Короленко Владимир Галактионович - Дневник (1917-1921)

е изделия - лишь ничтожная часть того, что было изъято людьми Гроссберга в результате "муниципализации". В ходе проведенного изъятия ценностей в системе торговли работники "Горпродукта" и их родственники так "озолотились", что Госконтроль вынужден был (под давлением московских рабочих) провести в начале 1919 года ревизию "Горпродукта". Результаты оказались чудовищными: описи на изъятые товары и ценности не составлялись, учет денежных средств не велся, все изъятое зачастую развозилось по квартирам, то есть разворовывалось. Как отмечалось в акте ревизии: муниципализация "не имеет признаков организованного общественного дела, а скорее напоминает какой-то погром". Далее в акте указывалось, что "какие угодно хищения могли иметь место... Ущерб, причиненный народному имуществу, невозможно определить", так как руководители мероприятия смотрели на народное достояние как на собственное предприятие". Гроссберг и его ближайшие помощники (Голендер, Шумлинский и др.) совершили бесчисленное число хищений и злоупотреблений. Так, путем подложных записей, Гроссберг присвоил себе "единственную по ценности и известную всей Москве (и даже Европе) соболью ротонду Ушковой за 400 руб., в то время как действительная ее стоимость составляла свыше двухсот тыс. руб.". Ротонда эта, "представлявшая собой экземпляр единственный и составлявшая государственное сокровище", была переделана Гроссбергом в мужскую шубу, в которой он и разъезжал по Москве, "руководя" муниципализацией торговли. Более того, было установлено, что, в то время как население Москвы голодало, работники Горпродукта, их родственники и знакомые (в подавляющем большинстве люде не русского происхождения) имели собственную систему снабжения и "купались в масле". Как отмечалось в докладе комиссии, "Горпродукт обратился в частный орган самоснабжения, совершенно не считавшийся с обносившимся и измученным населением, брошенным на произвол судьбы".

   Характерно, что Л. Б. Каменев полностью стал на сторону Гроссберга, а председатель МЧК Бреслав арестовал проводивших ревизию московских рабочих-коммунистов, объявив их "белогвардейцами и контрреволюционерами"! Тяжба по делу Горпродукта продолжалась несколько месяцев, и в нее были втянуты высшие руководители государства (Аванесов, Дзержинский, Сталин, Ленин). В результате Гроссберг и его "команда" были преданы суду. Но это, быть может, единственное судебное дело подобного рода, закончившееся более или менее справедливо... Но богатства уже были разворованы!

   ⁴⁵ Сам Я. Н. Дробнис так описывал этот случай в своей автобиографии: "За время гражданской войны я был под угрозой расстрела 4 раза... В 4-й раз, как председатель Полтавского исполкома, я был захвачен бандитами, на ст. Ковяга Харьковской губ. Был жестоко избит и брошен в погреб, как заложник. Энергичным наступлением членом Реввоенсовета Южного фронта Берзина я был спасен..."

   ⁴⁶ О роли Винниченко в создании "самостийной" Украины прекрасно написал Михаил Булгаков в романе "Белая гвардия".

   ⁴⁷ В мае 1926 года Петлюра был убит. Вот как об этом писала парижская газета "Последние новости" (No 1990, 26 мая), издаваемая П. Н. Милюковым, озаглавившая свое сообщение ярким заголовком: "Убит С. В. Петлюра". В сообщении говорилось:

   "Вчера в Париже убит Петлюра. Убийца выпустил в Петлюру 6 пуль. Петлюра, тяжело раненный, был доставлен агентом полиции в госпиталь Шаритэ, где он через несколько минут скончался. Убийца задержан.

   Личность убийцы Петлюры установлена. Он - еврей, выходец из России, родившийся в Смоленске, Самуил Шварцборд.

   На допросе Шварцборд заявил, что он отомстил Петлюре за жестокости, которые тот чинил над евреями, в частности, за убийство его родителей.

   Шварцборд не выражает никакого сожаления по поводу совершенного им преступления. "Я убил убийцу, - говорит он. - Я отомстил за замученных евреев Украины - и убил его как собаку".

   Поймавшие Шварцборда люди чуть было не растерзали его. Полиция вырвала его из рук толпы".

   31 мая 1926 года эта газета так сообщала о похоронах Петлюры:

   "Пышные похороны, при большом стечении народа - украинцев. Большинство делегаций - от всевозможных организаций, - прибыло с венками, перевитыми желто-голубыми лентами... Всеобщее внимание обратили на себя два венка с красными лентами. Первый от украинских социалистов во Франции с надписью: "Вождю за освобождение украинского трудового народа", и второй - от украинской социал-демократической рабочей партии: "Революционеру и демократу Петлюре".

   Похороны шли на кладбище Монпарнас".

   Убийца был судом оправдан и выпущен на свободу.

   ⁴⁸ Батюшков Федор Дмитриевич (1857-1920), писатель, историк литературы и критик, друг В. Г. Короленко. Внучатый племянник великого поэта К. Н. Батюшкова. Преподавал в Петербургском ун-те и на Высших женских курсах историю французской, итальянской и др. литератур. Был знатоком редких старых европейских языков. Редактировал журнал "Мир Божий" (1902-1906). Наиболее значительные его работы: "Сага о Финибоге Сильном" (1885); "Сказание о споре души с телом в средневековой литературе" (1891); "Энциклопедия романской филологии" (1886); "Женские типы в трагедиях Расина" (1896); "Комедия Мольера "Школа жен" (1891); "Корнелев "Сид". Историко-литерат. анализ пьесы" (1895); "Критические статьи и заметки", ч. 1-2 (1900-1902); "Пушкин и Расин" (1900); "История западной литературы (1800-1910)". Ред. 1912-1917; "Принципы художественного перевода" (1920); "Западная литература накануне XIX в." (Изд. 1924 г.).

   Свои статьи, в том числе и о творчестве В. Г. Короленко, Ф. Д. Батюшков печатал во многих журналах. В 1922 году в издательстве "Задруга" вышла его книга "В. Г. Короленко, как человек и писатель".

   ⁴⁹ Об этом осталось следующее свидетельство А. И. Куприна: "Последняя моя встреча с Ф. Д. была в конце девятнадцатого года, на углу Садовой и Инженерной. Он шел в Публичную библиотеку и остановился взять с лотка полугнилое яблоко. Я спросил - зачем? "Это мой завтрак..." Он умер от истощения" (Памятная книжка. "Общее дело", 1921, No 200).

   ⁵⁰ Ашешов Николай Петрович (1866-1923), публицист и литературный критик. В 1894-1895 гг. редактировал "Самарскую газету", в 1896-1897 гг. был редактором "Нижегородского листка". В письме к Горькому от 7 августа 1895 г. Короленко писал: "С Ашешовым я был знаком и ранее, теперь познакомился ближе. Он мне очень нравится..."

   ⁵¹ Махди Суданский Мухаммед Ахмет (1844-1885), вождь освободительного движения народов Восточного Судана, начавшегося в 1881 г. ("восстание махдистов"). В 1883 г. он разбил наголову английские войска, а в 1885 г. взял Хартум. В ходе восстания возникло независимое государство. Но в 1896 г. английские войска возобновили военные действия, и в 1898 г. армия махдистов потерпела сокрушительное поражение. Судан был превращен в английскую колонию. Но восстания (под знаменем легендарного Махди) против колонизаторов продолжались и в последующие годы, вплоть до 1956 г., когда Судан завоевал независимость.

   ⁵² О палачах ЧК см.: С. П. Мельгунов. Красный террор в России. Главы: "Цинизм в казни", "Истязания и пытки", "Разнузданность палачей".

   ⁵³ Хатки - деревня Миргородского уезда. Здесь (в 1903 г.) В. Г. Короленко приобрел участок усадебной земли, на котором был выстроен небольшой деревянный дом, где семья писателя жила в летние месяцы.

   ⁵⁴ Богданович Ангел Иванович (1860-1907), публицист и критик, редактор журнала "Мир Божий" (1894-1906). Познакомился с В. Г. Короленко в Н. Новгороде и после этого стал печататься в ряде изданий. С 1893 г. сотрудничал с журналом "Русское богатство".

   ⁵⁵ Крюков Федор Дмитриевич (1870-1920), писатель и общественный деятель. Известен своими рассказами и очерками о донском казачестве. Ему ошибочно приписывалось авторство "Тихого Дона".

   ⁵⁶ Ложные сообщения о смерти тех или иных людей в гражданскую войну были явлением довольно частым. В то время расстреляли в Крыму сына Шмелева, и отец после этого не хотел жить. Лишь через несколько лет он "пришел в себя" и написал о гражданской войне страшную правду. Продолжавшаяся трагедия России жгла сердце русскому писателю, и он снова и снова возвращался к чудовищным событиям тех лет, о которых повествует и Короленко в своем дневнике. "Еврейский вопрос" при этом неизбежно "всплывает" у каждого писателя - очевидца тех страшных событий. Вот как описал Шмелев один из эпизодов своей крымской эпопеи в письме к А. В. Амфитеатрову от 17 ноября 1928 года: "Им всем будет горе, когда Россия встанет... рядятся во "врагов" большевизма... а сами пляшут в душе! Как плясали их сородичи в Симферополе, в Пурим, - сам видал! - когда на улицах в 1921 г. корчились умирающие с голода, а за решетками подвала бледные лица наших мальчиков смотрели с тоской и смертью... О, я видел! И не забуду никогда, до смерти не забуду, как ликовал Израиль! Тридцать жидов и жидовок, девушек и юношей, с голыми руками, в хитонах плясали под восточный мотив за витриной опустошенной кондитерской, на глазах умирающих... плясали под скрипки и ели... белый хлеб с колбасой и маслом... на глазах! И это называлось - вывеска была! - советская школа ритмического танца! Это был танец на трупах наших, наших! И... камионы вывозили за город расстрелянных, и тысячи, да, ты-ся-чи детей, мертвых - этих русских и татарских поросят! Я сам видел, и мое "Солнце" еще помертвело бы... Но рука остановилась. Но - она напишет и напечатает! Это будет несколько пострашней "Панорамы"..." ("Слово", 1992, No 11-12, с. 65).

   Читая эти строки, невольно думаешь: мало, очень мало мы знаем о тех страшных годах...

   ⁵⁷ О Малышеве и Жебуневе см. на с. 128.

   ⁵⁸ Видимо, речь идет об одном из братьев семьи Косиоров: о Станиславе Викентьевиче (1889-1939) или об Иосифе Викентьевиче (1893-1937) - известных политических деятелях.

   ⁵⁹ В. Г. Короленко действительно в некоторой степени наивен, но только в иной плоскости. Он постоянно подчеркивает, что большевики действуют так же, как действовали царские власти, что красный и белый террор примерно равновелики (точнее, равно ужасны) и т. д. Именно в этом и состояла "наивность" писателя. По этому поводу очень сильно и аргументированно высказался С. П. Мельгунов в своей работе "Красный террор в России". Отмечая большие заслуги В. Г. Короленко в раскрытии темных сторон самодержавия (речь шла о "Бытовом явлении" - рассказе о "смертниках"), Мельгунов подчеркивает: "По сравнению с нашими днями эпоха "Бытового явления" даже не бледная копия" (с. 4). И далее, рассматривая "красный" и "белый" террор, он делает исключительно важное заключение: "Я не избегаю характеристики "белого террора"... Я допускаю, что мы можем зарегистрировать здесь факты не менее ужасные... [Но] нельзя пролить более человеческой крови, чем это сделали большевики; нельзя себе представить более циничной формы, чем та, в которую облечен большевистский террор. Это система, нашедшая своих идеологов: это система планомерного проведения в жизнь насилия, это такой открытый апофеоз убийства как орудия власти, до которого не доходила еще ни одна власть в мире" (выделено мною.- В. Л.).

   К сожалению, В. Г. Короленко до этого понимания природы красного террора не дошел. Не "фальшивые шаги" делали большевики, а планомерно уничтожали лучшую часть русского народа, чтобы без помех править остальной его частью (что, кстати, и было сделано).

   ⁶⁰ Венгеров Семен Афанасьевич (1855-1920), историк литературы и библиограф, составитель многотомных биографических и библиографических словарей, автор сочинений о творчестве К. С. Аксакова, В. Г. Белинского, И. А. Гончарова, Н. В. Гоголя.

   ⁶¹ Капнист Н. Р., бывший член Полтавской губернской земской управы.

   ⁶² Горбунов-Посадов Иван Иванович (1864-1940), педагог, издатель, последователь Л. Н. Толстого. Один из основателей и руководителей книгоиздательства "Посредник" (1897-1925). Автор "Азбуки-картинки". В 1920 г. жил в Полтаве.

   ⁶³ См. соч. В. Г. Короленко "В голодный год".

  

  

   В ночь с 31-го на 1-е января произошла следующая характерная "коммунистическая шутка". В театре происходила встреча Нового года по новому стилю. Я получил тоже приглашение, но не пошел. Около полуночи вдруг в театр ворвались человек 20 красноармейцев и стали кого-то разыскивать в толпе. Поймали какого-то оборванца и с криками повлекли его на эстраду. Оборванец сопротивлялся, но его втащили на сцену и приставили к стенке, затем произошло приготовление к расстрелу. В публике, среди которой были женщины, а может быть и дети, началась паника и, говорят, истерические крики. В конце концов это оказалась "милая шутка". Расстреливали "Старый год". Из-под лохмотьев оборванца появился бравый моряк, - Новый год!!

   Я думаю, что в этом, вероятно, сразу была видна шутка, но... нельзя не сказать, что даже большевистские шутки не совсем уместны. Но, по первым рассказам, шутка была разыграна слишком натурально.

  

   Вчера, когда мы собирались ложиться, к нам постучали. Сони еще не было. Она еще была на каком-то заседании. Мы ожидали только ее, чтобы лечь. Когда мы впустили стучавшихся, оказалось, что это чекисты. Молодой, довольно интеллигентный человек и несколько солдат. Я сидел за столом и, как это обыкновенно делаю перед сном, раскладывал пассианс. Это успокаивает нервы. Услышав шум, я оглянулся и увидел незнакомцев. Сначала я подумал, что это пришли к Косте товарищи меньшевики, и стал здороваться с ближайшими. Но скоро заметил оружие и прекратил.

   Они спросили, во 1-х, это ли дом No 1-й, а затем - здесь ли живет Рудинский¹. Мы ответили, что дом No 1 здесь, но Рудинский здесь не живет. Тогда они спросили, есть ли во дворе другие квартиры. Тетя² ответила (по неопытности в таких делах), что Рудинские живут в доме в глубине двора, и я не успел предупредить ее и попросить чекистов оставить нас в покое, т[ак] как в нашей квартире никакого Рудинского нет. Они получили нужные им сведения и ушли к Будаговскому, где действительно живет семья Рудинских, украинцев.

   Через некоторое время соседи прислали за Конст[антином] Ивановичем, прося его присутствовать в качестве понятого. Он и вернулся приблизительно к 12-ти часам. По его словам, чекисты вели себя очень деликатно. Прежде это было не так: у обыскиваемых чекисты производили не только обыски, но порой и грабеж. Не вносили в протокол захватываемых вещей, а солдаты порой прямо воровали что попадется под руку. Теперь не то. Большевики разными мерами (порой даже казнями своих агентов) ввели в эту процедуру некоторый порядок. Ляхович выразился, что они вели себя, "как прежде жандармы", пожалуй, на этот раз даже деликатнее. Произведя обыск, они затем объявили ордер: арестовать "независимо от результатов", опечатали вещи и, сказав, что для подробного осмотра явятся завтра, арестовали Рудинских, - брата и двух сестер.

   Таким образом, новый строй достиг при обысках "почти жандармского" совершенства. Но затем - жандармы не имели права расстреливать, а Ч.К. делает это, не стесняясь никакой судебной процедурой, и часто делает совершенно зря, как в отмеченном выше случае Вяткина, бывшего (12 лет назад!) жандарма! Теперь, работая над своими воспоминаниями ("История моего современника"), я имел случай написать главку: "Хороший человек на плохом месте". Этот несомненно хороший человек - Ипполит Павл. Лаптев, тюремщик в В[ышнем] Волочке. Постепенно самодержавие освободилось от "хороших людей" и в тюрьмах водворился режим прямых истязаний. В самые последние годы дело дошло до того, что в Пскове, например, смотрителем был прямой садист, он был музыкант, член псковского музыкального общества, и сам сочинял музыкальные пиесы. Об нем рассказывали, что, когда ему изменяло вдохновение, - он шел в полит[ическую] тюрьму, придирался там к любому предлогу и жестоко сек. А после этого приходил домой и садился за фортепиано. Эта история возмутила даже "консерваторов", и обе псковские газеты (либеральная и консервативная) заговорили об этой истории с возмущением. Попало это и в "Речь". Я тоже написал в "Речи" статью³, на которую появилось возражение в "Правит[ельственном] В[естни]ке"⁴. Официальная газета не могла отрицать фактов. Вместо этого, под видом статьи анонимного автора, они воспользовались клеветой по поводу Филонова⁵. Дескать, г-н Короленко, "ободренный успехом своей агитации в случае с Филоновым, рассчитывает на такой же успех в данном случае" (в этом роде). Я подчеркнул это заступничество госуд[арственного] органа за прямые истязания, а по личному вопросу я предложил этим негодяям повторить клевету в более определенных формах, которые дадут мне возможность в судебном порядке выдвинуть еще раз дело Филонова⁶. Тогда "Правит[ельственный] Вестник" замолчал. А смотритель псковской тюрьмы был переведен на другое место, где, наверное, встретил общее презрение. В скором времени он застрелился.

   Такова была "эволюция" слуг самодержавия. Быть просто гуманным служителем закона считалось недостаточным. Нужно было следовать по пути, указанном Николаем II, поощрявшим погромщиков и черносотенных убийц.

   Понял ли это самый убогий из Романовых, когда сам в далекой Сибири стоял под дулами красноармейцев, таких же ожесточенных, как его слуги-черносотенцы.

   Теперь даже хорошие люди, как Вяткин, за то только, что 12 лет назад были жандармами, расстреливаются. Это уже та же жестокость с другой стороны⁷.

   Разве можно сравнить эту статистику (мрачную, конечно) с миллионами жертв красного террора?! Не говоря уже об уничижительном отношении В. Г. Короленко к императору Николаю II...

  

   Наконец наступил ... {Слово неразборчиво.} Новый год. Прошли даже два Новых года, - по новому и старому стилю. Что-то принесет новый год. Коммунизм по старому стоит за принуждение огромного крестьянского большинства, но вместе с тем недавно провозгласил концессию, т. е. пускает иностранный капитал к делу, от которого устранил русский. Пойдет ли иностр[анный] капитал на этот призыв, который, по-видимому, представляет, даже по признанию самих коммунистов и их правительства - единственный выход для России из теперешнего состояния полной разрухи? Едва ли... Вместе с тем государство берет на себя неисполнимую задачу единого посевного плана. В прошлом году огромная площадь земли осталась незасеянной. В этом должна удвоиться. Большевики надеются "приказом" заменить естественные импульсы, побуждающие людей к тяжкому земельному труду, и при этом они положительно, под видом взаимности между городом и деревней, грабят последнюю реквизициями, а у нас прибавляют к этому еще карательные экспедиции и сожжение целых деревень за бандитизм, к которому деревня выказывает сочувствие.

  

   В Переяславе (нашей губ[ернии]) случилось выдающееся событие, возмутившее даже многих коммунистов. Советские власти, командированные из Полтавы в Переяслав для борьбы с спекуляцией, завели там угрозы расстрелами и... провокации. Сначала угрозами вымогали взятки, потом принимали их, вымогали у других, а теперь собираются судить за это. Заседание коллегии Ч.К. уже было по этому поводу назначено. Расстреляли бы главных, остальных запугали бы, и дело сошло бы обычным порядком, как сходят десятки таких дел. На этот раз, однако, дело сказалось слишком громкое. Оно возмутило даже местных коммунистов (есть и среди них порядочные). Мы с Костей получили все сведения, и я обратился к Раковскому по прямому проводу⁸. При этом я встретил в телеграфе и в других учреждениях общее сочувствие и содействие. Раковский телеграммой в Ч.К. задержал производство этого дела, и есть вероятие, что оно будет передано в револ[юционный] трибунал для гласного разбирательства. На нашей стороне оказалось немало коммунистов, в том числе председатель ревтрибунала Фрегер и Драполюк, заместитель председателя исполкома Порайка, который отправился как раз в Переяславский уезд и там - огласил во всеобщее сведение, что, ввиду спекуляций главным образом керенками, посланные для расследования власти "принуждены были брать взятки", т. е. гнусная провокация признана официально. При этом в собрании коммунистов говорилось открыто, что цифра представленных в казначейство взяток далеко не соответствует цифре действительно данных (дано 5-6 миллионов, представлено только 2 млн. 750 тысяч). Я сначала телеграфировал об этом Раковскому, потом подробно написал в письме, которое пошло вчера с оказией. Порайко сейчас в Харькове. Как-то он объяснит все это?

   Надо заметить, что Переяслав - центр кожевенного производства. Этим промыслом занято более тысячи человек кустарей. Если прибавить торговцев и семьи, занятых этим производством, то число заинтересованных достигнет огромной цифры. И против этих "реальных интересов" выставляются только чисто бюрократические меры и полумифические "советские кожевни". Обуви вообще нет. Надо быть советским служащим, чтобы получить "ордер на кожу". Частным лицам это недоступно. Я каждый день хожу гулять в гор[одской] сад и встречаю там частную учительницу. Она преподает языки и вообще занимается частным преподаванием. Она щеголяет в опорках: одна нога в фантастическом обрывке бывшего когда-то сапога, другая - в лапте!

   Если переяславское дело будет поставлено как следует, то наверное откроется много злоупотреблений, но - будет ли оно поставлено как следует? К. И. Ляхович взял на себя доставить мне и систематизировать весь этот материал. Иначе мне пришлось бы плохо. Я теперь плохой работник в таких спешных и волнующих делах. Сердце у меня приходит в порядок, но меня охватывает какая-то слабость, которая отражается даже в речи⁹. В. Н. Фигнер отмечает то же явление после своего ареста. Голос у нее стал чужой, визгливый, не ее тембра. У нее, конечно, были причины для волнений значительно больше, чем у меня. Но она была в тюрьме, а мне приходится оставаться в тех же волнующих условиях, и они усиливают слабость речи. Фигнер отмечает то же явление у петрашевца Ахшарумова. Он предупреждал это громким чтением, я не догадался своевременно прибегнуть к этому средству.

  

   Вчера я послал (с оказией) письмо Раковскому о переяславской провокации¹⁰. Сегодня написал (завтра посылаю) письмо об арестах украинцев¹¹. Большевики обвиняют и деревню и украинскую интеллигенцию (даже боротьбистов, т. е. украинских коммунистов) в ненависти к советской власти. А между тем теперь в России нет уже другой власти, кроме той, которая продолжает все разрушать. Теперь уже становятся железные дороги. Вчера некто Кривицкий отправился в Москву (кажется, от профсоюза). Доехал только до Харькова. Оттуда вернулся на лошадях. Ночевал по деревням. Говорит о растущей ненависти сельского населения к большевизму. (Теперь уже к большевизму, а не только к коммунизму)...

  

   Говорят много и даже пишут в советских газетах о больших раздорах среди коммунистической партии, которая разделилась на "троцкистов" и "ленинистов". За Троцкого будто бы стоит военная партия, но это едва ли так. По крайней мере, у нас военные за Ленина.

   Ленин утверждает, что у нас "рабочая республика, но с численным преобладанием крестьянства". Кроме того, рабочие сильно подверглись бюрократизации. Это приводит Ленина к отстаиванию профессиональных союзов. Другие утверждают, что ныне правительство рабочих, рабочая диктатура, поэтому защищать интересы рабочих не от кого.

   Сколько лжи! Ленин тоже уже запутался и даже, говорят, раз сказал об одном месте своей речи: "Это я ляпнул!" Кроме того, говорят, он жалуется на усталость и говорит, что все это ему до смерти надоело.

   Как бы то ни было, в господствующей партии начинается какое-то движение, т. е. жизнь. Казалось уже, что все застыло в бюрократических формах. А это была бы настоящая смерть.

  

   Пришло письмо от Володи Туцевича¹². Его зять, Владимир Александрович Мухин, кубанец, б[ывший] полковник, арестован и увезен в Харьков. Он просит похлопотать. Я принялся за письмо к Раковскому, когда мне сказали, что меня спрашивает кто-то приехавший от Туцевича. Это оказался сам В. А. Мухин, освобожденный и возвращающийся в Одессу. Все, значит, кончилось благополучно. Мухин (его собственно] по-кубански зовут Муха) пробыл у нас часа три, обедал и рассказывал о своем приключении. Всех десять человек, арестованных с ним вместе, отпустили. Следователь, о котором он отзывается, как о человеке неглупом и симпатичном, заявил прямо, что их арест является идиотством со стороны местных властей. Тем не менее их продержали что-то около 2-3 месяцев в Харькове, и понадобилась "голодовка", чтобы на их дело обратили, наконец, внимание. (Совсем прежние нравы!) Им предоставили удобный поезд, и они возвращаются в Одессу. Все хорошо, что хорошо кончается.

   Мухин, как кубанец, разумеется, относится очень отрицательно к деникинству. Расстрел членов рады послужил началом развала добров[ольческой] армии: кубанцы сразу отшатнулись. Деникин, по-видимому, был игрушкой в руках реакц[ионных] элементов. "Измена" кубанской рады состояла в том, что они заключили союз с горскими народами. А Мухин объясняет это прямой необходимостью: рядом с Кубанью живут горцы, и кубанцам приходилось полевые работы производить с винтовками наготове. А тут вдобавок - казаков требовали на фронт. Казнь членов рады - жестокая, кровавая бессмыслица. Деникин или не разобрался в этом или был слишком слаб, чтобы противиться. Вообще Деникин уходит в историю далеко не почетным образом.

   Недавно вернулись члены ком. молодежи (коммола) с поездки в столицы. Один из них делится впечатлениями поездки в "Известиях" со своими товарищами. Возвращались они очень удобно. Один паровоз назывался "Ленин", другой - "Маркс". На обоих были соответствующие стихи. Стихи, посвященные Ленину, кончались словами:

  

   ... пусть будет

   К коммуне радостен твой путь.

  

   А в то же время вернувшиеся из Харькова не в парадных поездах рассказывают настоящие ужасы. Происходит демобилизация. Поезда загружены страшно. Люди кидаются слепо в вагоны, на крыши, на буфера. На расстоянии четырех только станций перед Полтавой на буферах замерзли и свалились шесть человек!

   Такова "парадная сторона" и действительность!

   Мы уже получили печатный оттиск "объявления", которое было расклеено в Переяславе по поводу чудовищной провокации большевистских властей. Вот оно:

  

   Спекуляция продуктами, предметами первой необходимости и денежной валютой в Переяславе и уезде достигла невероятных размеров. Группы спекулянтов, объединившихся в организации, с помощью крупного капитала сосредоточили в своих руках все жизненные ресурсы и посредством подкупа, взяток и прочее творили свое контрреволюционное гнусное дело, строя свое благосостояние на несчастии трудящихся, подыманием цен на продукты и проч., понижением курса советского рубля, который одно время пал до 4-х копеек на "керенки", и фактически эти организации спекулянтов являлись хозяевами в Переяславском уезде.

   Переяславское Политбюро, получив из губернского центра задание быстро и с корнем вырвать это гнусное зло - спекуляцию и взяточничество с целью проникнуть внутрь этих организаций, чтобы поймать главных преступников, принуждено было брать от них взятки, которые вносились в кассу Губернской Чрезвычайной Комиссии, так, например: через семью мукомола Гитса за время с 29 ноября по 12 декабря было получено взяток 2.750.000 рублей, из них за освобождение Ольшаницкого 50.000 р., за освобождение организации кожевенников (sic) 800.000 р., - мясников 400.000 р., за освобождение бывшего завполитбюро Равича спекулянты обязались внести 1.000.000 р., но успели внести только 400.000 р., так как Равич был вновь арестован. Заключено условие с 2-мя мукомолами Волпянским и Финкельштейном о том, чтоб Политбюро, отбирая крупчатку, не доискивалось, на какой мельнице она мололась, за это эти два спекулянта платят Политбюро каждую неделю по 200.000 р. и крупчатки сколько нужно; от них было получено за три недели 600.000 р.; заключено условие с организацией "кожевенников": за то, чтобы их не преследовало Политбюро, они выплачивают ежемесячно по 1.000.000 р., внесено ими за первый полумесяц 500.000 р.

   Главари (не все) спекулянтов и взяточников (?) ныне арестованы и будут отправлены в Губчека.

   Доводя об этом до сведения населения уезда, Губернская Рабоче-крестьянская власть призывает все честное население уезда прийти на помощь местным административным органам по искоренению гнуснейшего зла спекуляции, взяточничества и других контрреволюционных явлений и восстановления истинной рабоче-крестьянской власти, и вместе с тем предупреждает всех врагов революции, спекулянтов, дающих и берущих взятки, саботажников и проч., что впредь с ними будут расправляться самым беспощадные образом по всем строгостям законов военно-революционного времени.

  

   И этот замечательный документ подписал между прочим Порайко, которого я считал неглупым и порядочным человеком. Документ представляется в губ[ернский] Ревтрибунал, и надо надеяться, что цифры будут проверены. Говорят, семья Шаровых уже арестована. Шаровы - это псевдоним на всякий случай. Настоящая их фамилия Донские. Отец содержал пивную. Сынки нашли выгодным отдать свои способности чрезвычайке. Когда отсюда собиралась в Переяслав ревизия, по вокзалу суетился и бегал брат Шарова, прося передать ему письмо или хоть предупредить устно, что едет ревизия. Он попал на коммуниста из порядочных, который в этой жульнически-братской услуге отказал, и теперь, говорят, готов показать об этом. Арестована будто вся семья.

  

   Сегодня приходила какая-то чекистка, будто бы для проверки мебели. Они хорошо знают, что у меня пока никаких реквизиций высшие власти не допускают. И все-таки под разными предлогами заходят и вынюхивают что-то. И сразу видно, что зашла неспроста. Глаза бегают, от всей фигуры несет сыском.

  

   В газетах (разумеется, коммунистических, других теперь нет) много пишут о прелестях электрификации. В "Известиях" сегодня напечатано о том, что через Полтаву проследовал аэропоезд. Части аэроплана (без крыльев) ставят на платформу и заставляют играть роль локомотива. Заметка так сбивчива и нетолкова, что трудно понять, в чем дело. Во всяком случае, речь идет о каком-то суррогате пара. По всякому поводу коммунистическая печать говорит о торжестве науки, о чудесах электрификации, об электрических плугах, а в это время действительность дает картины другого рода. Из Харькова уже приходят здоровые люди... пешком. С Киевом нет никаких сообщений. На днях выпустили из харьковских тюрем 17 украинцев. Не знаю, имеет ли это какую-нибудь связь с моим письмом по этому поводу к Раковскому или нет. Но некоторые из этих освобожденных (напр[имер] Щепотьев и ... {Пропуск у автора.}) пришли сюда... пешком! Теперь говорят уже, что устанавливается сообщение на перекладных! Дело, однако, в том, что человечество уже привыкло к более культурным способам передвижения и уже в то же время разучилось прежним менее культурным. Мы уже давно не умеем добывать огонь трением, не можем пользоваться скороходами для пересылки почты, а для "перекладных" у нас нет ни лошадей, ни ямщиков. За триста верст, отделяющих нас от Харькова, приходится платить подводчикам по 50-ти тысяч (и то не верится, - слишком дешево!).

   Итак, торжественные крики о том, что к услугам коммуны "последнее слово науки" (еще месяца 1 ¥ назад торжественно описывали в "Правде" отправление электрических прямых поездов на Кавказ!) и в то же время простое ж[елезно]-дор[ожное] сообщение замирает и положение создается хуже, чем до первых жел[езных] дорог на Руси. Аппарат перекладных исчез, а теперь исчезает и нехитрая железная дорога!

  

   Мне дали для прочтения листок, озаглавленный: "Кого треба выбирати до Рад" {Пометка на листе такая: Р.В.Ц. - т. 30.000. 11-я Радянська Друкарня, 311-12534". - Примеч. В. Г. Короленко.}. Наверху обычные возгласы: "Пролетарi всiх краОн еднайтеся" и "УкраОнська соцiялистична республика". В тексте указание на то, что "соцiалисти-револ. и меньшевики кажуть, що в селi вci однакови, вci живуть одними интересами и бажаннями; вci мовляв думають про то, як би краще впорати, засiяти, зiбрати хлiб - вci живуть своею працею".

   На деле это не так. Указав на расслоение деревни и на различие интересов, большевистские власти выделяют три слоя в деревне. Во 1-х, "куркуль", более состоятельная часть деревни, по-русски "кулак"; затем "середняк" и "незаможный", из которого теперь выделены "комнезаможи", - настоящие официальные властители деревни (весьма сомнительного состава, в котором большевики уже раз разочаровались и отменили было данные им привилегии).

   Все это более или менее верно. Затем указывается на то, что выбирать надо не куркуля, а "незаможного" и середняка. Но есть в том же плакате прямой призыв к грабежу. "Радянська влада невпiнно кличе бiдакiв и середнякiв, щоб вони объедновалися и разом шли на куркула, нишили его майно. забирали лiшки - словом, закликае их зробити в господарчему вiдношенню так, як велить Радянський закон, щоб не було в селi aнi богатих, aнi бiдних, але щоб були piвнi всi".

   Прямее призыва к грабежу, повторения "грабь награбленное" трудно себе представить. Середняк едва ли пойдет на это. Говорят приезжие из сел, что "середняк", измученный "разверстками и реквизициями", начинает решительно отшатываться от комнезаможа, в который, кроме честных бедняков, вошли все темные элементы деревни - к "куркулю", т.е. к более богатому слою деревни, среди которых он видит не только кулака, но и хозяйственного крестьянина, на котором еще держится деревенский труд. Середняк при всяких разверстках так же прячет хлеб, так же у него находят, так же карат[ельные] отряды грабят его, как и "куркуля", и хата середняка так же сгорает, когда выжигают целые села.

   С месяц назад приезжие из деревни рассказывали след[ующую] историю. В одном селе был зажиточный крестьянин, которого, конечно, "Радянська влада" причисляла к "куркулям". У него было пять сыновей, жили они на хуторе. После посещения бандитов во время, кажется, деникинцев, эта семья сделала из своего хутора неприступную крепость и при первом же нападении бандитов дала им такой отпор, что они зареклись впредь нападать на этот хутор. Но... пришли опять большевики, разоружили семью и отдали ее во власть прямых грабителей бандитов и "комнезаможей", среди которых было тоже немало уголовного элемента.

   Тогда, приведенные в отчаяние безвыходностию положения, и отец, и его пять сыновей бросили хозяйство и ушли в лес. Они стали бандитами, которых месть направлена против советской власти. Наверное, таких историй теперь не оберешься...

  

   В дополнение к предыдущему приказу Укроста сегодня сообщает следующую заметку: "На Полтавщине. Раскулачение (!) кулаков. В Волчковской вол[ости], Лубенского уезда, отобрано имущество у 15 кулаков. Сельскохозяйств[енный] инвентарь передан на прокатные пункты". "В Денисовке за невыполнение разверстки "раскулачен" один кулак: конфискованное имущество передано в распоряжение вол[остного] прод[овольственного] штаба. Хлеб доставлен на ссыпной пункт" ("Укроста", No 221).

   В параллель с этим рассказывают характерную историю из ... {Пропуск у автора.}. Один "комнезамож" свирепствовал над "куркулями". Бил по лицу найденной колбасой и т. д. Отобрал (по приказу) всю птицу (досталось при этом и середняку). Затем, когда слухи о хищениях этого комнезаможа достигли до Полтавы, была послана ревизия. При этом птицы совсем не оказалось. Куда девалась? Вся передохла от бескормицы. Когда дошла очередь до проверки хлеба, то оказалось, что и хлеба не хватает 200 пудов. Куда девался? Скормил птице.

   Вообще наглость этих комнезаможей не имеет ничего для сравнения. Уже раз были комбеды ("комитеты бедноты"). Их советской власти пришлось уничтожить, но только для того, чтобы ныне опять возобновить неудавшийся опыт. И опять среди робкого населения водворились чисто уголовные типы, называемые в народе "отчаянными", которые при поддержке "начальства" ("мы опираемся на комнезаможей", - говорят советские власти) делают в беззащитной деревне, что хотят. Вчера был у нас Николай из Хаток. Он говорит, что куркуля ограбили, а середняка донимают подводами, так что дышать нельзя.

   К этому присоединяется крайняя неумелость и бюрократическая самоуверенность. Теперь по деревням отбирают птиц и переправляют в Полтаву. Таким образом был набит птицей вагон и отправлен. В Полтаву птица пришла в запечатанном вагоне (чтоб не раскрыли). Ее набили так много и тесно вдобавок при теперешней аккуратности путей, птица голодная, в тесноте, стала дохнуть от голода и холода. Рассказывают настоящие курьезы... в результате довезли очень мало живой, но в конце концов и та разлетелась или окончательно передохла. "С деревни взяли, в город не привезли", - говорил рассказчик.

   И середняки, и куркули одинаково ненавидят сов[етскую] власть при виде этой бестолочи и грабительства. Николай говорит, что и большинство бедняков разделяет эти чувства.

  

   Есть и признаки некоторого отрезвления. Мне доставили следующий приказ Дзержинского (от 30 дек. 1920 г. No186).

   "Поступающие в В.Ч.К. (Всеросс[ийскую] Чрезвыч[айную] Ком[иссию]) устанавливают, что арестованные по политич[еским] делам члены разных антисов[етских] партий содержатся в весьма плохих условиях, отношение к ним администрации мест заключения некорректное и зачастую даже грубое.

   В.Ч.К. указывает, что означенные категории лиц должны рассматриваться не как наказуемые, а как временно, в интересах революции, изолируемые от общества, и условия их содержания не должны иметь карательного характера. - Дзержинский".

   То, что рассказал мне В.А.М. о харьковской тюрьме, ужасно, и едва ли тут помогут циркуляры.

  

   Несколько дней назад мне прислали сибирскую газету, издающуюся в Томске, "Знамя революции" (от 1 июля 1920, No133) с некрологом Григ. Ник. Потанина¹³. Умер он в самом конце июня. В некрологе говорится: "как обществ[енный] деятель, Потанин может лишь вызвать чувство отвращения, негодования рабочих и крестьян. Он явился орудием белогвардейской своры". "Он был орудием одурачения крестьянских и рабочих масс. Угар борьбы за автономную Сибирь очень быстро прошел, как только белогвардейская нагайка загуляла по спинам крестьян" и т. д. все в том одностороннем и грубом тоне. Но, переходя к ученой деятельности Потанина, газета все-таки отдает должное его ученым заслугам. Старик умер в возрасте 85 лет!

  

   Сегодня была у нас Роза Ал. Рабинович и рассказывала характерную историю. Она (наша большая приятельница) заведует бывшей "Каплей Молока". Это учреждение основано евреями для помощи бедным больным и слабым детям. Основано оно евреями, но давно помогает не одним евреям, но всем нуждающимся детишкам. Состав служащих подобрался превосходный: служат только делу и не раз уже сумели отстаивать учреждение от притязаний разных властей. Достаточно указать, что в нем сначала принимали близкое участие М. Л. Кривинская, моя Соня, Любочка Кривинская и др. лица, одинакового образа мыслей.

   Дня три-четыре назад туда явилась некая Зайцева, чекистка, причастная к переяславской провокации и даже недавно арестованная в связи с взятками и вымогательствами по этому делу. Арест длился недолго. Теперь она освобождена "на поруки" и уже опять "действует". Вот она-то и явилась с требованием - немедленно дать ей молока для ее ребенка. И именно немедленно, вне очереди, не считаясь ни с какими формальностями и сроками. На замечание, что для этого нужно разрешение доктора, и нужно об этом заявить накануне, - чекистка стала грозить Розе "подвалами". Это показывает, как эти "господа" привыкли обращаться со всеми не чекистами. На этот раз она встретила должный отпор и, к чести советских служащих, даже с их стороны.

   И это не единственный случай. Другой чекист явился в учреждение для детей и стал требовать молока для ... своей взрослой жены. Он был удивлен отказом и настаивал, тоже не без намеков на "подвалы".

  

   Вчера был у меня неприятный посетитель. Мне сказали, что меня спрашивает чекист. Я вышел и сразу почувствовал, что речь у меня стала хуже (это теперь у меня делается при всяком неприятном волнении). Оказался молодой человек (даже совсем молодой, типа кадета из корпуса, одетый хорошо, щеголевато, со шпорами, видимо придает много стараний наружности). Заявляет, что служит в чрезвычайке, но желал бы бросить эту службу, т. к. она для него невыносима. При разговоре даже усиливает то, что мне известно. По его словам, списки расстрелянных, что печатаются в "Известиях", составляют только часть действительно расстрелянных. Недавно расстреляно 23, кажется, человека. И главное - теперь расстреливают уже не только бандитов и грабителей, но и спекулянтов. Мне странно слышать это, как новость: еще во время приезда Луначарского я уже ходил к нему, чтобы предотвратить эти расстрелы (неудачно). Теперь молодой человек (почти юноша), как будто это кому-нибудь может........... {Фраза оборвана.}

   - Чем же я могу вам служить?

   Он слышал, что я человек отзывчивый, и пришел просить, чтобы я нашел ему другое место.

   - Вы понимаете, конечно, что ваша служба в Ч.К. не может служить вам особенной рекомендацией...

   Да, он понимает. Самому ему тяжело. Я не поверю, что ему приходится видеть, в чем участвовать.

   - Так в чем же дело? Кто же вас принуждает?..

   Он уже просился, но его не пускают.

   - Кто не пускает?

   Называет несколько фамилий из начальствующих. Просит позволения зайти ко мне еще. Я это отклоняю. Если узнаю что-ниб[удь] для него подходящее, - сообщу. Но когда он уходит, извинившись за беспокойство, - я жалею и об этом. Надо было просто сказать, что с такими вопросами каждый должен справляться сам и что я ему помочь не могу, пока он сам не скинет с себя ложного положения.

   Уходит, а у меня остается очень скверный осадок на душе. Что значит простой механизм речи! Затруднение влияет и на смысл того, что хочешь сказать. Он уходит со своей щеголеватостию, со своими шпорами, со своей военной выправкой, а у меня остается подозрение, что это чрезвычайка подослала ко мне своего агента.

   Он - в чрезвычайке следователь. Подобные попытки уже были