м". Художники хвалят и московская публика, которая у меня видела картину дома. Не знаю, что скажет петербургская. Да я думаю, что она довольно равнодушна в деле веры.
Выписку о казачьей родне получил, только странно, пропущен в списке дедушка наш родной сотник Василий Иванович Суриков. Об этом ты скажи Спиридонову. Ему я посылаю поклон.
105. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Здравствуйте, дорогие мои мамочка и Саша!
Посылаю тебе сапоги. Тебя, я думаю, удивит, что посылаю их старые. Я, брат, их 4 месяца носил, да в пальцах все узко. А тебе они будут как раз. Все-таки они крепче, нежели покупные, так как я их заказывал. Голенище тоже расставляли. Если вставки тебе лишни, вели выпороть. Погоди немного, я тебе пошлю новые.
Мамочке посылаю на платье, чтобы только скроили длинное, она это любит, да и я. Пишу "Ермака". Читал я историю о донских казаках1. Мы, сибирские казаки, происходим от них; потом уральские и гребенские. Читаю, а душа так и радуется, что мы с тобою роду хорошего.
У сердушат был бой примерный. Оттого и письма их под впечатлением порохового дыма. Военная, брат, кровь-то у них! Но вообще в мирное время целуются и Оля заботится о Лене.
Здесь все холода, почти конец апреля, и все снег идет. Поклонись председателю. Все нет времени узнать о Ковалевском. Работаю над картиной с 8 утра до 6 вечера, а и позже. Критика картиной "Исцеление слепого Христом" недовольна. Идеалисты ругают, что она очень реальна, а реалисты, что она чересчур идеальна 2... Вот и разбери. А плюнуть придется на тех и других.
Мамочка пусть берегется, также и ты, дорогой брат.
106. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Здравствуйте, милые мама и Саша!
Посылаю письмо с Леонтием Федотовичем1. Мы, дорогие мама и Саша, нынешнее лето едва ли будем в Красноярске, так как для картины нужно ехать на Дон к казакам. Квартиру оставляю за собой. Мамочка, это лето, если будет черемуха и черника, то насушите их. Если будем здоровы, бог даст, на следующее лето непременно будем с вами.
Не знаю, каково будет на Дону, да очень нужно там быть. Ничего не поделаешь! Лица старых казаков там напишу. Жара только страшная на Дону. Дня через два или три уедем из Москвы. Я оттуда напишу тебе. Сначала еду в Новочеркасск, а потом в станицу Раздорскую или Старочеркасск.
Целую вас, дорогие мои. Не беспокойтесь и берегите себя. А год скоро пройдет.
Любящий тебя брат В. Суриков
Саша! Возьми этюд у Рачковского2.
107. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Здравствуйте, дорогие мамочка и Саша!
Мы проживаем теперь в станице Раздорской на Дону. Тут я думаю найти некоторые лица для картины. Отсюда, говорят, вышел Ермак и пошел на Волгу и Сибирь. Не знаю, долго ли проживу здесь, - смотря, что найду.
Встретил на пароходе барышню. Она у вас будет в Красноярске. Не знаю, долго ли пробуду здесь. Ну, Саша, какое здесь настоящее виноградное вино, 60 копеек две бутылки (кварта). Отродяся такого не пивал! Выпьешь стакан, так горячо проходит, а сладость-то какая! В г. Москве ни за какие деньги не достанешь - сейчас подмешают.
Написал два лица казачьи
1, очень характерные, и лодку большую казачью. Завтра будет войсковой станичный круг. Посмотрю там, что пригодится. Начальство казачье оказывает мне внимание. Остановились мы у одной казачки за 20 рублей в месяц с квартирой и столом. В Москве осталась квартира за мной. Господь поможет, так увидимся на будущий год. Мамочка пусть берегет себя и ты тоже.
Любящий тебя брат В. Суриков
108. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Москва. Долгоруковская ул.,
д. Збука. 5 августа [18]93
Здравствуйте, милые мамочка и Саша!
Мы возвратились из поездки по Дону. Я написал много этюдов; все лица характерные1. Дон сильно напоминает местности сибирские; должно быть, донские казаки при завоевании Сибири и облюбовали для поселения места, напоминавшие отдаленную родину. Меня казаки очень хорошо приняли. Жили мы в Раздорской станице, Константиновской, Старочеркасске2, где находятся цепи Степана Разина; ездил с казаками на конях, и казаки хвалили мою посадку. "Ишь, - говорят, - еще не служил, а ездит хорошо". Только ноги совсем носками к брюху коня держат. Мне это сначала трудно было. У нас была Марья Семеновна3 проездом и уехала в Палестину.
Какое, брат, вино я хорошее пил! Без примеси. Там почти все казаки, в Раздоре, виноград давят. Мне атаман станичный хотел осенью прислать винца за его портрет акварелью. Тогда и я тебе пошлю. Знаешь, Саша, у нас с тобой родные, должно быть, есть на Дону - в станицах Урюпинской и Усть-Медведицкой есть казаки Суриковы, и есть почти все фамилии наших древних казачьих родов: Ваньковы, Теряевы, Шуваевы, Терековы, как мне передавали об этом донские офицеры и казаки, с которыми эти фамилии служили. Нашел для Ермака и его есаулов натуру для картины. Теперь уже вписываю их.
Как мамочкино здоровье? Я думаю, ждала она нас, да и не дождалась. Нельзя, мама. Вот, если господь велит, на будущее лето приедем; время незаметно пройдет.
Будьте здоровы, мои дорогие. Каждый день по нескольку раз поминаем вас.
109. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Здравствуйте, дорогие мамочка и Саша!
Вы, я думаю, получили уже мое письмо. Вот все жду вашего. Оля и Лена сейчас пошли в 1-й раз в гимназию. Еленчик все жалуется на головную боль. Так что был с ней у доктора, который прописал ей лекарство. Говорит, что пройдет.
Картину работаю. А работы тьма еще. Не знаю, кончу ли к весне, очень бы хотелось, так как квартира, которую я оставлял на лето за собой, здорово холодна. Я хочу, чтобы хозяин поставил мне в залу печку железную.
Марья Семеновна говорила мне, что постояльцы вверху очень довольны, что квартира теплая. Ну, слава богу, что хоть недаром мы дом переправляли. А вот не знаю, как у вас внизу-то тепло ли будет эту зиму.
Заходил ли к вам Чернышев1, ученик (нрзб) рисовальной школы в Москве? Я думаю, что он скоро вернется в Москву (письмо это я еще не кончил).
Я сегодня получил твое письмо, где ты говоришь, что Долинский уволен. Как-то ты теперь будешь служить с Горбатовским. Уж как-нибудь устрой, чтобы нового-то пред[седателя] дождаться. Ты говоришь, что опять был больной и мама. Я думаю, что не от сырости ли внизу вы хвораете? Может еще не просох низ-то. Поставь железную печь. Про коня пишешь, что нету? Да хорошо ли к зиме заводить. Опять работника надо нанимать. Подожди лучше до лета, когда приеду, тогда заведем!
Саша, не нуждаетесь ли вы с мамой, ты говоришь, что истратил на лекарства. Так я пошлю, сколько могу. Очень я беспокоюсь что-то о вас с мамой; что это все хвораете, отчего? Или от непомерного твоего труда, или простужаешься и мама, или, как я говорил, сыро внизу.
Каждый день, каждый час я все думаю о вас с мамой. Есть ли у нее теплая обувь?
Картина моя, слава богу, подвигается, и думаю к весне кончить. Материалу довольно много набрал.
Берегите же здоровье, дорогие мои, целую вас.
Твой брат любящий В. Суриков
Долгоруковская ул. д. Збука.
110. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
[Москва]. 18 ноября [1893]
Здравствуйте, милые наши мамочка и Саша!
Простите, что долго не писали. Мы тоже немного "отхватили" по болезни. Сначала Лена, а потом я с Олей. У меня с ней была инфлюэнца. Нет, теперь, слава богу, прошло. Мы получили черемушку и чай. Спасибо, брат.
Картина подвигается. Казачьи типы казаки, которые у меня были в мастерской, признают за свои. Но к этой выставке не кончу. У нас были Кузнецовы, обедали, и Рачковский - доктор. Он хотел к вам зайти.
Как-то мимо меня раза два проехал Долинский. Он, мне Кузнецовы говорили, в Москве. Ко мне что-то не заезжает. Как-то теперь послуживаешь и не приехал ли новый председатель? От Рачковского я узнал о смерти моего старого товарища отца Иоанна Рачковского. Царство ему небесное. Я его очень любил и уважал. В нем как-то мало было стяжательства. Умер, говорят, и Васильев богач.
Напиши мне, не забудь, что, поубавилась ли сырость внизу у нас и будете ли железную печь топить? Как-то досадно - поправляли, поправляли заново, а без железки не обойтись! Мне про железную печь Пирожников говорил, что ту зиму она стояла внизу.
Мамочка, здоровье как? Тепло ли одевается? Мы 14 октября вспоминали, что теперь у вас пашкетишко, может, стоит на столе, ну, и поздравлялись с именинницей
1. А ты коня-то купил, ну, так почаще катайся, да мамочку вози гулять. Поклонись от меня твоим товарищам. Целую вас, мои дорогие.
111. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Здравствуйте, дорогие мамочка и Саша!
Письмо твое мы получили с письмецами Оле и Лене. Они учатся ничего, порядочно. На рождестве я их водил в цирк.
У меня два дня назад был Савенков1. Он переводится в Варшаву. Видел моего "Ермака" и очень хвалит картину. Жаль Калину. Дождется ли он, бедный, перед смертью ордена св. Владимира 4-й степени? Когда я его видел в последний раз, то он ждал его. А Михайло-то Яковлевич 2, какой крепкий был, просто не ожидал! Теперь только два брата осталось. Марья Семеновна Савельева возвратилась из Палестины, была у нас и привезла два образочка, которые были возложены на гроб господень. Она хлопотала, чтоб ее перевели туда учительницей, так как население ее ужасно любит. Еще пишу тебе, что я недавно в числе некоторых избран в действительные (не подумай - статские советники), а в действительные члены Академии художеств по высочайшему утверждению. Фамилии напечатаны в "Московских ведомостях" в декабре месяце3. Картина моя идет вперед. Казачья сторона вся наполнилась, и уже оканчиваю некоторые фигуры. Не торопясь, с божьей помощью, можно хорошо кончить ее к будущей выставке. На эту выставку пошлю два или три этюда, а картины никакой не будет4. Не знаю как, а хотелось бы нынешним летом еще поработать этюды татар в Тобольске и приехать к вам, мои дорогие, не надолго. Да не знаю, как бог велит, - в мае выяснится. Душата так и рвутся в Красноярск повидаться с вами и покататься на новокупленном коне. Может быть, бог даст, и свидимся это лето. Если можно, вот что, Саша: пошли фунтишко чаю, просто не могу пить здешний веник, но только фунт, и больше ничего не посылай. Саша, квитанции получил на шубы.
Теперь я опять принялся за "Ермака". Работы будет очень много за ним. Радуюсь, что много этюдов для него написал. На днях узнаю адрес Ковалевского и схожу к нему, если он в Москве. Поклонись от меня Сергею Матвеевичу 5 и всем знакомым моим.
Целую вас, мои дорогие. Мамочка, берегите здоровье.
Поклонись от меня Тане.
112. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Здравствуйте, милые и дорогие мамочка и Саша!
Простите, что долго не писал. Все не мог собраться узнать про ремни. Нашел я в Замоскворечье, на Балчуге, ряды шорные, и там мне показывали настоящие тянутые ремни и поддельные, которыми и торгуют, должно быть, в Красноярске. Они не прочны. Они уступают мне настоящие ремни, широкие, за 45 и 30 к. поуже - 1 арш. На шлею надо 4, узких 8. Не знаю, сколько тебе нужно. Если успеешь написать до отъезда нашего из Москвы до 20 мая, то напиши. По получении этого письма пиши на другой день, тогда можно получить твое письмо. А если не получу вовремя, то привезу на шлею, сколько сказали в лавке.
Я, брат, и не знаток в ремнях, но настоящие, но тщательно их рассмотрю, резко отличаются своим видом и прочностью от поддельных, которые и не тянуты и рвутся очень скоро. А по виду похожи. Смотри, Саша, ремней не покупай в Красноярске.
Картина моя заметно подвигается к концу; недостает только нескольких этюдов, которые я надеюсь сделать в путешествии. Картину все, которым я показывал ее (немногим избранным художникам), единодушно хвалят и говорят, что это лучшая моя картина1. Дай господи. Что вперед будет, не знаю. Его святая воля.
Чаек-то и ягоденки получил. Спасибо вам, дорогие мои. Думаю выехать из Москвы 20 мая в Красноярск, по окончании Олиных экзаменов, бог даст, увидимся. Ты, Саша, сапог себе не покупай, и рубашонок я тебе привезу, и мамочке тоже что-нибудь привезу. Целую вас, дорогие мои.
Остаюсь любящий вас В. Суриков
113. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
Дорогие мои мамочка и Саша!
Сейчас сели на пароход "Косаговский" Курбатова и завтра, бог даст, в 3 утра выедем в Тюмень. На станциях до самого Томска, с твоей легкой руки, ехали, платя за 2 лошади. Были поползновения со стороны писарей почтовых станций содрать за 3 лошади, но я их укрощал вескими словами и видом своего азяма2, ухарски спущенного с правого плеча...
Калоши, ключи - все нашли на станциях, так что теперь ломать замков не надо. В Томске купили две мерлушки на шапки девчонкам, а ичигов
3 для мамы не было, а были татарские, вышитые и без каблуков. В Тюмени, думаю, найду и пошлю мамочке, а ты покуда не покупай их: недели через две или много три они дойдут. Пароход "Москва", на котором я хотел ехать, и не будет ранее 4 августа; наврали в газете. На дороге я встретил, то есть подошел ко мне один из инженерных контролеров, который едет в Красноярск. Он к тебе зайдет. Я затем просил зайти к тебе, чтобы сказать маме, что он встретил нас здоровыми. Я на той станции ждал лошадей 4 часа - разгон. Приехал и главный инженер Межеников - важная персона, и сморкается как иерихонская труба. Ну, с дороги еще напишу. Берегите здоровье, мамочка. Целую вас, мои дорогие.
Твой любящий брат В. Суриков
114. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
[Москва]. 15 августа [18]94
Здравствуйте, дорогие мои мамочка и Саша!
Мы приехали в Москву 11 августа и устроились опять у Збука; только квартиру переменил на другую, поменьше: плачу 30 руб. в месяц. Картину же рассчитываю кончать в музее1.
Теперь опишу мои похождения насчет маминых ичигов. Приезжаю в Томск, - смотрел по лавкам, - все татарские вышитые переда и задки. В Тюмень опоздали пароходом и пришли вечером, когда лавки были заперты; но я с Леной обходил все, которые торгуют сапогами со двора, и где были приказчики, то показали, и все татарские без каблуков. Но главная торговля их была в простых лавках на площади. Но они были заперты, и приказчиков нету.
Татарин встретился и сказал, что все ичиги из Казани привезли в Тюмень. Приезжаю в Казань, в город нельзя - далеко, боялся опоздать, а на берегу нет, но мне дали адрес в Нижний на ярмарку к татарину.
В Нижнем с Леной, обегавши ярмарку, нашли татарина, но у него, хотя и черные, но вышитые задки и без каблуков. Лена говорит, что бабушка татарские ни за что не наденет. Вот, брат, история-то!
На днях похожу здесь - не найду ли, а то закажу. [...]
Получили ли вы, Сашута, мои телеграммы из Томска и Москвы о приезде. На днях пойду устраиваться с картиной в музее. Мамочка, берегитесь, ничего не кушайте вредного, а ты, Саша, купи курицу на базаре и бульону свари маме. Как-то насчет прислуги, напиши.
Любящий тебя брат В. Суриков
Долгоруковская улица, дом Збука, кв. No 7.
115. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
[Москва]. 20 сентября 1894
Здравствуйте, дорогие мамочка и Саша!
Я от вас уже два месяца не получал известия. Здоровы ли вы? Мы все, слава богу, здоровы. Я теперь кончаю "Ермака" в зале Исторического музея, в Москве вот уже месяц. Картина сильно подвинулась. Ее видели Потанин1 - знаменитый путешественник, потом начальник музея князь Щербатов 2 с женой и сестрой - княгиней Оболенской3 {Фрейлина государыни. (Примеч. Сурикова).}, граф Комаровский 4 - начальник Оружейной палаты, и еще некоторые ученые, московские художники, Забелин - историк, Семидалов - доктор, брат судьи 5, и еще некоторые военные, и все они признали, что Ермак у меня удался, не говоря уже о других фигурах. На днях была у меня издательница журнала "Север" Ремезова 6 и, несмотря на то, что картина не окончена, купила у меня право на издание литографии красками с "Ермака" в премию к "Северу" за 3000 рублей, тысячу уже послала, вторую - в январе и последнюю, по условиям, - в марте. Да что же, подождать могу. В "Русских ведомостях" 16-го была заметка о содержании картины7 и должна быть, как говорили, в "Восточном обозрении"8. К половине февраля думаю, с божьей помощью, кончить. Надо еще раму заказать. Что дальше господь даст - будет святая его воля.
Что, Саша, кузнецовская фотография нас с мамой готова ли? Если готова, - пошли 9. На днях хочу поискать ичигов для мамочки, может найду.
Ну, целую вас, мои дорогие.
Твой любящий брат В. Суриков
(Долгоруковская, д. Збука, кв. 7).
116. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
[Москва.] 31 октября [18]94
Здравствуйте, дорогие мамочка и Саша!
Очень обрадовались мы, что получили Ваше письмо. Оно первое письмо после отъезда из Красноярска. Все беспокоимся о мамочке, что-то будет с нами.
Ты уж знаешь о скорби, постигшей всю Россию. Добрый и ласковый государь наш скончался! Много, брат, я слез пролил, да и не один я, а все. В приходе, где мы живем, я принимал присягу нынешнему государю. Вчера был выезд похоронной процессии с телом государя. Народу была такая масса, что видеть ничего не удалось, как следует.
О себе скажу, что картину я уже кончаю. Заказал раму и в феврале выставлю, если бог велит, в Академии художеств. Я недавно был в Петербурге на один день по изданию Ермаковой
1 премии в "Севере". Мамочка пусть берегется. Все надеюсь видеться еще с нею.
Любящий брат твой В. Суриков
Разрешаю исключительное право на снятие фотографии с моей картины "Покорение Сибири Ермаком" издательнице журнала "Север" Марии Ксенофонтовне Ремезовой
1.
118. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
[Москва]. 22 декабря 1894
Здравствуйте, милые и дорогие мама и Саша!
Сейчас получил вашу повестку на посылку и очень сожалею, что так долго не мог собраться написать вам письмо. Я знаю, что как дорого получать письма друг от друга. Да вот теперь кончаю картину, работаю до самого вечера. Завтра принесут раму. Стоит она 100 рублей. Не знаю, как будет идти к картине. Все, кто видел картину, всех она поражает, а судьба, которая ее ожидает, мне неизвестна... Даже немного горько, что хороша картина по отзывам, а ничего вдруг за нее не получу. Так что немного в тревожном состоянии нахожусь. Ну, да без этого нельзя. По-казачьи не будешь вперед думать, а что бог даст. Хоть не будет ни гроша, а может, слава хороша!
О кресте твоем послежу в "Правит[ельственном] Вестнике". Тут домохозяин Збук послал образки в наш Красноярский мужской монастырь, а имени монастыря я не знаю. Напиши, как он называется. Не знаю, дойдет ли его посылка. Я спрашивал некоторых из учащихся красноярцев, а они не знают об этом.
Что-то мамочка наша? Все виню себя, что не выслал ичиги, где найдем, не знаю. Тебе, Оля говорила, перчатки надо? На днях вышлю. Что же мамочка-то, ходит? Все думаю повидаться с нею и тобой. Вот и все мечтаю об этом, что приедете летом в Москву с мамочкой, к мощам св. угодников поклониться. Целую вас, дорогие мои.
119. П. Ф. и А. И. СУРИКОВЫМ
[Петербург]. 24 февраля 1895
Здравствуйте, дорогие мамочка и Саша!
Спешу уведомить вас, что картину мою "Покорение Сибири Ермаком" приобрел государь. Назначил я за нее 40 тысяч. Раньше ее торговал Третьяков и давал за нее 30 тысяч {}*, по обыкновению своему страшно торговался из назначенной мной суммы, но государь, к счастью моему, оставил ее за собой.
Я был представлен великому князю Павлу Александровичу. Он хвалил картину и подал мне руку; потом приехал вел. кн. Владимир Александрович с супругой Марией Павловной, и она, по-французски, очень восторгалась моей картиной. Великий князь тоже подал мне руку, а великой княгине я руку поцеловал по этикету.
Был приглашен несколько раз к вице-президенту Академии графу Толстому2, и на обеде там пили за мою картину. Когда я зашел на обед передвижников, все мне аплодировали. Был также устроен вечер в мастерской Репина, и он с учениками своими при входе моем тоже аплодировали. Но есть и... завистники. Газеты некоторые тоже из партийности мне подгаживают; но меня это уже не интересует...3 Слава господу, труд мой окончен с успехом! По желанию моему главнокомандующий в[еликий] к[нязь] Владимир Александрович разрешил видеть мою картину казакам лейб-гвардии. Были при мне уральские казаки, и все они в восторге, а потом придут донские, Атаманского полка и прочие уж без меня, а я всем им объяснял картину, а в Москве я ее показывал донцам.
[Москва. Конец февраля 1895]
Здравствуй, дорогой наш Сашенька!
Получил вчера твое скорбное письмо1. Чего говорить, я хожу как в тумане. Слезы глаза застилают. Милая, дорогая наша матушка! Нет ее, нашей мамочки.
Господи, не оставь нас!
И помяни ее, господи, во царствии твоем! Она достигла царствия божия своей труженической жизнею. Милая наша! Я заберусь в угол, да и вою. Ничего, брат, мне не нужно теперь. Ко всему как-то равнодушен стал. По всей земле исходи - мамочки не встретишь. Недаром я ревел, как выехал из Красноярска 2. Сердце мое сразу почувствовало, что я ее больше не увижу...
Скорбно, скорбно, милый братец мой Сашенька! Так бы и обнял тебя теперь и рыдал бы вместе с тобой, как теперь рыдаю. Я все ждал лета, чтоб тебя с мамой в Москве увидеть, и комнатку для мамы назначил...
Я крепко жму руку Борисову и горячо благодарю всех, кто сколько-нибудь помог тебе, милый брат, в трудную минуту. Дуню благодарна Таню и Гоголевых, и всех твоих верных товарищей.
Хорошо, что снял фотографию 3. Потом увижу, а теперь жутко мне. Не тоскуй, Саша, укрепись по возможности. Молись, как и я, о мамочке, голубушке нашей. Господь услышит молитву нашу, ибо у нас сокровище есть - вера.
Как ты живешь теперь? Кто готовит тебе и кто около тебя? Письмо это пройдет 20 дней, а меня беспокоит, что с тобой за это время будет? Одно, Саша, не давай воли отчаянию. Это и грешно (по нашей христианской вере), да и не поможет. Это я по прежнему своему горю сужу. Летом мы, если господь велит, мы непременно увидимся 4. Я жду не дождусь этого времени. Напиши мне о себе, а я вскоре еще буду писать тебе.
Целую тебя, дорогой и милый брат мой Сашенька.
Здравствуй, дорогой наш Сашенька!
Все мы думаем, как ты живешь теперь один? Я пришел к тому убеждению, что не лучше ли бы было, Саша, чтобы тебе рассеяться немного, приехать к нам? Это тебе было бы очень полезно и для здоровья. Могут ли тебе дать отпуск на 4 месяца? Кстати, ты бы посмотрел и моего "Ермака". Теперь выставка открылась в Москве, и картину, если не в Москве, то съездили бы в Питер посмотреть, так как я думаю, что она будет в Эрмитаже или покуда во дворце помещена. Право, Саша, если ты в силах сделать это путешествие, то приезжай. Я уж по горькому опыту знаю, что перемена некоторая необходима. Я знаю, что горько будет могилу мамы покидать, но ведь это будет на время. Панихиды будем здесь служить. На лето поживем где-нибудь вблизи Москвы. Очень бы мы хотели, чтобы ты, Саша, приехал. Ты же мне и говорил в прошлом году, что приедешь. Мы бы, если бог велит, на будущий год приехали бы в Красноярск.
Напиши поскорее.
Я получил от Академии звание академика. Это состоит в 7 классе и самая высшая награда в Академии. Это выше профессора теперь1, хорошо, что тогда его [этого звания] и не дали мне.
На картину печать нападала из партийности в борьбе академистов и передвижников. Так что не картина виновата. Поклонись от меня всем. Ответь телеграммой, что приедешь.
Любящий тебя брат В. Суриков
[Москва]. 23 августа [18]95
Дорогой Саша!
Получил твое письмо, где ты пишешь об ордене. Ты не волнуйся, а спокойно отнесись к этому. Это явление повседневно и везде, где есть служба военная или гражданская. О заслугах истинно служащих никому дела нет, а отличия, в большинстве случаев, получают разные пройдохи: по кумовству или протекции. Это не ново и старо, как мир. И Суворова с большим удовольствием обходили в наградах, да уж под конец дела его гремели, что уж обойти его нельзя было. А историю с моей большой золотой медалью помнишь? Да я перенес, а под конец я же одолел 1.
Во всяком случае, этого нельзя так оставить, и если поеду в Питер, должно быть, в сентябре, то я, по всей вероятности, найду случай переговорить об этом с кем следует. А до тех пор не говори.
Мы остались на той же квартире. Поздно, все взяты были. Прикупили мебели и кровати переменили. Бог даст, если будем живы, увидимся на будущее лето. Тюфяк один оставили для тебя. Как-то ты живешь? Все та же ли прислуга? Мы о тебе каждый день говорим. Укрепляйся верою в господа и тем, что у тебя есть мы.
Напиши, а что Дьяченки
2 остались или нет?
Любящий тебя брат В. Суриков
[Москва]. 24 октября [18]95
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Я давно тебе не писал, был в Питере на заседании Академии. Всё тащут меня профессором туда. Не знаю еще, как поступлю. Когда Оля кончит гимназию, тогда подумаю. Насчет твоего ордена мне говорили, что нужно обратиться к директору департамента, так если я поеду 30 октября еще на заседание, тогда, может быть, удастся сделать что-нибудь. Только никому, пожалуйста, не говори об этом, даже товарищам.
Я задумал новую картину писать. Тебе скажу под строжайшим секретом: "Переход Суворова через Альпы". Должно выйти что-нибудь интересное. Это народный герой.
Посылаю тебе образчик моего времяпрепровождения в свободные минуты1. Брат твой всегда будет одинаков, хоть ты его золотом обсыпь. Был 14 октября на могилке Лизы и подавал поминовение об мамочке и панихиду отслужил.
Помянул и Софью Владимировну. Передай ее домашним мое сожаление об ней.
Одевайся потеплее.
Я рад, что у тебя старушка Андрея живет. Лучше-то ведь трудно найти.
Товарищам твоим передай мой поклон. Тане тоже наш поклон посылаем.
Теперь буду писать почаще, прости меня. Я знаю, как мы беспокоимся друг о друге, когда никаких сведений нет. Поклонись могилочке дорогой нашей мамочки...
Любящий тебя брат твой В. Суриков
[Москва]. 7 ноября [1895]
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Вчера я получил твое письмо. Сейчас иду купить тебе сапоги и еще посылаю тебе 100 рублей, чтобы немного пополнить убыток, нанесенный тебе сукиным сыном, квартирантом. Ты, Сашута, немного подтяни вожжи с ними.
Лучше было бы, чтобы ты брал с них деньги вперед за месяц. Это делается со всеми нами квартирантами повсюду. А то ведь они у тебя просто задаром живут. Смотри, и вдова-то попадья ничего не заплатит. Будь с ними покрепче. Сколько раз я тебе, душонок, говорил об этом.
Не достанешь ли где, браток, мне пропастинки? При воспоминании об ней у меня просто слезы умиления на глазах. Урюк обработали. А то бы, может, и туруханки достал?1 Был в Питере на днях. Пономарев тебе кланяется. Насчет отличий нам, брат, с тобой не везет. Оттого, что не умеем заискивать. Казаки мы с тобой благородные - родовые, а не лакеи. Меня эта идея всегда укрепляет.
Ну, будь здоров. Есть ли теплые чулки у тебя? И носи фуфайку на теле - в архиве-то ведь холодно. Послушайся меня. Она тебя спасет от будущих простуд. Остаюсь здоровый. Целую тебя.
14 октября подавал на проскомидию о маме.
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Получили твое письмо. Два месяца не получали никаких сведений о тебе. Уж думал я, не заболел ли ты. Мы все, слава богу, здоровы.
В Петербург мне не удалось съездить, так что еще не справлялся в министерстве об ордене. Не знаю, когда выбрать время только для поездки. Над эскизом картины порабатываю1.
Начал с Оли портрет, кажется выйдет 2. Кончу его, тогда и с Бунзелюшки 3 напишу.
Я себе сшил новое пальто; верх новый и фасон очень хороший вышел {Его не перешивал. (Примеч. Сурикова).}. Так что мы теперь с тобой в новых шубах. А Оле и Лене сделал на шерстяной вате пальто, да только, кажется, не очень теплые. Они сами хотели полегче.
Наверно, если Давыдов поедет в Питер, то ко мне заедет в Москве.
Дошел, брат, я до такого искусства, что, кроме штанов, переправляю собственноручно и жилеты. А сюртуки, дело будущего. У нас с тобой врожденный талант к дратве и иголке. Откроем когда вместе будем (нрзб) портняжно-шорное заведение.
Не нужно ли чего тебе послать из Москвы?
Остаемся живы и здоровы.
Любящий тебя брат В. Суриков
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Поздравляю тебя с праздником рождества Христова и желаю тебе здоровья главное.
Я, брат, раскошелился на новые шубы Оле и Лене. Шубы очень холодные оказались на вате, и они стали простуживаться, зато можно их носить весной, когда холодно еще; ну, думаю, плохо. Взял и купил на сером кенгуровом меху. Такой мех есть.
Вот тебе и Плюшкин!
Три ночи не спал от этой траты, шутка ли, 125 рубл. за обе! Зато уж теплые и куда угодно ехать в них можно.
Я слышал, что поезд приехал к нам в Красноярск1. Ужасно обрадовались, все как-то ты теперь ближе к нам. В Москве появился новый пианист, Гофман 2, мальчик лет 19, и играет так, что всех московских дур с ума сводит - психопаток. Но во всяком случае человек с будущностью.
Когда поеду в Питер, то узнаю насчет тебя.
Любящий тебя брат В. Суриков
1. Этюды Минусинских татар Енисейской губернии.
2. Сибирский этюд девочки.
3. Казака. Этюд.
Деньги получил, многоуважаемый Павел Михайлович! Благодарю Вас
1.
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Посылаю тебе сапоги заказные. Я думаю, что они тебе хороши будут.
В Петербург мне не удалось съездить. Думаю, что числа 20 февраля поеду. На выставку послал казачьи этюды1.
Ты просил Ленину карточку, но я ее не могу затащить в фотографию сняться. Если сниму, то пошлю. Мы, слава богу, здоровы. У меня был Инн[окентий] Петр[ович] Кузнецов, ездил в театры с ним. Даже из любопытства маскарад смотрел. Помню, что в Красноярске они веселее бывали.
Ты, Саша, хотел это лето в Москву приехать, было бы хорошо повидаться, да ты бы и Нижегородскую выставку2 посмотрел. Ведь ты ни разу в жизни выставок не видел. Возьми отпуск. Отпуск же ты брал 8 лет тому назад. Постояльцев можно оставить дом поберечь, например, если Дьяченко?
В годовщину 3 февраля я ездил к Лизе на могилку и служил панихиду по мамочке, а 4 в воскресенье подал на проскомидию. Вот и год пролетел.
Хорошо, если бы нам увидеться лето это, Саша. Будь здоров.
Целую тебя, мой дорогой, люб[имый] брат.
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Мы приехали в г. Ригу и наняли дачу в местечке Эдинбург у самого моря Балтийского. Хотим два месяца провести здесь. Лесу соснового очень много. Но дерут деньги немцы проклятые здорово. Две комнаты стоят сто десять рублей за два месяца и за обеды, завтраки и чай с кофе по десяти рублей с человека в неделю. Понимаешь!
Ну да ведь не век тут жить. - Народ апатичный ко всему на свете, кроме денег. Рига город совсем немецкий, хотя и говорят по-русски и есть наши церкви. Просто ни то ни се. Воздух чистый, хлеб без подмеси, молоко и масло настоящие тоже. А то бы никто сюда не поехал из русских.
Думаю поработать этюды, какие ни на есть 1.
Квартиру в Москве оставили за собой и оставили там кухарку хранить вещи. Пиши письма по этому адресу: г. Рига по Рижско-Тукумской желез, дор. в Эдинбург по Эдинбургскому проспекту No 39-й, пансион Кевич2.
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Я не писал тебе, что мы не остались жить у моря. Я там не мог вынести сырого климата. Так что три недели только там жили. Теперь я поселился около Москвы недалеко. Помнишь Перерву и Коломенское. Здесь и доживем лето. Хоть все русские и то слава богу. А то поганые немцы мне надоели. И на что мы их захватили с Петром Великим - не знаю. Петру море нужно было. Немецкие названия у улиц теперь понемногу уничтожают и дают русские. Эти остзейские немцы хуже раза в три настоящих заграничных. Ну, да черт с ними. Я никогда туда больше не поеду. Нашел новую квартиру на Тверской 1. Лене два шага до гимназии. И можно работать мне. Окна большие. Только страшно дорого, 60 р. в месяц с переездами. Я тебе долго не писал. Прости. Не знаю, писал ли ты в Ригу. Письма не получал, а то перешлют. Если будешь писать, то пиши: по Московско-Курской жел. Дороге, ст. Люблино, до востребования.
Мы все здоровы, слава богу.
Я еще нанял другую квартиру, да три дня, еще по приезде из Риги, прожил, оказалась сырая, я и переехал на Тверскую. Хорошо еще, что вперед дал только за 10 дней. Покуда искал, их зажил. Беда с квартирами. Мечтаю, когда Лена кончит гимназию, с тобой вместе жить навсегда в Красноярске. А то совсем измучился. Хочу поспокойнее пожить. Будь здоров.
Любящий тебя брат твой В. Суриков
[Москва]. 31 октября 1896
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Прости, что долго не писал. Все переезды наши с квартиры на квартиру отчасти виной были. Сняли одну - сырая, принуждены были съехать. Теперь ничего, на самой бойкой улице - на Тверской. Совсем квартир нету в Москве. Я работал рисунки для одного издания "Царская охота" 1. Картины большой еще не начинал 2, с духом собираюсь. Я очень беспокоюсь о твоем здоровье. Что, прошла ли инфлюэнца? Берегись ты, пожалуйста. Это лето, бог даст, непременно увидимся. Только бы дожить. Ты пишешь про Лоскутова 3. Он был у меня. Я про его способности не могу сказать ничего особенного. Ничем себя еще не заявил. Насчет денег, посланных председателем, я никаких сведений не имею. Он приходит ко мне, справляется о них. Я ему показал телеграмму председателя от 29 сентября на мое имя, а денег до сих пор не получал, хотя сегодня 30 октября. Справься, Саша, на чье имя посланы деньги Лоскутову, чтобы он не беспокоил своими справками о них.
Получил твои карточки на коне. Ты таким молодцом сидишь на коне. Меня очень порадовало, будто тебя повидал. Верочку Дьяченко4 я встретил в Петербурге, она с кем-то ехала по улице. Она сказала, что поступает на курсы.
Квартира у нас не сырая. Есть швейцар у двери и газовое освещение на лестнице. Плачу 60 рублей без дров. Вода проведена в краны. Лена ходит в гимназию - два шага или немного более, Оля поступила в школу музыки. А то учительницы домашние тянут без конца и толку мало.
Крутовского 5 не видел, он ко мне не заходил. Берегись, не простужайся. Мы все тебя об этом просим.
За конем пусть работник ходит. Скоро ли увидимся?
Об мамочке подал поминанья и о всех нам дорогих.
Будем часто писать теперь. Целую тебя.
Поклонись от меня председателю, Гоголевым и товарищам твоим и Тане.
132. С. Д. МИЛОРАДОВИЧУ 1
Картина Ваша очень хороша
2. Лицо Гермогена отнюдь не трогайте - оно удалось. Руку у заставляющего подписать надо прибавить в толщину. Руку у Гермогена надо нарисовать. Следки у поляка в мантии надо увеличить. Скомпонована картина очень хорошо. Огонь краснее надо (пламя). Ножку и у стола толще, и у человека, опирающегося на стол, правый следок
больше. Я еще зайду поговорить о картине к Вам.
[Москва]. 10 декабря 1896
Здравствуй, дорогой наш Саша!
Я послал тебе сапоги, но не успел вложить туда письма, так как на почту боялся опоздать из магазина. Не знаю, не малы ли? Меряли - 6 вершков.
У меня был Ставровский 1. Славный малый.
Ты писал, что в Красноярске нету снега, а здесь, в Москве, чуть не по кол