Бунин Иван Алексеевич - Устами Буниных. Том 3

Все время после 22. VI. ощущение сильного волнения. Что будет с Россией? Песенка коммунизма спета. В Москве говорят только о патриотизме. Дух силен. [...]

   Едим лучше, но худеем по-прежнему. Беспокоит Ян. Он совершенно исхудал. Чуть было не заболел, но вывернулся. Дух его хорош. Он добр. Очень волнуется. [...]

  

   [Из записей Бунина:]

  

   29. VI. 41.

   Послал Олечке открытку:

  

   С постели рано я вскочил:

   Письмо от Оли получил!

   Я не читал и не молчал,

   А целый день скакал, кричал:

   "Как наша Оля подросла!

   Переросла она осла!

   А ведь не маленький осел -

   Он ростом выше, чем козел.

   Потом, смотрите, как она

   Ужасно сделалась умна!

   Должно быть, очень хорошо

   Сдала экзамен на башо

   У кур и кроликов своих,

   Когда зимой кормила их!"

   Но оказалось, что во сне

   Вся эта глупость снилась мне, -

   Что я письма не получал

   И не скакал и не кричал...

   И так обиделся я вдруг,

   Что посинел и весь распух.

  

   30. VI. 41.

   [...] И вообще становлюсь все грустнее и грустнее: все, все давит мысль о старости. [...]

   Итак, пошли на войну с Россией: немцы, финны, итальянцы, словаки, венгры, албанцы (!) и румыны. И все говорят, что это священная война против коммунизма. Как поздно опомнились! Почти 23 года терпели его!

   Швейцарские газеты уже неинтересно читать.

  

   В двенадцатом часу полиция. Рустан с каким-то другим. Опрос на счет нас трех мужчин¹², кто мы такие, т. е. какие именно мы русские. Всем трем арест при полиции на сутки - меня освободили по болезни, Зурова взяли; Бахрак в Cannes, его, верно, там арестовали. Произвели осмотр моей комнаты.

   Рустан вел (себя) удив. благородно.

   Во втором часу радио: Франция прервала дипломат. отношения с Россией в виду ее мировой коммунистич. опасности.

   8 часов вечера.

   Был др. Deville, осматривал меня, Веру и Маргу.

   Часа в три приехал из Cannes Бахр., пошел в полицию и должен провести там ночь, как и Зуров. А, м. б., еще и день и ночь?

   На душе гадко до тошноты.

   Слухи из Парижа, что арестован Маклаков (как и все, думаю).

   Радио - немцы сообщают, что взят Львов и что вообще идет разгром "красных".

   Поздно вечером вернулись М. и Г., ходившие в полицию на свидание с З. и Б., которым отнесли кое-что из еды и для спанья. Оказалось, что всех арестован, русских (вероятно, человек 200-300) отвезли за город в казармы; М. и Г. пошли туда и видели во дворе казармы длинную вереницу несчастных, пришибленных (и в большинстве оборванных) людей под охраной жандармов. Видели Самойлова, Федорова, Тюкова, взятых с их ферм, брошенных у некоторых, несемейных, на полный произвол судьбы со всеми курами, свиньями, со всем хозяйством. Жестокое и, главное, бессмысленное дело.

  

   1. VII. 41. Вторник.

   С горя вчера все тянул коньяк, ночь провел скверно, утром кровь. Вера бегала в город покупать кое-что для наших узников, потом была в казарме (это километров 5, 6 от города туда и назад). Видела З. и Б. Они ночевали на полу, в повалку со множеством прочих.

   Вчера перед вечером и весь вечер грохотала громом. Нынче с утра солнечно, с полудня тучки, редкий дождь изредка. На душе тупая тошнота. Валяюсь и читаю Флобера (его письма 70-го года).

   В Эстонии уже горят леса. Думаю, русские будут жечь леса везде.

   Вечер, 9 ¥, т. е. по настоящему 7 ¥. Мутно, серо, мягко, все впадины долины в полосах белесого дыма - оч. тихо, дым от вечерних топок не поднялся.

   Не запомню такой тупой, тяжкой, гадливой тоски, которая меня давит весь день. Вспомнилась весна 19-го года, Одесса, большевики - оч. похоже на то, что тогда давило.

   Наши все еще в казарме. Г. и М. были там вечером, видели Б., З., Самойлова, Федорова - этот о своей собаке: "нынче моего сукина сына еще покормят, а завтра? Издохнет сукин сын!" Город прислал в казармы кровати, будет кормить этих узников. Большое возмущение среди французских обывателей тем, что делается.

   Как нарочно, читаю самые горькие письма Флобера (1870 г., осень, и начало 1871 г.).

   Страшные бои русских и немцев. Минск еще держится.

   Желтоватая, уже светящаяся половина молодого месяца.

   Да, опять "Окаянные дни"!

  

   2. VII. 41.

   Проснулся в 6, оч. плохо себя чувствуя. В. встала еще раньше и ушла - в казарму, очевидно. Заснул до 8 ¥, сладостр. сны. В 9 телеграмма М. от кого-то. Г. вошла, прося 5 фр. для телеграфн. мальчишки и сказала, что сами русские только что объявили, что они сдали Ригу и Мурманск. Верно, царству Сталина скоро конец. Киев, вероятно, возьмут через неделю, через две.

   Приезд в Париж 28 марта 20 г., каштаны, новизна и прелесть всего (вплоть до колбасных лавок...). Какая была еще молодость! Праздничные дни были для всех нас.

  

   3. VII. 41.

   Часов в 8 вечера вернулись из казарм Бахр. и Зуров. Там было все таки тяжело - грязь, клопы; спали в одной камере (правда, большой) человек 30. Сидели и ждали опросов. Но никто ничего не спрашивал. А нынче вдруг приехала какая-то комиссия, на паспортах у всех поставила [оставлено белое место. - М. Г.] и распустила всех. Глупо и безобразно на редкость.

  

   5. VII. 41.Cy6.

   С утра довольно мутно и прохладный ветерок. Сейчас - одиннадцатый час - идет на погоду. И опять, опять, как каждое утро ожидание почты. И за всем в душе тайная боль - ожидание неприятностей. Изумительно! Чуть не тридцать лет (за исключением десяти, сравнит. спокойных в этом смысле) живешь в ожидании - и всегда в поражении своих надежд!

   Пришла газета. Немцы: "сотни тысяч трупов красных на полях сражений..." Русские: "тысячи трупов немцев на полях сражений..."

   "Блажен, кто посетил сей мир". На мою долю этого блаженства выпало немножко много! J'en ai assez!

  

   6. VII. 41.

   Неподвижный день с пухлым облачным небом.

   Вчера письмо от Andrê Gide (он в Gabrise'), беспокоится за меня в связи с арестами русских¹³. Очень меня тронул. Нынче ответил ему.

   Ожидания! Жизнь вообще есть почти постоянное ожидание чего-то.

   Читаю "Моя жизнь дома и в Ясной Поляне" Т. А. Кузминской. Очень много пустяков, интересных только ей.

   Противно - ничего не знаешь толком, как идет война в России.

   Англ. радио: Идеи сказал, что через 2 недели произойдет нечто такое, что поразит весь мир.

   Новая мудрая мера: высылают, - вернее, рассылают, куда попало и неизвестно зачем, англичан. М-me Жако, прожившая в Грассе всю жизнь, должна уехать с детьми (и бросить весь свой дом) в какое-нибудь глухое место из тех шести, что ей предложили на выбор - в горах выше Грасса и еще где-то.

  

   8. VII. 41. Понедельник.

   [...] Ездил один в Cannes. Купался. Жара, когда вышел из дому на автобус, страшная. На берегу песок как огонь.

   Сидел в "Клэридже" - пустота, скука. Послал Олечке открытку:

  

   Пишу тебе два mots,

   Целую за письмо,

   За чудную картинку,

   Где Ваня кормит свинку.

  

   В сумерки началась гроза, все увеличиваясь, все больше трепеща, дергаясь и вслед за тем на мгновение все открывая и заливая бледно-сиреневым светом; все усиливались и учащались удары грома, иногда соверш. оглушительные. Так и заснул под эти удары (около 12). Уже шумел ливень, точно заливая огонь молний (необъятных полетов, при которых иногда над Cannes в полнеба сверкала, извиваясь, огненно-золотистая змея).

  

   9. VII. 41. Среда.

   С утра серо и прохладно. Потом только серо, стало теплей. Сбежал в город, купил бутылку джину (франц.) и 4 полбутылки коньяку. Сейчас около 5 часов. В газетах о том, как бешено, свирепо бьются русские. [...]

   11 ч. вечера. Мутная невысокая луна, кусочек розового моря вдали за Cannes. Лягушки, серо, прохладно.

  

   [В. Н. записывает 10-ого июля:]

  

   [...] Леня очень страдает. Рассказывает, как старики предсказывали, что "крови прольется много тут и птицы со стальными клювами будут летать", и все смеялись. В его "Рождении героя" есть об этом. [...]

  

   [Бунин:]

  

   13.VII. 41. Воскресенье.

   Прохладно, слабое солнце (утро).

   Взят Витебск. Больно. [...] Как взяли Витебск? В каком виде? Ничего не знаем! Все сообщения - с обеих сторон - довольно лживы, хвастливы, русские даются нам в извращенном и сокращенном виде.

   М. и Г. были на "Казбеке". Генер. Свечин говорил, что многие из Общевоинского Союза предложили себя на службу в окуп. немцами места в России. Народу - полно. Страсти, аплодисм. при словах о гибели большевиков.

  

   14. VII. 41. Понедельник.

   Немцы говорят, что уже совсем разгромили врага, что взятие Киева - "вопрос нескольких часов". Идут и на Петербург.

   Отличная погода, чувствую себя, слава Богу, не плохо. В городе все закрыто - праздник, "взятие Бастилии". Но ни танцев, ни процессий...

   Вчера еще сообщено о подписании военного союза между Россией и Англией. В газетах об этом только нынче. Немецкие сообщения оглушительны.

  

   17. VII. 41. Четверг.

   [...]Kyram"Ecl.duSoir": "Смоленск пал". Правда-ли?

  

   21. VII. 41. Понедельник.

   [...] Кто-то писал месяца 1 ¥ тому назад, что умер В. В. Барятинский. Вспоминаю, как он приехал в Париж лет 20 тому назад. Слухи, что арестованы Деникин и Евлогий.

  

   24. VII. 41. Четверг.

   Мутный день. Ночью много спал.

   Третий раз бомбардировали Москву. Это совсем ново для нее!

   Газеты, радио - все брехня. Одно ясно - пока "не так склалось, як ждалось".

  

   29. VII. 41. Вторник.

   Вчера купался. Зеленая, чистая, довольно крупная волна. И опять, опять изумление: ничего нигде во всем городе - куска хлеба не купишь. Выпил на голодный желудок крохотную бутылочку лимонного сока.

   Вчера и сегодня все время читал первый том рассказов Алешки Толстого. Талантлив и в них, но часто городит чепуху как пьяный. [...]

  

   2. VIII. 41.

   Серо, ветер, после полудня дождь от времени до времени. [...]

   Вере, с которой вчера дошел до Грасса, после Cannes было плохо. Худеет и стареет ужасно.

   Опять, опять перечитал за последние 2 дня 1-й том "Войны и мира". Кажется, особенно удивительна первая часть этого тома.

  

   3. VIII. 41. Воскр.

   Был с М. и Г. у Самойловых. Очень сытный завтрак. Ел с дикарской мыслью побольше наесться.

   Читал 1 книгу "Тихого Дона" Шолохова. Талантлив, но нет словечка в простоте. И очень груб в реализме. Очень трудно читать от этого с вывертами языка с множеством местных слов.

   С утра хмурилось. Потом солнце, но с тучами. Было душно, чувствовал себя тупым и слабым.

   В газетах все то же и вся та же брехня. [...]

  

   6. VIII. 41.

   Сейчас 3 часа, очень горячее солнце. Юг неба в белесой дымке, над горами на востоке кремовые, розоватые облака, красивые и неясные, тоже в мути. Там всегда моя сладкая мука. [...]

  

   7. VIII. 41. Четверг.

   С утра нечто похожее на утро начала русской осени - небольшая свежесть в воздухе, горьковатый запах дыма, легкий туман в долине.

   Днем совсем распогодилось, но прохладн. ветер.

   Немецкая большая сводка: чудовищные потери русских людьми и воен. материалом. "Полная победа" немцев.

  

   10. VIII. 41.

   Был с Б. в J. les Pins. Взял 1000 фр. у Левина.

   На солнце зной, в тени почти холодн. ветер. Опять дивился красоте залива, цветистости всего.

   По немецк. сообщениям положение русских без меры ужасно.

   Уже 2 воскресенья нет почты по утрам: воскресная доставка запрещена правительством.

   З. был у Тюкова. Вернулся в восторге, в страшной бодрости. Ничего не поймешь!

   Русские уже второй раз бомбардировали Берлин.

   Что-то оч. важное решается в Виши.

  

   [Из записей Веры Николаевны:]

  

   11 августа.

   [...] Ян все последнее время очень мил и нежен со мной, заботлив. Уступил свой сахар, сливочное масло. Перестал - не сглазить - упрекать меня за траты, а ведь почти все неприятности были из-за этого. С Леней они, слава Богу, в мирных отношениях. Третьего дня за прогулкой он хвалил мне его. [...]

  

   [Бунин:]

  

   12.8.41.

   Погода все последнее время все таки неважная. Солнце, облака, ветер с востока. Печет - и прохладный ветер. "Politique Bulgare. Mot d'ordre: lutter contre le bolchevisme!"

   Страна за страной отличается в лживости, в холопстве. Двадцать четыре года не "боролись" - наконец-то продрали глаза. А когда ко мне прибежал на Belvêdère сумасшедший Раскольников с беременной женой (бывший большевицкий посланник в Болгарии), она с восторгом рассказывала, как колыбель их первенца тонула в цветах от царя Бориса. [...]

   Вести с русских фронтов продолжаю вырезывать и собирать.

   Кончил "La porte êtroite" Gide'a. Начало понравилось, дальше пошло что-то удивительно длинное, скучнейшее, совершенно невразумительное. [...]

   "Москва под ударом" Белого:

   - За сквером просером пыл ел тротуар... - Там алашали... - Пхамкал, и пхымкал... - Протух в мерзи... - Рукач и глупач... И так написана вся книга.

   Да, не оглядывайся назад - превратишься в соленый столп! Не засматривайся в прошлое!

   Шестой (т. е. четвертый) час, ровно шумит дождь, сплошь серое небо уже слилось вдали с затуманенной долиной. И будто близки сумерки.

   Семь часов, за окнами уже сплошное, ровное серое, тихо и ровно шумит дождь. Уже надо было зажечь электричество.

  

   22. 8. 41. Пятница.

   В прошлую пятницу (15, католическое Успенье) был в Cannes. Уже не помню, купался ли. Возвратясь, шел домой, сидел, смотрел на горы над Ниццей - был прекраснейший вечер, горы были неясны, в своей вечной неподвижности и будто бы молчаливости, задумчивости, будто бы таящей в себе сон, воспоминания всего прошлого человеческой средиземной истории.

   Прочел в этот вечер русское сообщение: "мы оставили Николаев". [...]

   Рузвельт сказал, что, если будет нужно, война будет и в 44 году.

   Сейчас (около полудня) газета: итальянск. газеты пишут, что война будет длиться 10 лет! Идиотизм или запугивание? Да, Херсон взят (по нем. сообщению), Гомель тоже (рус. сообщение).

   Война в России длится уже 62-ой день (нынче).

   Олеандры в нынеш. году цветут у нас (да и всюду) беднее - цвет мельче, реже. И уже множество цветов почернело, пожухло и свалилось.

   Как нарочно, перечитываю 3-й т. "В[ойны] и м[ира]", - Бородино, оставление Москвы.

   Ветер с востока, за горами облака, дует, довольно прохл. в приоткр. окна. Но в общем солнечно.

  

   24. 8. 41. Воскр.

   Вчера Cannes, купался. Никого не видал.

   Юбочки, легкие, коротенькие, цветистые, по старинному простые, женств., которые носят нынешнее лето. Стучат дерев. сандалиями.

   Немцы пишут, что убили русских уже более 5 миллионов.

   С неделю тому назад немцы объясняли невероятно-ожесточенное сопротивление русских тем, что эта война не то, что во Франции, в Бельгии и т. д., где имелось дело с людьми, имеющими "I'intelligence", - что в России война идет с дикарями, не дорожащими жизнью, бесчувственными к смерти. Румыны вчера объяснили иначе - тем, что "красные" идут на смерть "под револьверами жидов-комиссаров". Нынче румыны говорят, что не смотря на все их победы, война будет "непредвиденно долгая и жестокая".

   Днем нынче было соверш. палящее солнце - настоящий провансальский день.

  

   28. 8. 41. Четверг.

   Был Andrê Gide. Оч. приятное впечатл. Тонок, умен - и вдруг: Tolstoy - asiatique. В восторге от Пастернака (как от человека - "это он мне открыл глаза на настоящ. положение в России"; восхищ. Сологубом.

   Вечером известие, что Персия сдалась.

   Вчера: ранен Лаваль (на записи волонтеров франц., идущих воевать с немцами на Россию). [...]

   Gide видел Горького, но в гробу.

   В Париже выдается литр вина на человека на целую неделю.

  

   30. 8. 41. Суб.

   С утра солнце, потом небо замутилось, совсем прохладно. Ночью ломило темя и трепетало сердце - опять пил на ночь (самод. водку)!

   Взят Ревель. [...]

   Кончил вчера вторую книгу "Тихого Дона". Все таки он хам, плебей. И опять я испытал возврат ненависти к большевизму.

  

   [В. Н. пишет 30 августа:]

  

   Только что был сильный припадок. Вчерашние неприятности отразились. Не спала ночь. Сегодня была на базаре. Овощей почти нет. [...] Возвращалась в Кабрийском каре. В нем ехал Andrê Gide. Я его хорошо рассмотрела. Лицо приятное, интересное, ставшее менее похожим на пасторское. Черты лица более определенные. Резкие морщины посреди щек и от носа к углам губ. Лыс, а потому хорошо виден череп. Читал газету. [...] Когда он был у нас (в мое отсутствие) он сказал, что не может играть на рояле. Восторгался пейзажем России. [...]

  

   [Бунин:]

  

   5. IX. 41. Пятн.

   Купался за эти дни 3 раза. В среду был в Ницце, завтракал с Пушкиной. Выпил опять лишнее. Спьяну пригласил ее к нам в среду.

   У Полонских получил письмо от Алданова.

   Дни в общем хорошие, уже немного осенние, но жаркие.

   Контрнаступление русских. У немцев дела неважные.

   Кровь, но не сильная.

   Вчера ездил с М. и Г. (в Cannes), после купанья угощал их в "Пикадилли".

   Китайские рассказы Pearl Buck. Прочел первый. Очень приятно, благородно. Ничего не делаю. Беспокойство, грусть.

   В газетах холопство, брехня, жульничество. Япония в полном мизере - всяческом. Довоевались, с.в.м.!

   Нынче 76-ой день войны в России.

  

   7. IX. 41. Воскр.

   Серо и прохладно. Безвыходная скука, одиночество. Нечего читать - стал опять перечитывать Тургенева: "Часы", "Сон", "Стук, стук", "Странная история". Все искусственно, "Часы" совершенно ненужная болтовня. [...]

   Бесстыжая брехня газет и радио - все то же! Утешают свой народ. "В Пет. мрут с голоду, болезни..." - это из Гельсингфорса. Откуда там что-ниб. знают? [...]

  

   14. IX. 41. Воскр.

   В ночь с 10 на 11, в час с половиной проснулся от стука в дверь - оч. испугался, думал, что с В. что-н. Оказалось - было два страшных удара, англ. бросили бомбы между Восса и Mandelieu на что-то, где будто-бы что-то делали для немцев. Я не слыхал, а когда кинулся к окну, увидал нежную лунную ночь и висячий невысоко в воздухе над Восса малиновый овал - нечто жуткое, вроде явленной иконы - это освещали, чтобы видеть результаты бомбардировки. Говорят, разрушены и сожжены какие-то ангары. [...]

   Опять перечитываю "Вешн[ие] воды". Так многое нехорошо, что даже тяжело.

   Нынче прекрасное, солнечное, но прохл. утро.

   На фронтах все то же - бесполезное дьявольское кровопролитие. Напирают на Птб. Взяли Чернигов.

  

   16. IX. 41. Вторн.

   Ждем к завтраку Левина, Адамовича и Andrê Gide.

  

   19. IX. 41.

   Во вторник все названные были. Я читал "Русю", и "Пашу". [...]

   Во время обеда радио: взята Полтава. В 9 часов: - взят Киев.

   Приходили ко мне М. и Г. - Галина ревет, пила у меня rosê.

   Взято то, взято другое... Но - à quoi bon? Что дальше? Россия будет завоевана? Это довольно трудно себе представить!

  

   22. IX. 41. Понедельник.

   Русское радио: "мы эвакуировали Киев". Должно быть, правда, что только вчера, а не 19-го, как сообщали немцы.

   Г. и М. продолжают еще раз, переписывать мои осенние и зимние рассказы, а я вновь и вновь перечитывать их и кое-где править, кое-что вставлять, кое-что - самую малость - зачеркивать.

   Потери немцев вероятно чудовищны. Что-то дальше? Уже у Азовского моря - страшный риск...

   Послал (завтра утром отнесет на почту Бахрак) Олечке письмо: три маленьких открытки шведских и стихи:

   Дорогая Олечка,

   Подари мне кроличка

   И пришли в наш дом

   Заказным письмом.

   Я его затем

   С косточками съем,

   Ушки пополам

   Марге с Галей дам,

   А для прочих всех -

   Лапки, хвост и мех.

  

   23. IX. 41, 24. IX. 41.

   [...] Майский, русский посланник в Англии, заявил англ. правительству, что немцы потеряли людьми около трех с половиной миллионов, но что и у русских потери очень велики, что разрушены многие индустр. центры, что Россия нуждается в англ. помощи... Это англ. радио. Французское радио сообщило одно: "Майский признал, что положение русских катастрофично, что потеря Киева особенно ужасна..."

   Прекрасная погода.

  

   25. IX. 41.

   Прекрасное утро. Проснулся в 7. Бахр. и З. поехали за картошками к Муравьевым.

   М. и Г. переписывали эти дни "Натали". Я еще чуть-чуть почеркал.

   Питаемся с большим трудом и очень скудно: в городе решительно ничего нет. Страшно думать о зиме.

  

   28. IX. 41. Воскр.

   Прекрасный день, начинался ветер, теперь стих (три часа). Как всегда, грустно-веселый, беспечный трезвон в городе. [...]

   Третий день не выхожу - запухло горло, был небольшой жар, должно быть, простудился, едучи из Cannes в четверг вечером, сидя в заду автобуса возле топки.

   Кончил "Обрыв". Нестерпимо длинно, устарело. Кое-что не плохо.

   Очень грустно, одиноко.

  

   [Вера Николаевна записывает 28 сентября:]

  

   Жизнью с Яном довольна. Начала бы снова жизнь, прожила бы так же. Лучшего спутника в жизни не хотела бы. Не на все отзывается во мне. Но, кроме Павлика [брат В. Н., покончивший с собой. - М. Г.], никто не отзывался во всей полноте. Павлик - моя трагедия: не уберегла его. Вину перед ним чувствую в вечности. [...] Митя [брат В. Н. - М. Г.] иначе, его любовь ко мне большая, но мы очень различны. [...]

  

   [И. А. Бунин:]

  

   30. IX. 41. Вторник.

   Хорошая погода. Именины Веры, завтрак с Самойловыми, они привезли жареную утку.

   Кровь. Сказка про Бову продолжается - "одним махом семьсот мух побивахом". "Полетел высоко - где-то сядет?"

  

   8. X. 41. Среда.

   [...] Вчера вечером вернулся из Ниццы Бахр. A. Gide сейчас там. Какой-то швейц. издатель, по его реком., хочет издать на франц. языке мою новую книгу. Вот было бы счастье!

   В Сербии и Чехии заговоры, восстания и расстрелы. [...]

  

   9. X. 41. Четверг.

   Проснулся в 6 ¥ (т. е. 5 ¥ - теперь часы переведены только на час вперед) выпил кофе, опять заснул до 9. Утро прекрасное, тихое, вся долина все еще (сейчас 10 ¥) в светлом белесом пару. Полчаса тому назад пришел Зуров - радио в 9 часов: взят Орел (сообщили сами русские). "Дело оч. серьезно". Нет, немцы, кажется, победят. А, может, это и не плохо будет?

   Позавчера М. переписала "Балладу". Никто не верит, что я почти всегда все выдумываю - все, все. Обидно! "Баллада" выдумана вся, от слова до слова - и сразу в один час: как-то проснулся в Париже с мыслью, что непременно надо что-нибудь [послать. - М. Г.] в "Посл. Н.", должен там; выпил кофе, сел за стол - и вдруг ни с того, ни с сего стал писать, сам не зная, что будет дальше. А рассказ чудесный.

   Нынче Ницца встречает Дарлана.

   Как живет внучка Пушкина и чем зарабатывает себе пропитание!

  

   11.Х. 41. Суббота.

   Самые страшные для России дни, идут страшные бои - немцы бросили, кажется, все, все свои силы. "Ничего, вот-вот русские перейдут в наступление - и тогда..." Но ведь то же самое говорили, думали и чувствовали и в прошлом году в мае, когда немцы двинулись на Францию. "Ожесточенные бои... положение серьезно, но не катастрофично..." - все это говорили и тогда.

  

   14. X. 41. Вт.

   Рождение В. Завтракали у Тюкова.

  

   17. X. 41. Пятница.

   Вчера вечером радио: взяты Калуга, Тверь (г. Калинин по-"советски") [следует ругательство. - М. Г.] и Одесса. Русские, кажется, разбиты вдребезги. Д. б., вот-вот будет взята Москва, потом Петербург... А война, д. б., будет длиться всю зиму, - м. б. и больше. Подохнем с голоду. [...]

  

   [В дневнике Веры Николаевны передана атмосфера вечера 16 октября:]

  

   Вошел Ян ко мне: "Слушали радио". Молчание. "И вот взята Одесса, Калуга и Тверь". Помолчал, вышел.

   Через четверть часа я [...] пошла к нему. Там в полумраке сидел у него Леня, стоял Аля, он сам лежал. "Из Одессы еще вчера вывозили войска". Взяли ее румыны и итальянцы. Она не сожжена. [...]

  

   [Бунин:]

  

   18. X. 41.

   Вчера кончил перечитывать "Обломова". Длинно, но хорошо (почти все), несравненно с "Обрывом". [...]

  

   19. X. 41. Воскр.

   Пошел пятый месяц войны.

   Недели 2 т. н. перечитал три романа Мориака. Разочарование.

   Нынче кончил "L'êcole des femmes" Gide'a. Скучно, пресно, незначительно. Зачем это написано? Умный человек, прекрасно пишет, знает жизнь - и только.

  

   [Без даты]

   Когда ехал в среду 22-го из Ниццы в Cannes в поезде, голубое вечернее море покрывалось сверху опалом.

  

   29. X. 41. Среда.

   [...] В среду 22-го был в Ницце, много и очень бодро ходил, в 5 ¥ вошел на набережной в грасский автобус, чуть не всю дорогу стоял, - так было много народу, как всегда, - бодро поднялся в гору домой. Утром на другой день, - в день моего рождения, 23-го, - потерял так много крови, что с большим трудом сошел в столовую к завтраку, съел несколько ложек супу (как всегда, вода и всякая зелень, пресная, осточертевшая) и пересел в кресло к радио, чувствуя себя все хуже, с головой все больше леденеющей. Затем должен был вскочить и выбежать на крыльцо - рвота. Сунулся назад, в дом, в маленький кабинет возле салона - и упал возле дивана, потеряв сознание. Этой минуты не заметил, не помню - об этом узнал только на другой день, от Г., которая, подхватив меня с крыльца, тоже упала, вместе со мной, не удержав меня. Помню себя уже на диване, куда меня втащил Зуров, в метании от удушения и чего-то смертельно-отвратительного, режущего горло как бы новыми приступами рвоты. Лицо мое, говорят, было страшно, как у настоящего умирающего. Я и сам думал, что умру, но страха не испытывал, только твердил, что ужасно, что умру, оставив все свои рукописи в беспорядке.

  

   [Вера Николаевна об этом случае говорит: Он стал задыхаться. Говорил, что больно в груди, как-то хрипел, [...] говорил, что "умирает", что "мало сделал", что "не успел все приготовить".]

  

   Прибежавший из Helios'a (из maison de santê возле нас) доктор (оч. милый венгерский еврей) был, как я видел, очень растерян. Хотел сделать вспрыскивание камфоры - я с удивившей его энергией послал это вспрыскивание к чорту, потребовав камфарных капель. Кроводавления у меня оказалось всего 7 - доктор сказал, что меня спасло только мое сильное от природы сердце, пульс одно время был чуть ли не совсем не слышен.

  

   [Вера Николаевна записывает: Доктор милый, денег не взял. С Яном говорил подбадривающе. А нам сказал, что дело серьезно. Может отняться рука. [...] А сегодня день его рождения.]

  

   Дня три я лежал после того в постели - слабость, озноб и жар: почему-то - то падала, то поднималась - температура, доходя иногда до 37,5. М. б. была и легкая отрава - за завтраком в Ницце, где дали вместо печенки какой-то мерзкий сгусток - легкого, что-ли, - черно-багровый, мягкий, текущий сукровицей - я с голоду съел половину его. Вчера и нынче уже не в постели, чувствую себя не плохо, только нынче вдруг опять сильная кровь. Читал (перечитывал) эти дни Бруссона "A. France en pantoufles" - много интересного, но много и скучной болтовни.

   В Нанте и в Бордо немцы расстреляли за эти дни 100 человек заложников (по 50 на каждый из этих городов) - за то, что и в Нанте и в Бордо в один и тот же день было убито по немцу (из высших чинов). Как раз во время моего припадка приходила Татьяна Мих. Львова-Толстая (дочь Мих. Льв. Толстого, сына Льва Ник.).

   В среду 22-го была прекрасная совсем почти летняя погода. В четверг было светло, но уже холодно. И начались холода - как никогда рано [у Бунина - "рада". - М. Г.]. Были чуть не зимние дни, пока я лежал. Нынче ледяная светлая ночь, почти ¡ луны.

  

   1. XI. 41. Суб.

   Завтракала у нас Т. Мих. Она гостит у своей знакомой в Cabris, живет в Марокко. Читал ей "Бал[ладу]" и "Поздний час".

  

   [Вера Николаевна записывает 2-го ноября:]

  

   Вчера у нас была внучка Толстого. [...] Приятная, какая-то своя. Пили в салоне чай. Заговорились и она опоздала на автобус. Оставляли ночевать - не согласилась. Я пошла ее провожать. [...]

  

   [Бунин:]

  

   6. XI. 41. Четверг.

   5.35 вечера. Вернулись из "Сонино" (пешком). Сижу на постели, гляжу на море и Эстерель. Долина синевато туманится. Море слабо белеет. Над ним сизо, над сизым чуть румянится. Прелестно синеет Эстерель. За ним, правее, чуть смугло снизу, бруснично, выше чуть желтовато, еще выше зеленовато (и чем выше, тем зеленее, но все оч. слабо). К Марселю горизонт в сизой мути, выше мутно-кремовато, еще выше - легкая зелень. И все - пастэлъ.

   6 часов. Туманность долины исчезла, выделилась на темно зеленом белизна домиков по долине. Спектр красок на западе определеннее, гуще. Над Тулоном - довольно высоко - звезда (без очков для дали) круглая, крупная, дырчатая - круг брильянтов жидких; в очках - небольшая, оч. блестящая точка, золотая, с блестящими лучами. [...]

  

   Воскресенье. 9. XI. 41.

   Ночь, дождь, холод. Не такая была ночь когда-то - 8 лет тому назад 9 Ноября! (Премия).

  

   11. XI. 41.

   Мрачные тучи, дождь, иногда ливень, туман. Ночь, проснулся, страх смерти.

   Липа под моим окном уже почти вся осыпалась, чуть не в один день.

   Вчера в газетах речь Гитлера. Говорил, что установит "новую Европу на тысячи лет".

   В России уже снег и дожди.

   Письмо к Марге от Степуна о сумасшествии их матери.

  

   21. XI. 41. Пятница.

   В среду поехал с Бахр. в Ниццу (глав. обр. к Дмитренко - холодеет и немного мертвеет правая рука). Дм. уехал к Куталадзе и к нам. Ночевал. Утром он ко мне зашел, сказал, что рука пустяки, что у нас он осмотрел Веру, Г. и Зурова - все сравн. слава Богу - и что у нас описали мебель за долги нашей хозяйке. [...] Обедали еще и с Жидом - все в "Императоре". В четверг завтрак в Grande Bleu - опять А. Жид и прочие. Завтрак был по настоящему времени удивительный.

  

   23. XI. 41. Воскресенье.

   Ночью дождь. И утром, и почти весь день дождь, ветер, туман. Уже разделись обе липы.

   Весь день за письм. столом - переписывал итинерарий своей жизни и заметки к продолжению "Арсеньева". Что-то похоже на возвращение к работе.

   Сейчас 11 ¥ ночи, буря.

  

   25. XI. 41. Вторник.

   Вчера, позавчера солнечно. Липы возле дома уже обе разделись. На верхней площадке редкие листья на липе, желто-зеленоватые на синем небе, как на синем стекле.

   Нынче был в Cannes, [...] в "Пикадилли" - сандвич с сагой, тост, чай и два блюдечка вишнев. варенья (как всегда, без карточек), - 31 фр. Потом в Казино, открытая сцена, публика за столиками - точно ничего не случилось. [...]

   Большие бои в Африке и в России.

   "Фюрер разорвал завещание Петра Великого, хотевшего гегемонии в Европе" (немецк. газеты).

   157-й день войны с Россией.

  

   26. XI. 41.

   С утра прекрасный, тихий, солн. день. К вечеру затуманилось, серо, скучно. М. получила известие о смерти своей матери. Уехала с Г. в Cannes "на 3 дня" - ходить в церковь, служить панихиды. Мне нынче ужасно [их. - М. Г.] жаль, грусть за их несчастную жизнь.

   Все вспоминается почему-то и вся моя несчастная история с Г.

  

   5. XII. 41.

   [...] Перечитывал "Crainqueville, Putois, Riquet" и пр. А. Франса, - все эти три вещи оч. хороши, остальное скучно.

   Все время стояла прекр. погода, по утрам оч. горячее солнце.

   Русские бьют немцев на юге. В Африке - "то сей, то оный бок гнется". Морозы в России.

   Три дня тому назад свидание "двух солдат" - Пэтена и Геринга. "Последствия будут весьма важны". Какие именно? И о чем говорили "два солдата"? О французской Африке?