Головнин Василий Михайлович - Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе "Камчатка"

личнее. Берингов остров выше Медного, но оба равно обнажены и состоят из скал; едва кое-где зеленелась травка, а местами снег лежал в большом количестве. Вершины холмов во все время были покрыты туманом. Заливов ни при одном из них нет, а есть небольшие вгибы берега, которые промышленники называют губами; при оных бывают обыкновенно низменные берега, где они могут приставать к берегу и вытаскивать свои байдары (лодки).

   Оба сии острова необитаемы; впрочем, сколь вид их ни ужасен и сколь ни неприступны они кажутся, однако ж и на них могли жить люди. Не говоря уже об экипаже капитана Беринга, спасшемся здесь при кораблекрушении и жившем целую зиму, в наше время одиннадцать человек промышленных {Так называет компания своих служителей, в Америке находящихся. Прежде они действительно были звериные промышленники, но ныне по большей части исправляют должности мореходцев, воинов, художников, а имя удержали прежнее - промышленные.} Российско-Американской компании, оставленные в 1805 году для промыслу зверей, жили на сих диких островах семь лет и были здоровы. Они думали, что их забыли, как штурман Васильев, находившийся в службе помянутой компании, имел удовольствие в 1812 году посетить их для снабжения всем нужным. Я не могу не поместить здесь в собственных словах г-на Васильева положения, в каком он их нашел, и восторга их, когда они, полагая себя вовсе брошенными на пустом острову, увидели своих соотечественников. Г-н Васильев в своем журнале говорит: "При тихом восточном ветре подошел я (в мае 1812 года) к юго-восточной оконечности острова Медного, намереваясь начать отсюда поиски высаженных в 1805 году штурманом Потаповым одиннадцати человек русских. Я пошел в параллель берега и беспрестанно смотрел в зрительную трубу; уже под вечер, к величайшей радости, увидел в одном заливе строение, велел выпалить из пушки и поднять флаг, а сам продолжал идти к берегу. Скоро усмотрел я лодку, которая плыла из того залива прямо к судну. На лодке находился промышленный Шипицын и еще шестеро русских. Лишь только они взошли к нам на судно, то, перекрестясь, со слезами вскричали: "Слава богу! Есть еще на свете люди!" Невозможно описать их восторга, когда они увидели своих знакомых: обнимались, целовались, плакали, крестились. Потом стали упрекать, что их бросили на острову и целые семь лет о них забыли. Сперва они никак не хотели оставаться долее на острове, а требовали, чтоб отвезти их в Охотск; но после, когда первый ропот прошел и они посоветовались между собою, то один за другим и все решились остаться здесь еще на год; один только из них за болезнью просил меня взять его с собою в Охотск; на место же его выискался охотник из наших промышленных.

   Помянутый промышленный Шипицын - человек высокого роста, здоровый и сильный. Он более 20 лет находится в службе Американской компании. Усердие и ревность его к пользам компании примерные. По малой мере целую треть всего промысла он добыл один с своею женою. Из его книги усмотрел я, что он 800 котов {Коты, котики, морские коты - так наши промышленники и Америке называют двустихийное тюленьего рода животное⁶⁰, известное ученым под именем Phoca ursina, также иногда называют оное морским медведем.} промыслил в один год, а иной в это время и двухсот не добудет. "Много вытерпел я,- говорил он мне, - на сем острове от непослушания, буйства и несогласия моих подчиненных, а особливо в последние годы. Когда, бывало, посылал кого на промысел, то никто идти не хотел, а требовал от меня платья и привозной пищи. Я всячески их уговаривал, обнадеживая, что, верно, скоро приедет судно и привезет нам все нужное. Но когда последний наш провиант вышел и другие нужные вещи все издержались, то ропот умножился. Может быть, они посягнули бы на мою жизнь, если бы не опасались того, что я очень силен. Когда привезли нас сюда, то строжайше запретили, чтоб никто не смел ничего из промысла употреблять для себя. Суровость климата и глубокие снега принудили нас помыслить об одежде. Тогда все приступили ко мне и просили дозволить им употребить из промысла, сколько нужно, на платье и обувь. Я принужден был согласиться и скоро увидел их, одетых с головы до ног в меха морских котов и песцов. Не проходило дня, в который бы мы, собравшись за стол, не говорили о присылке к нам судна и о нашей участи. Разные об этом были мнения. Напоследок мы все согласно заключили, что об нас вовсе забыли. Так жили мы, бедные, как брошенные люди, на сем пустом острове семь лет без всякой помощи и надежды. Иногда приходило нам на мысль пуститься на волю божию в Камчатку, но, не имея карты, не отважились. Итак, решились подождать еще нынешнюю весну, а летом, оставя весь промысел здесь, переехать на Берингов остров и там поселиться в надежде, что там скорее нас найдут. Недостаток в зверях и в жизненных потребностях понуждал нас оставить остров Медный. На Беринговом же острове зверей, рыбы, птиц, птичьих яиц, кореньев и других потребностей жизни очень довольно; да и климат там гораздо лучше здешнего. Каждое воскресенье и каждый праздник мы собирались на молитву; двое из нас, знающие грамоте, читали "часы" и другие молитвы". Так рассказывал мне промышленный Шипицын. С ним была тут же жена его, русская, и трое детей. Впрочем, я нашел всех сих людей здоровыми и веселыми, кроме одного, о котором выше упомянул. У них были скрипки, и я часто слыхал музыку их, песни и пляски. Если когда-либо музыка прогоняла грусть и скуку и вселяла бодрость в сердца унылые, то, верно, у сих бедных людей. Они просили дать им священных книг и азбук, и я охотно снабдил их оными".

   После сего г-н Васильев навестил товарища сих людей, Якова Мынькова, который один оставался на Беринговом острову для караулу наловленного ими промыслу. Вот что говорит он о сем человеке: "Окончивши сие дело, пошли мы 6 июня в полдень при попутном ветре мимо небольшого, но высокого острова, называемого промышленниками Яичным островом. В 6 часов вечера прошли влеве от сего острова мимо подводного камня, который полною водою покрывается, в одной версте. Потом велел я выпалить из 3 пушек и поднять флаг. Ввечеру, часу в осьмом, увидел человека на северо-восточном берегу острова Берингова. Тотчас приказал я спустить лодку и идти за ним. Чрез час посланные привезли того человека на судно. Надобно быть свидетелем его удивления, восторга и благодарности, чтоб описать сие! Долго он не мог промолвить ни слова и только проливал слезы, стоя на коленях, подняв руки к небу. Первые его слова были: "Слава богу, что ты до меня милостив! Я думал, что меня совсем здесь бросили и забыли навсегда!" Потом, увидевши своего товарища с Медного острова, которого (как выше упомянуто) я взял с собою, он стал ему выговаривать, что его оставили на острове без всего. Долго он горько жаловался на свою судьбу. "Надобно было, - говорил он, - доставать себе и пищу, и одежду. Несколько дней я совсем ничего не ел; в реке рыбы много, но чем ее ловить? Нужда научила меня сделать из гвоздя уду, и я наловил себе рыбы. Тут надлежало подумать, как достать огня, в котором я имел нужду и для варения пищи, и для согревания себя от стужи. Долго не придумывал я способа; наконец вспомнил, что у меня, к счастью, была бритва. Нашел кремень, древесную губку от тальника, растущего на острове, и мне удалось высечь огонь. В жизнь мою ничему так не радовался, как тогда! На том месте, где меня высадили, мало было способов для пропитания, и для того я перешел на другую сторону острова и расположился жить при реке, в которой было много рыбы. На зиму опять возвратился на прежнее место, где нашел весь промысел песцов, оставленный мною в юрте и уже испортившийся. Я об этом не жалел, я думал только о своем спасении. Настала зима, юрту занесло снегом, платье и обувь все износились. Всего нужнее был для меня огонь, и я с трудом мог добывать его. Тут-то я горько плакался о своей бедной участи: оставленный всем светом на пустом острове, без пищи, без платья, без всякой помощи! Что было бы со мною, если бы я сделался болен? Пришлось бы умереть бедственною смертью! Тщетно я ждал своих товарищей, которые обещали за мною приехать, но не бывали. Я боялся, не потонули ли они, переезжая через пролив; или, может быть, приехало за ними судно и взяло их, а меня, бедного, оставило здесь без милосердия. Разные мысли приходили мне в голову и иногда доводили меня до отчаяния. Одним моим утешением была молитва к господу богу и к милосердной матери пресвятой богородице: это меня успокаивало и ободряло в моем беспомощном положении. И правду говорят: за богом молитва не пропадает!" Он часто со слезами умиления взирал на небо и благодарил бога, что он прислал ему судно. На нем было платье и обувь из звериных шкур, так же как и на товарище его. взятом с Медного острова".

   До прибытия к острову Атте с нами ничего достойного примечания не случилось. Остров сей могли бы мы увидеть 23 числа, если бы густой туман не попрепятствовал; но он не прежде открылся нам как в 6 часу вечера 24 июня, когда мы были от него в расстоянии не более 10 миль. В 8 часу приблизились мы к нему на расстояние 4 миль; тогда бросили лот, но 170 саженями дна не достали. После сего поворотили мы от острова и пошли к западу в надежде иметь на другой день время более благоприятное для определения астрономическими способами положения сего острова, которого сего дня мы не могли и видеть по всему его пространству по причине тумана. Мы видели одну северо-восточную его сторону, которая состоит совершенно из голого камня с высокими холмами; на самом лишь низу едва кое-где зеленела трава, а на холмах лежало много снегу.

   На другой день дул весьма свежий ветр и было пасмурно, а часто находил и туман. Мы лавировали под малыми парусами по северную сторону острова Атты, который видели сквозь мрачность. В 11 часу утра, подойдя к нему весьма близко, мы поворотили прочь от берега, которого западный, по-видимому, мыс находился от нас на SO 25 не далее 1 1/2 или 2 миль. Прежде полудня горизонт прочистился и остров открылся, почему мы тотчас поворотили и пошли к нему. В полдень удалось нам определить по меридиональной высоте солнца широту свою и долготу по хронометрам и взять пеленги. Чрез 2 часа мы спустились к востоку вдоль острова и до 4 часов брали пеленги, по коим и по широте и долготе определили широту и долготу северо-западной {Если земля простирается далее к западу от сего мыса, нежели сколько мы видели, и была скрыта от нас туманом, тогда сии широта и долгота будут одного из средних мысов острова.} оконечности острова Атты; видимое протяжение его было 27 3/4 мили, по правому компасу почти О и W, но, вероятно, мрачность не позволила нам весь его видеть, ибо на карте г-на вице-адмирала Сарычева он положен длиннее. Для долготы наблюдений хотя и немного было, но на оные положиться можно {См. часть вторую.}.

   От острова Атты пошли мы к востоку вдоль гряды Алеутских островов по такой параллели, по коей никто из известных мореплавателей прежде не плавал, как то было означено на карте, данной мне от Государственного адмиралтейского департамента и сочиненной под надзором г-на вице-адмирала Сарычева.

   Крепкий ветр от юго-запада при пасмурной погоде продолжал дуть во весь день. Остров Атта временно нам открывался, а Агатту показался только один раз в 4 часа пополудни, когда средина его и О оконечность Атты были в створе, на SSO правого компаса. Первого из сих островов высокости к вечеру опять хорошо открылись и были видны до 9 часов, когда средина их находилась от нас по компасу на SW 42° в расстоянии около 50 миль.

   После сего, идучи в беспрестанном тумане, мы не видели берегов до 28 числа, а того дня в 5 часу утра горизонт так очистился, что мы видели весьма хорошо высокие горы острова Танаги к SSO правого компаса, а сопку на острове Ситхине на SO 47° по правому же компасу. Если сей остров хорошо определен, то по этому пеленгу мы должны были находиться на 20 миль впереди, нежели как по счислению вчерашнего числа. Во весь день мы видели великое множество носящейся по морю морской травы {Морская трава бывает разных родов, которые названия свои получили по наружному сходству с некоторыми известными растениями, как, например, Bambou de mer, Trompette de mer, Raisins de mer, морской лук, морская капуста. Ученым же четыре главных и чаще других встречающихся рода известны под следующими именами: Fucus nattans, Fucus pyriformis, Fucus pyriferus, Fucus palmatus.}, в том числе был один род, какого я прежде не видывал: растение сие величиною и видом похоже на большое страусово перо и было обыкновенного, всем морским травам свойственного цвета.

   Горизонт не во весь день был чист, но более покрывался мрачностью, и туман временно находил; берега изредка только показывались, и то местами, до 3-го часа пополудни. Но тогда ветр почти затих и горизонт сделался так чист, что мы вдруг могли видеть острова Канагу, Адах, Ситхин и всю Атху {Сии четыре острова принадлежат к Адриановской гряде, так названной по имени судна "Адриана и Наталии", на котором промышленник Адриан Толстых в 1760 году открыл их.}. На Ситхине есть высокая сопка, из коей мы видели шедший дым. Пеленги сих островов показали, что счисление наше впереди около 20 миль; астрономическими же наблюдениями места нашего определить погода не позволяла.

   Берега были видны до 10-го часа вечера, а в 8 часов мы пеленгами определили свое место. Острова сии чрезвычайно высоки и гористы; на высоких местах лежал снег большими полосами, а особливо по разлогам гор. Это показывает, каков здесь климат: с выходу нашего из Камчатки термометр редко поднимался выше 4° теплоты, а часто опускался до 3°.

   На следующий день в ночь, также и днем ветр самый тихий дул с восточной стороны при пасмурной, мокрой и туманной погоде, которая не позволила нам ни астрономических наблюдений делать, ниже видеть берег. По счислению же в полдень северная оконечность острова Атхи была от нас по правому компасу на SO 11° в расстоянии 63 миль.

   Ночью на 30 число было маловетрие от северо-востока с пасмурною, туманною и дождливою погодою, а в 5 часу утра от севера сделался умеренный ветр, который скоро перешел в северо-западную четверть; тогда несколько прочистилось. Около 8 часов открылся нам на короткое время прямо к югу один остров, который, по счислению нашему, должен быть Ситхин. В 10 часу он опять показался и другой небольшой островок, первый от западной оконечности Атхи, который мы прошли милях в 10-ти, оставя его к югу. Сравнив в 10 часов место наше, по пеленгу сего острова определенное, со счислимым, увидели мы, что в последние двое суток подало нас к SW на 25 или на 30 миль да и широта в полдень, по обсервации определенная (52°19'56"), была на 11 миль южнее счислимой. Около полудня все выдавшиеся мысы острова Атхи к северу означились; горы же и высокости скрывались в облаках и пасмурности. Мы шли вдоль острова в самом близком расстоянии, так что в трубы легко могли видеть мелкие каменья, коими был покрыт низменный берег. Идучи близ берега, мы беспрестанно делали пеленги, по коим положили сию часть острова на карту. Положение Атхи весьма хорошо определено г-ном вице-адмиралом Сарычевым; только в том месте, где находится так называемая Коровинская гавань, у него назначен глубоко вдавшийся залив, и в путешествии своем он говорит (стр. 82, часть 2), что залив, "называемый Коровинская гавань, идет близ северного мыса Атхи. При входе в него разделяется он надвое и простирается далеко внутрь острова". Но нам казалось, что залив сей недалеко входит внутрь земли, а, по-видимому, в нем есть две весьма низкие долины, лежащие между горами, которые и мы издали приняли было за залив, но, подойдя на такое расстояние, что ясно видели каменья на берегах сих долин, открыли свою ошибку. Впрочем, вышеупомянутые два рукава, очень вероятно, действительно далеко простираются внутрь острова, только в таком направлении, что мы не могли их приметить, а так называемая Коровинская гавань весьма плоха. Штурман Васильев, командир одного из судов Российско-Американской компании, в сей гавани зимовал. Он говорит о ней, что "гавань совсем неудобна, вход в нее узок, и нагруженное судно с трудом войти может, не подвергаясь опасности стать на мель, а особливо с начала входа, где не более 5 аршин глубины; грунт - камень; от прилива и отлива быстрое течение, и с моря большая зыбь".

   Обошед северную оконечность Атхи, мы пошли на южную сторону сей гряды между островами Амлею и Сегуамом, из которых первый тотчас нам открылся, и мы видели его до 11 часов ночи, когда прошли на траверсе курса восточную его оконечность на S 1/2 W, а второго вовсе не видали. Остров же Атха до самого вечера был виден, и когда мы северо-восточную его сторону проходили, то временно и горы показывались и даже превысокая сопка, стоящая на сей оконечности. Она временно причиняет опасные землетрясения, и в 1812 году, когда штурман Васильев здесь зимовал, она горела и такое производила трясение земли, что жители боялись, чтоб их не задавило в их юртах (землянках).

   По счислению нашему, мы полагали себя в час пополуночи 1 июля уже на просторе, по южную сторону гряды, почему и пошли вдоль оной к востоку. Сего числа ветр дул западный, ровный и весьма свежий, так что мы шли от 8 до 9 миль в час. Погода облачная, однако же сухая и светлая, только над островами стояла мрачность, которая препятствовала нам их видеть, хотя мы не далее 15 миль от них находились. Астрономических наблюдений никаких сделать было невозможно. Около 6 часов вечера выяснило и солнце показалось, но по горизонту все лежал туман, который с салингу мог явственно быть отличен от воды и ясной атмосферы. Мы надеялись, что хотя ночью погода позволит нам сделать астрономические наблюдения, но надежда наша не вполне удалась, ибо только в 9 часу вечера могли определить широту свою по меридиональной высоте луны (широта 51°49') и по амплитуду солнца склонение компаса (14 2/3° восточное), а лунных расстояний взять не удалось, ибо, доколе заря продолжалась, звезд не было видно, а после все небо покрылось облаками. Широта была весьма для нас полезна: она показала, что мы находимся на 37 миль южнее нашего счисления и разность сия произошла в 27 часов; причиною оной я полагаю как течение, стремящееся сквозь Алеутскую гряду к югу, так и то, что в сие время ветр дул сильными порывами, кои набегали весьма часто, а потому лаг гораздо менее показывал настоящего хода.

   В ночь на 2 июля ветр от запада сделался сильнее и днем продолжал дуть довольно крепко; погода была облачная и пасмурная. Астрономическими средствами мы никак не могли определить своего места, а, по счислению, Шумагиновы острова {Так названы Берингом по имени одного из его матросов, похороненного на сих островах; но алеуты их именуют Унгинскими от самого большого из сих островов, называемого Унга.}, к коим мы правили, находились от нас в полдень на NO по правому компасу в расстоянии 250 миль.

   Поутру 4 июля увидели мы юго-восточный небольшой, но высокий остров Шумагина гряды; в 6 часов он отстоял от нас на NW 40°. Положа наше место от вчерашнего полуденного пункта, весьма хорошими обсервациями определенного, на карту г-на вице-адмирала Сарычева, нашли мы, что этому острову почти в таком положении и надлежало быть расстоянием от нас на 35 миль. В полдень чистый горизонт и появление солнца позволили нам по меридиональной высоте оного определить широту нашу и взять хороший крюйс-пеленг острова Тахкиняха; долготу же мы вычислили от вчерашней, хронометрами определенной. Посему мы определили вышеупомянутого острова широту 54°56'56", долготу 159°40'36"; на карте же г-на вице-адмирала Сарычева оный положен в широте 54°56'00 , в долготе 159°40'00". Впрочем, я отнюдь не полагаю, чтоб такое сходство в долготе означало ее верность, ибо долгота, нами определенная, была, как то я выше сказал, выведена по счислению целых суток.

   Сего числа ветр то тихо, то умеренно дул с западной стороны при светлооблачной погоде. Мы правили прямо на остров Укамок, бывший от нас на NO 45° правого компаса в расстоянии 140 миль, и шли под всеми парусами. Вчера и сего дня видели мы множество разного рода океанских птиц и показалось морское растение, коим слишком изобилуют северо-западные берега Америки, русскими называемое морским луком {Fucus giganticus.}.

   Июля 5-го в 8 часов утра пасмурность уменьшилась и позволила видеть предметы в нарочитом расстоянии. Тогда я стал править к острову, открытому в 1794 году английским капитаном Ванкувером и названному им островом Чирикова {Ванкувер назвал остров сим именем в честь нашего мореплавателя капитана Чирикова⁶¹.}, с тем чтоб, увидев оный, плыть к острову Укамоку. Причина сему намерению была следующая: на данной мне карте от Адмиралтейского департамента остров Чирикова не был назначен, почему я полагал, что департамент считает его несуществующим, а вместо оного принимает Укамок, положенный на карте г-на вице-адмирала Сарычева в широте 56°08', в долготе 156°15' западной; между тем как Ванкувер определил Чирикова острова широту 55°49', долготу 154°56', а по сему они отстоят один от другого на расстоянии 48 миль по румбу NW 66 3/4° и SO 66 3/4° правого компаса, по сей причине я и хотел увериться в точном положении сих островов.

   К полудню показалось солнце и горизонт очистился, так что мы по обсервации могли определить широту свою 55°14'57", долгота же по счислению от вчерашней, хронометрами определенной, была 156°16'40". В сии сутки нас подало течением к S на 12 миль. Скоро после полудня ветр пошел опять к западу, почему мы стали править к острову Укамоку, ибо, дошедши до Чирикова острова, нельзя бы нам уже было при западном ветре идти к Укамоку, который, как мы сначала полагали, открылся в 5 1/2 часов пополудня по компасу на NW 51° в расстоянии около 20 миль. Г-н вице-адмирал Сарычев называет его "низменным" островом, но он нам показался весьма высоким, а подошед к нему ближе, мы усмотрели вместе с ним еще острова. Сие показало нам, что это не Укамок, а притом открылся он нам не на NNW, как мы счисляли, а на NW; в таком положении долженствовали от нас находиться Евдокийские острова {Они получили сие имя от капитана Беринга, открывшего их 4 августа 1741 года.}. Западную оконечность южного из них мы пеленговали несколько раз и по крюйс-пеленгам определили широту сей оконечности 56°00'30", долготу 156°22'00'. В записке же, данной мне от г-на вице-адмирала Сарычева, сказано, что в средине пролива между сими островами он по наблюдениям нашел широту 56°10'. Пролив же сей севернее определенной нами оконечности, то наша широта весьма сходна с широтой г-на вице-адмирала Сарычева. Долгота же одного из сих островов, который Кук называет Туманным, островом (Foggy island), определена им 157°15'; это делает разности с нашею 53 минуты. Но должно взять в рассуждение, что капитан Кук за несколько дней прежде определил долготу острова Ситхунока {Кук, приняв сей остров и соседственный ему Тугидок за один, назвал их островом Троицы (Trinity island).} 155°00', которого восточный мыс Ванкувер самыми лучшими наблюдениями поставил в долготе 153°13', разности 1°47'. Положим, что Кук средину острова определил, но и тогда разность будет велика. Сие легко могло произойти, ибо Кук имел один только хронометр, а лунных расстояний здесь брать туманы весьма часто не позволяют; и потому нами определенная долгота, я думаю, будет ближе к истинной.

   Пред вечером мы находились по карте г-на вице-адмирала Сарычева от острова Укамока не далее 10 или 12 миль, но не могли его увидеть, несмотря на то что погода была светлая и горизонт чист. Хотя г-н вице-адмирал Сарычев и называет сей остров низменным, но, вероятно, по сравнению с здешними гигантскими островами, ибо он упоминает, что видел его в 26 милях; это такое расстояние, в каком наш остров Гогланд открывается в самую ясную погоду, а его нельзя назвать низменным. В 9 1/2 часов вечера, имея западную оконечность южного Евдокийского острова по правому компасу на NW 50° в расстоянии 7 миль, мы бросили лот и нашли глубину 140 сажен, на дне черный песок и хрящ. Тогда мы поворотили и пошли к востоку при весьма тихом ветре от юга. Сего дня мы видели превеличайшие стада птиц, множество разного рода морского растения и много китов.

   Во всю ночь на 6 число было тихо и шел дождь, а в 4 часа сделался ветр от SSO, нашла пасмурность, и временно туман находил. В 7 часу утра в пасмурности увидели мы на NWO берег, который сначала показался от нас в большом расстоянии. Мы шли на ONO, следовательно, сей курс приближал нас к нему. Скоро после открылись обе его оконечности, которые показали, что это был небольшой остров и не слишком высокий. В 8 часов широта наша была 55°48', а долгота 155°40', и юго-восточная оконечность острова находилась от нас на NO 53 правого компаса. Капитан Ванкувер хорошими наблюдениями определил Чирикова острова широту 55°49', долготу 154°56'; следовательно, разность невелика и очень сходна по долготе, несходство в широте, по всем вероятностям, произошло от течения к югу, которое мы прежде здесь испытали, и если взять то же течение, которое мы нашли в прошедшие сутки,- 12 миль к 5, то 24 : 12 : 20 = 10 миль⁶²; посему широта наша будет 55°38'. Это близко соответствовало положению нашего места в отношении к Чирикова острову, ибо широта и долгота, им показанные, суть средины острова; посему я думал, что Чирикова остров и Укамок - один и тот же; но, желая совершенно в том увериться, принял сей остров за Укамок г-на вице-адмирала Сарычева и в 9 часов взял курс к острову Чирикова Ванкувера, которого хотя и не надеялся найти, но, не доверяя нашим хронометрам и счислению, думал еще, что, может быть, виденный нами остров не есть тот же, что Чирикова; однако ж ветр, пошедший к SO и потом к О, не позволил нам править желаемым курсом. Между тем мы приблизились к южной стороне острова и были прямо на S милях в двух от низменного берега, простиравшегося на версту или на две между двумя высокими утесами. На низменном берегу показались нам юрты и байдара (лодка), а на возвышенном месте стоявший флагшток мы все ясно видели, почему в 10 часов утра, поворотив на другой галс к S, легли мы в дрейф. Я приказал поднять наш флаг и выпалить из пушки, думая найти тут промышленных Американской компании; они могли бы к нам приехать и доставить некоторые сведения об острове. В то время бросили мы лот и нашли глубину 33 сажени, на дне мелкий черный с серым песок. Взяв рифы и пролежав с полчаса в дрейфе, пошли мы бейдевинд к S, ибо ветр стал делаться крепче и погода туманнее, следовательно, нельзя было ожидать, чтоб промышленные к нам выехали, если бы они и находились тут. Доколе мы лежали в дрейфе, весь южный берег открылся нам столь хорошо, что мы ясно видели все его протяжение, высокости, низкие места, излучины и гряду каменьев, простирающуюся от юго-западной оконечности к западу. Сравнив виденное нами с тем, что говорит Ванкувер о сей стороне {"В том положении, в каком мы видели SW, S и SO сторону сего острова, он показался нам неправильным четыреугольником в окружности лиг на 10 (30 миль). Западная сторона низкая и плоская и кажется особенным островом; от нее на SW 66° в расстоянии 2 миль находится чрезвычайно высокий, плоский, четыреугольный камень, между коим и островом лежит гряда меньших каменьев. По нашим наблюдениям средина острова в широте 55°49', в долготе 205°04"". См. Ванкувера, том III, стр. 86. Свойство дна и глубина, им найденные, с нашими также сходны. Прим. ред. - Имеется в виду сочинение: "A voyage of discovery to the North Pacific ocean and round the world in the years 1790, 1791, 1792, 1793, 1794 and 1795 under the command of captain George Vancouver". Vol. III, London, 1798.} острова, я совершенно уверился, что мы находились подле Чирикова острова, который есть тот же самый, что Укамок. Сие доказывается еще и тем, что восточная оконечность острова Ситхунока на карте г-на вице-адмирала Сарычева положена в долготе 154°30'. Это весьма близко с долготою, Куком определенною, но Ванкувер нашел оную 153°13' по весьма хорошим наблюдениям; Кукова же долгота - 154°20', разности - 1°7'. Если на сию разность отнести к востоку Укамок, то он почти придет на место Чирикова острова, и только в широте найдется разность. На Ванкуверовы наблюдения можно положиться, и более потому, что он во многих случаях нашел погрешности в долготах, определенных капитаном Куком, и показал причины, от коих они произошли. Итак, уверившись, что Укамок и Чирикова есть один и тот же остров, я стану его называть первым из сих имен, потому что оно дано ему природными жителями здешнего архипелага, а первоначальные имена переменять, мне кажется, никто не вправе.

   С полудня ветр, будучи уже О, стал дуть весьма крепко и нанес пасмурную, дождливую погоду, но к вечеру утих и отошел к SO. В 8 часов мы поворотили, будучи от Укамока на WSW в 37 милях, а перед рассветом при умеренном ветре от 5 и при довольно светлой погоде спустились к острову. В 10 часу утра подошли мы к восточной стороне оного на расстояние 2 миль, где нашли глубину 21 сажень, на дне мелкий исчерна-серый песок.

   Будучи поблизости острова, нам удалось взять очень хорошие высоты солнца для определения широты по меридиональной высоте оного и долготы по хронометрам: первая нашлась 55°54'53", а последняя - 155°00'37'. Связав место свое пеленгами с островом⁶³, мы определили северной оконечности оного широту и долготу {См. часть вторую.}. В южной его стороне он высок и утесист; утесы состоят из камня; на вершинах кое-где лишь зеленелась трава, а к северу почти с половины длины его начинает он постепенно и ровно спускаться мысом, который, снижаясь, доходит до самой воды; и очень вероятно, что он простирает на значительное расстояние в море отмель, а потому с северной стороны подходить к нему должно с осторожностью. Сей низменный мыс, имеющий несколько невысоких холмов, весь покрыт зеленью, вероятно травою, годною для скотоводства; но ни лесу, ниже кустарнику видно не было, а только видели мы ясно на низменном берегу одной впадины несколько костров небольших бревен, но, по-видимому, собранных из выкидного лесу промышленными, приезжавшими сюда для ловли морских зверей, которые, верно, здесь водятся, судя по уединенности острова. Китов же мы сами видели во всех от нас сторонах. Это был первый Алеутский остров, на котором не заметили мы ни клочка снегу. На острове Кадьяке узнал я, что на Укамоке всегда живет отряд промышленных для ловли яврашек⁶⁴ и птиц. От сего острова стали мы править прямо к острову Ситхуноку. Ветр был OSO, то ровный, то тихий; погода облачна, но суха и по горизонту не туманна. В 5 часов вечера мы были почти на линии Укамока и Ситхунока: от первого в 33 милях, а от другого в 36, и с салингу они оба были хорошо видны, но земли, о которой Ванкувер упоминает {См. первое английское издание его путешествия, т. III, стр. 88.}, мы не видали, хотя были от нее только в 15 милях, и потому кажется, что она не существует, да и сам Ванкувер неутвердительно об ней говорит и поставил ее на своей карте под сомнением. В сие время (5 часов) мы нашли глубину 55 сажен, на дне мелкий черно-серый песок, и тогда же увидели со шканец по правому компасу прямо на N остров Тугидок, простиравшийся на немалое расстояние от S к W, так что северной его оконечности мы и видеть не могли. В 7 часов мы были довольно близко к сему острову и к Ситхуноку, чтоб делать пеленги, и имели для сего хороший ход. Мы нашли широту южной оконечности Тугидока и расстояние оной от восточного мыса Ситхунока {См. часть вторую.}. Впрочем, мы не успели сего дня увидеть, далеко ли сей остров простирается к северу.

   Ночь на 8 июля была дождливая, но тихая; мы старались держаться под малыми парусами на одном месте. Утро было туманное; глубина (15 сажен, на дне серый мелкий песок) в 6 часу утра показала нам, что мы находимся близко берега; в 8 часов выяснило, горизонт очистился, и настал прекраснейший день. Острова Ситхунок и Тугидок открылись нам весьма ясно. Мы находились от берега милях в 3-х и пеленгами определили взаимное их положение. Тугидок, низкий, ровный, почти совершенно плоский остров и утесистый, простирается по румбу NO и SW на расстояние 10 или 12 миль. Лесу на нем нет, но местами зеленелась трава; впрочем, он, кажется, совсем бесплоден. От северной его оконечности чрез весь пролив, отделяющий его от Ситхунока, идет гряда каменьев, примыкающая к сему последнему, из коих многие могут назваться маленькими островами. Мы смотрели с салингу и не заметили, чтоб где-нибудь был проход для большого судна сквозь сию гряду, на которой ходил страшный бурун, хотя ни ветру, ни волнения не было. Ситхунок же довольно высокий остров; берега его большею частью состоят из каменных утесов, а внутри высокие холмы, между коими есть три или четыре низменности, чрез кои мы видели остров Кадьяк. Мы проходили в расстоянии не более 2 миль от южной стороны Ситхунока, идучи по глубине 15 сажен, на дне серый песок и мелкие камешки с ракушками, но не видали на оном ни лесу, ниже кустарнику, одна только трава зеленелась. На берегу же лежало множество выкидного лесу; это показывает, что здесь часто дуют западные ветры, наносящие сей лес с берегов полуострова Аляксы⁶⁵. Нынешний день был ясный и теплый, какого мы еще с самого отбытия из Камчатки не имели. Нам удалось взять очень хорошо высоты солнца для широты и долготы по хронометрам, с помощью коих мы определили географическое положение сих двух островов; и сегодняшние наблюдения должно предпочесть вчерашним, ибо мы были ближе к берегу да и погода была ясная.

   В 3 часа пополудни открылся нам Кадьяк, а вечером прошли мы пролив, разделяющий вышепомянутые острова и Кадьяк, и шли вдоль берега милях в 4-х, правя к острову Угаку. Против пролива видели мы непонятное множество китов, которые и ночью нас окружали, бросая воду столпами и испуская при сем какой-то странный громкий шум, подобный вздохам. Ночью сделалось облачно, а на рассвете и пасмурно, так что мы иногда едва могли видеть берега, из коих самые высокие были покрыты местами снегом. Но как пасмурность иногда делалась реже и позволяла нам видеть берега, то мы продолжали идти прямо к Угаку, который увидели сего числа в 6 часу утра, а в 9 прошли в расстоянии одной мили и стали от него править к мысу Чиниатскому, составляющему южную сторону большого залива Чиниатского, при коем находится гавань Павла - главное место на сем острове Российско-Американской компании. Маленький, но высокий островок Угак, имеющий не более 10 или 12 верст в окружности и отстоящий от кадьякского берега в 2 1/2 милях, как будто нарочно поставлен служить приметою идущим в сей порт кораблям; иначе весьма бы трудно было его найти, потому что частые туманы и пасмурность не позволяют иногда по нескольку дней сряду определить своего места по наблюдению светил небесных и в то же время скрывают приметные места. Остров же Угак есть у сего берега один, следовательно, стоит только править вдоль берега милях в 4-х оного, тогда, верно, его увидишь, а от острова весьма легко уже будет найти Чиниатский залив. Мы точно таким образом в весьма пасмурную, дождливую погоду нашли оный. В Чиниатский залив вошли мы в первом часу пополудни, когда только виден был один мыс сего залива, прочие же все берега были закрыты мрачностью. Но, не желая потерять прекрасный ветр, я решился идти в гавань, надеясь на карту капитана Лисянского {Строки, косыми буквами напечатанные, я не имел намерения выпустить в свет с именем г-на Лисянского, которого весьма много уважаю как искусного мореходца, а каким образом это случилось в противность моего желания, можно видеть в прибавлении под No 4.}, но за сию доверенность едва не заплатил было кораблекрушением. Я бы ни слова о сем не сказал, если бы молчание мое не могло со временем послужить к гибели какого-нибудь мореплавателя, который также положится на сию карту. Карта сия имеет большие недостатки, которые я объясню. От Чиниатского мыса я правил прямо к камню Горбуну, чтоб, увидев его, определить вторый курс. Камень сей мы и действительно увидели, как ожидали, и прошли от него в полуверсте. Г-н Лисянский в своем путешествии {См. "Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годах на корабле "Неве" под начальством флота капитан-лейтенанта, ныне капитана 1-го ранга и кавалера Юрия Лисянского". Ч. 1, СПб., 1812, стр. 244. - Ред.} говорит, что, входя в сей залив, он "...боялся островов Пустого и Лесного, коих берега для кораблей очень опасны...". Он шел к SW; после в тумане не знал, где он находился, доколе не приехал к нему правитель селения и не дал своего штурмана, который и ввел корабль его в гавань, не говоря, каким проходом. Читая сие место и глядя на карту г-на Лисянского, нельзя было не заключить, что он шел подле южного берега, где у него не означено никакой опасности, между тем как во многих других местах залива поставлены рифы и каменья; и как на карте сказано, что она сочинена с описи, под его надзором штурманом Калининым сделанной, то я, нимало не сомневаясь, шел, как я полагал, самым безопасным путем, но в какое удивление пришел, когда увидел прямо пред собою рифы камней, на карте не означенные! Люди были все по местам, и потому мы в миг отворотили от опасности и легли в дрейф. Я велел было спустить шлюпки, чтоб послать промеривать, как увидел ехавшие к нам две байдары {Алеутские кожаные лодки, о коих много уже было говорено в разных путешествиях.}, из коих на одной был промышленный, который сказал нам, что там, куда мы шли, пройти невозможно по причине множества наружных и подводных камней, а проход лежит подле Лесного острова, но что он направления и ширины его точно не знает. Мы сами пошли туда по лоту, между тем сделали несколько пушечных выстрелов для призыву кого-нибудь из гавани. Скоро к нам приехал лоцман и повел нас подле самого берега Лесного острова, который г-н Лисянский считал столь опасным. В 5 часу пополудни вошли мы в Павловскую гавань и стали на якорь благополучно, а на другой день утвердили шлюп канатами против самого селения в расстоянии от берега 40 или 50 сажен.

   Все составлявшие наш экипаж были здоровы, кроме пяти человек, имевших легкие припадки, и шлюпу не было надобности ни в каких исправлениях, а потому мне только нужно было пробыть здесь несколько дней для поверки хронометров {Во все время плавания нашего от Камчатки до Кадьяка ни разу не удалось нам определить долготы по расстояниям луны от солнца или звезд: облака или пасмурность всегда скрывали от нас если не оба, то одно из сих светил.}, для описи залива и для исследования поступков служителей Российско-Американской компании в отношении к жителям, как то мне было предписано.

   Для описи Чиниатского залива и Павловской гавани употребили мы пять дней при весьма благоприятной погоде и в малую воду, когда горы, все мысы и берега были хорошо видны, рифы и каменья открыты; лишь светлые облака закрывали солнце, почему нельзя было делать астрономических наблюдений. Мы вымерили расстояния между некоторыми предметами, взяли с них пеленги и промерили глубину. Но когда приступили к составлению карты, тогда я узнал, что в компанейской здешней конторе находится карта, сочиненная штурманом Васильевым, весьма искусным и прилежным к своему делу человеком, который, находясь в службе компании, жил здесь около года и имел случай и время сделать хорошую опись. Положа наши пеленги и расстояния на его карту, мы нашли совершенное сходство; промеры также сходствовали. Это избавило бы нас труда делать новую опись, если бы мы прежде о сем знали; нам только надлежало на Васильева карту положить наши промеры там, где у него их не было, и сделать некоторые маловажные дополнения. Нашу опись производили штурман Никифоров, гардемарины Тобулевич и Лутковский-второй и штурманский помощник Козьмин; сей последний составлял и карту, которая приложена к сему путешествию. На оной рифы и камни, которых нет на карте г-на Лисянского, означены красными чернилами. Из сего видно, сколь карта сего последнего должна быть пагубна для мореходцев, здесь плавающих, и тем более что на ней написано, что она составлена под особенным его надзором, следовательно, тут предполагается и особенная верность.

   Астрономических наблюдений нам почти вовсе нельзя было сделать, а соответствующих высот никогда не удалось взять.

   Между тем ежедневно являлись ко мне челобитчики, как русские, так и природные жители, которые все приносили жалобы на своих правителей. Некоторые из сих жалоб, вероятно, были дельные, а другие пустые и неосновательные. Чтобы лучше разведать прямое состояние здешних дел, отнесся я письменно к начальнику духовной миссии монаху Герману, по слухам, человеку умному и благочестивому, которого здесь большая часть жителей довольно выхвалить не может. Он доставил мне многие весьма важные сведения письменно и утвердил их своею рукою. Равным образом и правитель здешний {Мещанин Потарочин.} на запросы мои подал объяснения, довольно ясно показавшие мне все обстоятельства, сопряженные с состоянием здешнего края.

   Собрав нужные мне сведения, я со многими из старших офицеров начальствуемого мною шлюпа 17 числа июля ездил на берег и осматривал все заведения, в селении гавани Павла находящиеся, о состоянии коих мы составили бумагу и все общею подписью утвердили.

   Г-н флота капитан Ю. Ф. Лисянский⁶⁶ в изданном им "Путешествии кругом света" весьма хорошо и довольно подробно описал здешний край. В путешествии морских наших офицеров Хвостова и Давыдова {См. "Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним". Ч. 1, СПб., 1810, стр. 140-191. - Ред.} также много правды о том же предмете сказано, а по сему самому я за излишнее почитаю тем же скучать читателю, но что касается до замечаний, принадлежащих к морскому делу, о которых другие, кажется, не довольно подробно говорили, я помещу их во второй части, будучи уверен, что хотя они и не могут доставить удовольствия читателю, но будут полезны мореплавателям, которым нужно будет сюда приходить. Если бы я, идучи в сию гавань, имел такие замечания или по крайней мере карту Васильева, то не был бы, так сказать, на один волос от погибели.

   19 июля вышли мы из гавани в так называемый северный проход, но за безветрием не могли сего числа отправиться в путь и простояли тут на якоре целые сутки. Сей проход, находящийся между берегом Кадьяка и Лесным островом, есть настоящий рейд и самый безопасный. Гавань же очень узка: большие суда с трудом могут стоять в ней покойно; но о сем предмете сказано во второй части.

   Июля 20-го в 8 часу утра при самых тихих, переменных ветерках, с помощью течения и буксира пошли мы в путь, но в полдень принуждены были против Елового острова стать на якорь. Легкий ветерок от юга в час пополудни позволил нам опять сняться с якоря. К 4 часам стал он дуть свежее при весьма ясной погоде, так что мы шли по 5 миль в час. В 5 часов восточная оконечность Яврашечьего острова была от нас по компасу на NtW 1/2 W в расстоянии 12 или 15 миль. От сего пункта мы взяли наше отшествие и стали править прямо на мыс Эчком {Cape Edgecumbe - так названный Куком, но русские компанейские служители называют его мысом Трубицына, потому что у Чирикова боцман сего имени умер, когда он находился подле здешних берегов.}, к порту Ново-Архангельску.

   Здесь должно заметить, что на острове Кадьяке нашел я алеута, бывшего в звании переводчика с г-ном Коцебу на бриге "Рюрике" в плавании его к северу. От сего человека узнал я, что г-н Коцебу действительно осматривал те берега, кои мне было предписано изведать в случае, если бы в цель его путешествия не входил сей предмет. Здесь же узнал я, что главный правитель компанейских колоний в нынешнем году по желанию государственного канцлера графа Николая Петровича Румянцева отправил отсюда отряд, который должен сухим путем пробираться от полуострова Аляксы к северу сколько возможно будет для описи берегов и проч. После сего мне уже ничего не оставалось делать в здешнем краю, разве только заняться мелочною подробностью, описывая разные, ничего не значащие острова, не заслуживающие того, чтоб для них употреблено было большое иждивение, которое требовалось на содержание многочисленного экипажа. Не должно здесь умолчать, что в числе многих пожертвований е. с-ва графа Николая Петровича на общественную пользу отправил он со мною к камчатскому областному начальнику разных вещей на 3 тысячи рублей, коими назначил платить жителям, к северу от Камчатки обитающим, за открытия, которые удастся им сделать и о которых достоверно сообщат они камчатскому начальнику.

  

  

   Остров Кадьяк, или Кодиак, по географическому своему положению и по сходству жителей оного с некоторыми народами северо-западного берега Америки есть один из американских островов и самый величайший из всех, принадлежащих российскому скипетру. Он находится между северными широтами 56 3/4° и 58° и долготами западными от Гринвича 152° и 154°, имея протяжения в длину около 90, а в широту 70 миль. Кругом вблизи оного находится много небольших островов, составляющих вместе с ним как бы одну нераздельную землю; знатнейшие из них суть: Афогнак, Яврашечий, Еловой, Угак, Салтхидак, Ситхунок и Тугидок.

   Кадьяк весь, так сказать, усеян горами, из коих многие весьма высоки и покрыты вечным снегом, но огнедышущих гор на нем нет. Между горами находится множество обширных долин и текут реки; внутренность острова русским не довольно известна, берега же все кругом были ими посещаемы.

   Основание гор сего острова при морском берегу большею частью составляет аспид⁶⁷, который повсюду нам попадался. Земля же прекрасный чернозем, покрытый везде лесами или паствами. Свойство земли весьма удобно к хлебопашеству, но климат сему не способствует: почти беспрестанные туманы и весьма частые дожди, бывающие по крайней мере по два и по три дня сряду каждую неделю, всегда будут препятствовать успехам земледелия. Начальник здешней миссии монах Герман пытался на Еловом острову сеять пшеницу и ячмень; последний годом родился изрядно, а у пшеницы зерна никогда не вызревали и для семян вовсе не годились. Даже из огородной зелени капуста растет только в лист, и вилков никогда не бывает; впрочем, здесь родится в изобилии картофель, репа, редька, хрен, но вся здешняя зелень от частых дождей имеет водяной вкус. Паствами же Кадьяк изобилен: менее чем в 15 лет компания от весьма малого числа развела до 500 голов рогатого скота, более 100 баранов, столько же свиней и несколько коз.