разными изображен³ями людей, животныхъ и растен³й, и съ надписями подъ каждымъ. Надписи эти прочитывалъ мнѣ кто-нибудь изъ грамотныхъ лакеевъ, но чаще - сестра Поликсена, которая была старѣе меня пятью годами, и обыкновенно вмѣстѣ со мною выходила изъ дѣтской. Помню, какъ она смѣялась, читая эти глупыя надписи; напримѣръ: представленъ бѣгущ³й человѣкъ; надпись: земля радуется мя носити; другой человѣкъ стоитъ у цвѣтка, чуть ли не больше его ростомъ, и нюхаетъ его, надпись - духъ его сладокъ. Вниман³е мое привлекала также и мебель, стоявшая въ гостиной, дубовая, на орлиныхъ съ яблоками лапахъ, обитая шерстяною желтою матер³ею, съ розанами и тюльпанами. Въ числѣ мебели этой были замѣчательны: большое кресло, въ которомъ свободно могли усѣсться два человѣка, и диванъ, на которомъ Пугачовъ, бѣжавш³й изъ Казани, и заходивш³й въ домъ нашъ, оставленный въ то время жильцами, сдѣлалъ довольно глубок³й шрамъ ударомъ сабли. Вечеромъ - съ нетерпѣн³емъ ждалъ я наступлен³я вечера - и послѣ чая, я спѣшилъ пр³ютиться въ моей доброй нянѣ, которая, сидя за чулкомъ, поближе въ теплой лежанкѣ, любила сказывать мнѣ сказки. У нея былъ большой запасъ ихъ, а когда истощался - она приглашала, вмѣсто себя, кого-нибудь изъ дворовыхъ женщинъ, не уступавшихъ ей въ поэз³и этого рода. Слушать ихъ было для меня истиннымъ наслажден³емъ, и чѣмъ сказка была длиннѣе, притомъ и чѣмъ ужаснѣе и печальнѣе, тѣмъ болѣе меня занимала. Въ этихъ бесѣдахъ, кромѣ сказокъ, наслушался я довольно разсказовъ о домовыхъ, чертяхъ, вѣдьмахъ, привидѣн³яхъ и разбойникахъ. Какъ ни страшно мнѣ иногда было, страшно до того, что я не смѣлъ оглянуться въ темный уголъ, прижимаясь къ нянѣ, но я всё слушалъ и ждалъ слѣдующаго вечера. Это имѣло, однакожъ, свои послѣдств³я: со мною сдѣлался родъ безсонницы. Когда всѣ проч³я дѣти и обѣ няни спали уже глубокимъ сномъ, я не могъ сомкнуть глазъ, думая о вѣдьмахъ, мертвецахъ и разбойникахъ. Тусклый свѣтъ лампады, подымавшейся на снуркѣ къ двумъ большимъ образамъ, повѣшеннымъ въ переднемъ углу подъ самымъ потолкомъ - такимъ, притомъ, мрачнымъ отъ многолѣтней копоти, что я и впослѣдств³и не могъ разглядѣть ихъ изображен³й - усугублялъ мою мечтательность. Зная уже изъ розсказней, мною слышанныхъ, что всякая нечистая сила дѣйствуеть только до перваго пѣн³я пѣтуховъ, нетерпѣливо ждалъ я этого отраднаго пѣн³я, а оно, по счаст³ю, таилось очень близко: этою куры наши жили въ огромныхъ заднихъ сѣняхъ, отдѣлявшихся отъ дѣтской только стѣною и дверью, наглухо законопаченною. Пѣтухи, вслѣдъ одинъ за другимъ, воспѣвали: я дышалъ свободнѣе и засыпалъ. Нерѣдко, однакожъ, просыпался я и среди ночи. Тогда, не страшась уже нечистой силы, думалъ только о разбойникахъ, и не безъ основан³я. Въ тѣ времена разбойники появлялись еще на Волгѣ въ своихъ косныхъ (ладьяхъ) лодкахъ, и приводили въ ужасъ береговыхъ жителей. Такъ, незадолго до прибыт³я нашего въ Тетюши, они ограбили и изрубили прикащика родственника нашего, генерала Ивашева, присланнаго изъ деревни за покупкою рыбы. При первомъ нападен³и, въ городѣ ударили въ набатъ, жители сбѣжались на гору, но не рѣшились спуститься внизъ - спасти несчастнаго. Разбойниковъ было двѣнадцать человѣкъ, зрителей, конечно безоружныхъ, можетъ быть - болѣе сотни! Въ этихъ непр³ятныхъ пробужден³яхъ меня успокоивало не пѣн³е уже пѣтуховъ, а свѣтъ огня, мелькнувш³й изъ-подъ дверей матушкиной спальни. Каждую ночь, въ часы заутрени, она вставала съ постели и, никого не безпокоя, зажигала по нѣскольку свѣчей предъ образами, покрывавшими почти всю переднюю стѣну, и долго молилась. Этотъ свѣтъ и тих³й шорохъ въ спальнѣ давали мнѣ знать, что не всѣ въ домѣ погружены въ сонъ, что моя главная защитница, моя нѣжная охранительница - бодрствуетъ. Да, могу ли забыть, какъ она, заботилась, какъ пеклась о насъ! Бывало, простудишься, немножко занеможешь - начнется хлопотня, ухаживанье, укутыванье. Въ особенности любилъ я, когда въ такихъ случаяхъ она укладывала меня на своей постели: когда мягкая атласная рука ея прикасалась къ головѣ моей или пульсу, когда она кормила меня компотомъ, или вареньемъ, показывая картинки, или как³я-нибудь занимательныя вещицы изъ своей шкатулки, разсказывала что-нибудь изъ жит³я св. угодниковъ, которыхъ ли виднѣлись на образахъ. Право, я иногда жалѣлъ о томъ, что скоро выздоравливалъ.
Такъ, или почти такъ, съ небольшими развѣ измѣнен³ями, проходили дѣтск³е мои годы въ нѣдрахъ семейства. Хотя грустное однообраз³е въ жизни нашей мало по малу, какъ увидимъ ниже, стало проясняться, но главное измѣнен³е относительно меня состояло въ томъ, что, съ наступлен³емъ слѣдующей весны, начали учить меня грамотѣ. Учителемъ избранъ былъ дьяконъ. Отслужили молебенъ, посадили меня за столъ, на которомъ лежали азбука и указка, а впереди поставлены были двѣ тарелки съ изюмомъ и черносливомъ, какъ награда, ожидавшая меня за успѣхъ перваго урока. Но, не смотря на эту сладкую приманку, урокъ, равно какъ и всѣ слѣдующ³е, показался мнѣ киселъ. Дьяконъ училъ меня по азбукѣ славянской, хотя въ ней было отдѣлен³е и русскихъ литеръ. Я никакъ не могъ понять, какимъ образомъ изъ азъ, буки, вѣди, глаголь и проч., составляющихъ сами по себѣ цѣлыя рѣчен³я, могли составляться еще склады въ двѣ литеры? Тщетно дьяконъ старался растолковать мнѣ странный механизмъ этихъ несносныхъ складовъ - я иногда заучивалъ ихъ, но все-таки не понималъ, отчего они выражали так³е-то и так³е-то звуки? Притомъ, часто я вовсе не слушалъ, что онъ говорилъ, и, посматривая чрезъ столъ въ растворенное окно на широк³й дворъ, гдѣ рѣзвились дворовые мальчики, думалъ только о томъ, какъ бы мнѣ самому побѣгать, или забраться въ маленьк³й нашъ садикъ, примыкаемый вплоть къ задней сторонѣ дома, гдѣ матушка любила сама сажать нѣкоторые цвѣты и огородныя растен³я, и гдѣ няня моя имѣла особую грядку для своихъ шафрановъ, ноготковъ, зари и луку. Сестра Поликсена и я были усердными ея помощниками. Впослѣдств³и, когда я подросъ побольше, мы съ сестрою завладѣли однимъ уголкомъ садика. Тамъ насадилъ я нѣсколько кустовъ душистаго божьяго дерева, принесенныхъ съ берега Волги и образовавшихъ родъ маленькой бесѣдки - наше убѣжище въ жарк³й полдень. Съ тѣхъ поръ возродилась во мнѣ, до сихъ поръ продолжающаяся, склонность къ садоводству.
Вообще, ученье мое шло плохо; миновало нѣсколько мѣсяцевъ, а я все сидѣлъ еще за складами. Между тѣмъ, дьяконъ занемогъ чахоткою и умеръ. Мѣсто его заступилъ бывш³й подкамердинеръ покойнаго отца моего, Илья Ивановичъ, а какъ я становился большимъ уже шалуномъ, и няня не всегда могла присмотрѣть за мною, то на него же была возложена и должность моего дядьки. Новый учитель, человѣкъ еще молодой, лѣтъ двадцати пяти, хотя самъ плохой грамотѣй, взялся, по настоян³ю, впрочемъ, старшей моей сестры, Татьяны, за другую методу - сталъ меня учить по русской азбукѣ. Дѣло пошло лучше; отчасти вѣроятно и потому, что я очень полюбилъ его. Мало по малу мнѣ самому захотѣлось умѣть читать, а особливо съ тѣхъ поръ, какъ, при наступлен³и долгихъ зимнихъ вечеровъ, сестра Татьяна учредила раза три въ недѣлю чтен³е вслухъ. Матушка и всѣ мы собирались въ гостиную, садились вокругъ стола: сестра читала - мы слушали. Большое впечатлѣн³е произвелъ на меня вышедш³й тогда романъ: Яшенька и Жеоржета. Помню форматъ книги, помню заглавную картинку, изображавшую двухъ дѣтей, робко стоящихъ передъ суровымъ солдатомъ, съ надписью внизу:
Невинны, право, мы, солдатъ,-
Не мы причиною, что дворъ огнемъ объятъ.
Я удвоилъ прилежан³е и, наконецъ, выучился понемногу читать. Тогда старшая сестра, во всемъ помогавшая матушкѣ, дала мнѣ, для дальнѣйшаго упражнен³я, Дѣтское чтен³е, изданное, какъ извѣстно, Карамзинымъ. Оно очень меня занимало. Въ памяти моей всего живѣе сохранились: описан³е, въ одной повѣсти, разрушен³я Лиссабона и четыре небольш³я статьи: весна, лѣто, осень, зима, исполненныя, сколько могу судить теперь, поэз³и, и, вѣроятно, переведенныя, или написанныя самимъ Карамзинымъ. Незадолго предъ тѣмъ пр³ѣхали въ нашу сторону изъ Петербурга два семейства гатчинскихъ офицеровъ, родственныхъ между собою, которымъ императоръ Павелъ пожаловалъ по сту душъ въ самомъ близкомъ отъ Тетюшъ разстоян³и, верстахъ въ семи. Они не замедлили съ ними познакомиться, а близость разстоян³я произвела то, что взаимныя посѣщен³я сдѣлались довольно частыми. Это пр³ятнымъ образомъ освѣжило однообраз³е нашей жизни. Молодыя супруги отставныхъ этихъ офицеровъ были очень хороши собою, что я тотчасъ замѣтилъ, и отличались отъ другихъ знакомыхъ дамъ, пр³ѣзжавшихъ къ намъ изъ деревень, манерами и туалетомъ. Мать одной изъ нихъ была препочтенная толстая барыня, для которой только-что были впору вышесказанныя огромныя кресла; отецъ, высок³й, худощавый старичекъ привлекалъ къ себѣ веселостью и остроум³емъ; меньшой братъ, молодой человѣкъ, но почти ид³отъ, былъ для сестеръ и братьевъ моихъ предметомъ постоянныхъ шутокъ, а во мнѣ, не знаю почему, возбуждалъ жалость, такъ-что я иногда горячо за него вступался. Впрочемъ, и послѣ, при другихъ подобныхъ случаяхъ, проявлялась во мнѣ подобная оппозиц³я. Я никогда не любилъ ни шутокъ, ни насмѣшекъ, какъ бы онѣ невинны ни были, надъ людьми, обиженными природою. Наконецъ, старш³й его братъ, пр³ѣзжавш³й въ отпускъ гусарск³й офицеръ, въ голубомъ ментикѣ, съ серебряннымъ шитьемъ и палевыхъ чекчирахъ (форма еще екатерининская), красавецъ собою,- но столько же хорошъ, какъ и простъ, необразованъ. Онъ влюбился въ сестру мою Татьяну, которой было уже 16 лѣтъ, но она тотчасъ, по первой же игрѣ въ фанты, замѣтивъ ограниченность ума его, дала ему почувствовать, что онъ ей не пара, и на сдѣланное предложен³е послѣдовалъ деликатный отказъ.
Не такое впечатлѣн³е произвела на нее любовь пров³антскаго офицера (пров³антская служба была тогда въ чести, нѣчто въ родѣ гвард³и), пр³ѣзжавшаго для закупки хлѣба на Тетюшской пристани. То былъ также красивый молодой человѣкъ, но образованный, начитанный, деликатный. Она сама почувствовала къ нему взаимную склонность; дѣло, однакожъ, не состоялось, потому-что матушка никакъ не рѣшалась видать дочь свою за человѣка неизвѣстнаго, котораго бѣдные родители, какъ самъ говорилъ онъ, жили въ маленькомъ своемъ имѣньицѣ, гдѣ-то въ Малоросс³и. Тщетно черезъ годъ возобновилъ онъ предложен³е свое письменно - отвѣтъ былъ тотъ же. Сестра покорилась волѣ матери и приговору родныхъ, но чувство, возбужденное въ ней этимъ молодымъ человѣкомъ, осталось навсегда затаеннымъ въ ея сердцѣ, и мало по малу совершенно разстроило ея здоровье. Она видимо увядала.
Около того же времени стали появляться въ домѣ нашемъ морск³е офицеры съ гаркоутовъ (мелкихъ военныхъ судовъ), назначенныхъ для преслѣдован³я волжскихъ разбойниковъ; но самою важною эпохою въ нашемъ житьѣ-бытьѣ было прибыт³е дяди Александра Васильевича изъ Петербурга. Онъ прожилъ тамъ два съ половиною года, тщетно добиваясь разрѣшен³я вновь поступить на службу, которую продолжалъ такъ счастливо, находясь прежде въ свитѣ князя Потемкина, потомъ командуя полкомъ, изъ которой выключенъ былъ императоромъ Павломъ; въ числѣ множества другихъ, за то, что опоздалъ воротиться изъ отпуска; отпускъ же взялъ онъ по случаю смерти матери своей и поѣздки въ Пермь, чтобы вывезти насъ оттуда. Ни старан³я Державина, ни участ³е наслѣдника престола, Александра Павловича, ничто не помогло. Съ глубокимъ огорчен³емъ дядя оставилъ Петербургъ, чтобы поселиться на родинѣ и заняться значительнымъ своимъ имѣн³емъ. Пр³ѣздъ его послѣдовалъ въ зимнюю ночь предъ утромъ. Весь домъ всполошился, всѣ поднялись на ноги, даже и мы, маленьк³е. До самаго почти обѣда выносили изъ повозокъ привезенныя имъ съ собою вещи, вынимали изъ ящиковъ, развертывали, разставляли по столамъ. То были: нѣсколько серебрянныхъ тройныхъ канделябровъ, такихъ же высокихъ подсвѣчниковъ, такихъ же вазъ для льду, больш³я шкатулки съ чайнымъ, столовымъ и бритвеннымъ приборами, телескопъ, барометръ, ружья, пистолеты, сѣдла, трубки, чубуки, складной столикъ и мног³я друг³я красивыя вещи. Новое серебро блестѣло, да и все было для меня новостью. Сверхъ того, каждому изъ насъ привезъ дядя по подарку; мнѣ, напримѣръ, книжку съ картинками и матовымъ стекломъ въ футлярѣ. По стеклу этому, наложивъ его на картинку, можно было обвести карандашемъ, слѣдовательно - пр³учаться рисовать.
Съ прибыт³емъ дяди, порядокъ жизни нашей измѣнился: мы стали позже вставать, потому-что онъ удерживалъ насъ долго за ужиномъ; позже обѣдать, потому-что онъ такъ привыкъ въ Петербургѣ. Самыя кушанья появились друг³я: онъ привезъ съ собою хорошаго повара, купленнаго имъ въ Москвѣ. Посѣщен³я деревенскихъ родныхъ и знакомыхъ сдѣлались чаще, число лакеевъ увеличилось; вообще, въ домѣ стало шумнѣе, церемоннѣе, но для меня не веселѣе. Замѣтивъ, что дядя строгъ и взыскателенъ, а матушка, безъ памяти его любившая, совершенно подчинилась его волѣ, я поприжалъ хвостъ. Однакожъ, мнѣ нравилось быть къ нему поближе, смотрѣть, какъ онъ брѣется, раскривъ свою богатую шкатулку, какъ куритъ большую пѣнковую трубку, наполняя комнату ароматомъ американскаго табаку, какъ стираетъ нюхательный табакъ въ пальмовой круглой кубышкѣ, и потомъ медленно накладываетъ его въ красивую золотую табакерву.
Между тѣмъ, подоспѣло открыт³е Казанской гимназ³и, преобразованной по повелѣн³ю императора Павла. Дядя посовѣтовалъ матушкѣ опредѣлить туда трехъ старшихъ моихъ братьевъ своекоштными, съ тѣмъ, чтобы они жили въ нашемъ городскомъ домѣ, подъ надзоромъ дядьки, избраннаго имъ изъ числа старыхъ служителей, когда-то бѣжавшаго, поступившаго въ солдаты и чрезъ нѣсколько лѣтъ возвратившагося, испытаннаго и все испытавшаго старика, а притомъ и самъ дядя, часто бывая по тяжебнымъ дѣламъ своимъ въ губернскомъ городѣ, надѣялся наблюдать за ними. Эта первая разлука съ братьями сильно подѣйствовала на сестеръ и на меня. Намъ стало грустно, скучно. За-то, съ какою радостью, по истечен³и нѣсколькихъ мѣсяцевъ, узнали мы, что они будутъ къ намъ на зимнюю вакац³ю. Я и сестра Поликсена не ложились спать всю ночь на Рождество Христово, чтобы первыми ихъ встрѣтить. И дождались: братья пр³ѣхали на разсвѣтѣ.
Года черезъ два, когда исполнилось мнѣ десять лѣтъ, выпалъ и мой жреб³й ѣхать въ Казань учиться. О! какъ тяжелъ показался мнѣ этотъ семейный приговоръ! Заботливый дядя пр³искалъ въ Казани учителя, умнаго и добраго человѣка, который, въ родѣ гувернёра, жилъ бы съ нами и въ особенности занимался бы мною, для приготовлен³я меня въ гимназ³ю. Братья мои не имѣли надобности въ подобномъ приготовлен³и, потому-что еще въ Перми порядочно кое-чему научились: сестра Taтьяна, во многомъ рано успѣвшая, постоянно руководствовала учебными ихъ занят³ями. Дядя привезъ Егора Максимовича (пр³исканнаго имъ учителя) въ Тетюши, чтобы отрекомендовать его матушкѣ и вмѣстѣ со мною отвезти обратно. Не могу выразить, что я чувствовалъ, когда приблизился роковой день отъѣзда, 4-го августа. Положено было выѣхать послѣ завтрака, но дядя, по извѣстной необыкновенной медлительности своей на сборы, о чемъ ниже сказано будетъ болѣе, оттянулъ время, сначала до обѣда, потомъ до чаю. Впродолжен³е этого томительнаго дня, не разъ уходилъ я во внутренн³я комнаты, чтобы поплакать съ сестрами и нянями. Дормезъ подали въ глубок³я уже сумерки. Дядя и учитель заняли два главныя мѣста; меня посадили на скамеечку, спиной къ кучеру. Дорога, по выѣздѣ изъ города, круто заворачивалась вправо, огибая тотъ глубок³й оврагъ, въ который я имѣлъ дерзость спускаться; и я опять увидалъ домъ нашъ, и сердце заныло пуще прежняго. На бѣду, дядя забылъ какую-то нужную вещь, приказалъ остановиться, отстегнуть подручную и ѣхать лакею за этою вещью, самъ же съ учителемъ, вышедъ изъ кареты, сталъ взадъ и впередъ расхаживать по лугу. Пока лакей ѣздилъ, а они ходили, я не спускалъ глазъ съ нашего дома, очутившагося прямо предо мною, и отдѣленнаго отъ дороги однимъ только оврагомъ. Въ окнахъ мелькали уже огоньки, я слѣдилъ за ихъ движен³емъ и, отирая горьк³я слезы, думалъ: "Въ которой-то комнатѣ теперь матушка? что-то дѣлаютъ сестры, няни? Вѣрно, тоже все еще плачутъ, какъ я? Ахъ, лучше бы ужъ скорѣе уѣхать, чтобы не видать мнѣ этого дома, этихъ огоньковъ!"
Въѣздъ въ Казань поразилъ меня: до сихъ поръ видѣлъ я одно только каменное здан³е - тетюшскую церковь; тутъ вдругъ представились мнѣ цѣлые ряды каменныхъ домовъ, множество церквей, стѣны и башни древней крѣпости, о которой тутъ же далъ мнѣ понят³е дядя. День былъ праздничный, ясный; по улицамъ встрѣчалось много народу, каретъ и дрожекъ; все имѣло, по крайней мѣрѣ для меня, веселый, оживленный видъ. Когда же мы вошли въ домъ нашъ, стоявш³й на одной изъ лучшихъ улицъ,- онъ показался мнѣ какими-то царскими палатами, о которыхъ я наслушался въ сказкахъ. Потолки комнатъ были вдвое выше потолковъ комнатъ тетюшскаго дома; окна вдвое больше; самая бѣлизна штукатурныхъ стѣнъ, сравнительно съ мелкою пестротою тетюшскихъ обоевъ, придавала имъ что-то величавое, какой-то просторъ.
Новость предметовъ и всѣхъ дѣйствовавшихъ на меня впечатлѣн³й, до врожденному моему любопытству, мало по малу заглушили во мнѣ тоску разлуки съ семействомъ; притомъ же я соединялся съ братьями, которые встрѣтили меня такъ радушно. Въ тотъ же день кровать моя заняла четвертое, вакантное мѣсто въ ихъ комнатѣ.
Егоръ Максимовичъ принялся за меня усердно и методически, такъ-что черезъ годъ я началъ уже ѣздить въ гимназ³ю. Тамъ, переходя изъ класса въ классъ, обратилъ на себя вниман³е начальства постояннымъ прилежан³емъ, отличился же въ особенности: въ словесности, истор³и и географ³и. Еще въ нижнемъ массѣ, сидя подлѣ С. Т. Аксакова, я посвятилъ ему первые мои стихи: Зима; онъ былъ старѣе меня, и года за три прежде поступилъ въ гимназ³ю, но, часто и надолго увозимый матерью въ деревню, подвигался не быстро. Учитель высшаго класса словесности былъ въ мое время Николай Михайловичъ Ибрагимовъ. Онъ имѣлъ необыкновенную способность заставить полюбить себя и свои лекц³и, санъ писалъ, особливо стихами, прекрасно, и обладая тонкимъ вкусомъ, такъ умѣлъ показывать намъ погрѣшности въ нашихъ сочинен³яхъ, что смышленый ученикъ не дѣлалъ уже въ другой разъ ошибки, имъ замѣченной, а иногда слегка и осмѣянной. Я былъ чуть ли не лучшимъ ученикомъ въ его классѣ, и послѣ сдѣлался его другомъ. Почитаю себя многимъ ему обязаннымъ.
Четыре года провелъ я въ обществѣ братьевъ моихъ, въ казанскомъ нашемъ домѣ, то-есть, до тѣхъ поръ, когда они (о чемъ будетъ сказано въ слѣдующей главѣ) поступили на службу, а я - въ университетъ.
Нѣжнѣе всѣхъ ихъ былъ во мнѣ старш³й братъ, Николай, юноша кротк³й, не по годамъ благочестивый, знавш³й наизусть большую часть церковной службы, и чуждый всѣхъ шалостей, свойственныхъ его возрасту. Онъ любилъ читать, разсказывать про батюшку; я любилъ его слушать. Зато, второй братъ, Иванъ, добрѣйшаго сердца, ловк³й и сильный, предавался всякого рода ребяческимъ забавамъ и затѣямъ. Побѣгать, побороться, показать свою силу, рубить топоромъ, строгать, клеить ящички, отливать изъ свинца маленьк³я пушечки, стрѣлять изъ нихъ, лазить на голубятню (заведенную моимъ дядькою),- все это было его дѣломъ; кромѣ того, въ немъ обнаружился талантъ къ поэз³и, и онъ писалъ очень порядочные, судя по лѣтамъ, стихи. Къ нему привязался я болѣе: любилъ находиться при его шалостяхъ, работахъ, услаждать слухъ мой гармон³ею его стиховъ, всегда правильныхъ по механизму, бѣгать съ нимъ на голубятню. Отъ этого вѣроятно и во мнѣ пробудилась склонность къ стихомаранью, а голубятникомъ сдѣлался я страшнымъ. Охота эта была тогда въ большомъ разгарѣ: ею занимались купцы, дворяне и приближенные въ нимъ служители. Въ самомъ дѣлѣ, есть, бывало, чѣмъ полюбоваться, когда стая пестрыхъ и бѣлыхъ голубей, поднявшись съ крыши и дѣлая правильные круги по воздуху, подымается все выше и выше, въ пространство голубого неба, когда отдѣливш³еся изъ среды ея, такъ-называемые турманы, быстро перекидываясь черезъ голову, или опускаясь винтомъ, кажется, готовы удариться о крышу, и вдругъ взлетаютъ опять къ верху на соединен³е съ прочими. Стая эта, сверкающая на солнцѣ, при каждомъ поворотѣ, бѣлизною крыльевъ и грудокъ голубей, такъ глубоко иногда уходитъ въ небо, что надобно смотрѣть въ тазъ съ водою, чтобы видѣть, гдѣ она находится: иначе закружилась бы поднятая голова и не достало бы утомленнаго зрѣн³я. Трет³й братъ, Александръ, болѣе степенный, отличавш³йся необыкновенною красотою, мечтательностью и мнительностью, хорошо рисовалъ и также занимался литературою, преимущественно въ прозѣ. Я почти не отходилъ отъ него, когда, въ свободное утро праздничнаго дня, онъ садился за какой-нибудь рисунокъ. А когда, будучи уже студентомъ, началъ онъ вмѣстѣ съ Аксаковымъ собирать бабочекъ, я присоединился въ нему и чуть ли не сильнѣе, чѣмъ онъ, прилѣпился въ этому занят³ю: наяву и во снѣ мнѣ мерещились бабочки. Да признаться, я ловлю ихъ теперь, здѣсь, въ Пятигорскѣ, что пр³ятно развлекаетъ меня и переноситъ въ золотые дни дѣтства. Такимъ образомъ, отъ каждаго изъ моихъ братьевъ я невольно что-нибудь заимствовалъ. Не отъ этого ли, впослѣдств³и оказалось во мнѣ болѣе разнообраз³я во вкусахъ и склонностяхъ, чѣмъ въ другихъ членахъ нашего семейства?
Въ концѣ этого же четырехлѣт³я, именно въ 1806 году, матушка оставила Тетюши и переѣхала на житье въ лаишевскую нашу деревню, въ село Емельяново, гдѣ, въ кругу семейства, каждый годъ, до отъѣзда въ Петербургъ, проводилъ я по нѣскольку недѣль пр³ятнѣйшаго времени въ моей жизни.
Вступлен³е мое въ университетъ. - Вступлен³е въ службу. - П. Ѳ. Желтухинъ.- А. И. Тургеневъ. - А. А. Витовтовъ. - А. И. Красовск³й. - И. И. Ястребцовъ.
Наступила вторая съ французами война; Наполеонъ, восторжествовавш³й въ минувшемъ году въ борьбѣ съ Австр³ею, устремился съ побѣдоносною арм³ею на Прусс³ю. Императоръ Александръ Павловичъ двинулъ войска свои на помощь союзнику, но прежде чѣмъ они могли соединиться съ прусскою арм³ею - она была разбита и почти все королевство завоевано. Надлежало усилить вооружен³е. По гласу монарха, въ течен³е двухъ мѣсяцевъ, стало въ ряды милиц³и, предводимой бывшими уже на покоѣ воинами временъ Екатерины, шесть сотъ тысячъ ратниковъ. Въ то же время приглашены были вступить въ военную службу взрослые воспитанники университетовъ, даже казенные студенты, не смотря на то, что они назначались для службы ученой. Юный казанск³й университетъ, въ которомъ не было тогда и сорока студентовъ, опустѣлъ совершенно: едва ли осталось въ немъ человѣкъ десять. Старш³е братья мои послѣдовали примѣру прочихъ: двое изъ нихъ отправились въ Петербургъ, для вступлен³я по рекомендац³и казанскаго коменданта, генералъ-ма³ора Есипова, въ уланск³й полкъ великаго князя Константина Павловича; а трет³й, самый старш³й, по слабости здоровья, избралъ гражданскую службу. Я былъ тогда уже студентомъ, но моложе всѣхъ товарищей моихъ лѣтами. Надобно объяснить, что при открыт³и университета первый наборъ студентовъ былъ въ февралѣ 1805 года, второй, весьма небольшой - въ половинѣ того же года, трет³й - въ концѣ слѣдующаго, довольно значительный по числу, но преждевременный по степени пр³уготовительныхъ знан³й, вынужденный близкимъ выходомъ старшихъ студентовъ въ военную службу. Я принадлежалъ къ этому послѣднему на бору и стоялъ по списку первымъ, потому-что считался тогда первымъ ученикомъ гимназ³и. Но каково жъ было мое огорчен³е, когда Илья Ѳедоровичъ Яковкинъ, профессоръ, управлявш³й университетомъ въ качествѣ ректора, при собран³и всѣхъ воспитанниковъ гимназ³и и университета, выкликая по списку назначенныхъ въ студенты, и не произнося моего имени, объявилъ наконецъ, что министръ просвѣщен³я, усмотрѣвъ, что мнѣ не болѣе 15-ти лѣтъ, исключилъ меня! Я залился горькими слезами отъ такой обиды; всѣ старш³е студенты выразили тутъ же свое сожалѣн³е; дядя мой Александръ Васильевичъ Страховъ, заступавш³й въ семействѣ нашемъ мѣсто отца, поѣхалъ на другой день къ Яковкину съ просьбою - возобновить обо мнѣ представлен³е. Добросердечный Яковкинъ, водивш³й притомъ съ семействомъ нашимъ хлѣбъ-соль, рѣшился вторично обо мнѣ представить, и чрезъ шесть недѣль я былъ утвержденъ студентомъ. Очень теперь сожалѣю, что тогдашн³я слезы мои возбудили такое участ³е: было бы гораздо лучше, еслибъ я года еще на два остался въ гимназ³и, чтобы поболѣе приготовиться къ слушан³ю университетскихъ лекц³й.
Когда въ семейномъ совѣтѣ рѣшено было, что братья мои должны оставить университетъ для вступлен³я въ службу, тогда рѣшена была и моя участь. Съ этому времени поспѣвалъ у дяди нашего въ деревнѣ домъ; сверхъ того, онъ замышлялъ тамъ друг³я немаловажныя постройки, а потому не предполагалъ болѣе жить въ Казани; матушка тоже рѣдко пр³ѣзжала въ городъ; слѣдственно, мы съ меньшимъ братомъ оставались бы тутъ одни. Поэтому разсудили, принявъ совѣтъ Яковкина, предложить мнѣ поступить изъ своекоштныхъ студентовъ въ казенные, а съ тѣмъ вмѣстѣ посвятить себя ученой службѣ, такъ какъ я, по отзыву Ильи Ѳедоровича, и въ гимназ³и хорошо учился и въ настоящее время оказывалъ большую любовь къ наукамъ. Будучи дѣйствительно очень любознателенъ, а притомъ польщенный лестнымъ обо мнѣ мнѣн³емъ главнаго начальника, я охотно согласился избрать ученую дорогу; меньшого же брата Яковкинъ взялъ въ себѣ на пенс³онъ.
Счастливое было это время пребыван³я моего въ университетѣ. Занят³я науками, особливо истор³ею и словесностью, и дружба, самая нѣжная, самая возвышенная услаждали юные дни мои. Оставш³еся отъ перваго набора старш³е студенты: А. М. Княжевичъ, Д. М. Перевощиковъ, В. И. Тиньянской, А. В. Кайсаровъ, оказывали мнѣ внимательное покровительство и почтили пр³язнью; а ближайш³е по времени вступлен³я въ университетъ товарищи мои: Д. П. Самсоновъ, П. Трофимовъ, И. М. Поповъ, Н. М. Алехинъ, Б. П. Манассеинъ, С. Н. Гроздовск³й, H. Л. Филиповск³й - были моими друзьями, болѣе или менѣе милыми. Въ свободное время отъ классовъ и забавъ, посвящали мы, особливо съ двумя первыми, сужден³ямъ о предметахъ высокихъ, или изящныхъ: подвиги героевъ, черты самоотвержен³я, торжество добродѣтели, творен³я великихъ писателей и поэтовъ,- вотъ, что составляло преимущественно предметъ нашихъ разговоровъ, нашихъ помышлен³й, наполняло сердца наши и души; мы были самыми благородными, самыми честными молодыми людьми, и въ добавокъ - жарк³е патр³оты, готовые положить жизнь на алтарь отечества. Но васъ уже нѣтъ, милые товарищи моей юности; почти всѣ вы слишкомъ рано сошли въ могилу; если жъ бы прекрасная жизнь ваша продолжалась доселѣ - вы много принесли бы пользы обществу и стяжали бы справедливое его уважен³е. Не могу также безъ особеннаго удовольств³я вспомнить о нашихъ экскурс³яхъ за растен³ями, бабочками, букашками. Въ праздничное утро, въ маѣ или ³юнѣ мѣсяцѣ, вставъ еще до восхода солнечнаго, отправлялись мы подъ предводительствомъ Васил³я Ильича Тимьянскаго, посвятившаго себя натуральной истор³и, верстъ за шесть, за семь отъ города. Утренн³й вѣтерокъ прохладно дулъ намъ въ лицо, румяня еще неопушенныя наши щеки; роса, блиставшая на поверхности густой сочной травы, смачивала насъ иногда до колѣнъ, но мы не обращали на это вниман³я, ни на крутизну горъ, ни на паден³е съ нихъ при какомъ-нибудь спускѣ, ни на нашу усталость: прелесть утра, красота мѣстности, успѣхъ добычи заставляли забывать все. Какое-нибудь еще незнакомое намъ растен³е, какая-нибудь рѣдкая, красивая бабочка, узорочный жучекъ, приводили насъ въ восторгъ. Такъ, однажды, въ рощѣ Кизическаго монастыря удалось мнѣ найти прекрасный цвѣтокъ, котораго и профессоръ Фуксъ не полагалъ свойственнымъ казанскому климату. То былъ особаго рода венеринъ-башмачокъ, бѣлаго цвѣта съ ярко-малиновыми крапинами. Съ восхищен³емъ представилъ я его профессору, который самъ очень тому обрадовался, записавъ въ своемъ гербар³умѣ мѣсто и день находки и мое имя. Часовъ въ восемь заходили мы обыкновенно въ какую-нибудь подгородную деревню завтракать молокомъ, иногда съ ягодами (о, какъ это было вкусно), и, не торопясь, возвращались въ университетъ къ 12 часамъ, т. е. къ нашему обѣду - добрые, довольные, счастливые. Когда-жъ приближалась осень и наступали тих³я лунныя ночи августа, мы любили послѣ ужина собираться на большомъ университетскомъ крыльцѣ, обращенномъ во дворъ, и усѣвшись на ступенькахъ, пѣть подъ кларнетъ Гроздовскаго русск³я пѣсни. Мы пѣли ихъ съ чувствомъ, съ увлечен³емъ, и стройные голоса наши разносились по обширному двору. Живш³й въ университетскомъ домѣ, Яковкинъ не только не запрещалъ намъ этого удовольств³я, но растворялъ у себя окна, чтобы слушать насъ съ своимъ семействомъ.
Семейство Яковкина! Да! оно мнѣ очень памятно. Украшен³емъ его были двѣ милыя дѣвицы, 15 и 16 лѣтъ. Старшая произвела на меня сильное впечатлѣн³е и сама почувствовала ко мнѣ взаимное влечен³е. Ее нисколько нельзя было назвать красавицею, но голубые глаза ея, необыкновенная бѣлизна, почти безъ румянца, стройный станъ, руки удивительно красивой формы, мягк³й, сладк³й голосъ, простота обращен³я, заключали въ себѣ столько идеальнаго, романтическаго, что я, будучи старѣе ея однимъ только годомъ, полюбилъ ее всѣми силами юной души моей, полюбилъ такъ, какъ можетъ полюбить только молодой человѣкъ въ полномъ развит³и возраста. Чтен³е тогдашнихъ чувствительныхъ романовъ Лафонтена, Жанлиса, Котенъ, безъ сомнѣн³я много содѣйствовали преждевременному пробужден³ю во мнѣ такого глубокаго чувства, въ высшей степени платоническаго. Оно вспыхнуло вдругъ, вслѣдств³е искренняго участ³я дѣвицы этой, равно какъ и родителей ея въ тогдашней печали семейства нашего, по случаю кончины старшей сестры моей, Татьяны Ивановны, соединявшей въ себѣ съ красотою всѣ совершенства ума и сердца. Тяжкая эта потеря еще болѣе сблизила насъ съ Яковкиными и была причиною, что я сталъ чаще посѣщать домъ ихъ, чаще видѣть милую дочь ихъ, которая тоже не скрывала радости этихъ свидан³й. Съ какимъ, бывало, нетерпѣн³емъ жду я воскресенья, думая о немъ цѣлую недѣлю, чтобы отправиться обѣдать къ Яковкинымъ. Забыты были и греки и римляне; ученье пошло хуже. Напитанный предъ тѣмъ древнею истор³ею, я начиналъ было походить на спартанца: не хотѣлъ учиться танцовать, но она пожелала - и я черезъ мѣсяцъ танцовалъ уже съ ней экосезъ, матредуръ, нѣмецкую кадриль. Если почиталъ я счаст³емъ видѣть ее, говорить, танцовать съ нею, то какое жъ чувствовалъ наслажден³е, когда она позволяла мнѣ лишн³й разъ поцѣловать бѣлую прекрасную свою ручку. Ахъ! признаться ли? Я находилъ почти такое же наслажден³е поцѣловать украдкою снятую ею перчатку, ея косынку, конецъ ленты, стягивавш³й стройный станъ ея. Не одинъ разъ впослѣдств³и возникала въ сердцѣ моемъ любовь къ другимъ женщинамъ, но никогда не равнялась съ чувствомъ этой первой святой любви. Долго, долго я не могъ истребить ее изъ моего сердца. Тогдашнее блаженное состоян³е мое скоро сдѣлалось вмѣстѣ съ тѣмъ и горькимъ. Мысль, что мнѣ, семнадцатилѣтнему студенту, нельзя же еще жениться, и что предметъ моей любви - того и гляди - выйдетъ за кого-нибудь за-мужъ (она и дѣйствительно вышла потомъ за человѣка весьма достойнаго), угнетала меня, лишала спокойств³я, лишала сна. Нерѣдко, посреди самихъ танцевъ, навертывались у меня на глазахъ слезы, когда я видѣлъ, какъ она кружилась въ вальсѣ, или неслась въ экосезѣ, съ кавалеромъ, старѣе меня лѣтами, а особливо съ тѣмъ, за кого, какъ сказано, вышла впослѣдств³и за-мужъ, и котораго я же ввелъ въ домъ ихъ. Я удалялся изъ танцовальной залы, уходилъ въ какую-нибудь дальнюю, мало освѣщенную комнату, и тамъ, сидя въ темномъ уголку, тихонько плакалъ. Примѣтя мое отсутств³е, она спѣшила отыскать меня, отирала платкомъ своимъ слезы, но онѣ отъ этого только что усиливались. "Братецъ, милый братецъ - говорила она симпатичнымъ своимъ голосомъ - что это? отчего эти слезы? перестаньте, пойдемте танцовать!" Наименован³е "братца" она дала мнѣ при самомъ началѣ нашего сближен³я, очевидно, для прикрыт³я своей ко мнѣ нѣжности, продолжала же, и притомъ чаще и чаще, какъ надобно полагать, для тонкаго вразумлен³я, что между нами, судя по обстоятельствамъ, по моимъ лѣтамъ, не можетъ, не должно существовать другихъ отношен³й, кромѣ подобныхъ родственныхъ. Дѣлаю это заключен³е потому, что хотя она была моложе меня, но, какъ женщина, была смѣтливѣе, умнѣе семнадцатилѣтняго юноши, скорѣе опомнилась, скорѣе увидѣла, что между нами лежитъ цѣлая бездна, и что безумная страсть моя можетъ наконецъ надѣлать ей непр³ятностей. Такъ и случилось, какъ увидимъ ниже. Года чрезъ полтора была она помолвлена. Предоставляю всякому вообразить, каково было положен³е мое при этой вѣсти? Надобно идти поздравлять; но у меня недоставало на это силы: я сказался больнымъ и отправился въ нашу университетскую больницу, находившуюся въ томъ же домѣ. Незадолго предъ тѣмъ пр³ѣхалъ въ Казань одинъ веселый и, какъ говорится, разбитной господинъ, искавш³й мѣста адъюнкта. Смѣтивъ, что старикъ Яковкинъ любитъ погулять, онъ вздумалъ дать ему вечерн³й праздникъ, на его же, Яковкина, загородной дачѣ, съ иллюминац³ей, съ фейерверкомъ, какъ водится, и зная, что я коротокъ въ домѣ, а притомъ хорошо принятъ въ лучшемъ казанскомъ обществѣ (мнѣ уже былъ тогда девятнадцатый годъ, я уже слылъ свѣтскимъ молодымъ человѣкомъ), пр³ѣхалъ звать меня. Сначала я отговаривался нездоровьемъ, хотя, по невозможности долѣе двухъ недѣль притворяться больнымь, считался уже на выпускѣ, но узнавъ изъ разговора, что женихъ боленъ и не будетъ на праздникѣ, согласился, Пр³ѣхавъ попозже и выпивъ при входѣ въ садъ, для храбрости, стаканъ пуншу, я отправился искать невѣсту. Сдѣлавъ шаговъ сто, вижу, что она ходитъ съ сестрою по дальней пустой аллеѣ. Слава Богу! Онѣ однѣ: иду къ нимъ на встрѣчу, кажется, смѣло, но едва сошлись - прильпне языкъ къ гортани; кое-какъ, несвязно, дрожащимъ голосомъ что-то я пролепеталъ ей. Смущен³е охватило насъ обоихъ, но она скорѣе изъ него вышла и старалась принять опять тонъ родственнаго со мною обращен³я; перенесла разговоръ на сестеръ моихъ, на свою въ нимъ дружбу, просила имъ кланяться, такъ-какъ дня чрезъ три я долженъ былъ ѣхать на вакац³ю въ деревню. Недовольный собою, я отошелъ отъ нея - выпилъ, съ отчаян³я, еще два стакана пуншу; но не почувствовалъ опьянен³я, а только сталъ развязнѣе и пошелъ поцѣловать руку матери, которой амфитр³онъ предоставилъ роль хозяйки. Эта женщина умная, любезная, красивая и еще молодая, имѣвшая не болѣе 35 лѣтъ, давно уже, съ самаго начала, примѣтила страсть мою къ ея дочери и нисколько не мѣшала развиваться взаимнымъ нашимъ чувствамъ, постоянно меня ласкала, отличая отъ другихъ молодыхъ людей, посѣщавшихъ домъ ихъ. Казалось, она втайнѣ желала дождаться времени, когда я, повозмужавъ, женился бы на ея дочери. Даже и теперь замѣтно было въ ней сожалѣн³е, что подвернувш³йся женихъ - не я, а другой. Когда я, поздравилъ ее не безъ замѣшательства, сѣлъ подлѣ, она, постигая внутреннее состоян³е души моей, осыпала меня ласками. Тронутый такимъ нѣжнымъ вниман³емъ къ настоящему моему положен³ю, я расчувствовался, безпрестанно цѣловалъ ея руки и наконецъ склонилъ ей на грудь отуманенную мою голову, стараясь скрыть мои слезы, но она ихъ примѣтила, и оросила собственными слезами мои щеки. Ни я, ни она,- мы ничего яснаго не сказали другъ другу, но, кажется, очень понимали другъ друга. Для вѣрности картины надобно добавить, что это происходило при слабомъ освѣщен³и гаснувшихъ уже плошекъ. Праздникъ продолжался до разсвѣта. Въ течен³е ночи, проведенной въ саду, у самаго берега Казанки, комары такъ искусали мнѣ ноги - а я былъ по тогдашней модѣ въ башмачкахъ, въ черныхъ шелковыхъ чулкахъ - что не осталось ни одного живого мѣстечка; но я, разгоряченный любовью и пуншемъ, этого не чувствовалъ и примѣтилъ только раздѣваясь. Въ четыре часа утра всѣ разомъ двинулись въ обратный путь. Поощренный ласками и участ³емъ матери, я оставилъ мои дрожки и вскочилъ на запятки коляски, въ которой ѣхала она съ дочерьми, чтобы еще хотя нѣсколько минутъ, безъ помѣхи, свободно полюбоваться на милое, обожаемое мною существо, отъ меня ускользавшее. Когда жъ вереница экипажей въѣзжала въ городъ, кто-то изъ родственниковъ закричалъ: "къ жениху! надобно невѣстѣ навѣстить больного, сдѣлать ему пр³ятный сюрпризъ!" Предложен³е было принято, и одинъ изъ свиты посказалъ предупредить счастливца о неожиданномъ и, по правдѣ сказать, весьма несвоевременномъ посѣщен³и. Благоразум³е требовало сойти съ коляски, сѣсть на дрожки и уѣхать домой, но, странное дѣло! - мнѣ захотѣлось горестнаго удовольств³я - видѣть сцену свидан³я жениха съ невѣстою. Я послѣдовалъ за семействомъ Яковкина даже до гостиной, но почувствовавъ, что меня бьетъ лихорадка, и что едва могу держаться на ногахъ, сталъ, прислонясь спиною къ печи. Женихъ вышелъ въ халатѣ, они обнялись. Въ ту же минуту выбѣжалъ я изъ комнаты, на дрожки и - домой. Этотъ неизвинительный, можно сказать, безумный мой поступокъ, не могъ быть не замѣченъ счастливымъ моимъ соперникомъ, о чемъ онъ въ свое время и припомнилъ.
Къ великому для меня счаст³ю свадьба совершилась въ мое отсутств³е; я загостился тогда у дяди, и очень былъ ему благодаренъ, что онъ, по всегдашнему своему обыкновен³ю, со дня на день меня удерживалъ. Каково было бы мое положен³е, еслибъ въ эти роковые для меня дни находился я въ Казани? По близкимъ дружескимъ отношен³ямъ семейства нашего съ Яковкиными, по личной моей, всѣмъ извѣстной, короткости въ ихъ домѣ, нельзя бы мнѣ было не принять участ³я во всѣхъ событ³яхъ брачнаго торжества. Но какую-жъ бы я представлялъ тутъ роль, и могъ ли бы ее выдержать? Чрезъ три мѣсяца возвратился я въ городъ. Кажется, довольно времени для возможнаго успокоен³я бунтующей страсти, для обсужден³я, для приготовлен³я, какъ держать себя, но нѣтъ! при одной мысли, что мнѣ прежде всего надобно вынести тяжкое испытан³е - поздравить новобрачныхъ - захватывало дыхан³е. Впрочемъ, думалъ я, лишь бы мнѣ перейти этотъ Рубиконъ, а тамъ я постараюсь превозмочь себя, найдусь, какъ себя поставить, особливо при помощи разсѣян³я, при пособ³и наступающихъ городскихъ увеселен³й, которымъ вполнѣ предамся, и тѣмъ свободнѣе, что я уже кандидатъ 12-го класса {Еще въ бытность мою у дяди получилъ я извѣст³е о производствѣ моемъ въ кандидаты. Тогда они считались въ 12 классѣ; впослѣдств³и, зван³ю сему предоставленъ былъ 10-й классъ.}, что могу располагать образомъ моей жизни. Но какъ я ни гадалъ, ни думалъ, какъ, повидимому, ни хорошо избралъ, для совершен³я этого тяжкаго подвига, сумерки ноябрьскаго дня, когда молодые были у родителей, мужество мое въ рѣшительную минуту исчезло. Прохожу первыя двѣ комнаты - новобрачныхъ нѣтъ; останавливаюсь на нѣсколько минутъ съ матерью; вхожу въ третью - они стоятъ одни, положа другъ другу на плечи руки, стало быть, въ самомъ нѣжномъ взаимномъ созерцан³и. Я растерялся, замѣшательство сдѣлалось общимъ. Какими словами всѣ трое обмѣнивались мы въ эту минуту - совершенно не помню; помню только, что онъ мое, а я его смущен³е очень примѣтили, и старались всячески отъ него освободиться. Когда-жъ, обращаясь въ молодой, я сказалъ, что имѣю съ ней отъ сестры моей письмо и посылочку, которыхъ однакожъ теперь со мною нѣтъ, она просила меня привезти ихъ къ ней на домъ, примолвивъ, чтобы я не забывалъ старыхъ друзей, посреди разсѣянности большого свѣта, что уже слышно о многихъ, готовящихся въ городѣ балахъ, что я вѣроятно буду въ нихъ участвовать, и проч. Спасибо ей: разговоръ получилъ другое, болѣе свободное направлен³е, для всѣхъ насъ облегчительное. Признаться, мнѣ искренно желалось, для обоюднаго спокойств³я, вовсе не бывать у нихъ и, сколько можно, встрѣчаться рѣже; но какъ это сдѣлать при отношен³яхъ, существовавшихъ между нашими семействами, и той пр³язни, въ которой находился я съ моимъ соперникомъ? Если-жъ со времена помолвки мы съ нимъ не видались, то это только вслѣдств³е мнимой моей, потомъ настоящей его болѣзни, а наконецъ, по причинѣ продолжительнаго отсутств³я моего изъ города; размолвки же никакой между нами не было; слѣдственно, прилич³е требовало совершенно противнаго моему желан³ю и поставляло меня въ настоящ³е тиски. Дня черезъ два я къ нимъ поѣхалъ; засталъ дома одну молодую хозяйку, вручилъ ей письмо и посылочку сестры моей, и во все время бесѣды нашей держалъ себя какъ нельзя лучше; она - также. Ни однимъ словомъ, ни съ той, ни съ другой стороны, не было сдѣлано ни малѣйшаго намека на прошедшее, какъ будто его не бывало: мы говорили о вещахъ обыкновенныхъ. Вдругъ входитъ супругъ - и на лицѣ его сверкнуло неудовольств³е, какъ онъ ни старался это скрыть. Вскорѣ послѣ того я опять заѣзжалъ къ нимъ: мнѣ хотѣлось себя испытывать, привыкать постепенно къ роли, въ которой такъ хорошо началъ я дебютировать - и опять мужа не было дома. Въ праздникъ Рождества, возвращаясь отъ старика Яковкина, котораго пр³ѣзжалъ поздравить, встрѣчаюсь съ нею на лѣстницѣ. Странно было бы не остановиться и не перекинуть другъ другу нѣсколько простыхъ, привѣтственныхъ словъ. Глядь, съ низу подымается супругъ ея, дѣлавш³й визиты особо, и здоровается со мною очень сухо. Что это значитъ, думалъ я? Неужели ревность? Такъ и вышло. Наканунѣ Крещенья получаю отъ Яковкиной ласковую записку, съ просьбою заѣхать въ такомъ-то часу. Заѣзжаю, она принимаетъ меня наединѣ, расплаканная; объявляетъ, что между молодыми супругами произошелъ раздоръ, что дочь ея трет³й день живетъ уже не дома, а у нея, что можно опасаться совершеннаго разрыва - и все отъ ревности ко мнѣ; что она меня не обвиняетъ, а относитъ это къ подозрительному характеру зятя, который, въ оправдан³е свое, указываетъ на прошлогоднее ночное посѣщен³е мое при возвращен³и съ дачи, на крайнее замѣшательство мое при поздравлен³и молодыхъ, на визиты мои въ его отсутств³е, на встрѣчу мою съ его женою на лѣстницѣ, встрѣчу, по его мнѣн³ю, условленную. Далѣе говорила, что если какъ-нибудь удастся примирить ихъ прежде огласки, то она убѣдительно проситъ меня болѣе къ нимъ не ѣздить. Съ признательностью выслушавъ такое откровенное объяснен³е, притомъ будучи чистъ въ моей совѣсти, и самъ искренно желая удален³я, я обѣщалъ исполнить, и въ точности исполнилъ ея желан³е. Супруги, благодаря Бога, чрезъ нѣсколько дней помирились и жили потомъ счастливо.
Эта первая любовь, столь сильно охватившая юное мое сердце, много повредила моимъ занят³ямъ науками, но зато развила, увеличила склонность мою къ поэз³и и сочувств³е къ природѣ. Въ самое это время началъ я писать идилл³и, и въ одной изъ нихъ "Дафнисъ и Милонъ" изобразилъ тогдашнее мое положен³е.
Вотъ, еще одно изъ сладостнѣйшихъ воспоминан³й объ университетской жизни. Это - время вакац³й. Съ какою, бывало, радостью передъ Рождествомъ, на страстной недѣлѣ, или послѣ лѣтнихъ экзаменовъ, спѣшилъ я, вмѣстѣ съ меньшимъ братомъ, въ деревню, гдѣ уже съ часу на часъ ожидали насъ нѣжнѣйшая мать, милыя сестры, добрый старш³й братъ, почтенная старушка тетушка, любившая меня, какъ говорится, безъ памяти. Все въ домѣ принимало веселый, праздничный видъ; на всѣхъ лицахъ было удовольств³е; няни наши, особливо одна (дай ей Богъ царство небесное), почтеннѣйшая, привязанная къ намъ старушка, какихъ, кажется, теперь не бываетъ, мой дядька, слуги и горничныя - всѣ хватали наши руки, съ выражен³емъ самой теплой преданности. Время проходило непримѣтно въ семейныхъ бесѣдахъ, въ какихъ нибудь пр³ятныхъ занят³яхъ и забавахъ. Зимою, по вечерамъ, всего чаще чтен³е вслухъ, днемъ въ ясную погоду - катанье въ саняхъ, съ лихими пристяжными, которое обыкновенно устраивалъ старш³й братъ нашъ, большой любитель лошадей; лѣтомъ - верховая ѣзда, охота съ ружьемъ, всегда удовлетворительная, по множеству всякаго рода дичи, прогулки всею семьею въ полѣ, по берегу рѣчки, извивавшейся самымъ прихотливымъ образомъ, или въ лѣсъ за ягодами, окружавш³й деревню со всѣхъ сторонъ и рисовавш³йся на горизонтѣ въ различныхъ живописныхъ очертан³яхъ, всего съ полверсты отъ дома. И что это былъ за лѣсъ! Его наполняли не сосна, не береза, не ольха, а огромные дубы, вязъ, кленъ, липа, сплошной орешниуъ и малинникъ. О, какъ я любилъ иногда забраться въ самую глушь его - побесѣдовать съ самимъ собою, прислушаться къ щебетан³ю птицъ, или къ отдаленной пѣсни дровосѣка. Тамъ находилъ я отживш³я вѣкъ свой, поврежденныя вѣтромъ, так³я деревья, что съ трудомъ могъ перелѣзать чрезъ нихъ. Еще съ большимъ удивлен³емъ останавливался я надъ пнями, имѣвшими, почти невѣроятно - около сажени въ поперечникѣ. Дубъ, стоявш³й когда-то на этомъ поднож³и, конечно, засталъ еще болгарское въ странахъ сихъ владычество и видѣлъ Батыево на