Бунин Иван Алексеевич - Устами Буниных. Том 3

в холодной вилле, взяло много не только физических сил, но и духовных, вернее душевных. Духовные силы идут на то, что я недовольна собой. [...]

  

   5 июля.

   [...] За это время скончался Ходасевич - "растерзан", "разорван" желчный пузырь. Два огромных камня. Доктора проглядели. Надо было несколько лет тому назад сделать операцию. - Жаль его очень. И рано он ушел. Нужен еще. Да и сделать мог еще много. [...]

  

   8 июля. 2 ч. ночи.

   [...] Атмосфера в доме не радует, от прежней ничего не осталось. Никаких общих разговоров не бывает. Даже с Яном я редко говорю о литературе, больше о текущих событиях. Сегодня говорили о Зола, он перечитал "Nana". Хвалил Зола за ум, за знание жизни - но ни художества, ни поэзии. [...] Ян находит, что в "Nana" квинт-эссенция женщины известного типа - только желание, больше ничего, отсутствие жалости и какое-то романтическое стремление к бескорыстному чувству. [...]

   Сложили почти все теплые вещи. Остался всего один чемодан. [...]

  

   26 июля/13. 5 ч. утра.

   Опять "белая" ночь. [...] Именины Олечки удались: нашли прелестную куклу - Светлану. [... ] Подарили вскладчину Villa Yoya, a Ян золотое перо со стихами:

  

   Не давайте мне малины,

   А давайте мне чернил.

   Мне перо на именины

   Дядя Ваня подарил!

  

   Мама - тазик для стирки, леденцы, кофе-мальт. И сделала из спичечных коробок поезд.

   Украсили зеленью стул, сделали из листьев лавра букву "О" и повесили на лампу. Флаг над входом.

   Олечка была довольна. [...]

  

   2 августа.

   [...] Ян грустит, что Бельведер сдан. За эту цену ничего нельзя достать. Я утешаю, что это к лучшему. Как было бы нам топить виллу? Ни одного сильного мужчины. Чувствую себя слабой. [...]

   Зайцевы хотят ехать в Авиньон и его окрестности. Ельяшевич уехали в Швейцарию. Об остальных ничего не знаю. Тэффи, бедная, все болеет, настроение ее ужасно. [...]

  

   10 августа.

   [...] Письмо от Тэффи душераздирательное - не может примириться ни с болезнью, ни со старостью. Хочет навеки остаться в том же плане, где ей предстоят одни страдания и не хочет другого, где она, конечно, обрела бы хоть немного радостей. Для художественной натуры, жадной до земной жизни, смирение почти невозможно, а без смирения нет ни покоя, ни радостей.

   Ян все ищет дачу, квартиру. Ничего нет подходящего. [...]

  

   [Последняя запись из довоенных дневников Бунина:]

  

   17. VII. 39.

   Вчера с Маркюсами, Верой и Лялей осмотр виллы в Cannet-La Palmeraie. Нынче еду с Г. и М. в Juan-les-Pins смотреть другие виллы.

   21 июля записал на клочке ночью: "Еще летают лючиоли." [...]

  

   [Из записей Веры Николаевны:]

  

   17 августа.

   [...] Смотрели виллу в Каннэ. Очень хороша. И Ян, я чувствую, там будет писать. Нет подъемов. Близки лавки. Много прогулок по ровному месту. Но Ян колеблется: страшно - опять две квартиры. Я склоняюсь ликвидировать парижскую, но, конечно, не сразу. [...]

  

   31 августа.

   Больше недели в сильнейшем напряжении. Война или мир? [...] Мы укладываемся.

  

   3 сентября. 7 ч. в.

   Англия объявила войну. Кончается и этот период жизни. [...]

   Заходили Муравьевы - Игорь Ник. и Таня². Они разорены - у них большое имение в Польше.

   Вчера обили окна синей или черной бумагой, сделали синие абажуры. Весь Грасс был темен. [...] Видела, как уходили стрелки на позицию. Третий раз провожаю на войну молодых людей. Французские солдаты не похожи на наших, и идут они иначе, нестройно, нет той выправки, какая была у наших. Но дерутся хорошо. Жаль их. Им было жарко. [...]

  

   4 сентября.

   [...] М. А. [Алданов. - М. Г.] говорит об Югославии. У меня сердце разрывается при мысли оставить Францию, оставить всех близких, друзей, Леню. Говорит и о Швеции. [...]

   Ночью считала, сколько друзей и знакомых идут на войну. [Следует список в 57 фамилий.]

  

   6 сентября 1936 г. 6 ч. 15 м.

   Только что экспресс от Марги, посланный 2 сентября. Им пришлось [...] ехать³ в клозете, сидя на чемоданах. "Электрическая станция - крепость из мешков песка. Люди ходят по улице с газовой маской на ремне через плечо. Город пуст и жуток". Лени не застали. [...] Иностранцев еще не призывают. [...] Уже в Париже была тревога прошлой ночью. Люди в подвалах провели больше 4-х часов!

  

   7 сентября.

   Наконец-то, письмо от Лени: "[...] весь Париж живет тяжелой, нервной жизнью. [...] У меня все время встречи с будущими новобранцами. Это нас всех объединило. Вчера, возвращаясь домой, встретил З. Н. и Дм. С. [Мережковских. - М. Г.]. Выбирали уголовный роман из подержанных. - "В такое время только уголовными романами и спасаюсь, - сказала Зин. Ник. - приходите в воскресенье. У нас собираются все призывные". [...] Французы ведут себя изумительно. Достойны великого уважения их мужество, хладнокровие и выдержка. [...] Наш особняк пуст. Все разъехались. [...] сегодня утром я еще серьезно работал за письменным столом. Спокоен. [...]"

  

   8 сентября 1939 года.

   [...] Беспокоюсь и за Леню, и за "барышень", и за Мережковских. Как это они ночью бегут в убежище? Ведь З. Н. ничего не видит, и ничего не слышит. [...]

   Есть план ехать в Montoubon, поселиться где-нибудь вблизи Жировского поместья. Мне кажется, этот план недурен. Но Ян еще колеблется.

  

   9 сентября.

   [...] Письмо от Гали. [...] шло 4 дня. "Живем в непрестанной тревоге и разных попытках, кот. затрудняются ужасно тем, что в городе способ передвижения страшно уменьшен". [...] "Мы изнемогли от усталости". [...] "Народу осталось в Париже мало. Нервность ужасная, хотя и сдерживаемая. [...] Здесь ни часа покоя".

  

   12 сентября.

   [...] Письмо от Каллаш: [...] Остановилась какая ни есть, все же культурная жизнь после 20 лет нашей плохенькой эмигрантской передышки, последовавшей за революцией. [...] На нашу жизнь "порции", признаться, пришлись очень усиленные, и не знаешь, как их переварить. [...]

  

   13 сентябри.

   [...] Из письма М. А. Алданова: к алертам привыкли. Если жизнь станет нестерпимой, то будем думать, что делать. [...] Видаемся, кроме "Посл. Нов.", с Вишняками, Зензиновым, Фондаминским, Сириным, Зайцевыми. [...]

   Леня пишет, что Ив. Серг. [Шмелев. - М. Г.] в подавленном состоянии, ночные тревоги действуют на него угнетающе. [...]

  

   18 сентября, 2 ч. 20 м. ночи.

   [..] Вчера сняли виллу Jeanette на Route Napolêon. Спешно ее сдали англичане, которые завтра едут в Лондон через Париж. Сдали дешево, за 12.000 в год, она стоит дороже. Вилла чудесная, "с сюрпризами", но стоит высоко, с кульками подниматься трудно. [...]

   Советские войска перешли польскую границу. Уверяют, что это только для защиты белоруссов. О Польше стараюсь не думать, так ужасно. [...]

  

   22 сентября.

   [...] нужно все организовать, но это у нас, при характере Яна, очень трудно. Ведь он никогда не хочет сделать бюджета.

   Сейчас он стал мягче, заботливее. За это время много мне покупал всяких мелочей для туалета. Часто мы ведем с ним разговоры на философские и политические темы. [...]

  

   23 сентября.

   [...] Вещи наши решили перевезти в понедельник. Сами, Бог даст, переедем во вторник или среду. [...]

  

   26 сентября.

   [...] Вчера были Муравьевы. [...] Были и Самойловы. Они уже "в войне". У них стоят 2 унтер-офицера. В Лэ Рурэ целый лагерь. Масса лошадей. Смесь навоза с жасмином. - Он рвется на работу, она тоже. Хочет помогать, если откроют госпиталь. Пока встает в 6 ч. утра, чтобы своих "крестников" поить кофе. Режим у них уже военный. Два раза в неделю мясо. [...]

   Последний вечер на Бельведере. Стояли с Лялей у окна большой комнаты наверху. Я прощалась с этим видом, особенно прелестным, когда нет в городе ни единого огня. Потом пришел Ян. Сегодня он особенно нервен. Тяжело ему. Сколько в этой комнате пережито им.

  

   3 октября.

   Вилла Jeanette. Завтра неделя, как мы здесь. Почти устроились. Почти везде забиты окна. [...]

  

   5 октября.

   [...] Олечка чувствует недомогание. Поиграла с ней в "уточку" и лото, называла зверей по-французски - все-таки маленькая польза. [...]

   Из письма Бориса [Зайцева. - М. Г.]: самые нервные дни были первые. Сейчас спокойнее. М. б. попривыкли к новой жизни, или начинаем привыкать. Настроение, разумеется, нелегкое. Сильно похудели (с меня штаны прямо валятся). Но спим. Кормимся пока обычно. Видимо (по Островскому) "от думы человек худеет". [...]

  

   10 окт.

   Вчера письмо от Лени. "Зарегистрировался. [...] Теперь я нахожусь в распоряжении военных властей". [...]

  

   17 октября 1939 г.

   Потоплен английский броненосец. 800 человек погибло. Это не укладывается в сознание! [...]

   Выселяют⁴ из Прибалтики немцев в Германию. [...]

  

   20 октября, 4 ч. утра.

   Вчера письмо от Лени. [...] "Через несколько дней Красная Армия займет Латвию. Прибалтика стала советской⁵. [...] Ожидаю, когда меня призовут на медицинский осмотр. До этого мне ехать к Вам нельзя. Могу пропустить срок".

  

   16 ноября.

   [...] Утрясаемся. [...] Все больны: у Ляли гной из-под ногтей, у Марги - спина, экзема на ногах, у Гали - боль в боку, сердце. И я понимаю, что тяжелая работа им не под силу, а Ян этого не понимает. [...]

   [...] увидела Татьяну Муравьеву. [...] В руках у нее ящик с красками и папка. [...] я решила провести день в природе. [...] Полное уединение, глушь, тишина. Т. Д. села рисовать. Говорили о роли глаз, т. е. восприятии зрением. Временами молчали. Я смотрела на долину, смотрела на виллу Уайльда, на дым сизый. [...] Говорили о Гиппиус. [...] Говорили и об уме, и о таланте, и о способностях. О Гончаровой [художница. - М. Г.]. [...] В Грасс пришли в 4. 30. Домой пришла к обеду. [...]

  

   26 ноября.

   Десять лет, как Леня приехал во Францию, на Бельведер (23. XI). 17 лет, как мы венчались (24. XI). Год, как я уехала из Парижа и приехала в Монтэ-Карло, Босолей (25. XI). Странное предзнаменование - я почти всю дорогу ехала с солдатами. [...]

  

   3 декабря.

   [...] Эти дни Финляндия⁶. Я все думаю о Валааме. Последний наш русский православный монастырь. [...]

   Вчера Ян, Татьяна и я говорили о летчиках. Знают ли они, что погибнут?

   Ян очень волнуется за Финляндию. [...]

  

   [Из записей Веры Николаевны:]

  

   5 января.

   [...] Прошел 39 год, для меня самый неприятный. Были года более тяжелые, с потерями близких, но "подлее" никогда не было. Только одна радость - Олечка. Но и ее ловко от меня отводят, т. ч. и эта радость омрачилась. [...] На днях был ночью припадок, даже два. М. б. тоска от печени. Не знаю. Но тяжело очень.

  

   31 января.

   В воскресенье Ян уехал в Париж - доктор сказал ему, что у него на лице что-то опасное, что нужно выжечь электричеством и что здесь этого сделать нельзя. [...]

  

   2 февраля.

   Письмо от Лени: "Ив. Ал. в добром здравии. Бодр. Вид хороший. Думаю, что все его бедствия рождены скукой". [...]

  

   26 января/8 февраля.

   [...] Ян вернулся из Парижа в хорошем духе. Все, что нужно, сделал. Многих повидал. [...]

   Чудные месячные ночи. Мы с Яном гуляем. Он очень волнуется из-за Финляндии. Взята станция Нобелей. Завтра, т. е. сегодня, обещано взять Выборг. [...] Здоровье Яна нехорошо. Сел на диэту.

  

   [С марта месяца начинаются подробные дневниковые записи Ивана Алексеевича, сохранившиеся в рукописи. Вера Николаевна теперь записывает редко. Привожу выдержки из дневника Бунина:]

  

   1940 г. Villa Jeannette, Grasse, a - m.

  

   1. III.

   Вчера ездил в Ниццу. Как всегда, грусть - солнце, море, множество как бы праздничного народа - и ни души знакомой, нужной.

   Не застал Цакни¹, оставил ему записку, что буду в понед. в 2 ¥ ч. [...]

   Нынче послал открытку-avion Гребенщикову, чтобы написал в америк. газетах о писательской нужде в эмиграции. [...]

   Погода как будто на весну, но все холодный ветер. Финнам плохо.

  

   6. III. 40

   [...] Нынче холодно, с утра было серо, туман, крупа, шел с полчаса снег. А вчера, гуляя с Верой ночью по саду, услыхал первую лягушку - думал, начинается, значит, весна.

   Прочел книжечку (изд. Суворина) гр. Соллогуба - Аптекарша, Метель, Неоконченные повести. Довольно ловко все, но ненужно. Герои и героини, как всегда писали прежде, умирают от несч. любви.

   Хорошо для рассказа: донской казак Харулин.

   Хорошо бы написать рассказ, действие которого в Бахчисарае. Татарин Осламбей. Татары говорят: "тютюн ичмен!" т. е. надо "попить дыму" (покурить). Еще: "шишлык" (а не шашлык; шиш по-татарски вертел, палочка). Хорош Бахчисарай!

   Овцы Божья стада. [Буква я дважды подчеркнута. - М. Г.]

   Темно желтая бабочка в черных узорах на крыльях. Задние крылья - с длинными черными косицами. (Все это нынче ночью почему-то приходило в голову). [...]

  

   11. III. 40.

   [...] Все еще оч. холодно - всю зиму мучение - одна из причин, почему только лежу и читаю.

   Переговоры о мире Сталина и финнов. Ужас! [...]

   Читаю "Отеч. Зап." за 84-й год. Там стихи Мережковского, столь опытные, что, верно, было ему тогда не меньше 20 лет, и стихи Надсона: "Горячо наше солнце безоблачным днем" - одни из немногих, которые мне нравились когда-то - семнадцатилетнему - и теперь до чего-то чудесного воскресили всего меня той поры. Называется "В глуши". Вижу и чувствую эту "глушь" соверш. так-же, как тогда - в той-же картине (и теперь такой-же поэтической, несмотря на то, что это Надсон). [...]

  

   14. III. 40.

   Вчера страшная весть - финны сдались - согласились на тяжкий и позорный мир. Даже ночью, сквозь сон, все мучился, что-то во сне думал, выдумывал.

   Первый почти летний день. Ночью туман, слышны были лягушки.

   Позавчера обварил себе правую руку кипятком. Горит, вспухла. [...]

   Кончил перечитывание двух рассказов Тургенева. Мастерство изумительное, но в общем читал равнодушно - исключение некот. страницы. Кое-что (почти все, вернее) читал как новое - так забывается Тургенев. Одно "Полесье" почти все по настоящему прекрасно. Почти во всех рассказах, - да, кажется, даже во всех, - редкое богатство совершенно своих, удивительных по меткости определений чувств и мыслей, лиц и предметов.

  

   17. III. 40.

   [...] Перечитал "Что такое искусство" - Толст[ого]. Скучно, - кроме нескольких страниц, - неубедительно. Давно не читал, думал, что лучше. Привел сотни определений того, что такое красота и что такое искусство, - сколько прочел, какой труд проделал! - все эти определения, действительно, гроша настоящего не стоят, но сам не сказал ничего путного.

  

   29. III. 40.

   Лежу, читаю, порой смотрю в солнечн. окна и думаю, - о том своем я, которое живет и сознает себя уже лет 60 - и это я думает, что лет через 5, много 10, его не будет. И не будет оно ничего видеть и думать. Странно!

  

   30. III. 40. Суббота.

   Приехал из Ниццы Цакни. Почти весь день очень светлый, но холодный. Ужасная весна. Неск. дней тому назад дня два лил ледяной дождь. [...]

   Стал присаживаться к письм. столу.

   В Париж я уехал 29 янв., вернулся в Grasse в субботу 16-го февраля.

   За последние дни просмотрел за год "Отеч. Записки" (1883 г.) [...] Гаршин, если бы не погиб, стал бы замечательным писателем.

  

   1. IV. 40.

   Цакни ночевал 2 ночи, уехал нынче утром, когда я еще спал.

   Все еще холодно, но так же светло.

   Нынче послал в Париж заказным dêclaration своих доходов (которых нет - надо выдумывать, чтобы не подумали, что вру. И показал 14.000).

   Прочел роман Ясинского "Старый друг". Скучно. Женщина, как всегда у него, написана не плохо.

  

   3. IV. 40.

   На вид из окон дни все светоноснее, - кажется, что уже лето. Но еще прохладно.

   Вчера Марга пела у маркизы. Человек 30 народу. [...] Мы туда и назад с англичанкой Херст из имения возле Маганьоска. На обратн. пути Оля пела и кричала всю дорогу, не умолкая. Я вел себя глупо - рюмка виски и три джину в баре у маркизы. [...] Нельзя пить. [...]

   Переписываю дневниковые клочки предыдущих лет. Многое рву и жгу. [...]

  

   4. IV. 40.

   [...] Купил 2 рубашки и белый картуз в Old England. Давно знакомый приказчик уже совсем не тот, что когда-то - потолстел, слегка поседел. На глазах меняются, гибнут люди. А Лантельмы! Марсель толстый мужчина, а давно ли был мальчиком! Старик же прямо страшен, ногти, пальцы уже совсем гробовые. Весь как во сне, но когда садится за кассу, видно, что счастлив получать и сдавать сдачу. Думает ли, что вот-вот отвезут его страшный труп на кладбище в St. Jacques?

  

   5. IV. 40

   Ночью мистраль. Есть и днем. За Эстерелем (да и Э.) горы бархатно-синие. Расчистил воздух.

   Думаю, что "Фальш. Купон" возник, м. б., у Толстого в связи с когда-то прочтенным им рассказом Даля "Серенькая" (так назывались бумажки в 50 рубл.). [...]

   Отец говорил вместо Белинский - Белынский. Прочитал на днях у Тургенева, что многие так называли Белинского при его жизни - пустили слух, что он "полячишка".

   Прежде часто писали: "возразил". Герои прежних романов не сразу понимали, что они влюблены. "И вдруг с восторгом, с ужасом сказал себе: я люблю ее!"

  

   6. IV. (Суббота). 1940.

   [...] Проснулся в 8 ¥. Погода все та же и тот же холодноватый ветер среди солнечн. тепла, все увеличивающегося. Скоро зазеленеют деревья - уже как будто что-то начинается - смотрел из окна в сторону Марселя - у нас в саду уже зазеленел молодой каштан. Будет удивит, прекрасно. Короткая, несказ[анно] прекрасная пора первой зелени.

   Вспомнил, как я всю жизнь одинаково представлял себе год:

   дек.

        нояб.

            окт.

               сент.                               янв.

                    авг.           май апр.     февр.

                       июль июнь        март

  

  

   Понед., 8. IV. 40.

   А. К. Толстой писал жене (в 55 г.): "Сипягин - хороший, добрый, благородный малый, который обожает свою роту и чрезвычайно ею любим..." Этот Сипягин крестил меня. Был тогда уже генералом.

  

   10. IV. 40.

   Позавчера проснулся в 9, чувствуя (как всегда чувствую с паучиной чуткостью) близкое изменение погоды: после полудня день замутился, пошли облака над горами к Ницце и к вечеру пошел дождь. Вчера в газетах хвастовство - союзники "в один час!" положили мины вдоль берегов Норвегии. С утра шел дождь. После завтрака - нынче - открыл радио - ошеломляющая весть: немцы захватили Данию и ворвались в Норвегию - вот тебе и мины! [...]

  

   12. IV. 40.

   Неожиданная новость: письмо Серова и Зурова - у Зурова туберкулез. [...] Вера сперва залилась розовым огнем и заплакала, потом успокоилась, - верно оттого, что я согласился на ее поездку в Париж и что теперь З. не возьмут в солдаты. Ходил с ней в город, она подала просьбу о пропуске в П. Едет, вероятно, во вторник. А мне опять вынимать тысячу, полторы! Мало того, что у меня почему-то на шее Л[яля] с девочкой и М[арга] и Г[алина]!

   Особых вестей из Норвегии нынче нет. Боюсь, что опять дело замрет.

   Продолжаю просматривать "От. Записки" за 82 г. [...] - все это читал тысячу лет тому назад в Озерках, 15, 16 лет, с Юлием - все забыл, а оказалось, что помню кое-что чуть не наизусть.

   Дремучие снежн. сумерки, Цвиленевская усадьба, где жил Евгений, эта девка (уже не помню ее имени)...

   Весна, а все еще холодно, еще топим. Пересматриваю опять письма и дневники А. К. Толстого. Соверш. очароват. человек! Начал "Головлевых"² - не плохо, но мне скучно, ненужно.

   Переписываю с клочков дневниковые заметки. Многое рву. А зачем кое-что оставляю и переписываю - неизвестно.

  

   13. IV. 40

   Серо, холодно, деревцо за окном на Ниццу все зазеленело ярко-светлой зеленью и все дрожит под ветром. [...]

  

   14-15-16. IV. 40.

   Немцы заперты новыми минами, потеряли 1/3 флота, отдали Нарвик - разгром!

  

   17. IV. 40.

   Вчера уехала Вера. Отвез ее в Cannes в такси. [...]

   Часов в 10 вечера ходил с М. и Г. запирать часовню. Лунная ночь, дивился, среди чего приходится жить - эти ночи, кипарисы, чей-то английский дом, горы, долина, море... А когда-то Озерки!

   Прошелся: из-за вершин пиний выглядывает, перемещается, блещет огромная Венера (не высоко над горой, на северо-западе) - ярко-блестящая, неподвижная, стеклянно-золотая, совсем как те, что рисуют на мундирах. [...]

   Ужасная была беллетристика в "Отеч. Зап." и т. п. журналах. [...]

  

   17. IV. 40.

   [...] Вот, кажется, теперь уже несомненно: никогда мне не быть, напр., на Таити, в Гималаях, никогда не видать японских рощ и храмов и никогда не увидеть вновь Нила, Фив, Карпана, его руин, пальм, буйвола в грязи, затянутого илом пруда... Никогда! Все это будет существовать во веки веков, а для меня все это кончено навсегда. Непостижимо.

  

   Пятница 18. IV. 40.

   Вчера весь день просидел в доме, вышел всего минут на десять вечером.

   Нынче то же - вышел в 10, ходил по саду 35 м. Луна высоко (как и предыдущ. месяцы), кучевые белые облака... Как страшно одиноко живу! И как дико - 3 бабы на плечах! [...]

   Вчера ночью шум жаб уже несметных. Теплеет.

   Кончил "Господ Головлевых". Умный, талантливый, сильный, знающий, но литератор. [...]

   Что вышло из Г.! Какая тупость, какое бездушие, какая безсм. жизнь!

   Вдруг вспомнилось - "бал писателей" в январе 27 года, приревновала к Одоевц[евой]. Как была трогательна, детски прелестна! Возвращались на рассвете, ушла в бальных башмачках одна в свой отельчик...

  

   20. IV. 40.

   Проснулся в 9, зачитался до 12 ¥ "Le Rêve" Зола. [...] Ходил с Олечкой смотреть в бассейне лягушку - не оказалось. [...]

   Вчера ночью открыл окно в ванной комнате - широкое - на площадке под ним лунный свет как бы меловой.

  

   21. IV. 40.

   Прекрасный, уже совсем теплый день. Дубы возле chaumière уже сплошь в бледно-зеленых мушках. Все меняется с каждым днем. Уже распускается листва на безобразн. кулаках 2 деревьев на площадке. Цветет сирень, глицинии... (Ялта, Пасха...).

   Письмо от Веры.

   2 ¥ ч. Ходил по саду - заросла уже высокой травой вторая (от нижней дороги) площадка. Все еще цветет бледно-розовыми, легкими, нежными, оч. женств. цветами какого-то особого сорта вишня, цветут 2 корявых яблонки белыми (в бутонах тоже розоватыми) цветами. Ирисы цветут, нашел ветку шиповника цветущую (легкий алый цвет с желтой пыльцой в середине), какие-то цветы, вроде мака - легчайшие, но яркого оранжевого цвета... Сидел на плетеном разрушающемся кресле, смотрел на легкие и смутные как дым горы за Ниццей... Райский край! И уже сколько лет я его вижу, чувствую! Одиноко, неудобно, но переселиться под Париж... ничтожество природы, мерзкий климат!

   Как всегда почти, точно один во всем доме. [...]

   Светлый день, праздник, в море как будто пустее - и звонят, звонят в городе... Не умею выразить, что за всем этим.

   Множество мотыльков вьется вокруг цвета сирени - белых с зеленоватым оттенком, прозрачных. И опять пчелы, шмели, мухи нарождаются...

   Кончил перечитывать 12-й т. Тургенева (изд. Маркса) - "Лит. и жит. восп.", "Критич. речи и статьи" и т. д. Соверш. замечат. человек и писатель. Особенно "Казнь Тропмана", "Человек в серых очках", неск. слов о наружности Пушкина, Лерм[онтова], Кольцова.

   Этот апрельск. расцвет деревьев, трав, цветов, вообще эти первые весенние дни - более тонко-прекрасного, чистого, праздничного нет в мире.

   Во многих смыслах я все-таки могу сказать, как Фауст о себе: "И псу не жить, как я живу". [...]

   Вчера день рожд. Гитлера. Нынче радио: Муссо[лини] в поздравит. телеграмме желает ему "победоносно выйти из той героич. борьбы, которую ведет он и германский народ". И несчастный итальянск. король тоже поздравляет "горячо" - вынуждены к соучастию в дружбе. [...]

  

   27. IV. 40

   Был в Ницце - ни Цакни, ни Михайлова (а Вера писала, что он выезжает в пяти.). [...] Дождь. Возвращался через Cannes. Встретил там Г. [...] Вести из Норвегии не радуют.

  

   28. IV. 40. Светлое Воскресенье.

   Завтракали у Самойлова. Взял туда такси, уехал через час. Дорогой дождь, пыльно дымные тучи с хоботами. Потом все потонуло в дожде и тумане. Обедал у Маркюс.

   Наш бедный пасх. стол.

   Был поэт Аполлон Коринфский. Точно плохим писателем в насмешку выдумано.

  

   30. IV. 40. Вторник.

   Серо, холодно, дождь.

   И так всегда: спрячешь зонт, калоши - на другой день дождь. Прячу, верно, потому, что перед переменой погоды внутренне волнуюсь и от этого, напр., начинаю уборку. Вчера очистил от замазки окна, содрал с их пазов войлочные ленты - и вот нынче холод и ветер, так сильно дующий в эти пазы, что вечером ходит занавес, который отделяет от моей спальни ее "фонарь" из пяти окон и на ночь задергивается.

   Сейчас вспомнил почему-то Майнц (соединенный с Висбаденом, где мы жили с Мережковскими в отеле на Neroberg). - Почему? - непостижима эта жизнь воспоминаний, это "почему-то", "ни с того, ни с сего"! Поехали туда с Верой на трамвае, ходили по городу, заходили в церкви³. [...] Потом вдруг вспомнил церковь на rue Daru, гроб дочери Н. В. Чайковского... До сих пор пронзает сердце, как он, со своей белой бородой, в старенькой визитке, плакал, молился на коленях⁴. [...]

   Ночь, темная полоса леса вдали и над ним звезда - смиренная, прелестная. Это где-то, когда-то на всю жизнь поразило в детстве... Боже мой, Боже мой! Было и у меня когда-то детство, первые дни моей жизни на земле! Просто не верится! Теперь только мысль, что они были. И вот идут уже последние. [...]

   Убежден, что Г[оголь] никогда не жег "М[ертвых] Д[уш]".

  

   [Следуют выписки из Гоголя, стихотворение П. Якубовича, выписки из Тургенева и заключительные слова Бунина:]

  

   Не знаю, кого больше ненавижу, как человека - Гоголя или Достоевского.

  

   2. V. 40. Четверг. Вознесение (католическое).

   [...] Вчера должен был уехать в санаторию Зуров.

   4 часа. Был в полиции, заказал sauf conduit в Париж. Все еще колеблюсь, ехать ли. Но предполагаю выехать 6-го или 7-го.

   Нашел клочек из моих писем: [...] "16-Х-26. Вчера Рахманинов прислал за нами свой удивительный автомобиль, мы обедали у него, и он, между прочим, рассказал об известном музыканте Танееве: был в Москве концерт Дебюси, и вот, в антракте, один музыкальный критик, по профессии учитель географии, спрашивает его: "Ну, что скажете?" Танеев отвечает, что ему не нравится. И критик ласково треплет его по плечу и говорит: "Ну, что ж, дорогой мой, вы этого просто не понимаете, не можете понять". А Танеев в ответ ему еще ласковее: "Да, да, я не знал до сих пор, что для понимания музыки не нужно быть 30 лет музыкантом, а нужно быть учителем географии".

  

   3. V. 40.

   Был в Cannes, к Куку за билетом в Париж. [...]

   Из Норвегии всю посл. неделю вести почти ужасные. Тяжело читать газеты. [...]

  

   7. V. 40.

   Собираюсь, завтра еду в Париж в 6 ч. 24 м. вечера. Как всегда, тревожно, грустно. Жаль покидать дом, комнату, сад. Вчера и нынче совсем лето. Сейчас 5, над Ниццей тучи, гремел гром.

   "Жизнь Арс." ("Истоки дней") вся написана в Грассе. Начал 22. VI. 27. Кончил 17/30. VII. 29. "Первая книга" кончена 21. IX. 27. Вторая начата 27. IX. 27, кончена в февр. 28 г. Третья начата 14. VI. 28, кончена 17/30. IX. 28. Четвертая - начата ?, кончена, как записано выше, 17/30. VII. 29.

   Вчера взял из сейфа 10.000 фр.

   "Человек и его тело - двое... Когда тело желает чего-нибудь, подумай, правда-ли Ты желаешь этого. Ибо Ты - Бог... Проникни в себя, чтобы найти в себе Бога... Не принимай своего тела за себя... Не поддавайся беспрестанной тревоге о мелочах, в которой многие проводят большую часть своего времени..."

   "Один из тех, которым нет покоя.

   От жажды счастья..."

   Кажется, похоже на меня, на всю мою жизнь (даже и доныне). [...]

   Перечитал свои рассказы для новой книги⁵. Лучше всего "Поздний час", потом, м. б., "Степа", "Баллада".

   Как-то мне, - как бывает у меня чаще всего ни с того, ни с сего, - представилось: вечер после грозы и ливня на дороге к ст. Баборыкиной. И небо и земля - все уже угрюмо темнеет. Вдали над темной полосой леса еще вспыхивает. Кто-то на крыльце постоялого двора возле шоссе стоит, очищая с голенищ кнутовищем грязь. Возле него собака... Отсюда и вышла "Степа".

   "Поздний час" написан после окончательного просмотра того, что я так нехорошо назвал "Ликой".

   "Музу" выдумал, вспоминая мои зимы в Москве на Арбате и то время, когда однажды гостил летом на даче Телешова под Москвой.

   В феврале 1938 г. в Париже проснулся однажды с мыслью, что надо дать что-нибудь в "Посл. Н." в покрытие долга, вспомнил вдруг давние зимы в Васильевском и мгновенно в уме мелькнула суть "Баллады" - опять таки ни с того, ни с сего.

  

   [В Париже Бунин с Верой Николаевной, бывшей там уже с середины апреля, пробыли до 22 мая⁶, после чего вернулись в Грасс. В. Н. записывает:]

  

   31 мая.

   Неделю в Грассе. И опять мучительная атмосфера. [...] Париж мне кажется каким-то местом радости и любви, давшей мне силы на жизнь. [...]

   Эта неделя прошла под знаком концентрационного лагеря⁷. Маргу признали больной. Все мы делали все, что возможно, чтобы избавить ее от этой муки. Маклаков, Протопопов, Девиль, Флоренс, поручительство Яна, доказательство ее русского происхождения, ее болезнь позвонка. [...]

  

   [Из записей Ив. А. Бунина:]

  

   1. IV. 40. Grasse.

   Вчера был Михайлов [...] Они приехали в Ниццу, едут в По - тревожны, как все, - вот-вот выступит Италия.

   Бегство ("героическое!") французов и англичан из Dunquerque продолжается.

  

   8. VI.

   Начал сборы на случай бегства из Грасса. Куда бежать? Вера и Г. и М. говорят: "На ферму Жировых - там все таки есть убежище, между тем как найти его где-нибудь в другом месте надежд почти нет". Я не верю, что там можно жить, - ни огня, ни воды, ни постелей... Не знаю, как быть.

   Страшные, решительные дни - идут на Париж, с каждым днем продвигаются. [...]

  

   9. VI.

   Мы все отступаем.

   Зацвели лилии, лючиоли летают уже давно - с самых первых дней июня.

   Страшно подумать - 17 лет прошло с тех пор, как мы поселились в Грассе, в этом удивительном поместье Villa Montfleuri, где тогда как раз вскоре расцвели лилии! Думал ли я, что в каком-то Грассе протечет чуть не четверть всей моей жизни! И как я тогда был еще молод! И вот исчезла и эта часть моей жизни - точно ее и не бывало. [...]

   Не мало было французов, которые начали ждать войны чуть не 10 лет тому назад (как мировой катастрофы). И вот Франция оказалась совсем не готовой к ней!

   Да, а по привычке все еще идет в голову Бог знает что. Вот вдруг подумал сейчас: имена, отчества, фамилии должны звучать в рассказах очень ладно, свободно, - например: Марья Викентьевна, Борис Петрович...

  

   [Из записей Веры Николаевны:]

  

   9 июня.

   [...] письмо от Бориса Зайцева: [...] Я поехал на завтрак "Возрождения" - Вера осталась в Кламаре.

   Отлично. Сели завтракать в "Киеве". Через 15 м. алерт. Наши генералы и полковники довольно спокойно слушали стрельбу, мы закусывали, ели кулебяку и т. п., а там все лупят и лупят, все сильней. Только один генерал, по фамилии Суворов, сказал нерешительно: а кажется, я слышал два разрыва бомбы. - Так и дозавтракали. [...]

   Возвращаюсь домой - и только тут Вера рассказывает (довольно покойно), что в Vanves, куда зашла к Тэффи, попала в настоящую бомбардировку. Видела и пылающие автомобили на улицах, и развороченные дома и т. п. Отсиживалась у Тэффи. А сегодня узнал из газет, что было не "две бомбы", а тысяча. Но как быстро это произошло! Канонада не более 15 мин. [...]

   Читаю Библию. Очень поражен царем Давидом. Хочется написать о нем, - вроде рисунка, "портрета" - не то слово, но другого сейчас не нахожу. А он волнует меня (поэтически). М. б., завтра от комнаты моей останется одна пыль, да и от меня, от нашей малой жизни. Все равно, пока живу, хочется иной раз что-то сказать ("Буду петь Господу, покуда жив, буду бряцать Богу моему, поколе есмь"). [...]

  

   10 июня.

   Война с Италией. [...] Олечка молится за спасение Франции ежедневно.