же скоростью, как и прежде, то исполнил. Меня позвал г. Попов и объявил, что его светлость вверяет мне бывший донского войска Иловайского полк, и чтоб я сей же час к оному отправился, и отвез бы генералу Нащокину, в Херсон, более 100 тысяч рублей ассигнациями. Я был сим чрезвычайно образован, благодарил его препокорнейше и просил, дабы скорей было сие окончено".

   В ту же ночь Денисов отправился с деньгами в Херсон к Нащокину, сдал деньги, явился гр. Суворову, стоявшему у Кинбурнской крепости, а потом к полковнику Орлову, в палатке коего лечился от своей болезни*; этот самый Орлов был впоследствии Войска Донского войсковым атаманом, в чине генерала от кавалерии. Оказалось, что Орлов и Иловайский взяли из полка Денисова в свои полки почти всех лучших офицеров и казаков до 160 человек, "а на место их перевели такое же число худших. К счастию моему, один офицер, есаул, остался; старик, не знающий светской модной жизни, Сергей Варламович Варламов, и еще двое (офицеров), которые могли ему помогать. Они хотя не могли быть мне совершенными наставниками, но, рассказывая прежние свои счастливые и несчастные случаи, дали мне понятие о превратностях войны и нужности изобретать способы к побеждению неприятеля. Приметя сие, приласкал их и сделал так, что они и без дела являлись ко мне и часто рассказывали бывшие военные действия; нехороших же постарался я удалить из полку. И признаюсь откровенно, что в первую кампанию увидел, - не знаю почему, ибо и в сражениях не имел случая быть, кроме малых перепалок, - особое уважение (ко мне) моего начальника, Орлова, и некоторых генералов, да даже не однажды слышал милостивые вопросы от корпусного генерала Суворова, что весьма меня ободряло. Здоровье мое совершенно исправилось. Мы стояли на Кинбурнской косе совершенно без действия; видел только, как российская армия сближалась к Очаковской крепости, и в лимане Днепра сражался российский флот с турецким и последнего истребление".

   ______________________

   * Денисов прибыл в Крым, как показано в формуляре его, 28 марта 1788 г. Ред.

   ______________________

   Летом казачьи полки перешли на очаковские степи, близ крепости. Отсюда они сделали, под начальством генерала Петра Алексеевича Палена, экспедицию под Хаджибей (Одесса)*. Остальное время стояли у Очакова до взятия крепости".

   ______________________

   * 20 августа 1788 г. Ред.

   ______________________

   "По наступлении зимы, выпали снега преглубокие, стужа была большая и метели чрезвычайные. Мы вырыли землянки, обделали их камышом и наготовили дров из камыша и большой травы. Лошади казачьи ходили по степям и гибли; нельзя было подвозить и людям провианту за слабостию лошадей и глубоким снегом. В таком-то положении я сделался болен сыпью по всему (телу) и столь жестокою, что по ногам были небольшие раны. В сие время, декабря 4-го, полковник Орлов получил от корпусного начальника повеление послать большую команду казаков к Бендерам с тем, чтоб непременно достали пленного, в котором повелении изволил его превосходительство своею рукою приписал, что "полковой командир Денисов на сие более других пригодится".

   - Я готов, - сказал я Орлову; где-либо умирать надо".

   Команда из 200 лучших казаков, с отличными офицерами, "в числе которых и славный капитан Краснов находился, который в 1812 году генерал-майором недалеко Москвы ядром был убит", отправилась под начальством Денисова к Бендерам. "Мы не ехали, а брели по глубоким снегам; на высотах, где снег сдуло ветром, шли пешие от великого холода". Казаки напали на селение Варницы, схватили пленного и увели скота более 100 штук*. В этом деле особенно отличился хорунжий Ажогин, за что и был награжден от князя Потемкина чином сотника.

   ______________________

   * 6 декабря 1788 г. Ред.

   ______________________

   После этой экспедиции вскоре получено известие, что Очаков взят и русская армия пошла на квартиры. Родной брат Денисова был ранен на штурме в голову. Сам Андриян Денисов заболел горячкою. "Я пришел в память на р. Буге, в одном селении, где и остался несколько дней, а полки пошли далее. Меня, очень еще больного, перевезли в Елисаветград; тут мне сделалось хуже и несколько дней оставался я без всякой надежды; но, благодарю Всевышнего, опасность миновала. И я, слабый, приказал везти себя в полк, который нашли в небольшом заштатном городе Лукомне". По выздоровлении, Денисов занялся укомплектованием лошадей. Он отнесся в главную провиантскую комиссию, находившуюся в Кременчуке, которая за прошедшее время не додала полку несколько тысяч рублей, требовал денег на покупку лошадей и писал корпусному начальнику, - "но ничего не дано, а только сказано на словах, что донесением или жалобою корпусному начальнику все дело я испортил".

   Денисов обратился к отцу, который и прислал до 100 лошадей. Андриян Карпович снабдил ими казаков в долг и потом года собирал свои деньги. "Я выступил с квартир, командуя двумя, Орловым и своим, полками; пришли к Бугу, где находился кн. Потемкин. Скоро пошел я с полком к Днестру, в корпусе генерал-майора Кутузова, для принятия нескольких сот пленных турок, взятых генералом Дерфельденом, близ Дуная, недалеко Галаца, которых мы ветрели близ Днестра и в тот же день возвратились. По прибытии корпуса нашего к Бугу, узнал я, что три войсковые старшины, младшие, произведены в премьер-майоры, минуя меня, о чем я жаловался генералу Кутузову и другим, и которые обещали предстательствовать у князя обо мне, но я остался при своем чине".

  

   "Армия наша скоро потянулась за Днестр; я с полком находился в корпусе, в команде полковника Орлова. Остановились при местечке Текучь, а после перешли на речку Бычок*, недалеко Бендер. Часто посылали к оной крепости партии, которые иногда схватывались с турками; но важного ничего не было при мне (кроме того), что в два случая схватили мои казаки несколько бывших в разъездах турок. После переведены наши полки были к селению Фальчи, где собрался большой корпус под командою генерал-поручика графа Меллина. Скоро потом прибыл к оному корпусу генерал Кречетников, который над оным принял команду, а другой корпус собирался при Пруте под командою генерала-аншефа кн. Репнина. Потом скоро наш корпус при Пруте соединился под команду кн. Репнина, и все вместе двинулись вперед к Дунаю".

   ______________________

   * 5 августа 1789 г. Ред.

   ______________________

   "Кн. Репнин с малым отрядом ездил вперед рекогносцировать местоположение и неприятеля. Армия турецкая стояла недалеко от нашей, при речке Сальче; казаки прикрывали кн. Репнина; встретились с турками, схватились, взяли в плен несколько турок и возвратились с потерянием убитых и раненых своих, но ни одного не взяли турки в плен. Тут двоюродный мой брат капитан Денисов был жестоко, ниже колена в ногу пулею ранен, с повреждением кости. Излечась, он продолжал с отменною храбростию служить и, уже по получении нескольких других ран и с ослаблением сил, отстал генерал-майором".

   "Через несколько дней, 7-го сентября 1789 г., кн. Репнин, построя в боевой порядок российскую армию, пошел атаковать турецкую, бывшую под командою известного храбростию и предприимчивостию Гассан-паши. Турки, увидевши наши войска, торопливо выезжали из лагеря, что очень было приметно; наша армия, сближась к туркам верст на семь, стала: пехота в разных каре, а конница регулярная в назначенных местах; казачьи же полки, под командою полковника Орлова, были посланы вперед версты на две, отделениями, между которыми большое оставалось дефиле, и лавою стали. Турецкая конница шла на нас с большою смелостию, также в две толпы; наездники их, на прекрасных лошадях и в убранстве, показывали проворство свое и ловкость, а громким криком наносили большой страх, - особо я сие чувствовал, как небывалый в больших сражениях. А подъехав к нам на ружейный выстрел, произвели сильную стрельбу и с криком пустились во все ноги в атаку. Я до сего еще, при виде неприятеля, говорил полка моего казакам при распущенных знаменах и просил убедительно их, чтоб храбро атаковали неприятеля и не устыдили бы молодого своего начальника, уверив, что я во всех опасных случаях буду неотлучно с ними. Они в один голос отвечали, что умрут или составят мне славу, что в точности и выполнили. Весь полк, с отменною храбростию, лавою ударил в скачущего неприятеля, опрокинул и погнал; я неразлучно был с ними и, в глазах многих, убил дротиком одного турчина. После того, другой скакал прямо на меня; я не оробел, ударил его дротиком, но сделал промах; трафил только в толстое его одеяние, сквозь которое дротик пролетел, а турчин остановил свою лошадь и крепко кричал "Алла!". Я также, не помню почему, задержал свою лошадь, и как дротик мой был воткнут в его платье, то не имея возможности оным управлять, хотел вынуть саблю, но в замешательстве не нашел оную, и так оттого оробел, а более еще оттого, что видел, как турок хватался за кинжал, а саблю у него я не видал, что свет у меня помрачился. Пришед в память, увидел, что полка моего, Быстрянской станицы казак, по фамилии Поляков, воткнул в моего противника дротик и силится свалить с лошади. Турок, забыв меня, кричит хотя сильным, но умирающим голосом. Тогда я, оставя мой дротик, отскакал прочь и громко, как помню, воскликнул:

   - Владыко великий! Спаси меня и всех христиан от войны".

   "Мне подали дротик, и я поскакал вперед. Турки оправились, погнали нас, а после опять казаки их опрокинули. Счастие переменялось раза три. За дефиле, где полковник Орлов с полками был, то же было; наша армия во все сие время стояла на месте. Я убил еще двух турок, из которых видел одного в сильных конвульсиях, боровшегося со смертию. С сего времени (я) весьма возненавидел дротик и уже никогда не имел его во время сражений. Ночь нас разлучила. Мы примкнули к армии и ожидали повеления. На заре велено мне с полком спешить к неприятелю. Я нашел лагерь пустой, поскакал вперед, догнал несколько повозок с сарачинским пшеном и маслом, которые заворотя, погнался за командою турок. Орлов скакал со всеми казачьими полками сзади - в виду. Армия наша также шла вперед. Тут я получил повеление остановиться, а после скоро и возвратиться; из повозок, мною взятых, волов взяли в армию, а вещи все расхватали, кто был посмелей".

   "Армия наша остановилась в лагере и в тот же день, или на другой, не упомню, перешла речку Табак, расположилась при большом озере - Ялтусковском лимане, и скоро пошла к Измайлову. Подошед на пушечный выстрел к крепости, стали в ордер-баталии; открылась с обеих сторон канонада, и наши несколько были побиты во фронте*. Конница турецкая выезжала из крепости, но наши полки не имели приказания сражаться и оставались посему в бездействии; в левой же стороне, куда пошел с особым корпусом генерал Кутузов, казаки, под командою Платова, весьма наездничали. Конечно, Платов, пользуясь случаем, приучал новых казаков. Пробыв в таком положении несколько часов, возвратилась армия наша в прежний при Ялтухе лагерь. За сии дела того же года, декабря 29-го, произведен я в премьер-майоры".

   ______________________

   * 12 сентября 1789 г. Ред.

   ______________________

   "Армия наша, постояв, не помню сколько дней, пошла к Бендерам, где я во время рекогносцировки был в сильной с неприятелем схватке врассыпную и где турки удивляли меня проворностью лошадей. Крепость сдалась*, и мы расположены были в Молдавии по квартирам".

   ______________________

   * 30 октября 1789 г. Ред.

   ______________________

   По взятии Бендер Денисов съездил на несколько дней домой, где и "был весьма утешен со стороны родителей и милой малютки (дочери), но жену оставил с оскорбленным сердцем".

   "По возвращении, мы скоро выступили, но уже весною и при хорошем подножном корме, вниз по Пруту. Корпус под командою генерала Потемкина, в виду Рябой-Могилы, долго тут стоял, удаленный от реки, и воду доставали из вырытых войсками колодцев, отчего, вероятно, сделалось чрезвычайно много больных. Перенесли лагерь к Пруту; тут нечувствительно больные начали выздоравливать".