Феоктистов Евгений Михайлович - Письма к И. С. Тургеневу

вольте мне сделать вам один вопрос. Человек любящий вас, приятель ваш, кто бы он ни был, услышав, что вас обвиняют в весьма нечистом поступке, имеет, или не имеет права, обратиться к вам и спросить у вас, в чем дело и как было оно? Но Феоктистов знал уже все дело от вас самих, и услышав его еще с другой стороны, где представлялись в доказательство факты, считал вас совершенно неспособным на дурной поступок, порешил дело по разумению, и обвинил не вас, но лица вас окружающие, что чистосердечно вам и высказал. И это-то вы называете сплетней! Признаюсь, вы выдумали новое название, которое до сих пор я не знала. Феоктис<тов> ждал ответа от вас, и ответ пришел - я не буду говорить о нем, потому что сказать нечего..." (РО ИРЛИ, No 5850, л. 9-9 об). Далее, после отповеди Тургеневу, Салиас снова возвращается к конфликту: "Третьего дня я получаю письмо от вас, в котором вы дружески кланяетесь Феокт<истову>, не отказываясь однако ни от одного вашего слова, прежде ему написанного. Знаете ли, что я много смеялась такому вашему добродушию, живо напомнившему мне некоторых героев Гоголя. Ваше поведение не объяснить не только тем, что аристократия, удалившаяся в семью, как в последнее убежище (ваши слова), завлекла вас так далеко, что вы стали чем-то странным, оказались на деле совершенно неверны своим понятиям, мнениям, столь часто высказанным мне и многим другим. <...> Согласитесь, что я, с своей стороны, не могу восстановлять ваших отношений к Феоктистову. Как могу я сделать это, когда вы даже не отказываетесь ни от одного своего слова, и однако же хотите остаться приятелем после оскорбительного и оскорбляющего вашего письма к нему. Стало быть, Вы даже не уважаете его, когда оскорбив столько, полагаете возможным не прервать приятельских отношений. <...> Для него - вы, как он знал вас и полюбил, и вы, как вы явились теперь, до того несовместимы в одно лицо, что он потерялся в этом лабиринте вашего сердца, ума и особливо правил" (там же, л. 9 об.- 10 об.). Второе письмо датируется по соответствию предшествующему письму Салиас серединой июля 1851 г.: "Любезный Иван Сергеевич, я сию минуту получила письмо Ваше и спешу ответить на него. Позвольте мне сказать вам, во-первых, что плохо поняли мое письмо - я не говорила ни слова о<б> истории Ел<исаветы> Ал<ексеевны>, которая до меня не касается, и потому вы могли бы и не оправдываться передо мною в своем поведении, как вы это делаете в ныне полученном мною письме. Весь вопрос между вами и мною состоял в том, как вы поступили с Феокт<истовым>, которого я так люблю. Теперь это дело для меня ясно - если вы помирились или помиритесь с Феокт<истовым>, то я не вижу причины, почему бы я стала разрывать с вами - тем более, что это было бы для меня очень больно. Позвольте же мне не принять вашей последней фразы буквально. Вы говорите, что все между нами кончено, а я говорю, что протягиваю вам руку искренно и да будет забыта вся эта неприятная, грустная история - пусть останется размолвка наша между нами только и, если возможно, пусть возобновятся наши прежние отношения. Вы знаете, что я люблю вас, люблю теперь, за что же нам расставаться. Вы знаете меня - я искренна и теперь искренно предлагаю вам мир и забвение прошлому" (там же, л. 13-13 об.). Ср. конец письма Салиас с фразой Феоктистова из комментируемого письма: В конце письма к графине Вы говорите, что, вероятно, между нами все кончено.

  

  

   Вы удивитесь, милый Иван Сергеевич, что я так рано собрался в Москву, - но это только временно: завтра я опять еду на Выксу, где графиня теперь живет одна, и, вероятно, скучает. Я приехал сюда для того, чтобы похлопотать о месте в пансион Эннеса;¹ устроил это дело и теперь отправляюсь опять в деревню, так как классы в пансионе начнутся только с октября. -

   Бедная графиня! Судьба решительно не хочет ей дать успокоиться. Жила она тихо, спокойно и, кажется, счастливо, - как вдруг два дня тому назад приехал сюда ее муж² и отправился уже на Выксу. Что имел в виду этот господин, приезжая к женщине, с которой у него все было кончено, и даже не предуведомив ни одного своего родственника и приятеля, - решительно непонятно.

   Ну что Вы поделываете? Здесь в Москве очень скучно. Вчера праздновался день коронации. Иллюминация была истинно великолепна и прельстила даже людей, никогда не чувствовавших удовольствия от подобного рода зрелищ.³ - Кроме же этого новостей почти никаких, - разве то, что Остров<ский> и Комп<ания> убедили Садовского, что он отлично может сыграть Лира, и он объявил его в свой бенефис.⁴ Что это будет, - неизвестно, а любопытно. Но я с нетерпением жду Шумского в роли Хлестакова, - надеюсь, что он исполнит ее превосходно.⁵

   Короткое мое пребывание здесь совсем сделало меня горожанином. Нынешнее лето я очень много читал всего, что ни попадалось под руку, и вообще доволен собою. Ну а Вы? Неужели ничего не писали. Что Ваш роман, а главное, что за несчастливая мысль оставаться в деревне до октября?⁶ Жалею, что охота Ваша была неудачна. Напротив того, нынешний год на Выксе дичи была бездна.

   Надеюсь, что Вы пробудете не одну неделю проездом через Москву.⁷ Что Вам спешить в Петербург? Мне нужно было бы о многом с Вами переговорить, и я нетерпеливо жду времени нашего свидания.

   Еще здесь одна очень важная новость, но, вероятно, Вы узнаете ее подробно по приезде в Москву.

   Если Вы успеете и будете в состоянии сбросить с себя лень, то пишите ко мне опять по старому адресу: Владим<ирская> губ<ерния>, в г. Муром, на Выксунские зав<оды>. Завтра утром я туда еду, и Ваше письмо весьма бы меня обрадовало.

   Жму Вам руку, нетерпеливо желаю Вас скоро увидеть. Будьте здоровы, веселы, не ленитесь и не забывайте нас.

  

   На обороте письма:

   Орловской губ<ернии> в гор. Мценск.

   Его Высокоблагородию Ивану Сергеевичу Тургеневу.

  

   На почтовых штемпелях: <Мос>ква Авгус<т> 25; Мценск 29 Авгус<т>.

  

   ¹ Салиас так объяснила Бестужеву-Рюмину решение Феоктистова устроиться в пансион Эннеса, куда его рекомендовал Грановский: "Мать его лишилась места, он должен содержать ее - я не могу много давать ему денег и пришлось ему взять место Эннеса, который требовал его к август<у>, так что 13 в ночь он покинул нас" (РО ИРЛИ, No 25164, л. 120 об.; письмо в копии; без авторской даты; датируется по содержанию августом 1851 г.). На рубеже 1840-х-1850-х гг., по свидетельству Н. А. Белоголового, пансион Эннеса был лучшим частным средним учебным заведением в Москве: "Пансион пользовался в Москве отличной репутацией и действительно оправдывал его прекрасной постановкой преподавания, чего достигал Эннес, умело вербуя талантливых учителей среди молодых кандидатов, окончивших курс Московского университета..." (Белоголовый Н. А. Воспоминания и другие статьи. М., 1898. С. 258). Здесь преподавали А. Н. Афанасьев - впоследствии собиратель древнерусских текстов, фольклорист, библиограф; Ю. К. Давидов - позже профессор математики в Московском университете; И. К. Бабст - один из способнейших учеников Грановского, в будущем известный профессор политической экономии сначала в Казанском, а затем в Московском университетах и др. (см.: там же. С. 259-261). "Благодаря этому обстоятельству, редкий год из его воспитанников не поступало несколько в университет, а из бывших в мое время многие, кроме <С. П.>Боткина, - писал Белоголовый, - сделались впоследствии профессорами, так: Беккер, Колли, Шестов (бывший лейб-медик покойного наследника престола Николая Александровича) и др.; московский профессор Герье там же получил свое среднее образование, только позднее описываемого времени" (там же. С. 258). 31 августа 1851 г. Салиас сообщила Бестужеву-Рюмину, что Феоктистов, не завершив переговоры с администрацией пансиона, вернулся, как он об этом и писал Тургеневу, на Выксу: "...два дня, по приезде моего мужа, Eugène, не вынося в Москве мысли, что я одна и могла быть очень несчастлива, окруженная одной семьей, не зная намерений моего мужа, почти отказался от места и прискакал назад, - на Выксу. Всем жившим здесь он сказал, что Эннес соглашается ждать его до сентября, в чем все и уверены. Одна я, увидя его входящего в дом, поняла истину и, разумеется, была так тронута его ко мне привязанностью, что могу сказать нравственно воскресла и уже не так уничтожена или поражена всем меня окружающим" (РО ИРЛИ, No 25164, л. 33-33 об.; письмо в копии, без года (рукой неизвестного лица карандашная помета: 1851); год уточнен на основании соответствия письму Феоктистова от 23 августа 1851 г.).

   ² Много позже Феоктистов в мемуарах набросал портрет мужа Елизаветы Васильевны: "...граф Салиас представлял собой самое жалкое ничтожество; пустейший хлыщ, очень кичившийся своим титулом, хотя захудалая его фамилия не пользовалась почетом во Франции; он вступил в брак с Елисаветой Васильевной единственно потому, что имел в виду порядочное приданое..." (Феоктистов. С. 365). Столь же остро охарактеризовала его сама Салиас в письме к Бестужеву-Рюмину от 8 октября 1851 г.: "В молодости он был хорош собою, чрезмерно нравился женщинам и повесничал - сколько мог, имея по три любовницы зараз - одну актрису, одну гризетку, одну знатную даму. Такую жизнь вел он долго, потом женился и по-прежнему не упускал случая иметь женщину, если возможно <...>. В этих минутных связях он погубил свое уважение к женщинам..." (РО ИРЛИ, No 25164, л. 44 об.; письмо в копии).

   ³ 22 августа 1851 г. - иллюминация по случаю дня коронации Государя Николая Павловича. Накануне "Ведомости московской городской полиции" объявили: "Среда, 22 августа. В Кремлевском саду музыка и великолепная иллюминация" (1851. 21 авг., No 184).

   ⁴ 22 сентября в "Ведомостях московской городской полиции" появилась заметка "Бенефис г. Садовского", в которой сообщалось: "Замечательные события в мире сценического искусства более или менее обращают на себя внимание всей образованной публики. - Одно из таких событий готовится в настоящую минуту. / Садовский - тот самый Садовский, которого гениальный комический талант так хорошо знаком всем, - и постоянным и не постоянным посетителям театра - Садовский-Осип, Садовский-Подколесин, - играет роль короля Лира..." (1851. 22 сент., No 207. С. 1. Подпись: А. Г.). Театральные завсегдатаи из кругов западнической ориентации, в которых вращался и Феоктистов, восприняли эту роль П. М. Садовского как неудачу. Галахов вспоминал: "Но как по пословице: "На всякого мудреца довольно простоты", так и на нашего артиста нашло однажды затмение. Увлекаемый, как ходил слух, внушениями молодой редакции "Москвитянина", он вздумал попробовать свои силы в трагедии, и для своего бенефиса (если не ошибаюсь) выбрал "Лира". Конечно, все места в театре были расхватаны, сбор вышел полный, но короля Лира не видали, а видели не то Подхалюзина, не то Русакова. Короче, наш гениальный артист сел не в свои сани" (Литературная кофейня в 1830-1840 гг. Воспоминания А. Д. Галахова//Русская старина. 1886. No 6. С. 701).

   ⁵ Шумский сыграл Хлестакова в "Ревизоре" на сцене Малого театра осенью 1851 г. Феоктистов посмотрел этот спектакль вместе с Тургеневым. В зрительном зале они увидели Гоголя. Однако дата появления Феоктистова и Тургенева в театре вызывает разногласия. Соответственно хронике жизни Гоголя первый раз он был на "Ревизоре" 15 октября в обществе Аксаковых (см.: Гоголь. Т. 9. С. 707), после 15 октября он смотрел спектакль вторично, на этот раз с А. О. Смирновой и ее младшим братом Л. И. Арнольда (там же). Вероятно, на втором из этих спектаклей в зале Малого театра Тургенев и Феоктистов среди зрителей видели Гоголя. Об этом событии Тургенев вспоминал в связи со своим визитом к Гоголю: "Помню день нашего посещения: 20-го октября 1851 года. <...> За неделю до того дня я его видел в театре, на представлении "Ревизора"; он сидел в ложе бельэтажа, около самой двери - и, вытянув голову, с нервическим беспокойством поглядывал на сцену, через плечи двух дюжих дам, служивших ему защитой от любопытства публики. Мне указал на него сидевший рядом со мною Ф." ( Т. Сочинения (2-е изд.). Т. II. C. 57). Назарова обратила внимание на строки из воспоминаний Арнольди "Мое знакомство с Гоголем" о нервозном состоянии Гоголя в этот день: "Многие в партере заметили Гоголя, и лорнеты стали обращаться на нашу ложу. - Гоголь, видимо, испугался какой-нибудь демонстрации со стороны публики, и, может быть, - вызовов..." и тихо вышел из ложи (там же. С. 357- 358). В хронике жизни и творчества Тургенева зафиксирована другая дата этого события: "Около 13 (25) октября. Т в Москве. Присутствует с Е. М. Феоктистовым на представлении "Ревизора" в Малом театре; среди зрителей видит Гоголя..." (Летопись (1818-1858). С. 187).

   ⁶ Вероятно, вопрос Феоктистова касается романа "Два поколения", над которым Тургенев работал в Спасском летом и осенью 1851 г. См.: 2-е примечание к письму Феоктистова Тургеневу от 30-31 марта 1851 г.

   ⁷ Тургенев приехал в Москву около 13 октября. Здесь - вместе с Феоктистовым смотрит "Ревизора" в Малом театре (см. выше 5-е примечание); во второй половине октября - начале ноября бывает у гр. Салиас, в дом которой вводит К. Н. Леонтьева (см. 8-е примечание к письму Феоктистова от 24 декабря 1851 г.). 6 ноября выезжает в Петербург по только что открытой железной дороге (Летопись (1818-1858). С. 187, 188).

  

  

   Писал я к Вам, милый Иван Сергеевич, из Москвы,¹ но от Вас не получил до сих пор ни строки; думаю, впрочем, что письмо мое едва ли дошло до Вас, потому что поручил я его отдать на почту человеку очень неверному. - Если Вы получили его, то уже из него, а если нет, то из этого письма, Вы можете узнать, что к графине приехал ее муж совершенно неожиданно, тогда как она уже думала, что между ними все кончено. Поводом к приезду было, как он говорит, свидание с детьми, - но открывается теперь, что он имел более обширные намерения. - После нескольких дней пребывания здесь он прямо объявил, что желает взять с собою во Францию детей, если не всех, то хоть кого-нибудь.² Графиня, разумеется, не согласилась. Да и странно этого требовать от нее. Она до того срослась, если можно так выразиться, с детьми, что если отнять у нее одного из них, без преувеличения, едва ли можно ручаться за год (Вместо: за год - было: за день) ее жизни. - После этого, как Вы можете себе представить, тысяча семейных сцен, неприятностей, жалоб и т. д. Бедная графиня теперь едва жива от всего этого. - Но роль еще не кончилась. Зная мою дружбу к графине, он возненавидел меня, и дошел до того, что находит неприличным мое дружеское и фамильярное обращение с ее дочерью. На днях он объявил, что неприлично держать около девочки молодого человека, (После фразы: молодого человека - а. Начато: но что <моя интимность к ней> б. Начато: ибо я у<хаживаю?>) ибо моя интимность к ней доходит до того, что можно принять меня за влюбленного в нее.³ Теперь он немного успокоился и, кажется, устыдился своих нелепостей. Графиня надеется кончить с ним миролюбиво это дело, - но все-таки не пройти ей тысячи сцен, более или менее неприятных. -

   Вот каковы здесь дела, милый Тургенев, и Вы понимаете, что при таких обстоятельствах не может быть и помину о приятном препровождении времени и т. п. Тоска невыносимая, не позволяющая даже рассеять себя каким-нибудь серьезным занятием. Кроме Маколея,⁴ не читаю теперь ничего, - до того тяжела голова моя от всех этих сцен и историй.

   Я много делал глупостей в своей жизни, и теперь сознаюсь, что одна из главных, - было мое вмешательство в историю В. П. Боткина и Е<лизаветы> А<лексеевны>. - Мне неприятно говорить об этом, думаю, тоже и Вам, но все-таки не могу не излить своей желчи на эту негодную дрянь, - бывшего Вашего и отчасти моего приятеля. В последнее свое пребывание в Москве я убедился наконец, что это за существо и сколько в нем всякой мерзости. Вот как иногда можно обмануться. Поговорим об этом подробнее при свидании в Москве.

   Изредка получаем мы здесь известия из Москвы. Вы, я думаю, уже знаете, что вышел 1-ый том истории Соловьева.⁵ Грановск<ий> пишет, что в первый день разошлись 500 экземпляров! - Но вот еще более радостная новость: Гоголю позволено напечатать 2-й том "Мертвых душ" и новое издание своих сочинений.⁶ Он говорит, что во всем этом издании он сделает много поправок и прибавлений. Думаю, будут хороши!

   Ну а Вы? - Неужели ничего не написали. Стыдно будет показаться Вам с пустыми руками. Особенно желал бы я видеть (Вместо: видеть - было: узн<ать>.) статью по поводу Гамлета и Дон-Кихота,⁷ о которой мы так долго рассуждали в Москве. Графиня тоже начала теперь роман⁸ и даже, кажется, кончает 2-<ую> часть. В Москве печатается ее "Племянница"⁹ и издание, кажется, будет очень красиво.

   Приезжайте, приезжайте скорее в Москву.¹⁰ Мы выезжаем туда отсюда в последних числах сентября. Если захотите написать мне, то уже не адресуйте письма на Выксу, а в Москву по следующему адресу: В Харитоньевском большом переулке, в приход 1 Харитонья в огородниках, дом Долбилиной, кварт<ира> гр. Салиас. - Графиня примет Вас уже на новой своей квартире.

   Пожалуйста, напишите заранее, когда Вы приедете в Москву. Более всего желаю я Вас видеть. Нужно мне переговорить с Вами об очень многом, да и графиня беспрестанно об Вас вспоминает.

  

   ¹ Письмо от 23 августа 1851 г.

   ² В письмах к Бестужеву-Рюмину Салиас рассказала, что муж ее хотел вернуть детей (или хотя бы одного увезти во Францию), см. письмо (в копии) от 10 сентября 1851 г. (РО ИРЛИ, No 25164, л. 35-38). Из письма Боткина к Тургеневу от 7 октября 1851 г.: "...к Гр. Сальяс - вдруг неожиданно приехал муж ее - и явился с разными претензиями. Мусье, кажется, профинтился в Париже и хочется ему поправиться несколько на основании семейных прав. Поехал он тотчас же на Выксу, где была Графиня - и начал изъявлять свои претензии - и хочу, говорит, наслаждаться семейным счастьем, - и недоволен воспитанием детей и проч. Явно, что ему хочется денег, - но их нет. Графине было очень тяжело и скверно. На днях ждут ее в Москву. Он все грозит, что возьмет с собой дочь" (Боткин и Тургенев. С. 9).

   ³ Факт ("приревновал Машу к Eugèny!") отражен в письме Салиас к Бестужеву-Рюмину от 10 сентября 1851 г. (см.: РО ИРЛИ, No 25164, л. 38).

   ⁴ Маколей (Macaalay) Томас Бабингтон (1800-1859) - лорд, английский историк и публицист, крупный политический деятель, блестящий оратор, представлявший в парламенте партию вигов. В своих речах и печатных трудах отстаивал принципы не впадающей в анархию и содействующей развитию цивилизации "разумной" гражданской свободы, религиозной терпимости, уважения к частной жизни человека. Его "История Англии от восшествия на престол Иакова II" ("History of England from the Accession of James the Second", первые тома выходили с 1849 г.. не завершена) была воспринята современниками как национальная эпопея и читалась с огромным интересом. В 1857 г. Тургенев сообщит П. В. Анненкову: "С тех пор, как я не писал Вам, я был в Англии - и, благодаря двум-трем удачным рекомендательным письмам, сделал множество приятных знакомств, из которых упомяну только Карлейля, Теккерея, Дизраели, Маколея..." (Т. Письма(2-е изд). Т. 3. С. 231; письмо от 27 июня (9 июля)).

   ⁵ 1 сентября 1851 г. "Московские ведомости" опубликовали "Библиографическую заметку": "Имя г-на Соловьева известно всякому интересующемуся Русскою историею. Он по праву занимает одно из почетнейших мест у нас между деятелями науки. В короткое время он успел ознаменовать себя столько же обильными, сколько даровитыми и плодотворными трудами. / "Московские ведомости" имели уже случай говорить о важном и обширном труде, который предпринят r-м Соловьевым. Теперь с особенным удовольствием спешим известить читателей, что наш неутомимый деятельный ученый выпустил уже в свет первый том этого труда: / "История России с древнейших времен", соч. Сергея Соловьева, профессора Московского университета. Т. I. 1851 г. Москва, в Унив. Тип. /В этом первом томе история доведена до кончины В. Кн. Ярослава" (No 105. С. 11. Без подписи). В Прибавлении к этому же номеру "Московских ведомостей" появилось объявление о том, что первый том "Истории России..." поступил в продажу. В следующем номере "Московские ведомости" оповестили о продаже книги в лавке Базунова.

   ⁶ Из хроники жизни Гоголя этой поры: "Лето <1851.> Гоголь пишет цензору В. Н. Лешкову в связи с возникшими затруднениями с получением цензурного разрешения на второе издание его сочинений" (Гоголь. Т. 9. С. 705); 23 сентября 1851 г. попечитель Московского учебного округа и председатель цензурного комитета B. И. Назимов посетил Гоголя с известием, что второе издание его сочинений будет им разрешено к печати, для чего "необходимо обычным порядком сдать его в цензуру"; 10 октября 1851 г. получено цензурное разрешение второго издания сочинений Гоголя; в январе следующего года идет работа над корректурами четырех томов собрания; 16 января 1852 г. Боткин сообщает Тургеневу: "Сочинения Гоголя здесь печатаются в 5 томах. Том 5-й будет состоять из новых вещей" (Боткин и Тургенев. C. 14). 31 января Гоголь "вместе с С. П. Шевыревым занимается корректурами своего собрания сочинений"; 4 февраля вечером посещает Шевырева и сообщает, что "некогда ему теперь заниматься корректурами" (см.: Гоголь. Т. 9. С. 710). Смерть оборвала работу Гоголя над изданием. См. далее 5-е примечание к письму Феоктистова от 3 марта 1852 г.

   ⁷ "Благодаря письмам Феоктистова к Тургеневу, - писала в 1958 г. Л. Н. Назарова, - впервые становится известным то обстоятельство, что замысел статьи "Гамлет и Дон-Кихот", опубликованной в "Современнике" лишь в 1860 году, относится к началу 1850-х годов" (Назарова. С. 164). Через полтора года (18 февраля 1853 года) - на этот факт также обратила внимание Назарова - Феоктистов снова напомнит Тургеневу об его замысле: "Вы должны превосходно писать статьи серьезного содержания, преимущественно об искусстве, по крайней мере, все статьи Ваши в этом роде я очень ценю. Не знаю, какого Вы будете сами об этом мнения, но я в этом убежден - и ждал с большим интересом предполагаемой Вами статейки: "Дон Кихот и Гамлет" - но кажется нам ее не дождаться. - Но вообще из всего предыдущего Вы можете видеть, с каким жадным интересом смотрю я теперь на Вашу деятельность".

   ⁸ Из письма Салиас к Тургеневу (датируется серединой июля 1851 г.): "Если Вы хотите знать, что я делаю, то скажу только, что работаю мало, хотя и начала новый большой роман, много езжу верхом, особенно ночью и сижу по целым вечерам у огромного озера..." (РО ИРЛИ, No 5850, л. 11). Согласно библиографии Д. Д. Языкова, по завершении романа "Племянница" Салиас издала повести: "Долг" (Современник. 1850. No 11), "Две сестры" (Отечественные записки. 1851. Кн. 3) и приступила к роману "Три поры жизни" (Библиотеки для чтения. 1853. No 2 (отрывок); отд. изд.: М., 1854) (Языков Д. Д. Литературная деятельность графини Е. В. Сальяс (Евгении Тур)//Исторический вестник. 1892. No 5. С. 488).

   ⁹ 22 ноября 1851 г. в заметке "Библиографические известия" "Московские ведомости" оповестили: "Спешим порадовать читателей известием о выходе в свет давно ожидаемого романа г-жи Евгении Тур: Племянница. Начало этого сочинения было напечатано в Современнике прошедшего года; эпизод из него под названием Антонина был помещен в альманахе г-на Щепкина: Комета. Итак, читатели уже несколько знакомы с этим замечательным явлением нашей изящной литературы..." (No 140. С. 9. Без подписи). Здесь же объявление о том, что в университетскую книжную лавку поступила в продажу на днях отпечатанная книга Е. Тур "Племянница" (там же. С. 10). См. также: Летопись (1818-1858). С. 190.

   ¹⁰ См. 7-е примечание к письму Феоктистова от 23 августа 1851 г.

  

  

   Милый Тургенев, с самого Вашего отъезда¹ здоровье мое совершенно отказалось служить мне по-прежнему. В день Вашего отъезда я, вероятно, простудился, провожая Вас, и несколько дней выдерживал лихорадку. Только что она оставила меня, я опять простудился в театре, в бенефис Ирки,² и уже занемог очень сильно горячкою, и вот только нынче в первый раз выезжаю и чувствую себя достаточно поправившимся. Как Вы можете представить, со мной во все это время ничего примечательного не случилось - достаточно уже и болезни. Я начал было много заниматься, дельно принялся за статью о М<арии> Стюарт,³ но проклятая болезнь все испортила. Будьте добры, возьмите на себя труд сказать И. И. Панаеву, что статья эта не может поспеть, как я хотел, к февр<альской> книжке "Совр<еменника>". Что делать!

   Не я виноват, - человек предполагает, а холодные театральные сени располагают его намерениями. Не забудьте же ему сказать это. Теперь с новыми силами опять начну и прерванные занятия и окончу статью. - Москва живет нынче так тихо и скучно, что и вообразить невозможно. Даже вечные разговоры о<б> Островск<ом> и юной школе совсем замолкли. Повсюду постные лица, мрак и тоска, - можно с ума сойти, если бы не книги. Авось Боткин привезет что-нибудь из Петерб<урга> новенькое, - вот уже 24 число, а об нем не слыхать. Ну, что Ваша пухлая, как Вы говорите, красавица? Забрала ли она Вас уже в руки. В каких отношениях с нею Ваши приятели - все это любопытно. - Был я, (После: Был я, - начато: недавно <1 сл. нрзб.>) как уже говорил выше, в бенефисе гетеры нашей - Ирки. Вот, между прочим, что в городе говорят по поводу ее. Она сама, говорят, это рассказывает- à qui veut entendre. {имеющий уши, да услышит (франц.).} Мацнев,⁴ знаменитый воздухоплаватель, содержал ее и в то же время был в связи с m-me Нессельроде. (Так в автографе.)⁵ Он часто давал им soupers fins puis il les déshabillait et il se couchait entre elles {изысканные ужины, затем раздевал их и ложился между ними (франц.).} - не правда ли, как это, Иван Сергеевич, безнравственно? Хорошо, что у нас с Вами уже есть готовая роль в подобных случаях, - протестовать во имя оскорбленной нравственности!..

   Графиня занята теперь все своим романом, - который, надо прибавить, идет отлично, так отлично, что некоторые книгопродавцы предлагали ей скупить на чистые деньги остальные экземпляры. На это она не согласилась. - Вчера мы были у Ростопчиной, - которая по случаю рождения своего дала даже прекрасный ужин. Остр<овский> написал, как Вы уже, я думаю, знаете, новую комедию,⁶ которую будет на этой неделе читать у графини. Кстати, еще подобная новость: Эраст Благонравов написал роман в 4 част<ях>.⁷ Он будет помещен в "Москвитянине", и юная партия говорит, что это верх искусства и прелести. Молодой Леонтьев был несколько раз после Вас у графини. Он мне решительно не нравится: знаете ли, ведь это тоже губитель женских сердец, - то есть теперь сердец худосочных русских барышень, а потом провинциальных русских барынь.⁸ Признаюсь Вам, я не вижу даже в нем того ума, который Вы в нем находили. А впрочем,.. почему нет! Прощайте, любезный Тургенев, пожалуйста, напишите мне поскорее, у Вас жизнь кипит и занимательного больше. Комиссии Ваши исполнены, книги скоро перешлю. Жду письма.

  

   NB. Вот еще: один из членов юной редакции ездил в Петерб<ург> и говорит, что итальянская опера у Вас - мерзость!...⁹

  

   ¹ Тургенев выехал из Москвы в Петербург 6 ноября 1851 г. (Летопись (1818-1858). С. 188).

   ² "Ведомости московской городской полиции" в течение 13, 14, 15 декабря 1851 г. помещали объявления о том, что 17 декабря на сцене Большого театра в пользу танцовщицы г-жи Ирки Матиас в первый раз будет дан пантомимный балет "Мраморная красавица" (соч. А. Сен-Леона, муз. Ц. Пуни), в котором она выступит в роли Фатьмы (1851. No 271, 272, 273). Второй и третий спектакли состоялись 19 и 21 декабря (там же. No 275, 276, 277, 278). Об Ирке Матиас см. 8-е примечание к письму от 24 февраля 1851 г.

   ³ В ответном письме от 29 декабря 1851 г. Тургенев сообщал: "Поручение Ваше я передал Панаеву - он велел Вам сказать, что статью о Марии Стюарт Вы можете доставить к марту и даже к апрелю" (Т. Письма (2-е изо.). Т. 2. С. 112). Феоктистов замыслил написать очерк жизни Марии Стюарт на основе новейших изданий - сочинений Минье и Дарго. Однако в печати появилась лишь первая статья в июньском номере "Современника" 1852 г. Работа над второй статьей была прервана событиями, последовавшими за появлением в "Московских ведомостях" тургеневской заметки о Гоголе (арест Тургенева, следствие, а затем полицейский надзор за Боткиным и Феоктистовым, отъезд последнего в Крым и служба в Симферополе), см. 1-е примечание к письму Феоктистова от 29 марта 1852 г. Рассмотрев статью о Марии Стюарт как работу, соответствующую задачам современной исторической науки, Л. Майков в посмертной статье о Феоктистове писал: "Можно пожалеть, что эта статья, писанная с очевидным интересом к предмету, осталась не конченною; это случилось по причинам, не зависящим от автора и совершенно для него неожиданным". И далее: "Покинув Москву, Феоктистов принужден был прервать все свои тамошние занятия - поэтому между прочим осталась недописанною его статья о Марии Стюарт..." (Майков Л. С. 33, 34).

   ⁴ Мацнев Иван Михайлович - воздухоплаватель. Сын участника Отечественной войны 1812 г., в прошлом офицер Кирасирского его императорского высочества наследника Цесаревича полка (позже л.-гв. Кирасирский его величества государыни императрицы Марии Федоровны). В 1851 г. вместе с братьями Годар совершил воздушное путешествие из Парижа в Фосс, вблизи Спа (описание перелета опубликовал в "Revue des deux Mondes"). Однако, согласно рассказу самого Мацнева. его полеты вызвали неудовольствие Николая I. посчитавшего их "недопустимым поступком", хотя бы и для отставного гвардейского офицера (см.: Родных Александр. Краткая история высшего воздухоплавания на Руси со времен Олега по конец царствования Николая I//Летун: Еженедельный иллюстрированный журнал. 1913. No 1. С. 9). Во время Крымской войны 1853-1856 гг. по инициативе Мацнева были "...сделаны приготовления для уничтожения приблизившегося к Кронштадту английского флота. Воздухоплаватель предлагал подняться на воздушном шаре и сбросить на корабли неприятеля взрывчатые снаряды. Мацнев даже провел в Петербурге подготовительные полеты...", однако не получил высочайшего повеления на подобную форму ведения военных действий (см.: Дузь П. Д. История воздухоплавания и авиации в России. Период до 1914 г. М., 1995. С. 47). По предположению А. Родных, возможно, Мацнев принимал непосредственное участие в тех полетах, которым сами англичане "приписывали успех защиты русскими Севастополя" (Летун. 1913. No 1. С. 13).

   ⁵ Нессельроде (урожд. Закревская) Лидия Арсеньевна (1826 или 1829-1884), графиня - дочь московского генерал-губернатора А. А. Закревского (см. о нем 3-е примечание к письму Феоктистова от 25 февраля 1852 г.) и А. Ф. Закревской (урожд. графини Толстой), жена Д. К. Нессельроде - сына министра иностранных дел и канцлера графа К. В. Нессельроде. "К графу Закревскому ездили на большие балы, но от семейства устранялись, - рассказывал Б. Н. Чичерин. - Толстая, известная своими похождениями графиня Закревская, с своим наперсником Макевичем, впоследствии сделавшимся литератором, и графиня Нессельроде с толпою поклонников, на которых она была весьма неразборчива, представляли мало привлекательного для людей с несколько тонким вкусом" (Чичерин. С. 69, также с. 61, 217). Сходную характеристику этому семейству и их дочери дал А. В. Никитенко в связи с нашумевшей историей отрешения Закревского от должности: "Он сделал вещь невероятную по своей наглости и презрению всех законов. У него есть дочь не хуже Мессалины известная своими похождениями. Она замужем за графом Нессельроде, с которым, разумеется, не жила. Закревский вздумал ее, не разведенную с первым мужем, вторично выдать за князя Друцкого-Соколинского. Ни один священник не хотел их венчать. Наконец Закревский нашел одного, который под угрозою ссылки в Сибирь, согласился, наконец, их перевенчать. Об этом Закревский имел дерзость сам известить государя. Вслед за тем и состоялось его увольнение" (Никитенко, 2. С. 84, запись от 19 апреля 1859 г.). По свидетельству современника, Лидию Арсеньевну любил изображать в своем кругу известный актер, рассказчик и писатель И. Ф. Горбунов (см.: Горбунов И. Ф. Сочинения. СПб., 1907. Т. 3. С. 287).

   ⁶ Феоктистов сообщает о комедии "Бедная невеста" (опубликована: Москвитянин. 1852. No 4). В письме от 29 декабря 1851 г. Тургенев попросит Феоктистова: "Пожалуйста, напишите мне тотчас - какое впечатление произведет на Вас комедия Островского. Мне почему-то кажется, что это должна быть хорошая вещь" (Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 112). См. далее письма Феоктистова от 14 января и 18 февраля 1852 г. и примечания к ним.

   ⁷ Эраст Благонравов - псевдоним члена "молодой редакции" "Москвитянина" Алмазова Бориса Николаевича (1827-1876), поэта-сатирика и пародиста, критика, переводчика, см.: Осповат А. Л. Алмазов Борис Николаевич//Русские писатели. Т. 1. С. 49-50; об участии Алмазова в идейно-эстетической жизни см. (по указ.): Егоров Б. Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX века. Л., 1982. Тургеневеды, опираясь на биографический очерк Алмазова (в кн.: Алмазов Б. Н. Сочинения. М., 1892. Т. 1. С. XX), утверждают, что так и не опубликованный в "Москвитянине" роман был уничтожен им незадолго до смерти (Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 457). В начале шестидесятых годов Феоктистов не раз станет объектом острословия Алмазова ("Московский поэт и петербургский обыватель" 1861, "Похороны "Русской речи", скончавшейся после непродолжительной, но тяжкой болезни" 1862, см.: Феоктистов. С. XX, 405, 406, 416). В свою очередь, Феоктистов в ранней главе своих мемуаров написал портрет Алмазова в том снисходительно-поучительном тоне, который он усвоил по отношению ко всем соратникам Островского: "Дюбюк выдавался своим талантом; то же следует сказать о Григорьеве, Эдельсоне, Алмазове, - людях образованных и обладавших недюжинными способностями; несчастие их состояло в том, что они прожгли свою жизнь, затопили ее в вине..." (Атеней. С. 89).

   ⁸ На реплику Феоктистова о Леонтьеве последовал ответ Тургенева в письме от 29 декабря 1851 г.: "Я и прежде Вам сказывал, что Леонтьев неприятный господин - но человек он все-таки замечательный" (Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 112). Леонтьев Константин Николаевич (1831 -1891) - писатель, в молодости переживший влияние Тургенева, публицист, философ. Феоктистов познакомился с Леонтьевым в салоне Салиас, куда его ввел Тургенев во время своего очередного приезда в Москву (вторая половина октября - начало ноября 1851 г.; см.: Леонтьев К. Тургенев в Москве//Русский вестник. 1888. No 3. С. 266; Летопись (1818-1858). С. 188). Перечисляя посетителей салона (Кудрявцев, Грановский, Катков, П. М. Леонтьев), К. Леонтьев назвал и Феоктистова (там же). Анализ психологических истоков отрицательных оценок, которые не только Тургенев, но и Боткин, Дружинин давали молодому Леонтьеву, см.: Иваск Ю. П. Константин Леонтьев (1831-1891). Жизнь и творчество // К. Н. Леонтьев: Pro et contra. Личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей после 1917 гг. Антология. СПб., 1995. Кн. 2. С. 280-284). Ср. характеристику, которую Феоктистов дал К. Леонтьеву - в пору, когда он появлялся в салоне Салиас, с психологическим эссе Иваска (гл. "Барышни"), посвященном автобиографическому образу Володи Ладнева ("Подлипки") и его отношениям с женщинами: "... все это не похоже на тургеневскую первую любовь и уж тем более на толстовское семейное счастье. У Леонтьева - нет серьезности, нет глубины; везде только легкое порхание по садам Эроса, полуневинное рококо фарфоровых петиметров и дам Осьмнадцатого Столетия! Но нет в нем и той грубости, которая иногда скрывалась под блеском Савра и Сакса. Володя фатоват, но вместе с тем мечтателен и нервен, как "Дитя века" позднего романтика Альфреда де Мюссе, которым он тогда очень увлекался. / Легкомыслие в стиле рококо и некоторая романтическая томность сочетались в Володе с еще одним качеством - с расчетом, с трезвостью. Он отлично знает, что нельзя рано жениться и что не следует соблазнять барышень. Но ему также хочется чего-то большего, чем вся эта милая игра с барышнями. Покупную любовь он отвергает: ему не хочется себя осквернить, загрязнить! И он расчетливо мечтает: хорошо бы немного увлечься и соблазниться, соблазнить, но так, чтобы не было никаких неприятных последствий!" (там же. С. 260).

   ⁹ Тургенев шутил по поводу известий, исходивших от "юной партии" о романе Алмазова (см. выше 7-е примечание) и о петербургской итальянской опере: "Если член юной московской школы, нашедший, что роман Э. Благонравова - отличная вещь - одно лицо с тем членом, который объявил, что здешняя опера - мерзость - то жаль мне Эраста. Здешнюю оперу дурно ведут - это правда - но средства и голоса - великолепные" (Т. Письма (2-е изд.). Т. 2. С. 112). Тургеневскую оценку подтверждает отзыв автора "Заметок о петербургских театрах" в "Современнике" (1852. Март-апрель. Отд. VI. Современные заметки. С. 146-147): "Мы повторяли уже много раз, что нынешний итальянский сезон был чрезвычайно блестящ, что богатство труппы и репертуара было необыкновенное; последнее время оперы еще более утвердило нас в убеждении, что трудно вообразить себе состав итальянской оперы обильнее талантами и репертуар богаче разнообразием, как тот состав и репертуар, которыми Петербург наслаждался в зиму 1851-1852". В этом же разделе "Современника" (с. 54-68) Серов в статье "Итальянская опера в Петербурге. Сезон 1850-1851" (перепеч. в изд.: Серов А. И. Статьи о музыке. М., 1984. Вып. 1. С. 13-26) рассмотрел наиболее замечательные эпизоды из деятельности итальянской оперы в минувшем сезоне (пение молодой певицы Маррай, "Свадьба Фигаро" Моцарта и пр.). См. также появившийся ранее в "Современнике" (1850. No 3. Отд. VI. С. 100-108) анализ петербургской итальянской оперы (в сравнении с немецкой) в статье Боткина "Итальянская опера", а также его отзыв о пении Марио (Боткин В. П. Литературная критика. Публицистика. Письма/Сост., подгот. текста, вступ. статья и примеч. Б. Ф. Егорова. М., 1984. С. 164-172).

  

  

   Очень мне совестно, милый Иван Сергеевич, что я до сих пор не отвечал на Ваше письмо. Если бы Вы знали бездну мелких занятий и дел, которые не давали мне покою в последнее время, то, вероятно, не посетуете на меня. - На днях получен здесь "Современник" и в нем Ваша статья на "Племянницу".¹ По прежнему примеру я и теперь скажу Вам свое мнение откровенно об этом произведении Вашего пера. - Нечего и говорить, что вся статья сверху донизу написана ужасно умно и вполне блестящим образом. С некоторого времени уже не приходилось читать в наших журналах таких литературных статей. Но кроме этого достоинства есть еще другая сторона - а именно, - должно взглянуть на эту статью по отношению ее к графине. Здесь нельзя не согласиться, что недостатки ее романа взяты Вами очень верно и ловко и развиты блестящим образом. Но жаль только, что, преимущественно обратившись в эту сторону, Вы не обратили такого же внимания на другую, положительную, то есть - достоинства романа, поэтому на многое было совсем не указано. А характер Мери и многие другие стороны, право, стоили, чтобы взглянуть на них. Есть также несколько выражений, которые выходят достаточно жесткими и желалось бы их несколько смягчить. Вообще же, если сказать свое мнение о статье, то вот Вам мое: я прочел ее с увлечением и останавливался только на некоторых фразах, казавшихся мне жесткими, и думаю, что статья должна быть благоприятна для графинина романа, потому что везде говорится о нем с уважением. Но это мнение мое личное, - графиня же крайне недовольна статьею, находит ее весьма неблагоприятною для себя и думает, что она только повредит роману.² Между нашими литераторами мнения также различны. На Вашей стороне преимущественно Грановский и потом Галахов, (После: Грановский и потом Галахов, - строка заретуширована. Последующая фраза: и некоторые другие, есть и против Вас. - вписана.) и некоторые другие, есть и против Вас. Вот Вам подробное изложение того, какое впечатление произвела статья на меня и на других.

   Ну, как Вы поживаете? Тут скука неистовая; теперь уже поневоле, если бы даже и не хотел, приходится заниматься. Боткин приехал сюда из Петербурга что-то мрачным.³ Что это Вы там сделали с ним?

   Все идет по-прежнему, - по средам и четверг<ам> собираемся у Кудрявцевых и Галаховых, а по субботам у графини, где всякий раз бывают те же самые лица со включением Каткова и Галахова. Вообще в эти субботы не скучно, но они уже имели несчастие навлечь на себя гнев Кетчера, дурака Пикулина (Вместо: дурака Пикулина - было: пискаря Пикулина)⁴ и пискаря Щепкина. Отсюда целое восстание против графини⁵ во имя того, что она меняет старых друзей на новых. Разумеется, на все это должно смотреть с презрением и жалостью. Не говорите только, пожалуйста, об этом много в Петерб<урге>, потому что слухи могут дойти до Грановского и неприятно потревожат его.

   Островский не читал еще своей комедии, все поправляет, но уже носятся слухи, что это - "Неожиданный случай", в широких размерах.⁶ Комизма ни малейшего, но зато бездна недосягаемой для толпы психологической тонкости. - Прочел я также "Ипохондрика" в 1 No "Москвитянина": неужели Вы хвалили это? Да ведь это ужас, сонный порошок, и что за завязка! По моему мнению, это ниже всякой посредственности.⁷ - Между прочим, скажите И. И. Панаеву, что роман его весьма нравится в Москве,⁸ а юная школа хочет, между прочим, жаловаться на "Маскарад" Назимову.⁹ До того они раздражены им. -

   Грановский написал отличную речь для университетского акта, и я Вам пришлю ее. Скажите, между прочим, Панаеву, что около 15 числа, то есть чрез два дня, я пришлю ему разбор этой речи, (Вместо: этой речи - было: этих лекций)¹⁰ так же, как разбор различных публичных лекций, вышедших здесь на днях, который мы пишем вместе с Боткиным.¹¹ -

   Ну что Ваша красавица? Я думаю, больно Вам надоела. Пора и Вам развязаться с нею. - Выздоровели ли Вы наконец и неужели вся Ваша деятельность в нынешнем году ограничится только статьею о "Племяннице". Ведь это просто грешно! - Ах! если бы Вы знали, как бы мне хотелось побывать на недельку в Петербурге, - но увы! злостные обстоятельства не позволяют и думать об этой поездке. А тут в Москве начинаешь гнить от скуки, - только и слышно разговоров, что об Островском и К<омпании>. Но ведь уже все это куда как начинает надоедать. Был на днях бенефис Щепкина - и торжественное fiasco всего бенефиса.¹² Как хотите, впрочем, - придет же в голову поставить теперь на сцену старинную комедию гр. Ростопчина и еще глупейшую комедию К. К. Павловой (перевод). - Публика просто стонала от скуки!

   Кажется, я Вам не упустил сказать ничего, что у нас еще занимательного. Надеюсь, что Вы отплатите мне за это скорым ответом. Буду ждать от Вас письма с нетерпением, - не ленитесь. Будьте здоровы, счастливы и веселы. Обнимаю Вас.

  

   ¹ Статья-рецензия Тургенева "Племянница. Роман, соч. Евгении Тур. 4 части, Москва, 1851" за подписью "И. Т." появилась в III Отд. первого номера "Современника" за 1852 г. (ценз, разрешение 31 декабря 1851 г.). В этой статье, как известно, он дал не только оценку конкретному произведению, но изложил свою теорию романа, намечая перспективы романного жанра в России (см.: Назарова. С. 165).

   ² В письме к Бестужеву-Рюмину (без авторской даты, датируется предположительно: около 15 января 1852 г.) Салиас реагировала на рецензию Тургенева резко отрицательно: "На днях я была очень огорчена и теперь еще не могу без болезненного чувства вспоминать критику Тург<енева> в 1 No "Современника". Тон ее мне не нравится - какое-то глумление и ricanement. Вдобавок есть места странные (сами прочтете - судите), и я считаю, что эта критика много наделает вреда. Если о романе отзывается так дружеский журнал, что же скажут другие - враги. Нехорошо, очень нехорошо со стороны Тургенева. Лучше было вовсе не писать ничего, чем писать так. Впрочем его критика нашла самых жарких заступников в лице Грановского и Феоктист<ова>, что меня еще больше огорчило. Особенно не нравится мне