Оськин Дмитрий Прокофьевич - Записки прапорщика

млю нужно немедленно забрать, не ждать Учредительного собрания. Учредительное собрание должно окончательно ликвидировать собственность на землю, как пишет Ленин.

   - Насчет войны Ленин загнул слишком, - слышалось в другой группе. - Легко сказать: нам война не нужна. Ленин не понимает, что данная война имеет освободительный характер. Надо в конце концов освободиться от влияния тевтонов на славянские народности. Без Дарданелл развитие экономики России не может иметь места. Надо лишить турок права владеть проливом. Милюков прав.

   - Свергать капиталистов необходимо, - слышалось в другом месте.

   - Это у нас-то, ха-ха-ха, при нашей серости, дикости, некультурности и без капиталистов?! Ясное дело, тут не без связи с противником. Власть Советам. Это значит нам всем власть отдать. Что же, так мы все и будем управлять? Вряд ли это возможно. Все равно придется избрать специальный орган для управления.

   - А Ленин прогрессирует. Раньше говорил, что отрезки надо отобрать от помещиков, а теперь уже насчет всей земли.

   - Политиканствует, политиканствует...

   Прошелся, надеясь найти киоск большевиков, чтобы проверить, нет ли и там записи делегатов в партию. Киоск есть, но записи в партию нет. Запись производится только в районных комитетах.

   Идут прения по продовольственному вопросу. Делегаты осуждают политику старого правительства о натуральном обложении сельского населения. Много говорится о спекуляции с хлебом, [305] железнодорожном транспорте. Указывают, что основная угроза не в хлебном кризисе, а в том, что железные дороги не могут доставлять хлеб в отдельные районы и в такие центры, как Петроград.

   - На транспорте вакханалия, - говорят некоторые делегаты. - В то время как для погрузки нет вагонов, для такой мерзости, как вода "Кувака", составляются целые поезда. А кому эта самая "Кувака" нужна и какая разница между "Кувакой" и простой невской водой?

   - Разница есть, - иронизируют другие. - Разница есть: невская вода берется просто из водопровода, а "Кувака" сначала разливается по бутылкам, закупоривается, затем перевозится за тысячи верст.

   - Гнуснейшая пропаганда! - кричат в других местах. - Гнуснейшая!

   20 мая съезд имеет торжественный вид. Авксентьев объявил, что на съезд прибыл министр бельгийского правительства Вандервельде.

   Все в напряженном ожидании.

   На сцене появился буржуазного вида человек, с самоуверенной походкой, движениями, осанистой фигурой. Стал около трибуны и, прежде чем сказать слово, вытянул вперед обе руки.

   Вандервельде говорил на французском языке. Девяносто девять процентов из ста этого языка не понимали, но внимательно следили за жестами и позой Вандервельде.

   Речь была произнесена с большим пафосом, с самоуверенностью человека, который изрекает абсолютные истины, доселе никому из присутствующих не известные. Переводчик перевел речь следующим образом:

   - Товарищи, я приветствую русских рабочих и крестьян, уничтоживших царизм. Русский царизм являлся мировым жандармом, который подавлял развитие социалистического движения во всем мире. Теперь этот жандарм уничтожен, и все народы мира могут развивать свою революционную деятельность внутри своих стран, не боясь, что придет мировой жандарм - русский царь.

   Русская революция - самая великая из всех бывших доселе в мире. Она велика как по своему масштабу, так и потому, что она произведена искусной рукой и без жертв, без пролития крови, как это имело место при революциях в других странах.

   Иностранные социалисты с восторгом следят за развитием русской революции, но иностранные социалисты, иностранные рабочие и крестьяне ждут, что русские революционеры в момент тяжелых мировых потрясений, связанных с мировой войной, солидарны со своими товарищами по мировому движению. Русские солдаты и крестьяне ни на минуту не должны забывать, что сильный враг революции стоит на границе нашей страны. Бельгия раздавлена тевтонами, великий и славный бельгийский народ не имеет крова, жилищ, не имеет территории, ибо немцы разрушили [306] эту страну, ранее столь прекрасную и цветущую. В интересах всего мира необходимо разбить немцев. Вернуть свободу бельгийскому народу, дать последнему возможность культурного развития. Я уверен, что нынешний крестьянский съезд даст директиву своим сынам, находящимся в армии, вести войну в полном единении с союзниками до победного конца и тем самым обеспечить и процветание русской революции, и свободу других народов, в том числе и бельгийского.

   Депутаты съезда зааплодировали.

   Авксентьев заверил от имени съезда, что русский народ, победно совершивший революцию, приложит все усилия, чтобы рука об руку в единении с союзниками покончить с тем внешним врагом, который угрожает свободе народов и так бесчеловечно грубо вопреки всем интернациональным правилам вторгся и разорил маленькую Бельгию.

   Вслед за Авксентьевым выступил один из делегатов съезда, невзрачного вида, в очках, в оборванном пиджаке, коротких брюках, не то Стенгауз, не то Остенгауз. Он в течение десяти минут успел сказать:

   - Русская демократия сделает все возможное, чтобы обеспечить завоевания революции, но русский народ удивлен, как это выступивший здесь министр Бельгии, социалист, имеющий большой вес в своей стране, до сих пор терпит монарха, короля Альберта. Конституционный строй Бельгии вызывает и удивление и возмущение в сердцах русских революционеров. Войну до победного конца надо вести, - продолжал оратор, - не столько с тем врагом, который по нас стреляет из своих окопов, из пушек, пулеметов, выпускает газ, сбрасывает бомбы, сколько со своим внутренним врагом. Нам было бы приятно, если бы министр Вандервельде с этой трибуны сказал: "Товарищи, вы свергли Николая Кровавого, мы свергли Альберта Бельгийского".

   - Мы должны, - возразили ему, - признать, что вместе с нами одинаково болеют за судьбы русской революции и наши иностранные товарищи-социалисты, из них первый выступивший здесь Вандервельде. Альберт - это не Николай. Альберт - это демократический государь. Его любит вся страна. Он искренно ненавидит немцев.

   - При чем король, когда вопрос идет о революции? - раздались реплики с мест.

   - А вот при чем, - повысил голос выступающий. - В минуту опасности и наши социалисты сплотились вокруг трона. Я помню, как в четырнадцатом году во время объявления войны русские социалисты, русские студенты пошли с иконами, с национальными флагами к Зимнему дворцу. При появлении монарха они стали на колени, приветствуя его как верховного вождя армии...

   - Долой! Долой! - закричали в зале. [307]

   Поднялся невообразимый шум. Авксентьев энергично звонил в колокольчик, пытаясь успокоить разбушевавшийся зал.

   - Долой! Долой!

   - Объявляю перерыв! - прокричал Авксентьев.

   Делегаты хлынули в вестибюль.

   - Какое, однако, нахальство! - слышались разговоры. - То приветствуют кадетов, то хвалят короля Альберта, как будто европейские цари не то, что русские!

   - Ну какая все-таки наглость и некультурность! - говорили другие. - Иностранного гостя, известного социалиста - ругать с трибуны!

   - Ни черта не разберу! Одно ясно, что и Авксентьев, и Вандервельде - одинаковые сволочи!

   Написал десяток объявлений, приглашающих делегатов 11-й армии собраться после обеда в комнате рядом со столовой Народного дома для объединенного выступления от имени армии. Эти объявления расклеил в фойе, в столовой, на лестнице Народного дома и в других местах.

   На следующий день в час, на который я назначил собрание делегатов 11-й армии, я попасть не успел. А когда я приехал в Народный дом, застал уже происходящее заседание, причем председательствовал фельдфебель казак Никитенко. До моего прихода он успел изложить целесообразность объединения солдат 11-й армии как для выступления при обсуждении земельного вопроса, так и для единства действий при выборах в будущий центральный комитет крестьянского съезда.

   - Прошу информировать меня, что здесь принято.

   - Принято очень немного. Мы создали комиссию, которая должна разработать на основе наказов, имеющихся у всех делегатов, тезисы выступления представителя одиннадцатой армии при обсуждении аграрного вопроса.

   Я продолжил:

   - Необходимо объединить выступление делегатов, выделить одного докладчика, проинструктировать его и дальше держать линию на включение в состав будущего центрального крестьянского Совета своего представителя.

   В промежутках между заседаниями съезда я занялся вопросом просвещения солдат действующей армии. Литература на фронт доходит очень нерегулярно, зависит от целого ряда случайностей, хотя, казалось бы, само Военное министерство заинтересовано в том, чтобы солдаты получали правильную ориентировку и вместо отрывочных слухов пользовались бы достоверной информацией.

   Каждый корпус, находящийся на фронте, имеет свою коммуникационную линию, опирающуюся на железную дорогу. Можно на линии этой железной дороги создать в непосредственной близости от действующих частей специальный вагон-библиотеку с одним-двумя сотрудниками, которые будут информировать представителей [308] корпусных и дивизионных комитетов о текущем моменте и снабжать дивизионные и полковые комитеты нужной литературой. Это будет передовой передвижной культурно-просветительный пункт. Кроме того, может быть армейский узловой пункт, руководящий работой корпусных. При штабе фронта - центр библиотечных пунктов с достаточным запасом литературы, газет, журналов и кадра работников, имеющих непосредственную связь с центром. Центр же должен быть в Петрограде, при Военном министерстве.

   Под влиянием этих мыслей я написал проект Положения о культурно-просветительной работе на фронте, который передал в Военное министерство как бы от частного лица, что давало мне право обратиться не по команде.

   Несколько дней спустя зашел в организуемый при Военном министерстве культурно-просветительный отдел справиться об участи моей докладной записки. Мне сообщили, что мой доклад признан ценным, но так как он требует денежных средств, то составляется докладная записка в Совет министров о кредитах.

   Вот что значит новая власть! Молодой армейский поручик, бывший солдат, а еще ранее мужик, выдвигает проект, и он сразу вносится на рассмотрение Совета министров!

   Занятый вопросами организации культурно-просветительной работы, я позабыл о предстоящем заседании группы делегатов от 11-й армии.

   - Будет обсуждаться, - напомнили мне солдаты, - кто должен выступить от имени делегатов одиннадцатой армии по аграрному вопросу.

   Пошел, подготовив материал для нашего оратора. Встал вопрос: кто будет выступать?

   - Оленин! Оленин! - закричали солдаты.

   На съезде по аграрному вопросу выступили несколько докладчиков, в том числе и министр-социалист Чернов. Чернов, уже седеющий человек, несмотря на серьезность темы, внес в доклад ряд комических моментов. Каждую минуту он острил, что вызывало смех и аплодисменты.

   Он говорил о программе партии эсеров, о социализации земли, о необходимости этой реформы после того, как будет созвано Учредительное собрание. Говорил, что он теперь же хотел бы передать землю помещиков в распоряжение земельных комитетов, но что это не удается, ибо остальные члены Совета министров против этого возражают.

   В общем, речь его не внесла сколько-нибудь серьезной определенности. По докладу записалось много ораторов, так что прения по аграрному вопросу должны были занять не менее десяти дней.

   26 мая в утреннем заседании наступила моя очередь. Справившись о времени своего выступления, я прибыл заблаговременно [309] и, вместо того чтобы занять свое обычное место в шестом ряду партера, прямо прошел в президиум.

   Жду, что Авксентьев скажет: слово предоставляется Оленину. Однако услышал другое:

   - Лидер партии социал-демократов большевиков господин Ленин просит предоставить ему слово вне очереди, ибо он настолько занят, что может выступить только сегодня.

   - Просим! Просим! - зашумел зал.

   На трибуну быстрыми шажками, торопливо взошел Ленин. Небольшого роста, коренастый, с лысой головой, высоким лбом, блестящими глазами.

   Зал разразился громом аплодисментов.

   В зале не было ни одного свободного места. Весь партер, проходы, ложи и все шесть ярусов заполнены народом. Очевидно, о выступлении Ленина было известно заранее.

   Ленин выждал окончания аплодисментов.

   Совершенно простым, доступным простому крестьянину языком, несколько картавя, он начал свою речь. Говорил, что предлагает проект резолюции по аграрному вопросу от имени социал-демократической фракции.

   - Я не могу, - говорил он, - в кратком докладе развить все положения. Основное: земля должна быть немедленно изъята от помещиков и передана без всякого выкупа крестьянам. Вообще собственность на землю должна быть уничтожена. Съезд должен категорически отвергнуть предложение крупной и мелкой буржуазии о "соглашении" с помещиками.

   Ленин говорил немногим более часа. Весь зал слушал его с настороженным вниманием. Я же не столько вслушивался в речь Ленина, сколько смотрел на него, стараясь проверить правильность утверждений и слухов, ходивших в армии и здесь, что Ленин - агент германского генерального штаба.

   Не похоже.

   Простота речи, убедительность, с какой он говорил о необходимости ликвидации помещичьих землевладений, - все это выдавало в нем настоящего революционера, друга народа, но никак не политикана и тем более шпиона немецких властей.

   Речь Ленина была встречена бурными аплодисментами большинства зала.

   Следующим выступил эсер, кажется, Вебер, который пытался разбить положения, выдвинутые Лениным.

   - Было время, - говорил Вебер, - господин Ленин рекомендовал изъять у помещиков лишь отрезки, остальное же должно было остаться в руках государства. Теперь же он рекомендует взять от помещиков всю землю, и притом немедленно.

   Долго и туманно говорил Вебер. Зал слушал равнодушно.

   Затем Авксентьев предоставил слово представителю 11-й армии Оленину. [310]

   Я подошел к кафедре, осмотрелся, увидев направленные на меня тысячи глаз, почувствовал такую робость, что даже колени задрожали. Выступать перед такой огромной аудиторией, перед умными, большими людьми, старыми революционерами, имевшими за спиной каторгу, ссылку и тюрьмы, мне, армейскому поручику, стало страшно. Легче идти в штыковую атаку на фронте, чем говорить по аграрному вопросу на этом съезде. Однако надо было говорить.

   - Товарищи, - начал я, - солдаты-крестьяне одиннадцатой армии уполномочили меня заявить...

   - Громче, громче, не слышно! - раздалось со всех сторон.

   - Солдаты-крестьяне уполномочили меня... - резким фальцетом прокричал я.

   - Не слышно!

   - Солдаты-крестьяне... - уже басил я. - В общем, я прочту наказ.

   И я по наказу прочел свою речь на первом Всероссийском крестьянском съезде.

   Во время чтения наказа я успокоился, пришел в себя и решил даже кое-что добавить. И уже громким голосом, слышным всей аудитории, сказал:

   - Мы, солдаты-крестьяне, крестьяне-военные, требуем немедленно объявить землю общенародным достоянием. Немедленно изъять ее из владения помещиков и передать в ведение местных земельных комитетов. Только это мероприятие, произведенное немедленно, может успокоить настроение солдат, сидящих с винтовками в руках в далеких окопах.

   Взрыв аплодисментов.

   Это еще более ободрило меня, и я хотел говорить дальше, но Авксентьев зазвонил в колокольчик и обратился в мою сторону:

   - Ваше время истекло, товарищ.

   - Я повторяю еще раз, - воскликнул я, - земля должна быть немедленно объявлена общенародным достоянием!

   И еще раз услышал аплодисменты.

   Сразу вышел в фойе, куда немедленно выбежали делегаты 11-й армии.

   - Молодец, хорошо, здорово сказал! Посмотри, что сейчас делается в зале.

   Я заглянул в зал. Ряд делегатов из других армий выкинули несколько знамен с надписанным на них требованием - объявления земли общенародным достоянием. Шум стоял невообразимый. Одни аплодировали, другие шикали, свистели, топали ногами. Председательский колокольчик долго не мог успокоить эту разбушевавшуюся стихию.

   Наконец Авксентьев овладел собранием.

   - Мы считаем, - заявил он, - что здесь допущен демагогический лозунг. Объявить землю народным достоянием может только [311] Учредительное собрание. Выставлять такие требования, а тем более выбрасывать знамена с подобными лозунгами - вещь недопустимая. Президиум вынужден будет сложить с себя полномочия, если сейчас же из партера не будут убраны знамена.

   - Пусть складывает! - послышались со всех сторон голоса. - Какой же это съезд, который не может потребовать объявления земли всенародным достоянием? Долой президиум!

   Авксентьев, бледный, непрерывно звонил в колокольчик, призывая съезд к порядку. Президиум решил объявить перерыв.

   - Долой! Долой! - кричал зал.

   Перерыв.

   В фойе меня окружили несколько кряжистых мужиков.

   - Как же вы можете провозглашать лозунг объявления земли общенародным достоянием? - настойчиво пристают они ко мне. - Ведь вот вы офицер, человек с понятием, а идете на поводу у низменных инстинктов. Надо, чтобы все-таки был порядок. Вот будет Учредительное собрание, оно рассудит, как, на каких условиях взять землю у помещиков, как уравнять землевладения.

   - Словом, вы предлагаете: барин приедет, барин рассудит, - рассмеялся я. - Нет, господа, этот номер не пройдет. Землю надобно немедленно отдать мужику.

   Почувствовав в результате пережитого напряжения озноб во всем теле, решил поехать домой. Подойдя к трамвайной остановке, я от упадка сил не мог стоять, всего лихорадило. Подозвал извозчика, дал адрес на Васильевский.

   Жена при виде меня испуганно вскрикнула, приложила руку ко лбу:

   - У тебя жар.

   Она сбегала к квартирной хозяйке, взяла термометр, сунула мне под мышку и через десять минут констатировала:

   - Температура сорок и две десятых.

   Я заболел ангиной. Денег оставалось мало. Приглашать частного врача было не на что. Люся сбегала на съезд, сказала о моей болезни секретарю съезда Брусиловскому, получила от него записку к ближайшему врачу, который вскоре прибыл, осмотрел, прописал различные лекарства.

   Выздоровев, пошел в крестьянский Совет. Съезд закончился, выбран ЦК крестьянского Совета. В составе последнего образована специальная солдатская секция. Председатель Оцуп, старый эсер, никогда в армии не служивший. Он избран председателем только за свой продолжительный партийный стаж. От 11-й армии избран Грудин, делегат от специальных армейских частей. Я познакомился с Оцупом, прося его дать мне поручение вести работу по пропагандированию идей крестьянского съезда в армии.

   - Вы член партии? - спросил Оцуп.

   - Нет.

   - А почему вы не запишетесь? [312]

   - Еще не осмотрелся, не знаю, в какую. - Вы из крестьян? Я читал вашу речь. Вы настоящий эсер.

   - Ну, положим, не совсем. А кроме того, среди эсеров три течения. Есть левые, есть центр, есть правые.

   - Левые - чепуха, - поморщился Оцуп. - Кто там у них? Камков со Спиридонихой. Неврастеник, истеричка.

   - А центр кто возглавляет?

   - В центре Чернов, я - много нас.

   - Не хочется мне пока связываться с партией, так свободней.

   - Нет, нет, нельзя. Это дело простое, если не понравится, всегда сможете выступить.

   - Все же подожду.

   - Думайте не думайте, а вы у нас будете зарегистрированы. Пишите с фронта. Обращайтесь за помощью, если потребуется.

   Я простился с Оцупом и на следующий день выехал на фронт.

  

   До полка добрался без каких-либо приключений. В Тарнополе узнал, что полк находится на новой позиции: левее Хокулеовца километров на восемь, в зборовском направлении, километрах в десяти правее станции Езерно.

   До Езерно доехал этапным поездом, а оттуда устроился в шарабане вместе с врачом 3-й дивизии Плавкиным.

   За время моего отсутствия произошли перевыборы полкового комитета. Председателем теперь Блюм. Солдаты больше доверяют врачу, чем офицерам. Кроме Блюма из офицеров в полковом комитете сохранились лишь Боров и Калиновский, как явно демократичные в глазах солдат.

   На следующий день вместе с Блюмом поехали в штаб дивизии. Блюм рассказал новости. Соболев утвержден в должности командира полка, но вряд ли надолго. Он делает множество бестактностей. Открыто при солдатах говорит, что он не признает никаких прав комитетов. Блюму приходится нередко осаживать Соболева. Врачу или офицеру очень трудно быть председателем полкового комитета. Солдаты же отказываются избирать председателя из своей среды, боясь, что солдат не справится с этой работой.

   Наступление ожидается со дня на день. Наша дивизия как будто будет иметь второстепенное значение. Всюду накоплены колоссальные запасы снарядов. Я видел, проезжая через Езерно, огромные штабеля снарядов всех калибров под открытым небом, прикрытые лишь брезентом.

   - Как относятся к наступлению солдаты? - спросил я. [313]

   - У нас в дивизии ничего. Вопрос обсуждался в полковых комитетах и в дивизионном. Всюду единогласно приняли выполнить приказ о наступлении.

   - Комитеты - это одно, а как смотрят в ротах?

   - В ротах то же самое. У нас в полку только один человек против наступления. Это Калиновский, который за последнее время смотрит большевиком. Если в ротах появляются люди, говорящие против наступления, их оттуда немедленно убирают. Братания пошли. Кажется, это общее явление для всего фронта.

   - А офицеры в ротах как к этому относятся?

   - Конечно, офицеры не ходят вместе с солдатами в братание, но если бы они активно стали противодействовать, то братание окончилось бы. Еще новость: в армии происходит национальное объединение солдат. На Украине идет Всеукраинский съезд, который обсуждает отношение украинского народа к революции. Петлюра, Винниченко, Обручев, профессор Грушевский издали "Универсал", своего рода манифест, в котором открыто заявляется о необходимости образования самостоятельной Украины. Теперь Всеукраинский съезд обсуждает этот вопрос, причем приглашены представители фронтовых частей и от нас командирован туда прапорщик Боров. Он уже наряду с нашим полковым комитетом организовал украинский комитет.

   - Но Боров человек разумный.

   - Он-то - да, но остальная братия не ахти разумна. Вместе с Боровым работает секретарем комитета Морозов, не украинец, но подделывается. В комитете же выгоднее сидеть, чем в окопах.

   - Как местное население относится к революции?

   - Совершенно пассивно. Мужики в тех деревнях, которые приходится нам занимать, больше всего заинтересованы в сохранении своих пожитков от расхищения, смотрят в оба, чтобы лошадь не увели, корову не сперли, не стащили что из домашних вещей. Ведь все деревни забиты солдатами...

   Музеус встретил меня ласково:

   - Я очень внимательно следил по газетам за работой крестьянского съезда. Вы, конечно, обязаны разъяснить через делегатов смысл постановлений. В отношении собраний я даю вам разрешение производить их, когда вам будет удобно.

   Я доложил Музеусу, что на основании принятого крестьянским съездом постановления на мне лежит обязанность организовать собственный крестьянский комитет.

   - Я не возражаю, - ответил Музеус, - только поговорите со Спудре.

   Спудре - это дивизионный интендант, избранный в мае председателем дивизионного солдатского комитета.

   Пошел к Спудре.

   - Мы таких распоряжений не имеем, - сказал Спудре, - чтобы создавать в дивизионном комитете специальную секцию. [314] Если будет соответствующий приказ по Военному ведомству, то исполним, а пока вы существуйте отдельно.

   Я не возражал.

   Назначил выборы крестьянского комитета на 14 июня.

   Солнечный день позволяет устроить собрание на открытом воздухе. В красивом парке усадьбы, занимаемой штабом дивизии, с помощью дивизионных ординарцев расставил скамьи. Жду прибытия делегатов.

   Вместо ожидаемых ста пятидесяти человек на мой отчетный доклад явилось более трехсот солдат. Кроме того, прибыла большая группа штабных офицеров, дивизионных врачей, сестер.

   Доклад продолжался около двух часов. Солдаты внимательно слушали, а по окончании засыпали меня вопросами.

   - Что насчет наступления сказал крестьянский съезд? Почему землю сразу не отдают в ведение крестьянских комитетов? Почему нет постановления, чтобы уборку хлебов на помещичьих землях производили не помещики, а волостные комитеты? Почему союзники не хотят немедленно заключить мир?

   Я ответил на каждый вопрос в соответствии с постановлением, сказав, что в отношении войны крестьянский съезд считает необходимым полное единение с союзниками; что сепаратный мир заключить нельзя, ибо это значит предать союзников; что земля не может быть передана земельным комитетам до Учредительного собрания; что вопроса об уборке урожая с помещичьих земель съезд совсем не обсуждал.

   Посыпался ряд новых вопросов, касающихся жизни армии, в частности, почему задерживают увольнение старших возрастов, почему не увеличивают пособия солдаткам и прочие.

   Ответить на все было чрезвычайно трудно. Я внес предложение, чтобы ротные делегаты сообщили свои вопросы в крестьянский комитет, который мы сейчас должны избрать. А комитет ответит.

   Предложение принято.

   Комитет наметили из семи человек. Председателем единогласно избрали меня. Членами: от артиллерии - Лукашина, от штаба дивизии - Игнатова, от 12-го полка - Панкова, от 11-го - Анисимова, от 9-го - Чеботарева, от 10-го - Крушина.

   По окончании выборов я предложил устроить сбор пожертвований на содержание комитета, покупку книг, подписку газет и журналов. Люди один за другим стали подписываться. Сразу же собрали около двухсот рублей.

   После собрания солдаты стали просить меня проехать по полкам и сделать доклады непосредственно солдатской массе, так как работой крестьянского Совета солдаты заинтересованы до крайности.

   Я обещал.

   На первом же организационном собрании комитета мы распределили обязанности: Панков, делегат 12-го полка, был избран казначеем, Крушин - секретарем. Тройка из секретаря, казначея [315] и председателя составляла президиум, который освобождался от работы в своих частях и находился постоянно при штабе дивизии. Остальные четыре члена комитета должны являться на заседания комитета, которые будут происходить еженедельно. Мы постановили немедленно командировать Панкова в Киев за покупкой литературы и приобретением канцелярских принадлежностей, в частности шапирографа, на котором можно печатать статьи, воззвания, лекции.

   Утверждать протокол общего собрания должен начальник дивизии, от него же зависит разрешение освободить от прямых обязанностей в своих частях избранных в комитет членов.

   Музеус протокол утвердил. После этого я обратился к заведующему административной частью дивизии с просьбой дать комитету отдельную хату, в которой буду квартировать и я.

   На окраине деревни, километрах в полутора от штаба дивизии, хату отвели.

   Всюду усиленно готовятся к наступлению. В штабе дивизии, куда я хожу ежедневно справляться о письмах, проходят совещания высших штабных офицеров, приезжающих из штаба корпуса и соседних дивизионных штабов. День наступления определен точно: 18 июня. Наступает левее нас дивизия 8-го корпуса, которой ставится задача взять станцию Зборов и после прорыва австрийских позиций закрепиться. Дальнейшее развитие наступления возлагается на Финляндскую дивизию, пока сосредоточенную на станции Езерно, и гвардейскую дивизию, расположенную тоже вблизи Езерно. Наша дивизия должна оказывать содействие наступающим дивизиям путем мелких демонстративных атак на своем участке.

   В полках усиленно дебатируется вопрос об этом наступлении. В 12-м полку заколебались - идти или не идти. Туда лично поехал Музеус, председатель дивизионного комитета Спудре, председатель корпусного комитета Федоров. После долгого митинга, на котором доказывали обязательность при оборонной войне вести наступательные действия, 12-й полк принял резолюцию о переходе в наступление.

   Дня за два до наступления я поехал на позиции 11-го полка, чтобы повидаться с товарищами. Вижу группу в четыре-пять человек, идущих в одних кальсонах и нательных рубашках, без сапог, фуражек и гимнастерок, в сопровождении конвоя.

   - Кого ведете? - спросил я. - Шпионов, что ли?

   - Никак нет, господин поручик, это солдаты, отказываются идти в наступление.

   - Почему все раздеты?

   - По приказу: всех, кто против наступления, немедленно раздеть и в таком виде отправить в штаб дивизии...

   Зашел в 10-ю роту к Соколову.

   - А, комитетчик! - иронически приветствовал он меня. - Присосался, вместо того чтобы сидеть в окопах и идти в наступление.

   - Разве вы против наступления? [316]

   - А кому охота наступать? - осторожно оглянулся Соколов по сторонам. - Когда в штабах сидишь, ратуешь за всякие наступления, а здесь, когда тебя каждую минуту пулей или снарядом того гляди ахнет, не очень-то захочешь. Мы вот брататься думаем.

   - Поздно, на днях наступать.

   - Слышал, да только мы-то не наступаем, будем спокойно сидеть в своих окопах.

   - Вряд ли долго сидеть придется, если слева будут взяты позиции, то и вам придется вперед идти.

   - Ну, тогда все-таки легче будет.

   Прошел по ротам в окопах. Поговорил с солдатами. Бегло рассказал им об отношении крестьянского съезда к войне и к аграрному вопросу.

   - Будете в резерве, сделаю вам подробный доклад, а здесь, на позиции, трудно.

   Возвращаясь обратно к штабу дивизии, я заметил на участке правее 12-го полка большое оживление перед окопами. Люди ходили совершенно свободно около проволочных заграждений.

   "Что это? Очередное братание?" - подумал я.

   Подошел поближе. Группа солдат на довольно большом участке подошла к проволочным заграждениям. Австрийские солдаты в свою очередь выступили из своих окопов и остановились у своих проволочных заграждений. И те и другие без винтовок.

   Вдруг над группой беседующих через проволоку людей разорвалось несколько шрапнельных снарядов. Через минуту над моей головой пролетело несколько снарядов в сторону русской батареи.

   Не дают брататься!

   Дивизионные организации получили извещение, что в Езерно прибывает военный министр Керенский. Предлагается командировать своих представителей. От дивизионного комитета выехал Спудре, от крестьянского Совета - я.

   Часов в десять утра мы были в Езерно. На станции стоит шикарный поезд. Вокруг построены части 8-го корпуса, а также представители других корпусов и дивизий, которым предназначено в ближайшие дни наступать на австрийские позиции.

   Около одиннадцати часов из вагона в сопровождении многочисленной свиты, состоящей из штабных офицеров, груди коих украшены аксельбантами, быстрой нервной походкой вышел Керенский. Я видел его впервые. Сухощавый, среднего роста, одна рука заложена за борт пиджака-френча, стриженный под бобрик, с лицом актера, он, сойдя со ступеньки вагона, отрывисто бросил:

   - Здравствуйте, товарищи!

   Выстроившиеся части недружно прокричали:

   - Здравствуйте, товарищ министр! [317]

   Другие:

   - Здравствуйте, товарищ Керенский!

   Керенский сделал несколько быстрых шагов по платформе, затем обратился с речью к солдатам.

   - Свободная Россия, - начал он пронзительным фальцетом, - может быть только тогда свободной, когда расправится с внешним врагом! Временное правительство, поставленное властью революции для обеспечения свободы Российскому государству, должно в единении с союзниками успешно закончить войну! Честный и справедливый мир на основе равноправия народов может быть заключен только в том случае, если мы в полном единении с союзниками расправимся с основным врагом свободного Российского государства - немцами!

   Я меньше слушал Керенского, чем смотрел на него. Быстрая жестикуляция, метание из стороны в сторону, усиливающийся с каждым словом пафос горячо и будоражаще действовали на толпу.

   Солдатская масса видела в Керенском вождя революции, министра, ведущего огромную страну к новому строю, героя, который своими подвигами поверг в пучину старый строй.

   Чем дальше говорил Керенский, тем более зажигались солдаты, и после его речи, законченной словами: "Кто против наступления, тот враг революции!" - посыпался гром аплодисментов.

   Настроение солдатской массы было определенно сочувственным, и вопрос о переходе в наступление становился бесспорным. Однако вслед за Керенским выступил председатель гвардейского дивизионного комитета прапорщик Дзевалтовский.

   - Временное правительство, - сказал Дзевалтовский, - стремится соблюдать договор с союзниками. Договор, заключенный старым царским правительством, которое преследовало цель захвата Дарданелл, уничтожения Турции, раздела Германии. Во имя чего заключались эти договоры? Во имя наживы капиталистов, благоденствия правящих классов, а вовсе не ради благополучия трудящихся России. В то время как министр Керенский призывает солдат к наступлению, русские капиталисты наживаются на продовольственных заготовках, на поставляемой в армию рухляди, барахле и всяком гнилье. Защита революции заключается не в наступлении и не в убийстве таких же трудящихся австрийцев и немцев, как и наши солдаты, защита революции заключается в том, что наши солдаты должны протянуть руку через окопы немцам и австрийцам и призвать их совершить у себя то же, что совершили питерские рабочие у нас. Кто за наступление, тот враг революции, тот за капиталистов, за реставрацию старого строя! Кто против наступления, тот истинный друг народа, тот истинный защитник революции!

   За Дзевалтовским выступило еще несколько солдат и прапорщиков гвардейских частей.

   После них слово опять взял Керенский. Он обвинял выступавших ораторов в прямом пособничестве немецкому генеральному штабу, шкурничестве и предательстве революции. [318]

   Керенский говорил страстно и своей речью захватил солдатскую массу. Результатом было единодушное голосование за наступление.

   После митинга Керенский в сопровождении своих адъютантов направился в части, расположенные в окрестностях Езерно, чтобы лично агитировать за наступление. Мне потом говорили: он неоднократно повторил фразу, что в предстоящее историческое наступление на немцев он сам, военный министр, с винтовкой в руках поведет вперед наступающие войска...

   Дивизии 8-го корпуса перешли в наступление на Зборов. Слышится сильный гул артиллерийской стрельбы с обеих сторон. Впечатление такое же, как во время наступления под Сапановом.

   Артиллерийская стрельба продолжается вот уже в течение нескольких часов. Из наступающей дивизии получено по телефону сообщение:

   - Полки перешли в наступление. Взята первая линия окопов. Захвачены пленные. Через полчаса:

   - Взята вторая линия окопов, захвачена тысяча пленных. Через час:

   - Захвачена третья линия окопов. Весь Зборов в наших руках. Взято восемь тысяч пленных, несколько десятков орудий. Наступление энергично развивается.

   Наступившая ночь прервала дальнейшее продвижение наших войск.

   19 июня с раннего утра опять звучит артиллерийская канонада. Музеус, волнуясь, ходит около штаба дивизии, нервно постукивая стеком по сапогу, ожидая с минуты на минуту извещения из корпуса о переходе в наступление частей нашей дивизии. Рядом стоит приготовленный мотоцикл с коляской для выезда Музеуса на позицию.

   В девять утра ошеломляющее известие: Финляндская дивизия отказалась наступать. Вслед за ней отказались и гвардейские части.

   Бессмысленна атака вчерашнего дня и достигнутые успехи. Австрийские части, получив за ночь подкрепление, перешли в контрнаступление и выбили русских из Зборова. Наши отступили с большими потерями. Получено распоряжение штаба армии прекратить наступление и обороняться на своих участках.

   - Позор, предательство, подлость! - кричит Музеус, комкая полученную телеграмму об отказе финляндцев идти в наступление. - Христопродавцы, изуверы, предатели!

   К вечеру в дивизионном комитете стали известны подробности о поведении Финляндской дивизии. В этой дивизии, из которой в свое время приезжал к нам прапорщик Крыленко, оказалось много большевиков. Большевики вели агитацию против наступления. Несмотря [319] на то что накануне и полковой комитет, и общее собрание постановили идти в наступление, 18 июня большевистские агитаторы настроили солдатскую массу таким образом, что, когда полк был построен, чтобы двигаться в Зборов, один из батальонов, возглавляемый прапорщиком-большевиком, заявил, что отказывается идти вперед. К этому батальону присоединились другие части 13-го полка. Остальные полки Финляндской дивизии, узнав об отказе 13-го полка, в свою очередь отказались идти в наступление.

   В дивизии всюду идут митинги. Из штаба армии грозят расформировать дивизию как покрывшую себя позором.

   В дивизионном комитете получены сведения, что один из корпусов, расположенный в Кременце, который должен был выдвинуться на позиции, отказался выполнить приказ. Один из полков этого корпуса расформирован, а люди разосланы на пополнение в другие части.

   Не понимаю, зачем производят расформирование? Если один полк или дивизия не хочет наступать (другие же наступают!), то и черт с ней, пускай временно задержится в тылу. Но если из такой дивизии людей рассылают в другие части, то этим вливают агитаторов в верные правительству войска.

   25 июня наша дивизия продвинута на смену бывшей в наступлении дивизии 8-го корпуса. Заняли позиции под Зборовом. О дальнейшем пока ничего не слышно.

   Провал июньского наступления обсуждается во всех комитетах.

   - А ведь правильно, - говорят солдаты, - с какой стати нам сейчас наступать? Будем держать свои границы и не пускать неприятеля в Россию. Если немец пойдет на Россию, уж тогда... А так чего нам к ним лезть?

   В этих рассуждениях есть логика.

   Панков привез большое количество литературы из Киева. У нас получилась приличная библиотека, для которой я выпросил в 11-м полку парную повозку. Когда же останавливаемся на одном месте надолго, книги выгружаю из повозки в хату и представители полков могут приходить и свободно брать их для чтения.