Бунин Иван Алексеевич - Устами Буниных. Том 3

Ниццы, сверкали вспышки - узнали нынче, что били Вентимилью.

   Уже почти час ночи, а хочется писать.

  

   26. 6.

   Началось рус. наступление. Вчера молодой месяц, увидал с правой стороны. Взят Шербург.

  

   27. 6.

   Взяты Витебск и Жлобин. Погода все скверная. Взята Одесса. Радуюсь. Как все перевернулось!

  

   28. 6.

   У Клягина [меня. - М. Г.] осматривал д-р Brès. Нашел не в плохом состоянии, лучше прошлогоднего; и аорта и сердце хороши, кроводавление 8 и 14. [...]

  

   1. 7. 44. Суб.

   Погода хорошая, хотя холодн. бриз, но все слабость. Нынче весь день буйное веселье немцев в "Гелиосе"³. Немцы в Грассе! И почему-то во всем этом Я! [...]

  

   3. 7.

   Погода плоха, все слабость. Читал Стендаля. Бесконечная болтовня. Но человек умный, хорошо знающий жизнь, людей. - Взят Минск.

  

   16. 7. Воскр.

   [...] татарин Федя, другой татарин и самарский солдат. Вообще русские пленные у нас часто все лето.

   Взято Гродно.

  

   20. 7. 44. Четв.

   Покушение на Хитлера.

   Пухлые облака, все неприятн. погода. Вялость.

   Дико! Уже 5 лет живу в какой-то английск. вилле! Привык как к своему дому.

   Русские идут, идут.

  

   21. 7.

   Облака, прохладно. К вечеру стал чувствовать себя бодрее.

   Опять перечитал "Отца Сергия" и "Декабр[истов]". Сколько замечательного в "Сергие"! В "Дек." кое-что ненужное, напр., обращения к читателю. [...]

  

   22. 7. 44.

   Сон про свою смерть. Сумерки, церковь, я выбирал себе могильное место.

   Прекр. день, но мистраль. Самочувств. весь день лучше.

   Перечитал "Смерть Ив. Ильича". Конец невразумителен. Все лживые, кроме самого Ив. Ильича - он слова, литература; все верно насчет него, но живого образа нет.

  

   23. 7.

   Взят Псков. Освобождена уже вся Россия! Совершено истинно гигантское дело! [...]

   Звездные ночи. Млечный Путь фосфорически-дымный, будто студенистый. В его конце, почти над Эстерелем, мутные крупные звезды. И миллионы, миллионы звезд!

   Под Брадами убито 30 т. немцев.

  

   27. 7. 44. Четв.

   Взяты Белосток, Станиславов, Львов, Двинск, Шавли и Режица. [...]

  

   1. 8. 44. Вторник.

   [...] 3/4 луны. Ходили бросать письмо о. Киприану⁴ - послал ему "Балладу".

   Возле "Helios" на часах немец и русский пленный, "студент" Колесников. Поговорили. На прощанье немец крепко пожал мне руку.

  

   3. 8.

   5 алертов за день. Полнолуние.

   Черчилль вчера сказал, что война кончится не позднее октября. Посмотрим.

  

   10. 8. 44. Четверг.

   [...] Вчера перечитывал (давно не читал) "Вост. повести" Лермонтова: "Измаил Бей", "Ангел смерти" и т. д. Соверш. детский, убогий вздор, но с замечательными проблесками. [...]

  

   12. 8. 44. Суб.

   Два алерта. Первый в 11 ч. утра. Испытал впервые настоящий страх - ударили близко, в Mallose'e, потом на холмы против Жоржа - и тотчас начались пожары.

   Прекр., уже оч. жаркий день.

  

   15. 8. 44. Вторник. Успение.

   Спал с перерывами, тревожно - все гудели авионы. С седьмого часа утра началось ужасающее буханье за Эстерелем, длившееся до полдня и после. В первом часу радио: началась высадка союзников возле Фрежюса. Неописуемое волнение!

  

   18. 8. 44. Пятн.

   Взяли La Napoul (возле Cannes). Все время можно различить в море 6 больш. судов. То и дело глухой грохот орудий.

  

   25. 8. 44. Пятница.

   Все та же погода - жарко, сухо, жаркий ветер с востока, море все время в светлом белесом тумане.

   День 23-го был удивительный: радио в 2 часа восторженно орало, что 50 тысяч партизан вместе с населением Парижа взяли Париж.

   Вечером немцы [стали. - М. Г.] взрывать что-то свое (снаряды?) в Грассе, потом на холмах против Жоржа начались взрывы в мелком лесу - треск, пальба, взлеты бенгальск. огней - и продолжались часа полтора. Сумерки были сумрачные, мы долго, долго смотрели на это страшное и великолепн. зрелище с замиранием сердца [2 неразборчиво написанных слова. - М. Г.]. Ясно, что немцы бегут из Грасса!

   На рассвете 24-го вошли в Грасс американцы. Необыкновенное утро! Свобода после стольких лет каторги!

   Днем ходил в город - ликование неописуемое. Множество американцев.

   Взяты Cannes.

   Нынче опять ходил в город. Толпа, везде пьют (уже все, что угодно), пляски, музыка - видел в "Эстерели" нечто отчаянное - наши девчонки с америк. солдатами (все больше летчики).

   В Париже опять были битвы, - наконец, совсем освобожден. Туда прибыл Де Голль.

   Румыния сдалась и объявила войну Германии. Антонеску арестован. Болгария просит мира.

   "Федя" бежал от немцев за двое суток до прихода американца, все время лежал в кустах, недалеко от пекарни, где он работал (по дороге в St. Jaques).

  

   [Из записей Веры Николаевны:]

  

   24 августа.

   [...] Была в городе. Полное оживление. Все нарядные, у всех национальные ленточки, банты, пояса. Все рады. В мэрии арестованные. Перед воротами толпа, то и дело проходят высокие, худые канадцы в соломенных шляпах, некоторые в шлемах. [...] В мэрии, где раньше была полиция, стригут, оболванивают женщин, работавших с немцами. В толпе говорят, что их будут выводить и показывать толпе. [...] Я прошла в Собор помолиться Маленькой Терезе, поблагодарить за спасение нас от возможных несчастий. На нижнем базаре разгромлена парикмахерская - все вдребезги. Первый раз видела погром. А у моей шляпницы - оказывается, она была за немцев, - в магазине окна выбиты, ничего не оставлено. Хозяева бежали с немцами, они итальянцы.

  

   27-го августа.

   [...] Леня видел, как толпа вела женщин в одних штанах и нагрудниках, били по голове винтовкой [...] будто бы за то, что путались с немцами. Слава Богу, американские власти запретили публичное издевательство. [...]

   По радио слышали ликование в Париже, крики, марсельезу. А когда получим вести? И какие? Бился весь Париж. [...]

  

   [Бунин:]

  

   26. 8. 44. Суб.

   Все та же погода. Вчера весь вечер и нынче ночью грохот где-то возле Cannes.

   3 часа. Все небо над Ниццей в густом желтоватом дыму - д. б. горят Cagnes, St. Laurent.

  

   27. 8. Воскр.

   Жарко. Гул авионов над нами.

  

   [В. Н. записывает 29-го августа:]

   [...] В Париже образован корпус для расследования о сотрудничестве с немцами. Вот будет разделение на овец и козлищ. [...] Ян сказал: - "Все же, если бы немцы заняли Москву и Петербург, и мне предложили бы туда ехать, дав самые лучшие условия, - я отказался бы. Я не мог бы видеть Москву под владычеством немцев, видеть, как они там командуют. Я могу многое ненавидеть и в России, и в русском народе, но и многое любить, чтить ее святость. Но чтобы иностранцы там командовали - нет, этого не потерпел бы!" [...]

  

   [Бунин:]

  

   30. 8. Среда.

   Был у Кл[ягина]. Там сказали, что взята Ницца. То же сказал Бахрак, вернувшийся из города. "Говорят, Ницца сошла с ума от радости, тонет в шампанском".

  

   31. 8. Четв.

   Все дни так жарко, что хожу полуголый. Оч. душно по ночам.

   Перечитываю Гоголя - том, где "Рим", "Портрет"... Нестерпимое "плетение словес", бесконечные периоды. "Портрет" нечто соверш. мертвое, головное. Начало "Носа" патологически гадко - нос в горячем хлебе! "Рим" - задыхаешься от литературности и напыщенности...

   А может быть я еще побываю в Риме до смерти? Господи, если бы!

  

   3. 9. 44. Воскр.

   Союзники уже в Бельгии. Финны сдаются.

   Прекрасный день, райские виды. И опять - та осень!

  

   4. 9.

   [...] Нынче в 8 утра прекращены воен. действия между финнами и русскими. Взят Брюссель. Вошли в Голландию.

  

   5. 9. Вечер.

   Россия объявила войну Болгарии. День был прохл.

  

   [Из записей В. Н.:]

  

   9 сентября.

   [...] Наших солдат⁵ - 15 человек - увезли на грузовике в Кастеляну. В 4 ч. они проезжали мимо нас. Забежали. Леня вынес им 3 бутылки вина. Когда я подбежала, они уже были опять на грузовике - оживленные, взволнованные. Я их перекрестила. Уехали они в штаб партизанов-коммунистов. [...]

  

   11 сентября.

   [...] В Ницце арестовали и расстреляли еще двух русских. [...] Арестован еще наш продавец картофеля - у него нашли много миллионов.

  

   23 сентября.

   [...] Премия Нобеля по медицине будет в этом году присуждена профессору Ал. Флеминг, за открытие пенициллина. Что это такое?

  

   [Бунин:]

  

   7. 10. 44. Суб.

   Сентябрь был плохой. Вчера и нынче буря, ливни, холод, да такой, что нынче вечером повесил на окна занавески.

   Уже давно, давно все мои былые радости стали для меня мукой воспоминаний!

   Пошлый Леон Додэ - еще раз пересмотрел его романы.

  

   [Из записей В. Н.:]

  

   30 сент./13 окт.

   [...] Кажется, зимовать придется здесь, а это очень тяжело. [...]

  

   [Бунин:]

  

   Полночь с 22 на 23 окт. 44.

   Роковой день мой - уже 75-й год пойдет мне завтра. Спаси, Господи.

   Завтра в 8 утра уезжает Бахрак, проживший у нас 4 года. 4 года прошло!

   Холодная ночь, блеск синего Ориона. И скоро я никогда уже не буду этого видеть. Приговоренный к казни.

  

   [Из записей В. Н.:]

  

   29. X.

   [...] открытка от Капитана [Н. Рощина. - М. Г.]: "Горько пришлось только несчастной Е. Н. Жировой. Схватили, остригли, посадили в тюрьму и - самое тяжелое - что ее нельзя сейчас выпустить, - ее "досье" потеряно".

   - Тут уж у меня совсем опустились руки. Когда одна - много плачу. Написала за это время уйму писем. Не знаю, кто откликнется. [...] Виню себя, что не дала ей знать, чтобы она ни в коем случае к немцам не поступала. Правда, ее положение, когда она взяла это место счетовода, было трагическое. В кармане ни гроша, муж пропал, содержательница пансиона ей написала, что если к 15 июня не будет внесено за Олечку 1500 фр., она берет ей билет до Парижа и отправляет к матери. [...]

  

   [Бунин:]

  

   1. XII. 44. Пятница.

   [...] Спаси, Господи. Боюсь болезни, все хочу начать здоровее жить.

   По ночам кричат филины. Точно раненый, которого перевязывают или которому запускают что-нибудь в рану:

   - Уу! (тоска и боль).

   И заливисто гулко:

   - У-у-у!

   Русские все стали вдруг красней красного. У одних страх, у других холопство, у третьих - стадность. "Горе рака красит!".

  

   [В. Н. записывает 11 декабря:]

  

   Ляля освобождена. [...] Ляля пишет: "Олечка почти с меня ростом. Что я почувствовала, увидев ее - даже не могу сказать. Мучительно, что нельзя сейчас вместе устроиться жить".

  

  

   [Из дневника Бунина:]

  

   1. I. 1945. Понед.

   Сохрани, Господи. - Новый год.

   Уже с месяц болевая точка в конце печени при некоторых движениях. Был долгий кашель, насморк, грипп.

   Топлю по вечерам, Вера сидит у меня, переписывает на машинке некоторые мои вещи, чтобы были дубликаты. И еще, еще правлю некотор. слова.

   Очень самого трогает "Холодная осень". Да, "великая октябрьская", Белая армия, эмиграция... Как уже далеко все! И сколько было надежд! Эмиграция, новая жизнь - и, как ни странно, еще молодость была! В сущности, удивительно счастливые были дни. И вот уже далекие и никому не нужные. "Патриоты", "Amis de la patrie soviêtique"... (Необыкновенно глупо: "Советское отечество"! Уж не говоря о том, что никто там ни с кем не советуется). [...]

  

   [В дневнике В. Н. 16 января записано:]

  

   Ян написал сегодня Олечке:

  

   Милая Олечка, я нездоров,

   Так что теперь не пишу я стихов.

   Кроме того ослабел я сейчас -

   Очень уж голодно стало у нас.

   Мух, муравьев я уж больше не ем,

   Все эти звери исчезли совсем.

   Сыт я бываю теперь лишь во сне,

   Если приснится, входит ко мне

   Жареный гусь и кричит на весь дом:

   "Режь меня, ешь, запивая вином".

  

   [Бунин:]

  

   12. 2. 45. 12 ¥ ночи.

   Бедная, трогательная посылочка от Н. И. Кульман - соверш. необыкновенная женщина! Вечером прошелся, бросил ей открытку - благодарность. Холодно, мириады бледных белых точек, звезд; выделяются яркой, крупной белизной звезды Ориона.

   Все перечитываю Пушкина. Всю мою долгую жизнь, с отрочества не могу примириться с его дикой гибелью! Лет 15 т. н. я обедал у какой-то герцогини в Париже, на обеде был Henri de Renier в широком старомодном фраке, с гальскими усами. Когда мы после обеда стоя курили с ним, он мне сказал, что Дантес приходится ему каким-то дальним родственником - и: "que voulez-vous? Дантес защищал свою жизнь!" Мог бы и не говорить мне этого.

  

   23. 2. 45

   Кажется, началось большое наступление союзников на Кёльн.

   Взята Познань.

   Какая-то годовщина "Красной армии", празднества и в России и во Франции... Все сошли с ума (русские, тут) именно от побед этой армии, от "ее любви к родине, к жертвенности". Это все-таки еще не причина. Если так рассуждать, то ведь надо сходить с ума и от немцев - у них и победы были сказочные чуть не четыре года, и "любви к родине и жертвенности" и было, и есть не меньше. А гунны? А Мамай?

   Чудовищное разрушение Германии авионами продолжается. Зачем немцы хотят, чтобы от нее не осталось камня на камне, непостижимо!

   Турция объявила войну ей и Японии.

  

   24. 2. 45. Суббота.

   В 10 вечера пришла Вера и сказала, что Зуров слушал Москву: умер Толстой. Боже мой, давно-ли все это было - наши первые парижские годы и он, сильный, как бык, почти молодой!

  

   25. 2. 45.

   Вчера в 6 ч. вечера его уже сожгли. Исчез из мира совершенно! Прожил всего 62 года. Мог бы еще 20 прожить.

  

   26. 2. 45.

   Урну с его прахом закопали в Новодевичьем.

  

   24. 3. 45. Суббота.

   Полночь. Пишу под радио из Москвы - под "советский" гимн. Только что говорили Лондон и Америка о нынешнем дне, как об историческом - "о последней битве с Германией", о громадном наступлении на нее, о переправе через Рейн, о решительном последнем шаге к победе. Помоги, Бог! Даже жутко!

   Берлин били прошлую ночь, 32-ую ночь подряд.

   Вчера были именины Г. Как-то отпраздновала, Боже мой!

  

   [На этом кончается дневник Ив. А. Бунина. В архиве сохранились отдельные записи дневникового характера, сделанные на отдельных клочках бумаги в разное время. Приведу их своевременно, а сейчас продолжаю делать выписки из дневников - тоже нерегулярных - Веры Николаевны:]

  

   7-ого апреля.

   [...] В Париже уже опять началось разделение. Одни против других. Опять одним нужно "уходить в подполье", а другие берут на себя роль полицейских и сыщиков. Буду в Париже общаться только с теми, кто не занимается политикой и не вмешивается в чужую жизнь. А ото всех других подальше. Нервы, здоровье тратить на всякие дрязги - довольно!

  

   [2 записи Бунина:]

  

   14. IV. 45

   Вчера: взятие Вены.

   Смерть Рузвельта.

  

   16. IV. 45. Понедельник.

   Вышел вечером, в 10-м часу - совсем золотой рог молодого месяца над пиниями возле часовни. Ходил на дорогу, немного дальше спуска в город.

  

   [Вера Николаевна:]

  

   28 апреля.

   [...] Вечер в Ницце дал Яну всего 2000 фр. Но зато говорили, что это исторический вечер. Ян говорит, что читал он хорошо. Слушали внимательно. [...]

  

   30 апреля.

   [...] Ян сказал: "Последний денек мы здесь". Второй раз в апреле переламывается наша жизнь.

  

   14/15 августа. Париж.

   Больше 3 ¥ месяцев не открывала эту тетрадь - не могла. Сегодня Успение у католиков. А днем окончена война с Японией. [...]

   Почти у всех друзей траур, у некоторых трагический. Радость только у Зайцевых - родился внук Михаил. [...] З. Н. [Гиппиус. - М. Г.] не видела. Говорят, ее разбил паралич. Володя [Злобин. - М. Г.] ухаживает, как самый любящий сын. [...]

  

   3 сентября.

   [...] У нас Олечка. Она не отходит от матери. Вялая, скучная. Ко мне совершенно равнодушна. [...] С Яном тоже. Тут я ошиблась. Думала, что Олечка с ним будет "дружить", и ему это будет приятно, т. ч. он примирится с тем, что потерял кабинет. А теперь он чувствует одно неудобство и никакой радости. [...]

  

   9. IX. Воскресенье.

   Вернувшись от Наташи Барановой мы увидели записку на двери "Зинаида Николаевна [Гиппиус. - М. Г.] скончалась. Панихида в 9 часов".

   Я не стала ужинать и помчалась. Шла в большом волнении по тихим улочкам. Не видала ее больше 5 лет. [...]

   Вся квартира прибрана - чистота и порядок. В кабинете, от отсутствия постели Дм. Серг., стало уютнее. [...] В салоне вкось к окну, на низком сомье в свежих белоснежных простынях в черном платье и черной прозрачной косынке лежит худенькая, со спокойным лицом, Зинаида Николаевна. Я поклонилась ей до земли, поцеловала руку.

   Володя сказал, что перед кончиной она раскрыла глаза и с благодарностью посмотрела на него и Татьяну Алекс. [Манухину. - М. Г.]. Скончалась она без страданий в 3 ч. 45 м.- "Мне кажется, она прошла чистилище", - сказал Злобин.

   Пришел священник, отец Липеровский. Через минуту опять звонок и я увидела белое пальто - дождевик Яна.

   Я немного испугалась. Он всегда боялся покойников, никогда не ходил ни на панихиды, ни на отпевания.

   Он вошел, очень бледный, приблизился к сомье, на котором она лежала, постоял минуту, вышел в столовую, сел в кресло, закрыл лицо левой рукой и заплакал.

   Когда началась панихида, он вошел в салон. Священник служил тихо, псаломщиком была Т. А., а кроме нас и Володи, никого не было. Ян усердно молился, вставал на колени. По окончании подошел к покойнице, поклонился ей земно и приложился к руке. Он был бледен и очень подтянут.

   Вторая панихида будет завтра в 6 ч. [...] Ян говорил: 50 лет тому назад я в первый раз выступал в Петербурге и в первый раз видел ее. Она была вся в белом, с рукавами до полу и когда поднимала руки - было похоже на крылья. Это было когда она читала: "Я люблю себя, как Бога!" и зал разделился - свистки и гром апплодисментов. - И вот, красивая, молодая, а сейчас худенькая старушка - жалко мне ее стало очень, - продолжал Ян: - Хорошо, что лежит на сомье, а не на столе. [...]

   А мне вспоминается она в Амбуазе¹, когда раз, развеселившись, она танцевала польку Анна. Последний же раз я видела ее в мае 1940 года, она очень радостно меня встретила и просила приходить, но у них была черная кошка.

   Большинство ошибается, думая, что она не добра. Она гораздо была добрее, чем казалось. Иной раз делала злое, так сказать по идее, от ума. Она совсем не была равнодушной. К себе я несколько раз видела ее доброту и сердечность.

  

   6 октября.

   Сегодня, наконец, были у Мельгуновых². [...] Атмосфера приятная. Никакой "нетерпимости" мельгуновской мы не испытывали, хотя не на все смотрим одинаково. [...] Рассказывал Сергей Петрович, что во время войны 1914-1917 гг. он целый месяц жил на фронте с Ал. Толстым, Осоргиным, Вырубовым. И Толстой показался ему совсем глупым. "Я даже думал, как такой глупый человек может быть писателем".

  

   25./XI.

   [...] Чтение Зайцева было очень приятным, он дал яркий образ Лескова и читал хорошо. Зал был полон. Публика хорошо слушала. Сбор, вероятно, будет больше предыдущего. [...]

   Скончался Михаил Осипович [Цетлин. - М. Г.], рак крови. Редкий был человек, деликатный, умный, тонкий и образованный. [...]

  

  

   3 мая.

   Год, как мы приехали в Париж. Кажется, такого бесплодного года я еще никогда не переживала. - Ляля меня возненавидела. С Олечкой тоже никакой радости.

  

   20 мая.

   Вчера, после обедни, панихида по Императору. Из молящихся ушла одна дама. Остро пережила за панихидой трагедию Государя и его семьи. [...]

  

   27 мая.

   [...] Предлагают Яну полет в Москву, туда и обратно, на две недели, с обратной визой.

  

   18. 6. 3 ч. ночи.

   Спать не могу от блох и всяких мыслей. Весь день люди: Дидрихс¹ - приезжал на полковой праздник. Такой же милый и немного блаженный человек из ушедшего мира. [...]

   Зайцев зашел, чтобы напомнить Яну о вечере 7 июля - 25 лет Обществу помощи писателям и журналистам. [...] Тэффи. [...] Заходил Леня. [...]

  

   24 июня.

   [...] 21 июня специальный выпуск Ц. К. Союза советских Патриотов. [...] Напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР от 14. 6. 46 г. о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской Империи, а также лиц, утративших советской гражданство, проживающих на территории Франции. [...]

   Везде волновались. Во многих семьях произошел раздел. Одни хотели ехать, другие - оставаться. Волнует вопрос о воинской повинности.

  

   30 июня.

   [...] Пришел Леня с заседания. Хорошо рассказал, представил, как говорил Богомолов². Его скороговорку, повторение фраз. Сидели они с Кодрянской³ во втором ряду. Перед ним Емельянов с женой. Тэффи была с Пантелеймоновым. [...] Приходилось 20 раз вставать. От всего собрания послано приветствие Советам.

   Очень тяжело. Безотрадно. Бессмысленно. Здесь тоже согнут, кого можно, в бараний рог!

  

   28 июля.

   [...] Зернов сказал, что Яну нужно, хоть на месяц, выехать за Париж. Нужен сосновый лес и известная высота. Это может стоить минимум 40000 фр. А взять неоткуда. [...]

  

   11 августа.

   Вечером приезжал Симонов⁴, приглашать на завтра на его вечер. [...] Понравился своей искренностью, почти детскостью. [...] На юге он написал 30 стр. новой повести. Тема: профессор, побывавший заграницей, возвращается на родину, на Урал, не застает жены дома [...] ждет и думает, вспоминает. И видит, как здесь все плохо, хуже, чем там. - Симонов думает, что цензура пропустит. Он уже в Верховном Совете, выбран от Смоленщины.

   Симоновское благополучие меня пугает. Самое большое, станет хорошим беллетристом. Он неверующий. [...] Когда он рассказывал, что он имеет, какие возможности в смысле секретарей, стенографисток, то я думала о наших писателях и старших, и младших. У Зайцева нет машинки, у Зурова - минимума для нормальной жизни, у Яна - возможности поехать, полечить бронхит. И все же для творчества это, может быть, нужно.

   Симонов ничем не интересуется. Весь полон собой. Человек он хороший, поэтому это не возмущает, а лишь огорчает.

   Я очень довольна, что провела с ним час. Это самые сильные защитники режима. Они им довольны, как таковым, нужно не изменить его, а улучшить. Ему нет времени думать о тех, кого гонят. Ему слишком хорошо. [...]

  

   15 августа.

   Третьего дня был у нас московский ужин: водка, селедка, кильки, икра, семга, масло, белый и черный хлеб - все прислано на авионе по просьбе Симонова. Были у нас и Тэффи с Банин⁵, которая внесла большое оживление. Леня не остался. [...]

   Она [жена Симонова. - М. Г.] говорила, что здесь все хуже, чем в России. Отрицала, что были аресты перед войной. [...] Рассказывала о Вале Катаеве⁶. Он иногда запивает на 3 дня. То не пьет, не пьет, а затем, кончив повесть, статью, иногда главу, загуливает.

   Я думаю, что он несколько иначе все воспринимает, чем они, вот и тянет забыться. Все-таки он почти четверть века дышал нашей культурой. Он женат второй раз. У них двое детей. [...]

  

   23 сентября.

   [...] за этот отрезок времени у меня были ученики - подготовка к "башо" по русскому языку.

  

   [На отдельном листке бумаги запись Бунина:]

  

   14/1 октября 46 г. Покров. Рождение Веры.

   Все думаю, какой чудовищный день послезавтра в Нюрнберге. Чудовищно преступны, достойны виселицы - и все таки душа не принимает того, что послезавтра будет сделано людьми. И совершенно невозможно представить себе, как могут все те, которые послезавтра будут удавлены как собаки, ждать этого часа, пить, есть, ходить в нужник, спать эти две их последние ночи на земле...

  

   [Вера Николаевна записывает:]

  

   2 декабря.

   [...] Капитан [Н. Рощин. - М. Г.] дал интервью, где сказал, что Ян едет в СССР, как и Волконские и другие представители аристократии. Почему он все врет? Трудно понять! [...]

   Я очень рада, что Рощина больше здесь нет. Рада, что он не виделся с Яном перед отъездом, а то наплел бы ни весть что. Теперь ведь девиз ко всем его статьям: "ври Емелька, твоя неделька".

   Леня третью ночь сряду дежурит. Он нанялся сторожем в гараж, где служит Володя Варшавский⁷. Для защиты у них 2 дубинки и собака, которая не лает. [...]

   Алданов едет в Германию. [...] Его тянет в Америку. Конюсы в Америке. М. С. [Цетлина. - М. Г.] улетела... Она часто бывала у нас, много подарила мне платьев и других вещей. Беспокоилась о Яне. Хотела собрать ему на поездку на юг. - Она очень заряжена. В ней сидит политик.

   Новые знакомые - Гуль⁸. Очень приятные люди... Бываю на лекциях П. К. Иванова. [...]

   Вышли "Темные аллеи".

  

   30. XII.

   [...] Вчера был завтрак в честь Яна по поводу "Темных аллей". Было хорошо, просто, вкусно и даже весело. Под конец танцевали. [...] Стол был накрыт покроем. Под окнами Ян не сел. Рядом по правую его руку - Зайцев, по левую - Тэффи, около нее Маковский, около Бориса - Берберова, рядом с ней Михайлов, дальше Вера [Зайцева. - М. Г.]. Я села напротив на пустой стол. Бержанский [...] сел около меня, по другую руку - Миша Струве. [...] Вдруг, вижу, идет с дочерью Бенуа⁶.

  

  

   26 мая.

   Первая запись за этот год!

   На следующий день после завтрака 29 декабря Ян перестал скрывать, что у него повышенная температура. [...] Новый год мы встречали в постели. Повышенная температура, изнуряющий кашель, вызывающий сердцебиение и кровь, а главное - слабость. [...]

  

   9 августа.

   Ян прочел о смерти Деникина. Расстроился. Целая эпоха жизни. Вспоминал, как был на приеме с Овсянико-Куликовским. Деникин с черной бородкой, подтянутый, в отличных сапожках и черном мундире¹.

   Последние его слова: "К Рождеству услышим московские колокола". Скончался в американском госпитале. [...]

   Сейчас живем одни: Леня, Ляля и Олечка в Вандее на океане. Леня в своей палатке, Жировы - в скаутском лагере.

  

   15. VIII. 47.

   День рождения Наполеона и Д. С. Мережковского. Сколько раз проводили этот день вместе. Особенно вспоминается год, когда они жили в Каннэ за большим отелем. Горели вокруг леса и было очень душно, даже жутко.

   Может быть, Дм. С. и любил так Наполеона, что они родились в один день. [...]

   Сейчас вошел Ян со словами: Что значит татарская кровь, как грубо и пошло все у Банин. И какая ненависть ко всему русскому. И где она видела таких русских? И какое невежество!

  

   6 сентября.

   Вчера был Зернов. Дал Яну лечение. [...] Печень увеличена. Сердце само по себе нормально, но от эмфиземного состояния дыхательных путей утомляется. Прописал пульверизатор.

  

   Juan les Pins.

  

   2 января.

   Грустно было встречать этот високосный год. Ян был в большом возбуждении. Его вывело из равновесия, правда, очень неустойчивого, письмо Марьи Самойловны [Цетлиной. - М. Г.]. Письмо бессмысленное, несуразное; трудно понимаемое. Она порывает с нами отношения, т. к. мы ушли из Союза¹ и чтобы "уменьшить силу удара", она "уходит от нас". Далее она пишет о каком-то "крестном пути" Яна - словом, белиберда ужасная. А вчера мы узнали, что М. С. циркулярно рассылает свое чудесное послание по всему Нью-Йорку. [...]

  

   10 января.

   [...] Письмо от Тэффи. От нее не скрыли письма М. С., которое ее очень взволновало. "Понимает ли она, что Вы потеряли, отказавшись ехать?² Что швырнули в рожу советчикам? Миллионы, славу, все блага жизни. И площадь была бы названа Вашим именем, и статуя. Станция метро, отделанная малахитом и дача в Крыму, и автомобиль, и слуги. Подумать только! Писатель академик, Нобелевская премия - бум на весь мир... И все швырнули в рожу. Не знаю другого, способного на такой жест, не вижу (разве я сама, да мне что-то не предлагают, т, е. не столько пышности и богатства). [...] Меня страшно возмутила М. С. Папская булла. Предала анафеме. А ведь сама усижена коммунистками, как зеркало мухами".

  

   15 января.

   [...] Ян вчера вышел в первый раз после нашего приезда. Полчаса посидел на скамейке. О чем он думал?

  

   16 января.

   Вчера вечером полчаса посидела с Ивановым³. [...] Он говорит: "Я больше всего живу Россией, - больше, чем стихами. [...] Я монархист. Считаю начало ее гибели с Первой Думы..."

  

   27 января.

   Тэффи опять хуже. Трагедия, что нет ухода. [...]

  

   31 января.

   Письмо от Карповича⁴. "Не могу сказать, как я огорчен этой историей. Я не судья Марье Самойловне. Письмо свое она, очевидно, написала сгоряча, под непосредственным впечатлением непроверенного (и как оказалось - неточного) известия". Пишет осторожно. [...]

  

   1 февраля 48.

   Ночь провели плохо. У Яна кровь. Кашель. Раздражен ужасно. Всякий пустяк его волнует. [...]

  

   10 февраля.

   [...] Вчера письмо от Цетлиной. Длинно и неубедительно оправдывается и извиняется о способе посылки письма⁵. И очень кратко говорит: "по существу же насчет Вашего поступка я продолжаю думать, как и раньше..."

   Вчера Иванов прочел мне письмо Зайцева, в котором он отказывает ему в членстве Союза до тех пор, пока он не оправдается от возводимых на него обвинений в дни оккупации. [...]

   Ночь Ян провел плохо. Кашлял. Письмо М. С. его задело и сообщение, что "результат ее письма это письма Зайцева и Веры Алексеевны".

  

   13. II.

   Сегодня мы оба сидели у Ивановых. [...] мирно беседовали о Пушкине и о Лермонтове. Восхищались "Путешествием в Арзерум" и "Таманью". Иванов выше ставит Пушкина, как прозаика.

  

   24. III.

   [...] Была Екатерина Таубер. Подарила мне "Под сенью оливы". Ян хвалит ее стихи.

  

   27. III.

   Сегодня газета принесла 3 смерти: А. И. Андреева 11 марта, Мочульский 21 марта, Бердяев 23 марта.

  

   4 апреля.

   Приехала 2 апреля М. И. Балтрушайтис⁶. Она издает стихи мужа. [...] Спокойна, тихо говорит, с чувством собственного достоинства. В прошлом - богатство, почет, приемы в посольстве, драгоценности. [...] Полное отсутствие у нее интересов эмиграционных. Живет своим.

   Вспоминаю Балтрушайтиса в пивной Белло. Еще молодой, красный, над кружкой пива. Одиноко сидит, мрачный. Мы с Яном, съев сосиски, выпив пива, подсаживались к нему, и они начинали бесконечные разговоры на литературные темы. Ян всегда любил его, выделял из всей этой модернистической компании.

  

   [В конце апреля Бунины вернулись в Париж:]

  

   10 августа.

   Наконец нашла эту тетрадь. [...] Ян только что выкарабкался из серьезной болезни. Еще слаб, много лежит в постели. [...] У него после припадка астмы образовался фокус в легких. Т® поднималась до 38®.