тную, грациозную барышню-большевичку лет 14-15. Очаровательная и грациозная девчурка. Все они шлют тебе привет.

В смысле знакомств и личных связей - бедней я чем когда-либо. Даже к Сухановым не хожу. Всегда в толпе и один.

Вы со мною.

Целую тебя крепко. Поцелуй Тото.

Твой Тото-старший.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.135-136.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С.44.

^*Бонч-Бруевичи В. М. и В. Д.

N 75

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

25 октября (7 ноября) 1917 г.

Дорогая девочка,

Пишу утром 25.

Фактически борьба за власть началась. Можно даже сказать, что в наступление первым перешел Керенский ⁷².

Обстоятельства 24 ты знаешь из газет. Поэтому пишу тебе только то, что касается меня.

Я весь день провел в Думе, т.е. сначала на заседании (экстренном) Управы, а потом Думы.

Я говорил и там и здесь.

Главное - в Думе, где говоришь публично, где совершаешь политический акт.

Политически я, конечно, солидаризировался с большевиками. Для меня ясно, что вне перехода власти к Советам, нет спасения для России. Правда, есть еще выход - чисто демократическая коалиция, т.е. фронт: Ленин - Мартов - Чернов - Дан - Верховский. Но для этого нужно со всех сторон столько доброй воли и политической мудрости, что это, по-видимому, утопия.

Итак, политически я защищал эту идею, практически советовал городу принять меры для охраны жизни, имущества граждан, для борьбы с хулиганами, с разгромом хлебных и спиртных складов, для организации Красного Креста и т.д.

Официальное предложение Городского Головы напоминает мое, но самоё поведение с-ров ясно свидетельствовало, что в этот решающий момент они чувствуют себя ближе к кадетам, чем к нам.

Что произошло сегодня ночью, я еще не знаю. Вчера какой-то провокатор убил городского инспектора милиции, призывавшего толпу на Невском расходиться.

Резолюция Совета Республики ⁷³ как бы открывает слабую надежду на исход компромиссный и более или менее мирный.

Ну, поживем - увидим. Ждать недолго. Сегодня - завтра все должно решиться по трем точкам:

1) Либо Временное правительство победит целиком, тогда реакция быть может медленная, но верная.

2) Либо Петроградский Совет победит целиком. Тогда ряд спасительных революционных мер, но какая тяжесть ответственности, какие чудовищные трудности.

3) Либо 3-я линия: демократическая власть без цензорских элементов. Созыв Учредительного Собрания при толковой оппозиции большевиков, может быть при участии их в общедемократическом правительстве. И тут трудности велики, но это - лучший исход.

Целую вас крепко.

Увидимся ли мы? Сегодня ночью ты и Тото снились мне как-то особенно красиво и ярко.

Страшные, страшные времена, на кончике острия. Много страданий, волнений, может быть, преждевременной гибелью они грозят нам. Но все-таки счастье жить в эпоху великих событий, когда история не трусит лениво и сонно, а птицей летит по бездорожью.

Жаль, что вы не со мною, но и слава богу.

Если немножко утихнут волны, сейчас же исхлопочу посылку вам денег.

Целую крепко,

Ваш папа.

Посылаю мою вырезку из "Новой жизни".

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.137-138.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С. 44-45.

N 76

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

[27 октября (9 ноября) 1917 г.]

Дорогая Анюта,

Ты, конечно, из газет знаешь все подробности переворота. Для меня он был неожиданным. Я, конечно, знал, что борьба за власть Советов будет иметь место, но что власть будет взята накануне съезда - этого, я думаю, никто не знал. Может быть, даже Военно-революционный комитет решил перейти в наступление внезапно, из страха, что, занимая чисто оборонительную позицию,- можно погибнуть и погубить все дело.

Переворот был сюрпризом и со стороны легкости, с которой он был произведен. Даже враги говорят: "Лихо!". Войска дисциплины не нарушают. Хотя в Зимнем дворце был все же разгром и эксцессы (убийств не было), за которые страшно и тяжко нести ответственность. Что ж делать. Зато, быть может, это приближает мир. Что может быть хуже продолжения чудовищной "узаконенной" бойни на фронтах.

Как-никак, а жертв чрезвычайно мало пока.

Пока.

С ужасом думаю, не будет ли их больше.

Если ты получила предыдущие письма, - то знаешь, что я всегда рисовал себе отчетливо все подавляющие трудности, с которыми встретится Советская власть. Но они в 1 000 раз превзошли все ожидания.

Да, взять власть оказалось легко, но нести ее! С[оциалисты-революционе]ры и меньшевики, даже интернационалисты нас начисто бойкотируют. Дума городская озлоблена против нас. Обыватели, интеллигенция - все, все, все, кроме солдат и рабочих, быть может, некоторых крестьян. Северный фронт присоединился к нам. Румынский - резко против. О двух других еще нет сведений. Из Москвы тоже нет. Из провинций - мало. Пока страшная, пугающая изолированность и бешеная злоба. А трудности? Страшная задача продовольствия! Крах во всем, со всех сторон! Даже, собрав все силы, Россия быть может не вышла бы из этого ужаса, а мы должны спасти ее одними большевистскими силами.

Детка, положение страшно опасно и ответственно.

Повторяю - несколько дней до конца. Выходом была бы демократическая коалиция. Я, Зиновьев, Каменев, Рыков - за нее. Ленин, Троцкий - против. За нее "Новая Жизнь", меньшевики-интернационалисты, но оборонцы - наши бешеные враги, думаю, что они также мало способны пойти на компромисс, как наши левые большевики.

Нюра, Нюра, я уже не прошу судьбу - увидеть вас, но хоть письма-то мои дошли бы до вас!

Милые, дорогие, далекие!

Насчет денег, в случае несчастья, обратись к Коле: там ведь все же есть средства, нам принадлежащие. Сам постараюсь послать, как только вообще хоть сколько-нибудь урегулируется положение.

Мой портрет, бумаги (рукопись Фауста ⁷⁴, которая будет жить!!) у Лещенко.

Нежно целую вас, дорогие мои. Бурно море и небо вокруг. Просвета мало.

Долг перед социализмом будет выполнен. Поживем - увидим.

Я - министр народного просвещения, или, как у нас установлено, народный комиссар ⁷⁵.

Когда приступлю к делу?

Когда выяснится возможность хоть какой-нибудь организационной работы.

Нежно целую вас, дорогие.

Ваш папа.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.139-140.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С.45-46.

N 77

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

28 октября (10 ноября) [1917 г.]

Дорогая Нюрочка,

Конечно, чем дальше, тем хуже.

Положение тяжелое.

Вчера оно чуть было не стало невыносимым.

Распространился слух, что наши солдаты расстреливают в Петропавловской крепости юнкеров.

Ты понимаешь? Накануне мы отменили смертную казнь. Если бы правительство не имело сил пресечь в корне самочинные смертные казни, - я не мог бы оставаться в нем. Уходить же мне в такой час страшнее, чем погибнуть вместе с ним, но разделять ответственность за террор я не буду.

Ты поймешь. Ты простишь.

Я пойду с товарищами по правительству до конца. Но - лучше сдача, чем террор. В террористическом правительстве я не стану участвовать. Я отойду и буду ждать, что пошлет судьба.

К счастью, слух о расстреле юнкеров оказался вымыслом.

Лучше самая большая беда, чем малая вина.

Каким кольцом ненависти мы окружены!

Как тяжело...

Целую вас, ненаглядные. Будьте счастливы.

Ваш папа.

28/X.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.141.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С. 46-47.

N 78

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

29 октября (11 ноября) [1917 г.]

Дорогая Нюрочка,

Не знаю, что происходит в городе. Нависла какая-то тревога.

Войска Керенского очень близко. Может быть, уже в городе. Что будет? - Увидим. Возможно, однако, что они и отражены ⁷⁶.

Ясно одно - с властью у нас ничего не выходит.

Одни мы ничего не сумеем наладить.

Сойдутся ли социалисты на чисто демократическом министерстве? - Не знаю. Но вне этого, - должно быть, кроме гибели для революции, ничего нет.

К тому же я глубоко не сочувствую некоторым мерам. Например, длительному запрещению не только буржуазной, но и социалистической печати ⁷⁷. Правда,- поведение ее по отношению к нам погромное. Но страшно и тяжко, даже в исключительное время, быть ответственным за меры насилия.

Эксцессов пока никаких, им нет никаких шор. Но их я боюсь больше всего. Больше смерти! Погибнуть за нашу программу - достойно. Но прослыть виновником безобразий и насилий - ужасно.

Повторяю, пока, наоборот, наши ведут себя почти повсюду образцово. Все обвинения оказываются обыкновенными вздорными слухами. Но некоторые закрытия и аресты как будто напрасны. Во всяком случае они меня глубоко печалят.

Но какая ненависть против нас, боже, какая бездонная ненависть во всей обывательщине - у всех социалистов-соглашателей!

Надо ехать в Смольный.

Время такое, что каждый раз отрываюсь от письма, не знаю, не последнее ли оно? Могу легко оказаться в тюрьме.

Главное еще беспокоюсь, как переслать тебе деньги.

Сейчас все в расстройстве неимоверном.

Тяжко.

Но все же мы сделали большой шаг вперед. Пусть сорвемся: декреты о мире, земле⁷⁸ и контроль над производством ⁷⁹- народ не забудет.

Иду...

Целую вас, мои святые.

Через 30-35 дней, когда ты получишь это письмо, сегодняшний, завтрашний дни, дни решительные - будут уже достоянием истории.

Прижимаю вас обоих к моему сердцу.

Ваш папа.

29/X.

* Тото, твой папа теперь министр! Ты рад? Но главное всегда то, что я твой отец и то, что ты меня любишь. Ты, ведь, меня любишь, не так ли? Напиши мне несколько слов, как ты мне так хорошо уже однажды писал. Твой папа, который тебя обожает.**

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.142-143.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С. 47.

^*Текст, заключенный в **, дан в переводе с французского языка.

N 79

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

1 (14) ноября [1917 г.]

Дорогая,

Задыхаюсь от неимоверного количества работы и впечатлений.

Посылаю статьи.

Положение лучше.

Однако о победе или даже о полупобеде говорить было бы рано.

Положение остается страшно опасным и трагически ответственным.

Выход (да и то с огромными трудностями впереди) - соглашение.

Весьма возможно, что в министерстве социалистической коалиции я

останусь.

Тогда буду "настоящим" министром.

Целуй Тото.

Твой, твой, твой.

1/XI.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.144.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С. 48.

N 80

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

[После 1 (14) ноября 1917 г.]

Дорогая детка,

Прости за короткое письмо. Пришел Ал. Ал. Усов. Обрадовал меня удовлетворительными известиями о вас. Огорчил страшно тем, что ты так страшно долго не получала ни моих писем, ни моих телеграмм. Получаешь ли хоть теперь? Завтра напишу большое письмо, а сейчас уже надо уходить - заседание с Усовым, а дел невероятно много.

Пока все недурно. В субботу пошлю тебе телеграмму. Надеюсь наладить, наконец, переписку через Международный отдел. Эта задержка писем действительно убийственная вещь.

Целуй Тото. Я тебя нежно, крепко, жарко целую.

Ваш папа.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.145-146.

Автограф.

N 81

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

[Ранее 12-16 (25-29) ноября 1917 г.]

Анюточка, ненаглядная.

Худо.

Все обстоятельства этих дней ты будешь знать, когда будешь читать эти строки. (Когда?).

Все время думаю о вас, ненаглядных. Меня сильно огорчило письмо твое, в котором ты писала что-то о моей холодности. Холодность! Я пылаю самой непреодолимой любовью к тебе. Я никогда так не любил тебя, как в разлуке, и особенно в тяжкие часы.

Я не писал тебе " embrasse " в телеграммах, потому что почтово-телеграфное ведомство воспретило в телеграммах всякие "слова и приветствия".

Страшно беспокоюсь, что не выслал вам денег. Все ждал телеграммы, чтобы быть уверенным, что вы еще в St. Legier. Деньги вам будут высланы, как только восстановится для этого техническая возможность.

Светит солнце и дует сильный ветер. На сердце тревожно. Сейчас так тихо и спокойно и здесь в комнате, и на улице. Кроме ветра, кажется, нет ничего живого. Даже странно.

Вчера я написал тебе письмо, но хочу здесь повторить кое-что, потому что не догадался послать заказным, а это пошлю заказным.

Я хочу сказать тебе, что я все время остаюсь незапятнанно чистым и верным тебе во всех смыслах. Я хочу сказать, что ты и Тото были двумя моими лучезарно-прекрасными богами. Вы жили в моем сердце, и я входил туда часто, чтобы молиться вам и Судьбе, в которую я верил и верю, хотя сейчас стою быть может у конца пути.

Еще скажу, что ты сделаешь из Тото чудесного человека, такого, каким я сам мечтал быть. Не могу сказать, чтобы я верил в бессмертие, но я на него надеюсь. Я страшно чувствую, что подлинная любовь должна как-то учитываться вне простой материальной жизни.

Мое самое сильное чувство бесспорно - любовь к тебе и Тото.

Человек очень несовершенен, но моя любовь к вам истинна и светла.

Мы сделали все-таки ошибку, что не поехали вместе. Я показал тут недостаточное мужество. Это было и некоторое преступление против любви. Надо было делить все. У тебя мужества, конечно, хватило бы с избытком. Быть может, за это буду тяжело наказан, ибо для меня теперь высшим счастьем было бы увидеть и поцеловать вас.

Сцена в моем "Фаусте" - Габриэль и Фаустина - пророческая.

Мы так бегло попрощались с моим спешным отъездом, что в то время как я живо помню тысячи моментов и помню тебя и слезы на твоих божественных глазах, но не помню как прощался с Тото.

Представь, вместе с разными документами у меня пропала карточка моего сынишки ненаглядного. Я жил только с памятью о нем. Твоя же карточка у меня на столе, а сама ты, любимая, в моем сердце.

Сколько счастливых воспоминаний! Благословляю вас за неизмеримое счастье, какое вы мне дали.

Ваш папа.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.147-148.

Автограф.

N 82

А.В. ЛУНАЧАРСКИЙ - А.А. ЛУНАЧАРСКОЙ

12 (25) ноября 1917 г.

12/XI

Дорогая деточка,

С сегодняшнего дня я перестаю писать тебе по почте. Я вошел в Международный отдел ЦИК специально для того, чтобы иметь право пользоваться курьером. Подумай - какое счастье! Я пишу тебе каждый день, и каждые 3-4 дня отправляю письма прямо в Стокгольм.!. Ты будешь получать письма в худшем случае через 2 недели, а в лучшем - на 9-ый день, вместо 25-30 дней. Твои письма тоже будут доходить скорее. Направляй их к Helle?y по-прежнему, но с надписью: "Для курьера ЦИК". При первом таком письме предупреди, что просишь немедленно передавать твои письма т. Орловскому-Воровскому, старому нашему знакомому.

Ситуация как будто улучшается. Пробел кое-какой - хлеб. В общем, радуешься, когда еще можно дышать.

Очень много работы.

Пошлю тебе с курьером 700 р., но не знаю, сколько франков ты получишь, ибо рубль скандально упал. Деньги на проезд вам всем - выхлопочем.

Неужели увидимся?

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.149.

Автограф.

N 83

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

13 (26) ноября 1917 г.

Дорогая деточка!

Я рассчитываю послать тебе это письмо с курьером и надеюсь, что оно дойдет до тебя гораздо скорее ранее посланных.

Я пошлю тебе также столько денег, сколько сейчас могу, а именно 800 р., но что ты за них получишь? Материальное ваше положение меня сильно мучает.

Надо тебе и Тото ехать сюда как можно скорее. С первой оказией. Я выеду вам навстречу. Далеко - не могу: у меня слишком много дела, но до Териоки. О твоем выезде ты мне телеграфируешь. Как мы устроимся - это обсудим, но терпеть дальше невыносимо. К тому же дальнейшее падение валюты может поставить вас, дорогие, в тяжелое положение, а здесь мы всегда как-нибудь вывернемся. Останусь ли народным комиссаром (министром) или нет, но небольшими отчислениями от рефератов и литературной работой я всегда смогу заработать около 1000 рублей. Ты тоже стала бы работать. Сухановы живут с маленьким Егоркой 6 лет, у него есть очень хорошая [Лиза Франк]. Наш Тото мог бы быть вместе с Егоркой под ее надзором в те часы, когда ты будешь работать.

Надолго ли удержится новая власть, глубоко народная, при всех своих ошибках, власть?

Это зависит от 100 причин. Но очень вероятно, что в слегка разбавленном и главным образом омужиченном виде с большой дозой в общем милейших левых эсеров - мы удержимся очень надолго. Нет невозможного, что будем иметь большинство в Учредительном собрании.

Конечно, ситуация страшно опасная, но революционеры не пугливы. Зато и возможности грандиозны.

Страшно придает духу чудесное настроение победивших низов.

Вчера я делал мой первый (по моей миссии) отчет Народного комиссара народу. Было 5000 человек: какая близость, какое единение, какая овация, сколько любви!!

Опасно - да. Но тут главное так примериться, чтобы обезопасить Тото от голода и потрясений. Это можно. Придумаем. С квартирой, деньгами как-нибудь устроимся. На 1000 р. жить вполне можно, а 1000 р. в самом худшем случае мы заработаем. Если останусь министром, то полагается квартира. Конечно, мы будем брать квартиры непролетарские на нашу семью - не более 3 комнат из аппартаментов "буржуазного министра". Если не буду - то еще лучше. Дела все равно по горло. За портфель, конечно, не держусь: без него в миллион раз сподручнее.

Мы постараемся как можно скорее выслать денег для эмигрантов.

Приезжай, мое счастье.

Посылаю фото плаката.

Целую крепко, много, нежно тебя и Тото.

Твой Толя.

13/XI.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.150-151.

Автограф.

N 84

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

16 (29) ноября 1917 г.

16/XI.

Дорогая Нюрочка,

Вчерашнее всемирно-историческое событие ⁸⁰ (объединение с крестьянством и заключение предварительного перемирия), конечно, сильно укрепили нашу власть, и, быть может, сегодня результаты скажутся, но она все еще пока не целиком в наших руках: финансы еще сопротивляются, а благодаря этому все еще не отправлен наш курьер. Но завтра-послезавтра он поедет, так что все-таки выигрыш будет заметный даже для тех писем, которые "ждут" его.

Надеюсь, что со "взятием" финансов разрешим мы и вопрос об эмигрантах, и вы, мои ненаглядные, чудные, вернетесь к обожающему вас вашему папе.

Вчера я получил сразу 2 твоих письма: от 11 и 25 октября н[ового] ст[иля]. Значит, самое свежее шло больше месяца. И какая древняя история! Ты пишешь, например, о Галине Константиновне. Эта фигура сейчас (может быть временно) отошла совсем, и у меня не находится не только времени повидаться с нею, но даже минуты о ней подумать.

Впрочем, и на Манечку она похожа, и все хорошее при ней остается. Она к тому же большевичка и нездорова, так что с моей стороны свинство, что я так далеко отошел от нее, но причина - все более враждебное отношение милейшего Н. Н. Суханова (не ко мне), а к большевикам. После переворота отношение "Новой Жизни", всё регрессируя, дошло до травли, так что я не считал возможным видеться с Николаем Николаевичем и поэтому перестал видеться и с Галиной Константиновной, которая нездорова и редко выходит из дому. Я думаю все же, что когда ты с ней познакомишься, то будешь к ней хорошо относиться.

На место Сухановых других друзей у меня не нашлось, кроме Лещенко (обоих), с которыми у меня очень добрые отношения.

Одно время очень восторженно относилась ко мне прекрасная по натуре своей большевичка М. Н. Покровская, премилый человек, но теперь она завалена работой и влюблена! Так что ни у меня никто и я ни у кого вот уже месяц совсем не бываю, т.е. по знакомству. Деловые отношения у меня, напротив, весьма многочисленные. Среди них есть очень приятные: Тёма Киммель, А. Н. Бенуа, профессор Рейснер, В. В. Маяковский, Брик и многие другие.

Одно время я бывал у Горьких (когда был председателем совета по заведованию Народными домами с М. Ф. Андреевой - моей помощницей). Но теперь они злые враги нашего "режима", и я их избегаю.

Подумай, что это за какая-то прямо нелепая сказка: ведь я фактически заведую всеми дворцами царей, всеми музеями, а придется и всеми государственными театрами, и стать во главе культурной работы во всей стране. И все понемногу налаживается, но мое личное отношение с министерствами очень симпатичное, и многое заставляет думать, что я таки упрочусь и превращусь в совершенно правильного "министра".

Пока - хлопот полный рот.

Завтра продолжу и может быть отправлю эти письма.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.152-153.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С.48-49.

N 85

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

18-21 ноября (1- 4 декабря) 1917 г.

Дорогая детка,

Сильно работаю по приручению интеллигенции. В студенчестве начинается прилив к нам понемногу. Мое воззвание к учащимся не встретило, по-видимому, никакого отклика, но воззвание к учащимся - сильный и горячий. Мой 2-й публичный отчет сопровождался большими овациями.

Пока дело понемногу улучшается. Массу грубых ошибок совершают все же наши большевистские военные бурбоны, ошибок, от которых морщишься, как от физической боли. Но что же поделаешь? Ведь и та сторона, умеренные социалисты бешено борются с нами. Твердая власть, увы! необходима, это приходится проглотить. Все же думается, кое- что удастся сделать положительного в культурном отношении.

Работы масса и притом утомительной, продолжаю худеть.

Получишь большой пакет. Все пошлется сразу через курьера или через Рембелинского, который хочет ехать назад в Швейцарию.

Целую Тото.

Страшно устал.

18/XI.

Сегодня^* пока впечатления скорее приятные. Хороший у меня комиссар в Зимнем Дворце - Ятманов. Еще прибавим описания на зачет моего вчерашнего визита в Министерство и моего 2-го публичного доклада. Сегодня лекция - как возникли идея и бог.

Может быть вечером смогу написать тебе пару строк.

Крепнет надежда повидать вас.

Целую обоих. Папа.

19/XI.

Детка ненаглядная,

вчера Государственный комитет по народному образованию под руководством моего кузена Чарнолусского вынес громовую резолюцию против власти комиссаров и против меня, в частности. Но я уже обтерпелся. Колоссальная симпатия пролетариата вознаграждает меня за ненависть не только буржуазии, но и большинства интеллигенции.

Яков требует, чтобы я отдал ему немедленно 2100 р., т.к. он де разорен революцией, а мне "конечно, ничего не стоит в моем теперешнем положении уплатить эту незначительную сумму". Я посмеялся. Объяснил ему, что мол народный "министр" не мародер, что жалованье мое - 600 р. в месяц. Ну, я это как-нибудь улажу.

Одновременно с этим письмом я посылаю тебе 800 р. Это, конечно, очень мало, но больше у меня сейчас нет. Зато я хлопочу о немедленной посылке вам - эмигрантам достаточных средств для проезда в Россию через Германию.

Моя надежда увидеть вас - крепнет. Сердце прыгает!

Рядом с этим счастьем - все остальное второстепенно.

20/XI.

Сегодня, девочка, день был ужасно трудовой. Особенного, однако, ничего не случилось.

Приближается Учредительное собрание и несет новые тревоги. Что-то будет?

Министерство мое начинаю помаленьку налаживать. Призрак власти медленно-медленно превращается в реальность. Превратится ли? Во всяком случае мир близок, и это наша колоссальная заслуга.

Целую тебя и Тото.

Ваш папа.

21/XI.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.154-155 об.

Автограф.

^* Продолжение письма.

N 86

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

23 ноября (6 декабря) [1917 г.

Дорогая детка,

Все по-прежнему. Интеллигенция за редким исключением нас ненавидит лютой ненавистью. "Новая Жизнь", пожалуй, особенно. Даже Базаров позволяет себе совершенно оскорбительные выходки, между прочим, и против меня.

С другой стороны, горячая симпатия пролетариата и солдат остается за нами.

Но она останется, пока не окажется, что мы не сладили со всеми трудностями нашего отчаянного положения.

Сладим ли?

Бойкот чиновников страшно тормозит нам дело. Затем слабость школы вообще. Наши военные и судебные власти совершают направо и налево самые горестные ошибки, за которые тяжело нести ответственность.

Удастся ли: 1) заключить мир?, 2) наладить производство (это особенно трудно и грозно), 3) улучшить продовольствие!

А там - демобилизация.

Возможны сильные затруднения с Учредительным собранием.

Вообще, положение довольно отчаянное.

Тяжелый крестный путь в гору. Власть все еще носит на большую половину призрачный характер.

Страшно, бесконечно хочется видеть тебя.

Думается, что если перемирие наладить - мы сейчас же сможем перевезти сюда всех эмигрантов.

Страшно за Тото. Всякие беды тут возможны, но что поделаешь? Дальше жить врозь, детка, невозможно, Вы можете очутиться там совсем без средств.

Надо ехать.

23/XI.

Дорогая,

Завтра, кажется, едет курьер. Посылаю тебе много интересного. Получите по моему расчету приблизительно 20 декабря н[ового] с[тиля].

Получил бесконечно милую твою и Тото карточку. Еще более милое, горячее, мужественное письмо. Изо всех сил хлопочу о посылке вам всем денег и вашем переезде сюда. Трудно будет, но вместе как-нибудь переможемся. Поезжай при первой возможности и, разумеется, через Германию.

Посылаю с этим курьером 1000 рублей, больше не могу. Реально получишь всего франков 600. Но, вероятно, скоро получите субсидию на переезд из общественных сумм.

Боже, подумать не смею о захватывающем счастье видеть вас здесь! Глядя на Тото, не могу удержаться от слез.

Приезжайте. Все лучше разлуки.

Обнимаю вас.

Нужна ты мне страшно. Конечно, Тото устроим - а ты сама обязана в это время работать общественно и именно в моем министерстве, если, конечно, еще буду министром, когда ты приедешь.

Целую вас крепко.

Ваш папа.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.156-157.

Автограф.

N 87

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

[25 ноября (8 декабря) 1917 г.]

Дорогая детка!

Пока тучи рассеиваются. Но сколько работы! И верь - не потому что бы я за все брался. Делаю только то, что абсолютно необходимо. Некогда отдохнуть. Но я с гордостью могу сказать, что если страшная напасть прошла стороной - тут и моего меду капля есть. Злились на меня правые ужасно за мое "адвокатство"! Будировали и левые за половинчатость, а в результате и те и другие сознают, что мы удержали их в горячий момент от роковых ошибок.

Милая, сейчас легче дышать.

Когда я узнал о 200 женщинах и детях, приехавших из Швейцарии в Стокгольм, стал мечтать, что и вы среди них. Но признаю бессмысленность моих мечтаний.

Сегодня продам еще брошюры. Кажется, скоро буду иметь порядочно денег на руках.

Обожаю вас, жду вас. Говорят, я за эти дни страшно исхудал. Похудеешь!

Птичка, приезжай! Привози птенца Торото! Получила ли 400 франков от Дана после моего отъезда и 400 франков Полянского? Кланяйся Надежде Самойловне и Могилевским.

Целую без конца очаровательную мордочку Тото.

Ваш рара.

РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.158.

Автограф.

Опубликовано: "Вопросы истории КПСС".

1991. N 2. С.50.

N 88

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

[18 (31) декабря 1917 г.]

Дорогая Анюта!

Вчерашний день принадлежал к числу счастливейших.

Демонстрация наша была решена всего за день, а многие из нас боялись, что не по отсутствию симпатии к нашему правительству, а по недостатку времени для организации пролетариат не сумеет откликнуться достаточно эффектно, трудно было ему изготовить вовремя и плакаты с теми лозунгами, которые рекомендовала "Правда".

Но наш чудесный рабочий класс и его друг - революционный гарнизон превзошли себя. В демонстрации приняло участие не менее полумиллиона людей! Я лично два с половиной часа пропускал полки и заводы у могилы жертв Февральской революции и не дождался конца человеческой реки. Кто-то насчитал, что знамен и транспарантов было 4870.

Какое настроение, какая мощь! Камо плакал.

И в этот раз среди других ехали верхами с пиками два донских казачьих полка со знаменем - "Долой Каледина, Дон - трудовому казачеству. Да здравствуют Народные Комиссары!"

Жалко только, что комиссаров было лишь два - Шлихтер да я.

Вечером я с большим успехом говорил на громадном митинге рабочей молодежи, а потом в Зале Армии и Флота читал большую лекцию: "Роль интеллигенции в обществе".

Народу собралось видимо-невидимо, и первый раз в Петрограде почти сплошь интеллигенция. И заметь, ведь вчера не ходили по нашему распоряжению трамваи!...

Опубликовано: "Огонек". 1965. N 47. С.14.

N 89

А.В. Луначарский - А.А. Луначарской

23 декабря 1917 г. (5 января 1918 г.)

Дорогая!

Пока что, то есть в эти дни, намечается опять легкое улучшение тяжелой ситуации. По-видимому, состоится мир с Радой, что увеличит и шансы на уступки со стороны Германии. Виды на Учредительное собрание тоже слегка улучшаются.

Значительно улучшается отношение интеллигенции ко мне лично. Конечно, клеветы и грязи еще предостаточно, и идет дикая забастовка учителей. Но, с другой стороны на днях готовится митинг с участием выдающихся интеллигентских сил, которые будут выступать вместе со мной, Коллонтай и Спиридоновой и звать интеллигенцию помогать большевикам как истинно народной партии в ее строительстве. Народный дом, Михайловский театр, технический персонал государственных театров и солисты Мариинского театра меня признали, и дело это, надеюсь, пойдет и дальше. Признал нас и обратился с крайне интересной запиской о реформе его в образцовую демократическую гимназию Александровский лицей.

Колеса нашей машины, до сих пор вертевшиеся в воздухе, начинают черпать живую воду. Жизнь в обоих моих местах приема - в Зимнем дворце и в Министерстве - начинает кипеть. Она утомительна, но интересна и разнообразна