| Главная » Книги |
Гейнце Николай Эдуардович - В действующей армии, Страница 4
Гейнце Николай Эдуардович - В действующей армииут орудия смерти, когда подбирают раненых и на окровавленных носилках несут в санитарный поезд.
С 13 июня близ Долинского перевала идёт упорный бой, наши позиции заняты были двумя полками пехоты с артиллерией.
Японские колонны показались ранним утром, пехота, по их обыкновению, впереди, не вступает в атаку, а старается улизнуть, завлекая противника под огонь.
Началось дело.
Загрохотали орудия, запели и зашипели пули, и весь этот "шум войны" гулко стал отдаваться по ущельям гор.
В 9 часов утра неприятельский отряд, силою в один батальон, перешёл в наступление от Стоходзы к нашей передовой позиции у Вадзяпудзы.
К полудню показалась ещё пехота японцев с горной артиллерией.
Отстреливаясь, наши войска отошли на Долинский перевал.
14 июня с утра превосходными силами японцы атаковали наш отряд на Долинском перевале, который, задержав наступление и выяснив силу противника, отошёл по направлению к Синючену.
Туда же вечером 15 июня выехал из Дашичао командующий маньчжурской армией А. Н. Куропаткин.
Тут, по северной дороге, говорят и будет главный театр наших военных действий.
На южной дороге от Сюяна до Гайчжоу и на востоке в местности Сорганчоу в 25 верстах на северо-запад от Фынхуанчена происходят постоянные стычки с переменным успехом для обеих сторон.
В перестрелках мы потеряли ранеными капитана Янчуковского, поручиков Оглоблева и Серпуховитинова и врача "Красного Креста" Рышкова (я ошибочно назвал его в одной из корреспонденций Лешковым).
Капитан Янчуковский, доктор Рышков и три нижних чина остались в руках японцев.
13 июня японцы возобновили наступление по главной Ляоянской дороге и на Модулинский перевал.
Третий день, как начались дожди - и иные говорят, что это начало периодических, другие находят, что для периодических слишком рано.
Выпадающие дожди объясняются усиленной пальбой из орудий.
Война таким образом родит не только героев и поэтов, но и дождь, не в смысле водянистой поэзии, а в смысле настоящего ливня.
Грязь образовалась невылазная.
Говорят, что это большой плюс для нас, так как японцам невозможно будет по размокшим дорогам действовать со своими осадными орудиями, составляющими их главную силу.
В заключение, маленький курьёз на печальном фоне, рисующий ту поспешность, с которой всё делается на войне.
В Дашичао надо было похоронить трёх умерших солдатиков, священника не было, три гроба понесли солдатики на руках. Гробы тяжёлые, из толстых деревянных досок.
Вырыли ямы, опустили один гроб, который был всё же тяжелее других.
Это навело солдатиков на мысль вскрыть два остальных гроба.
Они оказались пустыми.
А третий гроб уже был закопан.
Как быть?
Понесли два пустые гроба назад.
Оказалось, что второпях позабыли положить в гроба двух покойников.
Солдаты говорят, что это произошло потому, что покойники не были отпеты.
- Одного похоронить Бог попустил, а двух других не дозволил...
И действительно, на другой день прибыл священник, и солдатики были похоронены после отпевания.
XV. В Хайчене В то время, когда эти строки появятся в печати, те соображения, которые я намерен высказать, вероятно уже подтвердятся.
Соображения эти касаются театра войны, в самом центре которого я нахожусь и о котором в центральной России вообще и в Петербурге в частности имеют весьма смутное представление.
Сужу я об этом по своему недавнему сравнительно пребыванию на берегах Невы и тому впечатлению, которое производили на меня, старого газетного работника, известия, получавшиеся с Дальнего Востока.
Понятная неполнота телеграфных известий, зачастую тенденциозная их окраска иностранными агентствами делают то, что разобраться в них более чем затруднительно и вопрос, где правда в них, где ложь - остаётся открытым.
Если это так для журналиста, то какое представление о текущих военных событиях должна иметь публика? Сдержанные, всегда корректные русские известия официального характера тонут в море самохвальства известий из японского источника, услужливо передаваемых иностранными газетами и агентствами и действуют угнетающим образом на русского читателя.
Потеря орудий представляется ему поражением и торжеством врага, диверсия в форме отступления опять же боевой для нас неудачей и т. д.
Официальные известия дают лишь тактические и стратегические абрисы, не разъясняя для непосвящённых суть часто загадочных фраз, - да этого разъяснения и теперь нельзя требовать, - а между тем японская и часть заграничной прессы трубят о мнимых победах японцев.
Для недоумевающих русских людей я и пишу эти строки, по мере сил желая разъяснить положение театра войны, опираясь в данном случае на такие военные авторитеты, как офицеры генерального штаба с командующим армией А. Н. Куропаткиным во главе.
Последний на днях по поводу помещённого в иностранных газетах известия, что японцы, желая прекратить войну, ходатайствуют уже, будто бы, о вмешательстве европейских держав для заключения мира, улыбаясь заметил:
- Странно! По моему мнению, война ещё не начиналась.
Словом, все наши почтенные собеседники находят, что положение наше блестяще, и фазис в который в настоящее время вступили военные действия, окончится полным поражением японцев и быстрым окончанием войны.
- Я могу держать пари, что день моих именин, 10 сентября, я буду праздновать в Петербурге и поеду туда не раненым, или больным, а потому лишь, что здесь нечего будет делать... Всё будет кончено! - сказал нам один из них.
Быть может, это несколько преувеличено, но едва ли срок, назначенный им для окончания войны, чересчур сокращён.
В общем, по единодушному отзыву всех военных деятелей, положение японцев должно с каждым днём становиться всё более и более критическим.
Их мнимые победы, зависящие от неравенства сил, условий местности и других причин, объяснять которые будет делом истории, покупаются ими слишком дорогою ценою.
Потери в людях у них всегда огромны, снаряды они тратят в огромном количестве и сравнительно безрезультатно.
Даже на разъезды в несколько человек они выпускают сотни пуль и десятки шрапнелей и гранат.
Как бы ни было много у них людей и как бы неисчислимы ни были их запасы снарядов, и те и другие при такой чисто лихорадочной расточительности должны идти быстро на убыль.
Наши силы между тем с каждым днём увеличиваются свежими бодрыми войсками.
Любо-дорого глядеть на наших солдатиков, уроженцев южных губерний, оглашающих своими песнями долины Дашичао и Хайчена.
Песни эти подхватывает эхо гор и, думается нам, долети их отзвуки до японцев, они устрашились бы их более, чем трескотни батарей и свиста пуль.
То поёт Русь могучая, непобедимая.
В них слышна та сила русской земли, из которой черпал свою непреодолимую мощь легендарный русский богатырь.
Эти мысли пришли мне в голову, когда вчера в Хайчене я в обществе офицеров на перроне станции беседовал за чаем, под звуки лихих солдатских песен.
Да простит мне дорогой читатель это маленькое отступление, вырвавшееся прямо из сердца.
Продолжаю далее передавать соображения знатоков военного дела о близком будущем, ожидающем японцев.
Потери их на море и успешные действия наших, порт-артурской и, в особенности, владивостокской эскадр, лишат их в конце концов возможности получить подкрепления и продовольствие и тогда положение их станет положительно безвыходным.
Один из офицеров генерального штаба сделал в разговоре со мной несколько смелое, но не лишённое некоторых оснований сравнение настоящей войны с войною англо-бурской, конечно, не по мотивам её возникновения и не по образу наших действий, а лишь по её начальным перипетиям и несомненному исходу.
- Тем более, - заметил я, - что для японцев эта война борьба за существование. Им ведь тесно жить.
Но тут вмешался в разговор человек, уже десять лет изучающий положение на Дальнем Востоке, отношения России к Китаю и Японию, а также политические взгляды других правительств на этот "новый восточный вопрос".
- Вы высказываете мнение, - сказал он, мне, - очень распространённое, принимаемое всеми на веру, но увы, совершенно неверное.
- Как так?
- Да очень просто. У японцев очень много совершенно незаселённых и малозаселённых островов, годных для земледельческой культуры. Статистику этих пустопорожних земель по поручению японского правительства составил несколько лет тому назад профессор земледельческого института в Токио - Сако. Он был в Маньчжурии, и я лично беседовал об этом с ним.
- Какой же импульс толкнул японцев на эту войну?
- Воинственность и жадность - качества, лежащие в характера этого народа. Вся его история - это история непрерывной войны. Сначала они дрались между собою - вели страшные междоусобные войны, партия микадо боролась с партией "сёгуна", военного диктатора и, наконец, последний был побеждён в конце первой половины прошлого столетия. Тогда Япония стала снова тратить все свои средства на вооружение, на приготовление к войне с Китаем; готовилась она долго, почти сорок лет и наконец объявила ему войну в 1894 году. Цель войны была завладеть Кореей и Ляодунским полуостровом, и причина совсем не отсутствие земли, а желание сделать из апатичных и покорных корейцев рабов. Европа, как известно, не допустила этого. Русские заняли Ляодунский полуостров и временно Маньчжурию. Японцы снова начали готовиться к войне уже с Россией, напрягая все свои силы в ущерб экономическому состоянию страны и наконец в конце января нынешнего года бросились в эту опасную авантюру. Если хотите, то эта война действительно является для японцев борьбой за существование, но в другом смысле.
- В каком же?
- Япония уже теперь находится в экономическом рабстве у Англии и Америки: займы, сделанные ею у этих государств, обеспечиваются железными дорогами и таможенными доходами, у Японии осталась только территория. Побеждённая Россией, - а что она будет побеждена, в этом едва ли есть у кого сомнение, - попадёт под протекторат Англии и будет низведена до положения третьестепенного государства; японцы будут служить для Англии наёмными войсками, как служили когда-то Европе швейцарцы.
Такова роковая судьба Японии по мнению этого политического деятеля, всесторонне изучившего Дальний Восток.
XVI. Положение воюющих сторон В Ляояне говорят об отступлении японцев со всех перевалов.
Все их наступательные движения были лишь демонстрациями для прикрытия этого отступления.
Такой же демонстрацией является и их движение в настоящее время на Ляоян, где мы поэтому сидим совершенно спокойно, но нельзя сказать чтобы удобно.
Пять дней сплошных ливней сделали то, что Ляоян "всплыл как Тритон" [А. С. Пушкин "Медный всадник". Прим. ред.], но всплыл в жидкой грязи.
Ходить даже в больших сапогах немыслимо, надо ездить верхом, но так как и для лошадей подобное передвижение страшно мучительно, то жалея животное, приходится не жалеть человека и ездить на рикшах.
Вообразите себе такую картину.
Два полуголых китайца, буквально по колено в грязи, везут седока в колясочке на больших и тонких колёсах, которые как-то ухитряются катиться, несмотря на то что гряз достигает до оси.
Рикши обливаются потом, издающим специфический отвратительный запах смеси бобового масла и черемши.
Я писал уже о первом моем впечатлении езды на людях.
Это впечатление мною формулировалось словом: жалость.
Теперь это чувство прошло, и я спокойно сижу в колясочке, тем более, что такая прогулка, по невозможности ходить пешком и из нежелания в конец заморить дорого стоящую лошадь, обходится далеко недёшево.
У китайцев с водворением русских развились колоссальные аппетиты и за конец проезда на рикше надо платить рубль, да ещё с перспективой услышать:
- Мало, капитан, мало...
Но тут уже прибавка обыкновенно идёт при красноречивом участии нагайки - в руках её иметь здесь необходимо - и китайцы успокаиваются.
Начались ли теперь действительно "периодические дожди" или нет?
Этот вопрос многими китайцами и здешними старожилами решается различно.
- Для периодических дождей, - говорят одни, - как будто слишком рано, а впрочем, может быть вследствие войны и вызванного орудийными выстрелами сотрясения атмосферы дожди и начались ранее.
Другие утверждают, что это последнее обстоятельство и есть единственная причина настоящих дождей, и что "периодические" ещё впереди.
Если это так, то остаётся только воскликнуть: "Благодарю, не ожидал".
Но вернёмся к японцам, которым эти дожди оказали плохую услугу.
Они страшно затруднили их движение с тяжёлыми осадными орудиями и ещё более ухудшили их и без того незавидное положение.
А что положение их незавидно, они видимо сами это поняли.
Этим и объясняется их отступление.
При постепенном притоке к нам свежих сил, японцы, перенёсшие свою операционную линию на Порт-Артур, рисковали быть запертыми на Квантунском полуострове "как в бутылке", по удачному выражению одного военного писателя.
Потому-то они и стремятся стянуть свои войска к Фынхуанчену, перебросив таким образом снова свою операционную линию в Корею.
Нельзя не отдать справедливость - её надо отдавать и врагу - что план этот не лишён глубокого военного соображения.
При нашем движении на выручку Порт-Артура, они могут напасть на нас с востока, а в случае действий прямо против соединённых армий Оку и Куроки, они могут уйти в Корею, конечно, если им в этом не помешают, и оттуда их придётся выбивать.
Как бы то ни было, но общее мнение продолжает оставаться таким же, каким я излагал его и раньше.
Война вступает в новый фазис. Переживается кризис, благоприятный для нас. Новая диверсия, предпринятая неприятелем, едва ли может не только спасти его от поражения, но даже сделать войну более продолжительной.
Это общий приговор, который слышится повсюду.
Командующий армией переехал со своим штабом снова в Дашичао и, верный своему девизу: "терпение, терпение", выжидает момента, чтобы одним ударом сломить кичливого врага.
И он будет сломлен.
Мнимые победы японцев, о которых трубят как японские, так и американские и английские газеты известного пошиба, таковы, о которых можно повторить древнее изречение: "ещё одна такая победа, и я останусь без войска" [т.н. Пиррова победа].
Простой подсчёт говорит это.
На каждого раненого русского приходится не менее трёх раненых и убитых японцев.
И несмотря на это, они, ослеплённые жаждой победы, до последнего времени продолжали наступать, рискуя истребить всю свою армию.
Чем могут кичиться они?
Боем под Тюренченом.
Но там два русских полка и две батареи два дня выдерживали штурм трёх дивизий и пятидесяти орудий.
Разве это победа?
И сколько тысяч жертв стоила она им!
А Чзиньчжоуские высоты взятые ценою истребления целых полков.
Разве это тоже называется победою?
Успех при Вафангоу, успех случая, так как японцы едва не потерпели полное поражение, уже совсем не может идти в счёт.
Что же остаётся?
Быть может издалека, из Петербурга, для глаз невоенных людей, это и кажется чем-нибудь, как плохо нарисованная декорация, но здесь, вблизи слишком видна неискусная размалёвка.
Встретился с одним из участников дела у Айньямыня 9 июня, передавшим мне некоторые его небезынтересные подробности.
Началось с того, что наш конный авангард вытеснил японцев из траншей передовой позиции.
Четыре конно-горных орудия пограничной стражи метким огнём преследовали отходящие цепи и сомкнутые части японцев.
Последние не вынесли напора и стали очищать последовательно ряды траншей на протяжении 3-4 вёрст.
Дело продолжалось с переменным успехом, и в седьмом часу вечера японцы перешли в наступление силою одного батальона, но две роты стрелков и спешенная сотня под начальством штаб-ротмистра Цедерберга опрокинули неприятеля и обратили его в полное бегство.
Поздним вечером бой прекратился и наш отряд отошёл в Саймадзы, оставив на перевалах охраняющие части.
В деле этом были ранены подполковник Ромейко-Гурко и подъесаул Гофман, контужены подполковник Яковлев, есаул Нератов, подъесаул Николаев, подпоручик Шидловский и 53 нижних чина.
Убитых офицеров не было.
Нижних чинов убито 43.
С 12 июня японцы стали наступать по ляоянской дороге против отряда генерала Ренненкампфа и 13 заняли Саймадзы.
14 июня у Сеньючена между нашей конницей и передовыми отрядами японцев завязался горячий бой, после которого, японцы обстреливали санитарный поезд в пяти верстах от Сеньючена.
Я виделся с поручиком Завадским, бывшим на этом поезде машинистом.
Бравый офицер уже не раз ставится судьбою в рискованные, чтобы не сказать более, положения.
Он же вёл поезд, на котором подполковник Спиридонов провёз артиллерийские снаряды в Порт-Артур по линии железной дороги, занятой японцами.
- Это первый случай, - сказал он мне, - чтобы японцы стреляли в санитарный поезд артиллерийскими снарядами... Ружейным огнём они обстреливают их довольно часто... Но это пустяки... Нижние части вагонов бронированы, а пули именно летят по низу... Со шрапнелями и гранатами вопрос другой... Попади одна из них в паровоз, и весь поезд был бы взорван... Я дал, когда сёстры собрали раненых, задний ход и пустил скоростью семьдесят вёрст в час... Снаряды и пули так и осыпали его с обеих сторон... Моя будка качалась из стороны в сторону, свисток попортился и всё время протяжно и заунывно гудел...
- Ваши личные впечатления?
- Как вам сказать? В них трудно разобраться... После того, как всё кончится, кажется, что пережил какие-то очень тяжёлые, но трудноуловимые мгновения... Я помню только, что у меня было ощущение игрока в азартную и большую игру, когда ставка составляет крупный куш, когда поставлены последние деньги и он думает: "дана" или "бита". Тоже думал и я, следя за падающими снарядами. "Куда попадёт?" "Пан или пропал?" Слава Богу, оказалось, что карта, на которую была поставлена не только моя жизнь, но и жизнь десятков людей, была "дана".
Всё это мой собеседник рассказывал так безыскусственно просто, как будто дело шло действительно о вчерашней крупной игре в клубе, и ему повезло.
А между чем ставкой в этой игре была жизнь.
Но здесь "жизнь", видимо, попала под общую переоценку ценностей и стоит очень мало.
В цене только "долг".
И надо отдать справедливость офицерам и нижним чинам - этой ценностью, они не поступятся.
За последние дни незначительные, сравнительно, стычки с японцами происходили в окрестностях Далинского перевала, на северной дороге из Сюяна в Гайчжоу и у Сяхотана.
Самое серьёзное нападение японцев 14 июня на войска, отошедшие в Титхе, было отбито со значительным уроном для неприятеля.
Вчера и сегодня никаких известий с передовых позиций нет, хотя в то время, когда я пишу эти строки в Ляояне, до меня доносится гул артиллерийских снарядов.
Новое ли это дело, или же учебная стрельба нашей артиллерии - неизвестно!
Многие офицеры утверждают последнее, по характеру доносящихся залпов.
Кто знает?
XVII. Осторожность японцев Китайцы служат японцам, особенно хунхузы, которых они организовали в правильные шайки... Они шныряют повсюду, у деревни Саймадзы, например, их масса... Какою ворожбою успели влезть японцы в сердце китайцев - неизвестно... Несомненно одно, что они, не тратя на них безумных денег, как мы, умеют с ними обращаться и достигают лучших результатов. Оно и понятно. Тут главную роль, конечно, играет родственность рас.
Заговорив о организации, нельзя не отметит, что наряду с прекрасно поставленной в нынешнюю войну санитарной частью, о чём я уже писал, образцово организована и та часть, которая была "притчей во языцах" в минувшие войны - интендантская.
Учреждённые не так давно в Петербурге интендантские курсы дали уже комплект знающих офицеров, и армия на театре русско-японской войны делают все закупки сама.
Продовольствие армий обеспечено надолго вперёд.
Сегодня разговорился с офицером из отряда генерала Самсонова - очевидцем и участником боя под Сеньюченом 14 июня.
Мой собеседник восторженно отзывается о командирах участвовавших в бою частей пограничной стражи и пехоты: полковнике Чевякинском, ротмистрах Вестермарке и Якимовском.
Во время этого дела был убит штаб-ротмистр гродненского гусарского полка Третьяков, известный московский спортсмен, небезызвестный и в Петербурге.
Покойный вместе со своим вестовым отправился на разведку в близлежащую деревню и наткнулся, единственно по своей близорукости, на отряд японцев.
- Назад, ваше благородие, - крикнул вестовой, тоже гусар гродненского полка, прибывший вместе со своим офицером в действующую армию по их собственному желанию.
Они повернули, но японцы дали по ним залп.
Вестовой был тяжело ранен, но усидел на седле, а Третьков упал, как утверждает вестовой, - поражённый насмерть.
Вестовой его умер от ран, рассказавши подробности рокового случая со штаб-ротмистром.
Интересен, достоин исторического увековечения был эпизод доклада бравого корнета Мейера генералу Самсонову о ходе дела уже после сражения, которое продолжалось около четырёх часов.
Сделав обстоятельное объяснение всех мельчайших деталей боя, корнет Мейер закончил свой доклад словами:
- Честь имею доложить вашему превосходительству, что я ранен двумя пулями...
Он покачнулся на седле и без чувств упал на руки подхвативших его нижних чинов.
Как это величественно просто!
По счастью, говорят, раны этого доблестного офицера не опасны.
Обморок произошёл лишь от сильной потери крови.
Шедший в течении пяти дней непрерывный ливень должен был временно приостановить военные действия, испортив дороги, превратив маленькие горные речки в бурные потоки и образовав в долинах гор глубокие озёра и затруднив передвижение войск.
Так и случилось.
Двухдневный перерыв, когда снова блестело и жгло южно-маньчжурское солнце, не поправил дела, дав лишь возможность подневольным обитателям Ляояна пробираться среди грязи по просохшим тропочкам.
Аборигены, т. е. китайцы продолжают шагать по самым жидко-грязным местам с таким выражением на лице, как будто это доставляет им большое удовольствие.
Грязь - это пятая китайская стихия и, как кажется, самая любимая подданными Небесной империи.
Сегодня снова с утра дождливо при 20 градусах по Цельсию.
На юге и востоке происходят незначительные стычки передовых отрядов.
Стычки эти интересны как маленькие, но красноречивые иллюстрации японской тактики и знания ими в совершенстве условий местности, где они воюют.
Вообще тактика японцев построена, кроме различных хитроумных комбинаций, на их национальной игре, называемой "джиу-джитсу", в которой слабый должен победить сильного.
Это достигается путём изворотливости со стороны слабого, который должен утомить, обессилить сильного, и таким образом, сохранив свои силы, одержать над ним верх.
По отзывам всех участвовавших в делах офицеров, этот принцип игры "джиу-джитсу", что собственно в переводе значит "осторожность", японцы применяют всегда и везде.
Они никогда не берут позиций с боя, а занимают лишь оставленные нами позиции и то с большими предосторожностями.
Сначала ими посылаются китайцы, которые обшаривают по кустам и затем доносят японцам, которые высылают несколько человек разведчиков и, уже только убедившись, что позиция свободна, двигаются к ней и занимают её всем отрядом.
- Но причём же тут китайцы, подданные нейтрального государства? - спросил я.
Мой собеседник улыбнулся.
- Китайцы, во-первых, у японцев на службе, а во-вторых, всё местное население обязано содействовать им под угрозой "кантами", т. е. лишения головы. И они служат им верой и правдой. Такой уже народ, их не проймёшь гуманным обращением...
Японцы их держат в струне, а нам за добро они платят злом...
В заключение несколько слов по поводу войска, пронёсшего на себе все тягости китайского похода 1900 года, и теперь выносящего на своих плечах тяжёлое бремя войны.
Это войско - забайкальские казаки, все поголовно от старого до малого находящиеся в действующей армии.
Они бросили свои дома, свои семьи и пошли на защиту царя и отечества.
Было бы далеко не лишним со стороны русских людей придти к ним на помощь...
О них просто забыли.
Я уверен, что это напоминание не пройдёт бесследно, и к многочисленным подпискам, которыми истиннорусские люди жертвуют свои щедрые лепты на нужды, вызванные военным временем, прибавится ещё одна подписка: "в пользу семейств забайкальских казаков".
Это будет более чем справедливо!
Посетил оставленные японцами позиции и подивился чисто филигранной работой окопов, которые идут в несколько рядов, один выше другого, с проложенной извивающейся тропинкой, где солдат, идя во весь рост, находится всё-таки под прикрытием от пуль.
Через протекающий ручеёк сделан изящный мостик в японском вкусе.
Всё вместе напоминает театральную декорацию.
Великие мастаки японцы на мелкие дела!
Они предусматривают все мелочи и тратят, видимо, время на многое совершенно излишнее в военное время, чем и объясняется сравнительная медленность их движения.
- Будь они действительно так искусны в военном деле, - сказал мне на днях один почтенный генерал, - они бы давно уже были у Харбина, и мы не сидели бы с вами здесь в ляоянском саду.
- Но они близко отсюда...
- Недалеко, в тридцати верстах всего, но ввиду дождей их задерживает разлившаяся река Тайцзыхе, по которой нет броду и которой течение так быстро, что нельзя устроит понтонного моста... Его снесёт.
Последние два дня в Ляояне распространился слух, что будто бы японцы обходят наш тыл и идут на Мукден.
Многие трусливые люди собирались даже уезжать в Харбин, а иные даже это и сделали.
Слух этот и теперь передаётся из уст в уста, и даже определяется число идущих на Мукден японцев - 20.000.
Конечно, это явная нелепость, и японцы слишком осторожны, чтобы решиться на такой гибельный для такого немногочисленного корпуса шаг.
Это значит отдать его бесцельно на жертву.
Все это понимают, но почти все верят кем-то пущенной нелепой сказке, и она волнует город.
- Мы будем отрезаны... Появятся хунхузы, восстанут китайцы... - рисуют себе мирные жители разные страхи.
Всё это объясняется нервным напряжённым состоянием военного времени.
О хунхузах, между тем, и слыхом не слыхать, китайцы мирно купаются в грязи, напрягая все усилия своего китайского ума исключительно на придумывание способов содрать с тароватых русских втрое, вчетверо, вдесятеро дороже за продаваемую вещь или тот или другой товар... Не уступают им в этом стремлении и другие собравшийся сюда, как вороны на падаль, тёмный люд, греки, грузины, армяне, пооткрывавшие здесь разные вертепы под громким прозвищем гостиниц "Париж", "Интернациональ", "Полтава" и проч.
Да не подумает дорогой читатель, что эти гостиницы имеют какое-либо даже отдалённое сходство не только с европейскими, но и с постоялыми дворами захолустных уездных городов.
Даже последние перед ним дворцы.
Это те же китайские "фанзы", из которых лицевая - отведена под ресторан, а надворные разделены дощатыми перегородками на клетушки, именуемые номерами.
Стены такого номера или выбелены извёсткой или оклеены грошовыми обоями.
Вход в каждый номер в дверь со двора, полного разной грязи и навоза, двора, исполняющего роль и отхожего места.
На дворе около стоящих лошадей копошатся вонючие китайцы.
Можете вообразить, какой здесь воздух!
И за такой номер взимается от 4 до 7 рублей в сутки.
Гостиницы эти помещаются в самом городе и около города и в пригороде, лежащем между станцией Ляоян, вокруг которой расположен железнодорожный и военный посёлок, и самим городом.
В городе и пригороде страшная вонь и неопрятность.
То и дело попадаются голые до пояса китайцы, ищущие в своих далеко не первой свежести рубахах беспокоящих их насекомых.
Бегут потные, за версту пахнувшие отвратительной смесью черемши, бобового масла и пота рикши.
Тянутся, еле выворачивая колесо из грязи, тяжёлые арбы, запряжённые волами или мулами, обыкновенно тремя или пятью, причём впереди идёт один, а сзади запряжена пара или две пары животных, смотря по количеству груза, положенного в арбу.
Первый, видимо, исполняет должность коренника.
На этих арбах идёт подвоз припасов к армии.
Китайцы погоняют животных резким неприятным криком: "ую, ую!"
Тут же то и дело бредут группами наши солдатики.
Иногда встретишь их идущими походным порядком на этап.
Вновь прибывшие дивятся диковиной стране и диковинным людям, бывалые объясняют им.
- С косами, словно девки... - ухмыляется молодой солдатик.
- Такая уж их амуниция... - поясняет более старший.
- Глянь, как по грязи-то шныряют, ровно журавль по болоту...
- Вырос, значит, в грязи, ему и сподручно...
А дождь всё льёт и льёт, мелкий тёплый, раза два-три в день превращающийся в довольно продолжительный ливень.
Каково там, на позициях?
- Но всё же дождь нашему солдатику нипочём, вот японцу так зарез... - говорят вернувшиеся с позиций.
- Что русскому здорово, то японцу смерть! - замечают на это.
И действительно низкорослые, слабосильные японцы тонут десятками, если не сотнями в канавах и рвах, переполнившихся дождевой водой.
- Он и сапог-то носить не умеет... - замечает солдат, - больше за спиной их носит, а сам щеголяет на соломенной подошве с завязочками, или же на деревянных ходульках... По горам в них, говорят, ему способно, ну а в грязь - пропадай...
И это действительно так.
Когда несколько лет тому назад в Японии, охваченной духом милитаризма, хотели провести закон о сокращении срока военной службы, дабы иметь большее количество запасных, против этого восстали офицеры и европейские инструктора.
- Помилуйте, их с год надо только обучать ходить в сапогах...
И эта наука, видимо, им не далась.
На театре военных действий пока тихо.
Дождь, хоть и тёплый, но охладил страсти.
Там и сям происходят лёгкие стычки, но они в счёт не идут, хотя японцам в них сильно достаётся.
Непрестанно настойчиво и усердно бьёт их доблестный генерал Мищенко со своими конными батареями.
Особенно отличился за последнее время взвод конной батареи в бою под Сахотаном.
Наши потери в отряде генерала Мищенко не превышают 50 человек, у японцев убито 600 человек.
И потери японцев почти всегда можно исчислять в такой пропорции сравнительно с нашими.
По словам знатока в военном деле, в настоящее время окончился первый, так сказать подготовительный период войны, период наших тактических отступлений и, надо сознаться, некоторых неудач.
После окончания дождей начнётся второй период - период наступления.
А пока - антракт.
Упомянув о генерале Мищенко, нельзя не отметить того общего о нём среди офицеров мнения, как об одном из выдающихся стратегов нашего времени.
- Он до точности изучил японцев, - говорил мне один из них, - он безошибочно вперёд указывает места, которые они займут на позиции, а также и те места, на которые они отойдут после боя. И всё предсказанное генералом исполняется как по писанному.
С большим и вполне искренним уважением отзываются также о генерале графе Келлере.
Во главе этих и других, выделившихся в настоящую войну вождей, конечно, стоит командующий армией, А. Н. Куропаткин, которого армия, как один человек, любит и в которого верит.
Это последнее чувство даёт большой импульс к бодрому перенесению невзгод военного времени и к уверенному светлому взгляду в будущее.
- Мы ведём очень трудную войну, - сказало мне лицо, близко стоящее к высшим военным сферам.
- Почему вы считаете её очень трудной?
- Главным образом потому, что нам приходится вести её на территории с населением в большинстве не таким, на которое мы могли бы положиться. Кто поручится, что среди шатающихся по линиям железных дорог, на станциях китайцев, нет готовых продать нас японцам. Никто! Большинство китайцев под нашу руку совершают грабежи и этим возбуждают против нас мирное население. Для примера вот случай, о котором мне рассказал только что приехавший из передового отряда офицер.
"Пришли мы, - говорил он мне, - в одну деревню, стали искать по обыкновению спрятанные запасы; знаем, что китайцы зарывают их в земляной пол своих фанз. Вошли в одну из них. Казаки стали щупать ногами пол. В некоторых местах пол оказался рыхлым. Стали рыть и нашли несколько ящиков с женской, богато вышитой одеждой, а также и зерновой хлеб. Хлеб взяли, а остальные ящики, конечно, оставили, не тронув ничего. Позвали стариков, стороживших оставленную жителями деревню, заплатили щедро за хлеб и ушли. Случайно через несколько часов нам пришлось вернуться в ту же деревню; поглядели - ящиков и след простыл. Ясно, что стащили те же старики-китайцы, обыкновенно самые отчаянные, оставленные сторожить деревню, а хозяевам скажут, что ограбили русские. И им поверят. Таким способом растёт неприязненное к нам чувство, подогреваемое ещё рассказами японцев".
А японцы клеветать мастера. Они, впрочем, считают на войне все средства позволительными.
Взять бы хоть фальшивые русские кредитные билеты.
На улицах Ляояна, для предупреждения населения, выставлены в рамках за стеклом фальшивые рубли, которые японцы ещё перед войной с Россией выпустили в большом количестве в Маньчжурии.
Кредитные рубли, надо отдать справедливость, подделаны очень тщательно.
Они гуляют по Маньчжурии, и я не поручусь, что и у меня в бумажнике нет рубля японского производства.
XVIII. Японские планы Японцы отступают.
Отступление их идёт медленно, видимо систематически.
Нашей разведкой установлено, что 19 июня на южном фронте нашей армии японцы отошли на линию Хаофан-Бацзядзы-Вафангоу, селение, находящееся в 44 верстах на северо-восток от Сеньючена.
20 июня, в 3 часа дня произошёл бой между конным отрядом генерала Самсонова, двинувшегося из Сямадзы к Баосидзаю, и передовыми отрядами японцев.
Встреча произошла к северо-западу от Дуншхецзы.
Грозную картину представляла наша конная батарея, въехавшая галопом, в идеальном смотровом порядке, на позицию у Баосичжая.
Въезд батареи прикрывали спешенные драгуны и пограничники под огнём неприятельских пулемётов, т. е. прямо под свинцовым дождём.
Но вот зарокотали наши орудия, и японцы быстро отчистили свои позиции и в беспорядке, почти в бегстве отступили к Сеньючену.
Генерал Самсонов приказал преследовать противника, что наша доблестная конница и исполнила на протяжении шести вёрст до позиции, оказавшейся сильно укреплённой.
Эта позиция находится на север от Сеньючена.
В других пунктах расположения наших и японских войск происходили за это время незначительные стычки, причём наши потери сравнительно с потерями противника ничтожны.
Любопытно, что потери японцев даже в незначительных стычках почти вдвое, а иногда и более превышают наши потери.
Тройная разведка, сделанная нами по направлению на Далинский перевал, а именно на Тоначау, Сяокушан и Ленафан дала хороший результат.
Оказалось, что японцы под огнём охотничьей команды 5 стрелковой дивизии отступили с довольно значительными потерями.
Кроме того охотники обнаружили с высоты Танваншина, что Далинский перевал противн 
| |
| Просмотров: 405 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры