Феоктистов Евгений Михайлович - Письма к И. С. Тургеневу

иличным образом. Графиня говорит наконец: "Mais comment donc, Mr Botkine, vous me donnez un démenti en face?" {"Как же так, г-н Боткин, Вы меня в лицо уличаете во лжи?" (франц.).} Боткин отвечает ей: ну, да, я повторяю Вам, что Вы не видали, потому что не могли видеть, - и тысячу самых грубых возражений в том же роде. Положение графини тем более было неприятно, что она находилась в обществе ей вовсе незнакомом. Разумеется, она с Боткиным теперь очень холодна и почти не говорит. Но Ботк<ин> даже не почел за нужное попросить у нее на другой день извинения. Вот Вам французский маркиз. - Кстати, еще до этого случая я обедал у него, и он мне сказал, что он потому к Вам не пишет, что при отъезде Вы были с ним как-то холодней и переменили обращение. - Но, пожалуйста, чтоб это осталось entre nous. {между нами (франц.).}

   M. С. Щепкин спрашивал, умерли ли Вы или влюбились, - потому что, по Вашим словам, только это могло бы Вам помешать написать комедию. Я отвечал, что, кажется, влюбились. Ну, а что, поразило Вас известие о приближающемся браке m-lle Бодиско с Станкевичем? ⁷ - Приезжайте на свадьбу - говорят, Вас будет звать Бодиско к себе шафером.

   Нынче у графини вечер по тому случаю, что Щепкин будет читать у нее Вашего "Нахлебника".⁸ Я оставляю письмо здесь, и завтра пропишу Вам, какое действие произвело это чтение на публику.

   Утро. Публика была вчера чрезмерно довольна чтением Вашей пиесы. Я в первый раз слышал, как Щепкин читает ее, и признаться Вам откровенно - чтением Щ<епкина> я был недоволен. Эдак и мы прочтем. - Вчера был и Боткин. Вообразите - я проговорился, что пишу к Вам, а он просил, чтобы я дал ему мое письмо для приписки, - письмо, в котором я его так браню. И потому я попросил его приписать на другом листке, под каким-то выдуманным предлогом.

   Более сказать Вам нечего - тем более, что нынче утром графиня встала в таком приятном юморе, что я не знаю, что и делать. Напишите мне, Иван Сергеевич. Я жду Вашего письма. Прощайте, будьте здоровы, веселы и пишите больше. Отчего Вы никогда мне не напишете, когда Вы наконец будете в Москву?

  

   ¹ Тургенев дважды выступал на страницах "Отечественных записок" по поводу перевода М. Вронченко трагедии Гете "Фауст". Первая его заметка, оповещавшая о выходе в свет "Фауста" в переводе Вронченко, появилась в 1845 г. в "Отечественных записках" (No 1, отд. VI) и носила информационный характер (см.: "Фауст, трагедия, соч. Гете. Перевод первой и изложение второй части. М. Вронченко. 1844. В привилегированной типографии Фишера. Санкт-Петербург. <...>"). Н. Л. Бродский, атрибутировавший заметку, пришел к выводу, что она - своего рода план будущей статьи Тургенева о том же переводе Вронченко трагедии Гете (Г. Сочинении (2-е изд.). Т. 1.С. 494). Эта статья-рецензия (см.: "Фауст, траг. Соч. Гете. Перевод первой и изложение второй части. М. Вронченко. 1844. Санкт-Петербург") также была напечатана в "Отечественных записках" в 1845 г., в отд. V второго номера (без подписи). В составе этого же номера - статья В. Белинского "Русская литература в 1844 году" с отзывом о тургеневском "Андрее Колосове": "...рассказ чрезвычайно замечательный по прекрасной мысли; автор обнаружил в нем много ума и таланта, а вместе с тем и показал, что он не хотел сделать и половины того, что бы мог сделать; оттого и вышел хорошенький рассказ там, где бы следовало выйти прекрасной повести" (1845. No 1. Отд. V. С. 37; то же: Белинский. Т. 8. С. 483). Интерпретацию статьи Тургенева "Фауст, траг. Соч. Гете. Перевод первой и изложение второй части. М. Вронченко. 1844. Санкт-Петербург" и библиографическую справку к ней см.: Т. Сочинения (2-е изд.). Т. 1. С. 494-497.

   ² В ответ на эти суждения Феоктистова 2 апреля 1851 г. Тургенев писал: "Всё, что Вы мне говорите, умно, мило, справедливо и лестно - даю Вам честное слово, что "Записки охотника" прекращены навсегда - я намерен долго ничего не печатать и посвятить себя по возможности большому произведению, которое буду писать con amore и не торопясь - без всяких цензурных arrière-pensées - а там что бог даст!" (Г. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 96). По мнению А. Мазона, в этих строках Тургенева - намек на роман "Два поколения" (Мазон А. Работа И. С. Тургенева над романом "Два поколения"//Из Парижского архива И. С. Тургенева. Кн. 1. Неизвестные произведения И. С. Тургенева. М, 1964. С. 41-42 (Лит. наследство; Т. 73, кн. 1).

   ³ Рассказы эти, как видно, восходят к беседам Тургенева и Феоктистова на Остоженке (Феоктистов. С. 12). См. вводную статью к публикации.

   ⁴ M. H. Каткову в первой книге "Пропилеев" принадлежит статья "Очерки древнейшего периода греческой философии" (Отд. I). Продолжение ее - в кн. 3; Кудрявцеву - "Римские женщины по Тациту. Агриппина Старшая и Мессалина" (Отд. I). Последующие его статьи на эту тему - в кн. 2, 3, 5. Язык статьи Кудрявцева сравнивается Феоктистовым с его диссертацией "Судьбы Италии от падения Западной Римской империи до восстановления ее Карлом Великим. Обозрение Остгото-Лангобардского периода итальянской истории" (защищена в Московском университете 21 декабря 1850 г. с участием Грановского, Соловьева, Вернадского, Шевырева; см. о диспуте: Москвитянин. 1851. No 1, кн. 1. С. 58-59; отд. изд. диссертационного сочинения: М., 1850; рец.: Отечественные записки. 1852. No 2. Отд. 5. С. 85-99). Позже Феоктистов вспоминал диссертацию Кудрявцева также с мягким юмором (см. его письмо от 7-8 марта 1852 г.); П. М. Леонтьев поместил в "Пропилеях" статьи - "О различии стилей в греческом ваянии", "Эгинские мраморы мюнхенской Глиптотеки" (обе - в Отд. 1), "О новой теории греческой архитектуры", "Обзор исследований о классических древностях северного берега Черного моря (статья первая)" (обе - в Отд. 2).

   ⁵ Соловьев Сергей Михайлович (1820-1879) - историк. По возвращении из-за границы (1844 г.), где слушал лекции Ф. Гизо и Ж. Мишле, К. Риттера и Л. Ранке, Ф. Шлоссера и др., в июне 1847 г. защитил докторскую диссертацию и в звании профессора (с 1850 г.) продолжал после Погодина чтение курса русской истории в Московском университете. "Общая надежда тогда обратилась на Соловьева, - вспоминал Бестужев-Рюмин, - <...> я помню, с какою жадностью читал я тогда его диссертацию и каким неожиданным светом облились для меня события древней русской истории" (Бестужев-Рюмин. Биографии и характеристики. С. 261). Гораздо сдержаннее Бестужев-Рюмин оценивал прослушанный им и его однокашниками в 1848-1849 гг. курс начинающего преподавателя: "В наше время лекции его не были те блистательные очерки общего хода, которые слушали последующие поколения <...>; наши лекции состояли из краткого фактического очерка, прототипа его учебной книги, с прибавкою нескольких лекций историографии. После лекций Кавелина тогдашние лекции Соловьева производили мало действия, и уважая его знания, мы, хотя и знакомы были с его диссертациями, мало ценили его талант; блестящие страницы публичных чтений о Петре, даже лекций о развитии власти в России (точного заглавия не помню), читанные в 1851 году, еще были впереди" (Бестужев-Рюмии. С. 24). Более полную характеристику Соловьеву как ученому и лектору он дал в лекции, прочитанной 3-го ноября 1879 г. в Санкт-Петербургском университете (см.: Бестужев-Рюмин. Биографии и .характеристики. С. 255-272). 17 сентября 1851 г. из Выксы Феоктистов (со слов Грановского) сообщил Тургеневу о выходе в свет первого тома "Истории России с древнейших времен" Соловьева (29 томов, 1851-1879), см. 5-е примечание к этому письму. О реакции Тургенева на первые тома истории Соловьева см. по Летописи (1818-1858).

   ⁶ Забелин Иван Егорович (1820-1908) - историк, археолог. К моменту воспроизведенной в письме ситуации, то есть к весне 1851 г., имея за спиной лишь пять классов сиротского училища, занимал скромное место помощника архивариуса в Московской дворцовой конторе. У себя на дому Грановский читал Забелину и еще нескольким слушателям, курс истории (см.: Чичерин. С. 133, там же общая характеристика личности Забелина, с. 133-134) Однако уже в эту пору основанные на уникальных архивных разысканиях печатные выступления Забелина о русском быте и истории Москвы (к концу 1840-х годов в возрасте 30 лет он имел около 40 публикаций) принесли ему известность в ученых кругах. С 1851 г. в "Отечественных записках" (в No 1, 2, 3 и 9. Отд. II. Науки и художества) начинается серия его статей - "Домашний быт русских царей прежнего времени". Продолжение - в 1852 и 1853 гг., в первых номерах этого же журнала. Опубликованные статьи составили книгу: Домашний быт русских царей в XVI-XVII ст. (М., 1862-1869. Т. 1-2). Тургенев, как видно, рано обратил внимание на труды Забелина (в первом, январском, номере "Отечественных записок" вместе со статьей Забелина появилась его "Провинциалка", их сочинения одновременно публикуются в альманахе "Комета" (см. 15-е примечание к письму Феоктистова от 17-18 марта 1851 г.). Позже Тургенев предложил Забелину денежную помощь для издания его книги (см.: Блинчевская М. Я. К истории отношений Тургенева с И. Е. Забелиным//Тургеневский сборник. М.; Л., 1964. Вып. 1. С. 278-281; Назарова Л. Н. И. Е. Забелин//Там же. С. 379-382; Летопись (1818-1858). по указ.).

   ⁷ Еще раньше Е. В. Салиас с иронией сообщила Тургеневу новость: "...вчера Станкевич сделал предложение Елене Констан<тиновне> Бодиско касательно брака и предложение его было принято. - Erudimini..." (Просветите... (лат.); письмо датируется по содержанию второй половиной марта 1851 г.; РО ИРЛИ, No 5850, л. 8 об.). Бодиско Елена Константиновна - двоюродная сестра Грановского. О браке ее с А. В. Станкевичем рассказала А. В. Щепкина (урожд. Станкевич) в своих воспоминаниях: "В 1851-м году Т. Н. Грановский оживился вдруг и повеселел, когда в Москву приехали его двоюродные сестры, близкие ему в юности. Постоянно жили они в Черниговской губернии и пожелали провести эту зиму в Москве. / Старшая из них, Анна Евгеньевна Дараган, была вдова с дочерью лет одиннадцати; другая кузина Т. Н., Елена Константиновна Бодиско, и прежде посещала Москву, виделась с Грановскими; вместе с Ан. Евг. Дараган проводила она зиму эту в Москве. С ней был Грановский более близок, встречи с нею всегда радовали Грановских. Когда обе кузины Грановского проводили зиму в Москве несколько лет сряду, для Т. Н. было это истинным утешением. Особенно ценил он Е. К. Бодиско. С ней был он сообщителен, ей высказывал он все, что его волновало, и находил облегчение в ее сочувствии. В одном из его писем он говорит о своем отношении к ней: "Я люблю тебя последними силами души моей" <точный текст: "Протяни мне издали руку и верь, что я люблю тебя последними силами моей души!". См.: Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1897. Т. 2. С. 297. - Э. Г.>. Так близка была она ему. У Грановских встречалась Е. К. Бодиско с братом моим, Ал. Влад. Станкевичем; в 1852 году состоялось ее замужество с ним. Т. Н. радовало их соединение" (Воспоминания Александры Владимировны Щепкиной. Сергиев Посад, 1915. С. 182-183). О семье Станкевичей см.: Чичерин. С. 140-141. В письме к Феоктистову от 2 апреля Тургенев ответил на сообщение о предстоящем бракосочетании: "Я до того желаю себе зла, что, право, с удовольствием женился бы сам на отвратительной Бодиске" (Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 97).

   ⁸ Первая редакция "Нахлебника", написанная в 1848 г., как известно, должна была войти в третий номер "Отечественных записок" 1849 г., но 22 февраля 1849 г. была запрещена решением С.-Петербургского цензурного комитета. Неудачно складывалась и сценическая судьба комедии. Предназначая ее для бенефиса Щепкина (31 января 1849 г.), Тургенев обратился к А. А. Краевскому с просьбой напечатать ее с посвящением актеру. Однако театральная цензура задержала комедию. 10 сентября 1849 г. III Отделение утвердило рапорт театрального цензора о запрещении "Нахлебника" как произведения "равно оскорбляющего и нравственность и дворянское сословие" (Т. Сочинения (2-е изд.). Т. 2. С. 592-593). Комедия, однако, распространялась в списках и читалась М. С. Щепкиным на литературных вечерах (см.: там же).

  

  

   Несмотря на предрекания Ваши, любезнейший мой Иван Сергеевич, я кончил (Вместо: я кончил - было: я вышел) курс кандидатом.¹ Надо теперь признаться, что в начале экзамена я немного потерялся, бросился в поток, очертя голову, и уж, право, не знаю, как вынес он меня на берег. Но как бы то ни было - дело сделано, и я спокоен.

   Я хотел Вам еще написать из Москвы, но экзамены, потом отъезд в деревню решительно не давали мне минуты свободной, а, между прочим, (После: между прочим, - начато: дело) мне нужно было писать к Вам и очень серьезно. Вот в чем дело: Вы знаете, как я смотрел на историю Боткина с Елис<аветой> Алек<сеевной>.² В моих глазах это было ничто иное, как пустая интрига, или, пожалуй, счастливая удача с его стороны - и не более. Но теперь вся эта история принимает в моих глазах другой характер; она, вероятно, примет его и в Ваших глазах, если Вы захотите взглянуть на дело без предубеждений и пристрастия. Вот в чем дело: Боткин, приехавши в Москву,³ спрашивал меня, не рассказывали ли Вы мне какой-нибудь истории на его счет, и на мой отрицательный ответ сам вызвался рассказать мне эту историю, то есть, как я и ожидал, его отношения к Елис<авете> Алек<сеевне>.⁴ Вот Вам его подробный рассказ: вначале замечу только Вам, что я решительно не верил своим глазам, чтобы Боткин мог быть так чувствителен. У него были слезы на глазах и голос его дрожал при этом рассказе. Это не преувеличение. Он начал с того, что отношения его к Ел<исавете> Ал<ексеевне> были чрезвычайно серьезны, что он любил ее, как только можно любить ему. Познакомился он с нею через Вас и потом часто видался с нею в маскарадах, где однако не мог довольно свободно разговаривать с нею по той причине, что существо, именуемое Анною Яковлевною,⁵ воспылало к нему страстию и решительно не давало ему проходу. Наконец страсть этой почтенной дамы дошла до такой степени, что он просто не знал, куда деваться от нее. - Несколько раз давала она заметить Ел<исавете> Ал<ексеевне>, что она неравнодушна к Боткину, и только под конец зимы начала замечать, что Вас<илий> Петр<ович> и не думает обращать на нее внимания, и что он более занят Ел<исаветой> Алексеевною. С этой минуты начались подозрения. Наконец Боткин как-то раз посылает письмо на квартиру Ел<исаветы> Ал<ексеевны>, и вдруг это письмо, доселе неизъяснимым образом, попадается в руки Анны Яков<левны>, и эта подлая тварь распечатывает его. Это бы еще ничего. Тут только вышла наружу холопская кровь, которую не так-то легко победить. Анна Яков<левна> на этом не останавливается. Вы мне сами рассказывали, каково произведение отец Ел<исаветы> Ал<ексеевны>,⁶ - что же? Анна Яков<левна>, сама ли или, кажется, чрез Петра Алекс<еевича> или Николаевича (не знаю хорошенько имени, но умственные способности которого нетрудно было мне постичь и после одного разговора с ним) - Анна Яковлевна дает знать об этой истории ее отцу, отсюда родственникам и т. д.⁷ - По всему предполагать должно, что положение Ел<исаветы Ал<ексеевны> тут было ужасно. Я это заключаю из Ваших же слов об характере барыни Ел<исаветы Ал<ексеевны>. Вероятно, бешеный и почти сумасшедший старик не расцеловал же дочку за подобную историю. Вот как было дело! Что же Вы скажете на это, Иван Сергеевич? Вы мне говорили, что Ел<исавета> Ал<ексеевна> женщина чуть не распутная. На это - есть два возражения: 1-е) Сами Вы с нею не жили много, знаете ее мало, следов<ательно>, об поведении ее Вы мало знаете сами, а, вероятно, слышали от кого-нибудь. От кого же? Кажется, не от кого, кроме тех же благородных лиц, которые распечатывают чужие письма и рассказывают их содержание родным Ел<исаветы> Ал<ексеевны>. Но после такого поступка мне кажется, что этим лицам можно только наплевать в харю, но отношений другого рода с ними иметь нельзя, а тем более верить им в чем-нибудь. 2-е) Возражение такого рода, - положим, что Ел<исавета> Ал<ексеевна> женщина так называемая безнравственная. Но что же это доказывает? Разве это дает кому-нибудь право следить за ее нравственностью, за нравственностью замужней женщины, совершенно независимой ни от кого. - И еще кто же следит-то! Анна Яковлевна! В Москве я Вам говорил только, что редко видывал рожу столько поганую и безнравственную. Теперь мои предположения оправдываются. -

   Боткин говорит, что между ним и Ел<исаветой> Ал<ексеевной> все кончено теперь, но ему больно, что она, может быть, терпит за него теперь разного рода неприятности, и вот поэтому-то я пишу к Вам.⁸ Я знаю, что Вы человек отлично (Вместо: отлично - было: очень.) благородный, и поэтому, вероятно, если можете заступиться за нее, заступитесь, узнавши дело в его настоящем виде. Если б я не знал Вашего благородства, я бы и не писал к Вам, но я в нем уверен (После: я в нем уверен - слово зачеркнуто.) теперь, как и всегда, знаю только, что от Вас при рассказе половину дела скрыли и представили его в ложном виде. Следовательно, я не сомневаюсь, что Вы сделаете со своей стороны все, что можете. -

   Графиня здорова и весела. Мы только 2 дня на Выксе.⁹ В Москве познакомился с Панаевым. Он добрый и хороший человек. Мне он сделал несколько предложений касательно "Соврем<енника>", которые я надеюсь исполнить по приезде в Москву.¹⁰ У меня тут, на Выксе, столько занятий, что и в городе не было никогда такого количества. Собираем народ на Выксе, на днях должен приехать сюда Кудряв<цев> с женою.¹¹ Вообще, кажется, время будет можно провести весело. Извините, что так дурно пишу. Перо скверное и к тому же должен спешить, потому что нынче почта. Прощайте, крепко жму Вам руку. Что Ваша охота? А я еще здесь не охотился. Пишите ко мне поскорее. Вот адрес мой: Владимир<ская> губер<ния>, город Муром, на Выксунские заводы г. Шепелевых, на мое имя. А главное пишите, что Вы делаете, и пишете ли что-нибудь. Прощайте.

  

   Год Феоктистовым не указан. На колонтитуле рукой неизвестного лица карандашная запись: 1851. Датировка уточняется по содержанию письма (Феоктистов кончил университет в 1851 г.), а также по соответствию письмам В. П. Боткина к Тургеневу с тем же сюжетом (от 15 мая, 6 июня 1851 г., см.: Боткин и Тургенев. С. 5- 8). На публикуемое письмо Феоктистов получил от Тургенева возмущенный ответ (датирован его комментаторами второй половиной июня ст. ст. 1851 г.), впервые напечатанный (не полностью, без окончания) в книге воспоминаний Феоктистова (см.: Феоктистов. С. 16; Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 104).

  

   ¹ "Наступила весна, а с нею и последние экзамены, - вспоминал однокурсник Феоктистова по юридическому факультету. - И в прежние годы мы с Феоктистовым не имели всех лекций <...>, и нам пришлось доставать у товарищей. Экзамены сошли благополучно: мы оба вышли кандидатами" (Бестужев-Рюмин. С. 33).

   ² Хрущева (Хрущова, урожд. Тургенева) Елизавета Алексеевна (1830-1852) - двоюродная сестра Тургенева, дочь Алексея Николаевича Тургенева, родного брата отца Ивана Сергеевича. По свидетельству Феоктистова, "очень молодая и чрезвычайно красивая особа". "От Ивана Сергеевича я узнал ее печальную судьбу, - вспоминал он позже. - Против воли вышла она замуж за человека ничтожного, да еще одержимого тяжкою болезнью, которая довела его до сумасшествия. Жила она с ним не более двух лет, а затем несчастного посадили в дом умалишенных" (Феоктистов. С. 13-14). Историю отношений Елизаветы Алексеевны с Боткиным в определенной мере проясняет его переписка этой поры. 15 мая 1851 г. Боткин писал Тургеневу: "Да, я люблю ее и смотрю на мои к ней отношения, как на самые важные в моей жизни. Каких бы ты ни был мнений о моей способности любить. - мне до них нет дела, - но вправе ли ты судить эту женщину за то, что она полюбила меня, <...> Повторяю, я люблю ее - и с радостью готов для нее на все пожертвования, какие только зависят от меня, - но не в этом теперь дело, - я обращаюсь к тебе, как к человеку - не прибавляй яду в ее положение и без того ужасное, скажи ей хоть одно слово участия, пойми ее состояние. <...> Если бы ты был совершенно посторонним в этом деле, - я уверен, ты кротко и снисходительно судил бы ее, но теперь ты смотришь на нее глазами других - и подобные procédés - как перехватывать адресованные к ней письма, - позорить женщину, обнаруживая ее привязанность, которая без этого оставалась бы тайною, - тебя не возмущает - и тебе ни разу не придет сомнение - что должна быть какая-нибудь скрытая причина такой ожесточенной ненависти?" (Боткин и Тургенев. С. 5-7). 25 июля 1852 г., получив известие о смерти Хрущевой, он сообщал Тургеневу: " ... меня не было в Москве - я был за 90 верст на одном заводе и провел там недели две. На меня тяжело подействовала смерть Елизаветы Алексеевны. Относительно мужа ее разумеется будут стараться сделать не в ущерб ее братьев" (там же. С. 32). Спустя полгода, когда душевная боль поутихла, Боткин посмотрел на разыгравшуюся драму трезвее: "Вот и Елизавета Алексеевна умерла - и знаешь ли, хорошо сделала она, что умерла! Зная ее, - я видел только одно дурное в ее будущности; крайняя легкость ее сделала бы наконец из нее бог знает что. Последние четыре месяца я чувствовал к ней одно дружеское расположение и между нами ничего уже не было и скажу откровенно, утомили и измучили меня наши отношения, так что если б теперь с кем-нибудь из подобных ей встретилась возможность завести таковые же, - я убежал бы без оглядки. Вообще, употребляя твое выражение "въедаться" друг в друга и принимать на себя ответственность за судьбу женщины - помилуй бог! Меня, по крайней мере, мучает это так, что делаюсь решительно несчастнейшим человеком. О причинах болезни ее скажу теперь пока только то, что они помешали мне даже жалеть о смерти ее: их узнал я недели через две после ее смерти от горничной ее. Но до того времени мне было очень тяжело, так тяжело, что я не мог оставаться в Москве и уехал за 90 верст. На днях слышал я, что Хрущов уже окончательно помешался и отправлен в сумасшедший дом.<...> Вот, брат, как печально кончилась судьба этой женщины, такой молодой и такой красивой! Беда была в том, что она и снаружи и снутри была создана гетерой, а ее обстоятельства поставили в семейную и скромную жизнь: в этой борьбе натуры с обстоятельствами и погибла она. Как все сильно чувственные женщины, она была крайне безалаберна... Ну да будет об этом..." (там же. С. 33-34). Процитировав фрагмент из этого письма, Феоктистов завершил "тургеневскую" главу своих мемуаров: "В этих словах вполне выразилась натура Боткина, натура дряблого эгоиста и сластолюбца, который всегда хотел только наслаждаться и с ужасом отгонял от себя мысль о каких-либо нравственных обязательствах" (Феоктистов. С. 35). Убежденность Феоктистова в виновности Боткина в разыгравшейся драме крепла и усугубляла резкость оценок, которые он давал Боткину в письмах, например, к Тургеневу от 17 сентября 1851 г. См. также примечание Н. В. Измайлова к письму Тургенева Феоктистову (вторая половина июня ст. ст. 1851 г., у Измайлова дата: Лето 1851 г): Тургенев и круг Современника. С. 147-148.

   ³ Феоктистов пишет о возвращении Боткина из Петербурга. В книге воспоминаний об этой поездке сказано: "Весной он почти одновременно с Тургеневым отправился в Петербург, откуда Иван Сергеевич ранее его прибыл в Москву проездом в свою деревню" (Феоктистов, С. 14). Действительно, в письме от 2 апреля 1851 г. Тургенев сообщал Феоктистову, что "...с Боткиным мы, вероятно, разъедемся - я буду в Москве около 15-го..." (Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 96). В середине апреля или в мае 1851 г. Тургенев из Петербурга выехал в Спасское и по дороге заехал в Москву, где остановился в доме на Остоженке, что удостоверяется воспоминаниями К. Леонтьева "Тургенев в Москве. 1851-1861 гг. (Из моих воспоминаний)" (Летопись (1818-1858). С. 185). В эти дни, как видно, произошло объяснение Тургенева с Феоктистовым (см.: Феоктистов. С. 14-15).

   ⁴ Рассказ Боткина об его отношениях с Елизаветой Алексеевной, по возвращении его из Петербурга весной 1851г., изложен в книге воспоминаний Феоктистова. Однако он несколько отличается от комментируемого письма: в нем нет такого мотива, как влюбленность Анны Яковлевны Шварц в Боткина (ср.: Феоктистов. С. 15). Далее см. письмо Феоктистова к Тургеневу от 29 июня 1851 г. и примечания к нему.

   ⁵ Тургенева (урожд. Шварц) Анна Яковлевна (ум. 1872) - рижская немка, жена Николая Сергеевича Тургенева (1816-1879), старшего брата И. С. Тургенева. До замужества, которому противилась Варвара Петровна Тургенева, жила в ее доме и исполняла при ней обязанности камеристки. Оксман в примечаниях к тургеневской главе воспоминаний Феоктистова (с. 38) привел строки из письма А. И. Герцена от 3-4 сентября 1858 г. к своему сыну: "Ник<олай> Сер<геевич> Тургенев - человек пустой, а жена его - мерзавка: ее люди хотели убить за жестокое обращение. Потому их знакомство отклони и всякий раз брани при ней злодеев-помещиков" (Герцен А. И. Полн. собр. соч. М., 1962. Т. 26. С. 203).

   ⁶ Отец Е. А. Хрущевой - Алексей Николаевич Тургенев (1792-?) - дядя Ивана Сергеевича. Алексею Николаевичу принадлежало сельцо Большой Суходол Богородицкого уезда Тульской губернии. О нем и его семействе: Алексина Р. М. Тургеневские материалы в архиве Тульской области//Русская литература. 1972. No 3. С. 99-100. О болезни Алексея Николаевича и его сына см. 5-е примечание к письму Феоктистова от 29 июня 1851 г.

   ⁷ В ответном письме Тургенев дал объяснение этому факту: "...письмо, которое было перехвачено, по словам Боткина, "совершенно необъяснимым образом", было представлено горничною Елисаветы Алексеевны ее родному брату, Михаилу Алексеевичу, что Михаил Алексеевич (мне нечего вам говорить, что я этого не оправдываю) предъявил его, в свою очередь, дяде Петру Николаевичу, как старшему в семействе.... " (Т. Письма (2-е изд). Т. 2. С. 104). О родном брате Хрущевой, Михаиле Алексеевиче Тургеневе, прототипе Миши Полтева, героя тургеневского рассказа "Отчаянный" (1882 г.), см.: Т. Сочинения (2-е изд.). Т. 10. С. 404, 406-407, также 5-е примечание к письму Феоктистова от 29 июня 1851 г. Тургенев Петр Николаевич (1804-1865) - дядя Тургенева, один из братьев его отца (о нем - в указ. публикации Алексиной. С. 99-100).

   ⁸ Несколько раньше, 15 мая 1851 г., Боткин писал Тургеневу из Петербурга: "...думай обо мне, как хочешь, - это наши личные счеты, - но относительно ее - ты обязан быть беспристрастным и добрым человеком, - а не судьею <...>. Да, ты обязан показать к ней только участие - а если не найдется его в твоем сердце, - оно должно найтиться в твоем уме. <...> Подумай, что эта женщина беззащитна, что она одна, что у ней даже нет никого, с кем бы она могла выплакать свое горе. Я тут ничего не могу, вся моя искренняя привязанность к ней не в состоянии нисколько облегчить ее положение - и я обращаюсь к тебе..." (Боткин и Тургенев. С. 6-7).

   ⁹ В летнюю пору семья Е. В. Салиас жила на Выксе, в Муромском уезде (недалеко от г. Мурома) Владимирской губернии. Отец ее, Василий Александрович Сухово-Кобылин (1784-1873), женатый на Марии Ивановне Шепелевой (1789-1862), дочери Ивана Дмитриевича Шепелева, ввиду своего расстроенного состояния согласился стать одним из опекунов двоюродных братьев своей жены, владельцев Выксунских чугуноплавильных заводов и имения, - Шепелевых Ивана и Николая Дмитриевичей (об истории и местоположении Выксунских заводов, о Шепелевых и нравах в этом семействе см.: Евгения Тур. Профессор П. Н. Кудрявцев//Полярная звезда. 1881. Март. С. 20-24; Феоктистов. С. 365, 404; также: Атеней. С. 98-110). Старик взял в свои руки управление заводами, к концу сороковых годов обросших громадными долгами, и с редкой энергией стал поднимать упавшее хозяйство. "Вот к этому-то времени и относятся мои летние посещения Выксы", - вспоминал Феоктистов (Атеней. С. 105).

   ¹⁰ Как видно, уже во время этой встречи шла речь о статье Феоктистова, посвященной Марии Стюарт (см. 3-е примечание к письму Феоктистова Тургеневу от 24 декабря 1851 г.).

   ¹¹ В ранней главе мемуаров Феоктистов писал: "Жилось на Выксе очень приятно" (Атеней. С. 106). К этому располагало многое: обаятельный сад, запущенный, но со следами былого благополучия, обширный дом, напоминающий дворец, где в праздничные дни по заведенному издавна порядку продолжал "играть хор" к тому времени уже явно обедневших музыкантов, самодеятельные спектакли, интересное общество дочерей старика Кобылина (Елизаветы Васильевны, художницы Софьи Васильевны (1825-1865) и Евдокии Васильевны (по мужу Петрово-Соловово, ум. в 1893)), художника Егора Мейера, графини Иды Кутайсовой, княжны Ольги Голицыной и др., университетской молодежи (там же. С. 99, 105-107). Описание барского дома на Выксе, общего уклада жизни см. также в указ. выше воспоминаниях Евг. Тур о П. Н. Кудрявцеве (Полярная звезда. 1881. Март. С. 20-24). Бестужев-Рюмин, не раз гостивший на Выксе, рассказывал о времяпровождении семейства Салиас и ее гостей: "Жили они весело: устраивали домашний театр, большие прогулки; раз ездили на лесной пожар более, чем за 20 верст; ехали верхом; поехал и я, но своим неуменьем ездить я возбуждал шутки молодой графини (после г-жа Гурко) и так устал, что, возвращаясь в сопровождении берейтора, заснул на лошади. Вообще месяц прошел весело. Гостила на Выксе тогда и С. В. Сухово-Кобылина, сестра графини, писавшая хорошие ландшафты..." (Бестужев-Рюмин. С. 28). В 1851 г., Бестужев, приехав на Выксу, встретил там Кудрявцева: "Кончив экзамены, я поехал к матушке и оттуда, отправляясь к Чичериным, заехал на несколько дней на Выксу к графине Сальяс и прожил там месяц. В то время на Выксе гостил Кудрявцев; оба мы, плохие наездники, ездили верхом вдвоем и здесь беседовали. Вообще месяц прошел незаметно" (там же. С. 36). В письме к Бестужеву-Рюмину от 31 августа 1851 г. Салиас из Выксы сообщала: "13 августа Кудрявцев и Евг<ений> М<ихайлович> уехали в Москву" (РО ИРЛИ, No 25164, л. 30 об. Письмо в копии).

  

  

   Будьте уверены, что если я берусь за перо теперь, то вовсе не с целью входить в какие-нибудь длинные диспуты об деле уже решенном.- Я Вас любил от души и главное считал за человека очень умного, - увы! во имя дружбы мне, хотя и горько, но приходится Вам сказать, что в своем письме¹ ко мне Вы поступили дурно, - как приятель, - и нелепо, - как умный человек. Скажите, пожалуйста, куда Вы дели логику, когда писали свое письмо? Я сейчас только получил его и не могу еще хорошенько прийти в себя! (После: прийти в себя - начато: Буду <Вам отвечать по пунктам:>) Чтобы ничего не пропустить, буду Вам отвечать по пунктам:

   1) Вы спрашиваете меня, кто мне дал право ругать Вашу сестру.² - Дурной ее поступок. Когда женщина таскается постоянно за человеком, он отвергает ее, а она за это мстит другой, более счастливой своей сопернице, - то, извините, я не умею (Вместо: я не умею - было: может я не умею.) сдерживать своего чувства при подобных рассказах и называю вещи собственными именами. - Далее, еще в Москве я говорил Вам, что лицо сестры Вашего брата мне не нравится, что по лицу она должна быть нехорошая женщина. Вы меня разуверяли в этом. Случай, казалось, оправдал мои слова, и мое название "нехорошей женщины" - я возвел в превосходную степень. Это могло Вам не нравиться, но что же тут нелогичного и нелепого?

   2) Вы говорите, что Вы остались совершенно посторонним человеком в деле Ботк<ина> и Е<лисаветы> А<лексеевны>. - Неужели? Воображение столь блестящее хорошо в повестях, но бесполезно в общежитии. Нет, Вы не остались посторонним человеком, потому что произносили самые строгие приговоры по этому делу и насчет Боткина, а главное насчет Е<лисаветы> А<лексеев-ны>.³ - Скажите, пожалуйста, отчего же она не показывалась Вам на глаза?⁴ Вы объясняли мне - это потому, что она Вас боится. А почему она Вас боится?

   3) Вы объясняете далее, каким образом попалось письмо Ел<исаветы> Ал<ексеевны>. - Мне до этого дела нет. Знаю только, что, если бы мне представили подобное письмо, я отказался бы узнать его содержание.

   4) Вы говорите, что отец Ел<исаветы> А<лексеевны> - больной и несчастный старик.⁵ - Право? Должно быть Ваш вид револтирует⁶ его, потому что Вы сами рассказывали, что по делу известной Вам девушки, когда Вы были у него, то не могли говорить об своем предложении выкупить ее, и, когда спросил я Вас, почему Вы прямо не объявили ему свое желание, то Вы сказали: (Вместо: то Вы сказали - было: то Вы сказали, что:) помилуйте, это сумасшедший человек, он бы бросился бить меня. По московской логике я заключил из этого, что во всяком случае подобный господин не несчастный, едва живой старик. Словам Вашим был свидетелем Бестужев, находившийся в моей комнате.

   Вот факты, на которых Вы основали свое письмо, я отвечаю на все. Предоставляю Вам заключить теперь, какова была логика, основавшая на подобных фактах письмо, подобное Вашему. Да, забыл, - Вы говорите, что я "всовываю пальцы между деревом и корой", - позвольте Вам представить подобный вопрос: женщина (Вместо: женщина - было: девушка. Далее <1 сл. нрзб.>) имеет связь с человеком. Связь эта открывается. Близкий к ней господин начинает мне рассказывать, что эта женщина (Вместо: женщина - было: девушка.) самая распутная и безнравственная, что она берет любовников, где они ей не попадаются. Случай открывает мне, кажется, противное, - имею ли я право сказать свое мнение, да или нет? Вот что значит, Иван Сергеевич, быть москвичом-то.⁸ Московская логика заставляла меня сделать это; но я еще молод, вероятно, со временем отучусь от подобных умозаключений.

   Теперь результат: повторяю, я Вас любил искренно, - когда нападали на Вас, я защищал Вас жарко против всех. Под влиянием подобных чувств, я слышу, что Вы замешаны в дурной проступок. Мне больно слышать это; я пишу Вам письмо, в котором я излагаю все дело, как оно было, может быть, вдаваясь в некоторую крайность в выражениях, но поступок представлялся в таких черных красках, что невозможно было скрыть своего негодования. И что же? Вы не находите достаточно грубостей, чтобы вылить их на меня за то, что я имел дерзость оскорбиться, когда слышал, что Вы замешаны в дурную историю, и за то, что я придал (Вместо: придал - было: сказал) несколько собрикетов⁹ людям, по моему мнению, замешавших Вас в эту историю! Что же мне остается делать? Неужели Вы решитесь оправдать мнение тех, которые признают в Вас мелочное самолюбие? Вы доставили им порядочный аргумент. Больно, больно мне, что Вы сыграли подобную шутку, но, что делать, вероятно, человеку нельзя избавиться (Вместо: вероятно, человеку нельзя избавиться - было: вероятно, нельзя избавиться.) от своего назначения! Более сказать Вам мне нечего. Выгнать меня из дому Вам, вероятно, не придется, потому что от меня лично Вы не услышите оскорблений: "сестре Вашего брата". - Да благоденствует она и Вы вместе с нею! -

  

   Письмо без подписи. Год не указан. На колонтитуле первого листа рукой неизвестного лица карандашная помета: 1851 (?). Датировка уточняется по содержанию (история с Хрущевой разыгралась в 1851 г.), а также по соответствию другим письмам Феоктистова и близких ему людей (см. датированные письма В. П. Боткина к Тургеневу от 5 мая и 6 июня 1851 г. с тем же сюжетом: Боткин и Тургенев. С. 5-8).

  

   ¹ Феоктистов имеет в виду написанное в ответ на его письмо от 11 июня 1851 г. возмущенное послание Тургенева (автограф не сохранился, датируется второй половиной июня ст. ст. 1851 г., см.: Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 104). Отрывок из этого письма он ввел в свои воспоминания с характеристикой: "...жалкое послание, в каждой строке коего проглядывала попытка выгородить себя, наговорив мне разных неприятных вещей" (Феоктистов. С. 16). Далее следуют строки, тесно связанные как с предшествующим письмом Феоктистова от 11 июня 1851 г., так и с публикуемым: "Вы обвиняете меня в том, - писал я Тургеневу, - что я вмешиваюсь в чужие дела, но разве когда-нибудь обращался я к вам с расспросами об Елисавете Алексеевне? Разве интересовался я хотя малейшим образом ее судьбой? Разве старался я разузнать, что делается в семье вашего брата? Во все это вы сами посвятили меня. Вся моя вина в том, что я слушал вас, когда вы позорили Елисавету Алексеевну, советовали мне отправиться к ней с 50 рублями в кармане, - слушал и Боткина, когда он доказывал мне, что вы клевещете на нее; еще я виноват в том, что отнесся к этому не равнодушно, а откровенно высказал вам свое мнение, но вину такого рода я охотно принимаю на себя" (Феоктистов. С. 16-17).

   ² Имеется в виду А. Я. Тургенева - невестка И. С. Тургенева. См. 5-е примечание к письму от 11 июня 1851 г.

   ³ Соответствующие слова Тургенева, обращенные к Феоктистову: "...я не намерен вдаваться в объяснения по поводу истории Елисаветы Алексеевны с Боткиным - это значило бы только увеличивать снежный ком - тем более, что я оставался совершенно посторонним человеком в этом деле"; "...собственно, я ни во что не вмешивался и вмешиваться не намерен" (Т. Письма (2-е изд. Т. 2. С. 104). Много позже, в 1887 г., Феоктистов так передал суть "приговоров" Тургенева (во время его приезда в Москву весной 1851 г. по дороге в Спасское): " - Знаете ли, какая произошла пасквильная история? - сказал он мне при первом же свидании со мной, - Елисавета Алексеевна ни более ни менее как продалась Боткину; моя bellesoeur совершенно случайно нашла к ней его письмо, а уж тут кстати открылось и многое другое; возможно ли было предположить, что эта женщина, такая изящная, такая по-видимому порядочная, просто-напросто торговала собой! Разумеется, Анна Яковлевна не могла допустить подобного разврата в своем доме и без всяких церемоний выгнала ее. / Я не верил своим ушам, слушая этот рассказ, но Тургенев находился в каком-то непривычном ему возбужденном состоянии. / - Ах, боже мой, - говорил он, - вы еще очень молоды и ничего в этом не понимаете; повторяю вам, Елисавета Алексеевна - потаскушка; она и продает-то себя дешево, по мелочам. Вот вам средство убедиться в этом: если у вас найдутся лишние пятьдесят рублей, то смело отправляйтесь к ней; не бойтесь, головой ручаюсь, что вы не разыграете глупой роли" (Феоктистов. С. 14-15). См. также об этом свидании Тургенева и Феоктистова в кн.: Боткин и Тургенев. С. 344-345.

   ⁴ Намек на фразу Тургенева, воспроизведеннную Феоктистовым в мемуарах: "Узнав о моем приезде сюда, <...> она прислала мне письмо, но я, разумеется, ничего не отвечал, а поручил только на словах передать ей, чтобы она не смела показываться мне на глаза" (Феоктистов. С. 15).

   ⁵ Алексей Николаевич Тургенев был болен. Герой тургеневского рассказа "Отчаянный" - Миша Полтев, прототипом которого был его сын Михаил Алексеевич Тургенев (родной брат Хрущевой) - тоже поражен болезнью. "Факт болезни отца Миши Полтева <...>, видимо, соответствует действительной болезни Алексея Николаевича, отца Миши Тургенева, - пишет Алексина. - В. П. Тургенева в письме к сыну сообщает о предполагаемом приезде его дяди с детьми в Спасское и выражает беспокойство: "Ах! Алексей с его болезнью, неприятно мне и боюсь... и для Биби... наказанье Божье, что он все жив"" (Алексина Р. М. Тургеневские материалы в архиве Тульской области//Русская литература. 1972. No 3. С. 99-100).

   ⁶ От révolter (франц.) - возмущать, раздражать.

   ⁷ В 1851-1853 г. Тургенев переживал роман с дворовой девушкой Феоктистой Петровной (позже приняла фамилию мужа - Волкова). Сведений о ней мало. К воспоминаниям Н. В. Берга, в которых рассказана ее история, H. M. Гутьяр призвал относиться с осторожностью, но тем не менее за отсутствием других свидетельств вынужден был принять его версию. В частности, Гутьяр цитирует фрагмент из воспоминаний Берга, проясняющий истоки этого романа: на вечерах Петра Николаевича Тургенева "...появлялась временами племянница хозяина, той же фамилии, Елизавета Алексеевна Тургенева, очень миловидная блондинка, лет 15-16, также орловская помещица. Будучи сиротой, она самостоятельно управляла своей небольшой деревенькой, которая была для нее все: и средства к жизни, и костюмы на выезды к дядюшке и куда случится, и приданое. Оттуда же получалась зимою всякая провизия: мука, крупа, свиные туши, мерзлые индейки, гуси, утки, куры... а равно и необходимая в доме прислуга. В числе последней находилась и дворовая девушка Феоктиста, которую, по тогдашним обычаям, никто не называл полным именем, начиная с ее барыни и кончая ее родней, даже - некоторыми ближайшими знакомыми: для всех она была Фетиской" (Гутьяр H. M. Иван Сергеевич Тургенев. Юрьев, 1907. С. 136; первоисточник: Исторический вестник. 1883. No 11. С. 372). Тургенев выкупил Феоктисту. Увез ее сначала с собою в Петербург, потом переехал с нею в Спасское. Роман закончился вместе с ссылкой, хотя, как свидетельствует переписка Тургенева, он и позже продолжал помогать Феоктисте. О творческих трансформациях этого "романического эпизода" см. в указ. книге Гутьяра (С. 138- 140).

   ⁸ Эту фразу (как и последующую - "Московская логика заставляла меня сделать это...") объясняют строки из письма Тургенева к Феоктистову: "...верно, самые порядочные люди не могут избавиться от влияния той среды, в которой они находятся: недаром вы житель Москвы, города, в котором все одержимы желанием совать свой нос в чужие дела. Что это за старушечья, морбидная, чисто московская страсть всовывать свои пальцы "между деревом и корой""... (Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 104).

   ⁹ От sobriquet (франц.) - прозвище, кличка.

  

  

   Любезный Тургенев! В последнем письме своем к Вам я сказал, что между нами все кончено, и думал никогда уже более не писать Вам. Теперь, в минуты хладнокровного размышления, Вы должны сами согласиться, что я имел полное право сказать Вам это. Я уверен, что теперь Вы поняли, что письмо Ваше ко мне было не только жестко, как Вы говорите, но гораздо более этого. - Вы сказали мне в нем все, что только могли сказать оскорбительного для меня. В последнем письме своем к графине¹ Вы говорите, что, сознавая его жесткость, Вы готовы отказаться от находящихся там грубых выражений. Это заставляет меня еще раз обратиться к Вам с искренним объяснением.

   Объяснение это будет недлинно. Забудем, если можно, всю поднятую (Вместо: всю поднятую - было: всю эту поднятую.) нами историю, тем более, что она держится на каком-то страстном qui pro quo. {Путаница, недоразумение (лат).} В письме своем Вы объясняете (Вместо: объясняете - было: говорите) подробно, как произошла вся история, и невозможно не остаться удовлетворенным после этого объяснения. Дело ясно. Я уверен теперь, что Вы были посторонним лицом и не принимали деятельного участия во всей этой истории. Но в этом я был уверен и прежде. (После: и прежде. - начато: Следов<ательно>) Я предполагал только, что Вас ввернула в эту историю Анна Яковлевна, - и полагал это на основании фактов, переданных мне Боткиным. Ни одного я сам не выдумал, - ошибка моя, может быть, состояла в том, что на основании их я слишком резко выразился об Анне Яковлевне. Как скоро Вы ее уважаете, то я готов отказаться от оскорбительных для нее выражений.

   Вы говорите, что берете назад все сказанное мне Вами. В ответ на это я с охотою отказываюсь от всего, что я сказал Вам неприятного или оскорбительного.

   В конце письма к графине Вы говорите, что, вероятно, между нами все кончено. Мне этого не хотелось бы. Вы знаете, как я люблю Вас, - я старался это доказать Вам, как мог, и надеюсь, что Вы не сомневались в моей привязанности. Она еще не прошла теперь. Будьте уверены, что когда я брался за перо, чтобы написать к Вам первое письмо, мною руководила только мысль об том, что замешали в эту историю человека искренно мною любимого, и негодование на людей, замешавших Вас в нее. - Жалею, что я ошибся в этих людях, и произнес об них жестокое суждение.

   Если хотите, забудем же эту историю. Я знаю, говорят, что трудно возобновляются дружеские отношения между людьми, (После: между людьми, - начато: которые <сильно когда-нибудь поссорились?>) сильно когда-нибудь поссорившимися. Со своей стороны могу только уверить Вас, что после Вашего объяснения, я готов забыть все происшедшее и никогда оно не смутит моих будущих к Вам отношений.

  

   ¹ В архиве ИРЛИ сохранились два письма Е. В. Салиас Тургеневу (его письма неизвестны), посвященные истории с Е. А. Хрущевой. Первое датируется по штампу отправления: В Муром. Отправлено Июля 1851 г. Привожу фрагменты, в которых отразились суждения из тургеневского письма к Салиас: "Я получила письмо Ваше, любезный Тургенев, и признаюсь, была крайне удивлена им, тем более, что за два дня Феоктистов сообщил мне ваше письмо к нему. Чтобы объясниться раз навсегда, я должна довольно подробно отвечать вам. В письме вашем к Феоктистову вы называете его сплетником, а историю Ел<лисаветы> Ал<ексеевны> сплетней. Не входя ни в какие подробности этой истории, которая вовсе до меня не касается, поз