Лейкин Николай Александрович - Апраксинцы

ьница.

   - Говорятъ, не ставь близко къ дверямъ; ужо молодцы изъ молодцовой будутъ выбѣгать и не углядишь, какъ накераются.

   - Гдѣ же?...

   - Молчи, дура-баба! голова - ничего не понимаешь. Принеси, тамъ въ спальной вишневка стоитъ и разбавь водку!

   Изъ кухни слышна ругань кухарки съ водовозомъ.

   - Креста на тебѣ нѣтъ, Антипычъ! о сю пору только воду несешь! Знаешь, что у насъ стряпня нонѣ,- самъ имянинникъ. Всѣ ноги обломала, съ ведромъ по лѣстницѣ бѣгамши.

   - Эко важное кушанье,- не барыня!

   - Дьяволъ, прости Господи!

   - Что разлаялась-то, печонка лопнетъ!

   Девятый часъ вечера. У Ивана Михѣйча гости.

   Водка въ графинахъ, поставленная на столъ у печки, уже значительно убыла. Мужчины играютъ въ горку, въ три листа и, такъ называемую, трынку. Женщины въ комнатѣ, смежной съ этой, сидятъ на диванѣ и на стульяхъ, и пьютъ чай. Однѣ разговариваютъ, друг³я такъ созерцаютъ цвѣты и птицъ нарисованныхъ на потолкѣ. Передъ ними столъ, уставленный тарелками съ пряниками, яблоками, вареньемъ и постилою въ палочкахъ.

   - Иванъ Кузьмичъ, твоя темная! ставь гривенникъ, слышится у играющихъ.

   - Мнѣ двѣ....

   - Мимо!

   - Одну.

   - Двѣ дорогихъ.

   - Ходи!

   - Прошлись!

   - Цѣлкачикъ....

   - Выше-съ.

   - Эй, Иванъ Кузьмичъ, поддержись!

   - Зелененькая!...

   - Замирилъ. Сорокъ четыре! четыре туза! - на эфти карты вся Москва идетъ. Хоть на весь Апраксинъ, такъ можно идти.

   - Ну, сдай-ка мнѣ хорошенькихъ; а то все яманъ-сортъ сдаешь.

   - Держи, Макаръ Спиридонычъ! Фалька съ бардадымомъ.

   - Это какъ мнѣ ономеднясь, замѣчаетъ гость съ клинистой бородкой, плюя на руки и принимая карты: все вини шли, ну хоть ты тресни! Я и стулъ вертѣлъ, и жену выругалъ, думалъ она тутъ причинна,- ничего не помогло. Опосля Иванъ Меркулычъ подошелъ, далъ полтинникъ, такъ съ его руки восемь рублевъ выигралъ.

   - Андрей Ѳедорычъ, размѣняй, братъ, мнѣ синенькую.

   - Съ выигрышу низа что не дамъ, ужъ какъ хошь; отцу родному не дамъ.

   - .... И совсѣмъ ужъ, матушка, у нихъ дѣло слажено было, да изъ-за атласнаго одѣяла разошлось, разсказываетъ гостья въ красной шали зелеными разводами другой гостьѣ: и невѣста-то ему нравилась, и ходилъ къ нимъ женихомъ, почитай, съ мѣсяцъ, да вдругъ узналъ, что за ней нѣтъ атласнаго одѣяла. "Сшейте, говоритъ, такъ женюсь." Самъ-то у нихъ нравный такой, "не сошью, говоритъ, пусть ситцевымъ покрывается," ну и разошлось дѣло.

   - Ахъ, мать моя! отвѣтила другая гостья, и прихлебнула чай изъ чашки съ надписью ;;въ знакъ удовлетворен³я".

   - Не выпить-ли намъ? слышится изъ среды играющихъ въ горку.

   - И-то дѣло! авось послѣ этого и карта лучше пойдетъ.

   Встаютъ и подходятъ къ столу.

   - Афанас³й Никифоровичъ, ты что-жъ не пьешь? Выкушай хоть вишневочки, обратился хозяинъ къ суровому на видъ гостю въ длиннополой сибиркѣ и съ длинною черною съ просѣдью бородой, половину которой тотъ ради прилич³я пряталъ за галстукъ.

   - Выпью.... отвѣчалъ гость, подходя къ столу.

   Афанас³й Никифоровичъ былъ самый закоснѣлый раскольникъ: не подстригалъ бороды, не молился чужимъ образамъ и былъ несм³ршившимся, т. е. не пилъ и не ѣлъ изъ той посуды, которая была въ употреблен³и у людей не его секты. Онъ полѣзъ въ задн³й карманъ сибирки, вынулъ серебряный стаканчикъ и поставилъ на столъ. Иванъ Михѣичъ налилъ ему водки; тотъ молча, выпилъ. Вы простой или вишневки? слышится у пьющихъ.

   - И той, и другой.

   - Желаемъ здравствовать хозяину и хозяюшкѣ.

   - Съ ангеломъ!...

   - Кушайте на здоровье. Затравкинъ хересу не хочешь-ли?

   - Ни, ни, никогда не пивалъ, и пить не буду этой дряни; я лучше еще рюмочку дамскаго выпью, простечка. Одно слово, - россейское.

   - Шутникъ! А что нешто смутитъ, какъ хересу выпьешь?

   - Смутитъ.

   - А меня, такъ никогда; я вотъ сейчасъ хересу выпью, водки, пива, коньяку, ликеры какого хошь и ничего!

   - Нѣтъ, ты эфто слей все въ одинъ стаканъ и выпей.

   - Вишь, что городитъ, нешто я помойная яма.

   - А нешто не пьютъ? - пьютъ. Со мною была оказ³я, повѣствовалъ Затравкинъ. Были мы тутъ послѣ описи товара Халдина въ трактирѣ; цѣновщикомъ я былъ; такъ самъ-то, знаешь, просилъ "оцѣни, говоритъ, подороже, угощу". Ну, пошли въ трактиръ, напились эфто, и ну въ пыряло {Билл³ардъ.} играть. Весело таково было. Маркеръ подходитъ къ намъ, да и говоритъ: "не хотите-ли, господа купцы, позабавиться?" - "А что?" - "Такъ-съ, есть, говоритъ, тутъ у насъ чиновникъ одинъ прогорѣлый, дайте цѣлковый, такъ всякую смѣсь пьетъ, и какъ выпьетъ, такъ больно чудитъ - всѣ животики надорвешь". Въ головахъ у насъ ужъ солдатики ходили. Зови, говоримъ. Пришелъ. Чудной такой, плѣшивый, виц-мундиришко - заплата-на-заплатѣ, рожа плюгавая; пришелъ эфто, да и говоритъ: "позвольте, перво-на-перво выпить". Выпилъ онъ, и ну чудить: артикулы разные выкидывалъ, взялъ эфто к³й въ руки, полоскательную чашку на голову надѣлъ и началъ к³атръ играть. Мы всѣ, что тутъ были, просто чуть не умерли со смѣху. Цѣлковыхъ два ему надавали. А Андронинъ, старьемъ что торгуетъ, подходитъ къ нему, да и говоритъ: "выпьешь, говоритъ, смѣси?" - "Выпью" говоритъ. Вотъ спросили мы рюмку водки, пива, рому, хересу, вылили все въ полоскательную чашку и дали ему. Выпилъ,- ничего; еще пуще прежняго чудить сталъ. Андронинъ опять къ нему: "выпьешь, говоритъ, пива съ масломъ?" и выкинулъ ему два рубля. Выпить-то выпилъ, только не выдержало нутро, смутило его и ну рвать.... Рвало, рвало, что смѣху-то было!

   Разсказу Затравкина послѣдовалъ дружный хохотъ. Въ награду за разсказъ онъ налилъ себѣ рюмку водки, перекрестился большимъ крестомъ и выпилъ.

   Въ прихожей раздалось кряканье и громк³й плевокъ. Аграфена Ивановна выбѣжала встрѣчать гостей. "Съ имянинникомъ, кумушка!" проговорилъ кто-то басомъ и послышалось чмоканье со щеки на щеку. Это былъ приходск³й дьячекъ, ожидающ³й ваканс³и на дьякона. Когда онъ вошелъ въ комнату, Иванъ Михѣичъ всталъ изъ-за стола.

   - Продолжайте играть, продолжайте!

   - Что-жъ такъ поздно, Андрей Иванычъ?

   - Невозможно было раньше; у насъ сегодня всенощная, и то домой не заходилъ. Жена за мной въ церковь зашла, отвѣчалъ дьячекъ, и звонко понюхалъ табаку, при чемъ обсыпалъ плечо раскольника.

   Тотъ покосился на него, стряхнулъ съ плеча табакъ и проговорилъ: "мерзость!"

   - Ну, выпей водки съ дороги, обратился къ дьячку, хозяинъ.

   - Можно-съ, и дьячокъ подошелъ къ столу.

   - Ваня, что вы въ той горницѣ дѣлали? спросилъ Иванъ Михѣичъ вошедшаго въ комнату сына.

   - Да мы, тятенька, въ молодцовой въ горку играли; сперва на шереметевск³й счетъ, а потомъ копѣйка темная.

   - Смотри, въ той комнатѣ водка стоитъ, такъ чтобъ молодцы не отлили, да не накерались.

   - Хорошо-съ.

   Въ другой комнатѣ у женщинъ шелъ разговоръ о томъ, что въ Вихлянд³и антихристъ народился.

   - Это точно-съ, вмѣшивается въ разговоръ гость, не играющ³й въ карты. - Портретъ даже евонный продаютъ; въ вѣдомостяхъ было написано.

   - Убить-бы его, Агафонъ Иванычъ!

   - Нельзя-съ, потому что онъ все одно что змѣй, его ничѣмъ не проймешь.

   - Такъ войной-бы пошли.

   - Вѣрно ужъ невозможно-съ.

   - Что же онъ, батюшка, пьетъ и ѣстъ, какъ и мы?

   - Ничего не ѣстъ, окромѣ христ³анскихъ душъ: четыре кажинный день съѣдаетъ.

   - Анна Ивановна! Наталья Дмитренна! вареньица-то, постилки-то? Кушайте пожалуста! - угощаетъ Аграфена Ивановна.

   Гостьи съѣдаютъ по ложкѣ варенья.

   - Теперь мадеркой запейте!

   - Не могу, мать моя, и то двѣ выпила.

   - Да понатужьтесь маленько, и выпьете.

   - Право, я ужъ пила.

   - Какая-же вы пила, Наталья Дмитревна? На пилу вовсе не похожи, съострилъ гость, повѣствовавш³й онъ антихристѣ.

   У стола съ закуской сидѣли Ваня, его пр³ятель, Шаня, завитой фертикъ, съ буклями на вискахъ въ видѣ сосисокъ и Ларя, юноша въ сертукѣ ниже колѣнъ и въ черномъ бархатномъ жилетѣ малиновыми червячками. Они говорили въ полголоса.

   - Я тебѣ скажу, Шаня, Машка мнѣ во всемъ потрафляетъ, разсказывалъ, размахивая руками, Ваня: просила она меня привесть ей на платье,- третьяго днясь тятенька ушелъ въ баню, я взялъ изъ лавки цѣлую штуку матер³и и къ ней. Привезъ. Она мнѣ: "зачѣмъ это ты, говоритъ, Ваня, на два платья одной матер³и привезъ? - лучше бы разной." - "Ничего, говорю, другой привезу, а эту бери, коли даютъ.

   Шаня былъ уже выпивши.

   - Все-таки. Катька не въ примѣръ лучше ея.

   - Тише, тятенька слышитъ.

   Замѣтивъ, что отецъ смотритъ на него, Ваня тотчасъ-же перемѣнилъ разговоръ.

   - Ларя! съѣшь кусочикъ сладенькаго пирожка.

   - Можетъ это скоромный, а нынче пятница.

   - И - что ты? я вѣдь самъ не ѣмъ скоромнаго. Да и тятенька у насъ, ежели что въ посту скоромное, все въ форточку побросаетъ. А я тебѣ скажу, она мнѣ все-таки во всемъ потрафляетъ, продолжалъ онъ, увидавъ, что отецъ не обращаетъ болѣе на него вниман³я.- Я у ней разъ какую-то чернильную выжигу голоштанникомъ обозвалъ; тотъ было на дыбы, къ тятинькѣ жаловаться хотѣлъ идти, такъ она уговорила его. помирились; только значитъ я ему за безчестье двадцать пять рублевъ заплатилъ.

   - Все-таки Катька краля передъ ней?

   - А я тебѣ скажу, что для Катьки я ничего не пожалѣю. Пойдемте братцы, выпьемте шампанеи; у меня въ молодцовой есть бутылочка.

   - Голубчики! говорила одна гостья, кивая на уходящихъ Ваню, Шаню и Ларю - и не думаютъ о судьбѣ {О свадьбѣ.}, а можетъ-быть она и близка. Что, вы еще Ваничку-то не порѣшили? обратилась она къ Аграфенѣ Ивановнѣ.

   - Нѣтъ еще, Матрена Ивановна....

   - Пора, пора! долго-ли до грѣха,- избалуется, молодо-зелено.

   - И - что вы! онъ у насъ такой скромный, никуда одинъ не ходитъ, развѣ по дѣламъ. Признаться сказать, у насъ есть одна на примѣтѣ, и хорошая бы дѣвушка, да денегъ мало за ней - восемь тысячъ; а Иванъ Михѣичъ меньше десяти не хочетъ взять. "Пусть, говоритъ, лучше до тридцати лѣтъ оболтусомъ болтается, а меньше десяти тысячъ не возьму".

   Въ молодцовой молодцы, ободренные той водкой, которую имъ прислалъ отъ щедротъ своихъ хозяинъ, собрались въ уголъ и поютъ въ полголоса.

  

   "Крестъ начертавъ

   Моисей, прямо жезломъ...."

  

   - Стой ребята! не такъ! чего ты, Ѳедоровъ, горланишь? спускай октаву, чтобъ глуше выходило, будто бомбу по полу катаешь.

   Въ другомъ углу Ваня, Шаня и Ларя пьютъ шампанское.

   - Ты что-жъ Ларя, дерзай!

   - Я не пью, отвѣчаетъ Ларя: - тятенька не велитъ.

   - Мало-ли чего онъ не велитъ. Пей! Нешто онъ видитъ.

   Баба!

   "Что-жъ, неужели я и въ самомъ дѣлѣ баба?" подумалъ Ларя и выпилъ.

   - Сладко?

   - Еще-бы не сладко. Вино его отуманиваетъ.

   - Дивлюсь я братцы, на васъ, откуда вы деньги на кутежъ берете?

   - Знамо откуда,- изъ выручки.

   - Я такъ и рубля взять не могу; у насъ за выручкой старш³й приказчикъ стоитъ.

   - А нешто онъ не хапаетъ?

   - Извѣстно хапаетъ. Молодцы сказываютъ, что у него четыре тысячи въ нагрудникѣ зашито.

   - Ахъ ты дура-голова, а ты заставь его, чтобъ онъ съ тобой дѣлился; а нѣтъ, я-де тятенькѣ скажу.

   - Знаете что, братцы? - дернемте-ка сейчасъ къ Машкѣ, подалъ совѣтъ Ваня.

   - Валяй!

   - А тятенька.... заикнулся Ларя.

   - Тятеньки наши не замѣтятъ: они въ горку играютъ, и страхъ какъ разъярившись. У меня тутъ на углу лихачъ знакомый стоитъ,- живымъ манеромъ доставитъ. Надѣвай, чьи попадутся, шубы, шапки и валяй!

   Они вошли въ залу. Тятенька Лари проигрывалъ; онъ пыхтѣлъ и потиралъ рукою животъ. Потъ съ него лилъ градомъ. Ларя подошелъ къ столу. Въ эту минуту тятенька его проигралъ. Оборотивишсь, онъ увидѣлъ сына.

   - Ты что стоишь подъ рукой! какъ подошелъ, такъ я и проигралъ, закричалъ онъ на него.

   - Я ничего-съ.

   - Пошелъ прочь!

   Дьячокъ сидѣлъ съ гостемъ, повѣствовавшимъ объ антихристѣ.

   - Доложу вамъ, разсказывалъ дьячокъ: у насъ въ семинар³и октава была, Нерукотворенный фамил³я ему, такъ въ трезвомъ видѣ и пѣть не могъ; а водки выпьетъ, такъ хоть три часа къ ряду будетъ пѣть. Приступимъ и приложимся къ благодати (показываетъ на графинъ).

   - Ну, теперь попремте, братцы. Ларя у тебя въ сюртукѣ-то незамѣтно, спрячь бутылочку хересу. Съ собой возьмемъ.

   Двѣнадцатый часъ. Графины долили водкой. Лица мужчинъ дѣлались все краснѣе, и краснѣе; на нихъ выступалъ обильный потъ. Платки то и дѣло подносились ко лбу. Ваня, Шаня и Ларя еще не возвращались. Молодцы мало-по-малу начали выглядывать изъ молодцовой въ комнаты, гдѣ были гости, а старш³й приказчикъ Спиридонъ Иванычъ стоялъ у стола и смотрѣлъ на играющихъ въ карты.

   - Что, брат³е, стоите? отдернемте-ка "моря чернаго пучину", говоритъ молодцамъ дьячокъ. Иванъ Михѣичъ! позволь, по благодати, спѣть съ твоими молодцами?

   - Пой, пой!

   - Ну, становись, басы къ стѣнѣ, тенора впередъ. Валяй!

   Молодцы рѣшились не вдругъ. Басы взялись за подбородки, тенора покосились глазами и начали. Окончивъ ирмосъ, они пошептались между-собою и гаркнули въ честь хозяина.

  

   Мы тебя любимъ сердечно,

   Будь намъ начальникомъ вѣчно,

   Наши зажегъ ты сердца,

   Мы въ тебѣ видимъ отца.

   Рады въ огонь мы и въ воду.

   Во всякую не погоду;

   Каждый съ тобою намъ край

   Кажется рай, рай, рай!

  

   Иванъ Михѣичъ былъ очень доволенъ; онъ даже всталъ изъ-за картъ. Въ довершен³е всего, дьячокъ началъ басомъ: "достопочтеннѣйшему хозяину Ивану Михѣичу, многая лѣта!" "Многая, многая лѣта", запѣли молодцы; они кричали такъ громко, что даже серебро звенѣло въ горкѣ.

   Гость раскольникъ только отплевывался. Затравкинъ въ десятый разъ пьетъ за здоровье хозяина.

   - Будь здоровъ! просто, братъ, разодолжилъ! важный балъ задалъ намъ сегодня,- ну, поцѣлуемся. Только однако нѣтъ музыки; а то я бы поплясалъ, выкинулъ бы колѣно.

   - Мызыки нѣтъ? - будетъ. Зачѣмъ дѣло стало? Спиридонъ, поди позови сюда Никифора; пусть беретъ гитару и идетъ сюда. У насъ, братъ, свой бандуристъ.

   - Микифоръ, Иванъ Михѣичъ, не можетъ играть.

   - Это что, коли я приказываю....

   - Да спитъ; хмѣлемъ маленько зашибшись.

   - Ахъ онъ мерзавецъ, ужо я его!

   - Да все одно-съ, не извольте безпокоиться; Степанъ на этомъ струментѣ маракуетъ.

   - Тащи его сюда.

   Явился Степанъ и началъ настраивать гитару. Приготовляясь плясать, Затравкинъ снялъ съ себя сюртукъ и кинулъ въ сторону, только такъ неловко, что онъ попалъ прямо на голову одной изъ гостьевъ. Раздались звуки "барыныни", и онъ началъ отхватывать трепака.

   - Лихо, айда Затравкинъ, вотъ такъ разодолжилъ! кричали гости.

   Затравкинъ по истинѣ отличился: онъ вошелъ въ такой экстазъ, что снялъ съ себя сапоги и, надѣвъ ихъ на руки, началъ ими трясти и прихлопывать, какъ то дѣлаютъ ложками полковые плясуны. Когда онъ кончилъ, его подняли на руки и начали качать. Во время пляски одинъ изъ молодцовъ успѣлъ стянуть со стола початую бутылку хересу.

   - На рукахъ возьмутъ тя! воскликнулъ дьячокъ, смотря надъ подбрасываемаго кверху Затравкина и отъ удовольств³я потирая желудокъ.

   - "Мерзость!" проговорилъ раскольникъ и плюнулъ чуть-ли не въ десятый разъ.

   - Чѣмъ-же? спросилъ дьячокъ.

   - Тѣмъ-же, что плясан³емъ бѣса тѣшатъ.

   - На пиру да воспляшутъ! даже самъ псалмопѣвецъ, Давидъ, скакаше, играя.

   Дьячокъ понюхалъ табаку, раскольникъ снова плюнулъ и отвернулся.

   - Табашники, любодѣи и плясан³емъ бѣса тѣшущ³е, всѣ будутъ горѣть въ огнѣ неугасимомъ.

   - Табашники-то за что же?

   - Табакъ есть грѣшное был³е, возросшее на могилѣ великой блудницы: хмѣль въ головахъ, горчица въ ногахъ, а табакъ на чревѣ ея, а эту мерзость въ снѣдь употребляете, отвѣчалъ разсерженный раскольникъ.

   - Это по-вашему, а по-нашему и священнослужители нюхан³емъ занимаются.

   - Что ваши священнослужители!

   - А вашъ-то попъ - бѣглый солдатъ, еврей.

   - Еврей, да вотъ позналъ вѣру истинную, старую; всѣ вѣры произошолъ, во всѣхъ былъ. лучше нашей найти не могъ. Вашъ-то попъ пр³ѣзжалъ, была у нихъ пря, а что взялъ? пять часовъ бились, нашъ ему доказалъ. Вашъ плюнулъ, да и возвратился вспять: съ чѣмъ пр³ѣхалъ, съ тѣмъ и уѣхалъ!

   - Ну, ну, оставьте, господа, вмѣшивается хозяинъ и прекращаетъ споръ.

   У женщинъ изсякъ уже всякой разговоръ: отъ нечего дѣлать онѣ щупали другъ на дружкѣ платья и справлялись о цѣнѣ матери, стараясь, между прочимъ, хвастнуть своими нарядами, и тѣмъ уязвить другихъ.

   Гостьи были чрезвычайно рады, когда послышался звонъ тарелокъ, и молодцы начали накрывать столъ для ужина.

   Ваня съ пр³ятелями воротился. Иванъ Михѣичъ увидалъ, какъ они въ передней вѣшали шубы.

   - Гдѣ это вы были!

   - На дворѣ въ снѣжки играли, отвѣчалъ коснѣющимъ языкомъ сынъ.

   - По ночамъ-то?... Шельма эдакая! и онъ далъ ему подзатыльника.

   Пр³ятели ожидали себѣ той-же участи, и скрылись въ молодцовую.

   Пробило два часа. На столѣ стоитъ четвертая бутыль съ остатками водки. Уже давно отъужинали. Половина гостей отправилась по домамъ. Гость, повѣствовавш³й объ антихристѣ, напился до безчувств³я и молодецъ Ивана Михѣича повезъ его домой. Макара Спиридоныча повели жена и сынъ Шаня; онъ долго не хотѣлъ уходить и все ругался. Самые рьяные игроки все еще продолжаютъ играть въ карты. Затравкинъ все еще прикладывается къ четвертной бутыли, лѣзетъ въ споръ съ гостями и икаетъ самымъ выразительнымъ образомъ. Подъ утро, нѣкоторыхъ гостей выталкиваютъ въ шею.

   - Важно угостились! замѣчаетъ нетвердымъ языкомъ Иванъ Михѣичъ; ложась на постель и подваливаясь къ супругѣ.- Груша, поцѣлуемся!

   - Отстань, вишь какъ нализался! сердито отвѣчаетъ Аграфена Ивановна и отворачивается отъ мужа.

  

  

   Много переженилось апраксинцевъ во время большаго мясоѣда. Довольно поплясали хозяйск³е сынки на свадьбахъ и вечерахъ различныхъ канканныхъ заведен³й; кажись-бы и отдохнуть, анъ-нѣтъ, какъ-разъ подкатила масляная. На Руси масляная - великое дѣло, а на Апраксиномъ она имѣетъ огромное значен³е. Издавна русск³й человѣкъ считаетъ обязанност³ю кутнуть въ это гулевое время, заговѣться на цѣлыхъ семь недѣль, такъ какъ-же апраксинцамъ-то отстать отъ этого, освященнаго вѣками, обычая предковъ. Молодцы и въ лавку не пойдутъ, пока не проглотятъ дома по десятку блиновъ, а придутъ въ лавку и начнется отрыжка; какъ-же тутъ не полечиться, не сбѣгать подъ вывѣску виноградной кисти; а она рукой подать, здѣсь-же на дворѣ. Хозяинъ и придраться не можетъ, что молодецъ часто бѣгаетъ изъ лавки, потому что надо-же было такъ случиться, что погребокъ помѣщаетcя совершенно рядомъ съ ретираднымъ мѣстомъ. - "Куда, ходилъ?" Ну, молодецъ и скажетъ куда. Хозяинъ только бороду защиплетъ, да нечего дѣлать.

   У горъ, на адмиралтейской площади началась выставка физ³оном³й и нарядовъ. Апраксинцы, а въ особенности новоженивш³еся, также понесли туда выказывать свои наряды. Ежели-бы было можно, такъ жены ихъ въ эти гулевые дни нацѣпили-бы на себя все свое приданое, чтобы похвастаться передъ собратьями. Хоть и щиплетъ морозъ руку, апраксинецъ все-таки старается выказать изъ рукава шинели указательный палецъ съ брильянтовымъ перстнемъ.

   Шесть дней гуляли патриц³и хозяева, а на седьмой вспомнили и о плебеяхъ приказчикахъ. Въ прощеное воскресенье съ утра вышли въ лавки, напились чаю, да и забрались безъ почину, отпустивъ погулять молодцовъ, наказавъ впрочемъ часамъ къ десяти вечера быть дома. И разсыпались молодцы: часть наводнила пассажъ, часть бросилась въ трактиры, поѣхала на чухонскихъ саняхъ на Крестовск³й, а часть даже (о, дерзость!) отправилась на адмиралтейскую площадь къ горамъ и смѣшалась съ хозяевами. Особенныхъ кутежей въ этотъ день не бываетъ, въ карманахъ плебеевъ очень не густо, развѣ кто, говоря туземнымъ языкомъ, успѣлъ сначить {Украсть.} изъ выручки; но все-таки это не мѣшало нѣкоторымъ воротиться домой, хотя и на своихъ ногахъ, но не совсѣмъ твердымъ шагомъ.

   У нѣкоторыхъ хозяевъ, особенно придерживающихся старообрядства, осталось еще обыкновен³е въ прощеное воскресенье, вечеромъ, отходя ко сну, прощаться. Обыкновен³е это не лишено торжественности: молодцы одинъ за другимъ входятъ въ комнату хозяина и съ словами "простите меня грѣшнаго" кланяются въ ноги. "Богъ тебя проститъ, прости и меня также", отвѣчаетъ хозяинъ, и ежели благочест³е одержитъ верхъ надъ гордост³ю, то и самъ поклонится ему въ ноги, а ежели нѣтъ, то только кивнетъ головою. Отъ хозяина молодцы идутъ къ хозяйкѣ, повторяютъ туже церемон³ю, и такъ обходятъ всѣхъ домашнихъ.

   Выжгетъ хозяйка съ кухаркой сковороды отъ скороми, уничтожитъ скоромное кушанье и отойдетъ ко сну. Къ двѣнадцати часамъ всѣ апраксинцы снятъ крѣпкимъ сномъ, развѣ не пришелъ еще домой какой-нибудь запоздалый гуляка-молодецъ и уже навѣрно знаетъ, что завтра получитъ приличную головомойку.

   Проснулись въ понедѣльникъ молодцы и напились чаю уже не съ сахаромъ, а съ медомъ,- съ сахаромъ грѣхъ, въ немъ есть скоромное: онъ очищается на заводахъ бычачьею кровью. Какой рѣзк³й контрастъ: еще вчера они глотали по два десятка жирныхъ блиновъ, а сегодня будутъ ѣсть кашу безъ масла, да кислую капусту съ квасомъ. Съ самыми постными лицами вышли апраксинцы въ лавки. Тоскливо раздался заунывный великопостный звонъ колокола, призывающ³й къ часамъ богомольцевъ; а у Ѳедюкина молодцы все еще стояли безъ почину. Пришелъ хозяинъ, помолился на образъ, вздохнулъ о грѣхахъ и велѣлъ молодцамъ подмѣривать товаръ. "Пора и къ счету приготовляться; благо, время свободное". сказалъ онъ и выругавъ за что-то смиренно стоящаго на порогѣ мальчишку, поднялся во второй этажъ. Взошедши на верхъ, Ѳедюкинъ вздохнулъ еще громче, обозрѣлъ лежащ³е на полкахъ товары, сѣлъ и задумался.

   "Тружусь, тружусь, думалъ онъ, а все не могу нажить порядочнаго капитала,- семейство одолѣваетъ; вотъ двухъ дочерей замужъ выдалъ, пятнадцать тысячь стоило, третья дочь на возрастѣ, той тоже нужно приданое, сынишка подростаетъ и того безъ куска хлѣба оставить нельзя".

   Ѳедюкинъ послалъ мальчика за чаемъ и принялся ходить по верхней лавкѣ. Воображен³е перенесло его далеко, далеко, въ ярославскую губерн³ю, въ любимовск³й уѣздъ, на родину. И вспомнилось ему его дѣтство, тотъ день, когда онъ, лѣтъ сорокъ тому назадъ, былъ привезенъ въ Петербургъ однимъ землякомъ, какъ землякъ тотъ водилъ его по Апраксину, неимѣющему тѣни нынѣшняго Апраксина и предлагалъ хозяевамъ лавокъ въ мальчики. Много обошли они лавокъ, но ваканц³и всѣ были заняты; наконецъ выискался одинъ хозяинъ имѣть раба и взялъ къ себѣ Ѳедюкина. Живо промелькнула передъ нимъ его нерадостная жизнь въ мальчикахъ, неимѣющая и тѣни сравнен³я съ нынѣшней, тотъ день, когда его жестоко обсчиталъ хозяинъ. "Терпи казакъ - атаманъ будешь", сказалъ тогда себѣ Ѳедюкинъ, терпѣлъ и получилъ на отчетъ лавку. Здѣсь уже онъ не плошалъ, отомстилъ хозяину, честнымъ и безчестнымъ путемъ зашибалъ копѣйку, составилъ капиталецъ, отошелъ отъ мѣста и открылъ свою торговлю. Поругалъ, поругалъ его хозяинъ, да и забылъ о немъ: "ужъ такъ на свѣтѣ устроено, чтобы каждый человѣкъ щетился отъ другаго", подумалъ онъ, да еще въ добавокъ черезъ годъ выдалъ за него свою дочь замужъ и далъ три тысячи приданаго, вслѣдств³е чего у Ѳедюкина образовалось приращен³е капитала.

   Мальчикъ принесъ на верхъ чайникъ чаю; пьетъ Ѳедюкинъ чай, лижетъ медъ съ ложечки, а самъ все думаетъ, и думаетъ.

   "Что я имѣю?... какихъ-нибудь десятокъ тысячь, да и тѣ въ оборотѣ. Что ежели-бы теперь заплатить, кредиторамъ копѣекъ по двадцати за рубль, вѣдь эдакъ-бы тысченокъ тридцать у меня осталось. Двадцать пять лѣтъ торгую, ни одной сдѣлки съ кредиторами не сдѣлалъ; а вонъ есть люди, что каждые три года свою торговлю очищаютъ, а мнѣ въ двадцать-то пять лѣтъ разъ и Богъ проститъ. Сколько отъ меня въ эти лѣта кредиторы-то нажили,- три капитала на капиталъ. Что-жъ, не мы первые, не мы послѣдн³е. Ихъ не раззоришь въ конецъ, а мнѣ капиталецъ составится; по-крайности дѣти упрекать не будутъ, и какъ умру, то помолятся за мою душу и будетъ чѣмъ помянуть. Кончено!" сказалъ онъ самъ себѣ, и рѣшился сдѣлать сдѣлку съ кредиторами.

   Да и не одинъ онъ думалъ объ этомъ, а думали мног³е изъ апраксинцевъ и уже начали подготовляться: переписывали векселя, вывозили и продавали товаръ за дешевую цѣну и переводили лавки на имя женъ своихъ.

   Впрочемъ, ежели смотрѣть на это съ одной точки зрѣн³я, то очень естественно, конецъ великаго поста, когда обыкновенно апраксинцы начинаютъ дѣлать сдѣлки, время весеннее, всякая скотина линяетъ, всѣ люди очищаютъ себя отъ грѣховнаго бремени, отчего же апраксинцамъ не очистить себя отъ долговъ. Лавка въ неприкосновенности, торговля идетъ,- есть чѣмъ разсчитаться, стало-быть время для этихъ дѣлъ самое удобное.

   Перевести лавку на имя своей жены, или кого-нибудь изъ родственниковъ, дѣло великой моды. Задумалъ хозяинъ сдѣлать сдѣлку, такъ ужъ безъ этого не обойдется: для большей массы долговъ выдаетъ женѣ побольше векселей, написанныхъ заднимъ числомъ, надѣнетъ стареньк³й сюртучишко, да состроитъ несчастную мину и пойдетъ съ ерестикомъ долговъ по кредиторамъ. Какъ взглянетъ кредиторъ на физ³оном³ю, да одеженку пришедшаго должника, такъ тотчасъ и пойметъ въ чемъ дѣло; только затылокъ почешетъ.

   - Что? спроситъ.

   - Да вотъ, Карлъ Богданычъ, будьте милостливы и жалостливы! что не торговалъ - все въ убытокъ... жена... дѣти... возьмите по двугривенничку за рубликъ! Вотъ я и баланецъ составилъ, отвѣчаетъ должникъ и подаетъ бумагу.

   Смотритъ Карлъ Богданычъ и глазамъ своимъ не вѣритъ: еще до сегодня онъ считалъ его человѣкомъ съ состоян³емъ, а на бумагѣ оказывается, что этотъ человѣкъ и долговъ платить не можетъ, всего и товару - четвертакъ за рубль еле найдется. Долго смотритъ онъ на балансъ и глазамъ своимъ не вѣритъ.

   - Сжальтесь, говоритъ стоящ³й въ почтительной позѣ должникъ.

   - Сжальтесь! передразниваетъ его кредиторъ.- А зачѣмъ-же вы, недѣлю только тому назадъ, у меня товару на тысячу рублей взяли?

   - Думалъ, что извернусь, еще почтительнѣе отвѣчаетъ тотъ и шепчетъ: - не погубите! жена.... дѣти!..

   - Нѣтъ, нѣтъ! я не могу, у меня у самого критическ³я обстоятельства; къ тому-же вы со мной безчестно поступаете, недѣлю только тому назадъ взяли товаръ. Вы ужь подготовлялись тогда. Не могу, не могу, не просите! Это штука съ вашей стороны. Я свои хочу получить сполна, говоритъ онъ и большими шагами начинаетъ ходить по комнатѣ.

   Происходитъ нѣмая сцена. Жалобнымъ взоромъ слѣдитъ должникъ за его каждымъ шагомъ и думаетъ: "какъ-же, держи карманъ, такъ ты и получишь всѣ сполна! посули-ка теперь тебѣ полтину, такъ ты въ два слова соглас³е подпишешь, да я не дамъ. Четвертакъ, ужъ куда не шло. можно. Что сдѣлаешь? лавка-то передана".

   - Я, Карлъ Богданычъ, могу вотъ что сдѣлать: я вамъ, не въ примѣръ другимъ, дамъ по четвертачку, начинаетъ онъ снова.

   - Нѣтъ, нѣтъ! кричитъ кредиторъ:- рубль за рубль, и то ваша братья меня въ конецъ раззоряютъ. Вонъ Бирюковъ приходилъ, по тридцати копѣекъ предлагаетъ. На его я ужъ подалъ, то и съ вами сдѣлаю. Я своего добьюсь. Это грѣхъ такъ поступать.

   - Обстоятельства-съ понудили... Что-жъ, Карлъ Богдановичъ, подумайте! а я, вѣрьте чести, передъ другими вамъ пять копѣекъ уважен³я дѣлаю.

   Карлъ Богданычъ рѣшается подать вексель ко взыскан³ю, и вдругъ узнаетъ, что должникъ его все имѣн³е свое даннымъ-давно уже передалъ женѣ. Посердится, посердится онъ, поругаетъ должника, подивится закону, позволяющему передавать лавки безъ вѣдома кредиторовъ, да дѣлать нечего, сторговавшись и возьметъ копѣекъ по тридцати за рубль. Такъ и случилось. Что дѣлать? объявить несостоятельнымъ, нужно содержать конкурсъ, хлопоты, платить стряпчему, непредвидимые расходы по полиц³и, такъ ужъ лучше мирнымъ образомъ взять по тридцати копѣекъ за рубль, рѣшилъ онъ, и взялъ.

   Впрочемъ въ послѣднее время появилась новая мода дѣлать сдѣлки. Должникъ передаетъ лавки на имя родныхъ, а самъ преспокойно, выражаясь туземнымъ языкомъ: уѣзжаетъ въ свое мѣсто, есть скрывается; приказчики или родственники безъ него и обдѣлываютъ дѣло. Но во всякомъ случаѣ, расплачивается-ли за себя самъ должникъ или платятъ за него родственники, ни одна сдѣлка не обходится безъ посредничества стряпчаго. Всѣмъ апраксинцамъ, дѣлающимъ сдѣлку, извѣстенъ одинъ человѣкъ; фамил³я его Поясницынъ. Человѣкъ этотъ прежде тоже торговалъ, захотѣлъ нажить капиталецъ и выкинулъ колѣнцо; колѣнцо это ему обошлось дорогонько. Поясницынъ чуть-было не сдѣлался злостнымъ банкротомъ, да гибкость ума спасла и кой-какъ избавился. Человѣкъ этотъ до того пристрастился къ этимъ дѣламъ, что сдѣлался стряпчимъ, и надобно правду сказать, въ этомъ, что называется, собаку съѣлъ. Весь XI томъ свода законовъ наизустъ вызубрилъ, всѣ номера статей помнилъ, да и иная статья-то въ его устахъ имѣетъ два значен³я. По совѣтамъ этого-то господина на Апраксиномъ и устроиваются всѣ сдѣлки. Появлен³е его въ чьей-нибудь лавкѣ навѣрное предвѣщало что-нибудь не доброе. Ежели кто изъ апраксинцевъ, задумавъ сдѣлать сдѣлку, скрывается, то кредиторы-конторщики такъ ужъ и знаютъ, что должникъ - ученикъ извѣстнаго Поясницына. "Поясницынской школы", думаютъ они и поскорѣе берутъ за претенз³ю по чемъ, имъ даютъ, потому что всѣмъ уже извѣстно, ежели такой человѣкъ взялся за это дѣло, то ужъ тутъ не жди, лишняго не перепадетъ, а что предложено, то и бери.

   Весь велик³й постъ не только-что плебеи-приказчики, но даже и патриц³и-хозяева сидятъ дома. Развѣ въ воскресенье послѣ обѣда, хозяйск³е сынки пройдутъ часокъ по Невскому; о концертахъ съ живыми картинами и помышлять не смѣй, попробуй-ка попроситься, такъ родители прочтутъ такую рацею о суетѣ м³рской, что и охота пройдетъ. Уйти куда-нибудь безъ спросу, ночью, тоже невозможно, того и гляди что тятенька вздумаетъ къ заутрени идти; ну, какъ къ тому времени не воротишься, бѣда да и только. Казалось-бы, при такихъ услов³яхъ домосѣдной жизни, у молодыхъ людей должна-бы развиваться охота къ чтен³ю, но напротивъ все свое свободное время они употребляютъ на сонъ, да на игру съ молодцами въ горку, и то послѣднее дѣлается секретнымъ образомъ. Ежели кому-нибудь и вздумается почитать, достанетъ гдѣ-нибудь какой ни-на-есть романчикъ, такъ тятенька и начнетъ коситься: "Пустяками, ска;етъ, голову набиваешь, къ дѣлу рачительности имѣть не будешь, брось!" - ну, и приходится бросить. Еще въ иныхъ семействахъ получаются "Полицейск³я вѣдомости", да "Сынъ Отечества", откуда и почерпается вся премудрость. А въ семействахъ, придерживающихся старой вѣры, такъ чтен³е каждой свѣтской книги считается грѣхомъ и отпаден³емъ отъ религ³и. Дѣвицы еще читаютъ кой-что изъ переводныхъ романовъ, попадающихъ къ нимъ богъ-вѣсть какимъ путемъ, переписываютъ въ тетрадки чувствительные стихи, однако дѣлая это все днемъ, когда тятинька ихъ пребываетъ въ лавкахъ.

   Ежели въ семействахъ этихъ и есть книги, такъ это пѣсенники, уличные листки, издаваемые со спекулятивною цѣл³ю и извѣстная всѣмъ "Битва русскихъ съ кабардинцами", къ стыду нашему выдержавшая двѣнадцать издан³й. Не мало также ходитъ между молодежью по рукамъ тетрадокъ, съ никогда не бывшими въ печати стихотворен³ями знаменитаго поэта-циника. Эти стихотворен³я нескромны и площадны до невѣроят³я, но не смотря на это, они читаются съ жадност³ю и даже затверживаются наизусть.

   Что-же, спросите вы, дѣлаютъ жены апраксинцевъ?

   Положительно объ этомъ сказать довольно трудно; разъ въ недѣлю, именно въ субботу, онѣ ходятъ въ баню и тамъ набираютъ новостей на цѣлую недѣлю, а дома въ сообществѣ нѣкоторыхъ кл³ентокъ пересуживаютъ и промываютъ эти новости до ниточки. Кл³ентки ихъ обыкновенно состоятъ изъ странницъ, нигдѣ впрочемъ кромѣ Петербурга не странствующихъ, и изъ какихъ-то темныхъ личностей женскаго пола, перепродающихъ и перекупающихъ что угодно, и вмѣстѣ съ тѣмъ занимающихся еще нѣкоторыми вольными художествами, какъ-то: сватовствомъ и повивальнымъ искусствомъ.

   - "Что острѣе меча?" опросили въ древности одного мудреца.

   - Языкъ злаго человѣка, отвѣтилъ онъ.

   И не ошибся. Но ежели-бы онъ жилъ въ настоящее время, и именно въ Петербургѣ, то навѣрное-бы сказалъ:

   - "Языкъ апраксинскихъ женъ и ихъ кл³ентокъ."

   И въ самомъ дѣлѣ, стоитъ только имъ заговорить о чемъ-нибудь, такъ пойдутъ так³я сплетни, такъ промоютъ бока субъекта, о которомъ идетъ рѣчь, что тому не одинъ разъ икнется. Всѣ говорятъ, что чиновницы - страшныя сплетницы, но я скажу, что пальма первенства въ этомъ дѣлѣ принадлежитъ апраксинской женской половинѣ рода человѣческаго. Искусство это доведено у нихъ до высшей точки совершенства.

   Сверхъ всего сказаннаго, каждая мать семейства ставитъ себѣ за непремѣнное правило отыскивать дочери жениха, а сыну невѣсту; ежели-же у ней нѣтъ своихъ дѣтей, то она, отнюдь не стѣсняясь этимъ, отыскиваетъ для другихъ. Есть даже так³я женщины, у которыхъ при видѣ холостаго человѣка или дѣвушки на возрастѣ, какъ-то и сердце не на мѣстѣ, ихъ такъ и тянетъ связать ихъ узами гименея. Чего только не дѣлаетъ чадолюбивая мать для своихъ дѣвицъ: и засылаетъ своихъ кл³ентокъ о разузнан³и приданаго невѣсты, о нравственности и состоян³и жениховъ, и даже именно для этаго дѣла ходитъ, какъ можно чаще, въ баню. Баня,- это нѣкотораго рода клубъ для апраксинскихъ женъ. Узнаютъ онѣ тамъ о какой-нибудь безбрачной половинѣ и начинаютъ переговоры чрезъ своихъ кл³ентокъ.

   Впрочемъ всѣ эти кл³ентки, состоящ³я, какъ я уже сказалъ, изъ странницъ и темныхъ личностей, принимаются безъ вѣдома мужей. Застанетъ ихъ у себя въ домѣ глава семейства, такъ и по шеямъ спровадитъ.

   - Что въ нихъ толку-то? говорятъ они - только опиваютъ, да объѣдаютъ. Вѣдь онѣ трутся тутъ для того, чтобы что-нибудь выманить: ужъ сдается мнѣ, что эта, мать Анфиса, у насъ ложку стянула.

   - И что ты? мать Анфиса,- женщина такой святой жизни! Она мнѣ даже и ладонку изъ Новагорода отъ угодниковъ дала, отвѣчаетъ жена.

   - Что ладонка... чего она стоитъ? Ложка-то въ сто разъ дороже.

   - Полно, не грѣши!

   - А я вотъ, что сдѣлаю: какъ она придетъ въ другой разъ, такъ я ее за хвостъ, да палкой, замѣчаетъ супругъ.

   Его дражайшая половина соглашается съ нимъ, но все-таки принимать къ себѣ въ домъ Анфису будетъ. Она безъ нея со скуки умретъ; мать Анфиса для нея нѣчто въ родѣ живаго фельетона, откуда-же послѣ этого она будетъ получать новости, и кто принесетъ ей матер³алъ для сплетенъ, а онѣ для нея нужны, какъ для рыбы вода.

   Первая недѣля великаго поста, на Апраксиномъ торговля не бойкая, обновы къ празднику покупать еще рано, развѣ говѣльщицы купятъ бѣлой кисеи на платье къ причастью; ежели-же придетъ какая-нибудь порядочная покупательница, такъ ужъ навѣрное попадья. Въ великой постъ онѣ народъ денежный, съ первыхъ-же недѣль начинаютъ оперяться и закупать себѣ обновы. Апраксинцы замѣчаютъ, что у попадьи рука легкая, купитъ съ почину, такъ весь день будетъ хорошая торговля; но ежели придетъ купить ея сожитель, то такъ и заколодитъ, хоть лавку запирай. И такъ, я сказалъ, что первыя недѣли великаго поста время не бойкое: молодцы подмѣриваютъ товаръ, приготовляются къ счету, хозяева сидятъ въ трактирахъ, да распиваютъ чаи съ медомъ или изюмомъ; впрочемъ, нѣкоторые, не боясь грѣха, пьютъ и съ сахаромъ, а хозяйск³е сынки стоятъ на порогахъ лавокъ, да отъ нечего дѣлать подтруниваютъ надъ сосѣдями-молодцами, да надъ проходящими.

   - Вишь носъ-то какой у барина! тятенька вѣрно оглоблю дѣлалъ, окоротилъ, да ему на носъ своротилъ.

   - Что-жъ, у Ванюшки, Брындахлыстовскаго молодца, длиннѣе....

   - У того не носъ, а луковица.

   - Который-то теперь часъ? поди-ка часа четыре есть! говоритъ хозяйск³й сынокъ изъ современныхъ, то-есть завивающ³й по воскресеньямъ волосы и носящ³й клѣтчатыя брюки. Онъ вынимаетъ часы и смотритъ.

   - Отцы мои! еще только три четверти третьяго. Три часа съ четвертью до запору осталось.

   - Хоть-бы ты и на часы не смотрѣлъ, та