Лейкин Николай Александрович - Апраксинцы

къ я бы тебѣ напередъ сказалъ, что нѣтъ трехъ. Савва Саввичъ еще не проходилъ, а онъ постоянно проходитъ въ три часа, отвѣчаетъ ему фертикъ изъ сосѣдней лавки.

   Но читателю, можетъ-быть покажется непонятнымъ, какое отношен³е имѣетъ Савва Саввичъ къ тремъ часамъ? Обстоятельство это мы сейчасъ постараемся объяснить.

   На Апраксиномъ не нужно-бы и часовъ съ собою носить, время у нихъ можно узнавать по появлен³ю въ рядахъ различныхъ личностей; личности эти проходятъ всегда въ извѣстное время. Прошелъ, напримѣръ, саячникъ Степанъ и прокричалъ: "угощу съ горячимъ", ну и знаютъ всѣ, что двѣнадцать часовъ; прошелъ первый разъ сбитеньщикъ, значитъ - часъ, прошелъ Савва Саввичъ,- три часа; кончится въ министерствахъ народнаго просвѣщен³я и внутреннихъ дѣлъ присутств³е и потянутся домой черезъ ряды съ засаленными портфелями служители Ѳемиды,- четыре часа, и такъ далѣе.

   Вотъ и теперь, только-что часовая стрѣлка переступила за три часа, и въ ряду показался Савва Саввичъ, преслѣдуемый юношами изъ "современныхъ". Юноши эти къ его вретищу, именуемому пальтомъ, старались прицѣпить бумагу съ намалеванной на ней рожей; но Савва Саввичъ на это отнюдь не обижается, а то и дѣло выкидываетъ различныя колѣна, отъ которыхъ молодцы и хозяйск³е сынки такъ и покатываются со смѣху. Савва Саввичъ - это Любимъ Торцовъ Апраксина двора. Было время, что и онъ когда-то считался современнымъ юношей, такъ-же завивался по воскресеньямъ и носилъ пестрыя брюки; было время, что и онъ торговалъ и издѣвался надъ такими-же, какъ теперь и онъ самъ, нищими, но этому уже исполнилось пятнадцать лѣтъ, много воды утекло въ это время и измѣнился Савва Саввичъ, сгубила его проклятая чарочка, довела до того, что онъ изъ-за какой-нибудь копѣйки долженъ разыгрывать роль шута. Вотъ и теперь остановился онъ передъ лавкою Берендѣева, приложилъ по-военному руку къ козырьку своей истасканной фуражки и началъ скороговоркой: "подайте бѣдному старичку на рюмочку коньячку, Савкѣ, проторговавшему свои лавки, а теперь отставной козы барабанщику!" При этомъ онъ сдѣлалъ такой жестъ, такъ шаркнулъ ногой, что вся публика такъ и захохотала во все горло.

   - Гдѣ ты живешь, Савва Саввичъ? спрашиваетъ его молодецъ, подавая ему двѣ копѣйки.

   - "Между небомъ и землей, въ непокрытой улицѣ, въ собственномъ домѣ", отвѣчаетъ онъ и продолжаетъ путь, нося на спинѣ своей пришпиленныя бумажки, съ написанными на нихъ совершенно не цензурными словами.

   Но я еще не описалъ вамъ его портрета; но это совершенно лишнее, ежели вы видѣли на александринскомъ театрѣ Васильева втораго въ роли Любима Торцова. Тоже обрюзглое лицо съ давно небритымъ подбородкомъ, и та же судорожная походка. Одежда его - рваное пальто и брюки съ фестонами, которые потрудился сдѣлать не портной, а время. Добавьте къ этому, что врядъ-ли найдется одинъ день въ мѣсяцъ, когда Савва Саввичъ находится въ трезвомъ состоян³и и не носитъ съ собой сивушнаго запаха.

   Прошелъ Савва Саввичъ, и умолкъ смѣхъ зрителей, лишь одинъ фертикъ стоитъ на порогѣ и ухмыляется; въ головѣ его родилась ген³альная мысль подтрунить надъ молодцомъ сосѣдней лавки, для чего онъ взялъ полицейск³я вѣдомости и началъ читать: "Со вновь прибывшимъ пароходомъ привезены и продаются на биржевомъ сквейрѣ различнаго рода попугаи, зеленаго, сѣраго и другихъ цвѣтовъ, причемъ особенно рекомендуются рыж³е". Въ газетѣ ничего этого не было напечатано, фертикъ читалъ наизустъ. Окончивъ чтен³е, онъ взглянулъ на сосѣдняго молодца, который былъ рыж³й.

   - Иванъ! обратился онъ къ нему:- ты, говорятъ, мастеръ покупать рыжихъ попугаевъ; купи, братъ, мнѣ одного, только рыжаго.

   Молодецъ начинаетъ ругаться.

   - Чего-же ты ругаешься? всѣ знаютъ, что ты мастеръ покупать попугаевъ. Что-же, купишь?

   Молодецъ усиливаетъ брань и ругается самымъ не цензурнымъ образомъ, а сосѣди такъ и заливаются хохотомъ.

   Дѣло видите-ли въ чемъ. Есть легенда, что когда-то молодецъ этотъ былъ посланъ хозяиномъ на сквейръ для покупки попугая, а ему вмѣсто этой заморской птицы всучили галку. Съ тѣхъ поръ молодца этаго, чуть-ли не каждый день, дразнятъ, что онъ мастеръ покупать попугаевъ, а онъ слушаетъ и ругается.

   Да и не однихъ молодцовъ дразнятъ, а дразнятъ и хозяевъ. Напримѣръ при Галканцовѣ достаточно сказать слѣдующую фразу, чтобъ взбѣсить его: "а что это дегтемъ пахнетъ?" Фраза эта приводитъ его въ бѣшенство, онъ начинаетъ ругаться и радъ лѣзть въ драку; а между прочимъ, человѣкъ этотъ уже въ преклонныхъ лѣтахъ. съ довольно объемистымъ брюшкомъ и считается хорошимъ торговцемъ.

   Потрунили, потрунили другъ надъ другомъ апраксинцы, да не замѣтили какъ и время прошло. Начало смеркаться, воротились изъ трактировъ хозяева, выругали молодцовъ за нерадѣн³е къ дѣлу и начали запирать лавки. Прошло еще полчаса и опустѣлъ Апраксинъ, не слышно ни шуму, ни криковъ; тихо, лишь по временамъ постучитъ палкой сторожъ, да залаетъ, неизвѣстно на кого, бѣгающая по блоку рядская собака.

  

  

   До сихъ поръ, любезный читатель, я съ вами вращался только въ одной половинѣ Апраксина, и мы ни разу не заглянули на самую-то суть, на такъ называемые развалъ и толкучку, а между-прочимъ мѣсто это носитъ свой особый отпечатокъ и торгующ³е тамъ имѣютъ свой отдѣльный бытъ, мало похож³й на тотъ, который вы уже видѣли. И такъ войдемте въ толкучку. Войдя въ нее, вы тотчасъ-же замѣтите въ ней присутств³е женскаго элемента и даже мало того, увидите, что элементъ этотъ преобладаетъ надъ мужскимъ. Вы слышите, что нѣсколько визгливыхъ женскихъ голосовъ предлагаютъ вамъ купить у нихъ рубашки, чулки, носки и даже ту часть мужскаго нижняго бѣлья, при наименован³и котораго любая пуританка сочла-бы за нужное упасть въ обморокъ. Но торговки, не стѣсняясь ничѣмъ, такъ и распѣваютъ это назван³е на всѣ возможные лады. Торговки эти, извѣстныя подъ именемъ рубашечницъ, большею част³ю жены солдатъ, департаментскихъ сторожей, хожалыхъ, курьеровъ и прочихъ служивыхъ людей. Онѣ имѣютъ лари, занимаются шитьемъ бѣлья и продаютъ его. Здѣсь вы иногда видите всю женскую половину семейства - мать и дочерей; однѣ шьютъ въ лавченкѣ, друг³я стоятъ на порогѣ, перебраниваются съ сосѣдками и зазываютъ покупателей. Какъ въ вышеописанной половинѣ Апраксина, вы въ какое угодно время, увидите молодцовъ пьющихъ чай, такъ точно и здѣсь встрѣтите торговокъ, наливающихъ свои желудки, только не чаемъ, а коф³емъ. Кофейники здѣсь преобладаютъ надъ чайниками. Здѣсь даже не существуетъ и кастъ; нѣтъ ни патриц³евъ, ни плебеевъ, здѣсь все - граждане, крѣпко стоящ³е за свободу и равенство; здѣсь нѣтъ наемниковъ, а все хозяева; хоть всего и товару на ларѣ ста на два рублей, а все-таки хозяинъ и управляется безъ молодца, развѣ подъ рукою имѣетъ какого-нибудь мальчика-родственника. Замѣчательно, что торговки никогда не бываютъ праздными, все что-нибудь да дѣлаютъ: или шьютъ бѣлье, или вяжутъ чулокъ, и имѣютъ способность среди этого дѣла перебраниваться другъ съ другомъ, сплетничать и предлагать покупателямъ товары.

   Вотъ стоитъ шкапчикъ съ башмаками. Около него сидитъ на низенькой скамеечкѣ владѣтельница его, извѣстная сплетница, Наумовна, жена департаментскаго сторожа, обладающая желудкомъ, имѣющимъ способность вмѣщать въ себя баснословное количество коф³ю. Бой-баба, зубастая, хоть отъ кого, такъ отгрызется. Она вяжетъ чулокъ и перебранивается съ сосѣдкой-рубашечницей за то, что та отломила ручку у ея кофейника.

   - Вишь носъ-то поднимаешь, будто барыня, кричитъ она: - чѣмъ важничаешь-то? что дочь-то за городовова выдала! видали мы виды-то!... Давно-ли разбогатѣла-то? Помнишь еще, какъ у сосѣдокъ по рублю въ долгъ на товаръ выпрашивала; знаемъ мы съ чего въ ходъ-то пошла,- воздахтора {Любовникъ.} Пашкина обошла, тотъ съ дуру-то и далъ сотенную.

   - Ахъ ты, халда эдакая, вѣдьма к³евская! ты что орешь? управы что-ли на тебя нѣту? Мало тебя мужъ-то за косу таскаетъ, шлюху эдакую! завопила рубашечница, кинула въ сторону работу и подбоченясь встала на порогѣ въ величественную позу. - Да я Ивану Антипычу скажу, такъ онъ тебя въ баран³й рогъ согнетъ! придешь поклониться въ ножки, да ужъ поздно будетъ.

   - Велика птица, твой Иванъ Антипычъ! - гордовой и больше ничего. Да мнѣ хоть за фартальнымъ посылай!...

   Сцена эта имѣла бы трагическую развязку, мегеры эти вцѣпились бы другъ-другу въ волоса, ежели-бы передъ скапчикомъ Наумовны не остановилась покупательница и тѣмъ не прервала ссоры.

   - Не покупайте у ней, сударыня, башмаковъ! и два дня не проносите,- подошвы-то приклеены!.. все еще не унималась рубашечница и долго-бы не отстала, ежели-бы ей самой судьба не послала мужичка-покупателя, спросившаго рубашку.

   Около ларя, обвѣшаннаго со всѣхъ сторонъ валенками, рукавицами, гарусными шарфами, кушаками и прочими необходимыми вещами для простаго народа, стоитъ хозяинъ, русый ярославецъ, навѣрно романовскаго уѣзда. въ валенкахъ, крытомъ сукномъ тулупѣ и бараньей шапкѣ; отъ нечего дѣлать онъ наигрываетъ на гармоникѣ, составляющей также артикулъ его торговли.

   - Что покупаете, кавалеръ? кричитъ онъ проходящему мимо солдату.

   Солдатъ останавливается и смотритъ на товаръ.

   - Перстенекъ, сережки для самой, бармоне? предлагаетъ ему ярославецъ уже успѣвш³й положить въ сторону свой музыкальный инструментъ.

   - Сусемъ не то, зеркало треба.

   - Зеркало, изволь есть, что ни-на-есть важнецъ,- вотъ такъ удружу. Держи! говоритъ онъ, обтирая рукавомъ зеркало.

   - Это великонько, по меньше, чтобъ за обшлагъ входило.

   - Изволь и эвтак³я есть. Бери!

   Солдатъ принимаетъ зеркало, глядитъ въ него и начинаетъ строить рожи.

   - И не разсматривай, кавалеръ: хоть на изнанку рожу вывороти, все вѣрно покажетъ. Зажмурясь бери. Ужъ на томъ стоимъ!

   - Цѣна?

   - Съ кого три гривенника,- съ тебя четвертакъ!

   - У мѣстѣ съ тобой? хладнокровно спрашиваетъ его солдатъ.

   - Что-жъ, кавалеръ, шутишь что-ли? давай цѣну!

   - Восемь копѣекъ.

   - Полно безобразничать-то, давай цѣну! Ну вотъ что, ты ужъ мнѣ понравился, кавалеръ важный, Егорья, значитъ пришпиленъ, давай пять-алтынный.

   - Гривенникъ дамъ.

   - Нѣтъ, служба, себѣ дороже....

   Солдатъ трогается съ мѣста..

   - Прибавь хоть двѣ-то копѣйки!

   - Ни гроша.

   - Эй, кавалеръ, воротись! даешь одиннадцать?

   - Нѣтъ.

   - Ну, что съ тобой дѣлать, давай деньги.

   Учинивъ продажу, торговецъ снова беретъ гармонику и начинаетъ наигрывать.

   - Степанъ Ефимычъ, полно тебѣ бѣса-то тѣшить, брось! знаешь нонѣ дни-то как³е, постъ вѣдь, кричитъ ему та самая рубашечница, которая ругалась съ башмачницей Наумовной.

   И Степанъ Ефимычъ, слушаясь совѣта рубашечницы, оставляетъ на время свои музыкальныя упражнен³я. Вообще женщины играютъ здѣсь главную роль, да и не на одномъ мѣстѣ торжища, а даже и въ домашнемъ быту, потому что мужья ихъ, получая ничтожное жалованье, находятся въ совершенной ихъ зависимости.

   - Что вашъ-то? спрашиваетъ одна сосѣдка другую про мужа.

   - Да ничего, теперь пересталъ безобразничать, остепенился, а то, просто бѣда какъ пилъ: изъ дому таскать сталъ. Передъ самой масляной утащилъ съ фатеры кота, да и продалъ въ лабазъ, гдѣ мы муку забираемъ. И, матушка, вѣдь, думаешь, онъ мнѣ дешево стоитъ? На прошлой недѣлѣ сюртукъ ему справила, четырнадцать рублевъ всталъ. Только изъ-за казенной фатеры и маюсь съ нимъ, самъ-то только на сапоги себѣ и достанетъ, а то все пропиваетъ.

   - Грѣхи, мать моя, грѣхи да и только!... и мой тоже пошаливаетъ. "Дай, говоритъ, мнѣ, Степановна, десять рублевъ, я, говоритъ, у насъ въ казармахъ, водкой торговать буду: барышистое, говоритъ, дѣло." Я ему съ дуру-то и повѣрила, да и дала, ну онъ, какъ путный, и водки купилъ, да самъ первый и нализался; пришли товарищи начали поздравлять съ начат³емъ дѣла, да всю водку-то и выпили. Ужъ ругала, ругала я его; гдѣ, говорю, тебѣ пьяной рожѣ водкой торговать, сиди, говорю, по-прежнему въ швальнѣ своей.

   Въ то самое время, когда кумушки разсказываютъ о непотребности и пьянствѣ своихъ сожителей, недалеко отъ нихъ происходитъ слѣдующая сцена: Какой-то чухонецъ въ шапкѣ съ ушами на манеръ женскаго капора, купилъ себѣ платокъ и подаетъ торговцу новенькую трехрублевую бумажку. Тотъ долго смотритъ ее на свѣтъ, и говоритъ:

   - А знаешь что, вейка, вѣдь бумажка-то фальшивая; что ежели-бы я не доглядѣлъ, вѣдь ты бы меня надулъ....

   - Какъ, что ты врешь? кричитъ испугавш³йся чухонецъ.

   - Нѣтъ, братъ, не вру, а правду говорю. Да ты лапы-то не протягивай, я ее тебѣ не дамъ; ты, можетъ, самъ ее сдѣлалъ.

   Чухонецъ труситъ не на шутку.

   - Вотъ, братъ, твоя бумажка, смотри! и торговецъ раздираетъ ее пополамъ..

   Чухонецъ вскрикиваетъ, вырываетъ у него изорванную бумажку и начинаетъ браниться, изрыгая весь лексиконъ финской ругани. Онъ по простотѣ своей думаетъ, что разорванная бумажка никуда не годится. Торговецъ начинаетъ хохотать, къ нему подходятъ друг³е и начинаютъ вторить.

   - Да ужъ теперь-то бери ее, она теперь ничего не стоитъ.,

   Чухонецъ чуть не плачетъ, а все еще ругаетея, а ларьники такъ и покатываются со смѣху. Бумажка была настоящая и торговецъ хотѣлъ только посмѣяться надъ покупателемъ. Наконецъ онъ сжалился надъ нимъ.

   - Ну, лайба, ужъ жалко мнѣ тебя, бери платокъ, давай бумажку, такъ и бытъ уже сдадимъ тебѣ съ нее сдачи, только гривенникъ промѣну.

   Теперь, читатели, не угодно-ли вамъ послѣдовать за мной въ самое сердце Апраксина, на такъ называемый развалъ. Боже мой! чего только здѣсь нѣтъ? Что здѣсь не продается и что не покупается! Это-то и есть то самое мѣсто, куда, по увѣрен³ю остряковъ апраксинцевъ, что хотите принесите, все купятъ,- отца съ матерью и того купятъ. Вы увидите здѣсь так³я вещи, выложенныя для продажи, что невольно зададите себѣ вопросы: кому они нужны? кто ихъ купитъ? Посмотрите, на землѣ раскинута рогожа и на ней лежатъ самые разнообразные предметы для продажи, какъ-то: половина какой-то французской книжки, нѣсколько солдатскихъ пуговицъ, подметка, дырявая голенища, сапожные гвозди, ручка и крышка отъ чайника, черенокъ отъ вилки, бокалъ съ отбитой ножкой, брючная штрипка и проч. и проч. И въ самомъ дѣлѣ, на вашъ взглядъ вещи эти никуда не? годны и даже не имѣютъ стоимости, а между прочимъ и они найдутъ себѣ покупателя. Напримѣръ: деньщикъ изломаетъ во время чищенья офицерскаго сапога шпору, убоится гнѣва его благород³я, да и побѣжитъ на развалъ прибирать шпору, и приберетъ. Попробуйте, поднимите съ рогожи крышку отъ чайника или черенокъ отъ вилки и спросите о цѣнѣ этихъ предметовъ.

   - Да что, говоритъ продавецъ, почесывая затылокъ:- дайте десять копѣекъ.

   - Что ты, помилуй, да вѣдь она почти совершенно ничего не стоитъ. Ну, кому она нужна?

   И на все на это онъ вамъ отвѣтитъ также, какъ отвѣтилъ Собакевичъ Чичикову во время продажи мертвыхъ душъ.

   - Да стало-быть она вамъ нужна, коли вы ее покупаете. Что-жъ даете семь копѣекъ! продолжаетъ онъ, вертя въ рукахъ крышку, и ужъ станетъ на своемъ словѣ; потому что онъ знаетъ, ежели она вамъ нужна и пришлась въ пору къ чайнику, то вы дадите за нее семь копѣекъ.

   Торгующ³е на развалѣ "смѣсь племенъ, нарѣч³й, состоян³й" и русск³е урожденцы Ярославской губерн³и, татары, евреи, еврейки, имѣющ³е за душой всего капиталу гривенникъ и обладающ³е состоян³емъ въ нѣсколько тысячъ.

   Вотъ, напримѣръ, небольшая лавченка, сколоченная изъ дюймовыхъ досокъ. У ней сидитъ старичокъ съ мѣдными очками на носу и читаетъ божественную книжку. Когда угодно пройдите мимо, вы всегда застанете его читающимъ. Весь товаръ въ этой лавченкѣ состоитъ изъ нѣсколькихъ старинныхъ мѣдныхъ монетъ, старыхъ подсвѣчниковъ, какой-то вазы, двухъ десятковъ книгъ и портрета Екатерины второй. Кажется, какъ можно кормиться отъ такой торговли, а между прочимъ торговля, которою занимается старичокъ, выгоднѣе винныхъ откуповъ и тому подобной промышленности. Дѣло видите-ли въ чемъ: старичокъ этотъ, читающ³й божественную книгу,- закладчикъ, ростовщикъ, и лавчонка съ вазой и портретомъ Екатерины второй, есть ничто-иное, какъ прикрыт³е его ремесла. Старичекъ этотъ отъ извѣстныхъ темныхъ личностей покупаетъ и принимаетъ въ залогъ разныя вещи, доставш³яся имъ случайно. Подобнаго рода торговыя заведен³я не нравятся и самимъ апраксинскимъ хозяевамъ: нерѣдко бываетъ, что какой-нибудь молодецъ, любящ³й кутнуть и съигравш³й съ хозяиномъ въ темную {Съиграть съ хозяиномъ въ темную, на языкѣ апраксинцевъ, значитъ украсть.}, сбываетъ этому старичку хозяйск³й товаръ, разумѣется за четверть цѣны. Загляните-ка въ квартиру этого старичка, чего-чего вы тамъ не увидите: и составныя части дорогаго салопа, т. е. мѣхъ отдѣльно, воротникъ отдѣльно, и покрышка также, карманные часы, только почему-то большею частью безъ колечекъ, серебряныя ложки, куски шелковаго товара, перстни и проч³я цѣнныя вещи. Старичекъ этотъ читаетъ, читаетъ божественную книжку, по временамъ подыметъ голову, да и спроситъ проходящаго: "серебряныхъ, золотыхъ вещей не продаете-ли?" Бываетъ, что и найдетъ продавца. Въ эту-то часть Апраксина и несутъ на продажу всевозможныя вещи, начиная отъ черно-бураго лисьяго салопа и кончая рваными штанами, на которыхъ однѣхъ дыръ столько, что и не перечтешь. Вещи, подобныя черно-бурому салопу, сбываются закладчикамъ, а рѣшетчатые штаны жидовкамъ.

   Жидовки - это ходяч³я лавки. Весь товаръ онѣ носятъ на себѣ; на ея бритой головѣ, покрытой парикомъ. вы увидите цѣлый этажъ шляпокъ, надѣтыхъ одна на другую, всѣхъ модъ и всѣхъ достоинствъ, а на рукахъ у ней различнаго рода хламиды и вретища, именуемыя бурнусами, салопами и прочими назван³ями.

   Ежели-бы можно было придти на развалъ голодному человѣку въ костюмѣ прародителей, но только съ рублемъ въ рукѣ, повѣрьте, онъ вышелъ-бы оттуда сытымъ, обутымъ и одѣтымъ. Какъ обутымъ и одѣтымтй объ этомъ не спрашивайте, но все-таки за как³я-нибудь восемьдесятъ копѣекъ онъ получитъ общеевропейск³й костюмъ, а на остальныя деньги напьется и наѣстся.

   Должно быть покупка и потомъ перепродажа всего приносимаго на развалъ очень выгодна, потому что занимающихся этимъ ремесломъ расплодилось очень много. Имъ стало тѣсно на развалѣ; нѣкоторые ушли оттуда и избрали своей резиденц³ей тотъ переулокъ, который ведетъ отъ Чернышева моста на Апраксинъ. Съ ними переселились туда и пирожники, оглашающ³е воздухъ крикомъ: "съ сижкомъ, съ яичкомъ!" и сбитенщики, а лѣтомъ квасники съ кувшинами, наполненными бурой жидкостью съ мухами вмѣсто изюму, и даже бабы, отживш³я свой вѣкъ мегеры, прежде торговавш³я собой, а теперь гнилыми коричневаго цвѣта яблоками и апельсинами.

   Вотъ и теперь, у входа въ вышепоименованный переулокъ, прислоняясь къ дому министерства внутреннихъ дѣлъ, стоятъ чуйки и сибирки въ усахъ, бородахъ, шляпахъ и фуражкахъ. Въ рукахъ они держатъ всевозможныхъ видовъ одежды: рваные полушубки, лакейск³е казакины, красные капельдинерск³е жилеты, въ которыхъ такъ любятъ щеголять ломовые извощики-крючники и водовозы, сапоги безъ подошвъ, полуфраки, ситцевыя рубашки, фуляровые платки, военные и статск³я фуражки и т. п.

   Въ переулокъ входитъ, судя по одеждѣ, должно быть деньщикъ. Въ рукахъ у него: син³я рейтузы, фуляровый платокъ и мѣдный кофейникъ.

   - Не продаете-ли чего?

   - Эй, землячокъ, что продаешь'?

   - Кажи, кавалеръ!

   - Нейди въ нутро, дешевле давать будутъ! кричатъ чуйки и сибирки. Наконецъ одна изъ бойкихъ чуекъ подбѣгаетъ къ деньщику, вырываетъ у него изъ рукъ рейтузы и разстилаетъ по дорогѣ, придерживая за концы.

   - Цѣна?

   - А что дашь?

   - Да, нѣтъ, ты самъ скажи цѣну - ты продавецъ. Ну!...

   - Да видишь, милый человѣкъ, мнѣ-бы желательно все вмѣстѣ продать, отвѣчаетъ, подумавъ, деньщикъ и чешетъ затылокъ.

   - А, чохомъ? Кажи!

   - Вотъ кофейникъ еще, до платокъ.... новый совсѣмъ.

   - "Тетка Агафья носила, до дыръ проносила." Новый! иронически замѣчаетъ чуйка. - Ну, а цѣна?

   Остальныя чуйки и сибирки окружаютъ ихъ.

   - Да что съ тебя взять, говоритъ деньщикъ, созерцая рейтузы. - Давай четыре съ полтиной!

   - Денегъ домой не донесешь! замѣчаетъ чуйка и кидаетъ ему рейтузы прямо въ лицо, между прочимъ не выпуская изъ рукъ, а придерживая ихъ за конецъ.

   - Ну, а что твоя цѣна? спрашиваетъ деньщикъ, озадаченный такимъ отвѣтомъ.

   - Кажи! кричитъ сибирка, вырываетъ у него платокъ, стелетъ на землю, встряхиваетъ, смотритъ на свѣтъ и перевертываетъ во всѣ стороны.

   - Рѣшето! замѣчаетъ онъ хладнокровно. - Цѣна?

   - Да все вмѣстѣ....

   - Два цѣлкача берешь? кричитъ чуйка, все еще не выпуская изъ рукъ рейтузъ.

   - Четыре рубля!

   - Нѣтъ, братъ, жирно будетъ,- объѣшься!

   - Два съ полтиной дамъ; кажи! перебиваетъ сибирка.

   - Я, пожалуй, хоть и на обмѣнъ,- мнѣ полушубокъ надать.

   - Полушубокъ? идетъ! Подь сюда, у меня есть! Сваримъ кашу.... кричитъ чуйка и тащитъ денщика въ сторону.

   - Стой, разорвешь! отбивается отъ него деньщикъ.

   - Иди, иди! Смотри, вишь, полушубокъ-то каковъ, что твой тулупъ. Гляди! вещь-то новая была.

   При этомъ онъ разстилаетъ полушубокъ по землѣ и поминутно вертитъ въ рукахъ, чтобы скрыть дыры.

   - Смотри, мѣхъ-то! вишь? вотъ вещь, такъ вещь, доволенъ останешься, сто лѣтъ "спасибо" будешь говорить. Ей-ей, новый былъ. Нужно съ тебя цѣлковый придачи взять, а я съ тобой вотъ какъ сдѣлаюсь: идетъ башъ на башъ!

   - Эва! ты что морочишь, давай мнѣ цѣлковый придачи!

   - Нѣтъ, землякъ, домой не донесешь! Бери свое добро! кидаетъ ему снова рейтузы въ лицо.- Послѣ жаяться будешь, въ нутро пойдешь и того не дадутъ. Ну!

   - Нѣтъ, не рука!

   - Ну, слышишь, на косушку дамъ придачи!

   - Цѣлковый, ни копѣйки меньше....

   - Эй, воротись, на полштофа дамъ!

   - Нѣтъ!

   - Ну, пят³алтынный на закуску прибавлю!

   Деньщикъ не оглядывается.

   - Эй, кавалеръ, воротись, обирай!

   Деньщикъ воротился. Чуйка прибѣгаетъ къ послѣднему маневру.

   - Вотъ тебѣ полушубокъ и вотъ тебѣ на полуштофъ!

   - Цѣлковый и ни копѣйки меньше.

   - Дорогонько.... Несходно....

   Деньщикъ снова трогается съ мѣста. Уловка не удалась.

   - Ну, ужъ что съ тобой дѣлать, обирай. При разсчетѣ у чуйки какими-то судьбами не оказывается пят³алтыннаго; она выворачиваетъ всѣ карманы, даже хочетъ снимать сапоги. Деньщикъ сначала не уступаетъ пятнадцати копѣекъ, но наконецъ, убѣжденный краснорѣч³емъ чуйки, соглашается.

   Въ началѣ моихъ очерковъ и сценъ, я сказалъ, что всѣ торгующ³е на Апраксиномъ раздѣляются на патриц³евъ, плебеевъ и пролетар³евъ; эта-то послѣдняя каста и процвѣтаетъ или на развалѣ, или въ описываемомъ мною переулкѣ. Вотъ вамъ одинъ экземпляръ:

   По переулку идетъ женщина въ платкѣ на головѣ и въ коцавейкѣ,- должно быть кухарка, Изъ толпы выдѣляется оборванная личность звѣрскаго вида, въ усахъ и съ небритымъ подбородкомъ,- навѣрное отставной солдатъ. Въ рукахъ у него пара козловыхъ башмаковъ.

   - Однѣ въ Питерѣ! реветъ онъ:- для самой шилъ, на заказъ.

   Восклицан³я эти сопровождаются ударами башмаковъ подошва о подошву передъ самымъ носомъ женщины въ коцавейкѣ. Получивъ этотъ неожиданный салютъ, она вздрагиваетъ и отскакиваетъ въ сторону.

   - Экъ, пострѣлъ, откуда выскочилъ, что орешь-то! Испужалъ совсѣмъ. Тьфу, ты чортъ эдакой!

   - Эка раскудахталась,- словно барыня? Купи, землячка, дешево отдамъ!

   Женщина для того именно и шла, чтобъ купить башмаки: испугъ ея прошелъ; подумала она, подумала, да и остановилась передъ учтивымъ кавалеромъ.

   - А почемъ?

   И начался торгъ.

   А вотъ и еще экземпляръ:

   По переулку идетъ какой-то господинъ въ мѣховомъ пальто, очкахъ и шляпѣ. Онъ натыкается на малаго лѣтъ двадцати въ фуражкѣ и женской коцавейкѣ. На видъ, физ³оном³я малаго самая жалобная, болѣзненная, зубы его подвязаны какой-то тряпицей, но почти каждый замѣтитъ, что повязка эта надѣта съ цѣл³ю закрыть подбитый глазъ. Отъ него такъ и несетъ водкой.

   - Послушайте, господинъ, пожалуйте!... говоритъ онъ какъ-то таинственно.

   - Что тебѣ надо?

   - Тише-съ, тише-съ....

   - Что ты останавливаешь, любезный? Чего ты хочешь?

   - Не хотите-ли купить? по случаю достались....

   - Что купить-то?

   - Тише-съ, услышать могутъ, глубокомысленно замѣчаетъ коцавейка. Вотъ часики-съ.

   Показываетъ изъ-подъ полы часы съ отломаннымъ колечкомъ.

   - Часы?

   - Тише пожалуста-съ. Ужь дешево отдамъ-съ.

   Мног³е любятъ покупать случайныя вещи, да и вещь, показанная изъ-подъ полы, кажется всегда лучше, нежели она есть на дѣлѣ, и господинъ начинаетъ торговать часы.

   Эти-то личности и принадлежатъ къ классу пролетар³евъ; сегодня они продаютъ башмаки, завтра часы, доставш³еся по случаю, послѣ завтра мѣдныя кольца, которыя выдаютъ за золотыя, перстни съ хрустальными брилл³антами и проч³я, говоря языкомъ апраксинцевъ, атуристыя вещи. Постояннаго жительства эти люди, большею част³ю, не имѣютъ; день они занимаются торговлею и присутствуютъ въ кабакахъ, впрочемъ подчасъ не прочь заняться и карманною выгрузкою на гуляньяхъ, а ночью упокоиваютъ свою бренную плоть на трехъ-копѣечномъ ночлегѣ въ притонѣ всѣхъ праздношатающихся темныхъ личностей, на сѣнной, въ домѣ Вяземскаго; въ томъ домѣ, гдѣ полиц³я каждый мѣсяцъ арестовываетъ десятки личностей, не только что неимѣющихъ законнаго вида для прожит³я, но даже непомнящихъ родства.

  

  

   Первыя двѣ недѣли великаго поста кажутся удивительно долгими, ежели-бы было можно, такъ-бы и понукалъ время; но за то какъ наступила третья, то недѣли такъ и бѣгутъ, четвертая, пятая, шестая, смотришь и седьмая. И на Апраксиномъ живо промелькнулъ велик³й постъ. Попостились апраксинцы, поговѣли, подмѣрили товары. и наступила страстная недѣля. "Шесть дней до праздника, считаютъ они, пять дней", и уже начинаютъ покупать яйца для окраски.

   Канунъ великаго праздника. Десять часовъ вечера. Семейство и молодцы Таратайкина сбираются къ заутрени. Двѣ его дочери, пухленьк³я дѣвушки, одѣваются въ своей комнатѣ; онѣ силятся осмотрѣть себя въ небольшомъ зеркалѣ и не могутъ рѣшиться, как³е платочки надѣть имъ. на шею, голубые или розовые. Самъ Таратайкинъ сидитъ въ залѣ на диванѣ и читаетъ святцы. Изъ кухни пахнетъ жаренымъ; тамъ мать семейства съ кухаркой вынимаетъ изъ печи окорокъ.

   - Ахъ, я окаянная! вскрикиваетъ вдругъ хозяйка и начинаетъ плевать.- Забывшись, взяла, да и лизнула палецъ, а онъ у меня въ жиру былъ.

   - Ахъ, грѣхъ какой, матушка Анна Никитишна! замѣчаетъ кухарка,- пополощите скорѣе ротъ-то водой, а то право не хорошо.

   - Мама, дай мнѣ кусочикъ! говоритъ стоящ³й около хозяйки маленьк³й сынишка.

   - Грѣшно, душенька, отвѣчаетъ мать; попъ ушко отрѣжетъ!

   Устрашенный такимъ наказан³емъ, ребенокъ не проситъ болѣе скоромнаго, а только облизывается, глядя на жирный окорокъ.

   Куличи и пасха давно уже приготовлены и лежатъ на столѣ; уже назначенъ и мальчикъ, который понесетъ ихъ въ церковь для освящен³я. Запахъ скоромнаго кушанья проникъ и въ молодцовую, и пр³ятно щекочетъ ноздри молодцовъ. Одинъ изъ нихъ, чтобы какъ-нибудь сократить время и не думать о скоромной ѣдѣ, сидитъ въ углу и тихонько напѣваетъ "пр³идите, пиво п³емъ новое", другой выдвинулъ изъ-подъ кровати свою сокровищницу - сундукъ и вынимаетъ изъ него праздничную одежду. Сундукъ молодца вещь замѣчательная; на видъ онъ не великъ, но чего, чего тамъ нѣтъ. Первое, что бросается въ глаза, это картинки на внутренней сторонѣ крышки. Все это, по мѣрѣ пр³обрѣтен³я, наклеивалось въ продолжен³е нѣсколькихъ лѣтъ. Здѣсь и картинка съ конфектъ, дама въ розовомъ платьѣ и желтой шали танцуетъ польку съ кавалеромъ въ малиновомъ фракѣ и зеленыхъ брюкахъ, и товарные ярлыки съ стрѣляющими изъ луковъ купидонами, и тисненыя изъ золотой бумаги изображен³я звѣрей - украшен³е товара, и посреди всего этого изображен³е какого-то полководца, скачущаго по головамъ своихъ солдатъ. Въ самомъ сундукѣ лежатъ: бѣлье, новая пара платья, галстукъ, пѣсенникъ, балалайка, порт-сигаръ (отчасти какъ вещь запрещенная), колода картъ, флаконъ духовъ, отзывающ³йся лавендулой, банка какой-то лекарственной мази и помада. Въ углу отдѣльный ящичекъ, тутъ помѣщаются: куски съэкономленнаго сахару, мятныя лепешки, деньги (вещь запрещенная, письма родныхъ, и между ними, обернутая розовой ленточкой, любовная цидулка отъ дульцинеи, съ надписью: "лети письмо отсерца прямо другу маему вруки."

   Часу въ двѣнадцатомъ весь домъ, не исключая и Анны Никитишны, былъ уже одѣтъ и еще до звона отправился въ церковь. Таратайкинъ, какъ лицо, уважаемое въ приходѣ, былъ проведенъ съ семействомъ за рѣшетку, всталъ на клиросъ и легонькимъ баскомъ пѣлъ съ дьячками пасхальный канонъ. Кончилась заутреня, всѣ пришли домой; хозяинъ перехристосовался съ молодцами, обмѣнялся съ ними яйцами и сѣлъ разговляться. Молодцы все еще стоятъ въ комнатѣ: они ожидаютъ выхода хозяйки и хозяйскихъ дочерей, чтобы съ ними похристосоваться. Въ смежной комнатѣ слышно шушуканье. Анна Никитишна уговариваетъ дочерей выходить въ зало христосоваться съ молодцами; тѣ не хотятъ.

   - Катюша! Наташенька! ступайте, видите они дожидаются. Ужъ это день такой, всѣ христосоваются.

   - Да мы, маменька, пойдемъ, только съ Гаврилой цѣловаться не будемъ, онъ такой пересмѣшникъ.

   - Да ужъ нельзя, и съ нимъ надо...

   - Ну, развѣ только одинъ разъ, заключили онѣ услов³е и вышли.

   - Христосъ воскресе! Наталья Васильевна, сказалъ старш³й молодецъ, подошелъ къ ней и какъ-то казенно помазалъ ея щеки своей бородой; потомъ вынулъ изъ задняго кармана сюртука сахарное яйцо, обтеръ его рукавомъ и подалъ ей.

   За нимъ слѣдовали друг³е молодцы; они также приложились по три раза къ щекамъ дѣвушекъ и, давъ имъ по яйцу, отошли въ сторону. Очередь дошла до Гаврилы. Онъ приблизился и старался казаться серьезнымъ, а глаза его такъ и смѣялись; это былъ малой въ родѣ гоголевскаго мичмана Пѣтухова, смѣявшагося отъ того, что ему показывали палецъ. Онъ приблизился и поцѣловалъ Катеньку, хотѣлъ поцѣловать другой разъ, но дѣвушка уже отвернулась и онъ только чмокнулъ воздухъ. Кто-то изъ молодцовъ фыркнулъ въ рукавъ. Гаврило держалъ въ рукѣ яйцо; онъ хотѣлъ было подать его ей, но уронилъ на полъ. Натура не выдержала, онъ засмѣялся и вышелъ изъ комнаты не похристосовавшись и съ Настенькой. Утрату эту онъ тотчасъ же замѣнилъ, выбѣжавъ на лѣстницу и разъ двадцать поцѣловался съ сосѣдней горничной.

   Уже разсвѣло, когда разговѣлись молодцы; чтобы подкрѣпить себя немного къ завтрешней гулянкѣ, они легли соснуть часочикъ, другой, да и проспали до девяти часовъ - для плебеевъ роскошь не позволительная.

   Насталъ первый день пасхи, и начали молодцы жуировать жизн³ю; въ этотъ день они бываютъ настоящими эпикурейцами, все имъ трынъ-трава, лишь бы попить и поѣсть, прокутить тѣ деньги, которыя далъ на гулянку хозяинъ, да контрибуц³ю съ конторщиковъ. Куда ни подите въ этотъ день, вездѣ встрѣтите молодцовъ. Въ пассажѣ, на улицахъ, въ трактирахъ, вездѣ, вездѣ.... то и дѣло, видите вы ихъ христосовающихся съ собратьями. Да и не одни молодцы гуляютъ въ этотъ день, а и хозяева, и даже торговки съ толкучки. Подите въ этотъ день на адмиралтейскую площадь къ балаганамъ, и вы увидите ихъ гуляющихъ по бульвару. Впереди обыкновенно идетъ мать съ дочерями, а сзади въ почтительномъ отдален³и шествуетъ сожитель съ огромнымъ синимъ, или краснымъ коленкоровымъ зонтикомъ на мѣдной палкѣ. Даже и здѣсь вы видите, что у торговокъ мужская половина играетъ незавидную роль и стоитъ на второмъ планѣ. Сожитель и зонтикъ несетъ не для себя, но для того, чтобы въ случаѣ дождя прикрыть парадные наряды своихъ женъ и дщерей, а тѣ какъ павы, такъ и выступаютъ, въ тяжелыхъ шелковыхъ платкахъ, въ богатыхъ платьяхъ и канаусовыхъ коцавейкахъ. Наряды эти надѣваются только во время самыхъ большихъ гулянокъ, а именно: къ балаганамъ, перваго мая на екатерингофское гулянье и на гулянье въ волковомъ кладбищѣ.

   Сильно нагрузились разною хмѣльною дрянью въ первый день пасхи молодцы Таратайкина и уже поздно, еле держась на ногахъ, воротились домой; только старш³й молодецъ сохранилъ прилич³е и пришелъ къ ужину; онъ имѣетъ виды на Наташеньку, не даромъ же онъ поднесъ ей сахарное яйцо. У Таратайкина у самаго есть мысль отдать за него свою дочь, онъ уже присматриваетъ для него на Апраксиномъ лавченку и потому пригласилъ его ужинать вмѣстѣ съ собою.

   На второй день праздника большая половина торговцевъ начинаютъ считать свои лавки. Счетъ этотъ продолжается дня три, а иногда четыре; въ это время нѣтъ продажи, лавки или на половину забраны, или у входа заставлены метлой и скамейкой. Съ пятницы начинается торговля на новый счетъ, а хозяинъ подводитъ итоги и составляетъ баланецъ. Наступаетъ воскресенье; воскресенье - это велик³й день въ жизни молодцовъ. Въ этотъ день рѣшается ихъ участь на цѣлый годъ: мальчики, выслуживш³е свой срокъ, дѣлаются приказчиками, одни приказчики остаются на старомъ положен³и, другимъ дѣлается прибавка жалованья, а третьимъ - вовсе отказываютъ отъ мѣста.

   Первый часъ. Ѳомино воскресенье. Молодцы Таратайкина торговали только до двѣнадцати часовъ, до обѣда, какъ они выражаются, не смотря на то, что обѣдаютъ въ два часа. Они сейчасъ только возвратились изъ лавки; у нихъ сегодня разсчетъ съ хозяиномъ. Въ какомъ-то томительно-трепетномъ ожидан³и сидятъ они въ молодцовой и лишь изрѣдка перебрасываются между собою словечкомъ... "Что-то прибавитъ хозяинъ?" думаютъ они.

   Одинъ изъ нихъ всталъ со стула, полѣзъ въ сундукъ и досталъ папиросу.

   - Брось, Гаврило, не кури! Ты прежде меня пойдешь къ хозяину, услышитъ. что отъ тебя табакомъ пахнетъ, осердится, да на насъ и нападетъ.

   Гаврила только улыбнулся, но этой своей всегдашней улыбкой и положилъ обратно папиросу.

   Въ молодцовую вошелъ Ванюшка, мальчикъ, который съ сегодня будетъ считаться приказчикомъ. Онъ уже одѣтъ не въ отрепьяхъ, какъ-то было недѣлю тому назадъ, а въ порядочныхъ брюкахъ и въ сюртукѣ изъ хозяйскаго,- подарокъ къ пасхѣ.

   - Вишь, собач³й сынъ, ужъ теперь не Ванюшка, а Иванъ Иванычъ, говоритъ Гаврила.- Сегодня въ компан³ю примемъ, такъ угости!

   - Хорошо, говоритъ Ванюшка и улыбается той улыбкой, которую можно замѣтить на губахъ статскаго совѣтника, когда его назовутъ вашимъ превосходительствомъ.

   - Смотри, мнѣ одному полдюжины пива! пристаетъ Гаврила.

   - Да оставь, братецъ, право не до того! замѣчаетъ другой молодецъ, и въ молодцовой снова водворяется тишина; только старш³й приказчикъ Афанас³й Ивановичъ, подаривш³й Пашенькѣ сахарное яйцо, ходитъ изъ угла въ уголъ, да обдумываетъ свой предстоящ³й велик³й шагъ жениться на ней.

   Приготовлялись молодцы идти къ хозяину; приготовлялся и хозяинъ принять ихъ. Съ какою-то серьезно таинственною миной раскрылъ онъ въ залѣ ломберный столъ, поставилъ его къ окну и разложилъ на немъ книги и старинные съ обломанными косточками счеты. Для большей важности и торжественности Таратайкинъ расчесалъ и припомадилъ бороду, надѣлъ новый сюртукъ и осѣдлалъ свой носъ круглыми очками въ толстой серебряной оправѣ.

   Все готово. Дверь въ спальную заперта на ключъ; любопытство домашнихъ удовлетворено не будетъ. Таратайкинъ вошелъ въ молодцовую. При входѣ его молодцы повскакали съ мѣстъ и встали въ почтительную позу, то есть спрятали руки за спину.

   - Афанас³й Иванычъ, пойдемъ-ка со мной! сказалъ онъ и вышелъ.

   Старш³й приказчикъ послѣдовалъ за нимъ; молодцы переглянулись: они въ первый разъ слышали, что онъ назвалъ его по отечеству.

   Пришедши въ залу, Таратайкинъ сѣлъ за столъ и подвинулъ къ себѣ счеты.

   - Садись! проговорилъ онъ приказчику.

   - Покорнѣйше благодаримъ, Васил³й Ѳедоровичъ! - постоимъ.

   - Садись же, братецъ.

   Афанас³й присѣлъ на кончикъ стула.

   - Слава Богу, торговля еще не такъ худа, какъ я полагалъ, началъ Таратайкинъ.

   Фраза эта повторялась въ каждое Ѳомино воскресенье, въ продолжен³е двадцатилѣтняго хозяйствован³я.

   - Точно такъ-съ! отвѣчалъ Афанас³й, крякнулъ и погладилъ бороду.

   - Въ прошломъ году у тебя за мной осталось вотъ сколько.

   Таратайкинъ приблизилъ указательный палецъ къ счетамъ и отдѣлилъ нѣсколько косточекъ, но цифры не сказалъ; приказчикъ взглянулъ на счеты и проговорилъ:

   - Точно такъ-съ...

   - За этотъ годъ я тебѣ кладу вотъ столько.

   Опять отдѣлилось нѣсколько косточекъ.

   - Покорнѣйше благодарю-съ! отвѣчалъ приказчикъ, всталъ съ мѣста и поклонился.

   - Садись! По книгѣ ты забралъ у меня вотъ сколько. Видишь, осталось вотъ сколько.... Да ты, братъ, Афанас³й Иванычъ, теперь пожалуй богаче меня. Хе, хе, хе! засмѣялся онъ и посмотрѣлъ въ глаза приказчику.

   Афанас³й улыбнулся.

   - Теперь бы тебѣ только жениться! Что, я думаю, подумываешь?

   - Конечно, Васил³й Ѳедорычъ, что же весь вѣкъ бобылемъ маяться: должно и о судьбѣ подумать. Ужъ это такъ самимъ Богомъ устроено.

   - Что говорить! ну, а невѣста есть на примѣтѣ?

   - То есть и есть, Васил³й Ѳедорычъ, и нѣтъ-съ.

   - Какъ же такъ, а я тебѣ посватать хотѣлъ. Что же-съ, посватайте! и Афанас³й улыбнулся;

   Ему было пр³ятно, какъ коту, которому пощекотали за ухомъ. Онъ понялъ къ чему клонится дѣло.

   Хозяинъ не замѣтилъ эт